Страница:
– У меня уже есть учитель. Это Ань Цзян. - Я протянул руку через стол. - Цзян, ты слышала? Нам придется много заниматься. Но я готов к этому, я буду хорошим учеником…
– Мигель, извини… - Пальчики Анютки нежно дотронулись до моей руки. - Я не смогу больше с тобой заниматься. Я сама - ученик. Тебе нужен настоящий шифу.[ Учитель (кит.).] А я уеду. Уеду с ними, к сэньшэну Вану, в Англию. Теперь он будет моим учителем. Мне нужно двигаться дальше.
– Ты - уедешь? - Я не поверил тому, что услышал. - Ты переменишь всю свою жизнь и бросишь все, что обрела здесь, в этой стране, о которой ты так долго мечтала?
– Да.
– Такова твоя судьба? - спросил я горько.
– Да. Это - больше чем судьба. Это - Дао.
– Понятно. - Я налил полстакана виски, медленно осушил его, вытер губы. - А что ты сама думаешь обо всем этом, Анютка? Ты сама хочешь этого?
– Ты слишком много пьешь, Мигель, - улыбнулась Цзян. - Так ты скоро станешь алкоголиком. Плохо, что теперь я не смогу присматривать за тобой. За тобой нужен контроль. Я надеюсь, ты найдешь хорошего учителя. Я пришлю тебе его адрес. Он - китаец…
– Ты не о том говоришь! - Я сжал ее пальцы. - Я говорю о нас с тобой. О том, что было между нами. О том, что есть между нами. Неужели ты можешь просто так встать и сказать: «Все, мне пора, у меня теперь своя жизнь». Просто так уйти? Я не знаю, увижу ли я тебя еще хоть раз в жизни. А ты говоришь о каком-то учителе, об у-шу. Какое все это имеет теперь значение?
– Я люблю тебя, Мигель, ты знаешь это. - Губы Цзян дрогнули. - Ты - моя первая любовь, Мигель. Но говорят, что первая любовь не бывает счастливой. У тебя есть Лурдес, вам будет хорошо вместе. Я завидую вам и рада за вас. Я лишняя, я буду мешать вам. Я не могу не мешать тебе, не могу сохранять спокойствие. Ты хорошо знаешь, на что я способна. Все это может кончиться плохо, ведь я такая глупая. Мне надо поумнеть…
– Ты не глупая, Цзян. - Я упрямо покачал головой. - Ты самая умная девочка на свете. Прости, иногда я плохо с тобой обходился…
– Иван… - произнесла вдруг хрипло Лурдес. - То есть Демид. У меня есть дурное предчувствие. Предчувствие, что ты еще появишься в нашей жизни. И снова все полетит к чертям, и непонятно будет, выживем мы или отправимся на тот свет. Об одном прошу тебя: если ты еще хоть раз вздумаешь появиться в моей жизни, пришли мне накануне телеграмму. Или позвони. Потому что если ты еще хоть раз неожиданно вырастешь на моем горизонте, у меня будет сердечный приступ. Здоровье мое не такое крепкое, чтобы переносить твое присутствие. Ты идешь по земле, и ураганы бегут за тобой, как ручные псы. Ты невероятный тип! Ты - разрушитель спокойствия. И мне кажется, тебя не очень-то интересует мнение других на этот счет.
Лурдес наконец-то заговорила. И она больше не была похожа на сумасшедшую. Хотя… У нее был такой вид, словно она собиралась заехать Демиду по морде. Они поцапались с Демидом там, на платформе El Diablo, и похоже, восторженное отношение Лурдес в отношении Демида изрядно поугасло.
– Я позвоню тебе, Лурдес. - Демид криво ухмыльнулся. - Если только ты позвонишь мне накануне и сообщишь свой телефон. Веди себя хорошо, детка. Не приставай больше к пожилым теткам. И не занимайся мелким мошенничеством - для этого у тебя нет способностей. Займись лучше историей лингвистики.
– Чем?!
– Историей лингвистики. Очень интересная штука.
– Опять ты со своими дурацкими шутками, Демид…
– У каждого человека есть свое призвание, - заявил Демид. - Только часто сам человек не представляет, в чем оно состоит. К примеру, он думает, что его предназначение, данное Богом, - тусоваться в ночных клубах, просыпаться только к ужину, пить текилу с лимоном и колоться наркотиками. А на самом деле Бог предназначил этому человеку жить в лесу и ухаживать за березами. И только там этот человек может найти свое счастье и гармоничное существование. Или другой пример: какой-нибудь человек, к примеру некая Лурдес, всю жизнь активно занималась тем, что ни черта не делала. Проще говоря, тунеядствовала. Она пыталась изобразить из себя лесбиянку, хотя истинной склонности к этому у нее не было. Таким способом она зарабатывала деньги. И все же счастья в ее жизни, несмотря на такую замечательную работу, не наблюдалось. Теперь же эта Лурдес находится на перепутье. Ей необходим совет мудрого человека, ей надоело быть тунеядкой. И вот этот мудрый человек появляется и говорит ей: «А тебе, девица, предрекаю быть специалистом по истории лингвистики! Проще говоря, займись-ка ты, радость моя, древними языками! Может быть, какой-нибудь толк из тебя и выйдет. К тому же древние языки - настоящий кладезь мудрости. Их, например, используют при составлении заклинаний. Я бы и сам ими занялся, - говорит этот мудрый человек, - да только времени нету. Полно другой работы»…
– Это ты, что ли, мудрый человек? - вспылила Лурдес.
– А что, не похож? - Демид внимательно осмотрел Себя. - Да нет, вроде бы все на месте. Все, что полагается мудрому человеку, у меня наличествует. Даже голова есть. Миша, вот ты скажи этой темпераментной девочке - похож я на мудрого человека?
– Похож, - сказал я. - Только расскажи мне, как вы выбрались из этой песчаной ямы? И как ты умудрился вернуть свои часы? Я умираю от любопытства…
– Некогда, - сурово сказал Демид. - Нам пора двигаться, наш самолет вылетает из Барселоны через три часа, и нам еще нужно добраться до него. Предлагаю налить по последней - на посошок, так сказать. По русскому обычаю.
– Счастливого вам пути, - сказал я и поднял свой стакан. - Счастливого пути вам троим. Пусть путь ваш будет легким.
Мы чокнулись и выпили. В последний раз. День Дьявола закончился.
EL FINAL
– Мигель, извини… - Пальчики Анютки нежно дотронулись до моей руки. - Я не смогу больше с тобой заниматься. Я сама - ученик. Тебе нужен настоящий шифу.[ Учитель (кит.).] А я уеду. Уеду с ними, к сэньшэну Вану, в Англию. Теперь он будет моим учителем. Мне нужно двигаться дальше.
– Ты - уедешь? - Я не поверил тому, что услышал. - Ты переменишь всю свою жизнь и бросишь все, что обрела здесь, в этой стране, о которой ты так долго мечтала?
– Да.
– Такова твоя судьба? - спросил я горько.
– Да. Это - больше чем судьба. Это - Дао.
– Понятно. - Я налил полстакана виски, медленно осушил его, вытер губы. - А что ты сама думаешь обо всем этом, Анютка? Ты сама хочешь этого?
