Страница:
– Откуда я знаю? – провизжал Аркаша и шарахнул кулаком по столу так, что подпрыгнули разом все стаканы и бутылки. – Тебе бы такое мучение!!! Сразу бы все понял!
– Тихо, тихо… – Петя приложил палец к губам. – Смотри, кажется, отпускает… Дай-ка, я тебе помогу.
Он схватил субтильного Аркашу за шиворот могучей дланью и рывком поставил на ноги. Аркаша болезненно застонал.
– Ты болезненно стонешь, – зашептал Петя. – И кулаком стучишь по столу. Значит, все, отпустило тебя. Бегом в сортир!
– Бегом не могу, – прорыдал Аркашка. Слезы катились по его щекам.
– Тогда шагом. Или на четвереньках. Да хоть ползком! Пойдем.
Петя доволок спотыкающегося, подвывающего Аркашу до туалета, запихнул его внутрь, прикрыл дверь и вытер вспотевший лоб.
– Вам не стыдно? – спросил он у автора. – Приличный человек, вроде бы, а своего героя до такого довели…
«Да, что-то жестковат я сегодня, – подумал автор. – Даже жестоковат. Аркашка-то причем? Он у меня нежная душа, интеллигент, а я его так обидел, можно сказать унизил… Надо было Петю помучить. В конце концов, именно он вывел меня из себя своей дубоголовостью»…
– И не надейтесь, – заявил Петя. – Фиг вам, товарищ автор. Я у вас персонаж проработанный, колоритный, можно сказать, в законе. Меня обижать – вам же дороже выйдет. Вот перестану получаться – и все, плакало ваше вдохновение, и романы ваши плакали, и гонорарчики тоже. Живите тогда сами как хотите, а на меня не рассчитывайте!
«Тоже верно, – решил автор. – Аркаша – персонаж проходной, малоперспективный, вообще непонятно, что он тут делает. Забрел случайно. А Петя – типаж наработанный, удоистый. Не стоит его третировать без нужды – ему еще через пару глав от банды рокеров дрыном отмахиваться. Пожалуй, Пете нужно отдохнуть, расслабиться – с учетом предстоящей тяжелой работы. Стоит кое-что переписать. Ошибки хороши тем, что на них учишься. Тем, что их исправляешь».
Автор пробежался по клавиатуре, затер три страницы и Аркаша исчез, растворился в сортирном воздухе. Петя вздохнул с облегчением. Автор – тоже.
В дверь позвонили. Петя открыл и обнаружил на лестничной площадке сногсшибательную блондинку с ногтями, накрашенными красным лаком. Пахло от блондинки явным парижским парфюмом.
– Привет, Петя, – промурлыкала девушка, показывая початую бутылку «Хеннеси». – Меня зовут Марианна. Коньячку вмазать не хочешь?
– А ты ласковая? – поинтересовался Петя.
– Очень, – заверила блондинка. – Владею сорока пятью видами интима. И сорок шестым, дополнительным – для тех, кто мне лично нравится.
– Я тебе точно понравлюсь, – уверенно произнес Петя. – Заходи, цыпа. Начнем с сорок шестого способа.
Автор засучил рукава и бросился в бой.
Вдохновение наконец-то поперло.
Пятка
Животный уровень
Господи, да когда же они в конце концов взломают эту проклятую дверь?! Вонь стояла ужасная – трупный запах терзал мое обострившееся обоняние, кружил голову, сводил с ума. Надо было открыть окно, да вот не успел. Или просто побоялся?
Они ввалились всей толпой – милиционеры, спасатели, понятые. Человек десять. Вонища осадила их резвый скок, отбросила назад.
– Фу! – с отвращением произнес усатый мент в погонах капитана, снял фуражку, вытер пот с лысины. – Тут, наверное, не один жмур, а как минимум полтора. Петя, ты молодой, иди познакомься с покойником. Спроси, как он там себя чувствует…
Сверху я прекрасно видел всех. Меня – никто. Молодой милиционер кашлянул в кулак, сделал последний глоток относительно чистого воздуха и шагнул в комнату. И сразу же вылетел обратно.
– Труп один, – сообщил он, откашлявшись. – Чувствует себя, судя по всему, очень плохо. Распух на всю кровать, черный весь.
– Может, негр? – предположил один из спасателей.
– Шуточки… – проворчал усатый. – Вы сейчас поедете дальше двери ломать, а нам возись с этим негром. Сами как негры пашем…
Все это было уже неинтересно. Пора сматываться. Только как это сделать? Запрудили, идиоты, весь проход. Трупа они не видели, что ли…
Ага. Двери у меня высокие – полметра пространства между головами зевак и верхним косяком. Вполне достаточно.
Я прыгнул, ухватился одной рукой за лосиные рога, торчавшие из стены. С рогов что-то посыпалось. Дотянулся другой рукой до верхней перекладины двери и пролетел над головами, оттолкнувшись пятками от высокой прически Эльвиры Федоровны – взбалмошной дуры из двадцать шестой квартиры. Прическа соскользнула на пол, Эльвира заорала. Я приземлился на четвереньки, оглянулся на оцепеневшую толпу и оскалился. Пожалуй, это был самый эффектный выход на публику в моей жизни. Сегодня я был неотразим.
Глянь-ка ты, и телевизионщики здесь, везде поспели. Значит, покажут меня сегодня вечером по телевизору. Полный триумф!
Я молнией пронесся вверх по лестнице, прыгнул в полуоткрытую дверь, ведущую в лифтовую и выскочил на крышу.
И тут же наткнулся на людей. За бетонной коробкой лифтовой двое тинейджеров самозабвенно смолили «Мальборо». Я вспомнил, что не курил три дня. Я сделал серьезное лицо, насупил брови, подошел к юным губителям здоровья и требовательно протянул открытую ладонь Заканчивайте, мол, братцы-кролики, с табачным счастьем. Отдайте дяде эту бяку.
Они не спорили. Отдали мне всю пачку с зажигалкой впридачу и свалили в темный проем двери, отпихивая друг друга плечами.
Я открыл пачку. Одна сигарета, черт возьми – хилый трофей. И зажигалка какая-то корявая – пальцы с ней не справляются. С десятого раза я прикурил и мучительно закашлялся.
Вот что значит не курить три дня. Хотя сейчас мне показалось, что я не курил никогда.
Наверное, за мной уже организована погоня. А может быть, и не организована. В любом случае, уходить с крыши надо. Я перегнулся через бордюр и посмотрел в провал улицы. Хм… Оказывается, совсем невысоко – метров тридцать. И вереница удобных балконов сверху донизу.
