Аргайл кивнул.
— Что ж, я рад, что вы воспринимаете все именно так и чувствуете себя нормально. Просто пришел проверить.
— Ценю вашу заботу. Приходите еще, выпьем уже как следует.
Аргайл обдумал предложение.
— Спасибо, может, и загляну. Но думаю, мне придется вернуться в Рим, хотя бы на несколько дней. Складывается впечатление, что если я останусь здесь надолго, то меня непременно переедет машина.
— Мы, калифорнийцы, самые аккуратные автомобилисты в мире.
— Скажите это водителю того полосатого красного грузовика, который едва не вышиб мне коленные чашечки.
Морзби изобразил сочувствие.
— Нет, конечно, я сам во всем виноват, — добавил Аргайл, желая быть до конца честным. — По крайней мере, частично.
— Никогда так не говорите, — посоветовал Морзби. — Никогда не признавайте свою вину. Только в этом случае того водителя можно будет привлечь к суду. Если, конечно, найдете его.
— Но я не собираюсь привлекать его к суду.
— В таком случае он может привлечь вас, если отыщет.
— За что?
— За моральный ущерб, вызванный тем, что вы едва не повредили крыло его автомобиля. К таким делам наши суды относятся вполне серьезно.
Убежденный, что это была всего лишь шутка, Аргайл удалился, предварительно спросив, как ему лучше добраться до отеля. Чувство ориентации у него было развито столь скверно, что без указателей и беспрестанных расспросов на каждом повороте он мог бы с тем же успехом добраться до Скалистых гор. Направо, еще раз направо, а потом, возле бара, налево, сказал ему Морзби. А затем все время прямо. Да, там подают еду. Есть Аргайлу не хотелось, однако показалось, что бар — самое подходящее место, где можно остановиться и передохнуть, заодно узнать, как ехать дальше, и промочить горло виски.
Он так и сделал. Съел совершенно чудовищный вегетарианский гамбургер, выпил чашку кофе — такого слабого, что жидкость просвечивала насквозь. И двинулся дальше, чтобы бесславно завершить столь удачно начавшийся день в больничной палате со сломанной ногой.
Произошло все очень просто. Аргайл благополучно доехал до отеля, не сделав ни одного неверного поворота, принял душ, затем вышел, вновь сел в машину и отправился по скоростной автомагистрали с целью посетить миссис Морзби и выразить ей свои соболезнования. Никаких огрехов и проблем. За исключением одной: ему вовсе не следовало выезжать на эту автостраду, надо было держаться узенькой улочки с односторонним движением, которая и привела бы к цели. И тогда — о чудо из чудес! — Аргайл нашел бы нужный ему дом почти безо всяких мучений. Все время прямо, от первого светофора направо, и дальше тоже прямо, до конца, затем остается лишь медленно и плавно притормозить, и вот мы на месте, и ничего не случилось.
На самом деле очень даже случилось. Его огромный «кадиллак» величественно плыл среди красных хвостовых огней, неуклюже уворачиваясь от автомобилей, автобусов и грузовиков, которые так и налезали со всех сторон. Прижатый к обочине, он картинно двигался еще некоторое время со скоростью двадцать пять миль в чае, затем вдруг его по непонятной причине резко занесло в сторону. Но он продолжал ехать до тех пор, пока не врезался в огромную зеркальную витрину магазина модной одежды, о котором упоминал Морелли, нанеся изрядный ущерб находившемуся там товару.
К счастью, это оказался очень дорогой магазин, предназначенный для самых богатых людей. К моменту происшествия в нем не было покупателей, как, впрочем, и на протяжении всего Дня. Бизнес шел из рук вон плохо, поэтому одна из продавщиц сочла, что без ущерба для него может выйти и перекурить. Правила запрещали курить в магазине, это не одобрялось ни владельцем, ни немногочисленными покупателями.
И хорошо, что вышла, потому как, вернувшись, она нашла торговый зал уже далеко не в том безупречном состоянии, в каком его оставила. Аргайл до отказа вдавил тормозную педаль, но это не произвело ни малейшего впечатления на проклятый механизм. Долгое пребывание в Италии не прошло для Аргайла даром: на глазах немногочисленных зевак он картинным жестом ухватился за голову, выражая крайнюю степень отчаяния при виде такой абсурдности и несправедливости жизни.
Аргайл так и застыл в этой позе на переднем сиденье; к счастью, капот машины был невероятно длинный, и до каменной кладки в центре зала, в которую она врезалась носом, оставалось еще несколько ярдов. При ударе Аргайла бросило вперед, при этом левая нога по-прежнему упиралась в педаль тормоза, на нее пришелся весь вес, и она, разумеется, не выдержала. Большая часть тела водителя ударилась о рулевое колесо, ведь руки у него были заняты, иначе бы не вышло скорбного жеста, а разлетевшиеся в разные стороны осколки ветрового стекла довершили картину разрушения.
«Черт, — успел подумать Аргайл, теряя сознание. — Никогда больше не буду насмехаться над Флавией за рулем».
ГЛАВА 6
— Что ж, я рад, что вы воспринимаете все именно так и чувствуете себя нормально. Просто пришел проверить.
— Ценю вашу заботу. Приходите еще, выпьем уже как следует.
Аргайл обдумал предложение.
— Спасибо, может, и загляну. Но думаю, мне придется вернуться в Рим, хотя бы на несколько дней. Складывается впечатление, что если я останусь здесь надолго, то меня непременно переедет машина.
— Мы, калифорнийцы, самые аккуратные автомобилисты в мире.
— Скажите это водителю того полосатого красного грузовика, который едва не вышиб мне коленные чашечки.
Морзби изобразил сочувствие.
— Нет, конечно, я сам во всем виноват, — добавил Аргайл, желая быть до конца честным. — По крайней мере, частично.
— Никогда так не говорите, — посоветовал Морзби. — Никогда не признавайте свою вину. Только в этом случае того водителя можно будет привлечь к суду. Если, конечно, найдете его.
— Но я не собираюсь привлекать его к суду.
— В таком случае он может привлечь вас, если отыщет.
— За что?
— За моральный ущерб, вызванный тем, что вы едва не повредили крыло его автомобиля. К таким делам наши суды относятся вполне серьезно.
