— Да, точно.
— Выяснили, что за машина?
— Выясняем. Информация должна поступить с минуты на минуту. А как продвигается у тебя?
— Никак. Есть человек, который может рассказать много интересного, но я не могу подобрать к ней ключик.
— К ней?
— Да, она англичанка. Очень интересуется искусством. Проблема в том, что она почти наверняка не участвовала в краже этой картины.
— Мы же установили, что это сделал Буркхардт.
— Разве? Лично я не уверена. В конце концов, он же не взламывал дверь в церковь — кто-то впустил его туда. И я, кстати, сомневаюсь, что это он ударил по голове отца Ксавье.
Флавии не хотелось посвящать Альберто в детали. К счастью, в этот момент ему принесли компьютерную распечатку.
— Ну вот, — сказал Альберто, — наконец-то нам повезло.
— Что там?
— Машина была взята в аренду в аэропорту в прошлую пятницу неким М.К. Харанисом. Греческий паспорт, остановился в «Хасслере».
— Тогда нам лучше поскорее увидеться с ним. Ты можешь взять с собой кого-нибудь из своих людей?
В десять Флавия вернулась домой. Она невероятно устала и безумно хотела есть. Голова раскалывалась от боли так, что темнело в глазах. Аргайл только взглянул на нее и сразу отправился набирать ванну, подавив желание упрекнуть за позднее возвращение. Включив воду, он пошел за едой. От изнеможения она едва могла есть, но после того, как он окружил ее нежной заботой, начала постепенно оттаивать, и ощущение, что мышцы шеи затянуты в узлы, потихоньку отпустило ее. Ванна тоже оказала свое благотворное влияние.
Сегодняшний день ее измотал. При попытке арестовать Хараниса карабинеры проявили свои самые худшие качества. Проблема была в том, что их тренировали, ориентируясь на освобождение заложников от террористов. Флавия с Альберто и еще парочкой его ребят собирались тихонько пройти в гостиницу и постучаться в дверь номера, но кто-то — Флавия подозревала, что это был непосредственный начальник Альберто, склонный к излишнему мелодраматизму, — решил, что пришла пора задействовать отряд быстрого реагирования, созданный по образцу лос-анджелесской полиции.
Результатом явился полный хаос — мало того, что они взбесили администрацию одного из самых дорогих отелей в стране и произвели крайне неблагоприятное впечатление на зарубежных гостей, так они еще и предупредили о своем интересе Хараниса, поскольку все происходящее снималось телевизионщиками — их позвали, чтобы продемонстрировать гражданам, как блестяще работают итальянские правоохранительные органы. Флавия на всякий случай попросила Альберто скормить телевизионщикам какую-нибудь историю о торговцах наркотиками, но сомневалась, что это сработает.
Она с ужасом наблюдала, как к гостинице стягиваются грузовики с вооруженными до зубов идиотами. Попрыгав из машин, они начали перебегать с места на место, выбирая позиции, удобные для того, чтобы нейтрализовать или заставить сдаться совершенно безобидного человека, который, кстати сказать, еще вчера отбыл из гостиницы в неизвестном направлении. Все это сопровождалось размахиванием автоматами и переговорами по рации.
В результате Флавии и Альберто снова пришлось расспрашивать персонал. Господи, защити нас от этих имбецилов!
— Жаль, — сказал Аргайл, когда она закончила рассказ, и протянул ей полотенце.
— Можешь сказать это еще раз.
— Этот Харанис собирает картины?
Она покачала головой:
— Насколько я знаю, нет. Никогда не слышала о нем раньше. Мы послали запрос в греческую полицию — может быть, им что-нибудь известно. Но сколько времени на это уйдет? Последний раз, когда мы посылали им запрос об интересовавшем нас человеке, они прислали ответ уже после его смерти.
— Похоже, это дело как раз для международного бюро Боттандо.
— Это дело из тех, где нужно бесконечно опрашивать свидетелей. Я не считаю необходимым создание дорогостоящих организаций.
— Что ты сейчас будешь делать?
— Пойду спать.
— Я имел в виду икону.
— Буду сидеть и ждать. Карабинеры займутся поисками Хараниса. Мэри Верней… мне нечего ей предъявить. Завтра попробую поговорить с отцом Ксавье, но сомневаюсь, чтобы этот разговор как-то изменил ситуацию.
Джонатан помог ей вытереться, и Флавия с облегчением вздохнула.
— Кажется, я снова почувствовала себя человеком, — сказала она. — А тебе не удалось выяснить ничего интересного?
— Это как посмотреть.
— В каком смысле?
— В зависимости от того, что ты считаешь интересным. Идем.
Он вышел из ванной, запустив туда прохладный ночной воздух, и спустя минуту вернулся с ксерокопией в руках.
— Взгляни.
Джонатан перевернул листок — на обороте он был исписан мелким почерком.
— «Антропологические характеристики: характер и значение магических подношений», — сказал он. — Это статья Буркхардта, опубликованная три года назад.
— Ну и?..
— Эту иконы принесли ангелы, помнишь?
— Помню.
— В статье говорится, что это довольно распространенная история. В средние века ангелы только и делали, что таскали туда-сюда детей, не говоря уже о статуях и картинах. Они перемещали их в самые невероятные места, а в случае с Лоретто переместили целый дом11. Причем доказательством чудес зачастую служит не только народная память, но и некоторые материальные подтверждения.
— Как, например?
— В качестве примера он приводит чудотворную статую, которая находится в испанской церкви у подножия Пиренеев. Согласно легенде, статую тоже принес ангел. Буркхардт полагает, что статую для церкви приобрел благотворитель, который в честь этого события пожертвовал деньги для бедных. Впоследствии факт появления в церкви статуи стал ассоциироваться с получением денег, потом люди начали думать, что это статуя принесла им деньги, и, естественно, назвали это чудом. А человек, купивший статую, превратился в сознании людей в ангела.
— Икону в Сан-Джованни связывают с избавлением от чумы.
Аргайл кивнул:
— Благотворитель пожертвовал деньги на еду, а хорошее питание повышает устойчивость организма к болезням.
— Так говорится в легенде?
— Нет, это мое предположение. В статье Буркхардта есть одна ссылка на монастырь Сан-Джованни — ничего существенного, но из нее ясно, что он поработал в архиве монастыря. А это уже интересно, правда?
Флавия пожала плечами:
— Но мало что дает.
— Я сделал все, что мог. Знаешь, сколько мне всего пришлось перелопатить?
