Страница:
– О, мой Бог, – прошептал он.
Через некоторое время он встал, закончил складывать вещи, оплатил счет и поехал на вокзал. Слишком возбужденный, чтобы оставаться в зале ожидания, он вышел на платформу и стоял там, пока с громким шипением подали темно-синие вагоны поезда.
Заняв свое место, он заказал двойное бренди. Может, это заставит его уснуть, по крайней мере, пока они не пересекут границу и он не покинет эту страну. Ему пришло в голову, когда он прикоснулся к своему американскому паспорту в кармане, что наверняка в этом поезде есть еще люди, которые по тем или иным причинам волнуются больше него и для которых стук пограничника в дверь купе будет тяжелым испытанием, при котором будет останавливаться от страха сердце. Он был готов расцеловать свой паспорт.
Поезд тронулся. И он под благотворным действием бренди обратил свои мысли к Парижу и Ли. Они вылечат его, а он так в этом нуждается! Смех Ли, вино, вкусная еда, картинные галереи, прогулки в парке и любовь в постели… и свобода! Самое главное – свобода!
Поезд мчался сквозь пасмурный день.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Через некоторое время он встал, закончил складывать вещи, оплатил счет и поехал на вокзал. Слишком возбужденный, чтобы оставаться в зале ожидания, он вышел на платформу и стоял там, пока с громким шипением подали темно-синие вагоны поезда.
Заняв свое место, он заказал двойное бренди. Может, это заставит его уснуть, по крайней мере, пока они не пересекут границу и он не покинет эту страну. Ему пришло в голову, когда он прикоснулся к своему американскому паспорту в кармане, что наверняка в этом поезде есть еще люди, которые по тем или иным причинам волнуются больше него и для которых стук пограничника в дверь купе будет тяжелым испытанием, при котором будет останавливаться от страха сердце. Он был готов расцеловать свой паспорт.
Поезд тронулся. И он под благотворным действием бренди обратил свои мысли к Парижу и Ли. Они вылечат его, а он так в этом нуждается! Смех Ли, вино, вкусная еда, картинные галереи, прогулки в парке и любовь в постели… и свобода! Самое главное – свобода!
Поезд мчался сквозь пасмурный день.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– Как ты ухитрилась так устроить? – спросил Поль. – Ведь мы не путешествуем вместе.
Его комната была соседней, и дверь между ними была открыта.
– Очень просто. Дала на чай горничной перед тем, как мы пошли на обед.
В черной прозрачной ночной рубашке Ли расчесывала волосы перед зеркалом. Она улыбнулась ему в зеркале счастливой улыбкой.
– Честно, ты сильно удивил меня, когда вошел сегодня утром. Я все планировала на следующей неделе: билеты на концерты, на балет, кроме того, я договорилась о машине на один день: нам может захотеться поехать позавтракать за город. Но остальное время свободно.
– Прекрасно, меня все устраивает. Перестань, хватит, твои волосы и так красивы.
– Они перепутались – надо подстричься.
– Они как атласная шапочка, – сказал он, касаясь щекой ее волос. – Пошли, гаси свет.
– Посмотри за окно: мы на Пляс-де-Конкорд!
– Это великолепно, но не дразни меня. Ее глаза сразу помрачнели.
– Я не дразню тебя, Поль! Это не в моих правилах. Но я так счастлива и хочу продлить эти мгновения. Я до сих пор не могу поверить, что я с тобой!
– Поверь, – произнес он. – Эй, ты хочешь, чтобы я перенес тебя?
Он поднял ее и положил на кровать. Нежно, осторожно он стал поднимать черное шелковое облако вверх, обнажал ее лодыжки, сильные бедра, тонкую талию, грудь, пышность которой всегда поражала его в сочетании с тонкостью талии, покатые плечи, и – снял сорочку.
Минуту он стоял разглядывая ее.
– О чем ты сейчас думаешь, Поль?
– Я думаю: какая сладкая, какая спелая и сладкая. Ты – как персик.
Она улыбнулась:
– Тогда возьми его! Он твой.
Только через три дня он получил открытку от Илзе; его сердце успокоилось, когда он прочитал:
«Здесь мы в безопасности с друзьями. Марио начинает приходить в себя. Буду поддерживать с тобой связь. Счастья тебе».
