Страница:
– Горох! – просиял Эмерсон. – Помню, помню, Питри – большой любитель консервированного гороха. Молодец, Пибоди!
Квибелл, несмотря на свое состояние, заступился за наставника:
– Профессор Питри вовсе не виноват. У него действительно мало денег, к тому же сам он никогда ни на что не жалуется.
– Еще бы, у него луженый желудок, как у верблюда. Не пробовали угостить его колючками? – Тут Эмерсон наконец вспомнил о приличиях. – Не обижайтесь, Квибелл, мне иногда изменяет такт. Просто я человек бесхитростный и не могу не смеяться над выходками вашего шефа.
Квибелл переводил больной взгляд с Эмерсона, как всегда подставлявшего макушку беспощадному солнцу, на меня, а с меня на Рамсеса, возившегося с кошкой.
Впрочем, недаром я говорила, что за пугающими манерами Эмерсона скрывается доброе сердце. Когда Квибелл взял у Селима бутылочку рвотного корня и кое-какие еще снадобья, Эмерсон разрешил ему заглядывать к нам по любой надобности, самолично усадил на осла и велел одному из наших людей проводить беднягу.
– Для Питри прогулка в шесть миль – сущий пустяк, – сказал он, похлопав молодого человека по спине с таким сокрушительным дружелюбием, что тот едва не выпал из седла. – Как и для меня: я хоть десять миль пройду – и не замечу. Но вы, дружище, слишком ослабли. Уверены, что не хотите немного отдохнуть? Порадуете миссис Эмерсон – она мечтает вас уложить и напичкать лекарствами.
– Очень вам благодарен, профессор, но мне надо немедленно возвращаться. Я не единственный больной в нашей экспедиции.
– Кажется, в этом году с профессором Питри работает молодая дама? – спросила я.
Квибелл покраснел, вернее, его щеки приобрели совершенно противоестественный цвет – смесь свекольного и огуречного оттенков.
– Целых три, – уточнил он. – Моя сестра и... еще две дамы. Ради нее, то есть ради них, я и пришел.
И Квибелл затрусил прочь. Приставленный к нему египтянин зашагал рядом. Когда они скрылись из виду, я повернулась к Эмерсону:
– Ему совсем худо. Наверное, мне придется побывать в Саккаре. Ведь там маются три молодые женщины...
– Не суй нос в чужие дела, Амелия! – отрезал мой великодушный супруг.
IV
Глава пятая
I
II
III
IV
Квибелл, несмотря на свое состояние, заступился за наставника:
– Профессор Питри вовсе не виноват. У него действительно мало денег, к тому же сам он никогда ни на что не жалуется.
– Еще бы, у него луженый желудок, как у верблюда. Не пробовали угостить его колючками? – Тут Эмерсон наконец вспомнил о приличиях. – Не обижайтесь, Квибелл, мне иногда изменяет такт. Просто я человек бесхитростный и не могу не смеяться над выходками вашего шефа.
Квибелл переводил больной взгляд с Эмерсона, как всегда подставлявшего макушку беспощадному солнцу, на меня, а с меня на Рамсеса, возившегося с кошкой.
Впрочем, недаром я говорила, что за пугающими манерами Эмерсона скрывается доброе сердце. Когда Квибелл взял у Селима бутылочку рвотного корня и кое-какие еще снадобья, Эмерсон разрешил ему заглядывать к нам по любой надобности, самолично усадил на осла и велел одному из наших людей проводить беднягу.
– Для Питри прогулка в шесть миль – сущий пустяк, – сказал он, похлопав молодого человека по спине с таким сокрушительным дружелюбием, что тот едва не выпал из седла. – Как и для меня: я хоть десять миль пройду – и не замечу. Но вы, дружище, слишком ослабли. Уверены, что не хотите немного отдохнуть? Порадуете миссис Эмерсон – она мечтает вас уложить и напичкать лекарствами.
– Очень вам благодарен, профессор, но мне надо немедленно возвращаться. Я не единственный больной в нашей экспедиции.
– Кажется, в этом году с профессором Питри работает молодая дама? – спросила я.
Квибелл покраснел, вернее, его щеки приобрели совершенно противоестественный цвет – смесь свекольного и огуречного оттенков.
– Целых три, – уточнил он. – Моя сестра и... еще две дамы. Ради нее, то есть ради них, я и пришел.
И Квибелл затрусил прочь. Приставленный к нему египтянин зашагал рядом. Когда они скрылись из виду, я повернулась к Эмерсону:
– Ему совсем худо. Наверное, мне придется побывать в Саккаре. Ведь там маются три молодые женщины...
– Не суй нос в чужие дела, Амелия! – отрезал мой великодушный супруг.
IV
Казалось бы, визит Квибелла – самое что ни на есть банальное событие. Однако оно привело к весьма драматическим последствиям. Квибелл не предполагал, что все так получится, и был поражен не меньше остальных.
Ждать последствий пришлось недолго – всего лишь до вечера.
Эмерсон твердо решил, что впредь мы будем ночевать около пирамиды. Его доводы были так убедительны, что после вечернего чая я отправилась осматривать облюбованное им углубление в скале.
В Верхнем Египте, где Нил прорубил в песчанике глубокий каньон, мертвецов издревле хоронили в стенах каньона. Если гробницу как следует вычистить, получится уютная келья. Речь идет, ясное дело, о верхних камерах гробниц, служивших часовнями. Сами захоронения производились в глубине песчаника, иногда на дне глубокой шахты. Здесь же, в. Нижнем Египте, надгробия могил чаще представляют собой так называемые мастабы, повторяющие формами каменные скамьи. Однако ничего похожего мы пока не нашли. Эмерсон наткнулся всего лишь на малопривлекательную дыру.
Но мне хватило просто прогулки с ним по пустыне. Как Эмерсон ни настаивал, что нам достаточно всего лишь брезентового навеса, его аскетизм не испортил мне настроения. Про себя я уже решила, что нам понадобятся палатки, и собиралась в самые ближайшие дни наведаться за ними в Каир.
Мы забрались на каменную гряду, чтобы полюбоваться длинными тенями, протянувшимися через пустыню, и деталями ландшафта, незаметными при ярком дневном солнце. Я, как обычно, смотрела на запад, на бронзовеющие в закатных лучах пирамиды. На бескрайней пустой равнине не было заметно никакого движения, тишину нарушали только наши голоса, вернее, крики – разговор о палатках перерос в яростный спор. Потом мы умолкли, но не потому, что достигли согласия, а потому, что поняли, что такового все равно не достичь.