Скатившись по ним, как по ступеням, я пересек двор и взлетел на высокое дерево. Только здесь, в густой кроне, я смог наконец отдышаться, расслабиться, а заодно и обдумать ситуацию.
В моей квартире труп. И боюсь, что не последний в этой истории. Я даже знаю, чей труп будет следующим – Володьки Нартова.
Володька, друг мой преданный, мой компаньон со студенческих времен. Как же мы вляпались в эту ситуацию?.. Угораздило меня… Три дня прошло…
Три дня. А может, еще не поздно? Очень даже может быть. А чего же я здесь тогда сижу? К Володьке соваться бессмысленно – он гарантированно лег на дно, а дна его даже я не знаю.
Единственное место, где можно получить информацию – избушка Книжника. Прогуляюсь-ка я до него, нанесу визит вежливости.
Я сел на маршрутку. Поскольку денег я с собой не прихватил, сесть пришлось на крышу. Точнее – лечь, чтобы не вызывать лишнего ажиотажа у трудящихся. Впрочем, трудящихся было не так много, практически не было совсем. Смеркалось.
Избушка Книжника располагалась в зоне престижных коттеджей в пятнадцати километрах от города. Пришлось пересесть на попутку. Я не стал терять время на голосование у обочины – воспользовался ближайшим перекрестком и перескочил в кузов грузовика, поворачивающего в нужном мне направлении.
Спустя полчаса я подошел к высокому забору из красного кирпича, окружающему территорию в полтора гектара. Территория фазенды принадлежала Книжнику. Трехэтажная избушка, стоящая в двадцати метрах от забора, также принадлежала Книжнику. В этом городе многое принадлежало Книжнику, слишком многое.
В правой руке я тащил кошку – хорошую, породистую, сиамскую. Я прихватил ее по пути – видно, вышла киска погулять перед сном, на свою беду. Говорят, сиамцы отличаются дурным характером. Эта животина тоже пробовала громко предъявить претензии, но я быстро охладил ее пыл, пару раз стукнув о дерево, и теперь она вела себя более чем скромно. Люблю скромных кисок.
Я выбрал подходящее дерево, стоящее ближе всего к краснокирпичному забору. Вскарабкался на него и осмотрелся. Кошка не доставила мне особых хлопот, потому что я держал ее подмышкой за горлышко.
Было тихо и спокойно. Сейчас будет не так.
Выдохнув, я четко переметнулся на гребень стены, в одно касание скакнул на высмотренное дерево за оградой. И тут началось…
Черными жилистыми молниями к дереву метнулись три добермана. Ах, красавцы! А голосистые какие…
А вот и ребятки с «береттами» выскочили. Реакция вымуштрованных бойцов – у Книжника шушера не водится. Загорелись фонари по всему периметру. Для полного абзаца не хватало только сирены.
Ни свет, ни суета меня не волновали. Я схватил кошку пальцами ног и полетел. Маленький стратегический бомбардировщик, несущий маленькую бомбочку. Перехват длинных рук, еще перехват, еще… Ветка за веткой, дерево за деревом. Моя цель – черепичная крыша коттеджа – приближалась с каждым прыжком.
Мешало одно: кошка умудрилась вырваться и начала карабкаться вверх по ноге. Ее цепкие когти медленно, но верно приближались к… Врешь, сука. Я перехватил ее второй ногой и продолжил свой путь.
Вот она, крыша.
Настала пора бомбометания. Я цапнул кошку за шкирку и что есть сил швырнул в сторону забора. Прощай и прости, киса.
С оглушительным мявом кошка пролетела по прекрасной баллистической дуге, изящно балансируя хвостом, и приземлилась точно на ноги. Мир праху ее… «А может тот облезлый кот был в прошлом негодяем», – пришло на ум из Высоцкого. Может… теперь не так уж и важно. На крышу никто уже не смотрел, охрана и рассвирепевшие псы кучей толпились у забора, разбираясь с тем, что осталось от мелкого домашнего животного. Осталось, вероятно, не так уж и много.
Вперед, вперед… Несколько быстрых шагов по крыше, отблеск в стекле мансардного окна – и я, мягко спружинив, приземлился на пол.
Замер, отдышался. Вспомнил планировку коттеджа. Я бывал здесь не раз. Главное – не засветиться, что не так уж и трудно в таком огромном доме.
Дверь открылась бесшумно. Мягко переступая босыми ногами, я спустился по крутой лестнице.
Звук шагов в коридоре… Я нырнул в темную нишу и слился со стеной.
Молодой человек, напоминающий сложением бронированный сейф, вывернул из-за угла. На квадратной его голове сидели наушники, ствол пистолета пританцовывал в такт неслышимой музыке. Хорош охранничек, из пушки пали – не услышит. Меломан…
Я выскользнул из своего убежища и пристроился в кильватер. Мой проводник добрался до конца коридора, пробежался пальцами по сенсорным кнопкам кодового замка. Я присел сзади него.
Дверь открылась. Я не раздумывал – доля секунды, и вот я уже в комнате. Точнее, в узком пространстве между стеной и задней стенкой полукруглого дивана.
Моего появления никто не заметил. Бог милостив… Я огляделся. Зеркальный шкаф-купе напротив давал неплохой обзор комнаты. Камин, пара диванов, несколько кресел, бар, большой стол – круглый и стеклянный. Кают-компания – вот как называлось это место. Здесь принимали гостей, расслаблялись и обсуждали новости. Идеальное место для сбора информации.
– Что там за шум? – спросил у вошедшего Книжник. Это был он, собственной персоной. Я видел только его ноги, но обознаться не мог – неповторимые туфли из желтой крокодиловой кожи были таким же аксессуаром босса, как и родинка на правой щеке.
– Все в порядке, шеф, – пробасил охранник. – Ложная тревога, псы котяру подрали. Ребята там прибирают.
– Ладно, иди, – отослал охранника незнакомый голос. Дверь мягко закрылась. – Вот мы к нему подходим, а он… – человек продолжил прерванный разговор.
– Стоп! – резко оборвал его Книжник. – Смотри, Толик, что показывают!
Бубнивший фоном телевизор заговорил громче. Я передвинулся вправо – мерцающий экран стал виден как на ладони. Ага, что-то знакомое. "Вечер трудного дня" – криминальная хроника.
