Страница:
И… И ничего не произошло.
10
11
10
Часы на моей руке все так же ритмично тикали. Мы стояли и смотрели на знак в центре нашего круга, на ровные красные язычки восьми свечей, смотрели друг на друга. Смотрели все более недоуменно. Ничего не произошло и не собиралось происходить.
– Где демон? - Лурдес первая нарушила тишину. - Где демон, черт его возьми?!
– Помолчи, - прошипел Демид. - Подождите… Подождите немного…
– Не будет никакого демона! - взвизгнула Лурдес. Она сорвалась со своего места и решительно зашагала к Демиду.
– Стой на месте! - заорал Демид. - Ван же предупреждал тебя, goddamned fury[Проклятая фурия (англ.).], чтобы ты не куролесила! Умерь свои страсти! Ты сейчас все испортишь!
– Это ты все испортил! - Лурдес толкнула Демида в грудь, он не удержался и сделал шаг назад со своего места, обведенного красным мелом. - Ты - самоуверенный болван! Ты ни черта не знаешь! Ты делаешь все неправильно, а времени у нас осталось в обрез! Нет у нас времени на твои идиотские эксперименты. Неужели ты ничего не слышишь?! Ты же тоже телепат, черт тебя побери! Разве ты не слышишь, что говорит Дьявол?
– Ты с ума сошла… - пробормотал Демид. - Господи, вот невезение! Попались мне помощники сумасшедшие. Ты не должна слышать демона. У тебя обруч на голове, он защищает от посторонних мыслей…
– А я все равно слышу его! - Лурдес наступала на Демида, и он вынужден был отходить назад. - Слабо, но слышу! Он смеется над нами. Он говорит: «Они все делают неправильно! Они - ослы, они не могут даже правильно понять подсказки!» Он говорит: «Никогда мне не попадалось таких тупых Пятерых. Они не успеют!»
– Демид, - вмешался я. - Может быть, дело в том, что ты не знаешь истинного Имени демона? Помнишь, ты говорил? Это то, чего не хватает в твоем заклинании.
– Дело не в этом… - Демид торопливо шагал ко мне словно надеясь спастись от Лурдес, поговорить с нормальным человеком. - Понимаешь, Мигель… Словесная формула, которую я произнес, еще не изгоняет демона, она только как бы выдергивает дух его на поверхность. Что-то должно было произойти обязательно. И - ничего… Даже кольца не сработали.
– Значит, все-таки что-то не так?
– Что-то не так, - удрученно признался Демид.
– Демид - не профессионал! - заявила Лурдес. - Он возомнил о себе слишком много. Ван, может быть, ты что-то скажешь? Мне кажется, что ты умнее, чем этот гений демонологии.
Ван молчал.
– Я знаю, - сказала вдруг Цзян. - Мы забыли. Была подсказка… Мы пропустили очень важное. Мигель, ты чувствуешь силу? Свою большую СИЛУ?
– Нет, - сказал я. - Ничего я не чувствую.
– Мы не обратили внимания. Там, в послании де Балмаседы, было написано… Я сейчас вспомню. «Два самых страшных для Дьявола качества должны будут слиться воедино. И только так можно убить Дьявола в его сердце». Кажется, так.
– Что ты имеешь в виду? - На этот раз я покинул свое место и быстро пошел к Цзян. - Какие два качества?
– Одно - это СИЛА. Это ты, Мигель. А второе - ЛЮБОВЬ. Это я ЛЮБОВЬ… Нам нужно слиться воедино.
– Я не совсем тебя понимаю.
– Почему это ты так решила? - раздался голос Лурдес. Она, кажется, все уже поняла. - Может быть, должны слиться СИЛА и СТРАСТЬ? Это тоже может победить Дьявола!
– Ань Цзян права. - Тихий голос старика вдруг перекрыл все наши крики. - Сила и любовь. Конечно, как я мог это забыть? Вы должны быть вместе. Вы должны действовать как единое целое, Мигель и Цзян. Только тогда, Мигель, ты обретешь свою большую СИЛУ, которой нам сейчас не хватает.
– Но как это можно сделать? - Я все еще недоумевал. Я был самым тупым здесь, на этой платформе. Правильно говорят: сила есть - ума не надо.
– Все уже давно поняли, - Цзян положила руки ладонями мне на грудь, посмотрела мне прямо в глаза, и мне стало не по себе от ее любви, обволакивающей как туман. - Мы должны с тобой слиться в любви. Совсем, понимаешь? Мы должны с тобой стать единым. Должны заниматься любовью.
– Ну не сейчас же?
– Сейчас, - твердо сказала Цзян.
– Я - против! - выкрикнула Лурдес и топнула ногой. - Вы сбрендили, ей-богу! У нас остается двадцать минут, а вы собираетесь устраивать тут секс-шоу! Цзян, отойди от Мигеля! Он мой!
– Он будет твой… - Цзян говорила тихо, но руки ее действовали, медленно стягивали маечку. - Он будет твоим, Лурдес. Но сейчас он - мой. Я люблю тебя, Мигель…
– Я люблю тебя, Цзян, - прошептал я и дотронулся до ее рта губами.
– Ostia puta! - Лурдес рванулась к нам с явно агрессивными намерениями, но Ван поймал ее за руку.
– Потом тебе будет стыдно, - тихо сказал он. - Им не будет стыдно, что они делали это перед нами. Потому что это - чистое чувство. Это - красота. Это - любовь, земная и небесная. А тебе будет стыдно за ту ярость, что не смогла сдержать ты в себе. Тебе будет стыдно, потому что ты обнажилась этим больше, чем они, снявшие свои одежды. Ревность - тоже страсть, но не лучшая из страстей. Но знаешь, Лурдес, не мучайся и не стыдись этого. Потому что такова твоя внутренняя природа. Здесь такое место - оно заставляет нас проявлять свои истинные чувства. Когда все это кончится, ты снова обретешь себя. Ты станешь сильнее и мудрее, Лурдес, ты успокоишь пламя своей души. Ты - хороший человек, Лурдес, мы любим тебя. Успокойся. Все будет хорошо.
И Лурдес вдруг прижалась к нему, обняла его, спрятала лицо свое. Она не хотела, не могла видеть нас с Цзян. Я не знаю, плакала ли она в этот миг. Но она расслабилась, отдала свою боль Вану.
И Ван тоже не смотрел на нас, он закрыл глаза. Скорее всего, ему не было особого дела до нас. Он что-то тихо говорил Лурдес.
И Демид не смотрел. Он сидел на платформе, спиной к нам, болтал ногами в воздухе и о чем-то раздумывал. Что-то вырезал из деревяшки своим кошмарным тесаком.
Ферреру я не видел вообще. Может быть, он обиделся и ушел?
Мы с Цзян словно остались одни. Мы не видели никого. Мы забыли, в каком месте мы находимся. Мы видели только друг друга. Чувствовали друг друга.
– Цзян, тебе страшно? - спросил я.