В наступившем безмолвии мне показалось, что я оглохла. Но через минуту осознала, что заблуждаюсь, – в тишине отчетливо прозвучал чей-то слабый голос. Мы с Эмерсоном дружно оглянулись и увидели у подножия гряды женскую фигуру. В сгущающейся тени было трудно разглядеть лицо, но у меня почему-то возникло ощущение, что я вижу собственное отражение в пыльном зеркале. Такие же черные спутанные волосы, как у меня, те же сапоги и шаровары; фигура, туго перехваченная на талии ремнем с целью подчеркнуть естественные выпуклости и, возможно, создать новые, тоже походила на мою.
Как тут было не вспомнить легенду о двойнике, появление которого предвещает скорую гибель! Признаться, на какое-то мгновение меня сковал ужас. Эмерсон тоже не остался равнодушным. Исторгнув хриплое проклятье, он крепко прижал меня к себе.
Никто на этом или том свете – даже тощая старуха с косой – не в силах нас разлучить!
Видение заколебалось, как отражение в воде, если бросить в него камень, а потом медленно опустилось наземь и застыло.
Наш испуг оказался беспричинным: перед нами был не призрак, а живая женщина. Вернее, живой она была еще несколько секунд назад. Как она здесь очутилась и зачем? И почему избрала именно это место и время, чтобы расстаться с жизнью?
Мы с Эмерсоном сбежали вниз и опустились рядом с ней на колени. Вблизи выяснилось, что наше с ней сходство исчерпывается покроем одежды и цветом волос. Даже мертвенная бледность незнакомки не могла скрыть разницы в возрасте: эта особа была возмутительно молода. При падении ее очки в золотой оправе съехали в сторону. В иной ситуации я бы решила, что она сдвинула их специально, дабы продемонстрировать неимоверно длинные и шелковистые ресницы. Правда, какого цвета глаза, я определить не смогла – веки незнакомки были опущены.
– Это уже слишком, – недовольно пробурчал Эмерсон. – Ты знаешь, Амелия, что на свете не найдется второго такого терпеливого и великодушного человека, как твой покладистый муж. Я готов денно и нощно протягивать руку помощи страждущим, но если они повадятся таскаться к нам табунами, то мое терпение иссякнет. Надеюсь, она хотя бы жива?
– Кажется, это обморок. Будь так добр, приподними ей ноги.
Эмерсон просунул загорелую лапищу под стройные лодыжки девушки и резким движением задрал ей ноги так, что они образовали прямой угол с туловищем. Я исправила эту погрешность и побрызгала ей на лицо водой из фляжки.
– Не шевелится, – констатировал Эмерсон. Его голос дрожал – признак чувствительной натуры, о которой мало кому, кроме меня, известно. – Ты уверена, что она?..
– Абсолютно. У нее ровный пульс. Можешь опустить ноги. Только не бросай. Нежнее!
Эмерсон успокоился и снова принялся бурчать:
– Питри перегибает палку. Его людей косят болезни, а ему хоть бы хны! Наверняка специально все подстроил. Чтобы они бегали к нам и путались под ногами. При следующей встрече непременно скажу ему пару ласковых слов.
– Думаешь, это одна из помощниц мистера Питри?
– Кто же еще? Квибелл ведь сказал, что их девицы больны. Этой бедняжке, видать, надоело гнуть спину на маньяка Питри. И правильно! Только почему она никак не очнется?
– Она уже приходит в себя.
Вообще-то я подозревала, что сознание вернулось к девушке несколько минут назад. Непонятно, зачем ей понадобилось притворяться.
– Наконец-то! – Эмерсон склонился над незнакомкой, едва не смахнув носом ее очки.
Я отстранила его, смочила лицо девушки и поправила очки, подивившись, зачем она их носит: стекла были простые, все равно что оконные.
– Разумеется, мы с радостью окажем помощь бедняжке, – сказала я, наблюдая, как дрожат ее ресницы и шевелятся губы. Выглядело это вполне естественно: видимо, у девушки был опыт любительских театральных постановок. – Но, надеюсь, она не захочет с нами остаться. Профессор Питри решит, что мы намеренно переманили его ассистентку.
– Что мне до Питри с его дурацкими выкрутасами?! Что бы я ни сделал, он все равно обольет меня помоями. Пускай сама решает. Но лишняя пара рук нам пригодится. Да и тебе не помешает еще одна женщина в экспедиции.
Последнее замечание до того противоречило истине, что я невольно фыркнула.
– Я не из тех особ, что не могут обойтись без себе подобных. У меня и так хватает дел!
– В том то и дело, что не хватает, Амелия! Тебе все время хочется чем-то занять свой активный ум. Вот ты и вмешиваешься в полицейские расследования, высасываешь из пальца невообразимые версии о каком-то Гении... в общем, о разных преступных заговорах. Если рядом появится молодая ученица, которую можно было бы посвящать в азы археологии, у тебя не останется времени гоняться за преступниками. Никогда не видел такого долгого обморока! Может, надавать ей пощечин?
Намек был тотчас понят. Девушка уже познакомилась с медвежьей хваткой Эмерсона и, наверное, представила себя со свернутой челюстью. Ее глаза как по команде открылись.
– Где я? – Голос звучал на редкость неубедительно.
– Там, где собирались быть, – проворчал мой супруг. – У мистера и миссис Эмерсон, мисс...
Мне было интересно, что она скажет. Ответ прозвучал почти без задержки, – во всяком случае, для Эмерсона, не подозревавшего о ее притворстве.
– Маршалл. Энид Маршалл.
Эмерсон присел на камень и улыбнулся. Для посторонних женщин у него припасена специальная улыбочка. Век бы ее не видеть!
– Что ж, мисс Маршалл, поздравляю с мудрым решением удрать от Питри. Ученый он неплохой – я знавал и похуже, но его образ жизни не годится для нормальных людей. Правда, тащиться сюда пешком из самой Саккары – это уже не мудрость, а опрометчивость, тем более в вашем состоянии.
– В моем состоянии?.. – переспросила девушка.
– Ничего, – не унимался мой простодушный муж, – миссис Эмерсон от души напоит вас рвотным корнем и прочими приятными снадобьями, и вам мигом полегчает. Давайте я отнесу вас в дом...
– Нет-нет, спасибо, я дойду сама.
Опираясь на мою руку, Энид – раз уж она выбрала себе это имя – встала с земли. Вид у нее был растерянный, и немудрено: Эмерсон уже навесил на нашу гостью ярлык и так уверенно обрисовал ее мотивы, что девушка вполне могла задуматься, а кто же она такая на самом деле.