– …В двадцать восьмой квартире дома номер семь по улице Чернявского обнаружен труп мужчины. Судя по состоянию трупа, смерть наступила не менее трех суток назад. Отметим один необычный момент – когда служба МЧС, вызванная соседями, вскрыла дверь, из квартиры выскочило странное животное. Судя по описанию свидетелей, это была небольшая человекообразная обезьяна.
Я смотрел на экран. Замедленная съемка: над головами сгрудившихся на площадке людей проносится узкое черное тело, снабженное непомерно длинными руками. Испуганные вопли, дикий визг Эльвиры, топот ног и прочее. Наконец – последний смазанный кадр – ухмыляющийся гиббон на четвереньках. Чао! Всем привет из лесов Суматры!
Теперь на экране замелькали кадры панорамы моей квартиры. Крупно, со смаком, оператор демонстрировал мою растерзанную кровать с распухшим, полуодетым трупом. Страшное почерневшее лицо – тоже мое.
– Как установлено, труп принадлежит хозяину квартиры, тридцатилетнему Андрееву Сергею Вадимовичу, в недавнем прошлом программисту скандально известной фирмы "Стелла", а ныне безработному. В связи с криминальными событиями, широко освещавшимися в прессе, правоохранительные органы давно интересовались погибшим, и поэтому же одной из версий гибели можно считать разборки между преступными группировками. Впрочем, не исключена и причастность к случившемуся животного, находившегося в квартире, – тонко намекнул ведущий. – Мы просим всех, кто владеет какой-либо информацией о произошедшем, оказать содействие следствию…
Звук телевизора смолк.
– Чернявского, семь, двадцать восемь… – напряженно произнес Книжник – Он?
– Он, – мрачно ответил тот, кого назвали Толиком. – Ушел, сука. Интересно, сам или кто помог? Может его дружок того, оприходовал? Дознался, что его заложили – и замочил гада…
– Нет, это вряд ли. Не та они публика, интеллигенты вшивые. Заложить – это да, запросто. А замочить – кишка тонка.
– Не сам, – откликнулся Толик. – Нанял кого…
– Да черт с ним! – прекратил дискуссию Книжник. – Замочили его или сам откинулся – не наши проблемы. Сдох и ладно, меньше мараться. Мразь! – произнес он с чувством.
Мразь – это я. В общем-то он прав. Неделю назад я осознал это окончательно и бесповоротно. Оттого и запил по-черному, оттого и сдох, отравившись уксусной эссенцией, не в силах больше переносить мерзость окружающего мира и мерзость самого себя.
– Не пора нам двигаться? – осведомился Толик.
– Самое время, – сказал босс. – Сколько машин подготовили?
– Четыре. Три на основное шоссе, и еще одну на Кузьминский тракт. Так, на всякий случай.
– Еще одну машину надо, – сухо произнес Книжник. – Про Ольгинскую дорогу забыл, Толик? Мышей не ловишь.
– Так она ж… Типа как совсем заброшена.
– Перекрыть, – приказал босс. – Возьмешь «Паджеро». И сам туда поедешь.
– Думаете, что он там попрется?
– Ничего я не думаю. Это твое дело – думать, чтоб эта тварь сегодня в аэропорт не проскочила.
– Ладно, все сделаем. Бабу, кстати, тоже мочить?
Я замер.
– Мочить, не хрена тут думать. Нартова живым забрать и привезти сюда. Тут мы с ним про все и побеседуем. Все он нам все расскажет – и как кинули нас, и где бабки схоронены. А остальных мочить – всех, пусть их там хоть полная тачка будет. Обычная процедура – труп за руль, и бензином облить…
Я с трудом удержался от того, чтоб не взвыть в полный голос.
Марина! Милая Маринка! Ее-то за что?! Вовку я, конечно, подставил по полной программе. Он, сволочь, сам виноват. Был у нас с ним честный договор: пусть Маринка сама выбирает – Вовку или меня. Не провоцировать, не соблазнять. А он втихаря, за спиной… Раньше за такое на дуэль вызывали, сейчас вот бандитам закладывают. Ну да – мерзавец я, заложил его – спьяну, в отместку. Но о Марине я тогда не думал.
Думал. Конечно, думал. И пил, чтобы не думать. Допился до самоубийства. И через три дня воскрес рядом с собственным трупом – в теле обезьяны.
Читал я о таком: карма, реинкарнация и все такое… Верил? Вряд ли. Как и большинство современных преуспевающих людей, верил я лишь в то, что видел собственными глазами.
Теперь мне представилась великолепная возможность поверить в реинкарнацию и Круг Перерождений. Не могу сказать, что воскрешение сильно меня обрадовало. Как-то неправильно было выполнено переселение моей души – наспех, не по правилам. А где же Срединный (он же Восьмеричный) Путь, Майтри-Карума и Анатман?
Видимо, тот, кто отправил меня сюда, сильно торопился. Не стоило большого труда догадаться, почему. Похоже, мне предоставили возможность исправить ошибки прошлой жизни. Искупай, мол, свою карму, обезьяна вонючая.
Есть ли у меня выбор? Есть, как ни странно. Можно смело умыть лапы, плюнуть на все и идти сдаваться в зоопарк. Жизнь – она дороже. Жизнь – это жизнь, хоть и обезьянья. Глядишь, выкину из головы человечьи заботы, обзаведусь симпатичной самочкой, даже улучшу породу. Кормежки будет завались – бананы, апельсины, ананасы. Все бесплатно. А скучно станет – в цирк подамся. Никакой дрессировщик мне не нужен – развит не по годам, сам себе Дуров…
Я уже твердо знал, что буду делать. Ольгинская дорога – вот где поедет Володька. И я поеду туда. Транспорт мне обеспечен, только не опоздать на него.
Пискнула рация.
– По коням, – скомандовал Толик, поднимаясь с дивана.
– Ну вы там разбирайтесь, я пошел к себе, – сказал Книжник.
Я остался в одиночестве. Тенью выскользнув из своего укрытия, я покинул избушку уже привычным маршрутом – через крышу. И занял наблюдательную позицию на ветке дерева.
Крутые люди предпочитают крутые тачки. Толик садился в «Мицубиси-Паджеро» серо-стального цвета. Вздутые колесные арки, скошенное заднее окно. Дорогая игрушка. И главное – дуги на крыше. Есть за что держаться.
