Плахотин Александр. Тролль Ее Величества

   Пока свинорылые моргали от удивления, я, разрывал шкуру на руках, с ревом обиженного быка поднялся во весь рост. И покудова народец, отшатнувшись, думал, что со мной делать дальше, я, дотянувшись до человечка, еще раз врезал ему между глаз и двумя рывками разорвал стягивающие ноги бечевки.
   Завидев меня полностью на свободе, орки очнулись, и кто дал стрекача, а кто, видно совсем потеряв голову и выхватив железо, ринулся вперед.
   Первый же нападавший, очень неосторожно приблизившись ко мне, оказался в кустах со свернутой набок челюстью, оставив свой тесак мне на память.
   Взбодренный первым успехом, я разогнал ощетинившийся оружием полукруг. Причем один из «бойцов» был отправлен под ноги дымящегося Резака со сбритой щетиной на горле.
   Только в сказках и пьяных разговорах враги, поджимая хвосты, пускаются наутек от грозного воителя. У меня был только один шанс остаться в живых, ибо слишком много гадов собралось вокруг. Что я сделал? Вздернул за шкирку этого недоростка из числа друзей свинорылых и, нежно прижавшись к нему всем телом, пережал ему левой лапой кадык, а правую, вооруженную остро отточенным лезвием, подвел прямиком к самому заветному, по ходу распоров полы рясы или что там у него было.
   — Ты по жизни детей иметь собираешься? — шепнул я, ласково прикасаясь губами к розовому ушку. — Не молчи, милый, скажи чего-нибудь… Да не мне, а этим… Пока неисправимого не заставили натворить.
   Парень, я так думаю, зашелся в пене и ненависти, но, надо отдать ему должное, виду не показал.
   — Что ты хочешь? — прошипел он, косясь вниз.
   — Прикажи своим полудуркам сложить железо и связать друг друга, — повысил я голос.
   — Они меня не послушают.
   — Жаль… — искренне вздохнул я и чуть-чуть повернул мечом. Малый дернулся, даже хотел было что-то этакое предпринять, но я вплотную прижал острие лезвия к его петушку.
   — Кровью истечешь, — прозрачно намекнул я.
   — Делайте, что он сказал. — Хрюшки только осклабились в ответ. — Иначе Лесной Камень и Уча Игон не простят вам моей смерти.
   Не знаю, кто там были эти вышеназванные парни, но свинорылые, смахнув с рылец улыбки и кинув железо наземь, начали связывать друг друга. Последнего орка, естественно, по моей просьбе вязал сам человечек.
   — Что дальше? — испросил он, когда дело было сделано.
   — Даже и не знаю… — Честно признался я, вмазывая ему лбом в затылок.
   Когда тело рухнуло, а пленники со страшным скрежетом зубов стали пытаться освобождать себя, я перерезал путы, удерживающие Резака. Заливаясь кровью и слезами, наемник упал мне на руки.
   — Спасибо… не дал… — что я там кому не дал и чего, разбираться было некогда. Я подхватил товарища и что есть прыти отправился бегом подальше от этого места.
   — Помолчи, паря, — шептал я, закинув его на плечо, — уходим отсюда, пока ежики не взбунтовались.
   Обидно было, что, удрав от орков, я даже не прикинул, а куда, собственно говоря, бежать. Спустившись с каменного хребта, почти ничего не разбирая, я мчался сломя голову до тех пор, пока не выскочил на лесную дорогу. Оказавшись на противоположной стороне леса, я снял с плеча охающий груз и решил отдышаться под ветвями здоровенного кустарника.
   Резак выглядел плохо. Надеюсь, парень выживет, а через несколько дней даже сможет передвигаться, не особенно хромая. Конечно, сейчас он явно не ходок и даже не достойный собеседник — единственное, что от него можно четко услышать, так это хриплый кашель в перерывах между стонами.