— Спасибо, милый. Кроме тебя, этого никто не сумел бы сделать. Может, поищешь еще? Вдруг удастся найти что-нибудь более конкретное?
Он вздохнул:
— Хорошо, согласен. И знаешь почему?
— Почему? Он засмеялся:
— Потому что мне самому интересно.
ГЛАВА 13
— Выяснили, что за машина?
— Выясняем. Информация должна поступить с минуты на минуту. А как продвигается у тебя?
— Никак. Есть человек, который может рассказать много интересного, но я не могу подобрать к ней ключик.
— К ней?
— Да, она англичанка. Очень интересуется искусством. Проблема в том, что она почти наверняка не участвовала в краже этой картины.
— Мы же установили, что это сделал Буркхардт.
— Разве? Лично я не уверена. В конце концов, он же не взламывал дверь в церковь — кто-то впустил его туда. И я, кстати, сомневаюсь, что это он ударил по голове отца Ксавье.
Флавии не хотелось посвящать Альберто в детали. К счастью, в этот момент ему принесли компьютерную распечатку.
— Ну вот, — сказал Альберто, — наконец-то нам повезло.
— Что там?
— Машина была взята в аренду в аэропорту в прошлую пятницу неким М.К. Харанисом. Греческий паспорт, остановился в «Хасслере».
— Тогда нам лучше поскорее увидеться с ним. Ты можешь взять с собой кого-нибудь из своих людей?
В десять Флавия вернулась домой. Она невероятно устала и безумно хотела есть. Голова раскалывалась от боли так, что темнело в глазах. Аргайл только взглянул на нее и сразу отправился набирать ванну, подавив желание упрекнуть за позднее возвращение. Включив воду, он пошел за едой. От изнеможения она едва могла есть, но после того, как он окружил ее нежной заботой, начала постепенно оттаивать, и ощущение, что мышцы шеи затянуты в узлы, потихоньку отпустило ее. Ванна тоже оказала свое благотворное влияние.
Сегодняшний день ее измотал. При попытке арестовать Хараниса карабинеры проявили свои самые худшие качества. Проблема была в том, что их тренировали, ориентируясь на освобождение заложников от террористов. Флавия с Альберто и еще парочкой его ребят собирались тихонько пройти в гостиницу и постучаться в дверь номера, но кто-то — Флавия подозревала, что это был непосредственный начальник Альберто, склонный к излишнему мелодраматизму, — решил, что пришла пора задействовать отряд быстрого реагирования, созданный по образцу лос-анджелесской полиции.
Результатом явился полный хаос — мало того, что они взбесили администрацию одного из самых дорогих отелей в стране и произвели крайне неблагоприятное впечатление на зарубежных гостей, так они еще и предупредили о своем интересе Хараниса, поскольку все происходящее снималось телевизионщиками — их позвали, чтобы продемонстрировать гражданам, как блестяще работают итальянские правоохранительные органы. Флавия на всякий случай попросила Альберто скормить телевизионщикам какую-нибудь историю о торговцах наркотиками, но сомневалась, что это сработает.
Она с ужасом наблюдала, как к гостинице стягиваются грузовики с вооруженными до зубов идиотами. Попрыгав из машин, они начали перебегать с места на место, выбирая позиции, удобные для того, чтобы нейтрализовать или заставить сдаться совершенно безобидного человека, который, кстати сказать, еще вчера отбыл из гостиницы в неизвестном направлении. Все это сопровождалось размахиванием автоматами и переговорами по рации.
В результате Флавии и Альберто снова пришлось расспрашивать персонал. Господи, защити нас от этих имбецилов!
— Жаль, — сказал Аргайл, когда она закончила рассказ, и протянул ей полотенце.
— Можешь сказать это еще раз.
— Этот Харанис собирает картины?
Она покачала головой:
— Насколько я знаю, нет. Никогда не слышала о нем раньше. Мы послали запрос в греческую полицию — может быть, им что-нибудь известно. Но сколько времени на это уйдет? Последний раз, когда мы посылали им запрос об интересовавшем нас человеке, они прислали ответ уже после его смерти.
— Похоже, это дело как раз для международного бюро Боттандо.
— Это дело из тех, где нужно бесконечно опрашивать свидетелей. Я не считаю необходимым создание дорогостоящих организаций.
— Что ты сейчас будешь делать?
— Пойду спать.
— Я имел в виду икону.
— Буду сидеть и ждать. Карабинеры займутся поисками Хараниса. Мэри Верней… мне нечего ей предъявить. Завтра попробую поговорить с отцом Ксавье, но сомневаюсь, чтобы этот разговор как-то изменил ситуацию.
Джонатан помог ей вытереться, и Флавия с облегчением вздохнула.
— Кажется, я снова почувствовала себя человеком, — сказала она. — А тебе не удалось выяснить ничего интересного?
— Это как посмотреть.
— В каком смысле?
— В зависимости от того, что ты считаешь интересным. Идем.
Он вышел из ванной, запустив туда прохладный ночной воздух, и спустя минуту вернулся с ксерокопией в руках.
— Взгляни.
Джонатан перевернул листок — на обороте он был исписан мелким почерком.
— «Антропологические характеристики: характер и значение магических подношений», — сказал он. — Это статья Буркхардта, опубликованная три года назад.
— Ну и?..
— Эту иконы принесли ангелы, помнишь?
— Помню.
— В статье говорится, что это довольно распространенная история. В средние века ангелы только и делали, что таскали туда-сюда детей, не говоря уже о статуях и картинах. Они перемещали их в самые невероятные места, а в случае с Лоретто переместили целый дом11. Причем доказательством чудес зачастую служит не только народная память, но и некоторые материальные подтверждения.
— Как, например?
— В качестве примера он приводит чудотворную статую, которая находится в испанской церкви у подножия Пиренеев. Согласно легенде, статую тоже принес ангел. Буркхардт полагает, что статую для церкви приобрел благотворитель, который в честь этого события пожертвовал деньги для бедных. Впоследствии факт появления в церкви статуи стал ассоциироваться с получением денег, потом люди начали думать, что это статуя принесла им деньги, и, естественно, назвали это чудом. А человек, купивший статую, превратился в сознании людей в ангела.
— Икону в Сан-Джованни связывают с избавлением от чумы.
Аргайл кивнул:
— Благотворитель пожертвовал деньги на еду, а хорошее питание повышает устойчивость организма к болезням.
— Так говорится в легенде?