Тот, кого я прозвал Меломаном, сел за руль. Два крепыша и Толик загрузились вслед за ним. Я прыгнул на крышу только тогда, когда автомобиль тронулся с места. Собаки коротко взлаяли, но опоздали – под визг покрышек мы вылетели через ворота. Меломан, судя по всему, любил быструю езду.
Джип несся по шоссе, приближаясь к развилке. До наступления полной темноты оставалось всего ничего. Наверное, я был неплохо виден в свете фар проходящих машин. Виден всем, но только не тем, кто сидел в джипе. Пока я был в относительной безопасности. Пока.
«Мицубиси» сбросил скорость и повернул на Ольгинскую дорогу. Я тут же ощутил это на собственных костях. М-м-мать тво-йю! Приходилось мне в прошлой жизни ездить по этим колдобинам – лучшего места для того, чтобы угробить машину, не придумаешь.
Приближаемся, пора что-то предпринимать. Я глянул вправо и вниз и обнаружил чуть ли не перед своим гиббоньим носом черный лапоть мобильного телефона.
Ребята в салоне маялись от духоты, стекла в машине были опущены. Из правого переднего окна торчала веснушчатая ручища, сжимающая мобилу. Возможно, обладатель аппарата охлаждал электронику потоком встречного воздуха. Хотя более вероятно, что он просто не совсем умещался в салоне – у людей определенного типа принято ездить с высунутыми на улицу руками и демонстрировать окружающему миру отточенную, умелую распальцовку.
С этого и начнем, – решил я и выхватил телефон из расслабленной руки. Несколько секунд рука перебирала пальцами в пространстве, выражая недоумение. Потом, очевидно, сигнал, пробившись сквозь заросли нервов, достиг мозга. Рука исчезла, и появилась голова с изумленно округлившимися глазами. Что, собственно говоря, мне и требовалось.
Я врезал мобилой прямо в переносицу, вложив в удар всю гиббонью силу. Японская электроника брызнула деталями. Переносица – тоже.
Выражение глаз головы почти не изменилось. Несколько разочарованный, я размазал по лицу то, что еще оставалось от телефона, и, уже ни на что не надеясь, ткнул растопыренными пальцами в глаза. Подействовало – очевидно, обладателю головы это ощущение было знакомо больше. Акустический удар едва не смел меня с крыши машины. Давненько я не слыхал такого отменного вопля! Рев саблезубого тигра на приеме у дантиста показался бы по сравнению с этим звуком цыплячьим писком.
Голова скрылась, машина резко вильнула, но выровнялась.
Надо было закреплять успех. Я перекинул тело вперед по крыше, не глядя запустил руку по самое плечо в водительское окошко и, ощутив мягкость пухлой щеки Меломана, выдернул руку обратно, не забыв согнуть пальцы. Ногти в новой жизни у меня были крепкие и острые.
Этот кричал потише, зато музыкально. Меццо-сопрано, Майкл Джексон пятьдесят шестого размера. Джексон не Джексон, а пластическую операцию ему делать придется.
Машина резко затормозила, едва удержавшись на обочине. Зато не удержался я. Кратковременная радость свободного полета закончилась болезненным ударом о матушку-сыру-землю. Суматранские гиббоны дружно посмеялись бы над моим неуклюжим падением, мне же было не до веселья. Медленно поднявшись на четыре конечности, я помотал головой. В глазах двоилось.
– Вон он, сволочь! – заорали из машины. – Кончай его, гада!
– Да это же обезьяна!
– Зверюга из квартиры трупа! Та самая! Зуб даю – она!!!
Последняя реплика могла принадлежать только Толику. Узнал. Я становлюсь кинозвездой. Как и всякой кинозвезде, мне следовало избегать плотной встречи с поклонниками, особенно возбужденными.
Сзади уже хлопали открываемые дверцы, пора было заняться спасением собственной шкуры.
Такого матерного ора я не слыхивал отродясь. Братва вывалила из джипа, на ходу передергивая затворы всего, что было под рукой. Я рванул к ближайшим деревьям.
– Тихо, тихо… – Петя приложил палец к губам. – Смотри, кажется, отпускает… Дай-ка, я тебе помогу.
Он схватил субтильного Аркашу за шиворот могучей дланью и рывком поставил на ноги. Аркаша болезненно застонал.
– Ты болезненно стонешь, – зашептал Петя. – И кулаком стучишь по столу. Значит, все, отпустило тебя. Бегом в сортир!
– Бегом не могу, – прорыдал Аркашка. Слезы катились по его щекам.
– Тогда шагом. Или на четвереньках. Да хоть ползком! Пойдем.
Петя доволок спотыкающегося, подвывающего Аркашу до туалета, запихнул его внутрь, прикрыл дверь и вытер вспотевший лоб.
– Вам не стыдно? – спросил он у автора. – Приличный человек, вроде бы, а своего героя до такого довели…
«Да, что-то жестковат я сегодня, – подумал автор. – Даже жестоковат. Аркашка-то причем? Он у меня нежная душа, интеллигент, а я его так обидел, можно сказать унизил… Надо было Петю помучить. В конце концов, именно он вывел меня из себя своей дубоголовостью»…
– И не надейтесь, – заявил Петя. – Фиг вам, товарищ автор. Я у вас персонаж проработанный, колоритный, можно сказать, в законе. Меня обижать – вам же дороже выйдет. Вот перестану получаться – и все, плакало ваше вдохновение, и романы ваши плакали, и гонорарчики тоже. Живите тогда сами как хотите, а на меня не рассчитывайте!
«Тоже верно, – решил автор. – Аркаша – персонаж проходной, малоперспективный, вообще непонятно, что он тут делает. Забрел случайно. А Петя – типаж наработанный, удоистый. Не стоит его третировать без нужды – ему еще через пару глав от банды рокеров дрыном отмахиваться. Пожалуй, Пете нужно отдохнуть, расслабиться – с учетом предстоящей тяжелой работы. Стоит кое-что переписать. Ошибки хороши тем, что на них учишься. Тем, что их исправляешь».
Автор пробежался по клавиатуре, затер три страницы и Аркаша исчез, растворился в сортирном воздухе. Петя вздохнул с облегчением. Автор – тоже.
В дверь позвонили. Петя открыл и обнаружил на лестничной площадке сногсшибательную блондинку с ногтями, накрашенными красным лаком. Пахло от блондинки явным парижским парфюмом.
– Привет, Петя, – промурлыкала девушка, показывая початую бутылку «Хеннеси». – Меня зовут Марианна. Коньячку вмазать не хочешь?
– А ты ласковая? – поинтересовался Петя.