– Ты слишком много пьешь, Мигель, - улыбнулась Цзян. - Так ты скоро станешь алкоголиком. Плохо, что теперь я не смогу присматривать за тобой. За тобой нужен контроль. Я надеюсь, ты найдешь хорошего учителя. Я пришлю тебе его адрес. Он - китаец…
– Ты не о том говоришь! - Я сжал ее пальцы. - Я говорю о нас с тобой. О том, что было между нами. О том, что есть между нами. Неужели ты можешь просто так встать и сказать: «Все, мне пора, у меня теперь своя жизнь». Просто так уйти? Я не знаю, увижу ли я тебя еще хоть раз в жизни. А ты говоришь о каком-то учителе, об у-шу. Какое все это имеет теперь значение?
– Я люблю тебя, Мигель, ты знаешь это. - Губы Цзян дрогнули. - Ты - моя первая любовь, Мигель. Но говорят, что первая любовь не бывает счастливой. У тебя есть Лурдес, вам будет хорошо вместе. Я завидую вам и рада за вас. Я лишняя, я буду мешать вам. Я не могу не мешать тебе, не могу сохранять спокойствие. Ты хорошо знаешь, на что я способна. Все это может кончиться плохо, ведь я такая глупая. Мне надо поумнеть…
– Ты не глупая, Цзян. - Я упрямо покачал головой. - Ты самая умная девочка на свете. Прости, иногда я плохо с тобой обходился…
– Иван… - произнесла вдруг хрипло Лурдес. - То есть Демид. У меня есть дурное предчувствие. Предчувствие, что ты еще появишься в нашей жизни. И снова все полетит к чертям, и непонятно будет, выживем мы или отправимся на тот свет. Об одном прошу тебя: если ты еще хоть раз вздумаешь появиться в моей жизни, пришли мне накануне телеграмму. Или позвони. Потому что если ты еще хоть раз неожиданно вырастешь на моем горизонте, у меня будет сердечный приступ. Здоровье мое не такое крепкое, чтобы переносить твое присутствие. Ты идешь по земле, и ураганы бегут за тобой, как ручные псы. Ты невероятный тип! Ты - разрушитель спокойствия. И мне кажется, тебя не очень-то интересует мнение других на этот счет.
Лурдес наконец-то заговорила. И она больше не была похожа на сумасшедшую. Хотя… У нее был такой вид, словно она собиралась заехать Демиду по морде. Они поцапались с Демидом там, на платформе El Diablo, и похоже, восторженное отношение Лурдес в отношении Демида изрядно поугасло.
– Я позвоню тебе, Лурдес. - Демид криво ухмыльнулся. - Если только ты позвонишь мне накануне и сообщишь свой телефон. Веди себя хорошо, детка. Не приставай больше к пожилым теткам. И не занимайся мелким мошенничеством - для этого у тебя нет способностей. Займись лучше историей лингвистики.
– Чем?!
– Историей лингвистики. Очень интересная штука.
– Опять ты со своими дурацкими шутками, Демид…
– У каждого человека есть свое призвание, - заявил Демид. - Только часто сам человек не представляет, в чем оно состоит. К примеру, он думает, что его предназначение, данное Богом, - тусоваться в ночных клубах, просыпаться только к ужину, пить текилу с лимоном и колоться наркотиками. А на самом деле Бог предназначил этому человеку жить в лесу и ухаживать за березами. И только там этот человек может найти свое счастье и гармоничное существование. Или другой пример: какой-нибудь человек, к примеру некая Лурдес, всю жизнь активно занималась тем, что ни черта не делала. Проще говоря, тунеядствовала. Она пыталась изобразить из себя лесбиянку, хотя истинной склонности к этому у нее не было. Таким способом она зарабатывала деньги. И все же счастья в ее жизни, несмотря на такую замечательную работу, не наблюдалось. Теперь же эта Лурдес находится на перепутье. Ей необходим совет мудрого человека, ей надоело быть тунеядкой. И вот этот мудрый человек появляется и говорит ей: «А тебе, девица, предрекаю быть специалистом по истории лингвистики! Проще говоря, займись-ка ты, радость моя, древними языками! Может быть, какой-нибудь толк из тебя и выйдет. К тому же древние языки - настоящий кладезь мудрости. Их, например, используют при составлении заклинаний. Я бы и сам ими занялся, - говорит этот мудрый человек, - да только времени нету. Полно другой работы»…
– Это ты, что ли, мудрый человек? - вспылила Лурдес.
– А что, не похож? - Демид внимательно осмотрел Себя. - Да нет, вроде бы все на месте. Все, что полагается мудрому человеку, у меня наличествует. Даже голова есть. Миша, вот ты скажи этой темпераментной девочке - похож я на мудрого человека?
– Похож, - сказал я. - Только расскажи мне, как вы выбрались из этой песчаной ямы? И как ты умудрился вернуть свои часы? Я умираю от любопытства…
– Некогда, - сурово сказал Демид. - Нам пора двигаться, наш самолет вылетает из Барселоны через три часа, и нам еще нужно добраться до него. Предлагаю налить по последней - на посошок, так сказать. По русскому обычаю.
– Счастливого вам пути, - сказал я и поднял свой стакан. - Счастливого пути вам троим. Пусть путь ваш будет легким.
Мы чокнулись и выпили. В последний раз. День Дьявола закончился.
EL FINAL
Я заканчиваю свои записи. Не думал, что это будет стоить мне такого труда, стольких бессонных ночей, когда я комкал листы, густо исписанные корявым почерком, и с остервенением кидал их на пол. Не могу сказать, что меня не устраивало то, как все это было написано - стиль, манера изложения и все прочее. Я вовсе не собирался стать писателем. Более того, вначале я собирался сухо изложить факты. Только факты. Не упустить ничего важного и в то же время описать картину ясно, логично, чтобы любому стало ясно, что же, собственно говоря, случилось.
У меня получилось совсем не так. Наверное, я плохо подчиняюсь логике. Я живу чувствами. Я не мог описать то, что произошло. Я описывал совсем другое - то, как я себя при этом чувствовал. Для меня было крайне важным, о чем я думал, когда крался по сырым коридорам Дома инквизиции и бежал под ломающимися подпорками аттракциона Дьявола, каков был вкус овощей в китайском ресторанчике «Бао Дин», какое отвращение я испытывал от смрада старого земляного демона и как волновался, дотрагиваясь до гладкой кожи Цзян. Я зацикливался на своих ощущениях. Я ругал себя за это, но не мог по-другому. Я снова переживал все это - вздрагивал от страха, и скрипел зубами от ненависти, и ежимал кулаки, готовясь броситься в драку, и готов был плакать от любви.
Я дописал эту рукопись, но не могу больше читать ее. Я слишком неравнодушно воспринимаю то, что там написано. Теперь я и в самом деле хочу забыть все это. Вы можете сказать: «Чего ты переживаешь, Мигель, все кончилось хорошо». Но я так не думаю. Не так уж хорошо все кончилось. Слишком много трупов в этой истории. В том числе и тех, кого сделал трупами я лично.
А самое главное вот что: я думаю, что эта история не кончилась. Совсем не кончилась.
Конечно, я говорю не об Эль Дьябло. Надеюсь, он заснул достаточно надолго, хотя бы на пару сотен лет - на мой век этого хватит. Я говорю о другом. О том, о чем упоминал Демид. О конце человеков.
