Платонов О.. Энциклопедический словарь Русской цивилизации. СВЯТАЯ РУСЬ.

    О. Платонов
 
    СЕЛИГЕРСКАЯ, чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Явилась в XVI в. Находилась в Ниловой Столобенской пустыни, на острове Селигерского оз. Тверской еп. Празднуется 26 мая/8 июня и 7/20 декабря.
 
    СЕЛИЖАРОВО, поселок городского типа в Тверской обл., центр Селижаровского р-на. Расположен на р. Селижаровке (приток Волги). Население 7,8 тыс. чел.
   Впервые упоминается в 1504. До 1764 во владении Троицкого Селижарова монастыря. В сер. XIX в. крупное торговое село. В 1862 преобразовано в посад.
 
    «СЕЛЬСКИЙ ЖИТЕЛЬ (Экономическое в пользу деревенских жителей служащее издание)», журнал, выпускаемый в Москве в 1778–79 русским ученым А. Т. Болотовым. Вышло 52 номера.
   Содержал советы по земледелию, землеустройству и разведению фруктовых садов в сельских хозяйствах. Уделял внимание домашней медицине, практическому домоводству, вел обширную переписку с читателями.
 
    «СЕЛЬСКОЕ БЛАГОУСТРОЙСТВО», журнал славянофилов, посвященный вопросам подготовки крестьянской реформы, выходил в Москве в 1858–59. Журнал высказывался за освобождение крестьян со всей землей, находящейся в их фактическом пользовании, и за сохранение общинного устройства. Основные авторы: А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин, В. А. Черкасский. Издатель — А. И. Кошелев.
 
    СЕМАНОВ Сергей Николаевич(р. 14.01.1934), русский историк и общественный деятель. Главные труды: «Макаров», «Брусилов», «Махно», «Андропов», «Иосиф Сталин: жизнь и наследие». В 1960–80–е один из видных деятелей русского патриотического движения, руководитель « Русского клуба», подвергался преследованиям за свои национальные убеждения.
 
    СЕМАРАГЛ (Симаргл), в древнерусской языческой мифологии божество, входившее в число идолов, которые были установлены в Киеве при кн. Владимире(980). Имя Семарагла происходило от слова «семя». По своему смыслу божество это было связано с берегинями и представлялось в образе крылатой собаки, охранявшей семена и посевы, олицетворяя вооруженное добро.
 
    СЕМЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ, важнейшая составляющая становления человека в русской народной традиции. Духовно-нравственное воспитание в семье начиналось с крещения ( см.:Жизненный цикл) и осуществлялось постоянно за счет того, что сама семья со вмещавшим ее домом была Малой Церковью ( см.:Крестьянский дом). Дети с самого раннего возраста видели иконы в доме, их приучали относиться к святыне с благоговением, объясняли им, что Бог видит все, что происходит. Дети видели молящихся и крестящихся взрослых, слышали молитвы, а затем и их учили коротким молитвам и осенению себя крестным знамением, поясным и земным поклонам. Назидания об уважении к старшим ( см.:Родители и дети), о благоговейном отношении к хлебу, о необходимости трудиться и многие другие органично входили в повседневную жизнь.
   Исходя из источников, в которых описывались явления, характерные для обширных территорий (ответы на программы научных обществ, очерки этнографии отдельных районов), можно с уверенностью сказать, что задача религиозно-нравственного воспитания в семье была присуща большинству народа, но наиболее успешно она реализовывалась в благочестивых семьях.
   Очень важным в воспитании детей считалось научить их страху Божию. В некоторых ответах на программы среди основных обязанностей родителей в отношении детей называют именно эту. Так, в сообщении из Волховского у. Орловской губ. (Знаменская вол.) в к. XIX в. обязанности родителей, по представлениям местных крестьян, перечислены в таком порядке: кормить, содержать, учить страху Божию и грамоте, приучать к домашней и полевой работе, женить и выдавать замуж. Упоминаемое здесь обучение грамоте тоже было связано с духовным воспитанием, т. к. по крестьянской традиции читать учили по Псалтири( см.:Грамотность).