– Очень, – заверила блондинка. – Владею сорока пятью видами интима. И сорок шестым, дополнительным – для тех, кто мне лично нравится.
– Я тебе точно понравлюсь, – уверенно произнес Петя. – Заходи, цыпа. Начнем с сорок шестого способа.
Автор засучил рукава и бросился в бой.
Вдохновение наконец-то поперло.
Пятка
Значит, так: существовала на планете Земля очень высокоразвитая цивилизация, основанная небольшими существами, странными для человеческого взгляда. Были они маленькими, бесформенными, фиолетовыми, с выростами на головном конце, напоминающим рожки. На самом деле это были антенны, воспринимающие электрическую энергию. Основана была эта цивилизация на поляне дубового леса не так давно – где-то через месяц после последней Пасхи, но, поскольку время в ней двигалось со скоростью, многократно превышающей таковую у людей, то и успехи развития данных существ были просто удивительными. За несколько недель после мутации из обычных лесных слизней они изобрели колесо, одомашнили жужелиц, построили и разрушили собственную Вавилонскую башню (высотой с пень), в результате чего начали говорить на разных языках и не всегда понимали друг друга. В течение следующей недели они пережили Великий Потоп, вызванный весенним дождем, перешли от многобожия к монотеизму, зачем-то провели несколько Крестовых походов против соседних улиточьих колоний и сделали печатный станок, чтобы изготавливать индульгенции. Следующий месяц был проведен в непрерывных войнах, на фоне которых все же развивались производственные отношения и буквально через два дня после первой буржуазной революции наступила эпоха Научно-Технического Прогресса. Ручей был перегорожен плотиной и электростанция начала добывать электроэнергию. В дома пришел свет.
Однако, далее вышеописанные существа пошли путем, совсем не сходным с развитием человеческой цивилизации. Исследования лучших ученых выявили, что возможно восприятие энергии электричества без помощи проводов – непосредственно антеннами, находящимися на головном конце. Причем энергия эта могла заменять еду, питье и обычные (половые) способы размножения. Освобожденные от утилитарных потребностей, существа перестали воевать и начали прилагать все жизненные усилия к гармоничному развитию каждой особи, а также к поискам альтернативных способов добывания электричества, не ведущих к засорению экологической среды лесной поляны. Правда, некоторые предрекали скорый закат цивилизации и даже гибель ее в результате внешних непредсказуемых воздействий, но на них мало кто обращал внимание.
Еще через три дня плотина на ручье была разрушена, так как в ней исчезла надобность. Вся цивилизация питалась теперь от единого компактного энергоблока, напоминающего своей формой и размером перезревший гриб-дождевик.
В это время пастух Василий Листков брел по лесу, находясь в некотором забытье – то ли по причине вчерашнего приема самодельного алкоголя, то ли в результате природной склонности к обдумыванию мысли. Он протопал босыми ногами по поляне, оставив в цивилизации страшные разрушения. В конце концов он наступил левою пяткой на энергоблок. Легкое облачко серо-зеленой пыли поднялось над поляной. Все представители цивилизации погибли мгновенно, лишившись живительной энергии, без которой уже не могли протекать их жизненные процессы.
Развитие цивилизации, таким образом, было прервано в самой гармоничной стадии своего существования.
А пастух Вася Листков поднял свою правую ногу, испачканную фиолетовой слизью, задумчиво посмотрел на пятку и поскреб ее грязным сломанным ногтем.
Пятка страшно чесалась.
Однако, далее вышеописанные существа пошли путем, совсем не сходным с развитием человеческой цивилизации. Исследования лучших ученых выявили, что возможно восприятие энергии электричества без помощи проводов – непосредственно антеннами, находящимися на головном конце. Причем энергия эта могла заменять еду, питье и обычные (половые) способы размножения. Освобожденные от утилитарных потребностей, существа перестали воевать и начали прилагать все жизненные усилия к гармоничному развитию каждой особи, а также к поискам альтернативных способов добывания электричества, не ведущих к засорению экологической среды лесной поляны. Правда, некоторые предрекали скорый закат цивилизации и даже гибель ее в результате внешних непредсказуемых воздействий, но на них мало кто обращал внимание.
Еще через три дня плотина на ручье была разрушена, так как в ней исчезла надобность. Вся цивилизация питалась теперь от единого компактного энергоблока, напоминающего своей формой и размером перезревший гриб-дождевик.
В это время пастух Василий Листков брел по лесу, находясь в некотором забытье – то ли по причине вчерашнего приема самодельного алкоголя, то ли в результате природной склонности к обдумыванию мысли. Он протопал босыми ногами по поляне, оставив в цивилизации страшные разрушения. В конце концов он наступил левою пяткой на энергоблок. Легкое облачко серо-зеленой пыли поднялось над поляной. Все представители цивилизации погибли мгновенно, лишившись живительной энергии, без которой уже не могли протекать их жизненные процессы.
Развитие цивилизации, таким образом, было прервано в самой гармоничной стадии своего существования.
А пастух Вася Листков поднял свою правую ногу, испачканную фиолетовой слизью, задумчиво посмотрел на пятку и поскреб ее грязным сломанным ногтем.
Пятка страшно чесалась.
Животный уровень
Каждый из них имеет свои подуровни – например, на уровне ада восемь холодных и восемь горячих адов.Thomas E. The History of Buddhist Thought. London., 1953
Господи, да когда же они в конце концов взломают эту проклятую дверь?! Вонь стояла ужасная – трупный запах терзал мое обострившееся обоняние, кружил голову, сводил с ума. Надо было открыть окно, да вот не успел. Или просто побоялся?
Шипение с той стороны – что они там делают? Применяют какую-нибудь гидравлику? Дверь у меня хорошая – простым пинком не вышибешь. Непростым тоже. Человек я не самый богатый, но пару тысяч баксов на приличную дверь найти могу.Хрясть! Деформированная, сплющенная дверь распахнулась, едва не съездив мне по носу. Я не успел даже подумать – тело сообразило за меня, прыгнуло на тумбочку, и через секунду я оказался под самым потолком – на шкафу в прихожей.
Они ввалились всей толпой – милиционеры, спасатели, понятые. Человек десять. Вонища осадила их резвый скок, отбросила назад.
– Фу! – с отвращением произнес усатый мент в погонах капитана, снял фуражку, вытер пот с лысины. – Тут, наверное, не один жмур, а как минимум полтора. Петя, ты молодой, иди познакомься с покойником. Спроси, как он там себя чувствует…
Сверху я прекрасно видел всех. Меня – никто. Молодой милиционер кашлянул в кулак, сделал последний глоток относительно чистого воздуха и шагнул в комнату. И сразу же вылетел обратно.
