— Недостаточно.
   — Я так и думал. И все же оно помогло мне найти икону.
   — Не могу этого отрицать.
   — Конечно, не можешь. Кстати, вы уже решили, как объясните братьям возвращение иконы? — поинтересовался Аргайл у нового главы ордена.
   Отец Поль пожал плечами:
   — Я не могу сказать им, где она находилась все это время, потому что тогда придется объяснить, как она туда попала, а мне бы этого не хотелось. Поэтому лучше всего будет просто повесить ее на место, ничего никому не говоря.
   — Мне придется написать рапорт, — сказала Флавия.
   — О-о, — огорчился отец Поль. — Это обязательно?
   — Конечно. Мы не можем сделать вид, что икона появилась сама собой.
   — Почему? — сказал Аргайл.
   — В самом деле, почему нет? — поддержал его отец Поль.
   — Послушай, в рапорте тебе придется указать, что икону украла синьора Грациани, и что отец Ксавье собирался тайно ее продать, и что орден по уши увяз в долгах. Зачем ордену такая скандальная слава? Бедный отец Поль только что принял бразды правления, ему и так нелегко. И потом: человек, застреливший Хараниса, может вернуться за оригиналом, прочитав об этом в газетах. А если мы тихонько повесим ее на место и завтра утром вместе со всеми удивимся ее чудесному появлению, все будет шито-крыто и ты сможешь забыть о деле. Только нужно будет распустить слух, что это копия оригинала, или свалить все на рассеянность кого-нибудь из братьев. И все будут счастливы, и мы с тобой сможем уехать на несколько дней отдохнуть.
   Несколько минут они шли молча, пока Флавия обдумывала его предложение.
   — Как у тебя все просто.
   — Если бы это было действительно важное дело, которое могло бы принести славу твоему управлению, у меня и мысли бы не возникло предлагать тебе скрыть его успешное завершение. Но это всего лишь старая невыразительная икона, потерявшаяся на несколько дней по чистому недоразумению. Ничего особенного. И ты можешь сказать, что дело Хараниса вообще не имеет никакого отношения к вашему управлению.
   — Ну…
   — Завтра утром возвращается Боттандо. Посоветуйся с ним. Пусть он решает.
   Она еще раз подумала.
   — Очень хорошо. Полагаю, так будет лучше всего.

ГЛАВА 19

   — И она действительно была там? — спросил Боттандо, выслушав отчет Флавии о событиях минувшего вечера.
   — В коробке из-под стирального порошка. Без биологических ферментов, так что она нисколько не пострадала. И что будем делать?
   Мне нравится предложение твоего Джонатана свести наше участие в деле к минимуму, — сказал Боттандо, крутанувшись в кресле. — Ты скоро поймешь, что сейчас нам нужно как можно шире рекламировать свою деятельность, а самим держаться в тени. И давай обойдемся без театральности, хорошо?
   — Без театральности? — спросила потрясенная Флавия. — Я только что говорила с отцом Полем по телефону. Неожиданное появление иконы вызвало настоящую бурю. Народ валом повалил в церковь. Сначала всплеск религиозных чувств возник в связи с исчезновением иконы, а когда она снова объявилась, все словно посходили с ума. Отец Поль приказал открыть доступ в церковь и отслужил праздничную мессу. Вы знаете, сколько народу пришло? Двести человек! Им пришлось стоять, иначе всем не хватило бы места. Последний раз там собиралось столько народу в девятнадцатом веке, во время эпидемии холеры.
   — Дорогая, к нам это не имеет никакого отношения, — добродушно сказал Боттандо. — Я всегда придерживался мнения, что чудо посылается тем, кто заслуживает его. — По-моему, все идет так, как должно идти. Теперь они будут лучше за ней смотреть. Кстати, Джонатан не ошибся? Это в самом деле «Одигитрия»?
   Флавия кивнула:
   — По всей видимости, да. Джонатан, конечно, натура увлекающаяся, и я не видела доказательств своими глазами, но, думаю, он прав.
   — В таком случае мы не станем обнародовать этот факт. Пусть лучше творит чудеса у нас в Риме, чем где-нибудь в районе Черного моря. Так и порешим. Как карабинеры? Довольны? Не затеют склоку?
   — Убийца мертв, и они счастливы закрыть дело.
   — Ну и славно. Я рад. А теперь к более важным делам: какое решение ты приняла?
   Флавия набрала в грудь побольше воздуха и кивнула.
   — Ну?..
   — Я остаюсь здесь и буду руководить.
   Боттандо расцвел.
   — Рад, очень рад это слышать. Мне бы ужасно не хотелось отдавать управление в чужие руки. Ты чудесно справишься. Лучше тебя никого не найти.
   — Я в этом не уверена.
   — Поверь мне. Тебе просто нужно понять кое-какие тонкости общей политики — как врать, изворачиваться, ловчить… Я, конечно, всегда буду под рукой — ты можешь обращаться ко мне за советом в любое время дня и ночи. Не говоря уж о том, что формально я остаюсь твоим начальником. — Он тепло улыбнулся ей. — Спасибо тебе, дорогая.
   Флавия засмеялась.
   — Это вам спасибо. Скажите, а это будет очень неправильно, если я начну с того, что уеду в отпуск?
   — Ты вольна делать все, что захочешь.
   — Это совет?
   — Я думаю, это будет отличное начало. Поезжай в отпуск, освежись. Отдохни хорошенько.
   Она пожала ему руку, поцеловала в щеку и ушла. Она была готова поклясться, что в глазах Боттандо блеснула слеза, когда она уходила.
 