За обедом он показал открытку Ли. Он рассказывал ей про Илзе, опуская свои отношения с ней. У него было чувство, что ей это не понравилось бы, хотя в подобной же ситуации Илзе отнеслась бы к этому по-другому. Сейчас он восклицал:
– Это повод для праздника! За это можно выпить! Она держала бокал пальцами с алыми ногтями и задумчиво цедила вино.
– Было сложно, да?
– В Германии? Да. Невыносимо наблюдать, как она сползает в ад и не может остановиться.
– Поль, сколько я тебя знаю, ты всегда брал на себя беды других людей. С тех пор, как я вышла замуж за Фредди. Дэн, который вдвое старше тебя, а теперь эта Илзе и мой сын – мы все ищем у тебя поддержки. У тебя ничего не остается для себя.
– Я не так смотрю на это.
– Возможно, нет. Но послушай, мне хочется, чтобы, пока мы здесь, ты не о чем не думал, кроме удовольствий. Мне хочется, чтобы ты расслабился.
Он рассмеялся:
– Тебе не кажется, что я достаточно расслабился за последние три ночи?
– Я не шучу. Секс – это физическая потребность. Он не связан с состоянием душевного покоя и счастья.
– Очень хорошо, – весело ответил он. – Никаких дел! Единственное, что я все-таки сделаю, это повидаю двух клиентов, американцев, живущих в Париже, но это будет приятно, а остальное время я посвящу тебе!
La ville lumiere! Город улыбался. Даже полицейские были здесь вежливы. Иногда, рано проснувшись, они шли выпить кофе в только что открывшиеся кафе. Продавцы цветов под тентами выставляли букеты роз и лилий. После бриошей или рогаликов они шли в Люксембургский сад посидеть на зеленых железных скамейках и понаблюдать за детьми, играющими вокруг фонтана Медичи. Они осматривали старинные отели Парижа в снежной дымке, восхищались витражами Нотр-Дам, обедали в Тур-де-Аргент, смотрели балет в Опера, ходили в кабаре на Монмартре, бродили по ночному Парижу.
Поль согласился познакомиться с миром моды. Ему всегда казалось глупым, что люди относятся с такой серьезностью к тому, как задрапировать человеческое тело. Но любопытство, которое заставляло его изучать работу карбюратора в автомобиле или устройство флейты, теперь заставило его следовать за Ли, и ему пришлось признать, что портновское дело – это тоже искусство. В прокуренном салоне он сидел на красивом позолоченном стуле и смотрел, как Шанель в свитере и юбке, золотых цепочках и с бантом в волосах следит за показом своих моделей на маленькой золотой сцене.
– Я бы хотел подарить тебе что-нибудь из этих моделей, – сказал он Ли после просмотра за ланчем. – Может, желтый костюм от Шанель?
Ли покачала головой:
– Нет, нет.
– Почему нет? Ты же была в восторге от него!
– Нет, не надо. Я ничего не хочу, – серьезно повторила она.
Он немного подумал и решил говорить прямо:
– Ты думаешь, я предлагаю тебе нечто вроде платы за удовольствие, которое получаю от тебя?
Она не ответила.
– Но ты ошибаешься! Если бы я захотел тебе заплатить за все, что ты дала мне, то мне следовало отплатить тебе чем-то более существенным.
– Правда, Поль, не надо! Я хочу, чтобы в наших отношениях не было вещей, что бы ты ни говорил. Понимаешь?
Он понимал, что, возможно, заходит в своих отношениях с Ли дальше, чем предполагал. Возможно, даже дальше, чем предполагала сама Ли. Возникло легкое беспокойство, и он сосредоточился на булочке с маслом.
– Но все равно это очень мило с твоей стороны. – На миг ее лоб нахмурился, потом разгладился, как будто по нему провели рукой. – О, это шоу, театр, да? Весь этот бизнес моды? У Ланвина подают шампанское, а в Мэгги Руфф на открытии был оркестр, и гости были в вечерних туалетах.
Так легко и весело она ушла от опасной темы.
Когда началась вторая неделя, беспокойство усилилось. Что будет, когда они вернутся в Нью-Йорк? Если их связь раскроется, то возникнет много сложностей: во-первых, ее сын и остальные родственники, не говоря уж о Мариан…
В последний день Ли бросилась делать покупки. У нее была уйма друзей, и она любила быть щедрой.
– Я откланиваюсь и встречу тебя в обед, – сказал Поль. – Я никогда не был в Буэ и посвящу этот день ему.