— Нет, это мое предположение. В статье Буркхардта есть одна ссылка на монастырь Сан-Джованни — ничего существенного, но из нее ясно, что он поработал в архиве монастыря. А это уже интересно, правда?
Флавия пожала плечами:
— Но мало что дает.
— Я сделал все, что мог. Знаешь, сколько мне всего пришлось перелопатить?
— Спасибо, милый. Кроме тебя, этого никто не сумел бы сделать. Может, поищешь еще? Вдруг удастся найти что-нибудь более конкретное?
Он вздохнул:
— Хорошо, согласен. И знаешь почему?
— Почему? Он засмеялся:
— Потому что мне самому интересно.
ГЛАВА 13
На следующее утро, не успела Флавия войти в здание офиса, как ей передали срочное сообщение от Альберто: «Нас вызывают в министерство иностранных дел. Прямо сейчас. Явка обязательна».
Обычно на такие встречи ходил Боттандо. Но поскольку сейчас он отсутствовал, пришлось идти Флавии.
Флавия еще ни разу не была в министерстве. Сотрудник, ожидавший их у себя в кабинете, судя по всему, тоже не привык общаться с полицейскими и считал, что эти люди имеют потные руки и редко посещают ванную. Он восседал за своим столом с таким видом, словно его заставили общаться с варварами, и вел с ними вежливую снисходительную беседу до тех пор, пока не вошел изысканный господин.
Выяснилось, что инициатором встречи являлся именно он — торговый представитель из греческого посольства. Он сразу начал плести словесные кружева, пытаясь объяснить им, что не имеет к торговле никакого отношения, хотя и является торговым представителем.
— Могу я узнать, почему вопреки моему указанию сюда не явился руководитель управления? — Итальянец строго посмотрел на полицейских.
Флавия внутренне ощетинилась и поймала недоумевающий взгляд Альберто.
— Руководителем являюсь я, — ответила она и отметила, как легко эти слова слетели у нее с языка. — И вы ничего не приказывали. Вы попросили меня прийти, и я согласилась. А теперь ответьте мне вы, — обратилась она к греку, полностью игнорируя итальянца. — Что за дурацкие игры вы здесь затеяли?
— Как точно вы выразились, — с энтузиазмом подхватил грек, — именно дурацкие игры. — Он одобрительно закивал и даже слегка подмигнул ей.
Хорошо, синьора ди Стефано, давайте ближе к делу, — сказал итальянский дипломат. — Я не могу посвятить вашим делам весь день, да и синьор Фостиропулос тоже весьма занятой человек.
— Какая жалость, — сказала Флавия. — А мы просто не знаем, куда девать время. В конце концов, что для нас такое — парочка убийств?
— Кажется, по этому поводу мы здесь и собрались, не так ли? — заметил Фостиропулос.
— Я не знаю, для чего мы здесь собрались, — развела руками Флавия.
— Вы послали запрос о синьоре Харанисе.
— Да, послали.
— Я пришел сюда, чтобы сообщить вам: вы сильно ошибаетесь, если подозреваете синьора Хараниса. Он не может быть замешан ни в каких темных делах. Подобное предположение просто нелепо.
— Мы пока не знаем, кто он такой.
— Это очень богатый человек. У него обширные интересы, но полностью в рамках закона. Он очень уважаемый человек.
— И должно быть, весьма влиятельный, если вы сразу бросились его защищать.
— Вы ведете себя невежливо, синьорина, — вмешался итальянский дипломат. — Я бы даже сказал — грубо.
Фостиропулос остановил его, подняв руку.
— Все в порядке. Харанис — действительно очень влиятельный человек. Но я пришел сюда только для того, чтобы сэкономить вам время. Уверяю вас, не стоить тратить его на разработку совершенно бесперспективной версии.
— Он не занимается коллекционированием картин?
— Занимается, и очень активно. Но это не преступление.
— Вы не сказали, почему эта версия является бесперспективной.
— Во-первых, потому, что синьор Харанис всю последнюю неделю находится в Афинах. Во-вторых, вы ищете человека средних лет, а синьору Харанису — семьдесят два. Ну и в-третьих, это просто абсурд: подозревать, что такой человек, как синьор Харанис, может ввязаться в подобную историю. Он мог купить эту картину на свои карманные деньги, а заодно и весь монастырь.
— Понятно. Тем не менее жертва уехала на автомобиле, который был арендован на имя Хараниса.
— Преступники часто пользуются чужим именем.
— Вы видели его фотографию?
Флавия показала ему крупнозернистое фото, распечатанное с видеокамеры. Фостиропулос взял его в руки и, как заметила Флавия, мгновенно узнал изображенного на нем человека, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Отличить, когда он говорит правду, а когда — лжет, было практически невозможно — должно быть, сказывались годы тренировки. Флавия уловила перемену скорее инстинктивно — просто у нее сразу возникло ощущение, что сейчас он скажет неправду.
— Я не знаю его, но это точно не синьор Харанис. Я уже говорил: ему за семьдесят.
— Ясно.
Грек встал:
— Ну что ж, миссию свою я выполнил, а теперь мне надо идти. Очень надеюсь, что вы поймаете убийцу, кем бы он ни был, и оцените мой вклад в расследование преступления. Извините, что так быстро откланиваюсь, но, по-моему, мы уже все обсудили. Был рад познакомиться, синьорина.
Он кивнул Альберто, которому так и не удалось вставить ни слова, затем повернулся к итальянскому дипломату, и тот церемонно проводил его к выходу.
— Ну, слава Богу, — с облегчением выдохнул дипломат, закрыв за ним дверь. — Пронесло.
— О чем вы?
— Мы едва избежали крупного инцидента. Вы вообще соображаете, на кого замахнулись? Слава Богу, моя оперативность позволила замять дело.
— Какой инцидент? Какая оперативность? Я что-то не заметила никаких действий с вашей стороны.
— Я надеюсь, вы испытываете хоть какую-то благодарность за то, что он согласился прийти сюда?
— Мы тоже пришли сюда. Нас кто-нибудь поблагодарил? — отрезала она. — Мы вам не подчиняемся, к вашему сведению. Кроме того, он не сообщил ничего полезного.
Дипломатический работник холодно посмотрел на нее. Флавия ответила ему таким же ледяным взором. Она сама не знала, почему ведет себя столь вызывающим образом, но была не в силах отказать себе в этом удовольствии. Интересно, Боттандо тоже любит демонстрировать характер? Такие моменты будоражат кровь — возможно, он любит свою работу, в том числе и за это.
