– За нами все время кто-то пилит! – раздраженно сказал Костян.
– Да ты что? – Алекс встрепенулся, уставился в заднее окно. – Вот этот "Волжак", что ли?
– Нет, дальше, за ним. Джипчик такой неслабый. Светло-серебристый джипец, "Мерседес-Гелендваген". У кого у нас в городе такая тачка есть, не знаешь? Я таких «Гелендвагенов» в Нижнем не видел, они все черные, иногда зеленые, а тут вдруг серебристый!
– Я в машинах не разбираюсь, – буркнул Алекс. – Вадю надо спрашивать, он в этом волочет.
– Спит твой Вадя…
– Ты серьезно думаешь, что мы хвост подцепили?
– Думаю.
– Черт! – Алекс бешено сжал кулаки. – И что делать будем?
– Что делать? Хвост отрывать, что еще…
Костян крутанул руль вправо – так резко, что Алекс не удержался и повалился на Милену, придавив ее вальковатым туловищем к дверце. Мила вскрикнула – измученное тело отозвалось вспышкой боли. "Волгу" потащило в сторону, но Костян умело вышел из заноса и влетел в узкий проулок, под знак "Проезд запрещен". Колеса запрыгали по выбоинам в асфальте.
– Блин! – заорал Алекс. – Ты озверел, что ли? Я язык прикусил!
– Откуси его совсем, трепло. Назад смотри.
– Ну точно хвост! За нами чешет.
– Тогда держись крепче. Немножко вилять буду.
Окраина города, на которой они находились, не отличалась хорошими дорогами. Видимо, руки у властей еще не дошли до ремонта полудеревенских улиц, уставленных древними деревянными домами, а может быть, и не собирались восстанавливать этот изрядно разрушенный район, а предназначали его под слом. "Волга" скакала по ямам и кочкам как заяц, спасающийся от хищника. Хищник-джип и не думал отставать, спокойно шел за "Волгой" метрах в двадцати, не догоняя и не приближаясь.
– Издевается, сволочь! – Алекс дрожащими пальцами доставал из кармана пистолет. – Щас я ему пулю в лобешник, а?
– Сиди, герой хренов! – ледяной голос Костяна. – И пушку убери. Не твое это дело.
– А чье?!
– Мое.
Кто это может быть? – думала Мила, взлетая до потолка и снова плюхаясь на сиденье. ФСБ, наверное. Шабалин что-то там говорил… Мол, только государственные органы могут защитить Милу от преступников-креаторов. Если это ФСБ, или милиция, то где они раньше были? И что они будут делать сейчас? Стрелять по колесам?
– Это менты, как думаешь? – лязгая на скаку зубами, спросил Алекс.
– Вряд ли. Менты себя так не ведут.
– Ну и что дальше? Он же нас догонит!
– Уже догнал. Не бренчи нервами, Алекс. Сейчас на шоссе выйдем, тогда увидим, у кого тачка быстрее.
Вынырнули на относительно ровную дорогу и стрелка спидометра сразу же ушла за сто пятьдесят. Фары редких встречных машин проносились мимо желтыми размазанными полосами, рявкали испуганные вопли гудков. Мила оглянулась. Джип начал отставать все заметнее.
Дорога расширилась до нескольких полос, машин стало намного больше. Впереди показалось исполинское сооружение виадука, ведущего на Московское шоссе. Костян сбавил скорость, затерся в ряд автомобилей, ползущих перед постом ГИБДД на пятидесяти километрах в час. Мила напряженно всматривалась в заднее окно, но не находила «Гелендвагена».
– Что, отвалился твой спаситель? – ехидно спросил Алекс. – Ты, девочка, больше не думай об этом. Сядь ровно и смотри вперед. Не дергайся, веди себя образцово и проживешь долго и счастливо. Очень счастливо, уверяю тебя.
– Никуда он пока не отвалился, – прокомментировал Костян. Но отвалится точно – гарантию даю. Сейчас пост проедем, и прощай, земля. Полечу на первой космической.