Но у меня сомнений на этот счет, разумеется, не было. Эмерсон ни о чем не догадывался, потому что загорелся желанием насолить ни в чем не повинному мистеру Питри. Да и вообще мой ненаглядный, как и всякий мужчина, становится сущим дурнем, едва только увидит юбку с оборками и губки бантиком. Темные глаза девушки, прежде смешливые, теперь смотрели испуганно, тонкое личико было слишком изнуренным и бледным. Но меня не обманешь: я сразу узнала пропавшую англичанку, мисс Дебенхэм.
Ждать последствий пришлось недолго – всего лишь до вечера.
Эмерсон твердо решил, что впредь мы будем ночевать около пирамиды. Его доводы были так убедительны, что после вечернего чая я отправилась осматривать облюбованное им углубление в скале.
В Верхнем Египте, где Нил прорубил в песчанике глубокий каньон, мертвецов издревле хоронили в стенах каньона. Если гробницу как следует вычистить, получится уютная келья. Речь идет, ясное дело, о верхних камерах гробниц, служивших часовнями. Сами захоронения производились в глубине песчаника, иногда на дне глубокой шахты. Здесь же, в. Нижнем Египте, надгробия могил чаще представляют собой так называемые мастабы, повторяющие формами каменные скамьи. Однако ничего похожего мы пока не нашли. Эмерсон наткнулся всего лишь на малопривлекательную дыру.
Но мне хватило просто прогулки с ним по пустыне. Как Эмерсон ни настаивал, что нам достаточно всего лишь брезентового навеса, его аскетизм не испортил мне настроения. Про себя я уже решила, что нам понадобятся палатки, и собиралась в самые ближайшие дни наведаться за ними в Каир.
Мы забрались на каменную гряду, чтобы полюбоваться длинными тенями, протянувшимися через пустыню, и деталями ландшафта, незаметными при ярком дневном солнце. Я, как обычно, смотрела на запад, на бронзовеющие в закатных лучах пирамиды. На бескрайней пустой равнине не было заметно никакого движения, тишину нарушали только наши голоса, вернее, крики – разговор о палатках перерос в яростный спор. Потом мы умолкли, но не потому, что достигли согласия, а потому, что поняли, что такового все равно не достичь.
В наступившем безмолвии мне показалось, что я оглохла. Но через минуту осознала, что заблуждаюсь, – в тишине отчетливо прозвучал чей-то слабый голос. Мы с Эмерсоном дружно оглянулись и увидели у подножия гряды женскую фигуру. В сгущающейся тени было трудно разглядеть лицо, но у меня почему-то возникло ощущение, что я вижу собственное отражение в пыльном зеркале. Такие же черные спутанные волосы, как у меня, те же сапоги и шаровары; фигура, туго перехваченная на талии ремнем с целью подчеркнуть естественные выпуклости и, возможно, создать новые, тоже походила на мою.
Как тут было не вспомнить легенду о двойнике, появление которого предвещает скорую гибель! Признаться, на какое-то мгновение меня сковал ужас. Эмерсон тоже не остался равнодушным. Исторгнув хриплое проклятье, он крепко прижал меня к себе.
Никто на этом или том свете – даже тощая старуха с косой – не в силах нас разлучить!
Видение заколебалось, как отражение в воде, если бросить в него камень, а потом медленно опустилось наземь и застыло.
Наш испуг оказался беспричинным: перед нами был не призрак, а живая женщина. Вернее, живой она была еще несколько секунд назад. Как она здесь очутилась и зачем? И почему избрала именно это место и время, чтобы расстаться с жизнью?
Мы с Эмерсоном сбежали вниз и опустились рядом с ней на колени. Вблизи выяснилось, что наше с ней сходство исчерпывается покроем одежды и цветом волос. Даже мертвенная бледность незнакомки не могла скрыть разницы в возрасте: эта особа была возмутительно молода. При падении ее очки в золотой оправе съехали в сторону. В иной ситуации я бы решила, что она сдвинула их специально, дабы продемонстрировать неимоверно длинные и шелковистые ресницы. Правда, какого цвета глаза, я определить не смогла – веки незнакомки были опущены.
– Это уже слишком, – недовольно пробурчал Эмерсон. – Ты знаешь, Амелия, что на свете не найдется второго такого терпеливого и великодушного человека, как твой покладистый муж. Я готов денно и нощно протягивать руку помощи страждущим, но если они повадятся таскаться к нам табунами, то мое терпение иссякнет. Надеюсь, она хотя бы жива?
– Кажется, это обморок. Будь так добр, приподними ей ноги.
Эмерсон просунул загорелую лапищу под стройные лодыжки девушки и резким движением задрал ей ноги так, что они образовали прямой угол с туловищем. Я исправила эту погрешность и побрызгала ей на лицо водой из фляжки.
– Не шевелится, – констатировал Эмерсон. Его голос дрожал – признак чувствительной натуры, о которой мало кому, кроме меня, известно. – Ты уверена, что она?..
– Абсолютно. У нее ровный пульс. Можешь опустить ноги. Только не бросай. Нежнее!
Эмерсон успокоился и снова принялся бурчать:
– Питри перегибает палку. Его людей косят болезни, а ему хоть бы хны! Наверняка специально все подстроил. Чтобы они бегали к нам и путались под ногами. При следующей встрече непременно скажу ему пару ласковых слов.
– Думаешь, это одна из помощниц мистера Питри?
– Кто же еще? Квибелл ведь сказал, что их девицы больны. Этой бедняжке, видать, надоело гнуть спину на маньяка Питри. И правильно! Только почему она никак не очнется?
– Она уже приходит в себя.
Вообще-то я подозревала, что сознание вернулось к девушке несколько минут назад. Непонятно, зачем ей понадобилось притворяться.
– Наконец-то! – Эмерсон склонился над незнакомкой, едва не смахнув носом ее очки.
Я отстранила его, смочила лицо девушки и поправила очки, подивившись, зачем она их носит: стекла были простые, все равно что оконные.
– Разумеется, мы с радостью окажем помощь бедняжке, – сказала я, наблюдая, как дрожат ее ресницы и шевелятся губы. Выглядело это вполне естественно: видимо, у девушки был опыт любительских театральных постановок. – Но, надеюсь, она не захочет с нами остаться. Профессор Питри решит, что мы намеренно переманили его ассистентку.
– Что мне до Питри с его дурацкими выкрутасами?! Что бы я ни сделал, он все равно обольет меня помоями. Пускай сама решает. Но лишняя пара рук нам пригодится. Да и тебе не помешает еще одна женщина в экспедиции.
Последнее замечание до того противоречило истине, что я невольно фыркнула.
– Я не из тех особ, что не могут обойтись без себе подобных. У меня и так хватает дел!