Убежденный, что это была всего лишь шутка, Аргайл удалился, предварительно спросив, как ему лучше добраться до отеля. Чувство ориентации у него было развито столь скверно, что без указателей и беспрестанных расспросов на каждом повороте он мог бы с тем же успехом добраться до Скалистых гор. Направо, еще раз направо, а потом, возле бара, налево, сказал ему Морзби. А затем все время прямо. Да, там подают еду. Есть Аргайлу не хотелось, однако показалось, что бар — самое подходящее место, где можно остановиться и передохнуть, заодно узнать, как ехать дальше, и промочить горло виски.
Он так и сделал. Съел совершенно чудовищный вегетарианский гамбургер, выпил чашку кофе — такого слабого, что жидкость просвечивала насквозь. И двинулся дальше, чтобы бесславно завершить столь удачно начавшийся день в больничной палате со сломанной ногой.
Произошло все очень просто. Аргайл благополучно доехал до отеля, не сделав ни одного неверного поворота, принял душ, затем вышел, вновь сел в машину и отправился по скоростной автомагистрали с целью посетить миссис Морзби и выразить ей свои соболезнования. Никаких огрехов и проблем. За исключением одной: ему вовсе не следовало выезжать на эту автостраду, надо было держаться узенькой улочки с односторонним движением, которая и привела бы к цели. И тогда — о чудо из чудес! — Аргайл нашел бы нужный ему дом почти безо всяких мучений. Все время прямо, от первого светофора направо, и дальше тоже прямо, до конца, затем остается лишь медленно и плавно притормозить, и вот мы на месте, и ничего не случилось.
На самом деле очень даже случилось. Его огромный «кадиллак» величественно плыл среди красных хвостовых огней, неуклюже уворачиваясь от автомобилей, автобусов и грузовиков, которые так и налезали со всех сторон. Прижатый к обочине, он картинно двигался еще некоторое время со скоростью двадцать пять миль в чае, затем вдруг его по непонятной причине резко занесло в сторону. Но он продолжал ехать до тех пор, пока не врезался в огромную зеркальную витрину магазина модной одежды, о котором упоминал Морелли, нанеся изрядный ущерб находившемуся там товару.
К счастью, это оказался очень дорогой магазин, предназначенный для самых богатых людей. К моменту происшествия в нем не было покупателей, как, впрочем, и на протяжении всего Дня. Бизнес шел из рук вон плохо, поэтому одна из продавщиц сочла, что без ущерба для него может выйти и перекурить. Правила запрещали курить в магазине, это не одобрялось ни владельцем, ни немногочисленными покупателями.
И хорошо, что вышла, потому как, вернувшись, она нашла торговый зал уже далеко не в том безупречном состоянии, в каком его оставила. Аргайл до отказа вдавил тормозную педаль, но это не произвело ни малейшего впечатления на проклятый механизм. Долгое пребывание в Италии не прошло для Аргайла даром: на глазах немногочисленных зевак он картинным жестом ухватился за голову, выражая крайнюю степень отчаяния при виде такой абсурдности и несправедливости жизни.
Аргайл так и застыл в этой позе на переднем сиденье; к счастью, капот машины был невероятно длинный, и до каменной кладки в центре зала, в которую она врезалась носом, оставалось еще несколько ярдов. При ударе Аргайла бросило вперед, при этом левая нога по-прежнему упиралась в педаль тормоза, на нее пришелся весь вес, и она, разумеется, не выдержала. Большая часть тела водителя ударилась о рулевое колесо, ведь руки у него были заняты, иначе бы не вышло скорбного жеста, а разлетевшиеся в разные стороны осколки ветрового стекла довершили картину разрушения.
«Черт, — успел подумать Аргайл, теряя сознание. — Никогда больше не буду насмехаться над Флавией за рулем».
ГЛАВА 6
Флавия пришла на работу в десять утра, чувствуя себя не самым лучшим образом. Весь вечер она гонялась за призраком — так и не прилетевшим в Рим торговцем предметами искусства, а остаток ночи провела в постели за тревожными размышлениями о состоянии здоровья Аргайла. Дорогостоящий телефонный звонок в больницу не прояснил ситуации: на том конце линии твердо и недвусмысленно дали понять, что переговорить с пациентом ей не позволят. Его самочувствие приличное, насколько это возможно в данной ситуации, к тому же он крепко спит. Да и потом: кто она вообще такая?
Друг, ответила Флавия. Если в состоянии больного наступят перемены, просьба немедленно перезвонить. В ответ ей заявили, что им не разрешено делать международные звонки. Тогда позвоните детективу Морелли. На это они согласились.
Привычка привела Флавию на работу. Привычка, а также осознание того, что больше особенно нечем заняться. И едва успела она появиться, как ее тут же вызвали к Боттандо.
— Господи, ты выглядишь просто ужасно! — воскликнул он, когда она вошла. — Можно подумать, что ночью ты не сомкнула глаз.
Флавия пыталась подавить зевок, но не удалось, и тогда она сделала все от нее зависящее, чтобы сфокусировать взор на шефе.
— Вы, наверное, хотите узнать о ди Соузе, — сказала Флавия. — Так вот, в самолете его не было.
— Знаю, — кивнул Боттандо. — Еще раз говорил с этим Морелли, довольно долго. Он выслал запрос, на сей раз — официальный, чтобы помочь нам.
— Но если этого преступника здесь нет, то не понимаю, чем мы сумеем ему помочь.
— Речь идет о бюсте. Возможно, его вывезли контрабандой. Выкрали из ящика, который находился рядом с телом убитого. Вероятно, здесь существует какая-то связь. И они хотят это выяснить. Я тоже не против. А поскольку ты уже сунулась в это дело, думаю, тебе и продолжать. Если ты, разумеется, в силах.
Флавия собралась возразить, что уже убила на это уйму времени, и все впустую, но завуалированный намек Боттандо на женскую слабость заставил ее изменить решение. Естественно, она была в силах. Просто немного не выспалась, а так все нормально.
Боттандо, конечно, это понимал, ведь он проработал с ней уже несколько лет и был уверен, что последний комментарий перевесит чашу весов. Впрочем, генерал придерживался мнения, что дело может подождать до техпор, пока американцы не найдут украденную вещь, а тогда уже будет видно, стоит ли предпринимать усилия до ее возвращения.
Однако международное сотрудничество всегда добавляло престижа, и Боттандо радовал тот факт, что привлекли именно его управление, а не карабинеров. Будет чем похвастаться в годовом отчете, к тому же его владения были более скромными, нежели у карабинеров, и воротить нос от дел, требующих специальной подготовки и высокой квалификации, сколь безнадежными они ни казались, ему не пристало.
