Чувствовалось, что в это дело генерал душу не вкладывает. Он часто брал отгулы, чего никогда не случалось ранее. В общем, мало-помалу спускал все на тормозах, расслаблялся. Готовил уход. Было ясно, что проработает он здесь еще от силы пару лет и непременно уйдет в отставку, хотя на своей прежней должности начальника управления по борьбе с кражами произведений искусства даже об этом не думал. Генерал принадлежал к таким людям, которые не мыслили своего существования в отрыве от работы.
Наверное, повышение Боттандо было задумано специально, чтобы потихоньку расслабить его до состояния, когда он сам решит отправиться на заслуженный отдых. Сейчас он находился на половине пути.
Теперь Флавия приезжала к нему уже не по делам. Она руководила управлением год и окрепла настолько, что больше не нуждалась в его постоянных наставлениях, как в первые месяцы. Боттандо это отметил, и был рад за нее. В последний раз генерал приезжал несколько месяцев назад под предлогом посмотреть какие-то старые дела, а на самом деле проверить, все ли тут в порядке. Большую часть дня он провел, слоняясь по кабинетам, читая случайные бумаги, болтая с сотрудниками в коридоре и надолго отлучаясь с ними в бар, чтобы выпить. Значит, никакой срочной работы там у него не было. Иногда — правда, пока лишь иногда — Флавия его немного жалела. Она очень надеялась, что милый Боттандо не подозревает об этом.
Но на сей раз причины выдумывать предлог для встречи не было. На нее взвалили странное, неприятное дело, и требовалось поговорить с опытным человеком. Она уже догадывалась, какой прозвучит совет, но все равно хотела его услышать.
Боттандо вышел из-за стола, нежно поцеловал ее в щеку и воскликнул:
— Милая Флавия, если бы ты знала, как я рад тебя видеть! Не часто ты балуешь меня своими визитами в этой провинции. Чем могу быть полезен? Полагаю, ты приехала не только, чтобы усладить взор благосостоянием нашей организации?
Она улыбнулась:
— Конечно, мне нравится наблюдать за работой хорошо смазанного механизма, но сегодня мне понадобился ваш мудрый совет.
— Всегда готов служить, — ответил генерал. — Надеюсь, проблема реальная, а не придуманная специально, чтобы я не чувствовал себя ненужным?
Черт возьми, он заметил. Флавия покраснела.
— Однажды вы сказали, что премьер-министр может испортить мне жизнь.
— Да, действительно может. Особенно, если ты станешь у него на пути. А что у тебя общего с премьер-министром?
После краткой преамбулы относительно неразглашения тайны она рассказала ему все. Боттандо внимательно слушал, хмыкая, почесывая подбородок и посматривая в потолок, как в старые добрые времена. Флавия видела, как постепенно его глаза начинают поблескивать, словно в фонарик вставили свежие батарейки.
— Да, — удовлетворенно произнес генерал и откинулся на спинку кресла. — Очень интересно. Теперь ясно, почему тебе понадобилось услышать мое мнение.
— Во-первых, я не до конца понимаю, почему премьер-министра так взволновала пропажа картины.
— Тебе следует принять его объяснение, — задумчиво проговорил Боттандо. — Правительство очень серьезно относится к председательству Италии в Европейском союзе. Насколько я помню, в предвыборной программе Антонио Сабауда объявил своими главными приоритетами закон и порядок. А теперь, после пропажи картины, может получиться так, что за его спиной все будут хихикать. Разве какому-нибудь политику захочется выглядеть глупо? Они очень чувствительны к подобным вещам и часто выдают личные интересы за национальные.
— Очевидно. Но меня тревожит, что в случае неблагоприятного исхода я окажусь крайней.
— Никаких письменных указаний ты от него не получила?
Флавия грустно усмехнулась. Боттандо продолжил:
— Я так и думал. И единственным свидетелем вашего разговора был старик Маккиоли, податливый, как кусок листового свинца. — Генерал помолчал. — Например, все сложилось плохо. Известие о пропаже картины появилось в газетах. Разразился большой скандал. Премьер-министр возмущается твоим бездействием. А?
Флавия кивнула.
— Но может получиться гораздо хуже. Ты начнешь собирать деньги для выплаты выкупа, а через некоторое время об этом сообщат газеты. Тогда наш премьер-министр будет просто в шоке. Как же так, начальник Национального управления по борьбе с кражами произведений искусства занимается такими вещами. Собирается платить выкуп.
— За это меня упекут в тюрьму.
— Да, дорогая, на два года, если не пришьют коррупцию и сговор.
— А если все сложится хорошо?
— Если все сложится хорошо, и тебе удастся отыскать картину, то будет считаться, что ты просто добросовестно выполнила свои обязанности. Впрочем, об этом никто не узнает. Но учти, премьер-министр очень давно вертится на нашей политической кухне, у него много врагов, и, чтобы выжить, ему постоянно приходится изворачиваться. Он по определению должен быть очень коварным. Вот смотри. Предположим, тебе удалось найти деньги, заплатить выкуп и вернуть картину. Все это сделано только для того, чтобы он, Сабауда, не выглядел дураком на международной сцене. Закон нарушен, но премьер, разумеется, посмотрит на это сквозь пальцы. Об этом будете знать только вы двое. Но он может задуматься: а что, если тебе вдруг захочется немножко на него надавить? Слегка пошантажировать. Полагаю, он скорее всего станет воспринимать тебя как потенциальную угрозу и примет соответствующие меры. Придумает что-нибудь, премьер в таких делах большой специалист. Поручит сфабриковать на тебя компромат, который до поры до времени будет лежать под сукном, но случись что, и тебя уволят за некомпетентность. Это в лучшем случае. А могут, как я уже сказал, пришить коррупцию или нечто подобное. В общем, премьер-министр действительно способен испортить тебе жизнь.
Флавия чувствовала, как сжимается сердце. Все это она знала, но произнесенное вот так, вслух, настроения не поднимало.
— Ваши рекомендации?