   Широкое распространение исповеди и причащения детей (с 7 лет), молитв детей в храмах и участия их в семейных молитвах дома — все это было основой массового духовно-нравственного воспитания. Кроме того, многие постоянные повседневные советы и замечания старших детям в самых разных областях жизни и быта делались с позиций верующих людей, и они-то и определяли доступность и прочность постепенного усвоения сложных понятий.
   Ф. Зобнин, написавший воспоминания о своем крестьянском детстве в Усть-Ницинской слободе Тюменского округа, рассказывает о том, что жаркое время в июне считалось трудным, т. к., по представлениям крестьян, нечисть приобретала в это время особую силу. «В такое время, — пишет он, — отец всегда нам советовал ходить с молитвою. Самою важною в этом случае молитвою считается «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его». А крестьянин И. Столяров (Воронежская губ.) вспоминает: «Моя мать говорила, что надо любить всех, и действительно, она относилась ко всем с большой добротой». Разумеется, не все дети в равной мере воспринимали такие наставления, и Иван Столяров, по его собственному признанию, не принял этот подход матери. Но в других случаях он следовал ее наказам, даже в том, что трудно ему давалось. «Мать никогда и ни с кем не вступала в перебранку и нам, детям, не позволяла перекоряться с другими, а тем более вступать в драку. «Если вас кто-нибудь ударит, говорила она нам, не отвечайте; поступайте так и тогда, когда знаете, что обидчик ваш слабее вас, и вы можете ответить тем же за его обиды, лучше всего удалиться от обидчика». И мы все трое строго придерживались этого наказа. Для меня это было довольно трудно, так как я был по характеру живым, горевшим желанием наказать обидчика, и нужно было каждый раз делать над собой усилие, чтобы подавить это желание и поступить так, как наказывала мать».
   Самую суть наставлений и уверенность в правоте их старшее поколение черпало в своих религиозных убеждениях и собственном духовном опыте. Отсюда наибольшие результаты духовного воспитания у благочестивых родителей.
   Экономические крестьяне (так называли бывших монастырских крестьян после секуляризации монастырей в 1867) д. Иваниш Калязинского у. Тверской губ. Гавриил и Стефанида, нажившие во 2–й пол. XVIII в. изрядное имущество земледельческими трудами и промыслами, жили «исправно в своем крестьянском быту, за свой хороший нрав были всеми соседями любимы и уважаемы. Детей своих они воспитывали в благочестии, приучали их сносить обиды и отнюдь не ссориться; браниться не давали и за брань наказывали». В этой семье вырос старец Василиск Туринский.
   Зажиточными были и крестьяне Иван и Параскева Амосовы из д. Алексеевки Федаковской вол. Сольвычегодского у. Вологодской губ. Из двенадцати дворов деревни их дом — двухэтажный, на самой дороге к губернскому городу — был самым богатым. Иван Амосов был человеком мягкого и доброго нрава. Кроткий и приветливый, он жил в мире со всеми однодеревенщиками и много лет исполнял обязанности старосты в приходской церкви. Жена его отличалась твердостью характера, строгостью и благочестием. Оба «пользовались общим уважением и расположением». В воспитании их детей (три сына и три дочери) существенную роль сыграли нередкие посещения священника о. Иоанна Легсова и беседы его с отцом на религиозно-нравственные темы в присутствии всей семьи. Старший сын Алексей родился в 1841 (будущий архимандрит Агафангел), рано научился грамоте и любил с детства читать Четьи-Минеи и другие духовные книги, которые приносил в дом священник. Впоследствии, после ранней смерти отца и обеднения семьи, Алексей в долгие зимние вечера читал матери, «которую всегда боялся чем-либо прогневить», жития святых. Старшему мальчику осиротевшей семьи пришлось в 14 лет уйти на заработки в Петербург (он нанялся помощником гуртовщика и прошел пешком более тысячи верст), но и там, работая в камнетесной мастерской и отсылая часть заработанных денег матери, он покупал и читал душеспасительные книги.