– Труп один, – сообщил он, откашлявшись. – Чувствует себя, судя по всему, очень плохо. Распух на всю кровать, черный весь.
– Может, негр? – предположил один из спасателей.
– Шуточки… – проворчал усатый. – Вы сейчас поедете дальше двери ломать, а нам возись с этим негром. Сами как негры пашем…
Все это было уже неинтересно. Пора сматываться. Только как это сделать? Запрудили, идиоты, весь проход. Трупа они не видели, что ли…
Ага. Двери у меня высокие – полметра пространства между головами зевак и верхним косяком. Вполне достаточно.
Я прыгнул, ухватился одной рукой за лосиные рога, торчавшие из стены. С рогов что-то посыпалось. Дотянулся другой рукой до верхней перекладины двери и пролетел над головами, оттолкнувшись пятками от высокой прически Эльвиры Федоровны – взбалмошной дуры из двадцать шестой квартиры. Прическа соскользнула на пол, Эльвира заорала. Я приземлился на четвереньки, оглянулся на оцепеневшую толпу и оскалился. Пожалуй, это был самый эффектный выход на публику в моей жизни. Сегодня я был неотразим.
Глянь-ка ты, и телевизионщики здесь, везде поспели. Значит, покажут меня сегодня вечером по телевизору. Полный триумф!
Я молнией пронесся вверх по лестнице, прыгнул в полуоткрытую дверь, ведущую в лифтовую и выскочил на крышу.
И тут же наткнулся на людей. За бетонной коробкой лифтовой двое тинейджеров самозабвенно смолили «Мальборо». Я вспомнил, что не курил три дня. Я сделал серьезное лицо, насупил брови, подошел к юным губителям здоровья и требовательно протянул открытую ладонь Заканчивайте, мол, братцы-кролики, с табачным счастьем. Отдайте дяде эту бяку.
Они не спорили. Отдали мне всю пачку с зажигалкой впридачу и свалили в темный проем двери, отпихивая друг друга плечами.
Я открыл пачку. Одна сигарета, черт возьми – хилый трофей. И зажигалка какая-то корявая – пальцы с ней не справляются. С десятого раза я прикурил и мучительно закашлялся.
Вот что значит не курить три дня. Хотя сейчас мне показалось, что я не курил никогда.
Наверное, за мной уже организована погоня. А может быть, и не организована. В любом случае, уходить с крыши надо. Я перегнулся через бордюр и посмотрел в провал улицы. Хм… Оказывается, совсем невысоко – метров тридцать. И вереница удобных балконов сверху донизу.
Скатившись по ним, как по ступеням, я пересек двор и взлетел на высокое дерево. Только здесь, в густой кроне, я смог наконец отдышаться, расслабиться, а заодно и обдумать ситуацию.
В моей квартире труп. И боюсь, что не последний в этой истории. Я даже знаю, чей труп будет следующим – Володьки Нартова.
Володька, друг мой преданный, мой компаньон со студенческих времен. Как же мы вляпались в эту ситуацию?.. Угораздило меня… Три дня прошло…
Три дня. А может, еще не поздно? Очень даже может быть. А чего же я здесь тогда сижу? К Володьке соваться бессмысленно – он гарантированно лег на дно, а дна его даже я не знаю.
Единственное место, где можно получить информацию – избушка Книжника. Прогуляюсь-ка я до него, нанесу визит вежливости.
Я сел на маршрутку. Поскольку денег я с собой не прихватил, сесть пришлось на крышу. Точнее – лечь, чтобы не вызывать лишнего ажиотажа у трудящихся. Впрочем, трудящихся было не так много, практически не было совсем. Смеркалось.
Избушка Книжника располагалась в зоне престижных коттеджей в пятнадцати километрах от города. Пришлось пересесть на попутку. Я не стал терять время на голосование у обочины – воспользовался ближайшим перекрестком и перескочил в кузов грузовика, поворачивающего в нужном мне направлении.
Спустя полчаса я подошел к высокому забору из красного кирпича, окружающему территорию в полтора гектара. Территория фазенды принадлежала Книжнику. Трехэтажная избушка, стоящая в двадцати метрах от забора, также принадлежала Книжнику. В этом городе многое принадлежало Книжнику, слишком многое.
В правой руке я тащил кошку – хорошую, породистую, сиамскую. Я прихватил ее по пути – видно, вышла киска погулять перед сном, на свою беду. Говорят, сиамцы отличаются дурным характером. Эта животина тоже пробовала громко предъявить претензии, но я быстро охладил ее пыл, пару раз стукнув о дерево, и теперь она вела себя более чем скромно. Люблю скромных кисок.
Я выбрал подходящее дерево, стоящее ближе всего к краснокирпичному забору. Вскарабкался на него и осмотрелся. Кошка не доставила мне особых хлопот, потому что я держал ее подмышкой за горлышко.
Было тихо и спокойно. Сейчас будет не так.
Выдохнув, я четко переметнулся на гребень стены, в одно касание скакнул на высмотренное дерево за оградой. И тут началось…
Черными жилистыми молниями к дереву метнулись три добермана. Ах, красавцы! А голосистые какие…
А вот и ребятки с «береттами» выскочили. Реакция вымуштрованных бойцов – у Книжника шушера не водится. Загорелись фонари по всему периметру. Для полного абзаца не хватало только сирены.
Ни свет, ни суета меня не волновали. Я схватил кошку пальцами ног и полетел. Маленький стратегический бомбардировщик, несущий маленькую бомбочку. Перехват длинных рук, еще перехват, еще… Ветка за веткой, дерево за деревом. Моя цель – черепичная крыша коттеджа – приближалась с каждым прыжком.
Мешало одно: кошка умудрилась вырваться и начала карабкаться вверх по ноге. Ее цепкие когти медленно, но верно приближались к… Врешь, сука. Я перехватил ее второй ногой и продолжил свой путь.
Вот она, крыша.
Настала пора бомбометания. Я цапнул кошку за шкирку и что есть сил швырнул в сторону забора. Прощай и прости, киса.