Но главным аргументом послужило упоминание Морелли о том, что именно Аргайл посоветовал американской полиции обратиться к ним. А потому Боттандо считал себя должником Аргайла. Если ввести в дело Флавию, это позволит с лихвой и быстро расплатиться с ним. Судя потому, что сообщил Морелли, у англичанина сломана нога, к тому же ему грозит иск на колоссальную сумму за нанесение ущерба магазину, полному всякого изысканного французского белья и прочих дорогостоящих штучек, да, и не забыть оплату за лечение. Этому несчастному необходима помощь.
— Ладно, — сказала Флавия и снова зевнула, с трудом преодолевая нежелание делать что-либо для Аргайла, хотя и жалела его всей душой. — Чем мне заняться?
— Первое, — начат Боттандо, загибая пухлые короткие пальцы, — пойди на улицу и купи себе несколько чашек самого крепкого кофе, какого только можно найти. Второе: выпей его. Третье: раздобудь газету — «Геральд трибюн» будет в самый раз — и посмотри, что там пишут про это дело. Может, и найдешь что-нибудь о бюсте. Ну и неплохо было бы повидаться с парнем, который купил бюст. Его фамилия Лангтон. Живет в Риме, сегодня как раз прилетает.
— Он купил у Аргайла Тициана, — рассеянно заметила Флавия.
— Гм… Так вот, повидайся с ним и выясни, где он раздобыл бюст Бернини, сколько за него отдал, каким образом вывез из страны и в чем был интерес ди Соузы. Неплохо было бы раскопать досье на ди Соузу. Оно непременно должно где-то быть. Нет, мне действительно давно пора привести в порядок все наши файлы. Ступай и потолкуй с его дружками, обыщи квартиру. В общем, все как обычно.
— Ну а потом?
— А потом, — сказал Боттандо и слегка улыбнулся при виде того, как оживилась его подчиненная. «Я ее зацепил, — подумал он. — Первый этап завершен». — Можешь зайти куда-нибудь пообедать.
Нет, естественно, времени на все это ушло значительно больше; пить кофе и читать газеты в спешке просто противопоказано. Через пару часов Флавия уже знала все, что пишут лживые газеты об этом деле, выпила минимум литр кофе и решила пойти пообедать, чтобы хорошенько поразмыслить над прочитанным.
Она чувствовала себя значительно лучше. Дело заинтриговало ее, будоражило фантазию, Флавия даже несколько смягчилась к Аргайлу, учитывая то, что с ним стряслось. Нет, конечно, он полный идиот, но главную опасность представляет для себя, а не для других.
Что же касалось самого дела, то пока она не находила внятного объяснения произошедшему. Впрочем, неудивительно — если бы оно было простым, лос-анджелесская полиция давно бы раскрыла преступление и без её помощи. Похоже, ди Соуза и Морзби действительно зашли в кабинет последнего, чтобы обсудить вопросы, связанные с бюстом. Очевидно, это было очень важно, поскольку не того ранга человек был Морзби, чтобы бросать гостей в разгаре вечеринки и уединяться с простым торговцем предметами искусства.
Наверное, чтобы облегчить переговоры, они сначала решили взглянуть на предмет этих переговоров. Заглянуть в ящик, где хранился бюст. Затем Морзби вызвал своего адвоката или помощника, и вскоре был застрелен, а ди Соуза удрал.
Все это свидетельствовало о том, что бюст играл в событиях далеко не последнюю роль.
В офисе Флавии удалось разыскать досье на Гектора ди Соузу — по некой неясной причине файл был обозначен буквой «Г» — и она внимательно его прочитала. Да, та еще штучка, этот Гектор, подумала Флавия. Несмотря на скудость материалов, — их управление существовало всего несколько лет, и материалы по более ранним делам приходилось вымаливать, одалживать или попросту красть из архивов карабинеров, — было совершенно ясно, что ди Соуза принадлежал к разряду дельцов, которые не гнушаются при всяком удобном случае надуть богатенького клиента. Он занимался своим бизнесом с 1948 года, когда обосновался в Риме после войны. В ту пору многие люди соблазнялись этим бизнесом, что и понятно: десятки тысяч произведений искусства гуляли по континенту. Их владельцы были или мертвы, или без вести пропали, или же просто разорились. И можно было сколотить капитал, если знать, как правильно действовать и обходить острые углы.
Ди Соуза был настоящим мастером по последней части. Впрочем, по некой непонятной причине он ни разу не подвергался преследованию закона, хотя и успел немало наварить с продажи разных сомнительных образчиков, а также на скороспелых подделках, которые впаривал ничего не подозревающим клиентам по фантастически высоким ценам. Мелькнула в досье и фамилия одного скульптора из Губбио, который время от времени работал на ди Соузу. Это было много лет назад, но старые привычки, как известно…
Флавия сделала пометку в блокноте. Жаль, что информация столь скудна. Нет, конечно, если вы вскрыли ящик и обнаружили, что заплатили четыре миллиона долларов за подделку, у вас есть все основания для недовольства. Вы обязательно потребовали бы свои деньги назад.
Джеймс Лангтон, агент, работавший на Морзби в Риме, последние несколько лет регулярно делал набеги на галереи и частные собрания, чтобы пополнить музей миллиардера. Начать лучше всего с него. Флавия взглянула на часы и, решив, что к этому времени Лангтон должен быть уже дома, взяла записную книжку, нашла адрес и вызвала такси.
Однако добраться до Лангтона оказалось непроста: па приезде он отправился прямиком в постель и явно не хотел теперь из нее выбираться. Флавия долго жала на звонок, и наконец Лангтон появился: сердитый, неприветливый и полуодетый. Но это его проблемы, а Флавии надо делать свою работу. Она подавила его волю к сопротивлению, показав множество официальных бумаг, и он согласился одеться и принять ее. Флавии даже стало жаль этого человека, и она предложила ему выпить чашечку кофе. Впрочем, вскоре свежий воздух несколько оживил его.
— Ужасно, просто ужасно, — бормотал Лангтон, вышагивая рядом с Флавией через площадь к весьма сомнительному на вид маленькому бару. — Я знал старину Морзби много лет. Только вообразите, умереть такой ужасной смертью! Вы, случайно, не слышали, новости есть? Удалось им арестовать этого ди Соузу?
Флавия ответила, что нет, и поинтересовалась, почему Лангтон считает, будто испанца непременно надо арестовать. Просто никто другой не мог этого сделать, объяснил Лангтон, прервал беседу и заказал кофе. Только декофеинизированный, добавил он. От кофеина у него начинается бешеное сердцебиение.