Они проехали пост, Мила вела себя хорошо. Потом мчались минут десять-пятнадцать свободно, без преследования. Джип так и не появился в поле зрения.
– Слушай, это даже подозрительно как-то, – забеспокоился Алекс. – Он что, совсем отстал? У него ведь машина тоже нехилая…
– Плевать на него, – процедил Костян. – Бросил нас вообще или просто отстал – об этом поздно думать. Считай, мы уже приехали.
Они снова свернули направо и поехали по дороге, прямой линией разрезающий сосновый лес. Дорога была абсолютно безлюдна, точнее, безмашинна. Только асфальт блестел в желтом свете фар.
Приехали. Приехали… Наркотик вдруг испарился из крови Милы, оставив ее наедине с жутким страхом – острым, как бритва, беспощадно полосующим сердце. Приехали. Что сейчас будет – обещанный коттеджик? Будет ей сейчас коттедж – дом из холодной лесной земли.
Она скосила глаза на Алекса. Тот запустил руку за пазуху, нащупывал спрятанный там пистолет, но пока не вытаскивал его. Коротышка весь уже покрылся крупными каплями пота, завонял остро, будто неделю не мылся. Расслабься, Алекс. Убивать в реале – не твое дело, твой удел – виртуальные страшилки-бродилки. Ее убьет Костян. Как? Хорошо бы сразу – пуля в лоб… Нет, не будет он так делать. Выстрел – это слишком громко, это могут услышать. Нож – вот что ее ждет, и то в лучшем случае. Вряд ли этот садист упустит возможность получить извращенное удовольствие. Убежать она не сможет – она еле двигается. Что они сделают, чтобы она не кричала? Заклеят ей рот скотчем? Запихают туда кляп?
"Волга" свернула на лесную дорогу – кривую, едва отмеченную колеями между деревьев, проехала сто метров и замерла.
– Отлить надо, – заявил Костян. – После этих гонок пузырь как ведро мочи стал. Выходим все.
– Я не хочу, – тихо сказала Милена. – Я вас здесь подожду.
– Не хочешь ссать, не надо! – рявкнул Алекс. – А пойдешь все равно с нами! Так я тебя одну в машине и оставил! Ну, быстро!
Он выхватил пистолет и наставил его в лоб Милены.
– Стреляй, – сказала Мила. – Стреляй прямо сейчас. Будешь потом отмывать свою ублюдскую тачку от моей крови. Я никуда не пойду!
– Вот ведь стерва! – Костян выметнул свое длинное тело из машины, распахнул дверь, схватил Милу за шиворот и одним рывком выдернул наружу, как сломанную куклу.
Мила закричала изо всех сил – дико и отчаянно.
– Не ори, – прошипел Костян, зажимая ей рот ладонью. – Не ори, сука!
Яркий свет ударил им в глаза. Переваливаясь на лесных кочках, негромко гудя мотором, из леса выполз джип.
– Это он! – завопил Алекс. – Он! Блин, откуда он здесь?
Фары джипа погасли. Дверца распахнулась и оттуда не спеша выбрался человек.
– Отпусти девчонку, – сказал он. – И поднимите руки, оба. Оружие – на землю.
Мила едва дышала от боли и страха. Высокая фигура незнакомца расплывалась в глазах. Пятнистый камуфляжный костюм, черная матерчатая маска на голове. Похоже, все-таки фээсбэшник или что-то в этом роде. Но где же у него автомат, хотя бы пистолет вшивенький? Почему он один? Почему он так подставляется? Его же продырявят сейчас как решето…
– Алекс, стреляй, – приказал Костян.
Грохот выстрелов ударил по ушам, заставил Милу зажмуриться. Костян пятился назад к "Волге" и тащил Милу за собой, обхватив ее рукой, стискивая до хруста в ребрах. Дикий вопль, отдаленные удары. Тишина на доли секунды. Снова звук удара – на этот раз близкий, тяжелый, ожидание привычной уже боли. Нет, похоже сейчас досталось не ей. И внезапное освобождение – короткий полет, закончившийся жестким, выламывающим суставы приземлением.