   Торопясь на встречу с Боттандо, Флавия убежала из дома так рано, что не успела просмотреть утреннюю почту. И упустила последнюю сцену спектакля.
   Зато Аргаил насладился ею вполне — большей частью благодаря привычке начинать день в строго определенной последовательности действий: пробуждение, кофе, душ, снова кофе, газета, кофе, тост. После второй чашки кофе он выходил за газетой и заодно вынимал из ящика почту. Сегодня это были два счета, циркуляр из университета и толстый белый конверт, надписанный незнакомым почерком. Джонатан предпочитал узнавать плохие новости сразу, поэтому начал с конверта. Внутри находился ключ и письмо с адресом римского аэропорта.
   Дорогой Джонатан!
   Надеюсь, ты простишь меня, что я пишу тебе в такой спешке, но мне необходимо срочно уехать из Рима. Я хочу погостить немного в Греции; надеюсь, ты поймешь меня.
   Икона сейчас находится в руках законного владельца, которому отец Ксавье намеревался продать ее изначально. И чтобы подвести окончательную черту под этим делом и избежать дальнейших преследований, он считает необходимым заплатить ордену оговоренную цену — 240 тысяч долларов.
   Посредник должен был передать эти деньги отцу Ксавье в тот день, когда па него было совершено покушение. Питер Буркхардт оставил деньги в багажном отделении центрального терминала на вокзале Остиенсе. Тебе не обязательно знать, каким образом ключ от ячейки оказался у меня, но я буду благодарна, если ты возьмешь на себя труд доставить сумку с деньгами в монастырь. Я обращаюсь с этой просьбой от своего имени, потому что покупатель хочет сохранить анонимность.
   Не сомневаюсь, что еще ниже упала в твоем мнении за ту неделю, что прошла со дня моего приезда в Рим, о чем весьма сожалею. Сейчас не время объяснять, каким образом я оказалась впутана в это дело, но, надеюсь, когда-нибудь мне представится возможность объясниться. Я только хочу, чтобы ты понял: у меня не было никакого корыстного интереса. И я рада сообщить тебе, что результат оправдал мои надежды. Теперь я могу окончательно отойти от дел — надеюсь, навсегда.
   Пожалуйста, пе редай мои лучшие пожелания Флавии и извинись от меня за причиненное ей беспокойство. Я не отказалась бы с ней сотрудничать, будь это в моей власти.
   С любовью и приветом,
   Мэри Верней.
 
   P.S. Срок хранения истекает в среду, в одиннадцать часов утра. Постарайся забрать сумку до истечения этого срока, иначе сотрудники вокзала вскроют ячейку и могут украсть деньги. Ты же знаешь, какими нечестными бывают люди.
   Джонатан дважды перечитал письмо и широко улыбнулся. У него было сильное подозрение, что миссис Верней собиралась оставить деньги себе, но поспешный отъезд из Рима лишил ее этой возможности. В свойственной ей манере она сумела обернуть ситуацию в свою пользу и сделала благородный жест. Очень тонко.
   Он посмотрел на часы — без двадцати пяти одиннадцать. Если повезет, еще можно успеть. И Джонатан отправился на вокзал, представляя, как получит деньги и предъявит отцу Полю убедительное доказательство того, что чудеса действительно существуют.