Я уже не могу читать газеты спокойно, в любых сообщениях вижу подвох. Землетрясения, наводнения, извержения вулканов… А я, придурок, вижу в этом новых проснувшихся больших демонов. «Гнойники на теле нашей прекрасной Земли» - так, кажется, назвал их Демид. Кто скажет нам правду? Оказывается, Посвященные скрывают от людей правду, они не хотят, чтобы люди знали о тонких мирах. Правы ли они в этом, таинственные Consagrados, с кланом которых я соприкоснулся? Сколько их в нашем мире - Посвященных? По каким признакам отличить их от простых людей?
Я думаю, ничего не кончилось. Все только начинается. И если бы люди знали хоть что-то об этом, если бы они были настороже, то смогли бы предпринять хоть какие-то меры для своего спасения.
Где он, жуткий Демон-Червь? В каком обличье ходит он сейчас по земле?
Я ушел из Парка Чудес.
Парк Чудес снова работает, я уже говорил вам об этом. Через месяц он снова начал приглашать к себе посетителей. Слишком большие деньги были вложены в него, чтобы он бездействовал. Когда Парк Чудес только что вновь открылся, половина его была отгорожена - западная часть, в наибольшей степени пострадавшая от старого демона. Пострадавшая от «землетрясения», как об этом было написано в газетах. Восстановительные работы шли день и ночь, самые лучшие специалисты исследовали это место, и дали свое заключение, и подробно объяснили в прессе, что данный участок не принадлежит к сейсмоопасным, и что случившееся, в сущности, не было землетрясением, а представляет собой карстовый провал земной поверхности, и приняты тщательнейшие меры, чтобы подобное больше не повторилось, и безопасность посетителей отныне гарантирована на сто процентов, и так далее… Я не знаю, участвовал ли кто-нибудь из consagrados в этом ретушировании действительности. Может быть, и нет. Если речь идет о больших деньгах, люди умеют скрывать неприятные факты получше всяких Посвяшенных. Так или иначе, через три месяца работал уже весь Парк, кроме аттракциона Эль Дьябло. А еще через полгода заработал и Дьявол. Его восстановили.
Да- да, я не шучу. El Diablo отстроен заново, и даже под тем же названием. Правда, построили его на новом месте. Участок, где находятся Врата Дьявола, был признан негодным для строительства из-за опасности повторного карстового провала.
Я был на этом месте через две недели после Дня Дьявола, но не увидел никакой песчаной воронки. Я не увидел вообще ничего, потому что это место уже было надежно скрыто от человеческих глаз. Над Вратами Дьявола и провалом в земле построили бетонный саркофаг. Не такой, конечно, уродливый, как в Чернобыле. Построили довольно симпатичную пирамиду, стилизованную под мексиканскую. Теперь в Парке Чудес две пирамиды Майя, только в одну из них нельзя зайти - в ту, которая стоит над логовом Большой Каменной Глотки. В эту пирамиду вообще нет входа. Может быть, вся она состоит из монолитного бетона? Я не знаю. Вряд ли это будет препятствием для демона, если он вздумает снова проснуться. Я видел, как он ломает бетон.
А Эль Дьябло снова возит пассажиров. Выглядит он теперь по-другому - стал поменьше, поскромнее, но по-прежнему симпатичен и притягателен, даже уютен. Он приглашает прокатиться всех в своих вагонетках, влекомых милым черным паровозиком. Только я не поддался его обаянию. Не сел на сиденье, обтянутое дерматином, не услышал добродушное «чух-чух», и никелированная рама не опустилась на мои колени.
Хватит с меня.
Что- то надломилось в моей душе. Я не могу больше спокойно идти по Парку Чудес. Не могу переносить грохот Большого Змея, потому что снова вижу лужи крови и оторванные человеческие головы на его платформе. Я вздрагиваю, когда прохожу мимо кактусов, -мне кажется, что они тянут ко мне зеленые щупальца, пытаются насадить меня на свои длинные иглы, как бабочку на булавку. Я задыхаюсь от удушья в Джунглях, втягиваю голову в плечи, когда жужжание гигантской осы снова раздается за моей спиной. Сердце начинает бешено колотиться в моей груди, когда я вижу ресторан, где мы распрощались с Цзян, и мерцающий огонек свечи снова чудится мне в темном его окне…
Я пытался работать в Парке Чудес целый месяц после Дня Дьявола. Кастаньеты и шарики падали из моих рук. О бандерильях и ножах вообще не было речи - я просто поубивал бы зрителей. Мне предложили курс психической реабилитации за счет Парка Чудес, Габриэль Феррера очень настаивал на этом. Но я сделал проще - ушел из Парка. Я нашел другую работу.
Это было не так уж и трудно. Теперь у меня была хорошая профессиональная репутация, меня знали в Испании. Лично Феррера помог отыскать мне неплохое место. Я думаю, он понимал меня.
Но мне так и не удалось поговорить с ним о Дне Дьявола и обо всем, что было связано с пришествием демона. Мне очень хотелось спросить Габриэля, есть ли у него мозги в голове и о чем он думает, когда позволяет заново отстраивать аттракцион Эль Дьябло почти на старом месте. Но я не смог этого сделать. Не смог даже узнать, помнит ли он что-нибудь о том, что действительно происходило в ту ночь.
Кто- то запечатал наши уста. День Дьявола стал запретом для нашей речи.
Я уехал из Ремьендо и перебрался в другой город - тоже на берегу моря. Теперешний мой городок находится на сто пятьдесят километров севернее Барселоны, достаточно далеко от Парка Чудес. Мне хотелось бы уехать еше дальше - куда-нибудь в Андалусию, подальше от Большой Каменной Глотки третьего разряда. Но у меня нет такой возможности. Я должен жить неподалеку от Барселоны, потому что Лурдес учится там. А я не могу жить без Лурдес.
Я не хочу много рассказывать о Лурдес. Она оказалась человеком с довольно сложным характером, мне с ней непросто. Впрочем, кого винить? Она предупреждала о том, что у нее плохой характер. Я даже назвал бы его не столько плохим, сколько чересчур независимым. Лурдес всегда стремится к лидерству. Ей проще быть одной, чем зависеть от кого-то. Она поступает так, как хочет, и переубедить ее в чем-то почти невозможно.
Демид сказал ей, что она должна учиться, и я был уверен, что она сделает наоборот только потому, что это сказал ей Демид. Но я оказался не прав. Однажды вечером Лурдес не вернулась домой. Она приехала только через два дня и начала собирать свои вещи.
– Что ты делаешь? - спросил я весьма нервно. Согласитесь, на моем месте любой начал бы нервничать.
– Я поступила на подготовительные курсы в Барселоне. Ты ведь не думаешь, что я просто так, без подготовки, смогу поступить в университет?
– Ты собираешься учиться?
– Да.
Я не стал спрашивать, по какой специальности она собирается учиться. Я и так догадывался. Фортуна уже дергала за ниточки, и мы послушно выполняли ее волю. Мы сели в свой поезд, в вагон, в который нам предписано было сесть, заняли положенные нам места и начали свое путешествие по Пути. К этому времени я уже знал, что у каждого человека - свой Путь. И сойти с него очень сложно.
У меня появился Учитель. Он сам позвонил мне.
– Добрый вечер, Мигель, - сказал он мне по телефону. - Меня зовут Диего Чжан. Я буду твоим учителем. С завтрашнего дня мы начинаем занятия.