   Слизывая кровь с изодранных запястий, я думал, как поступить дальше. Схорониться в укромном месте до более-менее приличного выздоровления наемника или опять же, спрятав раненого, отправиться на поиски наших. А уж потом всей ватагой идти дальше. Можно было двинуться на розыски и с грузом на плечах, но мне казалось, что парню нужен покой и уход, потому как… А бросить человека на произвол Небес не позволяло сердце, ведь… Короче, я заблудился в собственных мыслях и загрустил: совета ждать было неоткуда, а делать что-то надо было.
   Я растерялся до такой степени, что даже решил посоветоваться с Резаком, но тот, уткнувшись лицом в траву, не то спал, не то ушел погулять в иной, более спокойный и тихий мир.
   Сколько бы я так сидел, любуясь на спящего, не знаю, но треск сучьев и гневные выкрики заставили меня выглянуть из-под куста. По нашим следам, особо не прячась, кто-то шел. И вряд ли ради того, чтобы обнять, напоить и накормить.
   Из оружия у меня был только легкий оркский меч с длинным искривленным клинком. Больше ничего. Ни стрел, ни ножей, не говоря уже о любимом ахасте, не раз выручавшем мою шкуру. Я уже начал было присматривать себе дубинку посимпатичней или просто увесистую палку, когда из стены деревьев выскочил взмыленный… МалЙавиэУиал-младший собственной персоной с Саймоном Синекурой на пару!
   — Эгей, мужики, — устало вышел я навстречу, вскинув руку, — здесь мы!
   — Тролль! Слава Небесам, нашлись! — обнял меня Куп. — А где Резак?
   — В кустах погляди, — кое-как отцепился я от объятий, — вы что, всей компанией сюда прибежали?
   Синекура буквально прыгнул в указанное место.
   — Нет, нас только трое. Дуди сзади топчется, — кивнул себе за спину эльф.
   — А остальные где?
   — С орками разбираются.
   — Тоже дело… И что теперь?
   — Жить будет, — показался следопыт, — надо соорудить носилки и двигать отсюда.
   — Согласен. — Куп вытащил из ножен меч. — Дуди, пойдем, поможешь мне.
   Немного порыскав, братец с эльфом притащили две здоровенные не то палки, не то оглобли. Смастерив носилки и взгромоздив на них раненого наемника, мы двинулись обратно. Весь обратный путь Дуди трещал сорокой, откровенно забивая голову.
   — Мы вас сразу нашли. Только тебя там почему-то не было. Только хрюшки да тетя Рысь в кустах. Вся такая помятая, грязная, просто ужас какой-то. Кстати, зачем ты дяденьке барону переднюю лапку отдавил? Он тебя остановить хотел, а ты его сшиб да еще сверху потоптался. Обиделся человечек — ему же больно было.
   — Не заметил, — понуро признался я. Мне там и недосуг было разбирать, с чего это вдруг и кому вздумалось разлечься на моем пути. — Лучше скажи, чего особо не торопились. Если бы вы двигались побыстрей, то мне не пришлось бы так долго гулять по окрестностям.
   — Что значит «особо не торопились»? — оступился Куп. — Пока до лагеря добежал, пока всех собрали, потом обратно, а тебя уже след простыл. Только орки матерятся, себя развязывая.
   — А этот в капюшоне?
   — Ушел…
   — Жаль… Я бы с ним еще разок поговорил. И с большим удовольствием.
 
   — Спишь, бродягша? — Калина не спеша накрывал на стол. — Поднимайся, паря, хорош брюхо валять, жрахмать будем.
   Открыв глаза, Само потянулся, словно проснувшийся на печке кот. И только потом осознал, что рана под лопаткой лишь нудно тянет, а не отдается резкой болью, как еще день-два назад.
   Очень осторожно он привстал, опустив ноги на пол. Слегка кружилась голова, но вор понял, что может передвигаться без посторонней помощи.
