Питерс Эллис. Проклятье фараона

   - Это что, заговор? - надрывался Эмерсон. - Мало мне всех луксорских святош и отбросов общества, так теперь и собственная жена пошла на меня войной! Я же не ради удовольствия тут скакал, Амелия! Если в не ты, негодяй был бы у нас в руках!
   - Не знаю, за кем ты скакал, но знаю точно, что не догнал бы. Я никого не видела. Твой негодяй давно заполз в какую-нибудь щель - ищи-свищи его! Кто это был?
   - Хабиб, кто ж еще! - огрызнулся Эмерсон. - Правда, я только тюрбан и заметил, но это точно он. Проклятье! Вечно ты со своими фокусами, Амелия! Еще чуть-чуть - и я бы его...
   - Еще чуть-чуть - и я услышала бы признание мистера Милвертона! Если в не ты со своими фокусами, Эмерсон! Когда наконец уймешь этот ребяческий задор и научишься думать, прежде чем...
   - Нет, каково! Мне это нравится! Яйца курицу учат! - взорвался мой муж. - Ребяческий задор, видите ли! А как назвать твое дурацкое убеждение, будто всегда и во всем...
   Тут подоспели остальные, начались расспросы, возгласы, вздохи облегчения, так что очередная супружеская шпилька своей цели не достигла. Минут через пять Эмерсон нехотя согласился, что преследовать неведомо кого среди нагромождения скал бессмысленно, и мы продолжили путь. Мой муж, потирая бедро и демонстративно припадая на одну ногу, возглавил процессию.
   Я же как бы ненароком пристроилась к Милвертону. Предложив мне руку, юный джентльмен сдавленно хмыкнул.
   - Прошу прощения, миссис Эмерсон... Услышал конец вашей беседы...
   Господи! Пока я лихорадочно соображала, когда шла речь о признании - в начале или конце беседы с Эмерсоном, фотограф продолжил:
   - Не сочтите за нахальство с моей стороны, но я заинтригован вашими с профессором отношениями. Вот вы набросились на него, сбили с ног... Неужели нельзя было как-то иначе?..
   - Ни в коем случае. Если Эмерсон завелся, кроме как физическим насилием его не остановить. А если бы он не остановился... Представляете, чем могла закончиться эта безумная гонка? Ноги переломал бы или, чего доброго, в расселину свалился!
   - Понимаю. Вот только он, кажется, не очень-то... м-м... оценил вашу заботу.
   - О-о, не волнуйтесь, это у него манера такая. - Эмерсон, по-прежнему неубедительно подволакивая ногу, ковылял в десятке шагов от нас, но я и не подумала понизить голос. - Он же англичанин, а истинному англичанину не пристало проявлять нежные чувства на публике. Наедине со мной - другое дело. Уверяю вас, это самый любящий и заботливый...
   Чаша терпения Эмерсона переполнилась.
   - А ну, пошевеливайтесь! - заорал он. - Сами топчетесь на месте и остальных задерживаете!
   Так-то вот. Надежда на признание мистера Милвертона таяла как дым. Дальше дорога шла круто вниз, и тут уж вообще не до разговоров - того и гляди шею сломаешь. Когда сквозь пальмовую рощицу замерцали огни Баскервиль-холла, на дорогу выбежал встревоженный нашим долгим отсутствием Вандергельт, и я уж было совсем отчаялась...
   Во внутреннем дворе Милвертон поймал мою руку.
   - Вы не передумали? - шепнул он. - Я могу рассчитывать...
   Сквозь тлеющие угли надежды вмиг пробилось радостное пламя!
   - Еще бы, - выдохнула я в ответ. - Не сомневайтесь.
   - Что ты там бормочешь, Амелия? - Опять Эмерсон со своими вздорными обидами! - Поторопись же!
   Откуда во мне столько терпения - одному богу ведомо. Я заскрипела зубами, стиснула рукоять зонта, но из последних сил удержалась и не опустила его на голову мужа.
   - Уже иду!
   Еще несколько шагов - и мы остановились у двери.
   - В полночь, - прошелестело у самого моего уха. - На террасе.