Мила заставила себя открыть глаза. Она лежала на земле и то, что виделось ей отсюда, снизу, напоминало театр теней – две черных фигуры дрались на желтом фоне света фар. Она не понимала, кто из них был кем. Она не понимала уже ничего.
Один из черных бойцов прыгал как кузнечик, демонстрируя хорошую технику карате. Второй стоял в боксерской позе, отбивал наскоки скупыми движениями, двигаясь экономно и слегка замедленно.
Мила попыталась приподняться и снова упала – непослушная рука ее подломилась, обломилась с сухим треском, как ветка, источенная жуком-древоточцем. Мила упала с болезненным криком. Ударилась головой о твердый корень сосны и затихла.
* * *
– Привет, – сказал Хадди. – С возвращением тебя, милая. Как там, на том свете?
– Не помню… Там темно…
– Ты карабкалась в Царство мертвых. Ползла туда упорно, я хватал тебя за лодыжки, но ты брыкалась, никак не хотела возвращаться назад. Похоже, ты решила, что там – лучше, чем здесь. Ты права, конечно… так оно и есть. Но пока ты нужна мне здесь.
– Пока?..
– Извини, я сказал не то. Ты нужна мне. Я рад, что ты не умерла. Я скучал по тебе.
– Как ты сделал это?
– Что – это? Как я разобрался с теми людишками, что похитили тебя?
– Нет… Как ты вылечил меня? Не могу в это поверить.
– Лекарства. Люди Дикой страны изобрели волшебные эликсиры, чудесные таблетки. То, от чего в Ашшуре неизбежно умирают, здесь излечимо. Здесь нет волшебства, хотя с виду это более непостижимо, чем обычная магия.
– Ты пригласил врача?
– Нет. Нельзя было приглашать лекаря. Сам… Я сделал это сам.
– Ты – врун, – сказала Мила.
И вновь погрузилась в беспамятство – мягкое, теплое, расслабляющее.
* * *
Она открыла глаза резко, сияющий дневной свет заставил ее вздрогнуть, но на этот раз не испугал, а только заставил глубоко вздохнуть, ощутить прохладу свежего воздуха из открытого окна, с ярким удовольствием почувствовать каждую мурашку на коже, заставил с хрустом сжать пальцы, и поднести руки к лицу, и дотронуться до холодных век, и до щек – теплых, а, стало быть, принадлежащих живому существу – ей.
Она была жива. Была здорова. Наверное, здорова, хотя это еще предстояло подтвердить. Она гладила себя по лицу, а потом по шее, по груди, по животу и ниже, и глубже, и еще ниже… Ощущала свое тело подушечками пальцев, а тело отзывалось пальцам своими собственными нервными рецепторами. Осмотр еще не был закончен, она все еще могла подозревать, что на какой-нибудь из ее многочисленных (двух) ног окажется гипс, но она давно уже знала, что никакого гипса нет. Она знала. Трогала себя руками, трогала свои руки собой, и всем своим существом осознавала невероятный факт: она здорова.
Здорова как корова.
– Боже, – сказала Милена. – Боже праведный…
Она повернулась на бок, ощущая, как проминается под ней жесткий поролоновый матрас – миллиарды микроскопических пузырьков из пенополиуретана, заключенных в полужесткую матрицу, стиснутую велюровой оболочкой – матрас, услужливо увеличивающий и уменьшающий свой объем, подчиняющийся изгибам ее тела. Давно уже Милена не чувствовала так остро, с таким наслаждением. Каждое движение, каждое ощущение доносилось до ее мозга в виде яркой вспышки, удовольствия, вызывающего неприлично чувственный стон, маленького оргазма.
Невероятно.
Ощущение чуда уже поселилось в ее душе. Да нет, не ощущение – понимание чуда, жестокого в свое рациональности, бесчеловечного, сверхчеловечного, просчитанного на калькуляторе мозга, добавляющего к чуду большой плевок – белый, пузырящийся, противный, размывающий те идеалы, что до сих пор не давали ей утонуть и держали на поверхности.