– Нет, нет. - Цзян улыбнулась. - Я знаю, что это немножко больно, когда в первый раз. Но ты ведь будешь со мной ласковым, Мигель? Я не боюсь боли. Я хочу тебя. Я так тебя люблю…
Она опустилась на колени. Развязала тесемку, удерживающую мои широкие хлопчатобумажные брюки. Спустила их и прижалась лицом к моему животу.
– Вот ты какой… - Она медленно водила язычком по моей коже. - Ты такой красивый… Я всегда знала это, я так хотела тебя увидеть. Почему ты не позволял мне это сделать?
Она облизывала меня, как кошка. Она наслаждалась моим вкусом.
Я опустился на колени рядом с ней и обнял ее. Ее упругие грудки прижались к моей груди. Я провел рукой по ее спине, и она выгнулась, подалась ко мне. Я опустил руку ниже, моя ладонь скользнула по ее попке - нежной и гладкой. Девушка оторвалась от меня, откинулась и мягко легла на землю, прямо на мох, покрывавший бетон толстой подушкой. Она подняла руки и закрыла глаза.
Я снял с нее трусики. Я гладил ее. Я целовал ее везде и чувствовал, как глубокая ложбинка ее наполняется влагой.
Она не вскрикнула, когда я вошел в нее. Она только прикусила нижнюю губу, глубоко вздохнула и тут же прижалась ко мне, обвила мою спину ногами. Она двигалась вместе со мной - и сразу же правильно, словно мы снова занимались с ней на лужайке и делали упражнение, которое разучивали уже много раз. Она была горячей - там, внутри, и я чувствовал, как капельки крови стекают по ее коже и мягко зарываются в мох.
Я закрыл глаза. Мы летели. Космос окружал нас - почему-то не черный, а мягко-синий, драгоценное шелковое покрывало в белых крапинках звезд-жемчужин. Цветы тянули к нам свои девственные бутоны, дотрагивались до нас нежными нетронутыми лепестками, распускались под нами, над нами, в нас самих, раскрывая благоухающие сердца. Мы двигались друг к другу. Мы танцевали и не могли вырваться друг из друга. Мы слились, и любовь наша и сила наша смешались в одной чаше пряным и сладким, соленым и ароматным бальзамом - тем самым, выпить который можно только один раз в жизни. Потому что он всегда бывает разным.
Со мной было такое уже тысячу раз. И никогда не было такого. Мы неслись, обняв друг друга, через тысячелетия страдания и боли, через тысячелетия любви и нежности. Это было покаянием, пробившимся сквозь жесткую кору старых человеческих грехов. Это была жертвенная кровь. Радость, вспыхнувшая среди мрака и ужаса. Любовь земная. Любовь небесная.
Я не помню, что было с нами дальше. Как все это кончилось.
Когда я открыл глаза, я обнаружил, что лежу на спине. Лицо Цзян склонилось надо мной, губы ее изгибались в нежной улыбке. Я хотел что-то сказать, но она приложила пальчик к моему рту.
– Спасибо, Мигель, - сказала она почти беззвучно. - Вставай, нам пора. Я не знаю, что будет дальше. Но знаю, что жила на этом свете не зря.
Она пошла к своему месту, и я смотрел, как она идет, ступает по мху босыми ногами. Она уже оделась. Я поднялся. Натянул штаны и завязал тесемку.
– Мы готовы, - произнес я. - Можно начинать.
– Где демон? - Лурдес первая нарушила тишину. - Где демон, черт его возьми?!
– Помолчи, - прошипел Демид. - Подождите… Подождите немного…
– Не будет никакого демона! - взвизгнула Лурдес. Она сорвалась со своего места и решительно зашагала к Демиду.
– Стой на месте! - заорал Демид. - Ван же предупреждал тебя, goddamned fury[Проклятая фурия (англ.).], чтобы ты не куролесила! Умерь свои страсти! Ты сейчас все испортишь!
– Это ты все испортил! - Лурдес толкнула Демида в грудь, он не удержался и сделал шаг назад со своего места, обведенного красным мелом. - Ты - самоуверенный болван! Ты ни черта не знаешь! Ты делаешь все неправильно, а времени у нас осталось в обрез! Нет у нас времени на твои идиотские эксперименты. Неужели ты ничего не слышишь?! Ты же тоже телепат, черт тебя побери! Разве ты не слышишь, что говорит Дьявол?
– Ты с ума сошла… - пробормотал Демид. - Господи, вот невезение! Попались мне помощники сумасшедшие. Ты не должна слышать демона. У тебя обруч на голове, он защищает от посторонних мыслей…
– А я все равно слышу его! - Лурдес наступала на Демида, и он вынужден был отходить назад. - Слабо, но слышу! Он смеется над нами. Он говорит: «Они все делают неправильно! Они - ослы, они не могут даже правильно понять подсказки!» Он говорит: «Никогда мне не попадалось таких тупых Пятерых. Они не успеют!»
– Демид, - вмешался я. - Может быть, дело в том, что ты не знаешь истинного Имени демона? Помнишь, ты говорил? Это то, чего не хватает в твоем заклинании.
– Дело не в этом… - Демид торопливо шагал ко мне словно надеясь спастись от Лурдес, поговорить с нормальным человеком. - Понимаешь, Мигель… Словесная формула, которую я произнес, еще не изгоняет демона, она только как бы выдергивает дух его на поверхность. Что-то должно было произойти обязательно. И - ничего… Даже кольца не сработали.
– Значит, все-таки что-то не так?
– Что-то не так, - удрученно признался Демид.
– Демид - не профессионал! - заявила Лурдес. - Он возомнил о себе слишком много. Ван, может быть, ты что-то скажешь? Мне кажется, что ты умнее, чем этот гений демонологии.
Ван молчал.
– Я знаю, - сказала вдруг Цзян. - Мы забыли. Была подсказка… Мы пропустили очень важное. Мигель, ты чувствуешь силу? Свою большую СИЛУ?
– Нет, - сказал я. - Ничего я не чувствую.
– Мы не обратили внимания. Там, в послании де Балмаседы, было написано… Я сейчас вспомню. «Два самых страшных для Дьявола качества должны будут слиться воедино. И только так можно убить Дьявола в его сердце». Кажется, так.
– Что ты имеешь в виду? - На этот раз я покинул свое место и быстро пошел к Цзян. - Какие два качества?
– Одно - это СИЛА. Это ты, Мигель. А второе - ЛЮБОВЬ. Это я ЛЮБОВЬ… Нам нужно слиться воедино.
– Я не совсем тебя понимаю.
– Почему это ты так решила? - раздался голос Лурдес. Она, кажется, все уже поняла. - Может быть, должны слиться СИЛА и СТРАСТЬ? Это тоже может победить Дьявола!
– Ань Цзян права. - Тихий голос старика вдруг перекрыл все наши крики. - Сила и любовь. Конечно, как я мог это забыть? Вы должны быть вместе. Вы должны действовать как единое целое, Мигель и Цзян. Только тогда, Мигель, ты обретешь свою большую СИЛУ, которой нам сейчас не хватает.