— Но это вроде бы не входит в сферу вашей деятельности, — заметил Лангтон. — Мне казалось, вы занимаетесь розыском украденных вещей, или я не прав?
— Правы. И украденная вещь имеется. Это ваш Бернини, — ответила Флавия. — Безотносительно к убийству у нас есть все основания полагать, что он был контрабандным способом вывезен из страны. И если это действительно так, то мы намерены вернуть бюст. Уверена, вам прекрасно известны законы, связанные с вывозом предметов искусства за рубеж.
— Так что вы хотите знать?
— Прежде всего, если не возражаете, все рутинные детали и подробности. Я зачитаю, остановите меня, если заметите ошибку. Итак, Джеймс Роберт Лангтон, гражданин Великобритании, родился в тысяча девятьсот сорок первом году, окончил Лондонский университет, работал дилером, затем в тысяча девятьсот семьдесят втором году был нанят мистером Морзби. Все правильно?
Он кивнул.
— Куратор коллекции Морзби в Лос-Анджелесе, три года назад стал главным его закупщиком в Риме.
Лангтон снова кивнул.
— Несколько недель назад вы приобрели бюст, по вашим словам, работы Бернини…
— Так и есть.
— По вашим словам, скульптурный портрет папы Пия V.
— Все верно.
— Где вы его взяли? Как он выглядел?
— Превосходно, — ответил Лангтон. — И его подлинность не вызывает сомнений. В отличном состоянии. Если желаете, могу показать составленное мной письменное подтверждение. Оценку.
— Спасибо, не прочь ознакомиться. Но как бюст попал к вам?
— Ну, видите ли, — замялся он, — это сложно объяснить.
— Почему?
Лангтон выдержал паузу, затем подпустил в голос загадочности и многозначительности, словно давая понять, что не жаждет делиться профессиональной тайной,
— Это конфиденциальная информация, — наконец ответил он.
Флавия терпеливо ждала, когда Лангтон продолжит,
— Владельцы настаивали на неразглашении. Семейные дела, я так понимаю.
Флавия уверила его, что хотя обычно очень деликатно относится к семейным проблемам, но ей все же хотелось бы знать происхождение бюста. А уж сохранность информации в тайне она гарантирует. Однако убедить Лангтона не удалось. Пришлось сказать, что если он хочет продолжить карьеру в Италии, придется каждые несколько месяцев продлять вид на жительство, Затем Флавия мило улыбнулась и дала понять, что вполне в силах повлиять на Министерство иностранных дел. Но и это не произвело особого впечатления. Лангтон заявил, что ждет не дождется возможности уехать из этой страны и планирует и дальше жить в Америке. Так что угроза депортации не прошла. Тогда Флавия решила попробовать другой подход, более радикальный.
— Послушайте, мистер Лангтон, — произнесла она сладчайшим из своих голосков, — вы, как и я, прекрасно понимаете, что некий неизвестный продавец — самый дешевый и бородатый на свете трюк для прикрытия краденого или контрабанды. Так что если вы не хотите, чтобы мы выследили происхождение этой штуковины вплоть до мраморной пыли под ногтями Бернини, лучше объясните прямо сейчас, откуда эта скульптура. В противном случае мы будем преследовать вас до тех пор, пока не вернем ее.
Но и это не сработало, как ни странно. Что еще Флавия могла сделать? Лангтон лишь улыбался, глядя на нее, и покачивал головой. Похоже, чем больше она давила, тем спокойнее и увереннее становился этот мистер Лангтон.
— Не могу помешать вам и дальше проводить свое расследование, — небрежно заметил он. — В одном я абсолютно уверен: вы не найдете ничего такого, что можно было бы инкриминировать мне. Я приобрел эту вещь честным путем, музей расплатился со мной сразу после прибытия ее в Америку. Что же касается контрабанды, тут вы правы: она имела место. И нет ничего постыдного или страшного, если я признаюсь в этом. Ди Соуза вывез ее из страны, и она принадлежала прежним владельцам вплоть до поступления в музей. И несут за это ответственность ди Соуза и владельцы, но никак не я. А потому не собираюсь сообщать вам, кто они такие. Да и потом, если уж быть до конца честным, вы все равно ничего не можете поделать.
Эта тирада просто взбесила Флавию, ведь Лангтон был в целом прав. Самое большее, что она могла сделать, это оштрафовать владельца за незаконный вывоз, если, конечно, удастся установить, кто он такой. Ну и ди Соузу — за пособничество, если он объявится. За бюст не платили до тех пор, пока он не прибыл в Америку, до прибытия он оставался собственностью владельца. Музей тоже не давал оснований для судебного преследования. Оставалось лишь надеяться, что они так и не заполучат его.
— Но вы хотя бы можете подтвердить, что перевозил его именно ди Соуза?
Лангтон ответил, что с радостью подтвердит.
— Впрочем, он понятия не имел, что находится в ящике. И вы не должны винить его. Контракт есть контракт. Кроме того, вы же не верите, что ди Соуза был чист, как стеклышко, или я ошибаюсь?
Флавия раздраженно забарабанила пальцами по столу и решила попытаться последний раз.
— Послушайте, — сказала она, — вы прекрасно понимаете, что у нас нет никакого интереса преследовать вас, ту семью, вообще кого бы то ни было. Нам нужно просто вернуть бюст. Но что еще более важно, мы хотим помочь лос-анджелесской полиции найти убийцу Морзби. Ведь он, в конце концов, был вашим работодателем. И его смерть имеет самое непосредственное отношение к бюсту, это очевидно. Так почему бы не объяснить, откуда он у вас?
Лангтон покачал головой.
— Простите, — промолвил он, и на его лице снова мелькнуло подобие улыбки. — Не могу. Вы лишь напрасно тратите со мной время.
— Вы, я смотрю, не очень-то расположены к сотрудничеству.
— А почему я должен быть расположен? Если бы я был уверен, что выдача той семьи принесет хоть какую-то пользу, то уж давно выдал бы ее. Но толку от этого никакого, уверяю вас. И тут я ничего не могу поделать.
Кстати, именно поэтому я и вернулся. Американская полиция не имеет ко мне никаких претензий. Я сказан им, что купил этот бюст, ди Соуза перевез его в Америку, что был на вечеринке и не заметил там ничего необычного или подозрительного. Записи с видеокамер подтвердили, что в момент убийства я сидел во дворе, на мраморной глыбе, и курил, так что никак не мог никого убить. То же самое повторяю и вам. Происхождение этого бюста не имеет ни малейшего отношения к убийству. Вы ничего не достигнете, разве что испортите мою репутацию честного человека.