Только он, этот человек, мог сделать такое. Но почему он не сделал этого раньше? Почему он позволил унизить ее, опустить на самое дно боли и почти-смерти, почему он холодно смотрел, как бьют и возят в грязи ее, бывшую с ним еще недавно единым целым, соединенным с ним единой постелью, единой измятой простыней, единым последним движением удовольствия, единым выдохом: "Я – тебя – люблю"?
Слезы пролились горячими дорожками по щекам Милы. Может быть, она обманывалась, вообразила себе невесть что – то, что не могло произойти никогда. Но она уже знала это. Она уже слышала его слова и не могла обмануться. И, значит, ей предстояло воспринять это – именно в том виде, как это произошло.
Это случилось. Случилось.
Потому что вернуть ее с того света мог только он.
* * *
Мила встала, оделась. Одежда – трусики, маечка, лифчик, рубашка, широкие полотняные штаны ее любимого фасона висели на спинке кресла, были расправлены с педантичной аккуратностью. Все не просто свежее – новое, купленное специально для нее, под ее размеры, значительно уменьшившиеся за дни (или недели?) болезни, черной дыры без сознания. Бутылка "Колы" на столе, стакан и открывалка рядом. Ну да, само собой, он хорошо знает ее привычки. Милка открыла бутылку, налила в стакан, сделала маленький глоток, зажмурившись от удовольствия (пить из горлышка – это не ее, это его прерогатива). Поверхностно, не задерживаясь ни на чем, скользнула взглядом по комнате. Понятно, как она может выглядеть. Именно так – как комната, где живет он. Другая комната, комната, в которой она никогда не была, и все же комната, в которой она может найти любую вещь с закрытыми глазами.
Раз, два, три, четыре, пять. Я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват.
Коридор. Стандартная трехкомнатная квартира в стандартном панельном доме. Где он сейчас? На кухне? Нет, на кухне совсем недавно находился Вадик, и это было бы карикатурным повторением прошлого. Хотя… Что в этой истории не фарс? Одного любителя грандиозных спектаклей – Ашшура – уже угробили, теперь вот появился целый выводок его последователей.
Мила двигалась тихо, на цыпочках. Первым делом все же заглянула на кухню и убедилась, что там никого нет. Открыла холодильник и изучила его содержимое. Исследовала мусорное ведро, удовлетворенно кивнула головой и назвала себя умницей. Идем дальше. Малая комната – пусто. Большая комната… Ага, вот и он.
Иштархаддон спал на спине, вольготно раскинулся на всю длину и ширину тахты и слегка похрапывал. Одеяло сползло с него, обнажив грудь и живот. Господи, дала же природа человеку такое… Мощные, рельефные мышцы, мужественная красота без малейшего изъяна. Хоть сейчас – на конкурс культуристов. Конкурс спящих культуристов…
Мила улыбнулась. Справилась с желанием подойти к Хадди и потрогать его. Такого лучше не делать, спросонок Хадди может и затрещину залепить – что поделать, рефлексы воина. Оглядела комнату. Ага, и здесь станция вайднет-баттла с огромным экранищем. Что, Иштархаддончик увлекся виртуальными игрушками? Небось, и в "Эпоху Империй" поигрывает, ностальгирует, вспоминает древнеассирийское житье-бытье? Но для чего же тогда пара обычных компьютеров в полуразобранном виде? Хадди поднимает это железо вместо гантелей? Можно догадаться, для чего. Можно… Но догадки пока отложим. Пусть объяснит все сам.
– Хадди, – сказала Мила, – подъем! Одиннадцать утра, на работу опоздаешь!
– Сегодня воскресенье, – пробормотал Иштархаддон, едва приоткрыв правый глаз. – И вообще, пошла она к черту, эта работа, и все пусть идет к черту. Спать хочу.
– Ты что, будешь спать? – изумилась Мила. – Сейчас, когда я здесь? Мы не виделись с тобой миллион лет, и вот я здесь, а ты дрыхнешь, и не желаешь вставать? Это свинство!
Хадди открыл глаза и уставился на Милу кинжально острым взглядом.