Боттандо хмыкнул:
— Сначала давай рассмотрим варианты. Их всего два. Первый: ты организуешь утечку информации. Премьер обрушивает на тебя свою ярость, в ответ ты обещаешь ему не останавливаться ни перед чем и так далее. Это исключает перспективу тюрьмы в будущем, но почти наверняка означает окончание многообещающей карьеры. Второй: сделать все, как предписал он. Тоже скверно, по очевидным причинам. Маккиоли под присягой подтвердит, что тебя специально предупреждали, что платить выкуп противозаконно.
— Негусто получается.
— На данный момент — да. Скажи, а откуда могут появиться деньги для выкупа?
— Понятия не имею. Например, какой-нибудь очень богатый патриот неожиданно войдет в комнату с чековой книжкой в руке.
— Вообще-то случается всякое. Предположим, деньги нашлись. Что дальше?
— Картина возвращается на место. Затем начинается охота за грабителями. Ведь в конце концов они могут проделать этот трюк снова.
Боттандо покачал головой:
— Неразумно. Потому что после всего тебе нужно затаиться. Выполнить лишь то, что предписано, и не более.
— Но я не вполне понимаю, что мне предписано.
— Пойми, коварству можно противопоставить только еще более изощренное коварство. А если тебе изложить это все на бумаге? Потом заверить у адвоката. Тогда в случае необходимости ты вытаскиваешь бумагу и машешь ею. Вот, смотрите, я поняла инструкции премьер-министра так-то и так-то.
Флавия хмыкнула точно так же, как обычно Боттандо, когда она предлагала какой-нибудь неприемлемый вариант. Он мягко улыбнулся. Ему тоже было немного жаль Флавию. Ведь чем выше пост занимаешь, тем больше на тебе ответственности.
— Я не решаюсь просить вас о помощи…
Боттандо усмехнулся:
— Дорогая моя. Конечно, мне очень хочется тебе помочь, но я уже стар для того, чтобы бегать на встречу с похитителями с чемоданами денег в руках. А кроме того, у меня сейчас сложная ситуация.
— Что такое?
— Флавия, — генерал сделал скорбную гримасу, — мне здесь скучно. Невероятно. Я сижу за этим столом уже год и перекладываю бумажки. Отдаю распоряжения людям, которые отдают распоряжения другим людям, а те время от времени проводят какие-то оперативные акции, но большую часть времени тратят на разработку рекомендаций международным организациям. И я решил, что хорошего понемножку, и собрался уйти в отставку. Пенсия у меня будет много меньше, чем ожидалось, но на жизнь хватит. Поэтому рисковать мне сейчас никак нельзя. Что касается советов, то пожалуйста, в любое время, но активно помогать я тебе смогу, когда выйду в отставку.
— Жаль, что вы покидаете работу, — промолвила она. — Мне будет очень вас не хватать.
— Ты обойдешься, не сомневаюсь. А я уже решил. Даже самая интересная работа в конце концов приедается, а то, чем я тут занимаюсь, интересным не назовешь. Ты наверняка это заметила. — Он замолчал. — Кстати, шоколадные конфеты, ты сказала, были бельгийские?
— Да.
— Хм…
— Почему вы спросили?
— Просто так. Уточняю. Видимо, я, как всегда, переоцениваю роль деталей.
Флавия посмотрела на часы и встала. «Опаздываю, опаздываю, опаздываю. Неужели так будет всегда? Постоянные встречи, спешка? Нет времени просто сесть и спокойно побеседовать. Наверное, проработав в таком темпе несколько десятков лет, я тоже захочу с этим распрощаться».
Она обняла Боттандо, пообещала, что обязательно приедет к нему за советом, и направилась к своему автомобилю. Водитель крепко спал на заднем сиденье. Счастливый, подумала она, прежде чем разбудить его.
3
4
Наверное, повышение Боттандо было задумано специально, чтобы потихоньку расслабить его до состояния, когда он сам решит отправиться на заслуженный отдых. Сейчас он находился на половине пути.
Теперь Флавия приезжала к нему уже не по делам. Она руководила управлением год и окрепла настолько, что больше не нуждалась в его постоянных наставлениях, как в первые месяцы. Боттандо это отметил, и был рад за нее. В последний раз генерал приезжал несколько месяцев назад под предлогом посмотреть какие-то старые дела, а на самом деле проверить, все ли тут в порядке. Большую часть дня он провел, слоняясь по кабинетам, читая случайные бумаги, болтая с сотрудниками в коридоре и надолго отлучаясь с ними в бар, чтобы выпить. Значит, никакой срочной работы там у него не было. Иногда — правда, пока лишь иногда — Флавия его немного жалела. Она очень надеялась, что милый Боттандо не подозревает об этом.
Но на сей раз причины выдумывать предлог для встречи не было. На нее взвалили странное, неприятное дело, и требовалось поговорить с опытным человеком. Она уже догадывалась, какой прозвучит совет, но все равно хотела его услышать.
Боттандо вышел из-за стола, нежно поцеловал ее в щеку и воскликнул:
— Милая Флавия, если бы ты знала, как я рад тебя видеть! Не часто ты балуешь меня своими визитами в этой провинции. Чем могу быть полезен? Полагаю, ты приехала не только, чтобы усладить взор благосостоянием нашей организации?
Она улыбнулась:
— Конечно, мне нравится наблюдать за работой хорошо смазанного механизма, но сегодня мне понадобился ваш мудрый совет.
— Всегда готов служить, — ответил генерал. — Надеюсь, проблема реальная, а не придуманная специально, чтобы я не чувствовал себя ненужным?
Черт возьми, он заметил. Флавия покраснела.
— Однажды вы сказали, что премьер-министр может испортить мне жизнь.
— Да, действительно может. Особенно, если ты станешь у него на пути. А что у тебя общего с премьер-министром?
После краткой преамбулы относительно неразглашения тайны она рассказала ему все. Боттандо внимательно слушал, хмыкая, почесывая подбородок и посматривая в потолок, как в старые добрые времена. Флавия видела, как постепенно его глаза начинают поблескивать, словно в фонарик вставили свежие батарейки.
— Да, — удовлетворенно произнес генерал и откинулся на спинку кресла. — Очень интересно. Теперь ясно, почему тебе понадобилось услышать мое мнение.
— Во-первых, я не до конца понимаю, почему премьер-министра так взволновала пропажа картины.