– Но как это можно сделать? - Я все еще недоумевал. Я был самым тупым здесь, на этой платформе. Правильно говорят: сила есть - ума не надо.
– Все уже давно поняли, - Цзян положила руки ладонями мне на грудь, посмотрела мне прямо в глаза, и мне стало не по себе от ее любви, обволакивающей как туман. - Мы должны с тобой слиться в любви. Совсем, понимаешь? Мы должны с тобой стать единым. Должны заниматься любовью.
– Ну не сейчас же?
– Сейчас, - твердо сказала Цзян.
– Я - против! - выкрикнула Лурдес и топнула ногой. - Вы сбрендили, ей-богу! У нас остается двадцать минут, а вы собираетесь устраивать тут секс-шоу! Цзян, отойди от Мигеля! Он мой!
– Он будет твой… - Цзян говорила тихо, но руки ее действовали, медленно стягивали маечку. - Он будет твоим, Лурдес. Но сейчас он - мой. Я люблю тебя, Мигель…
– Я люблю тебя, Цзян, - прошептал я и дотронулся до ее рта губами.
– Ostia puta! - Лурдес рванулась к нам с явно агрессивными намерениями, но Ван поймал ее за руку.
– Потом тебе будет стыдно, - тихо сказал он. - Им не будет стыдно, что они делали это перед нами. Потому что это - чистое чувство. Это - красота. Это - любовь, земная и небесная. А тебе будет стыдно за ту ярость, что не смогла сдержать ты в себе. Тебе будет стыдно, потому что ты обнажилась этим больше, чем они, снявшие свои одежды. Ревность - тоже страсть, но не лучшая из страстей. Но знаешь, Лурдес, не мучайся и не стыдись этого. Потому что такова твоя внутренняя природа. Здесь такое место - оно заставляет нас проявлять свои истинные чувства. Когда все это кончится, ты снова обретешь себя. Ты станешь сильнее и мудрее, Лурдес, ты успокоишь пламя своей души. Ты - хороший человек, Лурдес, мы любим тебя. Успокойся. Все будет хорошо.
И Лурдес вдруг прижалась к нему, обняла его, спрятала лицо свое. Она не хотела, не могла видеть нас с Цзян. Я не знаю, плакала ли она в этот миг. Но она расслабилась, отдала свою боль Вану.
И Ван тоже не смотрел на нас, он закрыл глаза. Скорее всего, ему не было особого дела до нас. Он что-то тихо говорил Лурдес.
И Демид не смотрел. Он сидел на платформе, спиной к нам, болтал ногами в воздухе и о чем-то раздумывал. Что-то вырезал из деревяшки своим кошмарным тесаком.
Ферреру я не видел вообще. Может быть, он обиделся и ушел?
Мы с Цзян словно остались одни. Мы не видели никого. Мы забыли, в каком месте мы находимся. Мы видели только друг друга. Чувствовали друг друга.
– Цзян, тебе страшно? - спросил я.
– Нет, нет. - Цзян улыбнулась. - Я знаю, что это немножко больно, когда в первый раз. Но ты ведь будешь со мной ласковым, Мигель? Я не боюсь боли. Я хочу тебя. Я так тебя люблю…
Она опустилась на колени. Развязала тесемку, удерживающую мои широкие хлопчатобумажные брюки. Спустила их и прижалась лицом к моему животу.
– Вот ты какой… - Она медленно водила язычком по моей коже. - Ты такой красивый… Я всегда знала это, я так хотела тебя увидеть. Почему ты не позволял мне это сделать?
Она облизывала меня, как кошка. Она наслаждалась моим вкусом.
Я опустился на колени рядом с ней и обнял ее. Ее упругие грудки прижались к моей груди. Я провел рукой по ее спине, и она выгнулась, подалась ко мне. Я опустил руку ниже, моя ладонь скользнула по ее попке - нежной и гладкой. Девушка оторвалась от меня, откинулась и мягко легла на землю, прямо на мох, покрывавший бетон толстой подушкой. Она подняла руки и закрыла глаза.
Я снял с нее трусики. Я гладил ее. Я целовал ее везде и чувствовал, как глубокая ложбинка ее наполняется влагой.
Она не вскрикнула, когда я вошел в нее. Она только прикусила нижнюю губу, глубоко вздохнула и тут же прижалась ко мне, обвила мою спину ногами. Она двигалась вместе со мной - и сразу же правильно, словно мы снова занимались с ней на лужайке и делали упражнение, которое разучивали уже много раз. Она была горячей - там, внутри, и я чувствовал, как капельки крови стекают по ее коже и мягко зарываются в мох.
Я закрыл глаза. Мы летели. Космос окружал нас - почему-то не черный, а мягко-синий, драгоценное шелковое покрывало в белых крапинках звезд-жемчужин. Цветы тянули к нам свои девственные бутоны, дотрагивались до нас нежными нетронутыми лепестками, распускались под нами, над нами, в нас самих, раскрывая благоухающие сердца. Мы двигались друг к другу. Мы танцевали и не могли вырваться друг из друга. Мы слились, и любовь наша и сила наша смешались в одной чаше пряным и сладким, соленым и ароматным бальзамом - тем самым, выпить который можно только один раз в жизни. Потому что он всегда бывает разным.
Со мной было такое уже тысячу раз. И никогда не было такого. Мы неслись, обняв друг друга, через тысячелетия страдания и боли, через тысячелетия любви и нежности. Это было покаянием, пробившимся сквозь жесткую кору старых человеческих грехов. Это была жертвенная кровь. Радость, вспыхнувшая среди мрака и ужаса. Любовь земная. Любовь небесная.
Я не помню, что было с нами дальше. Как все это кончилось.
Когда я открыл глаза, я обнаружил, что лежу на спине. Лицо Цзян склонилось надо мной, губы ее изгибались в нежной улыбке. Я хотел что-то сказать, но она приложила пальчик к моему рту.
– Спасибо, Мигель, - сказала она почти беззвучно. - Вставай, нам пора. Я не знаю, что будет дальше. Но знаю, что жила на этом свете не зря.
Она пошла к своему месту, и я смотрел, как она идет, ступает по мху босыми ногами. Она уже оделась. Я поднялся. Натянул штаны и завязал тесемку.
– Мы готовы, - произнес я. - Можно начинать.
11
Я и в самом деле был готов. Я чувствовал себя совсем по-другому. Все изменилось. Изменилось вокруг нас, изменилось в нас самих. Я чувствовал, что мы, все Пятеро, стали вдруг такими, какими и должны были быть. Цзян обрела свою любовь. Демид - свое терпение. Лурдес справилась со своей страстью, и теперь страсть ее была похожа не на бурлящий вулкан, а на жало со смертоносным острием, готовое поразить врага. А я обрел свою силу.