С оглушительным мявом кошка пролетела по прекрасной баллистической дуге, изящно балансируя хвостом, и приземлилась точно на ноги. Мир праху ее… «А может тот облезлый кот был в прошлом негодяем», – пришло на ум из Высоцкого. Может… теперь не так уж и важно. На крышу никто уже не смотрел, охрана и рассвирепевшие псы кучей толпились у забора, разбираясь с тем, что осталось от мелкого домашнего животного. Осталось, вероятно, не так уж и много.
Вперед, вперед… Несколько быстрых шагов по крыше, отблеск в стекле мансардного окна – и я, мягко спружинив, приземлился на пол.
Замер, отдышался. Вспомнил планировку коттеджа. Я бывал здесь не раз. Главное – не засветиться, что не так уж и трудно в таком огромном доме.
Дверь открылась бесшумно. Мягко переступая босыми ногами, я спустился по крутой лестнице.
Звук шагов в коридоре… Я нырнул в темную нишу и слился со стеной.
Молодой человек, напоминающий сложением бронированный сейф, вывернул из-за угла. На квадратной его голове сидели наушники, ствол пистолета пританцовывал в такт неслышимой музыке. Хорош охранничек, из пушки пали – не услышит. Меломан…
Я выскользнул из своего убежища и пристроился в кильватер. Мой проводник добрался до конца коридора, пробежался пальцами по сенсорным кнопкам кодового замка. Я присел сзади него.
Дверь открылась. Я не раздумывал – доля секунды, и вот я уже в комнате. Точнее, в узком пространстве между стеной и задней стенкой полукруглого дивана.
Моего появления никто не заметил. Бог милостив… Я огляделся. Зеркальный шкаф-купе напротив давал неплохой обзор комнаты. Камин, пара диванов, несколько кресел, бар, большой стол – круглый и стеклянный. Кают-компания – вот как называлось это место. Здесь принимали гостей, расслаблялись и обсуждали новости. Идеальное место для сбора информации.
– Что там за шум? – спросил у вошедшего Книжник. Это был он, собственной персоной. Я видел только его ноги, но обознаться не мог – неповторимые туфли из желтой крокодиловой кожи были таким же аксессуаром босса, как и родинка на правой щеке.
– Все в порядке, шеф, – пробасил охранник. – Ложная тревога, псы котяру подрали. Ребята там прибирают.
– Ладно, иди, – отослал охранника незнакомый голос. Дверь мягко закрылась. – Вот мы к нему подходим, а он… – человек продолжил прерванный разговор.
– Стоп! – резко оборвал его Книжник. – Смотри, Толик, что показывают!
Бубнивший фоном телевизор заговорил громче. Я передвинулся вправо – мерцающий экран стал виден как на ладони. Ага, что-то знакомое. "Вечер трудного дня" – криминальная хроника.
– …В двадцать восьмой квартире дома номер семь по улице Чернявского обнаружен труп мужчины. Судя по состоянию трупа, смерть наступила не менее трех суток назад. Отметим один необычный момент – когда служба МЧС, вызванная соседями, вскрыла дверь, из квартиры выскочило странное животное. Судя по описанию свидетелей, это была небольшая человекообразная обезьяна.
Я смотрел на экран. Замедленная съемка: над головами сгрудившихся на площадке людей проносится узкое черное тело, снабженное непомерно длинными руками. Испуганные вопли, дикий визг Эльвиры, топот ног и прочее. Наконец – последний смазанный кадр – ухмыляющийся гиббон на четвереньках. Чао! Всем привет из лесов Суматры!
Теперь на экране замелькали кадры панорамы моей квартиры. Крупно, со смаком, оператор демонстрировал мою растерзанную кровать с распухшим, полуодетым трупом. Страшное почерневшее лицо – тоже мое.
– Как установлено, труп принадлежит хозяину квартиры, тридцатилетнему Андрееву Сергею Вадимовичу, в недавнем прошлом программисту скандально известной фирмы "Стелла", а ныне безработному. В связи с криминальными событиями, широко освещавшимися в прессе, правоохранительные органы давно интересовались погибшим, и поэтому же одной из версий гибели можно считать разборки между преступными группировками. Впрочем, не исключена и причастность к случившемуся животного, находившегося в квартире, – тонко намекнул ведущий. – Мы просим всех, кто владеет какой-либо информацией о произошедшем, оказать содействие следствию…
Звук телевизора смолк.
– Чернявского, семь, двадцать восемь… – напряженно произнес Книжник – Он?
– Он, – мрачно ответил тот, кого назвали Толиком. – Ушел, сука. Интересно, сам или кто помог? Может его дружок того, оприходовал? Дознался, что его заложили – и замочил гада…
– Нет, это вряд ли. Не та они публика, интеллигенты вшивые. Заложить – это да, запросто. А замочить – кишка тонка.
– Не сам, – откликнулся Толик. – Нанял кого…
– Да черт с ним! – прекратил дискуссию Книжник. – Замочили его или сам откинулся – не наши проблемы. Сдох и ладно, меньше мараться. Мразь! – произнес он с чувством.
Мразь – это я. В общем-то он прав. Неделю назад я осознал это окончательно и бесповоротно. Оттого и запил по-черному, оттого и сдох, отравившись уксусной эссенцией, не в силах больше переносить мерзость окружающего мира и мерзость самого себя.
– Не пора нам двигаться? – осведомился Толик.
– Самое время, – сказал босс. – Сколько машин подготовили?
– Четыре. Три на основное шоссе, и еще одну на Кузьминский тракт. Так, на всякий случай.
– Еще одну машину надо, – сухо произнес Книжник. – Про Ольгинскую дорогу забыл, Толик? Мышей не ловишь.
– Так она ж… Типа как совсем заброшена.
– Перекрыть, – приказал босс. – Возьмешь «Паджеро». И сам туда поедешь.
– Думаете, что он там попрется?
– Ничего я не думаю. Это твое дело – думать, чтоб эта тварь сегодня в аэропорт не проскочила.
– Ладно, все сделаем. Бабу, кстати, тоже мочить?
Я замер.
– Мочить, не хрена тут думать. Нартова живым забрать и привезти сюда. Тут мы с ним про все и побеседуем. Все он нам все расскажет – и как кинули нас, и где бабки схоронены. А остальных мочить – всех, пусть их там хоть полная тачка будет. Обычная процедура – труп за руль, и бензином облить…
Я с трудом удержался от того, чтоб не взвыть в полный голос.