   III
   Переступив порог, Эмерсон бросился по коридору к нашей спальне с такой скоростью, точно ему сам черт на пятки наступал. И я его прекрасно понимала - из глубин дома донесся сварливый бас мадам Беренжери, а эти звуки кого угодно вынудят к бегству. Как только я зашла в комнату и закрыла дверь, мой муж начал стонать и корчить страдальческие гримасы.
   - Вот, полюбуйся! - Он продемонстрировал содранный локоть. - А все твои дурацкие манеры!
   Может, я бы его и пожалела, но не в такой же критический момент!
   - Только послушан, что сейчас произошло, Эмерсон! Ты из кожи лез, чтобы мне помешать, но... - Тут он, разумеется, встрял, а я повысила голос: Мистер Милвертон готов обо всем рассказать! Ты понял?! Он готов сознаться? Мне - и больше никому!
   - А погромче нельзя? - вскипел Эмерсон. - Тебя еще не все в доме услышали!
   Справедливо, хоть и не слишком вежливо. Я перешла на шепот:
   - Юноша места себе не находит. Уверена, он не задумывал убийства, его что-то подтолкнуло.
   - Угу, - с издевкой хмыкнул мой муж. Отшвырнув рубашку в сторону, встал на резиновый коврик в ванне и взял губку. - А что он, собственно, сказал? Дословно?
   - Спокойствия, как я посмотрю, тебе не занимать! - Я выхватила губку и сама принялась намыливать Эмерсону спину. - "Что сказал, что сказал"! До подробностей дело не дошло. Пока. Мы договорились встретиться в полночь...
   - Совсем чокнулась, - умиротворенно заявил мой любящий супруг, выгнул под губкой спину и заурчал, как изнеженный кот. - Так я тебя и отпустил среди ночи на встречу с убийцей! За кого ты меня принимаешь, Пибоди?
   - Я все продумала! - Губку сменило полотенце. - Ты пойдешь со мной. Спрячешься где-нибудь поблизости...
   - Не выйдет! - Эмерсон отнял полотенце и собственноручно закончил туалет. - Сегодня ночью я буду сторожить гробницу. А ты запрешься на все замки и не сделаешь из спальни ни шагу.
   - Что-что?! Сторожить гробницу?.. Но почему сегодня?
   - Мы расчистили почти весь завал. Еще день, максимум два работы - и откроется вход в усыпальницу. Грабителям же, чтобы прорыть лаз, хватит пары часов.
   Откуда ему знать, что конец коридора близок? Логичный, казалось бы, вопрос, но задавать его я не стала. Эмерсон - лучший археолог нашего, а скорее всего, и любого другого века. Обычную для мужчин несостоятельность он проявляет только в дрязгах со мной.
   - А твоя охрана?
   - Да что охрана! На нее надежды нет. Двое дурней, напуганных байками о проклятии фараона. Шакал взвоет поблизости - они и дадут деру. Но даже если и выстоят... все равно силы неравны. Два человека против десятков гурнехских воров! Нашу охрану просто-напросто в порошок сотрут!
   - А теперь, значит, и тебя заодно с ними?
   - На английского джентльмена эти стервецы напасть не посмеют.
   - Ха и еще раз ха! Прикрываешься дурной славой гурнехцев и думаешь меня провести?! Испугался мадам Беренжери - так и скажи!
   - Чушь! - фальшиво рассмеялся Эмерсон. - Хватит пререкаться, Пибоди. Умылась бы лучше. Давай-ка помогу расстегнуть...
   Я увернулась от его протянутых рук.
   - Не заговаривай мне зубы, Эмерсон, я тебя насквозь вижу. И будь любезен надеть штаны. Если надеешься, что при виде твоей бесподобной фигуры я все на свете забуду и...
   На сей раз меня прервал не Эмерсон, хотя и он был совсем не прочь. В дверь постучали, мой муж заметался по комнате в поисках брюк, а голос служанки из-за двери передал приказ леди Баскервиль собраться в гостиной.