   Само встал во весь рост и неуверенно, как годовалый младенец, сделал первый шаг… второй… третий. Сев за стол, ощутил себя полностью обессиленным, ему захотелось спать.
   — Так, не дрыхнуть! — шутливо рыкнул ведун. — На, подъешь, тебе сейчас силы нужны. Вот, попробуй, — пододвинул он широкое деревянное блюдо с аппетитно пахнущей вареной говядиной.
   Крепкие зубы вцепились в мясо. Несколько дней бездействовавший желудок застонал, отвергая пищу.
   — Через силу, паря, через силу. — Калина налил в кружку немного красной тягучей жидкости: — На, выпей. Это не просто винишко.
   Чуть дрожащей рукой Само опрокинул в себя зелье. Жаркая волна, ошпарив горло, устремилась вниз, подавив судороги взбунтовавшегося чрева.
   — Ну как? — с улыбкой спросил старик, медленно отколупливая скорлупу вареного яичка. — Ожил? Коли так, кушай, а то стынет.
   — Благодарствую, — вытер губы рукой Само.
   — Увидели бы сейчас тебя лекари, насмерть бы меня поубивали. — Калина налил себе белого как снег молока. — Вроде как не след больного мясушком потчевать. Мож, они и правы. А я тебе, парень, так скажу — лошадь рождена лошадью, курица курицей, рыба рыбой, а человек рожден человеком, хищником, зверем. И все эти кашки из сена годятся только для малышей и крольчат. А человек, мужик в особенности, силу в мясе черпает.
   — А сами-то чего? — Вор, жуя, указал на молоко с яйцами.
   — Э, сынок! — в полный голос рассмеялся дед. — Ну, какой из меня ныне мужик? Так, пень трухлявый. Эта я еще по старинке дергаюсь.
   Некоторое время они ели молча.
   — Я это, — зажевывая стрелку лука посоленным хлебом, прошамкал Калина, — давеча в деревне был. Тамошние звали. Ихние мужики на рыбалю ходили. Так заместо рыбех целые сети мертвяков понатаскали.
   Само напрягся, перестав жевать.
   — Что с баб взять, думали на викодров, живых мертвецов, напоролись. Ну, вроде тех, что в прошлом годе на Уилтаван напали. Небось слышал об этом?
   Бор молча кивнул.
   — Так вот, нормальные мертвяки были. Простые, в смысле. Правда, изувеченные, что те уродцы. Зазря лишь ноги топтал. Еды вот только набрал, там еще чего по мелочи…
   Он снова замолчал, щуря на солнце подслеповатые глаза.
   — Ты ведь, паря, знал убиенных? — Ведун даже не смотрел на гостя. — Я так думаю, какие они при жизни были, всем уже все равно. Смерть-то, она нас всех равняет. И малых и старых, и нищих и богатеев. Главное другое… Что прах их не по ветру развеян, а земле предан, как того душам надобно. Похоронили чинно, место хорошее, тихое. Если хочешь, я потом тебе покажу. А вот вещи кой-какие забрал. Глядишь, рано или поздно родня аль друзья объявятся, возвернут себе на память. А хошь, сам глянь, может, кого знакомого памятку найдешь. Показать?
   На убранном от крошек столе Калина развернул большой кусок мешковины. Перед глазами Само оказались вещи сотоварищей: кожаный кисет Кирки, мешочек с игральными костями Алена-Здоровяка, деревянная трубка Сохи.
   Во рту ночного ремесленника пересохло. Что-то давно позабытое, тяжелое, горькое и непонятное теснилось в его груди. Глаза затянуло поволокой, он вцепился в край стола, чтобы не упасть. Калина, вовремя поддержав вора за локоть, посадил его на место, пододвигая заранее налитое вино.
   Отставив недопитую кружку в сторону, Само положил ладони на вещи, словно ожидая, что они заговорят с ним, обнимут его живым теплом…
   Пальцы зацепили продолговатую, длиной с локоть деревянную трубочку, плотно заткнутую с обоих концов.