Марина! Милая Маринка! Ее-то за что?! Вовку я, конечно, подставил по полной программе. Он, сволочь, сам виноват. Был у нас с ним честный договор: пусть Маринка сама выбирает – Вовку или меня. Не провоцировать, не соблазнять. А он втихаря, за спиной… Раньше за такое на дуэль вызывали, сейчас вот бандитам закладывают. Ну да – мерзавец я, заложил его – спьяну, в отместку. Но о Марине я тогда не думал.
Думал. Конечно, думал. И пил, чтобы не думать. Допился до самоубийства. И через три дня воскрес рядом с собственным трупом – в теле обезьяны.
Читал я о таком: карма, реинкарнация и все такое… Верил? Вряд ли. Как и большинство современных преуспевающих людей, верил я лишь в то, что видел собственными глазами.
Теперь мне представилась великолепная возможность поверить в реинкарнацию и Круг Перерождений. Не могу сказать, что воскрешение сильно меня обрадовало. Как-то неправильно было выполнено переселение моей души – наспех, не по правилам. А где же Срединный (он же Восьмеричный) Путь, Майтри-Карума и Анатман?
Видимо, тот, кто отправил меня сюда, сильно торопился. Не стоило большого труда догадаться, почему. Похоже, мне предоставили возможность исправить ошибки прошлой жизни. Искупай, мол, свою карму, обезьяна вонючая.
Есть ли у меня выбор? Есть, как ни странно. Можно смело умыть лапы, плюнуть на все и идти сдаваться в зоопарк. Жизнь – она дороже. Жизнь – это жизнь, хоть и обезьянья. Глядишь, выкину из головы человечьи заботы, обзаведусь симпатичной самочкой, даже улучшу породу. Кормежки будет завались – бананы, апельсины, ананасы. Все бесплатно. А скучно станет – в цирк подамся. Никакой дрессировщик мне не нужен – развит не по годам, сам себе Дуров…
Я уже твердо знал, что буду делать. Ольгинская дорога – вот где поедет Володька. И я поеду туда. Транспорт мне обеспечен, только не опоздать на него.
Пискнула рация.
– По коням, – скомандовал Толик, поднимаясь с дивана.
– Ну вы там разбирайтесь, я пошел к себе, – сказал Книжник.
Я остался в одиночестве. Тенью выскользнув из своего укрытия, я покинул избушку уже привычным маршрутом – через крышу. И занял наблюдательную позицию на ветке дерева.
Крутые люди предпочитают крутые тачки. Толик садился в «Мицубиси-Паджеро» серо-стального цвета. Вздутые колесные арки, скошенное заднее окно. Дорогая игрушка. И главное – дуги на крыше. Есть за что держаться.
Тот, кого я прозвал Меломаном, сел за руль. Два крепыша и Толик загрузились вслед за ним. Я прыгнул на крышу только тогда, когда автомобиль тронулся с места. Собаки коротко взлаяли, но опоздали – под визг покрышек мы вылетели через ворота. Меломан, судя по всему, любил быструю езду.
Джип несся по шоссе, приближаясь к развилке. До наступления полной темноты оставалось всего ничего. Наверное, я был неплохо виден в свете фар проходящих машин. Виден всем, но только не тем, кто сидел в джипе. Пока я был в относительной безопасности. Пока.
«Мицубиси» сбросил скорость и повернул на Ольгинскую дорогу. Я тут же ощутил это на собственных костях. М-м-мать тво-йю! Приходилось мне в прошлой жизни ездить по этим колдобинам – лучшего места для того, чтобы угробить машину, не придумаешь.
Приближаемся, пора что-то предпринимать. Я глянул вправо и вниз и обнаружил чуть ли не перед своим гиббоньим носом черный лапоть мобильного телефона.
Ребята в салоне маялись от духоты, стекла в машине были опущены. Из правого переднего окна торчала веснушчатая ручища, сжимающая мобилу. Возможно, обладатель аппарата охлаждал электронику потоком встречного воздуха. Хотя более вероятно, что он просто не совсем умещался в салоне – у людей определенного типа принято ездить с высунутыми на улицу руками и демонстрировать окружающему миру отточенную, умелую распальцовку.
С этого и начнем, – решил я и выхватил телефон из расслабленной руки. Несколько секунд рука перебирала пальцами в пространстве, выражая недоумение. Потом, очевидно, сигнал, пробившись сквозь заросли нервов, достиг мозга. Рука исчезла, и появилась голова с изумленно округлившимися глазами. Что, собственно говоря, мне и требовалось.
Я врезал мобилой прямо в переносицу, вложив в удар всю гиббонью силу. Японская электроника брызнула деталями. Переносица – тоже.
Выражение глаз головы почти не изменилось. Несколько разочарованный, я размазал по лицу то, что еще оставалось от телефона, и, уже ни на что не надеясь, ткнул растопыренными пальцами в глаза. Подействовало – очевидно, обладателю головы это ощущение было знакомо больше. Акустический удар едва не смел меня с крыши машины. Давненько я не слыхал такого отменного вопля! Рев саблезубого тигра на приеме у дантиста показался бы по сравнению с этим звуком цыплячьим писком.
Голова скрылась, машина резко вильнула, но выровнялась.
Надо было закреплять успех. Я перекинул тело вперед по крыше, не глядя запустил руку по самое плечо в водительское окошко и, ощутив мягкость пухлой щеки Меломана, выдернул руку обратно, не забыв согнуть пальцы. Ногти в новой жизни у меня были крепкие и острые.
Этот кричал потише, зато музыкально. Меццо-сопрано, Майкл Джексон пятьдесят шестого размера. Джексон не Джексон, а пластическую операцию ему делать придется.
Машина резко затормозила, едва удержавшись на обочине. Зато не удержался я. Кратковременная радость свободного полета закончилась болезненным ударом о матушку-сыру-землю. Суматранские гиббоны дружно посмеялись бы над моим неуклюжим падением, мне же было не до веселья. Медленно поднявшись на четыре конечности, я помотал головой. В глазах двоилось.
– Вон он, сволочь! – заорали из машины. – Кончай его, гада!
– Да это же обезьяна!
– Зверюга из квартиры трупа! Та самая! Зуб даю – она!!!
Последняя реплика могла принадлежать только Толику. Узнал. Я становлюсь кинозвездой. Как и всякой кинозвезде, мне следовало избегать плотной встречи с поклонниками, особенно возбужденными.
Сзади уже хлопали открываемые дверцы, пора было заняться спасением собственной шкуры.
Такого матерного ора я не слыхивал отродясь. Братва вывалила из джипа, на ходу передергивая затворы всего, что было под рукой. Я рванул к ближайшим деревьям.