   Я мигом умылась и переоделась, но в гостиную мы все-таки явились последними и были встречены напряженными взглядами, точно не к ужину опоздали, а на военный совет. Одна радость: мадам Беренжери к этому времени упилась до полубессознательного состояния; попыталась, правда, заключить в объятия Эмерсона, но промахнулась и сникла.
   Зрелище впавшей в транс мадам вернуло моему мужу бодрое расположение духа, и он по-деловому четко выложил леди Баскервиль свои планы на ночь. Та сразу же в крик:
   - Не-ет, Рэдклифф! Нет! Вы не можете так рисковать собой! Да пусть лучше от гробницы камня на камне не останется, чем хоть один волос упадет с вашей головы!
   Мне лично за такое идиотское заявление влетело бы по первое число... но леди Баскервиль заработала не менее идиотскую улыбку профессора. Он даже изволил ласково похлопать по холеным пальчикам, что вцепились в его рукав:
   - Ну-ну... Опасности нет, поверьте, дорогая.
   - Согласен. - Экзальтированные вопли хозяйки ранили мистера Вандергельта в самое сердце. - Но мало ли что... Пройдусь-ка я, пожалуй, с вами, профессор. Как-никак два шестизарядника лучше, чем один. И надежный человек рядом не помешает.
   Лучше бы он промолчал. Наша хозяйка зашлась в истерике. Да что же это такое! Да неужели ее бросят на съедение безжалостному чудовищу, которое расправилось со сторожем и чуть не убило Рэдклиффа!
   На чары доморощенной актрисы Вандергельт оказался так же падок, как и мой супруг.
   - Ив самом деле, - вскинулся он. - Нельзя оставлять дам без защиты.
   Свои услуги предложили Карл и Милвертон. В конце концов сошлись на том, что Карл с Эмерсоном отправятся на охрану гробницы, а Милвертон с Вандергельтом станут сторожить дам. Эмерсон аж приплясывал от нетерпения и от ужина наотрез отказался. Пока на кухне готовили корзину с едой, я улучила минутку и чуть ли не силком вытащила мужа во двор.
   - Мы не договорили, Эмерсон. Я настаиваю на встрече с Милвертоном. Учти - завтра он может и передумать!
   - Не собирается Милвертон ни в чем признаваться, Амелия! Это полуночное свидание больше похоже на ловушку, а ты - на лису, которая мнит себя очень хитрой и суется прямо в капкан! Но еще вероятнее, что ваша встреча - всего лишь плод твоего безудержного воображения. В любом случае выходить за порог спальни я тебе запрещаю.
   Неожиданно мрачный тон мужа слегка притушил мой пыл. Я бы, конечно, нашла что ответить, но тут Эмерсон, не обращая внимания на скользнувшую мимо Мэри, вдруг подался вперед и прижал меня к себе.
   - Можешь ты хоть раз в жизни исполнить мою просьбу, Пибоди?! Я застрелюсь, если с тобой что-нибудь случится!
   Он стиснул меня так, что сердце зашлось, и растворился в темноте. Миг спустя из дома донесся его нетерпеливый окрик:
   - Так вы идете или нет, фон Борк?
   Я подпирала спиной стену, держалась за ребра и хватала ртом воздух одним словом, приходила в себя после нежного прощания.
   - Не волнуйтесь, миссис Эмерсон... - раздался над самым ухом мелодичный голосок Мэри. - Все будет хорошо. Карл ведь рядом. Он предан профессору и защитит его от любой опасности.
   - Да я и не волнуюсь. Ox... - По спине текли струйки пота, платье хоть выжимай. - Ну и жара.
   - Сегодня очень жарко, - согласилась девушка, обняла меня за плечи и подтолкнула ко входу. - Пойдемте в гостиную, там посвежее.
   Более отвратительного вечера я и не припомню. Леди Баскервиль очаровывала Вандергельта, игнорируя всех остальных. Милвертон погрузился в молчание и раздумья, и я, сколько ни пыталась, не смогла поймать его отрешенный взгляд. Мадам Беренжери отбуксировали в спальню, но присутствие этой особы черной тенью витало в гостиной. А главное - меня преследовали зловещие мысли о муже, моем дорогом Эмерсоне, подставляющем себя под удар не знающего жалости негодяя. Или даже шайки негодяев, из которых лишь один был нам известен. Беспощадный и полный ненависти Хабиб. Месть и жажда наживы адская смесь, что кипела у него в душе, могла оказаться смертельной даже для такого сильного противника, как Эмерсон!