   «Череп…» — Само вспомнил, как перед самым отплытием вожак прятал ее подальше за пазуху.
   Отковырнув пробку ножом, он вытряхнул из футляра лист бумаги. Вода не тронула хрупкую материю. Само, развернув лист, в растерянности взглянул на Калину.
   — Грамоте ты не обучен… — утвердительно сказал ведун. — Ведь ты хочешь узнать, что здесь? — И сам взял в руки письмо.
   — Значит… — вглядываясь в ровные строки, проговорил старик, — м-да, хороший почерк. Умеют же буквы красиво царапать. Ладно, читаем. — И дальше где бегло, где по слогам продолжил: — «Начальнику городской тюрьмы Гольлора… По договору меж королевством Бревтон и княжеством Гольлор… Предъявителю сего выдать узника Шестой Башни, по имени Чара, сына Бартауза из Тери-Гранга…»
   В груди Само екнуло — мало кто знал настоящее имя Черепа. И тем более то, что у старого вора, вора с большой буквы! на этом свете есть сын.
   Многое становилось понятно. Например, зачем Череп, связавшись с тайниками, взялся за эту грязную работу, которая… Ночной ремесленник до боли зажмурился, словно эта темнота могла вернуть все назад, воскресить братьев, вернуть ему друзей, сыну отца. И не будет свиста выпущенных стрел, воплей боли и муторного шептания воды, в которой, захлебываясь, кричали раненые люди.
   — «И, отпустив оного на все стороны ветра, не преследовать его и не чинить препятствий ни ему, ни подателю сего письма», — закончил читать Калина. — Печать интересная. Я таких раньше и не видывал.
   — Это печать тайной службы Бревтона, — наконец открыл глаза Само.
   — Ух ты! — качнул головой старик. — В мое время я о таком даже и не слыхивал! И на кой она нужна?
   — Кто знает… — отвернулся ночной ремесленник.
   — А там, в письме, что-то о Шестой Башне говорилось, это что за место такое?
   — Там узников из других королевств держат. Тех, кого по договору.
   — А эти-то кто такие? — искренне удивился Калина.
   — Бывают узники, которых не рискуют держать по месту приговора. Боятся бунтов в тюрьмах и в городах.
   — Бона оно как… — Старик, взяв футляр в руки, с нескрываемым любопытством рассматривал его.
   — Отец, я пойду прилягу, — поднялся Само, опираясь руками о стол. — Что-то мне нехорошо.
   — Понимаю, паря. Иди отдыхай: силы тебе пригодятся, — напутствовал гостя Калина.
   Когда вор наконец задремал, старец придвинул к себе его миску с недоеденной говядиной. Вылив остывший бульон прямо на усыпанный соломой дощатый пол, он поставил блюдо перед собой, внимательно вглядываясь в обглоданную лопатку с кусочками мяса. Всматриваясь, старый ведун то улыбался, то хмурил лоб. Вскоре он взял отпускное письмо и положил его около тарелки, а с другой стороны футляр покойного Черепа. Возложив на них руки, он по новой уставился на кость.
   Немного позже уставший Калина вышел на улицу. Сев на траву, он откинулся на локти, любуясь закатом. Солнце клонилось к далекому горизонту, разрешая Старшей Сестре выйти на еженощную прогулку. Легкий ветерок, обдувая морщинистый лик, шевелил седые волосы.
   Калина усмехнулся и подставил лицо уходящему светилу.
   — Ну что, Вига, дашь еще немного старику, а? — Он вытянулся во весь рост на траве, разбросав руки в стороны. — Знаешь, действительно интересно, так ли это все закончится или я наконец ошибся.
 
   Когда увалень тролль, снося все на своем пути ринулся прочь из лагеря, Яра решил, что пора и самому уходить отсюда. Каким-то шестым чувством, не раз выручавшим его, молодой человек понял, что промедление смерти подобно.