Только Ван не изменился. Он, наверное, всегда был мудрым - за десятки лет до того, как мы родились. Он был слишком старым, чтобы меняться. Да и ни к чему ему это было.
Я обрел свою силу. Я не знал, в чем это выражалось. Только вот стоял теперь спокойно, и сжимал в левой руке нож, и ждал, что произойдет. Я не беспокоился больше ни о чем, не думал о том, что мы не знаем имени демона. Я просто дожидался своей минуты. Теперь я знал, что я - не простой статист, не подставка для магического кольца. Я знал, что роль моя важна.
Времени у нас оставалось мало. Часы неумолимо отсчитывали последние минуты до полуночи. Атмосфера вокруг сгустилась. Не было уже так темно - красные облака выползли на небо, как огромные слизни, и бросали тревожный отсвет на наши лица. Облака закручивались гигантским водоворотом, занимающим все небо, образовывали воронку, смерч, вихляющийся кончик которого висел прямо над центром площадки. Он находился еще высоко, но, как хобот, медленно опускался вниз. Страшный треск слышался со всех сторон - это ломались подпорки, удерживающие рельсы аттракциона. Петли змеиного тела Эль Дьябло проседали тут и там, но каким-то образом не рушились пока на землю. И еще один звук был слышен все громче. Он нарастал и закладывал уже барабанные перепонки, но нельзя было поднять руки, чтобы заткнуть уши и не слышать этот ужасный звук. Крик - сперва тихий и изумленный, потом все более громкий и просто оглушительный, состоящий из криков тысяч людей. Люди в дьявольском поезде пробуждались и обнаруживали, куда занес их зов Дьявола. Детские грезы кончались, сменялись кошмаром настоящего.
Эль Дьябло прекратил создание иллюзий. Закончил свое шоу.
Биение сердца демона превратилось в яростные удары, Бетонная площадка сотрясалась, все новые трещины ползли из ее центра, и свечи в круге жалобно качались, чудом удерживая свои огоньки.
Дьявол вылезал из своей могилы.
– Начали, - произнес Демид. И тут же начал снова произносить заклинание. А Ван запел мантру.
Только на этот раз все было по-другому. Тонкие лучи, как серебряные струны, связали наши кольца. Сперва они были еле видны, а потом вспыхнули фиолетовым сиянием и разрезали мрак на геометрические фигуры. Дрожь прошла по моему телу. Гигантская пятиконечная звезда светилась над Вратами Дьявола.
Мощный удар снизу выломил большой кусок бетона из центра площадки и подкинул его вверх. Свечи разом погасли, разбросанные в стороны.
– …Аминь! - произнес Демид. Сказал он это почему-то с хищной кривой усмешкой, и в глазах его вспыхнули огни. Таким тоном можно было произнести: «Охота начинается».
Огромная когтистая лапа показалась из пролома в платформе и зашарила вокруг. Она шутя отбросила кусок бетона весом в пару центнеров в сторону. Каждый палец этой руки был размером со взрослого человека. Когти на ней были метровой длины. И она была покрыта длинной рыжей, почти красной шерстью. Воистину - рука Дьявола. А потом она снова исчезла в провале.
Через некоторое время на краю ямы показались сразу две руки. На этот раз они были простыми человеческими, нормального размера. Потом из-за края ямы появилась остроконечная лысая макушка. Следом - два маленьких настороженных глаза. И наконец весь человек подтянулся, уперся коленом в край ямы и вылез наружу.
Он был гол, если не считать экзотической набедренной повязки. Особым изяществом фигуры не отличался - тонкие и непропорционально длинные руки и ноги с огромными кистями и стопами. На тонкой шее качалась голова грушевидной формы - с толстыми щеками и острой маковкой. Мясистый розовый нос, свисающий чуть ли не до рта. Впалая грудь, толстый живот. Бледная кожа, покрытая рыжими волосами на груди и на спине.
– Уф-ф, - сказал он, сел на бетонную глыбу и вытер пот со лба. - Жарища у вас тут - ужас просто! Как вы тут живете?
Я стоял, открыв рот. Я ожидал увидеть все что угодно, но только не такое. Этот человек больше всего напоминал пожилого сантехника на пляже, не хватало ему только шляпы, сделанной из газеты.
– Вы кто? - ляпнул я. - Вы как в эту яму попали? Демона там не видели?
– Видел, - сказал дядька. - Страшный такой - полкилометра шириной, полкилометра высотой. Или наоборот.
– Назови свое имя! - торжественно провозгласил Демид.
– Щас. Разбежался. - Человек ткнул в направлении Демида волосатым кукишем. - Может, тебе еще паспорт показать?
– В таком случае, начинаем процедуру изгнания.
– Ну вы что, ребята? - человек развел руками. - Дайте хоть отдышаться-то, в самом деле! Думаете, легко такие камни ворочать? Тем более, не жрал уже давно. Видишь, опух весь с голодухи. Нет, ну просто никакого почтения к старикам! В наше время не так было…
– Мигель, ты готов? - Демид не обращал на его слова ни малейшего внимания.
– Да, - сказал я. Хотя, честно говоря, не уверен был, что смогу воткнуть нож в сердце такого мирного пенсионера,
– Это ты зря, - Демид недобро блеснул глазами. - Сейчас увидишь, какой он мирный.
Первым начал Ван. Он снова затянул тягучую хриплую мантру. А потом вступил Демид:
– Teen vaalas ten, afiama ten vijerusta…
– Я все объясню вам, юноша. - Уродливый человечек обращался явно ко мне. - Вы, я вижу, терзаетесь вопросом, почему я такой маленький и нестрашный? Дело в том, что проклятые люди испортили мой дом, покрыли его вот этой безобразной коркой искусственного камня. Как вы его называете? - Он показал пальцем вниз.
– Бетон.
– Да. Бетон. Мне надоело ломать его…
– … Visszontlatarista, kedves baratom! Visszontlatarista… - громко продолжал произносить свою тарабарщину Демид. Человек не обращал на него особого внимания.
– Вот. Я, видите ли, довольно большой, - заявил человечек. - И я решил проделать маленькую дырку и вылезать из нее по частям. Делается это довольно просто. Вот так…
Он вытянул руку в направлении пролома, и та начала расти. Рука его вытянулась, как бледный кожаный шланг, и погрузилась в дыру. Она пульсировала, раздувалась и опадала, словно по телу белого толстого червя протискивались большие куски пищи.
– Я старый, - сказал он. - И земляной. Я там, внизу. И к тому же я большой. Я уже говорил вам, что я большой?
Я кивнул.
– … Y poshol ty na chren, staaryi zjemljanoi urod, ubiraysja k chertu, ty wsekh nas dostal!… - торжественно провозглашал Демид. Впрочем, за точность того, что он произносил, я не ручаюсь. Вполне возможно, что говорил что-нибудь совсем другое. Я не успел записать.