— А что он должен был сказать? Вы совершили промах и, чтобы оправдаться, начали громоздить обвинения на кристально честного человека. И он еще должен вам помогать? Человек пониже рангом просто накатал бы на вас жалобу и на этом успокоился.
— Я чувствую, вы все тут полные идиоты.
— Простите?!
— А вы еще больший идиот, чем все остальные. Мы делаем самый обычный запрос в греческую полицию, ответ на который обычно занимает несколько недель. Не проходит и суток, как нас приглашает на встречу чиновник высочайшего ранга из греческого разведывательного управления и пытается направить наше расследование в другое русло. Вы не находите это странным?
— Нет.
— Я готова признать, что человек, арендовавший машину, и семидесятидвухлетний миллионер — разные люди. Но в таком случае сегодняшняя встреча не имела смысла. В чем заключалась помощь этого вашего грека? Ну?! — грозно спросила Флавия.
В ответ дипломат только пожал плечами и распрощался. Флавия и Альберто вышли в пустынный коридор.
— Кретин, — сказала Флавия, захлопнув дверь кабинета. — Только время зря потратили.
— Ты ему поверила? — спросил Альберто. — Я имею в виду Фостиропулоса?
— Я поверила тому, что он сказал. Но меня больше волнует то, что он не решился сказать. Боюсь, от греков нам помощи не дождаться. Придется работать самим.
Они спустились по лестнице и отстояли очередь в бюро пропусков, чтобы подписать их на выход.
— Это оставили для вас, синьорина, — сказал дежурный, забирая у Флавии пропуск и протягивая ей конверт.
Она открыла его и вытащила записку:
Уважаемая синьорина ди Стефано!
Надеюсь, вы окажете мне честь, встретившись со мной в «Кастелло» в шесть часов вечера.
Фостиропулос.
— О-о, — застонала Флавия, — только этого не хватало. Мало того что потратила на него все утро, так я еще должна угробить на него и весь вечер!
— Не ходи, — предложил Альберто.
— Нет, уж лучше пойду. Кто знает, зачем он меня позвал. Если опять не скажет ничего путного, я им все-таки устрою инцидент. Вообще, ненавижу все эти встречи в верхах. Тем более как сегодня — когда это просто пустая перебранка.
— В полиции в принципе нелегко. Во всяком случае, теперь ты понимаешь, почему они так много платили Боттандо.
— Ты уже слышал?
— О да, слухами земля полнится. Надеюсь, это не приведет к слишком большим переменам? Как поступят с тобой?
— Мне предложили занять место Боттандо.
— Я впечатлен, мадам. — Он галантно склонил голову.
Флавия засмеялась.
— Как ты думаешь, я справлюсь?
Он задумался.
— Ну же, говори, — подтолкнула она.
— Конечно, справишься. Только если ты будешь всем грубить так же, как этому дипломату, народ взмолится, чтобы вернули Боттандо.
— Ты считаешь, я вела себя очень грубо?
— Недипломатично.
— Ох. Я немного волновалась.
— Когда в следующий раз захочешь сообщить кому-нибудь, что он кретин и имеет мозги размером с горошину, постарайся хотя бы кокетливо улыбаться.
— Думаешь, это поможет?
— Немного. Флавия кивнула:
— Может, ты и прав. Я попробую.
— Это должно войти в привычку.
— А теперь скажи мне: чем ты намерен сегодня заняться?
Альберто застонал:
— Можно подумать, ты не знаешь. Сейчас приду, и начнется вся эта тягомотина: проверка гостиниц, аэропортов и кредитных карт, бесконечные допросы… Я уж не говорю о том, что мне придется писать объяснительную, почему мы задействовали шесть спецмашин и тридцать пять человек в полной боевой амуниции для того, чтобы арестовать одного-единственного человека в гостиничном номере. Нас уже обвинили в том, что мы чуть не развязали гражданскую войну. И все это мне придется рассказывать огромному количеству людей, профессия которых заключается в том чтобы учить других, как нужно делать то-то и то-то, при том что сами они ничего этого делать не умеют. Своей бурной деятельностью они пытаются убедить общественность, будто стоят на страже ее интересов. Флавия кивнула:
— Так и есть.
— Ну а ты чем займешься?
— Трудно сказать. Сначала съезжу в больницу — узнаю, не пришел ли в себя отец Ксавье и можно ли с ним поговорить. Если окажется, что можно, — послушаю, что он скажет. Если нет, боюсь, придется весь день просидеть за рабочим столом, ломая руки в томительном ожидании новых сведений.
Джонатан Аргайл был далек от сомнений и колебаний Флавии. Напротив, в это утро он имел все основания надеяться, что сумеет добиться четкого результата. Преступление как таковое никогда не интересовало его в том смысле, в каком оно волновало Флавию. В его обязанности не входило сажать людей за решетку. Как всех нормальных людей, Джонатана гораздо больше интересовали причины преступления. Он полагал, что следствие может превратиться в весьма увлекательное занятие, если вести его, отталкиваясь от причины. Конечно, такой подход нечасто приводит к аресту преступника, но Джонатана это не волновало. В конце концов, как украли икону, более-менее ясно. Ее просто взяли и унесли. Легко. Вопрос, кто украл картину, был более интересен, однако и он предполагал только два варианта ответа, судя по тому, что ему рассказывала Флавия. А вот выяснить, зачем ее украли, — это уже задача для настоящих интеллектуалов, для людей с нестандартным складом ума.
На протяжении нескольких веков эта икона, якобы принесенная ангелами, не привлекала к себе никакого интереса. Сегодня утром Аргайл проснулся с твердым намерением выяснить, почему ситуация вдруг изменилась, И был готов потратить на это весь день. Даже неделю, если понадобится: он задал студентам эссе, над сочинением которого им придется покорпеть не один день.
Флавии Джонатан ничего не сказал — он любил преподносить сюрпризы в законченном виде. У него появилась одна идея: попытаться узнать, почему Буркхардт вдруг заинтересовался маленькой «Мадонной».
Явившись в монастырь, он объяснил цель своего визита отцу Жану.
— Пожалуйста, вы можете посмотреть архив, если считаете, что в этом есть смысл, — с готовностью откликнулся отец Жан.
— А у вас нигде не отмечено, какие именно документы он смотрел?
— Кто — он?
— Буркхардт. Убитый, которого нашли в реке. В своей статье он ссылался на ваш архив — значит, он воспользовался его материалами. Это очень важно — узнать, что именно он смотрел.