Это был один из тех февральских дней, когда у верхушек деревьев плавают обрывки редеющего тумана, с нижних ветвей капает и влажный воздух создает обманчивое ощущение наступления весны. Тропинка вокруг озера была пустынна. Было так тихо, что неторопливые шаги Поля гулко отдавались в воздухе. В тишине было что-то печальное, но эта печаль была приятна. Он подумал, что это похоже на реквием. Что-то смутно всплыло в его памяти, но что? Ему мучительно хотелось вспомнить. Он остановился, пытаясь сосредоточиться на ускользающих воспоминаниях, и стал пристально смотреть на мрачную черную поверхность озера, по которой плыли три утки, образуя безупречное «V».
Воспоминание пришло неожиданно… Гудзон, черный и мрачный в зимний день. Большие хлопья снега медленно опускаются на воду, прилипают к ресницам Анны. Они поднимаются на холм. В доме недалеко от вершины играет струнный квартет, его печальная и прекрасная музыка слышна даже сквозь закрытые окна.
– Шуберт, – сказал он. И они остановились, дослушав музыку до конца, а потом пошли рука об руку в молчании.
Много времени прошло. У него был шанс, но он не воспользовался им. А сейчас он стоял, одинокий, за тысячи миль, крича в душе: «Анна», «Айрис», пока флотилия уток преспокойно огибала озеро.
Внезапно подул холодный северный ветер, зашумели сосны. Зима была печальной, печальны были и ранние сумерки. Не следовало ему приходить сюда одному. Ему нужна Ли, веселая, успокаивающая Ли.
И он заспешил назад, желая поскорее найти такси и вернуться в отель.
Комната отдыха была как раз тем местом, которое могло развеять мрачные настроения. Приятный розоватый свет и глубокое кресло действовали успокаивающе на Поля, он наблюдал оживленное передвижение роскошных женщин, деловых мужчин, французов и иностранцев, и терпеливых умных пуделей, носящих ошейники с фальшивыми бриллиантами. Он заказал аперитив и медленно цедил напиток. Чувствуя, как восхитительный огонь разливается по всему телу.
Поль посмотрел на часы. До обеда еще час. Он заказал еще аперитив и стал наблюдать за стройной блондинкой, чей огромный кулон из изумруда, по меньшей мере в шесть карат, привлек его внимание. Он размышлял, знает ли она, что выражение недовольства портит ее лицо, когда за ее плечом увидел входящего в зал Донала Пауэрса. Тот тоже заметил Поля. Встреча была неизбежной. Донал в сопровождении другого мужчины подошел к нему:
– Ну и ну! Мир тесен! Ты здесь по делу или отдыхаешь?
– По делу. – Поль встал, протягивая руку.
– Мистер Вернер, мосье Коро. Не родственник художника.
Француз поклонился:
– К сожалению.
Замешательство продолжалось доли секунды. Если бы Донал был один, Поль сказал бы: «Давай не будем притворяться, нам не обязательно быть вместе, мы презираем друг друга».
– Мистер Вернер кузен моей жены. Француз вежливо приподнял брови:
– Восхитительное совпадение для вас обоих. Он ждал, когда ему предложат сесть.
– Пожалуйста, садитесь, – сказал Поль.
– Зимой у нас редко бывают американцы, мистер Вернер.
– Для меня Париж прекрасен в любое время года. Донал, заказав напитки, обратился к Полю:
– Давно здесь?
– Две недели. Я приехал из Германии.
– О? И я тоже. Как тебе понравилось?
– Я до сих пор не пришел в себя от ужаса.
– Вы американец и, естественно, воспринимаете все иначе, чем мы, европейцы, – сказал Коро.
Поль не совсем понял, что имеет в виду Коро. Коро объяснил:
– Я хочу сказать, что сильное руководство имеет свои преимущества. Вы, американцы, еще не пришли к этому. Посмотрите только на Германию и Италию и увидите, что порядок в этих странах ведет их к процветанию. В моей стране мы только спорим. Меняются взгляды – меняется правительство. Это становится тошнотворным.
– Так вы хотите уничтожить Третью республику? – спросил Поль.
Коро пожал плечами:
– Я? Я ничего не хочу уничтожать. Но я не заплакал бы, если бы она умерла.
Поль промолчал. Он смотрел на стул, на котором лежали кейс из крокодиловой кожи и пара кожаных перчаток. Почему-то эти предметы привели его в бешенство, хотя у него самого были похожие. Он поднял глаза, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
– Мосье Коро человек опытный, – сказал Донал. – Он владеет крупнейшими машиностроительными заводами в этой стране. Основанными его дедом, – с уважением добавил он.