Между тем человечек наш совершенно менял свой вид. Он раздувался. Он все меньше был похож на человека - скорее на гигантскую бледную гусеницу, увенчанную подобием человеческой головы. Кожа лопалась на нем и слезала большими клочьями, и куски ее падали на землю, сворачиваясь в трубки. Образина эта была уже метра три длиной, корчилась, извивалась и сбрасывала с себя шкуру слой за слоем. Мне очень хотелось вонзить нож ей в сердце - но куда теперь я мог его воткнуть? Все это было сплошной задницей. Мне оставалось только ждать. А Демид все произносил и произносил свои бессмысленные слова. Как только он мог такое запомнить? Или он придумывал все это на ходу?
Ручки, и ножки, и голова, оставшиеся от прежнего человечка, сперва болтались по бокам монстра, как бесполезные отростки, а потом окончательно втянулись в разбухшую аморфную массу. А теперь две новых могучих ноги росли из нижнего конца огромной десятиметровой твари. И сразу четыре руки. Из той уродливой шишки, которая, наверно, означала голову, высунулись два длинных улиточьих рога. Мутная слизь текла с них и падала каплями на землю.
Метаморфозы происходили и с аттракционом El Diablo. Он сворачивался. Сжимался со страшным треском деформирующихся рельсов. Подпорки его переступали, как ноги огромных голенастых птиц, подтаскивали петли рельсов все ближе к центру аттракциона, подламывались временами, но пока еще не обрушивали железную дорогу на землю. А поезд не прекращал своего движения! Наоборот, он несся все быстрее, умудряясь каким-то образом не слетать на виражах, становящихся все запутаннее и круче. Эль Дьябло сжимался в компактный клубок, и мы находились в самом центре его.
– …You, bloody dogshit, dirty stupid asshole, fuck away to your goddamned hell for Heaven sake… - провозглашал Демид. Ван Вэй монотонно пел мантру и раскачивался взад-вперед.
Огромная пятиконечная звезда горела над платформой. Демон корчился внутри нее, дергал руками и ногами, как невероятных размеров младенец, только что появившийся на свет. Острые рога его затвердели, торчали вверх и в стороны - каждый длиной в две моих руки. Сам демон не был уже похож на личинку, он обрел форму. Теперь он выглядел, как Дьявол. Самый настоящий Дьявол, словно сошедший с картины средневекового художника. У него были две мощные ноги, увенчанные острыми козлиными копытами, две пары когтистых рук и длинный хвост, заканчивающийся змеиной головой. Демон был покрыт длинной красной шерстью, свалявшейся клочьями. Он лежал на спине, и моргал толстыми роговыми веками, и смотрел в небо. Хобот облачного смерча спустился уже низко, он бешено вращался и втягивал в себя пыль и мелкие камешки, как пылесос. Дьявол протянул трехметровую лапу вверх, схватил этот хобот и подтянул его к себе. Открыл пасть, ощерившуюся длинными желтыми клыками, и присосался к небесному шлангу. Облака на небе закрутились быстрее, проваливаясь в воронку смерча. Младенец-демон с хлюпаньем втягивал в себя кровь облаков, он насыщался, и брюхо его раздувалось, становясь похожим на шар.
Все это жутко не нравилось мне. Демон завершал свое возрождение к жизни, а Демид и не думал заканчивать выкрикивать свою безумную тарабарщину. Я начал уже сомневаться, что от нее есть хоть какой-нибудь толк. Пентаграмма наша дрожала и колебалась в воздухе. Все труднее было удерживать ее - казалось, что лучи, связывающие наши кольца, сделаны из раскаленных металлических прутьев. Они вибрировали, и дрожь их сотрясала наши тела, как приступ лихорадки. Правая рука моя онемела, я уже не чувствовал ее. Зубы мои клацали, пот заливал лоб, но я не мог поднять руку, чтобы вытереть его. Я стоял из последних сил.
Пора было заканчивать с этим. Время наше завершалось. Начиналось время демона.
Дьявол отбросил вдруг в сторону свой небесный шланг и громко рыгнул, обдав нас облаком горячего смрадного пара. Он уперся одной из рук в землю и легко вскочил на свои козлиные ноги. Он был теперь высотой с трехэтажный дом. Он дышал с присвистом. Жуткая звериная вонь заполнила все пространство.
– Все, хватит, - прорычал он. В реве его был слышен бешеный свист ледяного ветра, и грохот сталкивающихся скал, и низкий рокот надвигающегося землетрясения. - Я вырос бы больше, но ваша проклятая ловушка мешает мне. Это неважно. Неважно… Вы слишком глупы, чтобы причинить мне вред. Время человеков кончается. Люди больше не обладают силой!
Хвост его вытянулся в сторону Демида. Сплюснутая змеиная голова, размером с телячью, качалась на конце хвоста, высовывала раздвоенный язык, и капли яда стекали с ее длинных клыков.
– Бесссмертный… - прошипела она. - Зря ты пришшшел сюда, кимвер… Ты попался, кимвер. Ты умреш-шь первым…
Что- то изменилось в голосе Демида. Появилась в нем некая торжественность, и скрытая ярость, и даже нетерпение. Он выкрикнул последние слова заклинания, и все замолкло. Только огромная треугольная голова качалась перед его лицом и готовилась к змеиному броску.
Демид поднял вверх левую руку и повернул ее ладонью вверх. На ладони его появился маленький оранжевый шар. Он рос, и достиг уже размеров апельсина, и ослепительно светился в темноте.
– Вот тут ты ошибаешься. - Демид ухмылялся, лицо его пылало в оранжевом отсвете шара. - Я намного переживу тебя, Большая Каменная Глотка. Не тебе решать, когда мне умирать.
Он дунул на шар, и тот покатился по ладони, скользнул по пальцам и продолжил свое движение в воздухе. Змеиная голова бросилась на Демида, распахнув пасть до немыслимых пределов. Шар влетел прямо в змеиную глотку. Большую глотку.
Голова рептилии разлетелась на части, словно проглотила разрывную гранату. Огонь побежал по хвосту Дьявола как по бикфордову шнуру, шипя и рассыпая искры. Шкура демона вспыхнула вся разом, как тюк сухой пакли. Демон взмахнул четырьмя когтистыми лапами и взревел от боли. И весь огромный аттракцион дернулся от боли вместе с ним. Дьявольский паровоз затормозил, завизжал, выпустив из ноздрей струи зловонного зеленого дыма. Вагонетки еще продолжали свое движение, они не могли остановиться так резко. Они сшибались друг с другом, наползали друг на друга, сталкивали друг друга с рельсов. Рамы, державшие пассажиров, поднялись вдруг вверх - одновременно во всем огромном поезде. Эль Дьябло не держал больше своих пленников, он отпустил их. И теперь большая часть его пленников находилась в свободном падении. Люди вылетали со своих мест, кувыркались в воздухе, вышибленные ударами, они сыпались с неба, как визжащий окровавленный дождь, размахивающий сотнями рук, сотнями ног. Подпорки начали рушиться с грохотом, погребая тела под своими обломками. Рельсы падали на землю. Они вели себя как живые - как обезглавленные змеи, бьющиеся в агонии. Они извивались, скручивались гигантскими клубками и превращали все, что попадалось на их пути, в кровавые ошметки.