Такие вот дела. А мы еще говорим о свободе выбора… Лурдес учится в Барселоне. Она приезжает ко мне каждые выходные. Я очень скучаю по ней и вижу, что она искренне скучает по мне. Она сильно изменилась в последние месяцы, моя Лурдес. Демид точно угадал ее предназначение - заниматься интеллектуальной работой. Она еще не поступила в университет, но я не сомневаюсь, что поступит. Она впитывает знания, как губка. Лурдес экстерном прошла за три месяца то, что изучают за год. Теперь она носит очки в тонкой золотой оправе и реже употребляет нецензурные выражения. Только она стала чересчур задумчивой. Ее трудно развеселить.
Мы никогда не говорим с ней о том, что произошло с нами год назад в Парке Чудес. И о том, для чего она поступает в университет, а я занимаюсь пять раз в неделю боевым искусством. Я даже не говорил ей о том, что пишу эту книгу. Потому что боюсь, что она уничтожит рукопись. Я занимаюсь запрещенным.
Я люблю ее. Вы не поверите - у меня даже не возникает желания ухлестнуть за какой-нибудь другой девушкой. Желания, которое было таким естественным всего лишь год назад. Я тоже меняюсь?
Впрочем, это небезопасно - завести себе подружку на стороне. Лурдес узнает об этом. Обязательно узнает. Способности к телепатии не пропали у нее после той ночи. Она не сознается в этом, но я знаю это. Вижу некоторые признаки.
Может быть, это одна из причин сложности ее характера? Нелегко знать, что творится в головах окружающих тебя людей, особенно близких тебе. Люди лживы. И я, конечно, в том числе. Мы лжем постоянно, пусть даже непреднамеренно. С Лурдес этот номер не проходит.
Она любит меня, я в этом уверен. И мне хорошо с ней. Только мне не хватает ее. Я, наверное, дурак, потому что уже год прошел с тех пор, как мы живем с ней, а я хочу видеть ее каждую минуту. Я хочу ее.
О Цзян я не слышал ничего целый год. Даже в открытке Вана ничего не сообщалось о ней. И учитель мой, Диего Чжан, на вопросы об Ань Цзян только качает головой и говорит: «Я ничего не знаю».
Врут они все. Вряд ли может быть, что мой учитель ничего не знает о ней. Потому что все они из одной команды - и Ван, и Демид, и Чжан. Я не знаю, является ли Диего Чжан Посвященным. Такие, как он, никогда не скажут о сокровенном. Но в некоторых словах его, иногда проскальзывающих на тренировках, я слышу знание тайных вещей. Вещей, которые не положено знать обычным людям.
Я забыл многое. Я знаю, что если перечитаю свою рукопись, то многое вспомню. Но я не хочу вспоминать. Не потому, что мне страшно. Просто мне кажется, что мне придется еще вспомнить это - в какой-нибудь из дней, который может оказаться пострашнее Дня Дьявола. Не хочу торопить события. Пусть все идет так, как идет. Так, как это записано в Книге Небес.
У всех нас есть свой Путь.
Я хотел поставить на этом точку в рукописи - последнюю, окончательную. Но нет, я расскажу вам еще об одной встрече. Это случилось сегодня.
Я приехал в Барселону. Лурдес сказала, что не сможет приехать ко мне в выходные, и я не выдержал, сорвался к ней сам.
Я прибыл немножко рановато. До окончания ее занятий оставался еще час. И я сидел в баре напротив ее места учебы, и ждал ее, и потягивал из стакана что-то легкое, Cuba libre.[ Коктейль из рома и кока-колы.] Виски мне теперь запрещено. Я сидел, и разглядывал немногочисленных посетителей, и смотрел в окно, и любовался красивыми домами, и думал о том, как Лурдес выйдет из двери своего учебного заведения - серьезная, в очках, с тетрадями под мышкой, и вдруг увидит меня, и просияет, как солнышко, и бросится мне на шею, и озабоченность сойдет с ее лица…
Один из людей в баре был чем-то знаком мне. Он сидел ко мне спиной, клетчатая ковбойская рубашка обтягивала его крепкие плечи. Русые волосы его были коротко подстрижены, и на белой незагорелой шее четко выделялись два розовых рубца - крест-накрест. Он сидел за столом один и читал газету - насколько я мог видеть, на английском языке.
Я вдруг встал, взял свой стакан и быстро пошел к нему. Я боялся, что он исчезнет. А мне очень хотелось с ним поговорить.
Я подошел и увидел его лицо. Я взял газету из его рук и положил ее на стол.
– Привет, Демид, - сказал я по-русски. - Ты снова в Испании? Почему ты не позвонил мне? Снова намечаются какие-нибудь приключения?
– Никаких приключений. - Демид улыбнулся. - На этот раз - никаких. Привет, Мигель, садись.
Он протянул мне руку. Рукопожатие его было коротким и сильным.
– Ты ждешь Лурдес, да? - спросил я. - Вы видитесь с ней здесь, в Барселоне? Ну да, у вас какие-то там свои дела. Мне не положено знать об этом. Я понимаю…
– Лурдес? - Демид задумчиво поднял брови, словно вспоминая, кому может принадлежать это имя. - Ах да, Лурдес! Чем она сейчас занимается? Бросила свои лесбиянские штучки-дрючки?
– Я думаю, ты прекрасно осведомлен, чем она сейчас занимается.
– Нет, я не в курсе. - Демид развел руками. - Мне кажется, что ты переоцениваешь мои возможности, дорогой Миша.
– Она учится. Через неделю она сдает экзамены в университет. Она собирается стать лингвистом или чем-то в этом роде.
– Отлично! - Демид снова улыбнулся. - Я всегда говорил, что Лурдес - молодец. Из нее выйдет толк - со временем.
Он сделал глоток из стакана и посмотрел на часы. Я тоже схватился за свой коктейль, как утопающий за соломинку. Я пил Cuba libre и молчал. Мне очень хотелось задать Демиду тысячу вопросов. Но язык мой отказывался слушаться меня.
– Замечательная у вас тут погода, - произнес Демид. - А у нас, в Англии - черт знает что. Опять идет дождь. Впору надевать калоши.
– Демид! - взорвался я. - Что за чушь ты несешь? Я не верю, что ты оказался здесь просто так, случайно! И что все это кончится без очередных ужасов. Что ты тут делаешь?
– Ай-яй-яй! - Демид иронично покачал головой. - Что за вопросы? «Что ты тут делаешь?» Где ваше хваленое испанское гостеприимство? Ладно, я скажу тебе, любознательный ты мой. Я приехал, чтобы повидаться с тобой, заглянул на пять минут. С Лурдес я не встречался и встречаться пока не собираюсь. Еще рано, она побаивается меня. Не хочу портить ей настроение.
– Извини, Демид. - Я быстро отходил. - Я рад тебя видеть. Прости, дружище. Ты сам знаешь… Пуганая ворона куста боится.
– Я привез тебе кое-что. - Демид полез в карман. - Привет от одного человека. Она просила передать тебе привет и кучу поцелуев. Но целовать я тебя не буду - извини, Мигель. Как-нибудь в следующий раз…
Он достал из кармана цветную фотографию и положил ее на стол.
У меня защипало в глазах.