   Разошлись мы рано; уже в десять часов я забралась в постель и опустила полог. Растроганная прощальным жестом мужа, отказалась даже от своей ночной вылазки. Но сон, как назло, не шел. Ну не спалось мне, и все тут! Я смотрела на призрачную лунную дорожку, что пролегла через комнату... долго смотрела. Часа полтора. Пока наконец не поняла, что не в силах противиться ее загадочному очарованию. Луна подмигивала мне и манила в мир тайн и открытий. Пришлось подчиниться.
   Я неслышно встала с кровати. Приоткрыла дверь.
   Сонную тишину ночи нарушали только монотонное жужжание насекомых да заунывный вой шакала где-то в горах. Через несколько минут из-за угла дома выступил темный силуэт и двинулся через двор. Так и есть! После смерти Хасана мой муж обещал заменить его одним из наших людей.
   Меня это не смутило. В любом случае красться через двор было бы глупо. Я закрыла дверь, оделась, еще раз выглянула - чтобы убедиться, на месте ли наш сторож. И шагнула к окну.
   Одним коленом упираясь в подоконник, занесла было и вторую ногу, как от стены вдруг отделилась черная глыба и знакомый голос пробормотал на арабском:
   - Что желает Ситт-Хаким? Пусть Ситт скажет, ее верный слуга принесет.
   Я чуть не свалилась с подоконника!
   - Ситт-Хаким желает вылезти в окно, Абдулла. Помоги или уйди с дороги.
   Великан даже не пошевелился.
   - Ночь - время алых духов и злых людей, - глубокомысленно заявил он.
   Я поняла, что так просто не отделаюсь. Уселась в проеме, свесила ноги.
   - Что ж ты Эмерсона одного бросил, Абдулла?
   - Отец Проклятий оставил меня охранять сокровище, которое ему дороже золота всех фараонов.
   Сильно сомневаюсь, чтобы Эмерсон, даже с его красочным арабским, выдал что-то подобное! Но не в этом дело... Я была возмущена до глубины души. Это что ж получается - мой муж мне не доверяет?! Теперь меня не остановили бы даже угрызения совести, которых, разумеется, и в помине не было.
   - Помоги! - без церемоний приказала я гиганту.
   - О-о, - застонал Абдулла. - Прошу вас, не делайте этого! Мистер Эмерсон снесет мою голову и насадит на кол.
   - Ну сам подумай, Абдулла! Что такого страшного случится, если я немного прогуляюсь? Можешь идти за мной, только на террасу не поднимайся, спрячься где-нибудь поблизости.
   Я спрыгнула на землю. Наш верный слуга удрученно покачал головой, но смирился с неизбежным. Я пробиралась через заросли к террасе, зная, что он не отстает ни на шаг, хоть и не слышала сзади ни единого звука. Несмотря на гигантские размеры, Абдулла, когда нужно, двигался беззвучно и незаметно, как бесплотный дух.
   В призрачном лунном свете силуэты расписанных фресками колонн казались размытыми. На самой же террасе царила кромешная тьма.
   - Жди здесь, Абдулла! - шепнула я, пригнувшись к самой земле.
   Эмерсон вечно обвиняет меня в опрометчивости, но я вовсе не собиралась бездумно совать нос в западню. Прежде чем подняться, спряталась за колонной и как следует осмотрелась.
   А заодно и припомнила последний разговор с мужем. Мое "безудержное воображение" к ночной встрече с Милвертоном, разумеется, дела не имело - это все выдумки Эмерсона. Но с другой стороны... откуда мне знать, что фотограф собирается признаться в убийстве лорда Баскервиля? Может, он ничего и не знает об убийстве. Боже! А что, если наш кавалер решил просто поплакаться у меня на плече? Молодым людям такое заблуждение свойственно - они думают, будто весь мир живет их любовными страданиями.