Катастрофа, которая привиделась мне сегодня на Большом Змее, была невинной детской игрой по сравнению с этим. Дьявол, объятый огнем, метался на площадке. А огромное змеиное тело аттракциона, созданное его фантазией, распадалось на части вокруг нас, калеча и убивая людей. Пространство сворачивалось вокруг нас. Деревянные балки, бревна, куски рельсов многометровой длины, горящие обломки вагонеток, расчлененные, разорванные тела людей - все это летело сюда, к сердцу аттракциона, к бетонной платформе, под которой находились Врата Дьявола. Летело, крутясь ураганным смерчем смерти. И падало вниз, нагромождалось в кучи, не в силах преодолеть невидимой преграды.
Мы, Пятеро, стояли, сжав кулаки, сжав зубы, на границе двух рушащихся миров, чтобы не дать этим мирам поглотить друг друга. Мы и были границей этих миров. Мы повернулись спиной к своему миру, в котором умирали люди, чтобы не дать Дьяволу пройти дальше и убить всех. Мы стояли лицом к миру старого земляного демона, проснувшегося, чтобы насытить свой многовековой голод. Мы не держались за руки. Но руки наши связывали магические лучи пентаграммы. Связывали крепче самых толстых цепей.
Мы смотрели прямо в мир демона. Балмаседа когда-то сказал мне, что такие миры называются тонкими. Но я не назвал бы его тонким. Он был груб и безобразен, этот нечеловеческий мир. Чернота двигалась в нем, ворочалась, как зверь, разбуженный от спячки, свивалась клубами копошащихся голодных червей. Они пожирали время и пространство, эти твари. То, что некогда было бетонной платформой, на глазах превращалось в прах, осыпалось серой пылью в стометровый колодец.
Пола под нами уже не было. Только пять кругов, очерченных красным мелом, на которых мы стояли, оставались еще стабильными в распадающемся мире. Мы висели над бездной. Под нами выросла глубокая шахта. Невидимые стены ее, в форме пятигранной призмы, опускались вниз от нашей звезды-пентаграммы. И заканчивались на дне, на лучах другой пентаграммы. Ее вершины образовывали пять человек. Другие Пятеро.
Я видел их фигурки там, внизу. Они стояли на зеленой холмистой равнине. Там не было Парка Чудес. Еще не было, потому что его должны были построить только через несколько сотен лет. Я узнал их. Один из них был дон Рибас де Балмаседа, он стоял прямо под Демидом. Под Ваном находился Педро. А подо мной - Франсиско Веларде собственной персоной. Не зря все-таки я рисковал собственной шкурой, спасая его.
Они видели нас. Они подняли головы и смотрели на нас оттуда, из бездонного колодца прошлого. Может быть, Франсиско хотелось помахать мне, но он не мог поднять руку. Потому что он, как и я, удерживал пентаграмму. Удерживал границу миров.
А еще там были две девушки. Они стояли под Лурдес и Цзян. Дона Фернандо де ла Круса там не было, и это обрадовало меня. Мне не хотелось видеть его. Врата Дьявола теперь находились там, на дне. Я ясно видел пять огромных валунов - остроконечных, наклонившихся друг к другу макушками, как пять жал гигантской пиявки, высунувшей челюсти из земли.
Только Ван не изменился. Он, наверное, всегда был мудрым - за десятки лет до того, как мы родились. Он был слишком старым, чтобы меняться. Да и ни к чему ему это было.
Я обрел свою силу. Я не знал, в чем это выражалось. Только вот стоял теперь спокойно, и сжимал в левой руке нож, и ждал, что произойдет. Я не беспокоился больше ни о чем, не думал о том, что мы не знаем имени демона. Я просто дожидался своей минуты. Теперь я знал, что я - не простой статист, не подставка для магического кольца. Я знал, что роль моя важна.
Времени у нас оставалось мало. Часы неумолимо отсчитывали последние минуты до полуночи. Атмосфера вокруг сгустилась. Не было уже так темно - красные облака выползли на небо, как огромные слизни, и бросали тревожный отсвет на наши лица. Облака закручивались гигантским водоворотом, занимающим все небо, образовывали воронку, смерч, вихляющийся кончик которого висел прямо над центром площадки. Он находился еще высоко, но, как хобот, медленно опускался вниз. Страшный треск слышался со всех сторон - это ломались подпорки, удерживающие рельсы аттракциона. Петли змеиного тела Эль Дьябло проседали тут и там, но каким-то образом не рушились пока на землю. И еще один звук был слышен все громче. Он нарастал и закладывал уже барабанные перепонки, но нельзя было поднять руки, чтобы заткнуть уши и не слышать этот ужасный звук. Крик - сперва тихий и изумленный, потом все более громкий и просто оглушительный, состоящий из криков тысяч людей. Люди в дьявольском поезде пробуждались и обнаруживали, куда занес их зов Дьявола. Детские грезы кончались, сменялись кошмаром настоящего.
Эль Дьябло прекратил создание иллюзий. Закончил свое шоу.
Биение сердца демона превратилось в яростные удары, Бетонная площадка сотрясалась, все новые трещины ползли из ее центра, и свечи в круге жалобно качались, чудом удерживая свои огоньки.
Дьявол вылезал из своей могилы.
– Начали, - произнес Демид. И тут же начал снова произносить заклинание. А Ван запел мантру.
Только на этот раз все было по-другому. Тонкие лучи, как серебряные струны, связали наши кольца. Сперва они были еле видны, а потом вспыхнули фиолетовым сиянием и разрезали мрак на геометрические фигуры. Дрожь прошла по моему телу. Гигантская пятиконечная звезда светилась над Вратами Дьявола.
Мощный удар снизу выломил большой кусок бетона из центра площадки и подкинул его вверх. Свечи разом погасли, разбросанные в стороны.
– …Аминь! - произнес Демид. Сказал он это почему-то с хищной кривой усмешкой, и в глазах его вспыхнули огни. Таким тоном можно было произнести: «Охота начинается».
Огромная когтистая лапа показалась из пролома в платформе и зашарила вокруг. Она шутя отбросила кусок бетона весом в пару центнеров в сторону. Каждый палец этой руки был размером со взрослого человека. Когти на ней были метровой длины. И она была покрыта длинной рыжей, почти красной шерстью. Воистину - рука Дьявола. А потом она снова исчезла в провале.
Через некоторое время на краю ямы показались сразу две руки. На этот раз они были простыми человеческими, нормального размера. Потом из-за края ямы появилась остроконечная лысая макушка. Следом - два маленьких настороженных глаза. И наконец весь человек подтянулся, уперся коленом в край ямы и вылез наружу.