   Освободив себя от неумело, но крепко затянутых узлов, он перерезал веревки первого же попавшегося орка и, подхватив с земли свой Акай-ан-Лагу^[15], кинулся прочь от этого места.
   Спустившись со скал и миновав поносящего кого-то человека, Яра припустился на север, в сторону лагеря Лесного Камня.
   В надвигающихся сумерках двигаться становилось все труднее, и уже который раз Регард де Ходер мысленно позавидовал нелюдям — оркам и эльфам, прекрасно видящим в темноте.
   Облюбовав для ночлега более-менее подходящий кустарник, Яра забился подальше под ветки и, плотно завернувшись в плащ, прислушался к засыпающему лесу: было тихо, спокойно, никаких подозрительных, несвойственных ночи шорохов и звуков. Удовлетворенно кивнув, словно соглашаясь с самим собой, человек завернулся еще плотнее, чувствуя, как железо ножен прижимается к боку.
   Это была не первая ночь, проведенная в одиночестве, прямо на траве, среди молчаливых деревьев. Прикрыв глаза, де Ходер мысленно перенесся на полдня назад.
   «Сегодня, мой король, вы соизволили допустить ошибку. И не вздумайте искать себе оправданий. Виноваты только вы и более никто. Не стоило доводить этого тролля до бешенства, как не стоило с пренебрежением относиться к рассказам о его похождениях в Голубых Горах и под стенами Уилтавана. Как, впрочем, и о том, что он совершил на территории вашего королевства. Надо было расспрашивать не его, а наемника, уже сломленного пленом и болью. Но что сделано, то сделано.
   И что же получается в итоге? Из рассказов орков их отряд состоит из десяти, максимум двенадцати человек. Выходит, моя сводная сестричка оказалась умнее и предусмотрительней, чем мы могли предположить. Скорей всего, я бы так же поступил на ее месте: оставил бы основной обоз в какой-нибудь всеми забытой деревушке, а сам немногочисленным, но более мобильным и опытным отрядом, проникнув в Уилтаван, сделал бы все свои дела, а уже потом, усилив отряд за счет наемников, продвигался к оставленному послу. Или даже шел прямо на столицу. Сейчас для них главное доставить документы, согласовывающие действия армий Вильсхолла и Бревтона. А ведь если такое случится и Винетта сумеет разгромить силы оппозиции, то «вашим величеством» никто больше никогда вас не назовет.
   Допустим, этот наемник, и тролль из числа так называемых послов. Сейчас, верно, они уже соединились со своими и держат путь дальше. Куда?»
   Яра мысленно представил себе карту, и следующая мысль настолько обрадовала его, что он едва не вскочил, дабы как можно скорее отправиться к лагерю ждущих его орков.
   «Болота! Начинаются сплошные болота! Им нужно будет или сворачивать на юг, во владения Алассии, что граничит с самоубийством, или продвигаться на север вдоль Келебсира, а потом, в зависимости от того, каковы их дальнейшие планы, либо выходить на Западную дорогу, либо дальше, к горам Халлатетра. Допустим, несмотря ни на что, я сумею убедить послов идти до самых гор. Тогда я им не завидую! Идти по пустынной местности, рискуя быть подвергнутым нападению горных троллей! А ведь там перевес будет на моей стороне. Остался только один вопрос. Как вынудить послов пойти на север? Как? И еще раз как?»
   Усталость брала свое, и уже в полудреме в голове Регарда родилась очень заманчивая идея.
 
   Ранней холодной весной 9239 года от создания миров в пригороде Вильсхолла в своем родовом поместье собственной смертью умирал старый король Гиер Десятый Неумолимый.
   У ложа умирающего не было ни лекаря, ни священника. Только сын и один из близких слуг были там. Подглядывающие придворные так и не расслышали, что говорил отходивший Гиер. Видели только, как старый король шептал что-то близким своим, не то исповедуясь, не то прося о последнем желании.