   В самом дальнем уголке террасы вдруг вспыхнул красный огонек. Сигара мистера Милвертона! С колотящимся сердцем, затаив дыхание, я выскользнула из укрытия.
   - Миссис Эмерсон! - Юный джентльмен поднялся из плетеного кресла и загасил сигару. - Вы все-таки пришли! Да благословит Господь вашу милосердную душу.
   - Ну и зрение у вас. Видите в темноте как кошка!
   Я расстроилась. Хотела ведь подкрасться незамеченной.
   - Скорее слух, - шепотом объяснил Милвертон. - Я вас не увидел, а услышал.
   Он придвинул мне кресло, сам устроился рядом и погрузился в молчание. Не зная, о чем пойдет речь, я боялась начинать разговор первой, а Милвертон разрывался между чувством вины и сомнениями. По крайней мере, я надеялась, что он борется с собой, а не готовится покончить со мной. Один хороший удар - и даже Абдулла не спасет! Эх, жаль, зонтик остался в комнате...
   Начало разговора только подлило масла в огонь моих недобрых предчувствий.
   - Храбрая вы дама, миссис Эмерсон, - раздался во мраке зловещий шепот фотографа. - Выйти из дома одной, среди ночи, да еще после загадочной смерти сторожа и нескольких покушений на...
   - Знаю, - охотно согласилась я. - Поступок глупый, что и говорить. Боюсь, доверчивость - один из моих основных недостатков. Эмерсон не устает мне это повторять.
   - Ну что вы! Ничего подобного у меня и в мыслях не было! - воскликнул Милвертон. - Я сразу понял, что вы пришли, потому что разбираетесь в людях...
   - Вот как?
   - Конечно! И вы во мне не ошиблись. Я глуп и слаб, но я не преступник, миссис Эмерсон. Со мной вам ничто не грозит. Я не способен поднять руку на женщину... как, впрочем, и на любое живое существо. Вы мне поверили, миссис Эмерсон, - и теперь я готов пойти за вас на смерть!
   - Будем надеяться, что до этого не дойдет. - Мне было слегка не по себе. Тревога растаяла, сменившись разочарованием. Эта пылкая речь как-то не вписывалась в предполагаемое признание убийцы. - Но все равно спасибо, мистер Милвертон... Час поздний, завтра нам рано вставать... не лучше ли перейти к делу? О чем вы хотели поговорить?
   В ответ раздался странный сдавленный звук - то ли смешок, то ли рыдание - и снова голос Милвертона:
   - Вот в этом я как раз и собирался признаться, миссис Эмерсон. Вы затронули самую суть, когда обратились ко мне. Я - не Милвертон.
   - А кто же вы? - изумленно вытаращилась я.
   - Лорд Баскервиль.
   Глава девятая
   I
   Бедняга тронулся рассудком! Вот первое, что пришло мне в голову. Совершенное злодеяние по-разному отражается на людях; чувство вины и раскаяние принимают порой причудливые формы. Терзаясь муками совести, Милвертон убедил себя в том, что убийства не было, что лорд Баскервиль жив... и что он и есть он. Тьфу ты! Что он и есть лорд Баскервиль!
   - Приятно познакомиться, - осторожно сказала я. - Видно, слухи о вашей смерти были сильно преувеличены.
   - Прошу вас, - взмолился Милвертон, - не нужно смеяться надо мной!
   - И не думала даже.
   - Ах... ну да... - Из темноты вновь раздался смешок, больше похожий на стон. - Вы решили, что я сошел с ума. Уверяю вас, это не так... Пока еще нет, хотя временами и близок к помешательству. Позвольте объясниться.
   - Будьте любезны.
   - После смерти лорда Баскервиля титул по праву наследства переходит ко мне. Я - племянник его светлости.
   Ничего себе! От этой новости пошла кругом даже моя трезвомыслящая голова. Понадобилось несколько секунд, чтобы переварить открытие и соединить все звенья злосчастной цепи.
   - Что ж вы себе думаете, молодой человек?! - вскинулась я. - Почему живете в этом доме инкогнито? А лорд Баскервиль - покойный лорд Баскервиль, - он знал, кто вы такой на самом деле? Боже правый, да вы хоть представляете, чем может обернуться этот маскарад?