– В том то и дело, что не хватает, Амелия! Тебе все время хочется чем-то занять свой активный ум. Вот ты и вмешиваешься в полицейские расследования, высасываешь из пальца невообразимые версии о каком-то Гении... в общем, о разных преступных заговорах. Если рядом появится молодая ученица, которую можно было бы посвящать в азы археологии, у тебя не останется времени гоняться за преступниками. Никогда не видел такого долгого обморока! Может, надавать ей пощечин?
Намек был тотчас понят. Девушка уже познакомилась с медвежьей хваткой Эмерсона и, наверное, представила себя со свернутой челюстью. Ее глаза как по команде открылись.
– Где я? – Голос звучал на редкость неубедительно.
– Там, где собирались быть, – проворчал мой супруг. – У мистера и миссис Эмерсон, мисс...
Мне было интересно, что она скажет. Ответ прозвучал почти без задержки, – во всяком случае, для Эмерсона, не подозревавшего о ее притворстве.
– Маршалл. Энид Маршалл.
Эмерсон присел на камень и улыбнулся. Для посторонних женщин у него припасена специальная улыбочка. Век бы ее не видеть!
– Что ж, мисс Маршалл, поздравляю с мудрым решением удрать от Питри. Ученый он неплохой – я знавал и похуже, но его образ жизни не годится для нормальных людей. Правда, тащиться сюда пешком из самой Саккары – это уже не мудрость, а опрометчивость, тем более в вашем состоянии.
– В моем состоянии?.. – переспросила девушка.
– Ничего, – не унимался мой простодушный муж, – миссис Эмерсон от души напоит вас рвотным корнем и прочими приятными снадобьями, и вам мигом полегчает. Давайте я отнесу вас в дом...
– Нет-нет, спасибо, я дойду сама.
Опираясь на мою руку, Энид – раз уж она выбрала себе это имя – встала с земли. Вид у нее был растерянный, и немудрено: Эмерсон уже навесил на нашу гостью ярлык и так уверенно обрисовал ее мотивы, что девушка вполне могла задуматься, а кто же она такая на самом деле.
Но у меня сомнений на этот счет, разумеется, не было. Эмерсон ни о чем не догадывался, потому что загорелся желанием насолить ни в чем не повинному мистеру Питри. Да и вообще мой ненаглядный, как и всякий мужчина, становится сущим дурнем, едва только увидит юбку с оборками и губки бантиком. Темные глаза девушки, прежде смешливые, теперь смотрели испуганно, тонкое личико было слишком изнуренным и бледным. Но меня не обманешь: я сразу узнала пропавшую англичанку, мисс Дебенхэм.
Глава пятая
I
Энтузиазм Эмерсона увял, как только он понял, что появление новой ассистентки кладет конец его планам провести романтическую ночь в углублении в скале.
– И речи быть не может, Эмерсон! – отмела я все его доводы. – Что бы мисс Маршалл ни решила завтра, этой ночью мы должны быть рядом с ней. Нельзя же оставить ее в доме вдвоем с молодым мужчиной! Ты знаешь, как я презираю условности, но есть же пределы бесстыдству!
– Гм! – сказал Эмерсон. – Но ведь там будет Рамсес...
– И мы, можешь не сомневаться. Но не расстраивайся, завтра я прямо с утра сделаю так, что нам больше не придется ночевать на крыше. – Не знаю, кому больше предназначалось это обещание – мужу или ловкой притворщице.
– Гм! – сказал Эмерсон более жизнерадостно, чем в первый раз.
Девушка смолчала. Она брела меж нами, опустив голову, но решительным и твердым шагом. Похвальная сообразительность: при всей неопределенности своего положения молодая особа набрала в рот воды и ничего не сказала в опровержение диких измышлений Эмерсона.
Мой муж – натура порывистая. Вспышки длятся у него недолго, после чего он начинает воспринимать действительность в радужном свете. Вот и сейчас он заявил:
– Честное слово, Пибоди, я очень рад! Если нам не подойдет Немо, замена под рукой. Мисс Маршалл наверняка не будет возражать, если мы попросим ее помочь нам с Рамсесом. Удивительно, как удачно все складывается!
– И я удивляюсь, Эмерсон, – поддакнула я, высчитывая, когда смогу улизнуть в Каир за палатками. Заодно можно будет узнать, как продвигается расследование убийства Каленищеффа. Я так или иначе собиралась этим заняться, но теперь заручилась хорошим оправданием. – Просто чудеса, – добавила я негромко.
– И речи быть не может, Эмерсон! – отмела я все его доводы. – Что бы мисс Маршалл ни решила завтра, этой ночью мы должны быть рядом с ней. Нельзя же оставить ее в доме вдвоем с молодым мужчиной! Ты знаешь, как я презираю условности, но есть же пределы бесстыдству!
– Гм! – сказал Эмерсон. – Но ведь там будет Рамсес...
– И мы, можешь не сомневаться. Но не расстраивайся, завтра я прямо с утра сделаю так, что нам больше не придется ночевать на крыше. – Не знаю, кому больше предназначалось это обещание – мужу или ловкой притворщице.
– Гм! – сказал Эмерсон более жизнерадостно, чем в первый раз.
Девушка смолчала. Она брела меж нами, опустив голову, но решительным и твердым шагом. Похвальная сообразительность: при всей неопределенности своего положения молодая особа набрала в рот воды и ничего не сказала в опровержение диких измышлений Эмерсона.
Мой муж – натура порывистая. Вспышки длятся у него недолго, после чего он начинает воспринимать действительность в радужном свете. Вот и сейчас он заявил:
– Честное слово, Пибоди, я очень рад! Если нам не подойдет Немо, замена под рукой. Мисс Маршалл наверняка не будет возражать, если мы попросим ее помочь нам с Рамсесом. Удивительно, как удачно все складывается!
– И я удивляюсь, Эмерсон, – поддакнула я, высчитывая, когда смогу улизнуть в Каир за палатками. Заодно можно будет узнать, как продвигается расследование убийства Каленищеффа. Я так или иначе собиралась этим заняться, но теперь заручилась хорошим оправданием. – Просто чудеса, – добавила я негромко.
II
К дому мы подошли уже в темноте. Работники спрятались в свою хижину. Несмотря на все наше влияние, ни один из них не остался бы по доброй воле под открытым небом с наступлением ночи. Ведь любому египтянину известно, что ночь принадлежит демонам.
Наш сын в одиночестве коротал время в гостиной. Его неизменную хвостатую спутницу я в расчет не принимаю: Рамсес, к своему великому сожалению, не мог разглагольствовать перед Бастет, поскольку кошка его болтовню оставляла без внимания. Рамсес что-то писал за столом, но мы его спугнули. Отодвинув листок, он встал, не проявив никакого удивления.