Он был гол, если не считать экзотической набедренной повязки. Особым изяществом фигуры не отличался - тонкие и непропорционально длинные руки и ноги с огромными кистями и стопами. На тонкой шее качалась голова грушевидной формы - с толстыми щеками и острой маковкой. Мясистый розовый нос, свисающий чуть ли не до рта. Впалая грудь, толстый живот. Бледная кожа, покрытая рыжими волосами на груди и на спине.
– Уф-ф, - сказал он, сел на бетонную глыбу и вытер пот со лба. - Жарища у вас тут - ужас просто! Как вы тут живете?
Я стоял, открыв рот. Я ожидал увидеть все что угодно, но только не такое. Этот человек больше всего напоминал пожилого сантехника на пляже, не хватало ему только шляпы, сделанной из газеты.
– Вы кто? - ляпнул я. - Вы как в эту яму попали? Демона там не видели?
– Видел, - сказал дядька. - Страшный такой - полкилометра шириной, полкилометра высотой. Или наоборот.
– Назови свое имя! - торжественно провозгласил Демид.
– Щас. Разбежался. - Человек ткнул в направлении Демида волосатым кукишем. - Может, тебе еще паспорт показать?
– В таком случае, начинаем процедуру изгнания.
– Ну вы что, ребята? - человек развел руками. - Дайте хоть отдышаться-то, в самом деле! Думаете, легко такие камни ворочать? Тем более, не жрал уже давно. Видишь, опух весь с голодухи. Нет, ну просто никакого почтения к старикам! В наше время не так было…
– Мигель, ты готов? - Демид не обращал на его слова ни малейшего внимания.
– Да, - сказал я. Хотя, честно говоря, не уверен был, что смогу воткнуть нож в сердце такого мирного пенсионера,
– Это ты зря, - Демид недобро блеснул глазами. - Сейчас увидишь, какой он мирный.
Первым начал Ван. Он снова затянул тягучую хриплую мантру. А потом вступил Демид:
– Teen vaalas ten, afiama ten vijerusta…
– Я все объясню вам, юноша. - Уродливый человечек обращался явно ко мне. - Вы, я вижу, терзаетесь вопросом, почему я такой маленький и нестрашный? Дело в том, что проклятые люди испортили мой дом, покрыли его вот этой безобразной коркой искусственного камня. Как вы его называете? - Он показал пальцем вниз.
– Бетон.
– Да. Бетон. Мне надоело ломать его…
– … Visszontlatarista, kedves baratom! Visszontlatarista… - громко продолжал произносить свою тарабарщину Демид. Человек не обращал на него особого внимания.
– Вот. Я, видите ли, довольно большой, - заявил человечек. - И я решил проделать маленькую дырку и вылезать из нее по частям. Делается это довольно просто. Вот так…
Он вытянул руку в направлении пролома, и та начала расти. Рука его вытянулась, как бледный кожаный шланг, и погрузилась в дыру. Она пульсировала, раздувалась и опадала, словно по телу белого толстого червя протискивались большие куски пищи.
– Я старый, - сказал он. - И земляной. Я там, внизу. И к тому же я большой. Я уже говорил вам, что я большой?
Я кивнул.
– … Y poshol ty na chren, staaryi zjemljanoi urod, ubiraysja k chertu, ty wsekh nas dostal!… - торжественно провозглашал Демид. Впрочем, за точность того, что он произносил, я не ручаюсь. Вполне возможно, что говорил что-нибудь совсем другое. Я не успел записать.
Между тем человечек наш совершенно менял свой вид. Он раздувался. Он все меньше был похож на человека - скорее на гигантскую бледную гусеницу, увенчанную подобием человеческой головы. Кожа лопалась на нем и слезала большими клочьями, и куски ее падали на землю, сворачиваясь в трубки. Образина эта была уже метра три длиной, корчилась, извивалась и сбрасывала с себя шкуру слой за слоем. Мне очень хотелось вонзить нож ей в сердце - но куда теперь я мог его воткнуть? Все это было сплошной задницей. Мне оставалось только ждать. А Демид все произносил и произносил свои бессмысленные слова. Как только он мог такое запомнить? Или он придумывал все это на ходу?
Ручки, и ножки, и голова, оставшиеся от прежнего человечка, сперва болтались по бокам монстра, как бесполезные отростки, а потом окончательно втянулись в разбухшую аморфную массу. А теперь две новых могучих ноги росли из нижнего конца огромной десятиметровой твари. И сразу четыре руки. Из той уродливой шишки, которая, наверно, означала голову, высунулись два длинных улиточьих рога. Мутная слизь текла с них и падала каплями на землю.
Метаморфозы происходили и с аттракционом El Diablo. Он сворачивался. Сжимался со страшным треском деформирующихся рельсов. Подпорки его переступали, как ноги огромных голенастых птиц, подтаскивали петли рельсов все ближе к центру аттракциона, подламывались временами, но пока еще не обрушивали железную дорогу на землю. А поезд не прекращал своего движения! Наоборот, он несся все быстрее, умудряясь каким-то образом не слетать на виражах, становящихся все запутаннее и круче. Эль Дьябло сжимался в компактный клубок, и мы находились в самом центре его.
– …You, bloody dogshit, dirty stupid asshole, fuck away to your goddamned hell for Heaven sake… - провозглашал Демид. Ван Вэй монотонно пел мантру и раскачивался взад-вперед.
Огромная пятиконечная звезда горела над платформой. Демон корчился внутри нее, дергал руками и ногами, как невероятных размеров младенец, только что появившийся на свет. Острые рога его затвердели, торчали вверх и в стороны - каждый длиной в две моих руки. Сам демон не был уже похож на личинку, он обрел форму. Теперь он выглядел, как Дьявол. Самый настоящий Дьявол, словно сошедший с картины средневекового художника. У него были две мощные ноги, увенчанные острыми козлиными копытами, две пары когтистых рук и длинный хвост, заканчивающийся змеиной головой. Демон был покрыт длинной красной шерстью, свалявшейся клочьями. Он лежал на спине, и моргал толстыми роговыми веками, и смотрел в небо. Хобот облачного смерча спустился уже низко, он бешено вращался и втягивал в себя пыль и мелкие камешки, как пылесос. Дьявол протянул трехметровую лапу вверх, схватил этот хобот и подтянул его к себе. Открыл пасть, ощерившуюся длинными желтыми клыками, и присосался к небесному шлангу. Облака на небе закрутились быстрее, проваливаясь в воронку смерча. Младенец-демон с хлюпаньем втягивал в себя кровь облаков, он насыщался, и брюхо его раздувалось, становясь похожим на шар.
Все это жутко не нравилось мне. Демон завершал свое возрождение к жизни, а Демид и не думал заканчивать выкрикивать свою безумную тарабарщину. Я начал уже сомневаться, что от нее есть хоть какой-нибудь толк. Пентаграмма наша дрожала и колебалась в воздухе. Все труднее было удерживать ее - казалось, что лучи, связывающие наши кольца, сделаны из раскаленных металлических прутьев. Они вибрировали, и дрожь их сотрясала наши тела, как приступ лихорадки. Правая рука моя онемела, я уже не чувствовал ее. Зубы мои клацали, пот заливал лоб, но я не мог поднять руку, чтобы вытереть его. Я стоял из последних сил.