— А она у вас есть?
Лангтон усмехнулся:
— Представьте, есть. И я намерен ее сохранить. Так что занимайтесь своим делом и оставьте меня в покое.
Он смахнул с лацкана пиджака пылинку и поднялся.
— Приятно было познакомиться, — и с сардонической усмешкой покинул бар, предоставив Флавии оплатить счет.
«Ничего, — подумала она и вышла, оставив деньги на столике. — Я тебя достану. И этот бюст — тоже».
Из бара Флавия отправилась прямо на работу и стала обзванивать старых друзей, людей, которые являлись ее должниками, а также тех, кому сама собиралась сделать одолжение.
Она стремилась отыскать хотя бы одно официальное упоминание о Морзби или Лангтоне. Но таковых было очень мало, разве что в одной из спецслужб хранилось досье на Морзби. Однако спецслужбы, как известно, весьма неохотно делятся такого рода информацией. Только Флавия начала нащупывать какую-то ниточку, как неожиданно на помощь пришел Боттандо. Он вспомнил, что однажды некий высокопоставленный чиновник, связанный с разведкой, незаконно продал Гуарди через лондонский аукционный дом. Но министерство, в котором он служил, похоронило это дело среди бумаг.
— Позвони и напомни ему, — посоветовал он Флавии, отметив, что на ее щеки вернулся румянец, а взгляд приобрел целеустремленное выражение. — Ты всегда критиковала меня за такие поступки. Теперь сама убедишься, какую они могут принести пользу.
Гм… Флавия до сих пор была убеждена, что высокопоставленный чиновник заслуживает преследования в судебном порядке. Но кто она такая, чтобы заявлять об этом в подобных обстоятельствах?
И вот результат: служба безопасности обещала предоставить досье сегодня же днем.
Покончив с этим, Флавия откинулась на спинку стула и подумала: Бернини. Как же узнать об этом Бернини? Ответ: спросить у эксперта по Бернини. А где найти эксперта? Ответ: в музее, где широко представлена скульптура Бернини.
Флавия взяла жакет, вышла на залитую солнцем площадь и поймала такси.
— В музей Боргезе, пожалуйста.
Музей Боргезе являлся одним из самых симпатичных на свете. Не столь большой, чтобы вызвать несварение желудка от обилия экспонатов, зато каждый экспонат являлся своего рода шедевром. В его основу легла частная коллекция семьи Боргезе, один из которых, Сципион, был первым и самым восторженным поклонником и патроном Бернини. Он так постарался, что музей был битком набит работами Бернини, прямо из ушей лезли. Туристов почему-то больше всего приводил в смятение тот факт, что даже посуда в чайной комнате являлась творением рук великого мастера:
Подобно всем прочим музеям, Боргезе отводил своим штатным сотрудникам более скромное место, нежели экспонатам. В то время как в залах все блистало мрамором и позолотой, а потолки украшали ручные росписи, сотрудники ютились в крохотных клетушках; где; очевидно, прежде жили слуги: Флавия зашла в одну из таких крохотных, темных и мрачных клетушек и принялась задавать вопросы.
Как и следовало ожидать, главный эксперт по Бернини взял годичный отпуск для научной работы и уехал в Гамбург, хотя никто толком не знал, чем он там занимается. Его заместитель был на семинаре в Метане, а заместитель заместителя куда-то исчез после одиннадцати и до сих пор еще не вернулся: Единственный, кого они могли призвать, был молодой иностранный студент-выпускник по фамилии Коллинз, его прислали набираться опыта, чтобы уже затем претендовать на место с зарплатой.
Он представился и заявил, что вообще-то является специалистом по голландцам семнадцатого века, поэтому не очень разбирается в скульптуре. И вообще только что прибыл сюда, а почти все остальные сотрудники находятся в отпуске. То есть, извините, в годичном отпуске для научной работы. Но Коллинз горел желанием помочь, если, конечно, у Флавии не столь сложный вопрос.
— Бернини, — сказала она.
— О, — произнес Коллинз.
— У нас есть основания полагать, что бюст Пия V работы Бернини был незаконно вывезен из страны. Хочу знать о нем как можно больше. Владельцы. Где до этого находился. Неплохо было бы также взглянуть на фотографию.
— Бюста? — воскликнул юноша. Он был явно заинтригован. — А это имеет какое-то отношение к убийству мистера Морзби, о котором пишут все газеты?
Флавия кивнула.
Сообщение вызвало у Коллинза припадок бешеной активности. Он вскочил и бросился к двери, собираясь сразиться с архивной системой, и обещал вернуться, как только что-нибудь раздобудет.
— А времени на это может уйти немало, — сказал он, уже стоя в дверях. — Здесь так много этих Бернини. А уж что касается файлов… короче, можно было бы организовать все гораздо лучше. Но человек, составлявший документы, держал все в голове. Он умер в прошлом году, так и не передав никому этой системы.
Флавия уселась в кресло и принялась любоваться видом из окна, решив, что еще одна чашка кофе будет, пожалуй, уже лишней. Нет, желудок у нее крепкий, но не стоит испытывать судьбу.
Друг, ответила Флавия. Если в состоянии больного наступят перемены, просьба немедленно перезвонить. В ответ ей заявили, что им не разрешено делать международные звонки. Тогда позвоните детективу Морелли. На это они согласились.
Привычка привела Флавию на работу. Привычка, а также осознание того, что больше особенно нечем заняться. И едва успела она появиться, как ее тут же вызвали к Боттандо.
— Господи, ты выглядишь просто ужасно! — воскликнул он, когда она вошла. — Можно подумать, что ночью ты не сомкнула глаз.
Флавия пыталась подавить зевок, но не удалось, и тогда она сделала все от нее зависящее, чтобы сфокусировать взор на шефе.
— Вы, наверное, хотите узнать о ди Соузе, — сказала Флавия. — Так вот, в самолете его не было.
— Знаю, — кивнул Боттандо. — Еще раз говорил с этим Морелли, довольно долго. Он выслал запрос, на сей раз — официальный, чтобы помочь нам.
— Но если этого преступника здесь нет, то не понимаю, чем мы сумеем ему помочь.