— Тебе следует принять его объяснение, — задумчиво проговорил Боттандо. — Правительство очень серьезно относится к председательству Италии в Европейском союзе. Насколько я помню, в предвыборной программе Антонио Сабауда объявил своими главными приоритетами закон и порядок. А теперь, после пропажи картины, может получиться так, что за его спиной все будут хихикать. Разве какому-нибудь политику захочется выглядеть глупо? Они очень чувствительны к подобным вещам и часто выдают личные интересы за национальные.
— Очевидно. Но меня тревожит, что в случае неблагоприятного исхода я окажусь крайней.
— Никаких письменных указаний ты от него не получила?
Флавия грустно усмехнулась. Боттандо продолжил:
— Я так и думал. И единственным свидетелем вашего разговора был старик Маккиоли, податливый, как кусок листового свинца. — Генерал помолчал. — Например, все сложилось плохо. Известие о пропаже картины появилось в газетах. Разразился большой скандал. Премьер-министр возмущается твоим бездействием. А?
Флавия кивнула.
— Но может получиться гораздо хуже. Ты начнешь собирать деньги для выплаты выкупа, а через некоторое время об этом сообщат газеты. Тогда наш премьер-министр будет просто в шоке. Как же так, начальник Национального управления по борьбе с кражами произведений искусства занимается такими вещами. Собирается платить выкуп.
— За это меня упекут в тюрьму.
— Да, дорогая, на два года, если не пришьют коррупцию и сговор.
— А если все сложится хорошо?
— Если все сложится хорошо, и тебе удастся отыскать картину, то будет считаться, что ты просто добросовестно выполнила свои обязанности. Впрочем, об этом никто не узнает. Но учти, премьер-министр очень давно вертится на нашей политической кухне, у него много врагов, и, чтобы выжить, ему постоянно приходится изворачиваться. Он по определению должен быть очень коварным. Вот смотри. Предположим, тебе удалось найти деньги, заплатить выкуп и вернуть картину. Все это сделано только для того, чтобы он, Сабауда, не выглядел дураком на международной сцене. Закон нарушен, но премьер, разумеется, посмотрит на это сквозь пальцы. Об этом будете знать только вы двое. Но он может задуматься: а что, если тебе вдруг захочется немножко на него надавить? Слегка пошантажировать. Полагаю, он скорее всего станет воспринимать тебя как потенциальную угрозу и примет соответствующие меры. Придумает что-нибудь, премьер в таких делах большой специалист. Поручит сфабриковать на тебя компромат, который до поры до времени будет лежать под сукном, но случись что, и тебя уволят за некомпетентность. Это в лучшем случае. А могут, как я уже сказал, пришить коррупцию или нечто подобное. В общем, премьер-министр действительно способен испортить тебе жизнь.
Флавия чувствовала, как сжимается сердце. Все это она знала, но произнесенное вот так, вслух, настроения не поднимало.
— Ваши рекомендации?
Боттандо хмыкнул:
— Сначала давай рассмотрим варианты. Их всего два. Первый: ты организуешь утечку информации. Премьер обрушивает на тебя свою ярость, в ответ ты обещаешь ему не останавливаться ни перед чем и так далее. Это исключает перспективу тюрьмы в будущем, но почти наверняка означает окончание многообещающей карьеры. Второй: сделать все, как предписал он. Тоже скверно, по очевидным причинам. Маккиоли под присягой подтвердит, что тебя специально предупреждали, что платить выкуп противозаконно.
— Негусто получается.
— На данный момент — да. Скажи, а откуда могут появиться деньги для выкупа?
— Понятия не имею. Например, какой-нибудь очень богатый патриот неожиданно войдет в комнату с чековой книжкой в руке.
— Вообще-то случается всякое. Предположим, деньги нашлись. Что дальше?
— Картина возвращается на место. Затем начинается охота за грабителями. Ведь в конце концов они могут проделать этот трюк снова.
Боттандо покачал головой:
— Неразумно. Потому что после всего тебе нужно затаиться. Выполнить лишь то, что предписано, и не более.
— Но я не вполне понимаю, что мне предписано.
— Пойми, коварству можно противопоставить только еще более изощренное коварство. А если тебе изложить это все на бумаге? Потом заверить у адвоката. Тогда в случае необходимости ты вытаскиваешь бумагу и машешь ею. Вот, смотрите, я поняла инструкции премьер-министра так-то и так-то.
Флавия хмыкнула точно так же, как обычно Боттандо, когда она предлагала какой-нибудь неприемлемый вариант. Он мягко улыбнулся. Ему тоже было немного жаль Флавию. Ведь чем выше пост занимаешь, тем больше на тебе ответственности.
— Я не решаюсь просить вас о помощи…
Боттандо усмехнулся:
— Дорогая моя. Конечно, мне очень хочется тебе помочь, но я уже стар для того, чтобы бегать на встречу с похитителями с чемоданами денег в руках. А кроме того, у меня сейчас сложная ситуация.
— Что такое?
— Флавия, — генерал сделал скорбную гримасу, — мне здесь скучно. Невероятно. Я сижу за этим столом уже год и перекладываю бумажки. Отдаю распоряжения людям, которые отдают распоряжения другим людям, а те время от времени проводят какие-то оперативные акции, но большую часть времени тратят на разработку рекомендаций международным организациям. И я решил, что хорошего понемножку, и собрался уйти в отставку. Пенсия у меня будет много меньше, чем ожидалось, но на жизнь хватит. Поэтому рисковать мне сейчас никак нельзя. Что касается советов, то пожалуйста, в любое время, но активно помогать я тебе смогу, когда выйду в отставку.
— Жаль, что вы покидаете работу, — промолвила она. — Мне будет очень вас не хватать.
— Ты обойдешься, не сомневаюсь. А я уже решил. Даже самая интересная работа в конце концов приедается, а то, чем я тут занимаюсь, интересным не назовешь. Ты наверняка это заметила. — Он замолчал. — Кстати, шоколадные конфеты, ты сказала, были бельгийские?
— Да.
— Хм…
— Почему вы спросили?
— Просто так. Уточняю. Видимо, я, как всегда, переоцениваю роль деталей.