На этот раз удача отвернулась от Аргайла. Отец Жан отрицательно покачал головой:
— Сожалею.
— Вы не ведете такие записи?
— Нет. В тех редких случаях, когда к нам обращаются с просьбой воспользоваться архивом, мы просто отдаем ключ от помещения, и все.
— У вас есть каталог имеющихся документов?
Отец Жан улыбнулся:
— В некотором роде, но вряд ли он вас удовлетворит. Он никуда не годится.
— Он даст мне хоть какое-то представление.
— Боюсь, что нет.
— Отчего так?
— Архивом заведовал отец Чарлз, он знал его вдоль и поперек.
— Но отец Чарлз, как я понял, умер.
— О нет, он полон жизни, но ему уже за восемьдесят, и голова у него уже не та, что раньше.
— Он сошел с ума?
— Боюсь, что так. У него бывают просветления, но все реже и реже.
— И он не составил каталог?
— Нет. Мы планировали заняться им, но когда отец Чарлз перенес удар, пришлось отказаться от этой идеи. Без его подсказки нам пришлось бы начинать с нуля. В настоящий момент мы заняты более насущными делами.
— Да, это сильно осложняет мою задачу. А нельзя ли мне с ним повидаться?
— В принципе можно. Только я сейчас не смогу вас к нему проводить. У нас возникли большие проблемы.
— Какого рода?
Отец Жан сокрушенно покачал головой:
— Мы столкнулись с подъемом религиозных чувств у местного населения.
— Вас это не радует?
— Говоря откровенно, я пока не знаю, как к этому отнестись. Наш орден уделяет столько внимания больницам и школам, что братья забыли, что такое истинное религиозное чувство, и не знают, как им быть в такой ситуации. Тем более что вера местных жителей основана, на мой взгляд, на суеверном страхе.
— Не согласен с вами.
— Вы, наверное, слышали — эта икона считалась покровительницей квартала. Она защищала квартал от эпидемий, а во время войны на него не упало ни одной бомбы. Конечно, все давно об этом забыли. Помнят лишь старики вроде синьоры Грациани. Во всяком случае, я так полагал до последнего времени. По неизвестной мне причине кража иконы всколыхнула новый всплеск любви к «Мадонне». Ох уж эти римляне. С виду типичные прагматики и материалисты, а копни поглубже…
— Так в чем проблема?
— Они устраивают ночные бдения, во время которых умоляют ее вернуться. Такое впечатление, будто они и впрямь боятся, что с кварталом может что-то случиться в ее отсутствие. Они исповедуются в грехах перед закрытой дверью в надежде, что Божья Матерь смягчится, увидев их искреннее раскаяние, и вернется.
— Но ведь икону украли.
Отец Жан улыбнулся:
— Они так не думают. Большинство из них уверено, что она лишила их своей благосклонности к исчезла по собственной воле. И не вернется до тех пор, пока они не исправятся. Я читал о подобном феномене в летописях, но никогда не думал, что сам стану свидетелем такого поклонения. Проблема в том, что они во всем обвиняют орден.
— Чем же вы перед ними провинились?
— Тем, что спрятали ее от людей. Закрыли церковь. Вообще-то это вина генерала Боттандо: он посоветовал нам запереть все двери.
— Такова его работа.
— Да. Но я только сейчас начинаю понимать, что наша работа — игнорировать подобные советы. Теперь нам придется обсудить с братьями, как разрядить обстановку.
— Конечно. Может быть, вы просто подскажете мне, как найти отца Чарлза? Если существует хоть один шанс получить от него полезную информацию…
— Нет ничего проще — он живет здесь. Мы присматриваем за ним.
Отец Жан вытащил из кармана старинные часы на цепочке, посмотрел на них и сказал:
— Хорошо, я отведу вас к нему. Только быстро. Если он в форме, я оставлю вас у него. Дальше вам придется позаботиться о себе самому.
Очень быстрым шагом он повел Аргайла вдоль по коридору, потом вверх по лестнице, взбираясь все выше и выше, пока не дошел до этажа, где современная отделка уступила место старой облупившейся краске. Окна здесь были совсем крошечные, а узкие двери висели на болтающихся петлях.
— Здесь у нас не богато, — заметил отец Жан. — Но он отказывается переезжать.
— Ему нравится здесь жить?
— Он живет здесь шестьдесят лет и жил даже тогда, когда возглавлял орден. Когда он заболел, мы хотели выделить ему более светлую комнату на первом этаже: оттуда ему было бы легче выходить на прогулки, да и доктора советовали сменить обстановку на более жизнерадостную. Говорят, она способствует ясности ума. Но он отказался трогаться с места. Он никогда не одобрял перемены.
Отец Жан постучался, выждал секунду и толкнул дверь внутрь.
— Чарлз? — тихо позвал он во мраке. — Ты не спишь?
— Нет, — ответил старческий голос. — Не сплю.
— Я привел к тебе посетителя. Его интересует архив, и он надеется на твою помощь.
После долгой паузы скрипнул стул в дальнем конце темной комнаты. Судя по всему, помещение редко проветривалось — воздух был густым и тяжелым.
— Ну, показывай своего посетителя.
— Ты можешь с ним поговорить?
— А что я сейчас делаю?
— Вам повезло, — шепнул Аргайлу отец Жан. — Возможно, через некоторое время он отключится, но до тех пор вы успеете что-нибудь выяснить.
— Не надо там шептаться, Жан, — послышался сердитый голос. — Заводи своего посетителя, и пусть он поднимет жалюзи, чтобы я видел, с кем имею дело. А сам оставь меня в покое.
Повеселевший отец Жан улыбнулся и тихонько вышел из комнаты. Аргайл на ощупь пересек комнату, открыл окна и поднял жалюзи. Утренний свет больно ударил по глазам.
Взору его открылась аскетичная комната, весь интерьер которой составляли кровать, два стула, письменный стол и полка с книгами. На стене висело распятие, на потолке была вкручена обычная лампочка. Отец Чарлз сидел на стуле и смотрел на Аргайла спокойно и терпеливо, как умеют смотреть только старики. Аргайл не решился сесть без приглашения и молча ждал, когда отец Чарлз составит о нем свое суждение.