Цзян, это была она. Стояла на зеленой полянке с коротко подстриженной травой, на фоне большого красивого дома в викторианском стиле. Анютка была одета в белое платьице с кружевами. Она держала в руках букет полевых цветов и улыбалась. Она была такая миленькая…
– Как она? - спросил я. - Много занимается?
– Много.
– Успешно?
– Успех не приходит быстро. - Демид перевернул фотографию. - Вот, она написала здесь тебе что-то. Прочитай.
Я побледнел. Я не понимал - было это дурацкой шуткой или просто издевательством? На обратной стороне фотографии сверху вниз шел столбец иероглифов, написанных черной тушью.
– Извини, Демид. - Я еле сдерживался, чтоб не сорваться, не выплеснуть свой гнев. - Я не знаю китайского языка. Ты можешь прочитать мне, что здесь написано?
– Попробуем… -Демид повернул надпись к себе. - Так… «Дорогой Мигель, привет. У меня все хорошо, правда. Я люблю тебя. Очень люблю тебя и скучаю по тебе». И еще… - Демид склонился над карточкой. - Что это она тут написала, свинка маленькая? О-о! Нет, это ни к чему. Это мы уберем!
Не успел я сказать и слова, как он достал из кармана маркер и густо перечеркнул три последних иероглифа.
– Что ты делаешь? - завопил я. - Это мне написано! Что там было?
– Ничего, - сказал Демид и посмотрел на меня невинными глазами. - Тебе показалось, Миша.
Иероглифы, зачеркнутые желтыми чернилами, исчезали на глазах. Через секунду на их месте была только девственно белая бумага.
– Спасибо, - буркнул я, схватил фотографию и сунул ее в карман. - И на этом спасибо. Все же лучше, чем ничего. Ты это, Демид… Я, конечно, понимаю, что у вас, Посвященных, свои понятия о чести и о правилах хорошего поведения. О дружбе, в конце концов. Понимаю, что вам плевать на такую мелкую шушеру, как я, на недоразвитых по сравнению с вами. У вас свои большие проблемы, и наши дела кажутся вам ерундой. Но все равно - передай ей огромный привет. Передай привет Цзян. Скажи, что я все еще люблю ее.
– Я передам. - Демид снял темные очки, положил их на стол, и я увидел усталость в его серых глазах. Демид больше не выглядел суперменом, он вдруг оказался осунувшимся, измученным человеком. - Конечно, передам. Она будет очень рада. Она все время думает о тебе. Цзян - замечательная девчушка. Она требует, чтобы называли ее Анютка. Она говорит, что это имя ей больше подходит. Ты представляешь?
– Представляю, - сказал я осипшим голосом. Стакан задрожал в моей руке.
– Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется, Мигель?
– Чего?
– Остаться здесь хоть на пару дней. Надраться с тобой и с Лурдес - где-нибудь в баре или на берегу моря. Сидеть втроем на старых гладких камнях, при свете луны, упираться лбами друг в друга, пить вино, жарить на углях колбаски, говорить о чем-то, хохотать без причины и думать о том, что мы нужны друг другу. Думать о том, что когда будет тебе в жизни хреново, то будет о чем вспомнить - об этом вечере в Испании, о теплой ночи под мерцающими добрыми звездами. О том, что ты был нужен кому-то - хоть раз в жизни. Думать о любви… - Он устало провел рукой по лицу. - Я вижу, ты не в восторге от моей компании. Ты считаешь меня высокомерным. Но это не так, поверь мне. Не так. Я умею быть хорошим. Или умел быть? Уже не знаю…
Он замолчал. Смотрел куда-то в стол, думал о своем. Барабанил пальцами по столу.
– Демид - Я положил руку ему на плечо. - Останься, плюнь на свои дела. Останься. Ты прав - я плохо представляю, какой ты на самом деле. Мы с тобой познакомились в слишком сложной ситуации, чтобы я мог понять тебя тогда. Но я думаю, что мы найдем с тобой общий язык. Тебе нужно расслабиться…
– Я не могу расслабиться. - Демид упрямо качнул головой. - Не могу!
– Почему?
– У меня была девушка, которую я любил. - Демид уставился на меня в упор, и я снова съежился от его ненормального пронзительного взгляда. - Она прочно сидела на наркотиках, но я все-таки снял ее с иглы. Я вытащил ее из дерьма. Она была неуправляемой, как дикая кошка. В один прекрасный день она выстрелила в меня из пистолета и разнесла мне башку, убила меня. Но когда я вышел из реанимации, я простил ей это. Потому что я любил ее. Она не раз убегала от меня, всегда делала все наоборот. Она подставляла меня так, что я чудом спасал жизни - ее и свою. И однажды она ушла от меня - навсегда. Ушла в лес, чтобы жить там.
– В лес?
– Да, Она сказала, что там ее дом. Понимаешь, там ей лучше, чем со мной. А мне очень не хватает ее. Тоскливо мне, понимаешь, Мигель? Нет у меня никакой радости в жизни. У меня только одно хобби - спасать свою шкуру. Я в бегах с того времени, как сбежал из тюрьмы.
– Ты сидел в тюрьме?
– Сидел. Сбежал. А потом сбежал и из своей страны. Теперь я живу в стране, от которой меня тошнит, - в Англии. Мой названый брат перерезал себе горло на моих глазах. Меня убила моя девушка. Потом меня убил Табунщик. А в третий раз меня убил Червь. И каждый раз я воскресал. Потому что мое время умереть еще не пришло. А ты говоришь - расслабиться…
То, что говорил Демид, походило на бред сумасшедшего. Только почему-то я не воспринимал это как бред. Я и сам пережил такое, что не вписывалось ни в какие разумные рамки.
Передо мной был сильный и умный человек, но мне было жаль его. Он не был счастлив и не видел способа, как найти свое счастье.
– Я пойду. - Демид поднялся на ноги. - Пора. Извини, всегда не хватает времени. Извини, дела…
– Пока, - пробормотал я. - До встречи.
Я сидел и смотрел, как он идет по бару, как расплачивается у стойки, как выходит на улицу и ловит такси. Он спешил. Он не оборачивался. Но мне показалось, что я увидел его улыбку через стекло автомобиля. Что он даже махнул мне рукой на прощание.
Фотография Цзян и сейчас лежит в моем кармане. Я не говорил о ней Лурдес. Но думаю, что она и так знает об этой фотке. Она умеет читать мысли.
Мы живы - и это уже очень немало.
Я живу и готовлюсь к чему-то. Меня готовят. Готовят к дню, который придет однажды.
Каким будет этот день?
У меня получилось совсем не так. Наверное, я плохо подчиняюсь логике. Я живу чувствами. Я не мог описать то, что произошло. Я описывал совсем другое - то, как я себя при этом чувствовал. Для меня было крайне важным, о чем я думал, когда крался по сырым коридорам Дома инквизиции и бежал под ломающимися подпорками аттракциона Дьявола, каков был вкус овощей в китайском ресторанчике «Бао Дин», какое отвращение я испытывал от смрада старого земляного демона и как волновался, дотрагиваясь до гладкой кожи Цзян. Я зацикливался на своих ощущениях. Я ругал себя за это, но не мог по-другому. Я снова переживал все это - вздрагивал от страха, и скрипел зубами от ненависти, и ежимал кулаки, готовясь броситься в драку, и готов был плакать от любви.