Пора было заканчивать с этим. Время наше завершалось. Начиналось время демона.
Дьявол отбросил вдруг в сторону свой небесный шланг и громко рыгнул, обдав нас облаком горячего смрадного пара. Он уперся одной из рук в землю и легко вскочил на свои козлиные ноги. Он был теперь высотой с трехэтажный дом. Он дышал с присвистом. Жуткая звериная вонь заполнила все пространство.
– Все, хватит, - прорычал он. В реве его был слышен бешеный свист ледяного ветра, и грохот сталкивающихся скал, и низкий рокот надвигающегося землетрясения. - Я вырос бы больше, но ваша проклятая ловушка мешает мне. Это неважно. Неважно… Вы слишком глупы, чтобы причинить мне вред. Время человеков кончается. Люди больше не обладают силой!
Хвост его вытянулся в сторону Демида. Сплюснутая змеиная голова, размером с телячью, качалась на конце хвоста, высовывала раздвоенный язык, и капли яда стекали с ее длинных клыков.
– Бесссмертный… - прошипела она. - Зря ты пришшшел сюда, кимвер… Ты попался, кимвер. Ты умреш-шь первым…
Что- то изменилось в голосе Демида. Появилась в нем некая торжественность, и скрытая ярость, и даже нетерпение. Он выкрикнул последние слова заклинания, и все замолкло. Только огромная треугольная голова качалась перед его лицом и готовилась к змеиному броску.
Демид поднял вверх левую руку и повернул ее ладонью вверх. На ладони его появился маленький оранжевый шар. Он рос, и достиг уже размеров апельсина, и ослепительно светился в темноте.
– Вот тут ты ошибаешься. - Демид ухмылялся, лицо его пылало в оранжевом отсвете шара. - Я намного переживу тебя, Большая Каменная Глотка. Не тебе решать, когда мне умирать.
Он дунул на шар, и тот покатился по ладони, скользнул по пальцам и продолжил свое движение в воздухе. Змеиная голова бросилась на Демида, распахнув пасть до немыслимых пределов. Шар влетел прямо в змеиную глотку. Большую глотку.
Голова рептилии разлетелась на части, словно проглотила разрывную гранату. Огонь побежал по хвосту Дьявола как по бикфордову шнуру, шипя и рассыпая искры. Шкура демона вспыхнула вся разом, как тюк сухой пакли. Демон взмахнул четырьмя когтистыми лапами и взревел от боли. И весь огромный аттракцион дернулся от боли вместе с ним. Дьявольский паровоз затормозил, завизжал, выпустив из ноздрей струи зловонного зеленого дыма. Вагонетки еще продолжали свое движение, они не могли остановиться так резко. Они сшибались друг с другом, наползали друг на друга, сталкивали друг друга с рельсов. Рамы, державшие пассажиров, поднялись вдруг вверх - одновременно во всем огромном поезде. Эль Дьябло не держал больше своих пленников, он отпустил их. И теперь большая часть его пленников находилась в свободном падении. Люди вылетали со своих мест, кувыркались в воздухе, вышибленные ударами, они сыпались с неба, как визжащий окровавленный дождь, размахивающий сотнями рук, сотнями ног. Подпорки начали рушиться с грохотом, погребая тела под своими обломками. Рельсы падали на землю. Они вели себя как живые - как обезглавленные змеи, бьющиеся в агонии. Они извивались, скручивались гигантскими клубками и превращали все, что попадалось на их пути, в кровавые ошметки.
Катастрофа, которая привиделась мне сегодня на Большом Змее, была невинной детской игрой по сравнению с этим. Дьявол, объятый огнем, метался на площадке. А огромное змеиное тело аттракциона, созданное его фантазией, распадалось на части вокруг нас, калеча и убивая людей. Пространство сворачивалось вокруг нас. Деревянные балки, бревна, куски рельсов многометровой длины, горящие обломки вагонеток, расчлененные, разорванные тела людей - все это летело сюда, к сердцу аттракциона, к бетонной платформе, под которой находились Врата Дьявола. Летело, крутясь ураганным смерчем смерти. И падало вниз, нагромождалось в кучи, не в силах преодолеть невидимой преграды.
Мы, Пятеро, стояли, сжав кулаки, сжав зубы, на границе двух рушащихся миров, чтобы не дать этим мирам поглотить друг друга. Мы и были границей этих миров. Мы повернулись спиной к своему миру, в котором умирали люди, чтобы не дать Дьяволу пройти дальше и убить всех. Мы стояли лицом к миру старого земляного демона, проснувшегося, чтобы насытить свой многовековой голод. Мы не держались за руки. Но руки наши связывали магические лучи пентаграммы. Связывали крепче самых толстых цепей.
Мы смотрели прямо в мир демона. Балмаседа когда-то сказал мне, что такие миры называются тонкими. Но я не назвал бы его тонким. Он был груб и безобразен, этот нечеловеческий мир. Чернота двигалась в нем, ворочалась, как зверь, разбуженный от спячки, свивалась клубами копошащихся голодных червей. Они пожирали время и пространство, эти твари. То, что некогда было бетонной платформой, на глазах превращалось в прах, осыпалось серой пылью в стометровый колодец.
Пола под нами уже не было. Только пять кругов, очерченных красным мелом, на которых мы стояли, оставались еще стабильными в распадающемся мире. Мы висели над бездной. Под нами выросла глубокая шахта. Невидимые стены ее, в форме пятигранной призмы, опускались вниз от нашей звезды-пентаграммы. И заканчивались на дне, на лучах другой пентаграммы. Ее вершины образовывали пять человек. Другие Пятеро.
Я видел их фигурки там, внизу. Они стояли на зеленой холмистой равнине. Там не было Парка Чудес. Еще не было, потому что его должны были построить только через несколько сотен лет. Я узнал их. Один из них был дон Рибас де Балмаседа, он стоял прямо под Демидом. Под Ваном находился Педро. А подо мной - Франсиско Веларде собственной персоной. Не зря все-таки я рисковал собственной шкурой, спасая его.
Они видели нас. Они подняли головы и смотрели на нас оттуда, из бездонного колодца прошлого. Может быть, Франсиско хотелось помахать мне, но он не мог поднять руку. Потому что он, как и я, удерживал пентаграмму. Удерживал границу миров.
А еще там были две девушки. Они стояли под Лурдес и Цзян. Дона Фернандо де ла Круса там не было, и это обрадовало меня. Мне не хотелось видеть его. Врата Дьявола теперь находились там, на дне. Я ясно видел пять огромных валунов - остроконечных, наклонившихся друг к другу макушками, как пять жал гигантской пиявки, высунувшей челюсти из земли.