Коро обратился к Полю:
– Мне показалось, вы сказали, что вы тоже в деле?
– Нет. Я банкир.
– Ах, тогда вы определенно практичный человек. Люди, подобные нам, заставляют крутиться мировые колеса. Мы не должны позволять Леону Блюму вставлять в них палки. Если республика падет, то из-за таких, как он.
На лице Коро проступили красные пятна, он резко поставил стакан на стол.
– Мошенники и взяточники – вот кто они!
– Ну уж Блюма вы не назовете мошенником, – сказал Поль.
Ему показалось, что Донал, предупреждая, толкнул коленом своего приятеля. Конечно, Блюм – еврей. Неважно, что он демократ, ученый или что-то еще.
– Ну, возможно, и нет, – признал Коро. Он, должно быть, правильно понял предупреждение.
– Но все равно, народ больше не хочет его, – добавил он.
«Зачем я спорю с этим незнакомцем?» – спросил себя Поль. Абсурдно. Два человека, которые еще десять минут тому назад не знали друг друга и наверняка больше никогда не встретятся, изливали свой сдержанный, цивилизованный гнев, а за их спинами стояли букеты красных и белых гладиолусов и где-то в другой комнате тренькало пианино. Тем не менее Поль продолжил:
– Я читал в ваших газетах о Акции Франсез. Это такие же молодые головорезы, как в Германии и Италии, и действия их те же – погромы и избиения на улицах.
Коро взял горсть орехов и раздавил их.
– Это всего лишь ребята. Они не беспокоят меня, так же как и немецкие парни.
Поль настаивал:
– Немецкие парни будут беспокоить вас, когда войдут, маршируя, во Францию.
– Чепуха. Войны не будет. У нас есть линия Мажино, самая мощная оборона на земле.
– Она не в том месте, мой друг. Немцы придут через Бельгию, так же как они сделали в 1914 году.
Диалог был подобен перекидыванию мяча – вперед, назад, а Донал, как зритель на теннисном матче, поворачивал голову от одного к другому, чтобы ничего не упустить.
– Я бывал в Германии много-много раз, мистер Вернер, и могу сказать, что немцы хотят войны не больше нас. У меня связи в высших кругах в правительстве и промышленности. Мистер Пауэрс знает. Он был со мной. Спросите его.
Коро допил свой бокал и встал.
– Я опаздываю на встречу. Донал, я увижу вас утром? Счастлив был познакомиться с вами, – сказал он с вежливым поклоном Полю и, собрав свои вещи, удалился.
– Мерзкий тип ваш друг, – заметил Поль.
– Не друг, а деловой знакомый. Полезный для моей миссии.
Донал замолчал, ожидая, что его спросят, что это за миссия. Но Поль не спросил, и он продолжил:
– Вы знаете, а может быть, и нет, что я состою в комиссии по недвижимости. Я являюсь чем-то вроде эксперта по общественным зданиям. Поэтому я приехал за свой счет сюда, чтобы посмотреть, как это делается в Европе, особенно в Германии. И что интересно, даже в строительстве они впереди Англии и Франции. Намного впереди.
– Во всяком случае, согласно утверждениям вашего мосье Коро. Вы ведь толкнули его, да?
– Если бы я не сделал этого, могло бы возникнуть недоразумение.
– Он напомнил мне грифа, терзающего труп. Он и немцы вместе разжиреют на трупе Франции.
Донал возразил ему:
– Французы и немцы теперь хорошо ладят, вкладывая деньги в предприятия по обе стороны от границы. Французы делают инвестиции в немецкое машиностроение, а немцы покупают французские издательства. Да вы едва ли сумеете пообедать в важном доме Парижа, не встретив там немцев – промышленников, писателей или интеллектуалов. Известные имена.
«Интеллектуалы. Важные дома». Перед глазами Поля промелькнула картина: похороны Бена, толпа людей с жесткими лицами и агенты ФБР, следящие за ними. Он далеко пошел, этот Донал. И, судя по обстоятельствам, пойдет еще дальше.
– Мне хочется домой, – говорил Донал, – я скучаю по ребятишкам.
И он протянул фотографию из бумажника. На снимке перед цветущими рододендронами на лужайке стояло пятеро детей с Лабрадором.