Флавия посмотрела на часы и встала. «Опаздываю, опаздываю, опаздываю. Неужели так будет всегда? Постоянные встречи, спешка? Нет времени просто сесть и спокойно побеседовать. Наверное, проработав в таком темпе несколько десятков лет, я тоже захочу с этим распрощаться».
Она обняла Боттандо, пообещала, что обязательно приедет к нему за советом, и направилась к своему автомобилю. Водитель крепко спал на заднем сиденье. Счастливый, подумала она, прежде чем разбудить его.
3
Домой Флавия приехала раньше Джонатана. Разделась и шагнула на веранду с бокалом вина. Теперь, когда ее повысили, а Джонатан наконец нашел постоянную работу, они смогли позволить себе снять приличную квартиру. Там же, в квартале Трастевере на правом берегу Тибра, четырехкомнатную, с высокими потолками и верандой, выходящей на тихую площадь. Если вытянуть шею, то можно даже разглядеть кусочек знаменитой церкви Санта-Мария делла Виттория. Роста у Флавии не хватало, но у Джонатана получалось, и это его необыкновенно радовало. Приятно было сознавать, что церковь где-то там, совсем недалеко. Домовитой хозяйкой Флавия не была, но здесь она старалась по мере сил поддерживать порядок. Может, это уже возраст такой наступает?
Она ушла с работы пораньше, поскольку там поразмышлять не было никакой возможности. Непрерывно трезвонил телефон, в кабинет постоянно кто-то забегал что-нибудь спросить или дать подписать. Обычно ей это не мешало, но сегодня хотелось подумать в тишине. Лучше всего — на веранде.
Она смотрела на здание напротив, цвета охры, где располагались магазины. Люди входили, потом выходили с покупками, и это ее почему-то успокаивало.
Итак, разговор с Боттандо в практическом плане ничего не дал. Совет пригнуть голову и затаиться, конечно, дельный, но уж очень противно. Значит, что ни сделай, все опасно. Премьер-министр просто положил ее голову на плаху и замахнулся топором. Случись что не так, обвинять будут только ее. Как же, начальник управления! Хотя прошел год, а ее еще не утвердили. И можно легко избавиться, без шума, суеты. Просто объявят, что с такого-то числа на эту должность назначен некий более опытный специалист.
Ну что тут можно сделать? Ровным счетом ничего. Не станет же Флавия шастать по офисам богатых итальянцев, спрашивая, нет ли у кого чемодана лишних денег. К тому же сбор благотворительных средств в ее обязанности не входит. В наше время этим занимаются все директора музеев. Почему бы не намекнуть Маккиоли? Он недотепа, но, если потребуют выкуп, может, поговорить с ним серьезно?
Через час явился Аргайл. В относительно хорошем настроении, если учесть, что у него было три семинара, на которых он пытался вбить в головы студентов элементарные знания по истории искусств. Он плюхнулся в кресло рядом с Флавией, чтобы вместе полюбоваться живописным видом. Понаслаждавшись, спросил, как прошла встреча с премьер-министром. Вспоминать сейчас не хотелось, и она, в свою очередь, поинтересовалась, как продвигается работа над тезисами.
Для Аргайла это был больной вопрос. Он преподавал в университете историю искусств. Работа для него подходящая, но, помимо аудиторных занятий со студентами, она предусматривала написание научных и методических статей. А еще лучше, если преподаватель издавал книгу или две.
Эта повинность Аргайла ужасно раздражала, он питал стойкое отвращение ко всякой никчемной писанине. Но никуда не денешься, подобные требования существуют в университетах всего мира. Он переворошил свой архив и слепил две банальные статьи, которые сдал в заштатный журнал. Думал, все, так нет, недавно случилась другая напасть. Через месяц в Ферраре собиралась научная конференция, и кафедра поручила ему сделать на ней доклад. Теперь надо срочно готовить тезисы.
Аргайл расстроился. Во-первых, у него совершенно не было материала, а во-вторых, одно дело — тиснуть статью в журнале, который никто не читает, и совсем другое — стоять перед аудиторией и нести откровенную бессмыслицу. Он снова пожаловался Флавии, что до сих пор не может ничего придумать, а она постаралась его успокоить.
Наконец Аргайл выдохся и сменил тему:
— Тебе сегодня звонили.
— Кто?
— Мэри Верней.
Флавия поставила бокал и посмотрела на мужа. Неужели того, что было сегодня, недостаточно? И еще эта Мэри Верней, профессионалка, специализирующаяся на краже картин. Она вроде отошла от дел, во всяком случае, так заявила Флавии, когда та ее застукала в последний раз. Но прежде Мэри уже заявляла подобное.
— И что?
— У нее дом где-то здесь, в Тоскане. Она спрашивает, можно ли вернуться. Есть ли у тебя к ней какие-либо претензии? Если есть, то она продаст дом и останется в Англии, а если нет, то с удовольствием вернется и будет в нем жить. Я пообещал, что спрошу. — Аргайл улыбнулся. — Не смотри на меня так. Я всего лишь передаю сообщение. Казнить вестника совсем не обязательно.
Флавия хмыкнула:
— Можно подумать, мне нечего делать, кроме как успокаивать пожилых воровок.
— Да, сейчас у тебя забот предостаточно.
— Почему ты так решил?
— Ну, во-первых, ты совсем не слушала забавную историю о кофеварке в преподавательской. Потом еще анекдот о туристе, на голову которого упал кусочек Пантеона. Ты даже не улыбнулась, хотя он довольно остроумный и в другое время наверняка вызвал бы у тебя смех. И наконец, ты дважды окунула оливку в сахарницу и съела, даже не заметив.
Вот, значит, почему у оливки такой странный вкус. Флавия вздохнула и рассказала Аргайлу о том, как провела день. К концу повествования он тоже окунул свою оливку в сахар. В отличие от Флавии ему она показалась довольно вкусной. Он понял, что история с кафедральной кофеваркой бледнеет по сравнению с ситуацией, в какой оказалась жена. Совет Аргайла ей не понравился.
— Ты уже несколько дней жалуешься на желудок, — сказал он. — Давай сходим к Джулио, это недалеко, и он положит тебя на неделю в больницу. На срочное обследование. Подозрение на язву или гастроэнтерит. Можешь во всем обвинить меня, что, мол, я плохо готовлю. Он будет рад помочь. А ты отсидишься в тихом мирном месте, пока это дело не уляжется. Отдохнешь, почитаешь. А?