   Крестьяне Петр Степанович и Ирина Трофимовна Куртеевы из д. Укуртеевой Вятского у. занимались земледелием. Родившийся в 1830 сын их Симеон впоследствии так писал о своем воспитании: «Не напрасно же говорят: «первое счастье для детей — разумная мать». Всегда вспоминаю я с сердечною признательностью ее мудрое воспитание детей своих, то счастливое для меня время, в которое, под ее смотрением, наслаждался я благами жизни сей. Она постоянно была предана заботе о спасении души — не своей одной, но и детей своих: жила она всегда в страхе Божием, говорила часто о Боге и хотя не была грамотна, но много знала молитв наизусть и нараспев произносила их, — за пряжей ли когда сидела, или полола в огороде».
   У крестьян села Льва Ростовского у. Ярославской губ. Павла Петровича и Феклы Георгиевны Кукариных, не имевших большого достатка, все пятеро сыновей тем не менее были обучены грамоте: их отдавали в обучение разным грамотным людям. Младший сын Андрей, родившийся в 1829, был обучен чтению и письму местным дьячком. Мальчик «по примеру родителей, усердных к посещению храма Божия», и под влиянием своего учителя постоянно ходил в церковь. Он сначала робко, а потом уже и уверенно читал и пел на клиросе «к общему удовольствию молящихся». Андрей не представлял собой в этом отношении исключения: в клиросном чтении и пении принимали здесь участие и другие ученики из крестьянских семей. Со временем юноша так хорошо знал службу, что мог почти самостоятельно выполнять всю клиросную часть. При этом подросток, а потом и юноша «не оставлял помогать своим родителям в тяжком крестьянском хозяйстве, всегда являясь примером трудолюбия и терпения».
   У Петра и Валентины Соколовых — дворовых людей господ Сушковых — родился в 1835 в с. Першутине Клинского у. Московской губ. сын Димитрий. «Грамоте он выучился дома между делом», посвящая ей время, свободное от различных трудов дворового человека (он служил господам вместе с родителями). «С ранних пор родители старались приучить своего Митю к возможно неопустительному посещению храма Божия». «Несмотря на веселье, свидетелем которого приходилось ему постоянно быть в доме Сушковых», мальчик любил ходить в церковь и усердно молился там, а дома читал Четьи-Минеи.
   В случае вынужденной разлуки родители обычно наставляли детей на благочестивую жизнь, предавая их воле Божией и защите Божией Матери. Будущая пустынница Анастасия Логачева родилась в 1809 в с. Кудлей Ардатовского у. Нижегородской еп. в семье крестьянина Семена Васильевича и жены его Мавры. Когда отец был на военной службе, он вызвал к себе жену, которая с меньшей дочерью отправилась к нему, оставив Настю на попечение свекра, свекрови и братьев мужа. Разлучаясь со старшей дочерью, Мавра убеждала Настю, «чтобы она не плакала, а молилась Богородице, поручая ее покрову Богоматери и утешая тем, что она скоро вернется домой и с отцом». Когда девочке бывало грустно, она забиралась в стоявшую на дворе «скотную избушку» и молилась.
   Общие поучения детям о добром поведении со стороны отъезжавших делались не только при прощании, но и в письмах. «Пожалуй, живи в доме нашем как добрые люди живут, — писал своей дочери Аксинье житель Киргинской слободы (Западная Сибирь) Яков Мещеряков в 1723, — безо всякого ослушания и отговорки нашей матушке, тако же и других протчих наших, они тебя на худо не поучат, надо бы жить Богу не на гнев, а добрым людям не на смех». «Прошу вас, вселюбезные мои детушки и невестушки, почитайте свою родительницу и во всем к ней повиновение и послушание и без благословения ее ничего не начинайте, отчего от Бога прославлены и от людей похвалены, и живите с соседями добропорядочно, и чего себе неугодно, тово и людям не творите», — как бы уговаривает в письме младшее поколение своей семьи крестьянин Иван Худяков (к. XVIII в.).
   Подобные же наставления детям, а также и тем, кто оставался воспитывать их, делались крестьянами и перед своей кончиною. Так, Елецкого у. Воронежской губ. подгородной Ламской слободы однодворцы Памфил и Феодосия Пахомовы оставили «по себе наследника дому своего старшего сына. Перед кончиною своею вручили ему весь дом и своих малолетних дочерей — Меланию и Екатерину, завещав ему воспитывать их в страхе Божием, и самому паче всего стараться быть благочестивым христианином».