Я дописал эту рукопись, но не могу больше читать ее. Я слишком неравнодушно воспринимаю то, что там написано. Теперь я и в самом деле хочу забыть все это. Вы можете сказать: «Чего ты переживаешь, Мигель, все кончилось хорошо». Но я так не думаю. Не так уж хорошо все кончилось. Слишком много трупов в этой истории. В том числе и тех, кого сделал трупами я лично.
А самое главное вот что: я думаю, что эта история не кончилась. Совсем не кончилась.
Конечно, я говорю не об Эль Дьябло. Надеюсь, он заснул достаточно надолго, хотя бы на пару сотен лет - на мой век этого хватит. Я говорю о другом. О том, о чем упоминал Демид. О конце человеков.
Я уже не могу читать газеты спокойно, в любых сообщениях вижу подвох. Землетрясения, наводнения, извержения вулканов… А я, придурок, вижу в этом новых проснувшихся больших демонов. «Гнойники на теле нашей прекрасной Земли» - так, кажется, назвал их Демид. Кто скажет нам правду? Оказывается, Посвященные скрывают от людей правду, они не хотят, чтобы люди знали о тонких мирах. Правы ли они в этом, таинственные Consagrados, с кланом которых я соприкоснулся? Сколько их в нашем мире - Посвященных? По каким признакам отличить их от простых людей?
Я думаю, ничего не кончилось. Все только начинается. И если бы люди знали хоть что-то об этом, если бы они были настороже, то смогли бы предпринять хоть какие-то меры для своего спасения.
Где он, жуткий Демон-Червь? В каком обличье ходит он сейчас по земле?
Я ушел из Парка Чудес.
Парк Чудес снова работает, я уже говорил вам об этом. Через месяц он снова начал приглашать к себе посетителей. Слишком большие деньги были вложены в него, чтобы он бездействовал. Когда Парк Чудес только что вновь открылся, половина его была отгорожена - западная часть, в наибольшей степени пострадавшая от старого демона. Пострадавшая от «землетрясения», как об этом было написано в газетах. Восстановительные работы шли день и ночь, самые лучшие специалисты исследовали это место, и дали свое заключение, и подробно объяснили в прессе, что данный участок не принадлежит к сейсмоопасным, и что случившееся, в сущности, не было землетрясением, а представляет собой карстовый провал земной поверхности, и приняты тщательнейшие меры, чтобы подобное больше не повторилось, и безопасность посетителей отныне гарантирована на сто процентов, и так далее… Я не знаю, участвовал ли кто-нибудь из consagrados в этом ретушировании действительности. Может быть, и нет. Если речь идет о больших деньгах, люди умеют скрывать неприятные факты получше всяких Посвяшенных. Так или иначе, через три месяца работал уже весь Парк, кроме аттракциона Эль Дьябло. А еще через полгода заработал и Дьявол. Его восстановили.
Да- да, я не шучу. El Diablo отстроен заново, и даже под тем же названием. Правда, построили его на новом месте. Участок, где находятся Врата Дьявола, был признан негодным для строительства из-за опасности повторного карстового провала.
Я был на этом месте через две недели после Дня Дьявола, но не увидел никакой песчаной воронки. Я не увидел вообще ничего, потому что это место уже было надежно скрыто от человеческих глаз. Над Вратами Дьявола и провалом в земле построили бетонный саркофаг. Не такой, конечно, уродливый, как в Чернобыле. Построили довольно симпатичную пирамиду, стилизованную под мексиканскую. Теперь в Парке Чудес две пирамиды Майя, только в одну из них нельзя зайти - в ту, которая стоит над логовом Большой Каменной Глотки. В эту пирамиду вообще нет входа. Может быть, вся она состоит из монолитного бетона? Я не знаю. Вряд ли это будет препятствием для демона, если он вздумает снова проснуться. Я видел, как он ломает бетон.
А Эль Дьябло снова возит пассажиров. Выглядит он теперь по-другому - стал поменьше, поскромнее, но по-прежнему симпатичен и притягателен, даже уютен. Он приглашает прокатиться всех в своих вагонетках, влекомых милым черным паровозиком. Только я не поддался его обаянию. Не сел на сиденье, обтянутое дерматином, не услышал добродушное «чух-чух», и никелированная рама не опустилась на мои колени.
Хватит с меня.
Что- то надломилось в моей душе. Я не могу больше спокойно идти по Парку Чудес. Не могу переносить грохот Большого Змея, потому что снова вижу лужи крови и оторванные человеческие головы на его платформе. Я вздрагиваю, когда прохожу мимо кактусов, -мне кажется, что они тянут ко мне зеленые щупальца, пытаются насадить меня на свои длинные иглы, как бабочку на булавку. Я задыхаюсь от удушья в Джунглях, втягиваю голову в плечи, когда жужжание гигантской осы снова раздается за моей спиной. Сердце начинает бешено колотиться в моей груди, когда я вижу ресторан, где мы распрощались с Цзян, и мерцающий огонек свечи снова чудится мне в темном его окне…
Я пытался работать в Парке Чудес целый месяц после Дня Дьявола. Кастаньеты и шарики падали из моих рук. О бандерильях и ножах вообще не было речи - я просто поубивал бы зрителей. Мне предложили курс психической реабилитации за счет Парка Чудес, Габриэль Феррера очень настаивал на этом. Но я сделал проще - ушел из Парка. Я нашел другую работу.
Это было не так уж и трудно. Теперь у меня была хорошая профессиональная репутация, меня знали в Испании. Лично Феррера помог отыскать мне неплохое место. Я думаю, он понимал меня.
Но мне так и не удалось поговорить с ним о Дне Дьявола и обо всем, что было связано с пришествием демона. Мне очень хотелось спросить Габриэля, есть ли у него мозги в голове и о чем он думает, когда позволяет заново отстраивать аттракцион Эль Дьябло почти на старом месте. Но я не смог этого сделать. Не смог даже узнать, помнит ли он что-нибудь о том, что действительно происходило в ту ночь.
Кто- то запечатал наши уста. День Дьявола стал запретом для нашей речи.
Я уехал из Ремьендо и перебрался в другой город - тоже на берегу моря. Теперешний мой городок находится на сто пятьдесят километров севернее Барселоны, достаточно далеко от Парка Чудес. Мне хотелось бы уехать еше дальше - куда-нибудь в Андалусию, подальше от Большой Каменной Глотки третьего разряда. Но у меня нет такой возможности. Я должен жить неподалеку от Барселоны, потому что Лурдес учится там. А я не могу жить без Лурдес.
Я не хочу много рассказывать о Лурдес. Она оказалась человеком с довольно сложным характером, мне с ней непросто. Впрочем, кого винить? Она предупреждала о том, что у нее плохой характер. Я даже назвал бы его не столько плохим, сколько чересчур независимым. Лурдес всегда стремится к лидерству. Ей проще быть одной, чем зависеть от кого-то. Она поступает так, как хочет, и переубедить ее в чем-то почти невозможно.
Демид сказал ей, что она должна учиться, и я был уверен, что она сделает наоборот только потому, что это сказал ей Демид. Но я оказался не прав. Однажды вечером Лурдес не вернулась домой. Она приехала только через два дня и начала собирать свои вещи.
– Что ты делаешь? - спросил я весьма нервно. Согласитесь, на моем месте любой начал бы нервничать.