Сам он предполагал увидеть маленького сморщенного старика, трогательного и печального. Ему не удалось скрыть своего удивления, поскольку человек, которого он увидел, разительно отличался от образа, нарисованного его воображением. Перед ним сидел очень крупный мужчина — вероятно, в молодости он был настоящим гигантом. Грудь колесом, мощный разворот плеч — даже сейчас, будучи старым и больным, он казался слишком большим для стула, на котором сидел, да и, пожалуй, для всей комнаты. Его умные проницательные глаза с живым интересом изучали лицо Аргайла. Старик не торопился — он понимал, что инициатива на его стороне.
Обычно на такие встречи ходил Боттандо. Но поскольку сейчас он отсутствовал, пришлось идти Флавии.
Флавия еще ни разу не была в министерстве. Сотрудник, ожидавший их у себя в кабинете, судя по всему, тоже не привык общаться с полицейскими и считал, что эти люди имеют потные руки и редко посещают ванную. Он восседал за своим столом с таким видом, словно его заставили общаться с варварами, и вел с ними вежливую снисходительную беседу до тех пор, пока не вошел изысканный господин.
Выяснилось, что инициатором встречи являлся именно он — торговый представитель из греческого посольства. Он сразу начал плести словесные кружева, пытаясь объяснить им, что не имеет к торговле никакого отношения, хотя и является торговым представителем.
— Могу я узнать, почему вопреки моему указанию сюда не явился руководитель управления? — Итальянец строго посмотрел на полицейских.
Флавия внутренне ощетинилась и поймала недоумевающий взгляд Альберто.
— Руководителем являюсь я, — ответила она и отметила, как легко эти слова слетели у нее с языка. — И вы ничего не приказывали. Вы попросили меня прийти, и я согласилась. А теперь ответьте мне вы, — обратилась она к греку, полностью игнорируя итальянца. — Что за дурацкие игры вы здесь затеяли?
— Как точно вы выразились, — с энтузиазмом подхватил грек, — именно дурацкие игры. — Он одобрительно закивал и даже слегка подмигнул ей.
Хорошо, синьора ди Стефано, давайте ближе к делу, — сказал итальянский дипломат. — Я не могу посвятить вашим делам весь день, да и синьор Фостиропулос тоже весьма занятой человек.
— Какая жалость, — сказала Флавия. — А мы просто не знаем, куда девать время. В конце концов, что для нас такое — парочка убийств?
— Кажется, по этому поводу мы здесь и собрались, не так ли? — заметил Фостиропулос.
— Я не знаю, для чего мы здесь собрались, — развела руками Флавия.
— Вы послали запрос о синьоре Харанисе.
— Да, послали.
— Я пришел сюда, чтобы сообщить вам: вы сильно ошибаетесь, если подозреваете синьора Хараниса. Он не может быть замешан ни в каких темных делах. Подобное предположение просто нелепо.
— Мы пока не знаем, кто он такой.
— Это очень богатый человек. У него обширные интересы, но полностью в рамках закона. Он очень уважаемый человек.
— И должно быть, весьма влиятельный, если вы сразу бросились его защищать.
— Вы ведете себя невежливо, синьорина, — вмешался итальянский дипломат. — Я бы даже сказал — грубо.
Фостиропулос остановил его, подняв руку.
— Все в порядке. Харанис — действительно очень влиятельный человек. Но я пришел сюда только для того, чтобы сэкономить вам время. Уверяю вас, не стоить тратить его на разработку совершенно бесперспективной версии.
— Он не занимается коллекционированием картин?
— Занимается, и очень активно. Но это не преступление.
— Вы не сказали, почему эта версия является бесперспективной.
— Во-первых, потому, что синьор Харанис всю последнюю неделю находится в Афинах. Во-вторых, вы ищете человека средних лет, а синьору Харанису — семьдесят два. Ну и в-третьих, это просто абсурд: подозревать, что такой человек, как синьор Харанис, может ввязаться в подобную историю. Он мог купить эту картину на свои карманные деньги, а заодно и весь монастырь.
— Понятно. Тем не менее жертва уехала на автомобиле, который был арендован на имя Хараниса.
— Преступники часто пользуются чужим именем.
— Вы видели его фотографию?
Флавия показала ему крупнозернистое фото, распечатанное с видеокамеры. Фостиропулос взял его в руки и, как заметила Флавия, мгновенно узнал изображенного на нем человека, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Отличить, когда он говорит правду, а когда — лжет, было практически невозможно — должно быть, сказывались годы тренировки. Флавия уловила перемену скорее инстинктивно — просто у нее сразу возникло ощущение, что сейчас он скажет неправду.
— Я не знаю его, но это точно не синьор Харанис. Я уже говорил: ему за семьдесят.
— Ясно.
Грек встал:
— Ну что ж, миссию свою я выполнил, а теперь мне надо идти. Очень надеюсь, что вы поймаете убийцу, кем бы он ни был, и оцените мой вклад в расследование преступления. Извините, что так быстро откланиваюсь, но, по-моему, мы уже все обсудили. Был рад познакомиться, синьорина.
Он кивнул Альберто, которому так и не удалось вставить ни слова, затем повернулся к итальянскому дипломату, и тот церемонно проводил его к выходу.
— Ну, слава Богу, — с облегчением выдохнул дипломат, закрыв за ним дверь. — Пронесло.
— О чем вы?
— Мы едва избежали крупного инцидента. Вы вообще соображаете, на кого замахнулись? Слава Богу, моя оперативность позволила замять дело.
— Какой инцидент? Какая оперативность? Я что-то не заметила никаких действий с вашей стороны.
— Я надеюсь, вы испытываете хоть какую-то благодарность за то, что он согласился прийти сюда?
— Мы тоже пришли сюда. Нас кто-нибудь поблагодарил? — отрезала она. — Мы вам не подчиняемся, к вашему сведению. Кроме того, он не сообщил ничего полезного.
Дипломатический работник холодно посмотрел на нее. Флавия ответила ему таким же ледяным взором. Она сама не знала, почему ведет себя столь вызывающим образом, но была не в силах отказать себе в этом удовольствии. Интересно, Боттандо тоже любит демонстрировать характер? Такие моменты будоражат кровь — возможно, он любит свою работу, в том числе и за это.
— А что он должен был сказать? Вы совершили промах и, чтобы оправдаться, начали громоздить обвинения на кристально честного человека. И он еще должен вам помогать? Человек пониже рангом просто накатал бы на вас жалобу и на этом успокоился.
— Я чувствую, вы все тут полные идиоты.
— Простите?!