   Важным средством семейного воспитания был пост (см.). Дети с малолетства привыкали к умению ограничивать в определенных условиях свои телесные потребности ради духовных задач. Решающую роль при этом играл пример старших членов семьи.
   С духовным воспитанием в крестьянских семьях очень естественно и незаметно соединялось трудовое, составляя необходимую часть духовно-нравственного.
   Семья — простейший социальный организм, участвующий в процессах формирования, хранения и передачи трудовых традиций. В условиях крестьянского хозяйства семья служит одновременно и производственной, и родственной элементарной общностью, т. е. первичная организация производственного процесса проходит в рамках родственной ячейки. Трудовая и семейно-личная деятельность каждого здесь в значительной своей части не разделены во времени и по месту исполнения.
   «Уже трехлетний мальчуган помогает матери: чистить картофель, мести пол, отыскать отцовский кушак, собрать в чашку рассыпавшийся горох, выгнать кур с огорода», — сообщали в к. XIX в. из Новоладожского у. Санкт-Петербургской губ. Понятно, что мать привлекала такого трехлетнего помощника не ради облегчения собственных трудов, но с воспитательной целью: с самого раннего возраста приучать к послушанию, вниманию в исполнении конкретной задачи, познанию определенных навыков и понятий, стремлению к полезности своих действий и доброте их — «я помогаю маме».
   Внутрисемейная производственная преемственность поколений осуществлялась, в частности, в раннем приобщении детей к сельскохозяйственным работам. Так, на сходке Чаусской и Тырышкинской волостей Томского у. в 1876 было отмечено, что мальчики привлекаются к «упражнениям в хлебопашестве» с семи лет. Так и было сказано — к «упражнениям», т. е. вполне осознавалась учебно-воспитательная задача. В Тарском округе в сер. XIX в. во время страды в поле работали мальчики и девочки с 10 лет. А после страды, по воспоминаниям жителя с. Усть-Ницынского Тюменского округа, «ребята почти поголовно становятся пастухами, гоняют коров в поле пасти».
   В 1772 крестьянка-вдова Томской губ. «объявляла» в Бердской судной избе, что имеет «при себе сына Федора... и коего-де к хлебопашеству и домовому заведению научить некому», и потому просила разрешения переселиться вместе с сыном к деверю, так как трудовое воспитание мальчиков считалось обязанностью отца или других взрослых мужчин семьи. «Наблюдатели единодушно подтверждают в семье мужчин в воспитании сыновей», — пишет Н. А. Миненко. Но если все-таки случалось, что роль воспитателя-мужчины доставалась женщине, она, как правило, успешно справлялась с этой задачей.
   Четкое осознание русским крестьянством значения семьи, как первичного и основного звена, формирующего у детей, подростков и юношей навыки «к домоводству и хлебопашеству» и нравственные понятия, связанные с трудом, выступает, в частности, из архивных дел, касающихся воспитания сирот. Например, крестьянин д. Ганихиной (Тюменский у.) Евдоким Ганихин, взявший в 1792 на воспитание осиротевшего подростка, объяснял, что сделал это «в рассуждении его сиротства, а особливо к познанию против протчих в производстве домообзаводства и хлебопашества, дабы не мог привесть себя к нерачению и быть шатающимся праздно». Через три года Ганихин утверждал, что своего воспитанника «по старанию его приучает к домоводству и хлебопашеству весьма порядочным образом». Разрешение на подобную опеку давала сельская община, и она же осуществляла контроль за реализацией этих отношений. Но прерогатива непосредственного повседневного приобщения человека к труду принадлежала в глазах крестьян семье.
   Существовала определенная последовательность включения детей и подростков в разные области хозяйства. Сложившиеся в течение длительного времени, традиции эти имели достаточно жесткие возрастные рамки и учитывали особенности хозяйства данного района. Рассмотрим эту систему по данным Орловской гу б. к. XIX в.