— Речь идет о бюсте. Возможно, его вывезли контрабандой. Выкрали из ящика, который находился рядом с телом убитого. Вероятно, здесь существует какая-то связь. И они хотят это выяснить. Я тоже не против. А поскольку ты уже сунулась в это дело, думаю, тебе и продолжать. Если ты, разумеется, в силах.
Флавия собралась возразить, что уже убила на это уйму времени, и все впустую, но завуалированный намек Боттандо на женскую слабость заставил ее изменить решение. Естественно, она была в силах. Просто немного не выспалась, а так все нормально.
Боттандо, конечно, это понимал, ведь он проработал с ней уже несколько лет и был уверен, что последний комментарий перевесит чашу весов. Впрочем, генерал придерживался мнения, что дело может подождать до техпор, пока американцы не найдут украденную вещь, а тогда уже будет видно, стоит ли предпринимать усилия до ее возвращения.
Однако международное сотрудничество всегда добавляло престижа, и Боттандо радовал тот факт, что привлекли именно его управление, а не карабинеров. Будет чем похвастаться в годовом отчете, к тому же его владения были более скромными, нежели у карабинеров, и воротить нос от дел, требующих специальной подготовки и высокой квалификации, сколь безнадежными они ни казались, ему не пристало.
Но главным аргументом послужило упоминание Морелли о том, что именно Аргайл посоветовал американской полиции обратиться к ним. А потому Боттандо считал себя должником Аргайла. Если ввести в дело Флавию, это позволит с лихвой и быстро расплатиться с ним. Судя потому, что сообщил Морелли, у англичанина сломана нога, к тому же ему грозит иск на колоссальную сумму за нанесение ущерба магазину, полному всякого изысканного французского белья и прочих дорогостоящих штучек, да, и не забыть оплату за лечение. Этому несчастному необходима помощь.
— Ладно, — сказала Флавия и снова зевнула, с трудом преодолевая нежелание делать что-либо для Аргайла, хотя и жалела его всей душой. — Чем мне заняться?
— Первое, — начат Боттандо, загибая пухлые короткие пальцы, — пойди на улицу и купи себе несколько чашек самого крепкого кофе, какого только можно найти. Второе: выпей его. Третье: раздобудь газету — «Геральд трибюн» будет в самый раз — и посмотри, что там пишут про это дело. Может, и найдешь что-нибудь о бюсте. Ну и неплохо было бы повидаться с парнем, который купил бюст. Его фамилия Лангтон. Живет в Риме, сегодня как раз прилетает.
— Он купил у Аргайла Тициана, — рассеянно заметила Флавия.
— Гм… Так вот, повидайся с ним и выясни, где он раздобыл бюст Бернини, сколько за него отдал, каким образом вывез из страны и в чем был интерес ди Соузы. Неплохо было бы раскопать досье на ди Соузу. Оно непременно должно где-то быть. Нет, мне действительно давно пора привести в порядок все наши файлы. Ступай и потолкуй с его дружками, обыщи квартиру. В общем, все как обычно.
— Ну а потом?
— А потом, — сказал Боттандо и слегка улыбнулся при виде того, как оживилась его подчиненная. «Я ее зацепил, — подумал он. — Первый этап завершен». — Можешь зайти куда-нибудь пообедать.
Нет, естественно, времени на все это ушло значительно больше; пить кофе и читать газеты в спешке просто противопоказано. Через пару часов Флавия уже знала все, что пишут лживые газеты об этом деле, выпила минимум литр кофе и решила пойти пообедать, чтобы хорошенько поразмыслить над прочитанным.
Она чувствовала себя значительно лучше. Дело заинтриговало ее, будоражило фантазию, Флавия даже несколько смягчилась к Аргайлу, учитывая то, что с ним стряслось. Нет, конечно, он полный идиот, но главную опасность представляет для себя, а не для других.
Что же касалось самого дела, то пока она не находила внятного объяснения произошедшему. Впрочем, неудивительно — если бы оно было простым, лос-анджелесская полиция давно бы раскрыла преступление и без её помощи. Похоже, ди Соуза и Морзби действительно зашли в кабинет последнего, чтобы обсудить вопросы, связанные с бюстом. Очевидно, это было очень важно, поскольку не того ранга человек был Морзби, чтобы бросать гостей в разгаре вечеринки и уединяться с простым торговцем предметами искусства.
Наверное, чтобы облегчить переговоры, они сначала решили взглянуть на предмет этих переговоров. Заглянуть в ящик, где хранился бюст. Затем Морзби вызвал своего адвоката или помощника, и вскоре был застрелен, а ди Соуза удрал.
Все это свидетельствовало о том, что бюст играл в событиях далеко не последнюю роль.
В офисе Флавии удалось разыскать досье на Гектора ди Соузу — по некой неясной причине файл был обозначен буквой «Г» — и она внимательно его прочитала. Да, та еще штучка, этот Гектор, подумала Флавия. Несмотря на скудость материалов, — их управление существовало всего несколько лет, и материалы по более ранним делам приходилось вымаливать, одалживать или попросту красть из архивов карабинеров, — было совершенно ясно, что ди Соуза принадлежал к разряду дельцов, которые не гнушаются при всяком удобном случае надуть богатенького клиента. Он занимался своим бизнесом с 1948 года, когда обосновался в Риме после войны. В ту пору многие люди соблазнялись этим бизнесом, что и понятно: десятки тысяч произведений искусства гуляли по континенту. Их владельцы были или мертвы, или без вести пропали, или же просто разорились. И можно было сколотить капитал, если знать, как правильно действовать и обходить острые углы.
Ди Соуза был настоящим мастером по последней части. Впрочем, по некой непонятной причине он ни разу не подвергался преследованию закона, хотя и успел немало наварить с продажи разных сомнительных образчиков, а также на скороспелых подделках, которые впаривал ничего не подозревающим клиентам по фантастически высоким ценам. Мелькнула в досье и фамилия одного скульптора из Губбио, который время от времени работал на ди Соузу. Это было много лет назад, но старые привычки, как известно…
Флавия сделала пометку в блокноте. Жаль, что информация столь скудна. Нет, конечно, если вы вскрыли ящик и обнаружили, что заплатили четыре миллиона долларов за подделку, у вас есть все основания для недовольства. Вы обязательно потребовали бы свои деньги назад.
Джеймс Лангтон, агент, работавший на Морзби в Риме, последние несколько лет регулярно делал набеги на галереи и частные собрания, чтобы пополнить музей миллиардера. Начать лучше всего с него. Флавия взглянула на часы и, решив, что к этому времени Лангтон должен быть уже дома, взяла записную книжку, нашла адрес и вызвала такси.