Джулио — их приятель, врач, живущий в этом квартале, очень любезный человек, и Флавия не сомневалась, что он поможет. К тому же ее желудок, как и остальные внутренние органы, в последнее время вел себя удручающе скверно. Правда, в данный момент полегчало, наверное, результат благотворного действия вина. Но она не могла взять и вот так улизнуть, и Аргайл это знал.
— Не глупи. Если ты хочешь помочь, то расскажи лучше об этой картине Клода Лоррена.
— Там нечего особенно рассказывать. Пейзаж. Размеры картины, против обычного у Лоррена, небольшие, поэтому она популярна у воров.
— А кто такие Кефал и Прокрида?
Аргайл пожал плечами.
— Мифологические персонажи, которые путешествуют с холста на холст для придания респектабельности. Лоррен совершенно не умел писать людей. Руки и ноги длинноваты. Задницы не на том месте, где нужно. Но он должен был их написать, чтобы его воспринимали всерьез.
— А что у них за история?
— Понятия не имею.
Больше Флавия ничего не спросила, и Аргайл сменил тему.
— Как Боттандо? Ты по нему скучаешь?
— Ужасно. Он мне как отец. Неприятно сознавать, когда нечто, что ты считала неизменным, вдруг на твоих глазах исчезает. И он тоже совсем не рад своему уходу. Я думаю, генерал не так предполагал закончить свою карьеру.
— Мы должны сделать ему подарок.
Флавия кивнула:
— Ты уже что-нибудь придумал?
— Нет.
— Я тоже.
Они помолчали.
— Так что мне передать Мэри Верней? — спросил Аргайл.
Она вздохнула:
— Не знаю. Но в нашей стране так много воров, что ничего не изменится, если будет одним больше. По крайней мере нам точно известно, что к похищению картины Клода Лоррена она отношения не имеет.
Она ушла с работы пораньше, поскольку там поразмышлять не было никакой возможности. Непрерывно трезвонил телефон, в кабинет постоянно кто-то забегал что-нибудь спросить или дать подписать. Обычно ей это не мешало, но сегодня хотелось подумать в тишине. Лучше всего — на веранде.
Она смотрела на здание напротив, цвета охры, где располагались магазины. Люди входили, потом выходили с покупками, и это ее почему-то успокаивало.
Итак, разговор с Боттандо в практическом плане ничего не дал. Совет пригнуть голову и затаиться, конечно, дельный, но уж очень противно. Значит, что ни сделай, все опасно. Премьер-министр просто положил ее голову на плаху и замахнулся топором. Случись что не так, обвинять будут только ее. Как же, начальник управления! Хотя прошел год, а ее еще не утвердили. И можно легко избавиться, без шума, суеты. Просто объявят, что с такого-то числа на эту должность назначен некий более опытный специалист.
Ну что тут можно сделать? Ровным счетом ничего. Не станет же Флавия шастать по офисам богатых итальянцев, спрашивая, нет ли у кого чемодана лишних денег. К тому же сбор благотворительных средств в ее обязанности не входит. В наше время этим занимаются все директора музеев. Почему бы не намекнуть Маккиоли? Он недотепа, но, если потребуют выкуп, может, поговорить с ним серьезно?
Через час явился Аргайл. В относительно хорошем настроении, если учесть, что у него было три семинара, на которых он пытался вбить в головы студентов элементарные знания по истории искусств. Он плюхнулся в кресло рядом с Флавией, чтобы вместе полюбоваться живописным видом. Понаслаждавшись, спросил, как прошла встреча с премьер-министром. Вспоминать сейчас не хотелось, и она, в свою очередь, поинтересовалась, как продвигается работа над тезисами.
Для Аргайла это был больной вопрос. Он преподавал в университете историю искусств. Работа для него подходящая, но, помимо аудиторных занятий со студентами, она предусматривала написание научных и методических статей. А еще лучше, если преподаватель издавал книгу или две.
Эта повинность Аргайла ужасно раздражала, он питал стойкое отвращение ко всякой никчемной писанине. Но никуда не денешься, подобные требования существуют в университетах всего мира. Он переворошил свой архив и слепил две банальные статьи, которые сдал в заштатный журнал. Думал, все, так нет, недавно случилась другая напасть. Через месяц в Ферраре собиралась научная конференция, и кафедра поручила ему сделать на ней доклад. Теперь надо срочно готовить тезисы.
Аргайл расстроился. Во-первых, у него совершенно не было материала, а во-вторых, одно дело — тиснуть статью в журнале, который никто не читает, и совсем другое — стоять перед аудиторией и нести откровенную бессмыслицу. Он снова пожаловался Флавии, что до сих пор не может ничего придумать, а она постаралась его успокоить.
Наконец Аргайл выдохся и сменил тему:
— Тебе сегодня звонили.
— Кто?
— Мэри Верней.
Флавия поставила бокал и посмотрела на мужа. Неужели того, что было сегодня, недостаточно? И еще эта Мэри Верней, профессионалка, специализирующаяся на краже картин. Она вроде отошла от дел, во всяком случае, так заявила Флавии, когда та ее застукала в последний раз. Но прежде Мэри уже заявляла подобное.
— И что?
— У нее дом где-то здесь, в Тоскане. Она спрашивает, можно ли вернуться. Есть ли у тебя к ней какие-либо претензии? Если есть, то она продаст дом и останется в Англии, а если нет, то с удовольствием вернется и будет в нем жить. Я пообещал, что спрошу. — Аргайл улыбнулся. — Не смотри на меня так. Я всего лишь передаю сообщение. Казнить вестника совсем не обязательно.
Флавия хмыкнула:
— Можно подумать, мне нечего делать, кроме как успокаивать пожилых воровок.
— Да, сейчас у тебя забот предостаточно.
— Почему ты так решил?
— Ну, во-первых, ты совсем не слушала забавную историю о кофеварке в преподавательской. Потом еще анекдот о туристе, на голову которого упал кусочек Пантеона. Ты даже не улыбнулась, хотя он довольно остроумный и в другое время наверняка вызвал бы у тебя смех. И наконец, ты дважды окунула оливку в сахарницу и съела, даже не заметив.