– Это ты меня не видела, – сообщил он. – А я тебя лицезрею каждый день с утра до ночи уже неделю. Кормлю, пою тебя с ложечки и выношу за тобой судно.
– Неделю?
– Ага.
– Ты сам виноват, – заявила Мила. – Если бы вмешался раньше, меня бы так не избили. Меня вообще чудом не убили! Мне так нужна была твоя помощь, я тебе все время звонила, но ты пропал напрочь. Ты не представляешь, что со мной произошло за последние несколько недель…
– Представляю.
– Ага, понятно! – Мила уперла руки в боки, голос ее приобрел скандальные интонации. – Хочешь, я угадаю, как все было? Ты следил за мной, но не выдавал своего присутствия. Всегда был в курсе моих дел, всегда стоял где-то рядом и наблюдал. Не вмешивался. Ждал, пока меня ткнут мордой в дерьмо, изваландают в грязи, изобьют до полусмерти. Тебе нужно было, чтобы мне досталось по полной программе, чтобы я поняла всю меру своего ничтожества, всю свою неспособность вести самостоятельную жизнь – жизнь без тебя. И только в последний момент, когда жить мне оставалось полминуты, ты соизволил благородно вмешаться. Спасибо, великий воин Иштархаддон! – Милена поклонилась в пояс. – Спасибочки, что спас меня! Прости меня, дуру грешную, и прими обратно под свое могучее крылышко!
– Не ерничай, – сморщился лицом Хадди. – Все было не так.
– А как?
– Не преувеличивай мои возможности. Я – не Джеймс Бонд, не секретный агент и даже не супермен.
– Ты – супермен. Супер-пупер-мен, суперее всех долбаных суперов в этом долбаном мире!
– Ты употребляешь некрасивые слова, Милка, – недовольно сказал Хадди. – Это не идет тебе, перестань. Еще раз тебе говорю, я не спецагент, не реб-решши, не Рембо. Я – скромный российский бизнесмен Иштархаддон из рода Слышащих Иштар, продавец спортивного снаряжения. И если ты вдруг напиваешься как свинюшка, и едешь заниматься любовью с красивым мальчиком из бара, и быстро исчезаешь из поля моего зрения, то я обнаруживаю, что совершенно бессилен. Я в панике мечусь по всему городу и пытаюсь тебя, пропащую, разыскать. И то, что я все-таки нашел эту проклятую "Волгу" и тебя в ней – это чистой воды случайность.
– Не случайность, – заявила Мила. – И вообще, кончай пудрить мне мозги. Никакой ты не Иштархаддон.
– А кто же я?
– Ты Игорь.
– А, ты об этом… – Хадди досадливо махнул рукой. – Ну да, само собой, официально я – Маслов Игорь Михайлович. Бывший историк, полностью отупевший после черепно-мозговой травмы…
– Что-то не вижу я, что ты отупел полностью . У Хадди не было и половины того словарного запаса, с которым ты обходишься легко и непринужденно. Я еще не забыла Хадди, милый мой Гоша. Я выгнала его из дома, потому что он надоел мне своей дремучей тупостью. А из тебя высшее образование выпирает с каждым словом. Скажи, как тебе так долго удавалось всех обманывать?
– Никого я не обманывал! – он откинул одеяло, легко поднялся на ноги, потянулся своим великолепным телом. – Ну, что ты скажешь на это? Неужели ты не помнишь худосочные мощи Игоря, владычица дум моих? Неужели ты можешь сравнить меня, великого воина, с этим слабосильным очкариком?
– Слушай, а куда ты дел беднягу Хадди? – поинтересовалась Мила? – Он снова там, у тебя в голове? Ты морально задавил его и заставил не вякать? Или все-таки нашел способ убить его, полностью вытравить из сознания?
– Я тебе еще раз говорю – я и есть Хадди! Игорь умер. То, что я прогрессирую, не говорит ни о чем. Почему ты отказываешь мне в праве на развитие? Почему ты уверена, что я навсегда должен остаться самоуверенным и невежественным получеловеком-полуюнитом?