– Я поступила на подготовительные курсы в Барселоне. Ты ведь не думаешь, что я просто так, без подготовки, смогу поступить в университет?
– Ты собираешься учиться?
– Да.
Я не стал спрашивать, по какой специальности она собирается учиться. Я и так догадывался. Фортуна уже дергала за ниточки, и мы послушно выполняли ее волю. Мы сели в свой поезд, в вагон, в который нам предписано было сесть, заняли положенные нам места и начали свое путешествие по Пути. К этому времени я уже знал, что у каждого человека - свой Путь. И сойти с него очень сложно.
У меня появился Учитель. Он сам позвонил мне.
– Добрый вечер, Мигель, - сказал он мне по телефону. - Меня зовут Диего Чжан. Я буду твоим учителем. С завтрашнего дня мы начинаем занятия.
Такие вот дела. А мы еще говорим о свободе выбора… Лурдес учится в Барселоне. Она приезжает ко мне каждые выходные. Я очень скучаю по ней и вижу, что она искренне скучает по мне. Она сильно изменилась в последние месяцы, моя Лурдес. Демид точно угадал ее предназначение - заниматься интеллектуальной работой. Она еще не поступила в университет, но я не сомневаюсь, что поступит. Она впитывает знания, как губка. Лурдес экстерном прошла за три месяца то, что изучают за год. Теперь она носит очки в тонкой золотой оправе и реже употребляет нецензурные выражения. Только она стала чересчур задумчивой. Ее трудно развеселить.
Мы никогда не говорим с ней о том, что произошло с нами год назад в Парке Чудес. И о том, для чего она поступает в университет, а я занимаюсь пять раз в неделю боевым искусством. Я даже не говорил ей о том, что пишу эту книгу. Потому что боюсь, что она уничтожит рукопись. Я занимаюсь запрещенным.
Я люблю ее. Вы не поверите - у меня даже не возникает желания ухлестнуть за какой-нибудь другой девушкой. Желания, которое было таким естественным всего лишь год назад. Я тоже меняюсь?
Впрочем, это небезопасно - завести себе подружку на стороне. Лурдес узнает об этом. Обязательно узнает. Способности к телепатии не пропали у нее после той ночи. Она не сознается в этом, но я знаю это. Вижу некоторые признаки.
Может быть, это одна из причин сложности ее характера? Нелегко знать, что творится в головах окружающих тебя людей, особенно близких тебе. Люди лживы. И я, конечно, в том числе. Мы лжем постоянно, пусть даже непреднамеренно. С Лурдес этот номер не проходит.
Она любит меня, я в этом уверен. И мне хорошо с ней. Только мне не хватает ее. Я, наверное, дурак, потому что уже год прошел с тех пор, как мы живем с ней, а я хочу видеть ее каждую минуту. Я хочу ее.
О Цзян я не слышал ничего целый год. Даже в открытке Вана ничего не сообщалось о ней. И учитель мой, Диего Чжан, на вопросы об Ань Цзян только качает головой и говорит: «Я ничего не знаю».
Врут они все. Вряд ли может быть, что мой учитель ничего не знает о ней. Потому что все они из одной команды - и Ван, и Демид, и Чжан. Я не знаю, является ли Диего Чжан Посвященным. Такие, как он, никогда не скажут о сокровенном. Но в некоторых словах его, иногда проскальзывающих на тренировках, я слышу знание тайных вещей. Вещей, которые не положено знать обычным людям.
Я забыл многое. Я знаю, что если перечитаю свою рукопись, то многое вспомню. Но я не хочу вспоминать. Не потому, что мне страшно. Просто мне кажется, что мне придется еще вспомнить это - в какой-нибудь из дней, который может оказаться пострашнее Дня Дьявола. Не хочу торопить события. Пусть все идет так, как идет. Так, как это записано в Книге Небес.
У всех нас есть свой Путь.
* * *
Я хотел поставить на этом точку в рукописи - последнюю, окончательную. Но нет, я расскажу вам еще об одной встрече. Это случилось сегодня.
Я приехал в Барселону. Лурдес сказала, что не сможет приехать ко мне в выходные, и я не выдержал, сорвался к ней сам.
Я прибыл немножко рановато. До окончания ее занятий оставался еще час. И я сидел в баре напротив ее места учебы, и ждал ее, и потягивал из стакана что-то легкое, Cuba libre.[ Коктейль из рома и кока-колы.] Виски мне теперь запрещено. Я сидел, и разглядывал немногочисленных посетителей, и смотрел в окно, и любовался красивыми домами, и думал о том, как Лурдес выйдет из двери своего учебного заведения - серьезная, в очках, с тетрадями под мышкой, и вдруг увидит меня, и просияет, как солнышко, и бросится мне на шею, и озабоченность сойдет с ее лица…
Один из людей в баре был чем-то знаком мне. Он сидел ко мне спиной, клетчатая ковбойская рубашка обтягивала его крепкие плечи. Русые волосы его были коротко подстрижены, и на белой незагорелой шее четко выделялись два розовых рубца - крест-накрест. Он сидел за столом один и читал газету - насколько я мог видеть, на английском языке.
Я вдруг встал, взял свой стакан и быстро пошел к нему. Я боялся, что он исчезнет. А мне очень хотелось с ним поговорить.
Я подошел и увидел его лицо. Я взял газету из его рук и положил ее на стол.
– Привет, Демид, - сказал я по-русски. - Ты снова в Испании? Почему ты не позвонил мне? Снова намечаются какие-нибудь приключения?
– Никаких приключений. - Демид улыбнулся. - На этот раз - никаких. Привет, Мигель, садись.
Он протянул мне руку. Рукопожатие его было коротким и сильным.
– Ты ждешь Лурдес, да? - спросил я. - Вы видитесь с ней здесь, в Барселоне? Ну да, у вас какие-то там свои дела. Мне не положено знать об этом. Я понимаю…
– Лурдес? - Демид задумчиво поднял брови, словно вспоминая, кому может принадлежать это имя. - Ах да, Лурдес! Чем она сейчас занимается? Бросила свои лесбиянские штучки-дрючки?
– Я думаю, ты прекрасно осведомлен, чем она сейчас занимается.
– Нет, я не в курсе. - Демид развел руками. - Мне кажется, что ты переоцениваешь мои возможности, дорогой Миша.
– Она учится. Через неделю она сдает экзамены в университет. Она собирается стать лингвистом или чем-то в этом роде.
– Отлично! - Демид снова улыбнулся. - Я всегда говорил, что Лурдес - молодец. Из нее выйдет толк - со временем.
Он сделал глоток из стакана и посмотрел на часы. Я тоже схватился за свой коктейль, как утопающий за соломинку. Я пил Cuba libre и молчал. Мне очень хотелось задать Демиду тысячу вопросов. Но язык мой отказывался слушаться меня.
– Замечательная у вас тут погода, - произнес Демид. - А у нас, в Англии - черт знает что. Опять идет дождь. Впору надевать калоши.
– Демид! - взорвался я. - Что за чушь ты несешь? Я не верю, что ты оказался здесь просто так, случайно! И что все это кончится без очередных ужасов. Что ты тут делаешь?