Вот, значит, почему у оливки такой странный вкус. Флавия вздохнула и рассказала Аргайлу о том, как провела день. К концу повествования он тоже окунул свою оливку в сахар. В отличие от Флавии ему она показалась довольно вкусной. Он понял, что история с кафедральной кофеваркой бледнеет по сравнению с ситуацией, в какой оказалась жена. Совет Аргайла ей не понравился.
— Ты уже несколько дней жалуешься на желудок, — сказал он. — Давай сходим к Джулио, это недалеко, и он положит тебя на неделю в больницу. На срочное обследование. Подозрение на язву или гастроэнтерит. Можешь во всем обвинить меня, что, мол, я плохо готовлю. Он будет рад помочь. А ты отсидишься в тихом мирном месте, пока это дело не уляжется. Отдохнешь, почитаешь. А?
Джулио — их приятель, врач, живущий в этом квартале, очень любезный человек, и Флавия не сомневалась, что он поможет. К тому же ее желудок, как и остальные внутренние органы, в последнее время вел себя удручающе скверно. Правда, в данный момент полегчало, наверное, результат благотворного действия вина. Но она не могла взять и вот так улизнуть, и Аргайл это знал.
— Не глупи. Если ты хочешь помочь, то расскажи лучше об этой картине Клода Лоррена.
— Там нечего особенно рассказывать. Пейзаж. Размеры картины, против обычного у Лоррена, небольшие, поэтому она популярна у воров.
— А кто такие Кефал и Прокрида?
Аргайл пожал плечами.
— Мифологические персонажи, которые путешествуют с холста на холст для придания респектабельности. Лоррен совершенно не умел писать людей. Руки и ноги длинноваты. Задницы не на том месте, где нужно. Но он должен был их написать, чтобы его воспринимали всерьез.
— А что у них за история?
— Понятия не имею.
Больше Флавия ничего не спросила, и Аргайл сменил тему.
— Как Боттандо? Ты по нему скучаешь?
— Ужасно. Он мне как отец. Неприятно сознавать, когда нечто, что ты считала неизменным, вдруг на твоих глазах исчезает. И он тоже совсем не рад своему уходу. Я думаю, генерал не так предполагал закончить свою карьеру.
— Мы должны сделать ему подарок.
Флавия кивнула:
— Ты уже что-нибудь придумал?
— Нет.
— Я тоже.
Они помолчали.
— Так что мне передать Мэри Верней? — спросил Аргайл.
Она вздохнула:
— Не знаю. Но в нашей стране так много воров, что ничего не изменится, если будет одним больше. По крайней мере нам точно известно, что к похищению картины Клода Лоррена она отношения не имеет.
4
Конфликтовать с женой Аргайл не хотел и не мог, тем более что официальными супругами они стали совсем недавно. Но его немного обидело, что она отмахнулась от его совета. Беспокоило и взвинченное состояние Флавии после встречи с премьер-министром. Странно, ведь до сих пор он поражался именно ее спокойствию. Если бы таким делом пришлось заниматься ему, он бы наверняка пребывал в стрессе. Благо на теперешней работе, когда торговля произведениями искусства превратилась в хобби, самое плохое, что могло произойти, — потерять конспект лекций. Аргайл уже подготовил к продаже большую часть своей коллекции, и связанных с этим переживаний теперь, кажется, должно хватить до конца жизни.
Оставалось еще несколько десятков картин, в основном приличных. Вначале Аргайл сомневался, продавать их самому или переложить заботу на дилеров. Подумывал даже оставить картины себе. Наконец принял решение отправить на аукцион в Лондон, где за них могли дать больше. Особой ценности картины не представляли, однако для получения разрешения на вывоз пришлось оформить множество различных бумаг, с которыми Аргайл провозился последние несколько месяцев. Сейчас волокита почти закончилась, картины аккуратно упаковали в ящики и готовили к отправке. Осталось уладить лишь формальности.
Удивляться волнению Флавии не следовало, тем более что существующие в Италии идиотские бюрократические порядки могли вывести из себя даже самого уравновешенного человека, но ведь прежде с ней такого не случалось.
Флавия не восприняла совет Джонатана серьезно, все мысли в тот момент были заняты загадочной историей похищения картины Клода Лоррена. На работе приходилось делать вид, что все нормально. Утром она сразу позвонила премьер-министру в надежде вытянуть более определенные указания. Разговор был долгим, но опять пришлось услышать тот же категорический запрет на выплату выкупа и туманные намеки на каких-то людей, которым он не может помешать это сделать. Положив трубку, Флавия подумала, что разговор записывался на пленку, которую, если понадобится, используют против нее. День начался скверно, а продолжение оказалось еще хуже. Собственно, не происходило ничего. Похититель пока не объявился, и никаких требований о выкупе выдвинуто не было. Но если он сделал это не ради денег, то для чего? Флавия не понимала, почему он медлит. Ведь время работает против него. Даже самый тупой вор — а его вряд ли следует относить к таковым — должен сообразить, что выжидать неразумно. Это увеличивает риск провала. А если о похищении сообщат газеты, цена выкупа сильно упадет.
Спрашивается, как в такой ситуации поступить? Привлечь к расследованию сотрудников она не могла: не имела права разглашать даже сам факт ограбления музея, не говоря уже о деталях, но, к счастью, недавно в управление прислали стажера, Коррадо. По словам сотрудников, очень толкового. Флавия его вызвала и, как только он переступил порог кабинета, сурово объявила, что оперативная работа — не только быстрая езда в машине с проблесковым маячком и последующее задержание подозреваемых, но и копание в архивах и сидение за компьютером. Стажер заметно помрачнел.
— Пока вы показали себя с очень хорошей стороны. — Флавия слегка улыбнулась. — Но в нашей работе главное — аналитика. Умение продумать операцию на много ходов вперед. Вот что самое трудное. Поэтому я хочу, чтобы вы попрактиковались на каком-нибудь условном деле.
— Что значит условном? — В голосе Коррадо звучали едва скрываемые нотки неудовольствия.