— А вы еще больший идиот, чем все остальные. Мы делаем самый обычный запрос в греческую полицию, ответ на который обычно занимает несколько недель. Не проходит и суток, как нас приглашает на встречу чиновник высочайшего ранга из греческого разведывательного управления и пытается направить наше расследование в другое русло. Вы не находите это странным?
— Нет.
— Я готова признать, что человек, арендовавший машину, и семидесятидвухлетний миллионер — разные люди. Но в таком случае сегодняшняя встреча не имела смысла. В чем заключалась помощь этого вашего грека? Ну?! — грозно спросила Флавия.
В ответ дипломат только пожал плечами и распрощался. Флавия и Альберто вышли в пустынный коридор.
— Кретин, — сказала Флавия, захлопнув дверь кабинета. — Только время зря потратили.
— Ты ему поверила? — спросил Альберто. — Я имею в виду Фостиропулоса?
— Я поверила тому, что он сказал. Но меня больше волнует то, что он не решился сказать. Боюсь, от греков нам помощи не дождаться. Придется работать самим.
Они спустились по лестнице и отстояли очередь в бюро пропусков, чтобы подписать их на выход.
— Это оставили для вас, синьорина, — сказал дежурный, забирая у Флавии пропуск и протягивая ей конверт.
Она открыла его и вытащила записку:
Уважаемая синьорина ди Стефано!
Надеюсь, вы окажете мне честь, встретившись со мной в «Кастелло» в шесть часов вечера.
Фостиропулос.
— О-о, — застонала Флавия, — только этого не хватало. Мало того что потратила на него все утро, так я еще должна угробить на него и весь вечер!
— Не ходи, — предложил Альберто.
— Нет, уж лучше пойду. Кто знает, зачем он меня позвал. Если опять не скажет ничего путного, я им все-таки устрою инцидент. Вообще, ненавижу все эти встречи в верхах. Тем более как сегодня — когда это просто пустая перебранка.
— В полиции в принципе нелегко. Во всяком случае, теперь ты понимаешь, почему они так много платили Боттандо.
— Ты уже слышал?
— О да, слухами земля полнится. Надеюсь, это не приведет к слишком большим переменам? Как поступят с тобой?
— Мне предложили занять место Боттандо.
— Я впечатлен, мадам. — Он галантно склонил голову.
Флавия засмеялась.
— Как ты думаешь, я справлюсь?
Он задумался.
— Ну же, говори, — подтолкнула она.
— Конечно, справишься. Только если ты будешь всем грубить так же, как этому дипломату, народ взмолится, чтобы вернули Боттандо.
— Ты считаешь, я вела себя очень грубо?
— Недипломатично.
— Ох. Я немного волновалась.
— Когда в следующий раз захочешь сообщить кому-нибудь, что он кретин и имеет мозги размером с горошину, постарайся хотя бы кокетливо улыбаться.
— Думаешь, это поможет?
— Немного. Флавия кивнула:
— Может, ты и прав. Я попробую.
— Это должно войти в привычку.
— А теперь скажи мне: чем ты намерен сегодня заняться?
Альберто застонал:
— Можно подумать, ты не знаешь. Сейчас приду, и начнется вся эта тягомотина: проверка гостиниц, аэропортов и кредитных карт, бесконечные допросы… Я уж не говорю о том, что мне придется писать объяснительную, почему мы задействовали шесть спецмашин и тридцать пять человек в полной боевой амуниции для того, чтобы арестовать одного-единственного человека в гостиничном номере. Нас уже обвинили в том, что мы чуть не развязали гражданскую войну. И все это мне придется рассказывать огромному количеству людей, профессия которых заключается в том чтобы учить других, как нужно делать то-то и то-то, при том что сами они ничего этого делать не умеют. Своей бурной деятельностью они пытаются убедить общественность, будто стоят на страже ее интересов. Флавия кивнула:
— Так и есть.
— Ну а ты чем займешься?
— Трудно сказать. Сначала съезжу в больницу — узнаю, не пришел ли в себя отец Ксавье и можно ли с ним поговорить. Если окажется, что можно, — послушаю, что он скажет. Если нет, боюсь, придется весь день просидеть за рабочим столом, ломая руки в томительном ожидании новых сведений.
Джонатан Аргайл был далек от сомнений и колебаний Флавии. Напротив, в это утро он имел все основания надеяться, что сумеет добиться четкого результата. Преступление как таковое никогда не интересовало его в том смысле, в каком оно волновало Флавию. В его обязанности не входило сажать людей за решетку. Как всех нормальных людей, Джонатана гораздо больше интересовали причины преступления. Он полагал, что следствие может превратиться в весьма увлекательное занятие, если вести его, отталкиваясь от причины. Конечно, такой подход нечасто приводит к аресту преступника, но Джонатана это не волновало. В конце концов, как украли икону, более-менее ясно. Ее просто взяли и унесли. Легко. Вопрос, кто украл картину, был более интересен, однако и он предполагал только два варианта ответа, судя по тому, что ему рассказывала Флавия. А вот выяснить, зачем ее украли, — это уже задача для настоящих интеллектуалов, для людей с нестандартным складом ума.
На протяжении нескольких веков эта икона, якобы принесенная ангелами, не привлекала к себе никакого интереса. Сегодня утром Аргайл проснулся с твердым намерением выяснить, почему ситуация вдруг изменилась, И был готов потратить на это весь день. Даже неделю, если понадобится: он задал студентам эссе, над сочинением которого им придется покорпеть не один день.
Флавии Джонатан ничего не сказал — он любил преподносить сюрпризы в законченном виде. У него появилась одна идея: попытаться узнать, почему Буркхардт вдруг заинтересовался маленькой «Мадонной».
Явившись в монастырь, он объяснил цель своего визита отцу Жану.
— Пожалуйста, вы можете посмотреть архив, если считаете, что в этом есть смысл, — с готовностью откликнулся отец Жан.
— А у вас нигде не отмечено, какие именно документы он смотрел?
— Кто — он?
— Буркхардт. Убитый, которого нашли в реке. В своей статье он ссылался на ваш архив — значит, он воспользовался его материалами. Это очень важно — узнать, что именно он смотрел.
На этот раз удача отвернулась от Аргайла. Отец Жан отрицательно покачал головой:
— Сожалею.
— Вы не ведете такие записи?
— Нет. В тех редких случаях, когда к нам обращаются с просьбой воспользоваться архивом, мы просто отдаем ключ от помещения, и все.
— У вас есть каталог имеющихся документов?