– Где мистер Немо? – спросила я.
– Только что был здесь. Наверное, ушел к себе. – Рамсес сделал шаг вперед и протянул руку. – Кажется, мы еще не имели удовольствия встречаться? Позвольте представиться: Уолтер Пибоди Эмерсон.
– Более известный как Рамсес, – подсказал Эмерсон. – А это мисс Маршалл, сынок, видный археолог. Отнесись к ней с уважением.
– "Видный" археолог – это чересчур, профессор, – поспешно откликнулась девушка. – Скорее, начинающий... Значит, это ваш сын? Какой забавный!
Рамсес скривил губы, недовольный эпитетом, но, поймав мой взгляд, оставил недовольство при себе. Зато у «мисс Маршалл» его следующие слова должны были вызвать даже не недовольство, а попросту панику.
– Ваше ученое звание мне неизвестно, мисс. Позвольте полюбопытствовать, выпускницей какого учебного заведения вы являетесь?
– Лучше разожги огонь, Рамсес, – вмешалась я. – Уверена, мисс Маршалл не откажется от чая. Пока будет закипать вода, я покажу ей ее комнату.
– Боюсь, я доставляю вам слишком много хлопот... – начала мисс лже-Маршалл, но тут же вскрикнула и отпрыгнула назад. Бастет, вившаяся у ее ног, укоризненно мяукнула, но все же потерлась головой об ее сапожок.
– Это всего лишь кошка Рамсеса, – успокоила я девушку.
– Ее зовут Бастет, – продолжил за меня Рамсес. – Кажется, вы ей понравились, мисс. Бастет редко кто-то нравится, и я считаю, что ее отношение должно вам льстить, поскольку животные, как хорошо известно, обладают шестым чувством, которое...
– Помолчи, – оборвала я восьмилетнего любителя нанизывать придаточные предложения.
Девушка провела дрожащей рукой по лбу, и я поддержала ее, дабы она не переусердствовала и не расшиблась при очередном театральном обмороке.
– Мисс Маршалл очень устала. Сейчас ей не до твоих оригинальных теорий, Рамсес. Пойдемте, дорогая. Вам у нас понравится!
Соседнюю «комнату» отделяла от гостиной всего лишь штора, а роль мебели исполняли пустые ящики. Я усадила юную даму на один из них.
– Здесь не так удобно, как в гостиной, – сказала я тихо, – но, по-моему, ваши нервы на пределе, и я решила, что вам лучше побыть одной.
– Вы очень добры. Не смею вас задерживать...
– Нет-нет, я вас не оставлю. – Я присела на другой ящик. – Нам срочно надо кое-что обсудить, если вы собираетесь продолжать этот маскарад.
Единственным источником света была луна в окошке. Девушка забилась в тень, но до моих ушей долетел ее стон. Она все же попыталась выкрутиться:
– Что вы хотите этим сказать, миссис Эмерсон?
– Мой муж, самый умный мужчина из всех, кого я знаю (наверное, мои знакомства недостаточно обширны), в некоторых вещах удивительно наивен. Но меня-то вы не надеялись провести, мисс Дебенхэм?
Несколько секунд тишина была полной. Обманщица затаила дыхание. Наконец она перевела дух.
– Я знала, что скоро буду разоблачена, но обманывать вас в мои планы не входило. Я надеялась передохнуть несколько дней, а потом положиться на ваше милосердие или продолжить бегство. Когда же профессор принял меня за кого-то еще, я решила: это судьба.
Голос девушки был усталым, но спокойным, уже без панических ноток. Она испытала облегчение, оттого что смогла поговорить с кем-то начистоту, а я убедилась, что лгать не в натуре мисс Дебенхэм.
– Так вы прочли мое письмо?
– Да. Признаться, сначала оно меня разозлило. Я ужасная упрямица. Родители баловали меня, не заботясь о моем характере. Не выношу, когда меня критикуют, и всегда добиваюсь своего. Ужасная черта.
– Как сказать. Сильный характер – не порок, мисс Дебенхэм. Нет, простите, лучше буду звать вас мисс Маршалл, надо привыкать.
– Значит, вы разрешите мне продолжить маскарад? Неужели вы готовы обманывать мужа?
– На преднамеренную ложь я, конечно же, не пойду, но если Эмерсон предпочитает обманываться, то с моей стороны было бы очень нетактично портить ему настроение. К тому же под влиянием момента он может наговорить и наделать много такого, о чем потом будет сожалеть... Я была бы рада поподробнее обсудить с вами трудности супружества – у меня на этот счет сложившиеся взгляды, но позже. Нам нельзя здесь задерживаться, иначе даже мой наивный Эмерсон удивится, чего это мы сидим в темноте. О Рамсесе и говорить нечего. Что собой представляет наше чадо, вы скоро узнаете. А сейчас расскажите мне коротко, но точно, как все было в ночь убийства.
– Я ужинала с князем Каленищеффым, – тихо начала девушка. – Потом мы поехали любоваться пирамидами при луне.
– Знаю. Я вас там видела. Что дальше?
– Мы вернулись в гостиницу. Князь пожелал мне у двери моего номера спокойной ночи...
– Вы не пригласили его к себе?
– Наверное, я этого заслуживаю... – прошептала она, помолчав. – Нет, не пригласила.
– Продолжайте. Только без лишних подробностей.
– Коридорный отдал мне ваше письмо. Я села у зеркала, прочла его и рассердилась...
– О своих эмоциях можете не вспоминать, если они не повлияли на ход событий.
– Спасибо... Я отбросила письмо, разобрала постель, легла и уснула. Потом отчего-то проснулась: то ли от скрипа открываемой двери, то ли от звука шагов. Передо мной появилась темная фигура. Я узнала князя. Он тихо крался к кровати. Я вскочила, упала на пол и потеряла сознание. Очнулась я уже на рассвете. Князь лежал поперек кровати, мертвый. Я взяла из шкафа...
– Минуточку! Я просила вас воздержаться от подробностей, но вы, по-моему, упускаете кое-что важное. Вернемся к моменту, когда вы проснулись среди ночи. Что вы чувствовали – бодрость или неестественную слабость?
– Мне едва хватило сил, чтобы скатиться с кровати. Но как вы догадались?
– Похоже, вам подсыпали снотворное. Вы что-нибудь ели или пили перед сном?
– Воду из графина. Здесь такая сушь, что весь день страдаешь от жажды.