– Ай-яй-яй! - Демид иронично покачал головой. - Что за вопросы? «Что ты тут делаешь?» Где ваше хваленое испанское гостеприимство? Ладно, я скажу тебе, любознательный ты мой. Я приехал, чтобы повидаться с тобой, заглянул на пять минут. С Лурдес я не встречался и встречаться пока не собираюсь. Еще рано, она побаивается меня. Не хочу портить ей настроение.
– Извини, Демид. - Я быстро отходил. - Я рад тебя видеть. Прости, дружище. Ты сам знаешь… Пуганая ворона куста боится.
– Я привез тебе кое-что. - Демид полез в карман. - Привет от одного человека. Она просила передать тебе привет и кучу поцелуев. Но целовать я тебя не буду - извини, Мигель. Как-нибудь в следующий раз…
Он достал из кармана цветную фотографию и положил ее на стол.
У меня защипало в глазах.
Цзян, это была она. Стояла на зеленой полянке с коротко подстриженной травой, на фоне большого красивого дома в викторианском стиле. Анютка была одета в белое платьице с кружевами. Она держала в руках букет полевых цветов и улыбалась. Она была такая миленькая…
– Как она? - спросил я. - Много занимается?
– Много.
– Успешно?
– Успех не приходит быстро. - Демид перевернул фотографию. - Вот, она написала здесь тебе что-то. Прочитай.
Я побледнел. Я не понимал - было это дурацкой шуткой или просто издевательством? На обратной стороне фотографии сверху вниз шел столбец иероглифов, написанных черной тушью.
– Извини, Демид. - Я еле сдерживался, чтоб не сорваться, не выплеснуть свой гнев. - Я не знаю китайского языка. Ты можешь прочитать мне, что здесь написано?
– Попробуем… -Демид повернул надпись к себе. - Так… «Дорогой Мигель, привет. У меня все хорошо, правда. Я люблю тебя. Очень люблю тебя и скучаю по тебе». И еще… - Демид склонился над карточкой. - Что это она тут написала, свинка маленькая? О-о! Нет, это ни к чему. Это мы уберем!
Не успел я сказать и слова, как он достал из кармана маркер и густо перечеркнул три последних иероглифа.
– Что ты делаешь? - завопил я. - Это мне написано! Что там было?
– Ничего, - сказал Демид и посмотрел на меня невинными глазами. - Тебе показалось, Миша.
Иероглифы, зачеркнутые желтыми чернилами, исчезали на глазах. Через секунду на их месте была только девственно белая бумага.
– Спасибо, - буркнул я, схватил фотографию и сунул ее в карман. - И на этом спасибо. Все же лучше, чем ничего. Ты это, Демид… Я, конечно, понимаю, что у вас, Посвященных, свои понятия о чести и о правилах хорошего поведения. О дружбе, в конце концов. Понимаю, что вам плевать на такую мелкую шушеру, как я, на недоразвитых по сравнению с вами. У вас свои большие проблемы, и наши дела кажутся вам ерундой. Но все равно - передай ей огромный привет. Передай привет Цзян. Скажи, что я все еще люблю ее.
– Я передам. - Демид снял темные очки, положил их на стол, и я увидел усталость в его серых глазах. Демид больше не выглядел суперменом, он вдруг оказался осунувшимся, измученным человеком. - Конечно, передам. Она будет очень рада. Она все время думает о тебе. Цзян - замечательная девчушка. Она требует, чтобы называли ее Анютка. Она говорит, что это имя ей больше подходит. Ты представляешь?
– Представляю, - сказал я осипшим голосом. Стакан задрожал в моей руке.
– Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется, Мигель?
– Чего?
– Остаться здесь хоть на пару дней. Надраться с тобой и с Лурдес - где-нибудь в баре или на берегу моря. Сидеть втроем на старых гладких камнях, при свете луны, упираться лбами друг в друга, пить вино, жарить на углях колбаски, говорить о чем-то, хохотать без причины и думать о том, что мы нужны друг другу. Думать о том, что когда будет тебе в жизни хреново, то будет о чем вспомнить - об этом вечере в Испании, о теплой ночи под мерцающими добрыми звездами. О том, что ты был нужен кому-то - хоть раз в жизни. Думать о любви… - Он устало провел рукой по лицу. - Я вижу, ты не в восторге от моей компании. Ты считаешь меня высокомерным. Но это не так, поверь мне. Не так. Я умею быть хорошим. Или умел быть? Уже не знаю…
Он замолчал. Смотрел куда-то в стол, думал о своем. Барабанил пальцами по столу.
– Демид - Я положил руку ему на плечо. - Останься, плюнь на свои дела. Останься. Ты прав - я плохо представляю, какой ты на самом деле. Мы с тобой познакомились в слишком сложной ситуации, чтобы я мог понять тебя тогда. Но я думаю, что мы найдем с тобой общий язык. Тебе нужно расслабиться…
– Я не могу расслабиться. - Демид упрямо качнул головой. - Не могу!
– Почему?
– У меня была девушка, которую я любил. - Демид уставился на меня в упор, и я снова съежился от его ненормального пронзительного взгляда. - Она прочно сидела на наркотиках, но я все-таки снял ее с иглы. Я вытащил ее из дерьма. Она была неуправляемой, как дикая кошка. В один прекрасный день она выстрелила в меня из пистолета и разнесла мне башку, убила меня. Но когда я вышел из реанимации, я простил ей это. Потому что я любил ее. Она не раз убегала от меня, всегда делала все наоборот. Она подставляла меня так, что я чудом спасал жизни - ее и свою. И однажды она ушла от меня - навсегда. Ушла в лес, чтобы жить там.
– В лес?
– Да, Она сказала, что там ее дом. Понимаешь, там ей лучше, чем со мной. А мне очень не хватает ее. Тоскливо мне, понимаешь, Мигель? Нет у меня никакой радости в жизни. У меня только одно хобби - спасать свою шкуру. Я в бегах с того времени, как сбежал из тюрьмы.
– Ты сидел в тюрьме?
– Сидел. Сбежал. А потом сбежал и из своей страны. Теперь я живу в стране, от которой меня тошнит, - в Англии. Мой названый брат перерезал себе горло на моих глазах. Меня убила моя девушка. Потом меня убил Табунщик. А в третий раз меня убил Червь. И каждый раз я воскресал. Потому что мое время умереть еще не пришло. А ты говоришь - расслабиться…
То, что говорил Демид, походило на бред сумасшедшего. Только почему-то я не воспринимал это как бред. Я и сам пережил такое, что не вписывалось ни в какие разумные рамки.
Передо мной был сильный и умный человек, но мне было жаль его. Он не был счастлив и не видел способа, как найти свое счастье.
– Я пойду. - Демид поднялся на ноги. - Пора. Извини, всегда не хватает времени. Извини, дела…
– Пока, - пробормотал я. - До встречи.
Я сидел и смотрел, как он идет по бару, как расплачивается у стойки, как выходит на улицу и ловит такси. Он спешил. Он не оборачивался. Но мне показалось, что я увидел его улыбку через стекло автомобиля. Что он даже махнул мне рукой на прощание.
Фотография Цзян и сейчас лежит в моем кармане. Я не говорил о ней Лурдес. Но думаю, что она и так знает об этой фотке. Она умеет читать мысли.
Мы живы - и это уже очень немало.
Я живу и готовлюсь к чему-то. Меня готовят. Готовят к дню, который придет однажды.
Каким будет этот день?