Отец Жан улыбнулся:
— В некотором роде, но вряд ли он вас удовлетворит. Он никуда не годится.
— Он даст мне хоть какое-то представление.
— Боюсь, что нет.
— Отчего так?
— Архивом заведовал отец Чарлз, он знал его вдоль и поперек.
— Но отец Чарлз, как я понял, умер.
— О нет, он полон жизни, но ему уже за восемьдесят, и голова у него уже не та, что раньше.
— Он сошел с ума?
— Боюсь, что так. У него бывают просветления, но все реже и реже.
— И он не составил каталог?
— Нет. Мы планировали заняться им, но когда отец Чарлз перенес удар, пришлось отказаться от этой идеи. Без его подсказки нам пришлось бы начинать с нуля. В настоящий момент мы заняты более насущными делами.
— Да, это сильно осложняет мою задачу. А нельзя ли мне с ним повидаться?
— В принципе можно. Только я сейчас не смогу вас к нему проводить. У нас возникли большие проблемы.
— Какого рода?
Отец Жан сокрушенно покачал головой:
— Мы столкнулись с подъемом религиозных чувств у местного населения.
— Вас это не радует?
— Говоря откровенно, я пока не знаю, как к этому отнестись. Наш орден уделяет столько внимания больницам и школам, что братья забыли, что такое истинное религиозное чувство, и не знают, как им быть в такой ситуации. Тем более что вера местных жителей основана, на мой взгляд, на суеверном страхе.
— Не согласен с вами.
— Вы, наверное, слышали — эта икона считалась покровительницей квартала. Она защищала квартал от эпидемий, а во время войны на него не упало ни одной бомбы. Конечно, все давно об этом забыли. Помнят лишь старики вроде синьоры Грациани. Во всяком случае, я так полагал до последнего времени. По неизвестной мне причине кража иконы всколыхнула новый всплеск любви к «Мадонне». Ох уж эти римляне. С виду типичные прагматики и материалисты, а копни поглубже…
— Так в чем проблема?
— Они устраивают ночные бдения, во время которых умоляют ее вернуться. Такое впечатление, будто они и впрямь боятся, что с кварталом может что-то случиться в ее отсутствие. Они исповедуются в грехах перед закрытой дверью в надежде, что Божья Матерь смягчится, увидев их искреннее раскаяние, и вернется.
— Но ведь икону украли.
Отец Жан улыбнулся:
— Они так не думают. Большинство из них уверено, что она лишила их своей благосклонности к исчезла по собственной воле. И не вернется до тех пор, пока они не исправятся. Я читал о подобном феномене в летописях, но никогда не думал, что сам стану свидетелем такого поклонения. Проблема в том, что они во всем обвиняют орден.
— Чем же вы перед ними провинились?
— Тем, что спрятали ее от людей. Закрыли церковь. Вообще-то это вина генерала Боттандо: он посоветовал нам запереть все двери.
— Такова его работа.
— Да. Но я только сейчас начинаю понимать, что наша работа — игнорировать подобные советы. Теперь нам придется обсудить с братьями, как разрядить обстановку.
— Конечно. Может быть, вы просто подскажете мне, как найти отца Чарлза? Если существует хоть один шанс получить от него полезную информацию…
— Нет ничего проще — он живет здесь. Мы присматриваем за ним.
Отец Жан вытащил из кармана старинные часы на цепочке, посмотрел на них и сказал:
— Хорошо, я отведу вас к нему. Только быстро. Если он в форме, я оставлю вас у него. Дальше вам придется позаботиться о себе самому.
Очень быстрым шагом он повел Аргайла вдоль по коридору, потом вверх по лестнице, взбираясь все выше и выше, пока не дошел до этажа, где современная отделка уступила место старой облупившейся краске. Окна здесь были совсем крошечные, а узкие двери висели на болтающихся петлях.
— Здесь у нас не богато, — заметил отец Жан. — Но он отказывается переезжать.
— Ему нравится здесь жить?
— Он живет здесь шестьдесят лет и жил даже тогда, когда возглавлял орден. Когда он заболел, мы хотели выделить ему более светлую комнату на первом этаже: оттуда ему было бы легче выходить на прогулки, да и доктора советовали сменить обстановку на более жизнерадостную. Говорят, она способствует ясности ума. Но он отказался трогаться с места. Он никогда не одобрял перемены.
Отец Жан постучался, выждал секунду и толкнул дверь внутрь.
— Чарлз? — тихо позвал он во мраке. — Ты не спишь?
— Нет, — ответил старческий голос. — Не сплю.
— Я привел к тебе посетителя. Его интересует архив, и он надеется на твою помощь.
После долгой паузы скрипнул стул в дальнем конце темной комнаты. Судя по всему, помещение редко проветривалось — воздух был густым и тяжелым.
— Ну, показывай своего посетителя.
— Ты можешь с ним поговорить?
— А что я сейчас делаю?
— Вам повезло, — шепнул Аргайлу отец Жан. — Возможно, через некоторое время он отключится, но до тех пор вы успеете что-нибудь выяснить.
— Не надо там шептаться, Жан, — послышался сердитый голос. — Заводи своего посетителя, и пусть он поднимет жалюзи, чтобы я видел, с кем имею дело. А сам оставь меня в покое.
Повеселевший отец Жан улыбнулся и тихонько вышел из комнаты. Аргайл на ощупь пересек комнату, открыл окна и поднял жалюзи. Утренний свет больно ударил по глазам.
Взору его открылась аскетичная комната, весь интерьер которой составляли кровать, два стула, письменный стол и полка с книгами. На стене висело распятие, на потолке была вкручена обычная лампочка. Отец Чарлз сидел на стуле и смотрел на Аргайла спокойно и терпеливо, как умеют смотреть только старики. Аргайл не решился сесть без приглашения и молча ждал, когда отец Чарлз составит о нем свое суждение.
Сам он предполагал увидеть маленького сморщенного старика, трогательного и печального. Ему не удалось скрыть своего удивления, поскольку человек, которого он увидел, разительно отличался от образа, нарисованного его воображением. Перед ним сидел очень крупный мужчина — вероятно, в молодости он был настоящим гигантом. Грудь колесом, мощный разворот плеч — даже сейчас, будучи старым и больным, он казался слишком большим для стула, на котором сидел, да и, пожалуй, для всей комнаты. Его умные проницательные глаза с живым интересом изучали лицо Аргайла. Старик не торопился — он понимал, что инициатива на его стороне.