– Так я и думала. Проклятые графины! Можно подумать, что они изобретены специально для удобства отравителей и убийц. Благодарите ангела-хранителя, который вас вовремя разбудил. Но вам грозила совсем не та опасность, которой вы испугались. Каленищеффа заманили к вам в номер запиской, якобы написанной вами. Он за вами ухаживал? Можете не отвечать, я и так знаю, что да. Князь был ловеласом и считал себя неотразимым красавцем. Записку он принял за чистую монету.
Убийца уже поджидал его. На ваше счастье, очнулись вы ненадолго, а потому не видели самого убийства. В противном случае убийце пришлось бы избавиться и от вас. Не знаю уж, что вас уберегло, дорогая: то ли редкостная невосприимчивость к снотворному, то ли вы выпили мало воды. Так или иначе, ангел-хранитель еще раз пришел вам на помощь. Если бы все вышло по плану, вас обнаружили бы рядом с трупом вашего мнимого любовника и, конечно, арестовали. А так у вас хватило времени одеться и незамеченной исчезнуть из отеля. Кто-то – возможно, сам Каленищефф – подкупил коридорного, чтобы тот покинул свой пост. Было раннее утро, и вас никто не видел, а если и видел, то вряд ли узнал в этом фривольном наряде. Вы где-то спрятались – не рассказывайте где, сейчас это неважно, – а потом, вспомнив мое искреннее предложение помочь в случае нужды, решили нас разыскать. Поздравляю, мисс Маршалл, вы не теряетесь в трудную минуту. Редкой женщине хватило бы характера, чтобы после такого удара судьбы избрать столь разумную линию поведения. Спасибо, вы все мне рассказали.
– Но...
Наверное, девушка хотела сказать, что я недалеко ушла от Эмерсона по части фантазий на ее счет, но у меня не было желания выслушивать обвинения и оправдываться.
– Тихо! Наше время истекло.
И действительно, за шторой раздался шорох и в комнатку просунулась голова Рамсеса.
– Папа послал меня сказать, что вода вскипела. Он также интересуется, какого... Нет, ты запрещаешь мне повторять такие выражения, мама. Одним словом, папа не понимает, что вы здесь делаете без стула, стола и даже без лампы. Признаться, мне тоже любопытно, какого... то есть зачем...
– Боюсь, твое любопытство так и останется неудовлетворенным, – перебила я его, вставая с ящика. Настроение у меня было превосходное, все устраивалось как нельзя лучше. – Мы уже идем, Рамсес.
Девушка схватила меня за руку.
– Что же мне делать? – прошептала она. – Вы мне поверили, хотя...
– Поверила.
– Почему?! Ведь вы меня совсем не знаете!
– Все очень просто. Я знаю, кто убийца.
– Что?! – вскрикнула она.
Рамсес тотчас обернулся. В лучах света, проникавшего из гостиной, с худыми руками и ногами, всклокоченный, с вопросительно вскинутой головой, он очень смахивал на любопытного страуса.
– Потом, потом!
Я усадила мисс Маршалл в кресло и вручила ей чашку заваренного Эмерсоном чая. Умение готовить в число разнообразных талантов моего мужа не входит, но чай заварить в приступе вдохновения он способен.
Наш сын в одиночестве коротал время в гостиной. Его неизменную хвостатую спутницу я в расчет не принимаю: Рамсес, к своему великому сожалению, не мог разглагольствовать перед Бастет, поскольку кошка его болтовню оставляла без внимания. Рамсес что-то писал за столом, но мы его спугнули. Отодвинув листок, он встал, не проявив никакого удивления.
– Где мистер Немо? – спросила я.
– Только что был здесь. Наверное, ушел к себе. – Рамсес сделал шаг вперед и протянул руку. – Кажется, мы еще не имели удовольствия встречаться? Позвольте представиться: Уолтер Пибоди Эмерсон.
– Более известный как Рамсес, – подсказал Эмерсон. – А это мисс Маршалл, сынок, видный археолог. Отнесись к ней с уважением.
– "Видный" археолог – это чересчур, профессор, – поспешно откликнулась девушка. – Скорее, начинающий... Значит, это ваш сын? Какой забавный!
Рамсес скривил губы, недовольный эпитетом, но, поймав мой взгляд, оставил недовольство при себе. Зато у «мисс Маршалл» его следующие слова должны были вызвать даже не недовольство, а попросту панику.
– Ваше ученое звание мне неизвестно, мисс. Позвольте полюбопытствовать, выпускницей какого учебного заведения вы являетесь?
– Лучше разожги огонь, Рамсес, – вмешалась я. – Уверена, мисс Маршалл не откажется от чая. Пока будет закипать вода, я покажу ей ее комнату.
– Боюсь, я доставляю вам слишком много хлопот... – начала мисс лже-Маршалл, но тут же вскрикнула и отпрыгнула назад. Бастет, вившаяся у ее ног, укоризненно мяукнула, но все же потерлась головой об ее сапожок.
– Это всего лишь кошка Рамсеса, – успокоила я девушку.
– Ее зовут Бастет, – продолжил за меня Рамсес. – Кажется, вы ей понравились, мисс. Бастет редко кто-то нравится, и я считаю, что ее отношение должно вам льстить, поскольку животные, как хорошо известно, обладают шестым чувством, которое...
– Помолчи, – оборвала я восьмилетнего любителя нанизывать придаточные предложения.
Девушка провела дрожащей рукой по лбу, и я поддержала ее, дабы она не переусердствовала и не расшиблась при очередном театральном обмороке.
– Мисс Маршалл очень устала. Сейчас ей не до твоих оригинальных теорий, Рамсес. Пойдемте, дорогая. Вам у нас понравится!
Соседнюю «комнату» отделяла от гостиной всего лишь штора, а роль мебели исполняли пустые ящики. Я усадила юную даму на один из них.
– Здесь не так удобно, как в гостиной, – сказала я тихо, – но, по-моему, ваши нервы на пределе, и я решила, что вам лучше побыть одной.
– Вы очень добры. Не смею вас задерживать...
– Нет-нет, я вас не оставлю. – Я присела на другой ящик. – Нам срочно надо кое-что обсудить, если вы собираетесь продолжать этот маскарад.
Единственным источником света была луна в окошке. Девушка забилась в тень, но до моих ушей долетел ее стон. Она все же попыталась выкрутиться:
– Что вы хотите этим сказать, миссис Эмерсон?
– Мой муж, самый умный мужчина из всех, кого я знаю (наверное, мои знакомства недостаточно обширны), в некоторых вещах удивительно наивен. Но меня-то вы не надеялись провести, мисс Дебенхэм?
Несколько секунд тишина была полной. Обманщица затаила дыхание. Наконец она перевела дух.