   Ближе к полуночи предстал Неумолимый пред Создателем. За час до кончины преданный слуга вышел из спальни с обеспокоенным бледным лицом и, удалясь в отведенную комнату, не вышел оттуда, даже извещенный о смерти сюзерена.
   Шептались приближенные, и раз за разом в освещенных высокими свечами залах то тут, то там раздавалось зловещее: «предсказание», «проклятие», «судьба»…
   В прощальное утро шел снег с дождем, и погребальный костер не желал заниматься. Только с шестого раза тело умершего было предано священному огню.
   На глазах у тысяч собравшихся горожан языки пламени обняли намокшее тело. И случилось невиданное! Вылетели драгоценные камни из панциря парадного нагрудника. Стал он багровым, словно кровь, и черным, как зола, раздуваясь набухающим тестом. В мгновение ока грязный дым с печальным воем брошенного пса закрутился над внимавшей толпой, скрывая тело короля от глаз людских. И показалось, что камни вымощенной площади вздрогнули под ногами, когда в столпившихся вокруг людей полетели горящие дрова, куски плоти и железа.
   Разогнал восточный ветер дым над разбросанным кострищем, и отступил зароптавший народ, передавая друг другу подробности устрашающего знамения…
   С тяжелым сердцем молодой Гиер водрузил корону Вильсхолла на свое чело. Не давали покоя последние слова отца и знак Небес.
   Смута и страх охватили подданных королевства, когда Кровавый Властелин взошел на трон.
   Многое случилось за прошедшие годы. Голод и мор сменялись нашествием варваров из-за Хрустального моря. На смену войне новая война пришла. Сам король объявил ее своему народу.
   Вновь запылали пожары по уже обобранным селениям и городам. Мрачные ряды виселиц с неугодными украшали путь в столицу. Не знал Кровавый пощады для тех, кто смел утаить хоть колосок, хотя крупинку одну в домах своих, пряча от сборщиков непомерных податей. Огнем и мечом строил Гиер новое королевство. И каждый раз, как в последний, пировал он на костях ослушников, причащаясь их жизнями, словно это могло воскресить отца из могилы, отодвинув час расплаты для рода его.
   К концу четвертого года правления остепенился король, боясь издевок и оговоров соседей своих. Вернулись мир и спокойствие в царство его. Оправился народ, и начала возрождаться страна. И казалось, ничего не потревожит более сердца подданных, и будет мудр и справедлив правитель его.
   В один из дней представили королю мужчину и женщину знатного дворянского рода, дабы благословил помазанник Небес их брак. Узрев новобрачную, потерял Гиер покой в сердце своем, сраженный ее красотою. И, не пересилив желания похоти, надсмеявшись над обычаями, силой взял невесту вассала, благословя семенем своим сей брак.
   Скрываясь от позора, молодая чета скрытно покинула Вильсхолл, и до самой смерти своей не узнал Гиер, что родился у него сын.
   Только преданный слуга его проследил путь обесчещенных. Но не сказал о том владыке.
   Как забывают о минувшем сне, позабыл Кровавый о минуте слабости. Он женился, выбрав себе в жены настоящую красавицу из далекой страны. Супруга родила ему дочь, прекрасную, как заря. Но, не вынеся мук родов, молодая королева умерла, даже не увидев своего ребенка.
   Страшно излил свое горе король. Но мало кто знал, что не любовь к ушедшей супруге была причиной тому. Одно за другим исполнялись слова древнего проклятия, из уст в уста передаваемые в роду Гиеров.
   Несмотря на пророчество, словно бросив вызов судьбе, обрушил король дождь из слез и крови на подданных своих, как дикий варвар, что восстал против богов, дразня их и издеваясь над ними в свой последний день.