   Мальчиков начинали приучать здесь к работе с 9 лет. Первые поручения были — летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада на двор, пригонять гусей и т. п. С 11 лет обучали садиться верхом на лошадь. В этом же возрасте дети начинали скородить — участвовать в бороньбе пашни (скорода — борона). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался борноволок или бороноволок. Достижением возраста бороноволока гордились — и сам мальчик, и семья. «Свой бороноволок дороже чужого работника», — утверждала пословица. Это занятие было настолько характерно для мальчиков-подростков, что слово бороноволок бытовало у всех русских как определение возраста 10–15 лет.
   На четырнадцатом году на Орловщине начинали учить пахать, а также брали на сенокос подгребать сено и поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году учились косить: сначала только выборочно, отдельные культуры, а на восемнадцатом году — траву, рожь, овес. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учились отбивать косу, т. е. острить холодной ковкой лезвие косы. На девятнадцатом году парень мог уже сам сеять рожь, овес, гречиху. Полноценным работником он считался здесь лишь на двадцатом году, хотя с восемнадцати лет мог быть женихом и имел право участвовать в сходках своей общины.
   Параллельно с сельскохозяйственными работами обучались ремеслам. На одиннадцатом году мальчики вили оборки — бечевки для лаптей, поводки для лошадей и пр. На шестнадцатом — плели лапти. В каждой местности в этих работах был свой уклон — обработка дерева или кож, плетение и т. д.
   Девочек обучали в первую очередь домашнему мастерству. На одиннадцатом году — прясть на самопрялке; на тринадцатом — вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты — на четырнадцатом; ткать кросны — на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан — на семнадцатом. Одновременно в 15 — 16 лет девушка должна была научиться доить корову. На шестнадцатом году выезжала на сенокос грести сено, начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в 18 лет. К этому же времени хорошая невеста должна была еще уметь испечь хлеб и стряпать (данные Тверской губ.). Ценилось также владение всеми стадиями обработки льна на волокно (таскать, стлать, мять, трепать, спускать, чесать), знание сортов холста, умение подобрать берди (гребни в ткацком станке) соответственно желаемому виду ткани.
   Различия в этой системе возрастных ступеней на разных территориях России иногда бывали достаточно заметными. Так, в юго-западной части Шадринского у. мальчики уже с пяти лет начинали ездить верхом на лошади и гонять скот на водопой (в компании с более старшими ребятами, разумеется). С восьми лет мальчик считался борноволоком и управлял лошадью при распашке и бороньбе. В 14 лет — хорошо владел косою, серпом, молотилом, топором и начинал приучаться пахать сохою. Девочек здесь тоже начинали обучать трудовым занятиям с более раннего возраста. С шести лет сажали за прялку, поручали пасти цыплят. А с 10 лет — разрешали взяться за иголку и серп, «водиться с зыбочными малютками» и домовничать во время страды. С четырнадцати лет садились ткать за кросна, проворно жали и косили. Если в семье не было старших мальчиков, то девочек (моложе четырнадцати лет) сажали на лошадь в качестве борноволоков.
   Причины различий в возрастных градациях семейного обучения трудовым навыкам и привлечения детей к работам крылись отчасти в разнообразии хозяйственных условий и демографических ситуаций, отчасти в степени строгости нравственно-педагогических установок. Первые определяли преимущественно (но не только) региональные различия в ступенях трудового воспитания, вторые иногда могли давать варианты и внутри районов (различия в традициях волостей и селений), и даже между отдельными семьями. Например, степные просторы Южного Урала и юга Западной Сибири с их обширными табунами лошадей у русских определяли ранние сроки обучения детей (в том числе и девочек) верховой езде, а в силу развития гончарного дела, в Задонском у. Воронежской губ; дети рано приобретали множество сведений о замесе глины со специально отобранным мелким песком, о деталях гончарного круга и способах работы на нем и т. п. С другой стороны, состав семьи в целом и детской ее части в особенности давал свою специфику в стадиях трудового воспитания.