— А то, что подобная ситуация может возникнуть в любой момент. Вы захватили с собой блокнот? Прекрасно. Записывайте. Итак, вводная: вооруженное ограбление в музее, преступник-одиночка похитил картину.
— Какую?
— Не важно. Я же сказала, что дело условное.
— Понятно.
— Через день звонит, требует выкуп. Платите, а не то…
Коррадо кивнул.
— Так вот, ваша задача: провести аналитическую работу, в результате которой на моем столе должен появиться наиболее полный список лиц, способных на такое деяние. Вы знаете, с чего начать?
— Включу компьютер, — бесстрастно произнес стажер, — просмотрю все файлы, где зафиксированы похожие ограбления… ну и так далее.
Флавии было его немного жаль. Но в любом случае в полицейском деле теперь от просиживания штанов за компьютером никуда не денешься.
— Ну что ж! — оживленно воскликнула она. — Подход более или менее верный. — И добавила тоном школьной учительницы: — Пожалуйста, не ропщите. Для вас это очень полезное упражнение. Главное, чтобы оно было выполнено качественно. И чем раньше, тем лучше. Если нет вопросов, можете идти.
Разговор немного развеселил Флавию, но ненадолго. Она съела сандвич, выпила чашку кофе, собиралась выбросить в урну обертку, и тут вошла секретарша — забавно, как быстро можно привыкнуть к наличию секретарши, — с сообщением, что звонит журналист из «Маттино». В принципе ничего необычного. Несколько журналистов звонили регулярно, интересуясь, нет ли чего новенького, пользуясь тем, что Флавия была с ними любезнее, чем в свое время Боттандо. Этого звали Этторе Доссони. Она его не знала, хотя фамилию где-то слышала. Во всяком случае, о кражах произведений искусства он прежде не писал.
— Я собираюсь подготовить статью о работе правоохранительных органов, — промолвил он вкрадчиво. — В некоторых музеях иногда выставляются картины, привезенные из-за рубежа. Верно?
— Бывает такое, — сухо подтвердила Флавия.
— Меня интересует, насколько надежно их охраняют. И что происходит, если картину похитят?
— Тема любопытная, — проговорила Флавия бодро, — но материала у меня для вас нет. Привозных картин из наших музеев не похищали уже много лет.
— Знаю, — быстро согласился он. — Но разве у вас не должен быть разработан план действий на подобный случай?
Доссони нравился ей все меньше.
— Никакого специального плана нет, — заявила она. — Мы просто начнем расследование. Как обычно.
— А если грабители потребуют выкуп?
— Возможно, вам не известно, — сурово заметила Флавия, — но платить выкуп наши законы запрещают.
— Вы хотите сказать, что не стали бы платить?
— Лично я? С какой стати? Это не наша компетенция. Мое дело — передать требование похитителей вверх по инстанциям. Как можно быстрее. Только прошу меня не цитировать. Вы прекрасно знаете, как там среагируют. Это же незаконно.
Флавия постаралась поскорее от него отвязаться и, помрачнев, откинулась на спинку кресла. Этот тип явно забрасывал удочку. Кто-то что-то сказал, но недостаточно для того, чтобы слепить сенсацию. Вот он и зондирует почву. Предполагаемых источников утечки информации три: из музея, из канцелярии премьер-министра или человек, связанный с грабителем. Гадать, какой именно источник сработал, бессмысленно. Флавия сняла трубку, чтобы выяснить, записывался ли ее разговор с журналистом. Ответ получила через десять минут. Нет, не записывался. Вот скоты! Распустились после ухода Боттандо. Флавия вдруг вспомнила вчерашний дельный совет Аргайла, и настроение испортилось окончательно.
Аргайл сидел дома и предавался грустным размышлениям. В их отношения с Флавией неизменно вмешивалась работа, но они прекрасно ладили уже многие годы. Достаточно сказать, что за все время у них случилось лишь несколько незначительных размолвок. Флавия была постоянно занята, ездила в командировки, порой возвращалась домой в дурном настроении. Аргайл относился к этому терпимо. Ничего не поделаешь, такая у нее работа. Взамен работа Флавии обеспечивала его постоянной пищей для раздумий. Аргайл неоднократно давал жене толковые советы и очень гордился тем, что она их принимала. После ее повышения эти трехсторонние отношения (он, Флавия и ее работа) существенно усложнились, не в последнюю очередь из-за того, что теперь ей пришлось больше времени проводить за письменным столом и меньше заниматься непосредственным расследованием краж произведений искусства. Она, как и ранее Боттандо, сидела в кабинете, оценивала степень риска той или иной операции, выискивала ловушки. В ней появилась скрытность, даже подозрительность. Кстати, Боттандо, — Аргайл это с интересом отметил, — уйдя с должности, стал немного похожим на нее прежнюю. Был одержим яркими, правда, не всегда приемлемыми идеями.
Оставалось еще несколько десятков картин, в основном приличных. Вначале Аргайл сомневался, продавать их самому или переложить заботу на дилеров. Подумывал даже оставить картины себе. Наконец принял решение отправить на аукцион в Лондон, где за них могли дать больше. Особой ценности картины не представляли, однако для получения разрешения на вывоз пришлось оформить множество различных бумаг, с которыми Аргайл провозился последние несколько месяцев. Сейчас волокита почти закончилась, картины аккуратно упаковали в ящики и готовили к отправке. Осталось уладить лишь формальности.
Удивляться волнению Флавии не следовало, тем более что существующие в Италии идиотские бюрократические порядки могли вывести из себя даже самого уравновешенного человека, но ведь прежде с ней такого не случалось.
Флавия не восприняла совет Джонатана серьезно, все мысли в тот момент были заняты загадочной историей похищения картины Клода Лоррена. На работе приходилось делать вид, что все нормально. Утром она сразу позвонила премьер-министру в надежде вытянуть более определенные указания. Разговор был долгим, но опять пришлось услышать тот же категорический запрет на выплату выкупа и туманные намеки на каких-то людей, которым он не может помешать это сделать. Положив трубку, Флавия подумала, что разговор записывался на пленку, которую, если понадобится, используют против нее. День начался скверно, а продолжение оказалось еще хуже. Собственно, не происходило ничего. Похититель пока не объявился, и никаких требований о выкупе выдвинуто не было. Но если он сделал это не ради денег, то для чего? Флавия не понимала, почему он медлит. Ведь время работает против него. Даже самый тупой вор — а его вряд ли следует относить к таковым — должен сообразить, что выжидать неразумно. Это увеличивает риск провала. А если о похищении сообщат газеты, цена выкупа сильно упадет.