– Хорошо, я все объясню! – сказала Мила. – Объясню пункт за пунктом, любимый мой Игоречек. Выведу тебя на чистую воду. Слушай. Постулат первый: ты – Игорь, потому что ты креатор! Хадди, насколько ты помнишь, креатором не был…
– С чего ты взяла, что я – креатор?
– Эти компьютеры, – Мила показала пальцем на рабочий стол, – вот эти твои рабочие инструменты, они выдают тебя. Как делишки, Принц Англии? Говоришь, что ты в курсе моих проблем? Я в курсе, что ты в курсе. Спасибо, пластилиновый негр, что спас меня от смерти. Только вот фингал ты мне зря поставил…
– Ну и что – компьютеры? – он пожал плечами. – Я играю в компьютерные игрушки. Не веришь – могу показать счета за вайднет.
– Хадди ненавидел компьютеры! – выкрикнула Мила. – Он что, не сказал тебе об этом?
– Тогда ненавидел, теперь полюбил, – улыбнулся он. – Все в мире меняется, Милочка.
– А в лесу ты как оказался?
– Приехал.
– Не приехал ты, – убежденно сказала Мила. – Ты туда перенесся. Телепортировал, или еще как-то, не знаю, как это у вас, креаторов, называется. Потому что твой джип нашу "Лакшери" догнать не мог. Физически не мог! И, кстати, как складываются твои отношения с ФСБ?
– Никак.
– Ага, стало быть, ты от них успешно скрываешься. Между прочим, когда я искала тебя, то выяснила в твоей фирме, что ты передал все дела своим менеджерам и давно уже находишься за границей – то ли в Швейцарии, то ли во Франции. Это логично – после того, как всех нас троих, убивших гражданина Селещука-Ашшура, начали трясти, ты дал деру. Якобы дал. А на самом деле нелегально живешь в Нижнем, и никто об этом не знает, даже пронырливые спецслужбы.
– У меня есть деньги. Много денег. За деньги можно сделать все.
– Ладно, последний аргумент! Ты меня вылечил.
– Ага. И что?
– Ты плохой конспиратор, – заявила Мила. – Мог хотя бы создать видимость, что лечил меня лекарствами. Сделать пяток уколов в задницу, в вену, чтобы оставить следы – такие маленькие темные пятнышки. Чем ты меня вылечил – таблетками? Человека без сознания, в тяжелом состоянии, без консультации врача – таблетками? Не было там никаких лекарств вообще. Ты использовал только свою креаторскую энергию. Естественно, тебе пришлось потратить этой энергии немало. Знаешь, чем у тебя забито полхолодильника?
– Знаю, – смущенно сказал он. – Ты туда уже слазила, противная шпионка?
– Слазила! Сто тысяч шоколадок! И в мусорном ведре сплошные обертки из-под шоколада. Весьма калорийная диета, смею заметить! Что-то я не вижу, чтобы это отразилось на твоей идеальной фигуре, мой милый. Где твой подкожный жирок?
– Нету жирка, – сказал он. – Без жирка мне больше нравится. И девочкам – тоже.
– У тебя есть девочки?
– Сейчас точно одна есть. Ты.
– Ну давай, колись, любитель шоколада. Хватит тянуть.
– Сдаюсь, – со вздохом сказал он. – Я – Игорь, твой Гошка. Только не называй меня креатором. Тошнит меня от этого слова.
Глава 11
– Я же тебе говорила, что ты – супер-пупер, – сказала Мила, лежа на животе и болтая в воздухе ногами. – Три раза подряд – раньше у тебя так не получалось. Один раз – и все, и хватит. А дальше – ко мне спиной, лицом к стенке, и спать.
– Ну и что? Зато у меня этот один раз всегда очень длинный. Половая конституция у меня такая. Как у даоса. Я в это время медитирую.
– Ага, медитируешь! – Милка засмеялась, погладила Игоря по груди, поросшей черным волосом. – Пыхтишь как медведь.
– А как пыхтят медведи, когда трахаются?
– Громко!
– Соскучился я по тебе, поэтому и три раза, – пояснил Гоша. – Вот сейчас подумаю немножко, и еще разочек что-нибудь изображу.