   Шли годы. Гиер не женился вторично. Принцессу Винетту в сопровождении старого верного слуги отправили в монастырь Королевы-Мученицы, дабы смогла она стать достойной своих предков. А в это время вдалеке от Вильсхолла подрастал ее сводный брат, нареченный в честь одного из предков Регар-Дом.
   Сбежав из страны, молодая чета обосновалась у своего деда. Супруг простил своей жене грех, ибо знал правду, и растил мальчика как собственного сына, скрывая ото всех истинное его происхождение.
   Но горе находит везде, где бы от него ни скрывались. Однажды, после набега северных дикарей погибла вся семья Регарда. Один лишь он спасся в тот день. Может, чудо спасло мальчика, а может, злой рок сохранил ему жизнь, уготовив иной путь.
   Только один близкий человек остался у Регарда — граф Ходер, родной брат матери его. Но он был далеко и не знал о случившемся.
   Оставшись один на улице, без дома, без средств, Регард познал и позор бродяжничества, и страх унижения, и боль отчаяния.
   Один из ночных работников приметил мальчика и решил обучить его своему ремеслу. Способный ученик делал успехи, и вскоре его приняли в ватагу Делльи, где служил он приманкой для доверчивых купцов.
   Но фортуна отвернулась от удачливых ватажников, и однажды они попали в засаду расчетливых солдат, уже давно охотившихся за Делльялом и его людьми.
   Спасая свою жизнь, Регард очутился в лесу. Там далеко за полночь раненого и обессиленного и нашел его бор-От, звавшийся Рат-Йэвом. Он был ханг фахтром, сыном разных народов. Его мать была наполовину эльфийкой, наполовину человеком, а отец — и вовсе неизвестно. Великий боец, каких, мало осталось на этой грани Кристалла, удалился от мирской суеты в непроходимую чащобу Эрготовых лесов.
   Бор-От выходил мальчика и, как того и следовало ожидать, начал обучать Регарда тайному искусству боя.
   Что толкнуло его к этому? Боязнь, что его умение умрет вместе с ним? Никто так и не сможет сказать.
   Ответ умер вместе с Рат-Йэвом посреди далеких восточных лесов.
   В 9268 году, ровно за две зимы до битвы под Уилтаваном, преданный слуга, служивший еще Гиеру Неумолимому, отправился на поиски незаконнорожденного сына Кровавого Властелина в леса Эргота.
   Не сердце тоскующего отца заставило вельможу пуститься в далекое путешествие. Как ни молод был еще король, но уже пришла пора задуматься о передаче наследства. Да и день свершения становился все ближе и ближе…
   По древнему закону Винетта Гиер не могла претендовать на трон, потому как была женщиной. Кровавый, представив себе, что может начаться в королевстве после его смерти, повелел открывшемуся слуге найти Регарда де Ходера, задумав сделать его наследником трона.
   Много лиг исколесил вельможа, разыскивая сына короля. Немало золота и сил был затрачено, но посланник короля таки нашел Регарда.
   Разговор был недолгим. Изощренный в придворных интригах вельможа знал, как уговорить внебрачного сына Гиера принять предложение.
   С учителем своим Регард расстался легко и без боли в сердце.
   Доставив в родное королевство наследника престола, поселили его у ближайшего родственника по матери графа Ходера, скрыв, правда, истинную цель возвращения. Казалось, все идет по задуманному плану, но… Во время объезда владений своих гибнет король Гиер Одиннадцатый. И убивает его, как предсказано было, не человек, а нелюдь, какими мир полон. Не напрасно еще основатель рода гиеровского указом строжайшим запретил житие оных в королевстве своем.
   Умер Кровавый Властелин… и не указал наследника своего, оставив страну, веками воздвигаемую, на растерзание вассалам, возжелавшим престола опустевшего. И политься бы крови в разброде великом, кабы не явились в день судьбоносный великие волшебники этого мира и не представили правителя нового по праву крови — дочь короля покойного Винетту Гиер, а ныне Вильсхолльскую.