Спрашивается, как в такой ситуации поступить? Привлечь к расследованию сотрудников она не могла: не имела права разглашать даже сам факт ограбления музея, не говоря уже о деталях, но, к счастью, недавно в управление прислали стажера, Коррадо. По словам сотрудников, очень толкового. Флавия его вызвала и, как только он переступил порог кабинета, сурово объявила, что оперативная работа — не только быстрая езда в машине с проблесковым маячком и последующее задержание подозреваемых, но и копание в архивах и сидение за компьютером. Стажер заметно помрачнел.
— Пока вы показали себя с очень хорошей стороны. — Флавия слегка улыбнулась. — Но в нашей работе главное — аналитика. Умение продумать операцию на много ходов вперед. Вот что самое трудное. Поэтому я хочу, чтобы вы попрактиковались на каком-нибудь условном деле.
— Что значит условном? — В голосе Коррадо звучали едва скрываемые нотки неудовольствия.
— А то, что подобная ситуация может возникнуть в любой момент. Вы захватили с собой блокнот? Прекрасно. Записывайте. Итак, вводная: вооруженное ограбление в музее, преступник-одиночка похитил картину.
— Какую?
— Не важно. Я же сказала, что дело условное.
— Понятно.
— Через день звонит, требует выкуп. Платите, а не то…
Коррадо кивнул.
— Так вот, ваша задача: провести аналитическую работу, в результате которой на моем столе должен появиться наиболее полный список лиц, способных на такое деяние. Вы знаете, с чего начать?
— Включу компьютер, — бесстрастно произнес стажер, — просмотрю все файлы, где зафиксированы похожие ограбления… ну и так далее.
Флавии было его немного жаль. Но в любом случае в полицейском деле теперь от просиживания штанов за компьютером никуда не денешься.
— Ну что ж! — оживленно воскликнула она. — Подход более или менее верный. — И добавила тоном школьной учительницы: — Пожалуйста, не ропщите. Для вас это очень полезное упражнение. Главное, чтобы оно было выполнено качественно. И чем раньше, тем лучше. Если нет вопросов, можете идти.
Разговор немного развеселил Флавию, но ненадолго. Она съела сандвич, выпила чашку кофе, собиралась выбросить в урну обертку, и тут вошла секретарша — забавно, как быстро можно привыкнуть к наличию секретарши, — с сообщением, что звонит журналист из «Маттино». В принципе ничего необычного. Несколько журналистов звонили регулярно, интересуясь, нет ли чего новенького, пользуясь тем, что Флавия была с ними любезнее, чем в свое время Боттандо. Этого звали Этторе Доссони. Она его не знала, хотя фамилию где-то слышала. Во всяком случае, о кражах произведений искусства он прежде не писал.
— Я собираюсь подготовить статью о работе правоохранительных органов, — промолвил он вкрадчиво. — В некоторых музеях иногда выставляются картины, привезенные из-за рубежа. Верно?
— Бывает такое, — сухо подтвердила Флавия.
— Меня интересует, насколько надежно их охраняют. И что происходит, если картину похитят?
— Тема любопытная, — проговорила Флавия бодро, — но материала у меня для вас нет. Привозных картин из наших музеев не похищали уже много лет.
— Знаю, — быстро согласился он. — Но разве у вас не должен быть разработан план действий на подобный случай?
Доссони нравился ей все меньше.
— Никакого специального плана нет, — заявила она. — Мы просто начнем расследование. Как обычно.
— А если грабители потребуют выкуп?
— Возможно, вам не известно, — сурово заметила Флавия, — но платить выкуп наши законы запрещают.
— Вы хотите сказать, что не стали бы платить?
— Лично я? С какой стати? Это не наша компетенция. Мое дело — передать требование похитителей вверх по инстанциям. Как можно быстрее. Только прошу меня не цитировать. Вы прекрасно знаете, как там среагируют. Это же незаконно.
Флавия постаралась поскорее от него отвязаться и, помрачнев, откинулась на спинку кресла. Этот тип явно забрасывал удочку. Кто-то что-то сказал, но недостаточно для того, чтобы слепить сенсацию. Вот он и зондирует почву. Предполагаемых источников утечки информации три: из музея, из канцелярии премьер-министра или человек, связанный с грабителем. Гадать, какой именно источник сработал, бессмысленно. Флавия сняла трубку, чтобы выяснить, записывался ли ее разговор с журналистом. Ответ получила через десять минут. Нет, не записывался. Вот скоты! Распустились после ухода Боттандо. Флавия вдруг вспомнила вчерашний дельный совет Аргайла, и настроение испортилось окончательно.
Аргайл сидел дома и предавался грустным размышлениям. В их отношения с Флавией неизменно вмешивалась работа, но они прекрасно ладили уже многие годы. Достаточно сказать, что за все время у них случилось лишь несколько незначительных размолвок. Флавия была постоянно занята, ездила в командировки, порой возвращалась домой в дурном настроении. Аргайл относился к этому терпимо. Ничего не поделаешь, такая у нее работа. Взамен работа Флавии обеспечивала его постоянной пищей для раздумий. Аргайл неоднократно давал жене толковые советы и очень гордился тем, что она их принимала. После ее повышения эти трехсторонние отношения (он, Флавия и ее работа) существенно усложнились, не в последнюю очередь из-за того, что теперь ей пришлось больше времени проводить за письменным столом и меньше заниматься непосредственным расследованием краж произведений искусства. Она, как и ранее Боттандо, сидела в кабинете, оценивала степень риска той или иной операции, выискивала ловушки. В ней появилась скрытность, даже подозрительность. Кстати, Боттандо, — Аргайл это с интересом отметил, — уйдя с должности, стал немного похожим на нее прежнюю. Был одержим яркими, правда, не всегда приемлемыми идеями.