– Вы их давно не видели. Не поверите, но Тимми уже такого роста, как я, и это в двенадцать лет. Том тоже растет, спортивного сложения. – Донал, забрав назад фото, стал сам его рассматривать. – Мне бы хотелось больше сыновей. Не то чтобы девочки не оправдывали моих ожиданий. Посмотрите на эту, Люси. Она будет красавицей с этой кудрявой головой. Никак не пойму, откуда взялись эти кудри.
Нежная улыбка и мягкий взгляд не вязались с тем Доналом, которого знал Поль.
– Я говорю своим детям, но особенно мальчикам, что они могут стать, кем захотят, заниматься, чем пожелают. Жизнь – это состязание, и нельзя никому позволять обходить себя. Надо быть всегда лучшим.
Вот теперь это был человек, которого знал Поль. И он подумал: «А если бы у меня были сыновья, что бы я сказал им?»
Но уж во всяком случае не то, что он только что услышал от Донала. Донал спрятал бумажник, после чего заговорил так, словно они с Полем были закадычные друзья:
– У меня здесь и личные дела. Среди них и компания Хенка. Вы смотрели последние цифры?
– Конечно.
– Хорошо. Компания процветает, не так ли? Поль мрачно кивнул.
– Бизнес в Германии действительно быстро растет, говорю я вам. – Донал огляделся и понизил голос – Забавно, что я встретился с вами здесь, я собирался увидеться сразу по приезде домой.
Поль мгновенно насторожился:
– Да? Почему?
– Конечно, вы поняли, что это касается «Финн Вебер», вернее, HW «Электрише Гезеллшкрафт», дочерней фирмой которой является «Финн Вебер». Сейчас производится большое слияние, одно из самых больших в электрохимической промышленности Германии, и естественно предлагаются новые акции. Это будет колоссальная штука, возможность сделать миллионы, буквально миллионы, тому, кто сумеет стать учредителем. – Донал заколебался. – Для этого необходимо иметь пакет из двадцати пяти тысяч акций.
Наступило напряженное молчание. Поль мысленно отверг предложение Донала и сейчас прилагал все усилия, чтобы сдержать свое негодование. Понимая, что Донал пытается понять выражение его лица, он намеренно смотрел на сияющий в свете лампы серебряный кофейник.
– Дело в том, что я не владею двадцатью пятью тысячами акций. Я мог бы легко купить их, но ситуация исключительная – необходимо быть владельцем такого количества акций еще до первого января. Понимаете?
Поль перевел взгляд на Донала:
– Я понимаю, что это исключает вас.
– Ну, не совсем. Есть способ обойти их. Мы можем объединить акции Хенка и мои у одного владельца, в один пакет. Мы можем образовать подобие корпорации исключительно для того, чтобы прикрыть это вложение – холдинговую корпорацию. Немцам известно, что она уже существует. Они не будут проверять даты в Нью-Йорке. Что за черт, я уже сказал им о ней, и их это полностью удовлетворило. Все, что им надо, это пара документов.
Молчание Поля длилось целую минуту, в течение которой, снова глядя на кофейник, он наслаждался поражением собеседника. Наконец он произнес:
– Конечно, вы знаете, что я не сделаю это. Донал выпрямился:
– Но почему?
– Я ответил вам в прошлый раз, когда вы обращались с подобным же предложением, не так ли?
– Послушайте, Поль. Посмотрите на дело с точки зрения банкира и не упрямьтесь. Я могу понять, что, возможно, тогда вы сомневались, но сейчас вы сами видите, какова прибыль, и вам следовало бы довериться моей деловой сметливости.
– Я абсолютно доверяю вашей деловой сметливости.
– Тогда что же вас останавливает? Поль прямо посмотрел на него:
– Вы до сих пор ничего не поняли?
– Так вы все еще поете старую песню дяди Дэна? Поль кивнул:
– Да. Так громко, как только могу.
На скулах Донала появились красные пятна.
– Вы банкир в третьем поколении. Не говорите мне, что вы достигли благополучия, оставаясь святыми.
– Мы были честными.
– Я не прошу вас делать что-нибудь бесчестное.
– Вы просите меня, и через меня просите Хенка, сотрудничать с международными преступниками.
Донал рассмеялся:
– Простите меня, но вы говорите как уличный проповедник.
Многое мог бы сказать Поль этому человеку. Какие слова бросил бы он в это наглое, смеющееся лицо! Перед его мысленным взором возникали картины: то в задней комнате тайно совещаются люди, то Бен лежит, сраженный двадцатью пулями в грудь. Но он поклялся Хенку и себе самому никогда не говорить об этом.