   - Еще как представляю. Со дня смерти дяди места себе не нахожу, даже слег в лихорадке. Если в не болезнь, давным-давно сорвался бы из Баскервиль-холла!
   - Но послушайте, мистер Милвертон... А как теперь к вам обращаться?
   - Меня зовут Артур, миссис Эмерсон.
   - Итак... Артур, ваше счастье, что заболели и не смогли удрать. Бегство было бы равносильно признанию вины. Вы же, как я поняла, к смерти дяди отношения не имеете?
   - Слово джентльмена! - дрожащим шепотом отозвался мой собеседник.
   Впечатляющая клятва, ничего не скажешь, но от сомнений она меня не избавила.
   - Давайте-ка все по порядку... Артур.
   - Мой отец был младшим братом его светлости, - начал юный лорд Баскервиль. - По молодости лет он совершил какой-то проступок, чем навлек на себя родительский гнев. Судя по рассказам, мой дедушка обладал совершенно необузданным нравом, а набожностью превзошел пуритан. Он жил по законам Ветхого Завета и с блудным сыном поступил так, как велит один из них, вырвал из сердца и вышвырнул на улицу. Мой бедный отец с нищенским пособием был сослан в Африку, где ему предстояло выжить на эти крохи или умереть... А старший брат не заступился? Артур помолчал.
   - Расскажу все как на духу, миссис Эмерсон. Покойный лорд Баскервиль поддержал жестокое решение своего родителя. Меньше чем через год после вынужденного отъезда моего отца титул перешел к нему, и знаете, что он поспешил сделать? Отправить письмо в Африку с категорическим отказом от всякой помощи младшему брату. Новому лорду Баскервилю честь семьи и личные убеждения не позволяли принять отвергнутого его отцом грешника.
   - Какое бессердечие!
   - Это мягко сказано, миссис Эмерсон. Я с детства считал его извергом... дьяволом в человеческом обличье! - прошипел Артур.
   Боже, вот так признание! Я содрогнулась. Интересно, юноша понимает, что сам себе роет могилу? Неужели он рассчитывает на мое молчание?.. А если нет - то на что тогда рассчитывает?
   - Сколько раз ночами я слышал проклятия, которыми осыпал брата мой отец, когда ему было совсем... да что уж скрывать... когда возвращался домой... под хмельком. А такое случалось все чаще и чаще. Но трезвым он был превосходнейшим человеком - добрым, веселым... Мама в нем души не чаяла. Сама она родилась в Найроби, в благополучной семье, и вышла замуж вопреки воле родителей. Мы жили на те скромные средства, что достались ей по наследству, но она так любила отца, что ни разу в жизни не посетовала, не пожалела о своем решении.
   Артур надолго умолк. Вздохнул.
   - Полгода назад случилось то, что должно было случиться. Постоянные возлияния сделали свое дело, и отца не стало. Вот тогда-то я впервые услышал от мамы... Она сказала, что, возможно, моя ненависть к дяде несправедлива... Не в укор отцу, нет!..
   - А это было непросто!
   Юный лорд, погрузившись в воспоминания, меня не услышал.
   - Матушка сказала, что его светлость бездетен, а значит, я его единственный наследник. Сам он даже не попытался меня найти, хотя мама, как положено, сообщила о кончине брата. Никогда мне не забыть мамины слова... "Просчеты его светлости не оправдывают твоего неуважения, сынок. Познакомиться с человеком, чье имя ты когда-нибудь будешь носить, - твой долг перед самим собой и перед семьей!"
   Я уже представляла себе атмосферу, в которой вырос Артур, и прониклась сочувствием к мужественной миссис Баскервиль.
   - Мама убедила меня... - со вздохом продолжал Артур. - Но ей я в этом не признался. Изобрел собственный план - бредовый, конечно, план, опрометчивый. Уезжая из Кении, сказал, что хочу посмотреть мир, а зарабатывать буду своим хобби - я с детства увлекался фотографией. Из газет мама наверняка узнала о смерти лорда Баскервиля, но она и не догадывается, что фотограф экспедиции Чарльз Милвертон - не кто иной, как ее неразумный сын.