– Четырежды Герой России!
– Пока трижды.
– Один очень длинный раз – это очень хорошо, – заявила Мила. – А три длинных раза – это в три раза лучше. А четыре длинных раза – это просто обалдеть можно.
– Тогда поехали.
* * *
– А ты правда очень по мне соскучился? – спросила Мила.
– Я не говорил слова "очень".
– Ты мерзкий тип! – удар кулачком по твердому, в квадратиках пресса, животу.
– Соскучился, конечно. Соскучился. Разве ты этого не чувствуешь?
– Я не о сексе говорю.
– А о чем?
– Господи, ну как можно с такой сволочью разговаривать? – вздохнула Мила.
– А ты не разговаривай. Вот медведи, к примеру, не разговаривают. Они пыхтят.
– Они еще и ревут, – резонно заметила Милка.
– У тебя это тоже хорошо получается.
– Ты меня любишь, Гош?
– Ага.
– Нет, ты скажи "люблю".
– Люблю.
– Почему ты никогда мне этого не говоришь?
– Сегодня уже пять раз сказал. Нет, теперь шесть. Давай запишем это на магнитофон. Каждый раз, когда нужно, нажимаешь на кнопочку…
– Тебе было легче, – сказала Мила. – Ты знал, что я жива. А я вот думала, что ты умер. Зачем ты все это подстроил?
– Я ничего не подстраивал. Я на самом деле хотел умереть.
– Ты жалеешь, что не умер тогда?
– Пожалуй, нет, – задумчиво сказал Игорь. – Теперь – нет. Все не так-то просто, Милка, не воспринимай все в розовом свете. Все получилось совсем не так, как я рассчитывал. Я очнулся не в раю и даже не в аду. В тюрьме – вот где я очутился. Тогда я сильно пожалел, что не умер.
– Что ты называешь тюрьмой?
– Не что, а кто. Моя тюрьма была живой и называлась она Иштархаддоном. Если до этого мы худо-бедно уживались вдвоем и соперничали за право управлять общим телом, то теперь у меня не оказалось ничего. Совершенно ничего, кроме мыслей. Ах да, к тому же я мог видеть его глазами и слышать его ушами. Но от этого не было никакого толку. Я не контролировал процесс, мне оставалось только с бешенством наблюдать, как другой человек пользуется моим именем, моей девушкой, моей квартирой, совершает поступки, которых я не совершил бы никогда. Хадди даже не подозревал о том, что я существую. Я болтался в его черепной коробке как дерьмо в проруби и совершенно не представлял, что мне делать.
– И как ты справился с этим? Как победил его?
– Кого?
– Иштархаддона?
– Какого Иштархаддона?
– Как какого? – Мила начала выходить из себя. – Того самого!
– Не было никогда никакого Иштархаддона.
– А кто же был?!
– Я. Всегда был я. Только я.
– Но у вас было два тела – у каждого свое!
– Когда это было? Во время моего бредового сна? Это не считается.
– Нет, не только! Когда ты… когда бросился с обрыва и разбился, вас стало двое. Кого же мы тогда похоронили?
– Это побочный эффект бредовой проекции, – Гоша изобразил на физиономии легкую брезгливость. – Стукнулся я головой о землю, и в тот же миг меня стало двое: один живой и один мертвый. А могло стать и пятеро. Наверное, подсознательно я пытался вытолкнуть из себя Хадди, но вместо этого создал и выкинул его культуристское тело, а сам надолго остался не у дел. Тогда я был как птенец, только что вылупившийся из яйца. Этакий необсохший страусенок, который на ногах толком стоять не может, а вот взглядом деревья поджигать – это пожалуйста. Пожалуй, мне даже повезло. Не знаю, каких дел бы я тогда натворил, если бы не ушел в аут.
– И все-таки ты справился с этим?
– Справился? – Игорь грустно усмехнулся. – Это долгая история, Мила. С Хадди я в конце концов разобрался, но оказалось, что это еще не самая большая проблема. По сравнению с тем, с чем мне приходится иметь дело сейчас, это ерунда…