Однако добраться до Лангтона оказалось непроста: па приезде он отправился прямиком в постель и явно не хотел теперь из нее выбираться. Флавия долго жала на звонок, и наконец Лангтон появился: сердитый, неприветливый и полуодетый. Но это его проблемы, а Флавии надо делать свою работу. Она подавила его волю к сопротивлению, показав множество официальных бумаг, и он согласился одеться и принять ее. Флавии даже стало жаль этого человека, и она предложила ему выпить чашечку кофе. Впрочем, вскоре свежий воздух несколько оживил его.
— Ужасно, просто ужасно, — бормотал Лангтон, вышагивая рядом с Флавией через площадь к весьма сомнительному на вид маленькому бару. — Я знал старину Морзби много лет. Только вообразите, умереть такой ужасной смертью! Вы, случайно, не слышали, новости есть? Удалось им арестовать этого ди Соузу?
Флавия ответила, что нет, и поинтересовалась, почему Лангтон считает, будто испанца непременно надо арестовать. Просто никто другой не мог этого сделать, объяснил Лангтон, прервал беседу и заказал кофе. Только декофеинизированный, добавил он. От кофеина у него начинается бешеное сердцебиение.
— Но это вроде бы не входит в сферу вашей деятельности, — заметил Лангтон. — Мне казалось, вы занимаетесь розыском украденных вещей, или я не прав?
— Правы. И украденная вещь имеется. Это ваш Бернини, — ответила Флавия. — Безотносительно к убийству у нас есть все основания полагать, что он был контрабандным способом вывезен из страны. И если это действительно так, то мы намерены вернуть бюст. Уверена, вам прекрасно известны законы, связанные с вывозом предметов искусства за рубеж.
— Так что вы хотите знать?
— Прежде всего, если не возражаете, все рутинные детали и подробности. Я зачитаю, остановите меня, если заметите ошибку. Итак, Джеймс Роберт Лангтон, гражданин Великобритании, родился в тысяча девятьсот сорок первом году, окончил Лондонский университет, работал дилером, затем в тысяча девятьсот семьдесят втором году был нанят мистером Морзби. Все правильно?
Он кивнул.
— Куратор коллекции Морзби в Лос-Анджелесе, три года назад стал главным его закупщиком в Риме.
Лангтон снова кивнул.
— Несколько недель назад вы приобрели бюст, по вашим словам, работы Бернини…
— Так и есть.
— По вашим словам, скульптурный портрет папы Пия V.
— Все верно.
— Где вы его взяли? Как он выглядел?
— Превосходно, — ответил Лангтон. — И его подлинность не вызывает сомнений. В отличном состоянии. Если желаете, могу показать составленное мной письменное подтверждение. Оценку.
— Спасибо, не прочь ознакомиться. Но как бюст попал к вам?
— Ну, видите ли, — замялся он, — это сложно объяснить.
— Почему?
Лангтон выдержал паузу, затем подпустил в голос загадочности и многозначительности, словно давая понять, что не жаждет делиться профессиональной тайной,
— Это конфиденциальная информация, — наконец ответил он.
Флавия терпеливо ждала, когда Лангтон продолжит,
— Владельцы настаивали на неразглашении. Семейные дела, я так понимаю.
Флавия уверила его, что хотя обычно очень деликатно относится к семейным проблемам, но ей все же хотелось бы знать происхождение бюста. А уж сохранность информации в тайне она гарантирует. Однако убедить Лангтона не удалось. Пришлось сказать, что если он хочет продолжить карьеру в Италии, придется каждые несколько месяцев продлять вид на жительство, Затем Флавия мило улыбнулась и дала понять, что вполне в силах повлиять на Министерство иностранных дел. Но и это не произвело особого впечатления. Лангтон заявил, что ждет не дождется возможности уехать из этой страны и планирует и дальше жить в Америке. Так что угроза депортации не прошла. Тогда Флавия решила попробовать другой подход, более радикальный.
— Послушайте, мистер Лангтон, — произнесла она сладчайшим из своих голосков, — вы, как и я, прекрасно понимаете, что некий неизвестный продавец — самый дешевый и бородатый на свете трюк для прикрытия краденого или контрабанды. Так что если вы не хотите, чтобы мы выследили происхождение этой штуковины вплоть до мраморной пыли под ногтями Бернини, лучше объясните прямо сейчас, откуда эта скульптура. В противном случае мы будем преследовать вас до тех пор, пока не вернем ее.
Но и это не сработало, как ни странно. Что еще Флавия могла сделать? Лангтон лишь улыбался, глядя на нее, и покачивал головой. Похоже, чем больше она давила, тем спокойнее и увереннее становился этот мистер Лангтон.
— Не могу помешать вам и дальше проводить свое расследование, — небрежно заметил он. — В одном я абсолютно уверен: вы не найдете ничего такого, что можно было бы инкриминировать мне. Я приобрел эту вещь честным путем, музей расплатился со мной сразу после прибытия ее в Америку. Что же касается контрабанды, тут вы правы: она имела место. И нет ничего постыдного или страшного, если я признаюсь в этом. Ди Соуза вывез ее из страны, и она принадлежала прежним владельцам вплоть до поступления в музей. И несут за это ответственность ди Соуза и владельцы, но никак не я. А потому не собираюсь сообщать вам, кто они такие. Да и потом, если уж быть до конца честным, вы все равно ничего не можете поделать.
Эта тирада просто взбесила Флавию, ведь Лангтон был в целом прав. Самое большее, что она могла сделать, это оштрафовать владельца за незаконный вывоз, если, конечно, удастся установить, кто он такой. Ну и ди Соузу — за пособничество, если он объявится. За бюст не платили до тех пор, пока он не прибыл в Америку, до прибытия он оставался собственностью владельца. Музей тоже не давал оснований для судебного преследования. Оставалось лишь надеяться, что они так и не заполучат его.
— Но вы хотя бы можете подтвердить, что перевозил его именно ди Соуза?
Лангтон ответил, что с радостью подтвердит.
— Впрочем, он понятия не имел, что находится в ящике. И вы не должны винить его. Контракт есть контракт. Кроме того, вы же не верите, что ди Соуза был чист, как стеклышко, или я ошибаюсь?
Флавия раздраженно забарабанила пальцами по столу и решила попытаться последний раз.