– Я знала, что скоро буду разоблачена, но обманывать вас в мои планы не входило. Я надеялась передохнуть несколько дней, а потом положиться на ваше милосердие или продолжить бегство. Когда же профессор принял меня за кого-то еще, я решила: это судьба.
Голос девушки был усталым, но спокойным, уже без панических ноток. Она испытала облегчение, оттого что смогла поговорить с кем-то начистоту, а я убедилась, что лгать не в натуре мисс Дебенхэм.
– Так вы прочли мое письмо?
– Да. Признаться, сначала оно меня разозлило. Я ужасная упрямица. Родители баловали меня, не заботясь о моем характере. Не выношу, когда меня критикуют, и всегда добиваюсь своего. Ужасная черта.
– Как сказать. Сильный характер – не порок, мисс Дебенхэм. Нет, простите, лучше буду звать вас мисс Маршалл, надо привыкать.
– Значит, вы разрешите мне продолжить маскарад? Неужели вы готовы обманывать мужа?
– На преднамеренную ложь я, конечно же, не пойду, но если Эмерсон предпочитает обманываться, то с моей стороны было бы очень нетактично портить ему настроение. К тому же под влиянием момента он может наговорить и наделать много такого, о чем потом будет сожалеть... Я была бы рада поподробнее обсудить с вами трудности супружества – у меня на этот счет сложившиеся взгляды, но позже. Нам нельзя здесь задерживаться, иначе даже мой наивный Эмерсон удивится, чего это мы сидим в темноте. О Рамсесе и говорить нечего. Что собой представляет наше чадо, вы скоро узнаете. А сейчас расскажите мне коротко, но точно, как все было в ночь убийства.
– Я ужинала с князем Каленищеффым, – тихо начала девушка. – Потом мы поехали любоваться пирамидами при луне.
– Знаю. Я вас там видела. Что дальше?
– Мы вернулись в гостиницу. Князь пожелал мне у двери моего номера спокойной ночи...
– Вы не пригласили его к себе?
– Наверное, я этого заслуживаю... – прошептала она, помолчав. – Нет, не пригласила.
– Продолжайте. Только без лишних подробностей.
– Коридорный отдал мне ваше письмо. Я села у зеркала, прочла его и рассердилась...
– О своих эмоциях можете не вспоминать, если они не повлияли на ход событий.
– Спасибо... Я отбросила письмо, разобрала постель, легла и уснула. Потом отчего-то проснулась: то ли от скрипа открываемой двери, то ли от звука шагов. Передо мной появилась темная фигура. Я узнала князя. Он тихо крался к кровати. Я вскочила, упала на пол и потеряла сознание. Очнулась я уже на рассвете. Князь лежал поперек кровати, мертвый. Я взяла из шкафа...
– Минуточку! Я просила вас воздержаться от подробностей, но вы, по-моему, упускаете кое-что важное. Вернемся к моменту, когда вы проснулись среди ночи. Что вы чувствовали – бодрость или неестественную слабость?
– Мне едва хватило сил, чтобы скатиться с кровати. Но как вы догадались?
– Похоже, вам подсыпали снотворное. Вы что-нибудь ели или пили перед сном?
– Воду из графина. Здесь такая сушь, что весь день страдаешь от жажды.
– Так я и думала. Проклятые графины! Можно подумать, что они изобретены специально для удобства отравителей и убийц. Благодарите ангела-хранителя, который вас вовремя разбудил. Но вам грозила совсем не та опасность, которой вы испугались. Каленищеффа заманили к вам в номер запиской, якобы написанной вами. Он за вами ухаживал? Можете не отвечать, я и так знаю, что да. Князь был ловеласом и считал себя неотразимым красавцем. Записку он принял за чистую монету.
Убийца уже поджидал его. На ваше счастье, очнулись вы ненадолго, а потому не видели самого убийства. В противном случае убийце пришлось бы избавиться и от вас. Не знаю уж, что вас уберегло, дорогая: то ли редкостная невосприимчивость к снотворному, то ли вы выпили мало воды. Так или иначе, ангел-хранитель еще раз пришел вам на помощь. Если бы все вышло по плану, вас обнаружили бы рядом с трупом вашего мнимого любовника и, конечно, арестовали. А так у вас хватило времени одеться и незамеченной исчезнуть из отеля. Кто-то – возможно, сам Каленищефф – подкупил коридорного, чтобы тот покинул свой пост. Было раннее утро, и вас никто не видел, а если и видел, то вряд ли узнал в этом фривольном наряде. Вы где-то спрятались – не рассказывайте где, сейчас это неважно, – а потом, вспомнив мое искреннее предложение помочь в случае нужды, решили нас разыскать. Поздравляю, мисс Маршалл, вы не теряетесь в трудную минуту. Редкой женщине хватило бы характера, чтобы после такого удара судьбы избрать столь разумную линию поведения. Спасибо, вы все мне рассказали.
– Но...
Наверное, девушка хотела сказать, что я недалеко ушла от Эмерсона по части фантазий на ее счет, но у меня не было желания выслушивать обвинения и оправдываться.
– Тихо! Наше время истекло.
И действительно, за шторой раздался шорох и в комнатку просунулась голова Рамсеса.
– Папа послал меня сказать, что вода вскипела. Он также интересуется, какого... Нет, ты запрещаешь мне повторять такие выражения, мама. Одним словом, папа не понимает, что вы здесь делаете без стула, стола и даже без лампы. Признаться, мне тоже любопытно, какого... то есть зачем...
– Боюсь, твое любопытство так и останется неудовлетворенным, – перебила я его, вставая с ящика. Настроение у меня было превосходное, все устраивалось как нельзя лучше. – Мы уже идем, Рамсес.
Девушка схватила меня за руку.
– Что же мне делать? – прошептала она. – Вы мне поверили, хотя...
– Поверила.
– Почему?! Ведь вы меня совсем не знаете!
– Все очень просто. Я знаю, кто убийца.
– Что?! – вскрикнула она.
Рамсес тотчас обернулся. В лучах света, проникавшего из гостиной, с худыми руками и ногами, всклокоченный, с вопросительно вскинутой головой, он очень смахивал на любопытного страуса.
– Потом, потом!
Я усадила мисс Маршалл в кресло и вручила ей чашку заваренного Эмерсоном чая. Умение готовить в число разнообразных талантов моего мужа не входит, но чай заварить в приступе вдохновения он способен.
III
Решить проблему ночлега оказалось сложнее, чем я предполагала. Отправить Рамсеса на крышу я не могла: с него сталось бы сигануть вниз, форсировать стену и забрести неведомо куда. Он редко не подчиняется прямым запретам, но мастерски находит в них лазейки.