   - Ваша мать наверняка вне себя от беспокойства! - ужаснулась я. - Вы хоть передавали, что целы и невредимы?
   - Она думает, что скоро получит письмо из Америки, - смущенно пробормотал Артур. - Я обещал устроиться и сообщить адрес.
   Мне оставалось только качать головой и вздыхать. Бедная миссис Баскервиль... когда и что она услышит о сыне? Правда может оказаться даже страшнее неведения, которое сейчас терзает материнское сердце!
   - Я хотел предстать перед дядей под вымышленным именем и завоевать его доверие и уважение, - продолжал юный джентльмен. - Да-да, миссис Эмерсон, можете ничего не говорить, сам знаю - все это наивно и похоже на плохой роман. Но ведь безобидно, поймите!.. Зимы лорд Баскервиль проводил в Египте, об этом знали все. Я добрался до Каира и по приезде тут же обратился к его светлости. Мои рекомендации...
   - Липовые?
   - Подлинные-то я ему никак не мог предъявить, верно? Лорд Баскервиль взял меня не задумываясь... Вот, собственно, и все. До самой смерти он не знал, кто я такой, хотя...
   Артур колебался, но конец мне и самой был известен.
   - Думаете, догадывался? Что ж, теперь это не имеет значения. Дорогой мой, вы должны обо всем сообщить властям. Понимаю, тем самым вы превращаетесь в главного подозреваемого...
   - Подозреваемого? В чем? Полиция считает, что лорд Баскервиль умер своей смертью.
   Мне не понравилась та поспешность, с которой наш юный наследник указал на эту небольшую неувязку. Но он был прав. Прежде чем искать убийцу, нужно было доказать, что лорд Баскервиль умер не своей смертью.
   - Тем более, - не отступала я. - В любом случае вам придется открыться, чтобы заявить права на титул.
   - Ш-ш-ш! - Артур зажал мне рот ладонью. Все мои, казалось бы, забытые страхи вернулись с новой силой, но лишь на миг. - Кто-то прячется в кустах! - едва слышно шепнул юноша.
   Я убрала его руку.
   - Не волнуйтесь, это наш Абдулла. Меня сторожит. Он ничего не...
   - Нет! - Артур вскочил с кресла, но в заросли, к счастью, не кинулся. Постоял немного, вглядываясь в темноту, и повернулся ко мне: - Исчез. Нет, миссис Эмерсон, это не Абдулла. Рост не тот, фигура тоньше, и одежда... Длинное полупрозрачное платье...
   Я ахнула.
   - Женщина в белом!
   II
   Перед тем как расстаться с Артуром, я попросила разрешения передать наш разговор Эмерсону. Молодой человек согласился - понял, наверное, что его отказ меня не остановит. А вот уговорить его чистосердечно признаться властям так и не удалось. Кое-какой резон в его доводах действительно был. Во всем Египте не нашлось бы чиновника, способного разобраться с делом такой важности. Артур клятвенно заверил, что прислушается к советам Эмерсона; я же, в свою очередь, обещала юноше любую помощь, какая только будет в моих силах.
   Говорят, признание облегчает душу. По-видимому, так оно и есть. Мой ночной собеседник ушел с террасы пружинистым шагом, что-то беззаботно насвистывая.
   А вот я расставалась с тяжелым сердцем. Артур Баскервиль вызывал симпатию... вовсе не красотой, как думал Эмерсон, а открытым нравом и дружелюбием. Однако были в нем и другие, куда менее приятные черты характера. С какой легкостью он признался в подделке рекомендаций! А этот его дурацкий план знакомства с лордом Баскервилем? Словом, многое доказывало, что Артур Баскервиль пошел в отца, обаятельного бездельника, вечного неудачника. Я всей душой болела за своего юного соотечественника, но веры в него от этого не прибавлялось. Скорее всего, трогательный рассказ Артура был всего лишь попыткой завести со мной дружбу, чтобы в тяжелый час обратиться за помощью. А этот час близок... Как только Артур объявит о своих правах на титул, истина - страшная истина! - выплывет наружу.