— Послушайте, — сказала она, — вы прекрасно понимаете, что у нас нет никакого интереса преследовать вас, ту семью, вообще кого бы то ни было. Нам нужно просто вернуть бюст. Но что еще более важно, мы хотим помочь лос-анджелесской полиции найти убийцу Морзби. Ведь он, в конце концов, был вашим работодателем. И его смерть имеет самое непосредственное отношение к бюсту, это очевидно. Так почему бы не объяснить, откуда он у вас?
Лангтон покачал головой.
— Простите, — промолвил он, и на его лице снова мелькнуло подобие улыбки. — Не могу. Вы лишь напрасно тратите со мной время.
— Вы, я смотрю, не очень-то расположены к сотрудничеству.
— А почему я должен быть расположен? Если бы я был уверен, что выдача той семьи принесет хоть какую-то пользу, то уж давно выдал бы ее. Но толку от этого никакого, уверяю вас. И тут я ничего не могу поделать.
Кстати, именно поэтому я и вернулся. Американская полиция не имеет ко мне никаких претензий. Я сказан им, что купил этот бюст, ди Соуза перевез его в Америку, что был на вечеринке и не заметил там ничего необычного или подозрительного. Записи с видеокамер подтвердили, что в момент убийства я сидел во дворе, на мраморной глыбе, и курил, так что никак не мог никого убить. То же самое повторяю и вам. Происхождение этого бюста не имеет ни малейшего отношения к убийству. Вы ничего не достигнете, разве что испортите мою репутацию честного человека.
— А она у вас есть?
Лангтон усмехнулся:
— Представьте, есть. И я намерен ее сохранить. Так что занимайтесь своим делом и оставьте меня в покое.
Он смахнул с лацкана пиджака пылинку и поднялся.
— Приятно было познакомиться, — и с сардонической усмешкой покинул бар, предоставив Флавии оплатить счет.
«Ничего, — подумала она и вышла, оставив деньги на столике. — Я тебя достану. И этот бюст — тоже».
Из бара Флавия отправилась прямо на работу и стала обзванивать старых друзей, людей, которые являлись ее должниками, а также тех, кому сама собиралась сделать одолжение.
Она стремилась отыскать хотя бы одно официальное упоминание о Морзби или Лангтоне. Но таковых было очень мало, разве что в одной из спецслужб хранилось досье на Морзби. Однако спецслужбы, как известно, весьма неохотно делятся такого рода информацией. Только Флавия начала нащупывать какую-то ниточку, как неожиданно на помощь пришел Боттандо. Он вспомнил, что однажды некий высокопоставленный чиновник, связанный с разведкой, незаконно продал Гуарди через лондонский аукционный дом. Но министерство, в котором он служил, похоронило это дело среди бумаг.
— Позвони и напомни ему, — посоветовал он Флавии, отметив, что на ее щеки вернулся румянец, а взгляд приобрел целеустремленное выражение. — Ты всегда критиковала меня за такие поступки. Теперь сама убедишься, какую они могут принести пользу.
Гм… Флавия до сих пор была убеждена, что высокопоставленный чиновник заслуживает преследования в судебном порядке. Но кто она такая, чтобы заявлять об этом в подобных обстоятельствах?
И вот результат: служба безопасности обещала предоставить досье сегодня же днем.
Покончив с этим, Флавия откинулась на спинку стула и подумала: Бернини. Как же узнать об этом Бернини? Ответ: спросить у эксперта по Бернини. А где найти эксперта? Ответ: в музее, где широко представлена скульптура Бернини.
Флавия взяла жакет, вышла на залитую солнцем площадь и поймала такси.
— В музей Боргезе, пожалуйста.
Музей Боргезе являлся одним из самых симпатичных на свете. Не столь большой, чтобы вызвать несварение желудка от обилия экспонатов, зато каждый экспонат являлся своего рода шедевром. В его основу легла частная коллекция семьи Боргезе, один из которых, Сципион, был первым и самым восторженным поклонником и патроном Бернини. Он так постарался, что музей был битком набит работами Бернини, прямо из ушей лезли. Туристов почему-то больше всего приводил в смятение тот факт, что даже посуда в чайной комнате являлась творением рук великого мастера:
Подобно всем прочим музеям, Боргезе отводил своим штатным сотрудникам более скромное место, нежели экспонатам. В то время как в залах все блистало мрамором и позолотой, а потолки украшали ручные росписи, сотрудники ютились в крохотных клетушках; где; очевидно, прежде жили слуги: Флавия зашла в одну из таких крохотных, темных и мрачных клетушек и принялась задавать вопросы.
Как и следовало ожидать, главный эксперт по Бернини взял годичный отпуск для научной работы и уехал в Гамбург, хотя никто толком не знал, чем он там занимается. Его заместитель был на семинаре в Метане, а заместитель заместителя куда-то исчез после одиннадцати и до сих пор еще не вернулся: Единственный, кого они могли призвать, был молодой иностранный студент-выпускник по фамилии Коллинз, его прислали набираться опыта, чтобы уже затем претендовать на место с зарплатой.
Он представился и заявил, что вообще-то является специалистом по голландцам семнадцатого века, поэтому не очень разбирается в скульптуре. И вообще только что прибыл сюда, а почти все остальные сотрудники находятся в отпуске. То есть, извините, в годичном отпуске для научной работы. Но Коллинз горел желанием помочь, если, конечно, у Флавии не столь сложный вопрос.
— Бернини, — сказала она.
— О, — произнес Коллинз.
— У нас есть основания полагать, что бюст Пия V работы Бернини был незаконно вывезен из страны. Хочу знать о нем как можно больше. Владельцы. Где до этого находился. Неплохо было бы также взглянуть на фотографию.
— Бюста? — воскликнул юноша. Он был явно заинтригован. — А это имеет какое-то отношение к убийству мистера Морзби, о котором пишут все газеты?
Флавия кивнула.
Сообщение вызвало у Коллинза припадок бешеной активности. Он вскочил и бросился к двери, собираясь сразиться с архивной системой, и обещал вернуться, как только что-нибудь раздобудет.
— А времени на это может уйти немало, — сказал он, уже стоя в дверях. — Здесь так много этих Бернини. А уж что касается файлов… короче, можно было бы организовать все гораздо лучше. Но человек, составлявший документы, держал все в голове. Он умер в прошлом году, так и не передав никому этой системы.
Флавия уселась в кресло и принялась любоваться видом из окна, решив, что еще одна чашка кофе будет, пожалуй, уже лишней. Нет, желудок у нее крепкий, но не стоит испытывать судьбу.