Лечь с Эмерсоном на крыше, оставив внизу девушку и Немо, тоже было нельзя. Эмерсон, правда, считал мои опасения ханжеством и каждые пять минут клеймил меня позором. Я не собиралась объяснять ему свои истинные соображения, чтобы окончательно не запутать ситуацию. Мисс Маршалл повезло: она улизнула у Гения Преступлений из-под самого носа. Не могла же я теперь оставить ее на милость человека, в котором подозревала пособника подлого ГП!
На крыше мисс Маршалл тоже не была бы в безопасности. Оставался единственный выход: положить наши с Эмерсоном матрасы в гостиной, по соседству с каморкой, которую я отвела гостье. Тому, кто попытается до нее добраться, пришлось бы на нас наступить, потому что наше ложе перегораживало проход, а окошко слишком узкое, чтобы в него протиснуться.
Приготовления ко сну сопровождались сильным шумом. Браниться в присутствии посторонней леди Эмерсону мешает воспитание, но он нашел выход: беспрерывно громко крякал, фыркал и поминал всуе Создателя и почти всех святых.
Мне очень хотелось побыстрее уложить Энид спать, потому что она еле держалась на ногах, хотя это совершенно нормальная реакция после нескольких часов физического и нервного напряжения. Походная койка, одеяла, лампа и туалетные принадлежности нашлись для нее без труда: я всегда тщательно собираюсь в экспедицию. Но, закончив хлопоты, я спохватилась, что до сих пор не видела Немо. Странно. Ведь любопытство должно было заставить его взглянуть, чем вызван кавардак. Я решила наведаться в его комнату, хотя заранее знала, что там никого не окажется.
Замка в кособокой дощатой двери не было, но Немо забаррикадировался изнутри ящиком, служившим ему столом. Многие недооценивают силу моих мускулов. Да, во мне всего пять футов росту, я худа (правда, не везде), но держу себя в форме. Надавив на дверь плечом, я без труда отодвинула пустой ящик.
Немо лежал на боку, лицом к двери. На его губах застыла блаженная улыбка, в немигающих глазах отражался свет маленькой лампы, мерцавшей на полу.
Значит, он захватил-таки с собой средство самоуничтожения! И как я умудрилась не обыскать его пожитки? Очень просто: они у него вряд ли имелись.
Что до трубки и опиума, то это добро можно было запросто спрятать в складках смрадного халата. Найти их сейчас ничего не стоило, поскольку трубка валялась на полу, выпав из бессильной руки. Тут же находилась жестянка с темной и липкой субстанцией и маленькая ложечка-ковшик для зачерпывания опиума. Наркоман держит ковшик с опиумом над огнем, пока зелье не нагреется и не уменьшится в объеме, а потом отправляет его в трубку.
Я знала, что говорить с Немо бесполезно, он уплыл в царство иллюзий. Пришлось подобрать жестянку, трубку и ковшик, задуть лампу и тихо удалиться.
Остаток ночи прошел спокойно. Правда, Эмерсон храпел, а это с ним редко бывает. В таких случаях я подозреваю его в наглом притворстве.
Лечь с Эмерсоном на крыше, оставив внизу девушку и Немо, тоже было нельзя. Эмерсон, правда, считал мои опасения ханжеством и каждые пять минут клеймил меня позором. Я не собиралась объяснять ему свои истинные соображения, чтобы окончательно не запутать ситуацию. Мисс Маршалл повезло: она улизнула у Гения Преступлений из-под самого носа. Не могла же я теперь оставить ее на милость человека, в котором подозревала пособника подлого ГП!
На крыше мисс Маршалл тоже не была бы в безопасности. Оставался единственный выход: положить наши с Эмерсоном матрасы в гостиной, по соседству с каморкой, которую я отвела гостье. Тому, кто попытается до нее добраться, пришлось бы на нас наступить, потому что наше ложе перегораживало проход, а окошко слишком узкое, чтобы в него протиснуться.
Приготовления ко сну сопровождались сильным шумом. Браниться в присутствии посторонней леди Эмерсону мешает воспитание, но он нашел выход: беспрерывно громко крякал, фыркал и поминал всуе Создателя и почти всех святых.
Мне очень хотелось побыстрее уложить Энид спать, потому что она еле держалась на ногах, хотя это совершенно нормальная реакция после нескольких часов физического и нервного напряжения. Походная койка, одеяла, лампа и туалетные принадлежности нашлись для нее без труда: я всегда тщательно собираюсь в экспедицию. Но, закончив хлопоты, я спохватилась, что до сих пор не видела Немо. Странно. Ведь любопытство должно было заставить его взглянуть, чем вызван кавардак. Я решила наведаться в его комнату, хотя заранее знала, что там никого не окажется.
Замка в кособокой дощатой двери не было, но Немо забаррикадировался изнутри ящиком, служившим ему столом. Многие недооценивают силу моих мускулов. Да, во мне всего пять футов росту, я худа (правда, не везде), но держу себя в форме. Надавив на дверь плечом, я без труда отодвинула пустой ящик.
Немо лежал на боку, лицом к двери. На его губах застыла блаженная улыбка, в немигающих глазах отражался свет маленькой лампы, мерцавшей на полу.
Значит, он захватил-таки с собой средство самоуничтожения! И как я умудрилась не обыскать его пожитки? Очень просто: они у него вряд ли имелись.
Что до трубки и опиума, то это добро можно было запросто спрятать в складках смрадного халата. Найти их сейчас ничего не стоило, поскольку трубка валялась на полу, выпав из бессильной руки. Тут же находилась жестянка с темной и липкой субстанцией и маленькая ложечка-ковшик для зачерпывания опиума. Наркоман держит ковшик с опиумом над огнем, пока зелье не нагреется и не уменьшится в объеме, а потом отправляет его в трубку.
Я знала, что говорить с Немо бесполезно, он уплыл в царство иллюзий. Пришлось подобрать жестянку, трубку и ковшик, задуть лампу и тихо удалиться.
Остаток ночи прошел спокойно. Правда, Эмерсон храпел, а это с ним редко бывает. В таких случаях я подозреваю его в наглом притворстве.
IV
Проснулась я на заре, полная, как всегда, неуемной энергии. Предстоял на редкость хлопотный день, и я предвкушала его, как борец, спешащий помериться силами с достойным соперником. Правда, существовал риск в спешке разбудить Эмерсона, а мне хотелось встретить его готовым завтраком, чтобы у моего ненаглядного было одной причиной меньше для недовольства. Наступающий день и так обещал стать непростым.