   Помимо возрастных ступеней в привлечении к разным видам работ, постепенность в трудовом воспитании прослеживается и при вовлечении детей в каждую конкретную отрасль хозяйства. Включение детей и подростков во все промысловые занятия происходило постепенно, соответственно возрасту, под наблюдением взрослых. Начиналось это зачастую с поощрявшихся родителями игр, переходивших в полуигру, полузанятие. Следующим этапом было подключение к настоящему промыслу, но на определенном, наиболее легком участке — под руководством старшего. Заканчивался процесс самостоятельной деятельностью, наступавшей иногда уже в подростковом возрасте.
   Приобретение навыков в земледельческих работах, как и в промыслах, выходило за рамки семьи. Дети, естественно, наблюдали в поле, на лугу, в лесу и на реке труд не только взрослых членов своей семьи, но и соседей, односельчан. И не только стихийно наблюдали, но и получали от них нередко направленные указания и советы. Дети и подростки из разных семей объединялись в игровые и даже производственные группы. В трудовом воспитании участвовала вся община. Но и самое участие общины было результативно потому, что налагалось на постоянное и постепенное, терпеливое и внимательное воздействие семьи.
   Обучение в семье трудовым процессам, органично включенное в народную жизнь, никогда не было, да и не могло быть чисто механическим, техническим так сказать, отнесенным лишь к внешним приемам работы. Оно всегда сопровождалось передачей определенных знаний, понятий, представлений, развивало сообразительность. Исследователи деревенского быта, как отмечает Т. А. Листова, «единодушно обращали внимание на расторопность, наблюдательность, хозяйственную сметливость, отличавшую деревенских детей с самого раннего возраста». «Пятилетний ребенок еще накануне знает, сколько завтра куры положат яиц»; мальчик восьми лет знает свою корову и загонит ее и овец, когда возвращается стадо, отличит своих цыплят от чужих; десятилетний мальчик из сотни полос в поле отличит свою и т. п. Корреспонденты научных обществ сообщали, что наказывать детей и подростков за нерадение в крестьянской семье «нужды нет», так как они «стараются держать себя как большие да и много труда берут на свою долю».
   Существенно помогало в этом отношении семье общественное мнение. Над теми из подростков, кто не овладел мастерством, соответствовавшим, по местным представлениям, их возрасту, начинали насмехаться. Подростков, которые не умели плести лапти, дразнили безлапотниками. Девочек, не научившихся в положенный срок прясть, называли непряхами; не умевших «выткать кросны» — неткахами; не овладевших самостоятельной («без подсказки матери») постановкой стана — бесподставочными. И напротив, детей, подростков и юношей, успешно овладевших навыками, которым обучали их в семье, общественное мнение селения одобряло, поощряло.
   Семья готовила будущего крестьянина, и община оценивала по достоинству эту подготовку; ибо существовала «общая заинтересованность в успешности работы». Т. А. Листова на основании многолетних наблюдений современной русской деревни отмечает: «Некоторые лица старшего поколения считают, что основной вред, который нанесла неправильная политика, проводимая (советской властью. — М. Г.) по отношению к сельским жителям на протяжении многих лет, — это нарушение традиционной трудовой системы жизни». Автор приводит в этой связи высказывание современной пожилой крестьянки из с. Алексеевского Великоустюжского р-на Вологодской обл.: «У нас привычка к труду была, привыкли сверх меры работать. Христиан хороших подразогнали, все говорили «приспособленцы».
   Понятие христианин означает здесь и добротного труженика. Человек, чувствующий свою личную ответственность перед Богом, не может быть небрежным в труде и ленивым. Истинное трудовое воспитание строится именно на этой основе.
    М. М. Громыко
 
    СЕМЕНОВ, город в Нижегородской обл., центр Семеновского р-на. Расположен в пределах Волжско-Ветлужской низины, на р. Санахте. Население 26,8 тыс. чел.
   Возник в н. XVII в. как поселение старообрядцев, впервые упоминается в 1644. С 1779 уездный город. В к. XIX — н. XX в. центр старообрядчества, единственное место в России, где изготовлялись кожаные лестовки-чётки для старообрядцев. В современном Семенове развит художественный промысел — хохломская роспись (с 1918).
   К востоку от Семенова — оз. Светлояр, с которым связано древнее сказание о невидимом граде