– Извините, я не хотел оскорбить вас своим смехом, – сказал Донал, сдерживая себя. – Просто на минуту мне показалось это смешным. Никто бы не поверил, что человек может отказаться от миллионов долларов. Честно, я сам не верю этому.
– Мне кажется, вам следовало бы поверить.
– Нет. Подождите. Вы боитесь войны, помощи врагу. О'кей, я согласен с этим. Но те вещи, над которыми работают в этих компаниях, полезны и для использования в мирное время, в промышленности. Я не ученый, но понимаю достаточно, что в Германии хорошие мозги, величайшие ученые мира…
Поль прервал его:
– Я не буду помогать нацистам ни в мирное время, ни в военное.
Слова прозвучали глухо и чопорно. Почему этому человеку всегда удается заставить его разговориться? Щеки Донала покраснели.
– Вы так легко отказываетесь от прибыли Хенка? Что вы за опекун?
– Я надеюсь, что уважаемый. Я бы не хотел, чтобы Хенк получал такие деньги. Достаточно плохо, что он уже получает их из «Финн Вебер».
Донал далеко отставил стул, словно боясь даже случайно прикоснуться к Полю.
– Лично я хочу деньги для своих детей. Им никогда не придется пробиваться наверх, как мне.
В голове Поля промелькнули картины, как кадры из фильма: великолепный дом, ряды европейских автомобилей, роскошные сады, фонари на деревьях и музыка на лужайке, бриллиантовое колье вокруг невинной шейки Мэг…
– Бог мой, сколько же вам надо денег?
– Сколько я смогу получить. Их никогда не бывает слишком много. Если бы у вас с женой был ребенок, вы бы понимали меня. А может быть, и нет. Из-за вас ничего не получается. Я вел дела с сотнями людей, но будь я проклят, если когда-нибудь… – Он резко замолчал.
Поль повернулся, чтобы узнать, куда смотрит Донал. В дверях стояла Ли, нагруженная покупками. Она осматривала комнату, разыскивая его.
– О, вот ты где! Я только что звонила в комнату, – четко произнесла она, но, увидев Донала, замолчала.
– О, какая неожиданная встреча! – воскликнул Донал, вставая вместе с Полем. Его голос был возбужденным и высоким. – Кто бы мог подумать, что вы в Париже вместе.
– Мы не вместе. Я решила поехать в последнюю минуту. Поль не знал, что я буду здесь. – Спокойный тон Ли противоречил испуганному выражению ее лица. Вы извините меня, – быстро сказала она, – я поднимусь с покупками.
Донал заметил:
– Она не красавица, но сексапильна, эта Ли. Поль не ответил.
– Я восхищен вашим вкусом. Поль спокойно произнес:
– Я не понимаю, о чем говорите?
– Бросьте! Ни вам, ни ей не удастся обмануть меня. – Донал посмотрел на часы. – Ну, я иду на обед. Я в «Джордж Синге», если вы перемените свое решение и захотите связаться со мной.
– Я не изменю свое решение, и я уезжаю завтра домой, – ответил Поль.
– О, будете наслаждаться плаванием вместе с Ли, – кинул Донал, выходя из комнаты.
– Ты совсем расстроился из-за этого человека, – позже сказала Ли. – Ты что, думаешь, он снимет телефонную трубку и позвонит Мариан, как только вернется домой?
– Нет, нет. Мне не понравился наш предыдущий разговор.
Из кресла Полю было видно свое усталое отражение в зеркале, и он выпрямился.
– Я только начал оживать благодаря тебе.
– Должно быть, здесь можно сделать состояние, раз Донал приехал, – размышляла Ли. – Ты не считаешь, что у него достаточно денег? Он и остальные, Бергман, Розелли и прочие, должно быть, поделили доходы перед отменой «сухого закона».
– Я не думаю, что ему нужны просто деньги. Похоже, он борется за престиж и власть. Подозреваю, что он может попытаться войти в большую политику.
– За его внешним лоском скрываются самые грубые манеры… Мэг чуть не ушла от него, ты не знал?
– Нет. Почему же она не ушла?
– Из-за неприятностей Элфи. Раньше она приходила ко мне в магазин и делилась, но больше не приходит.
Ли осторожно обвела губы и стала их закрашивать.
– Если бы она уехала от него с детьми, это по-настоящему потрясло бы его. Если бы я не могла видеть Хенка, то не знаю, что бы я делала. Не видеть собственное дитя – что может быть ужаснее.
– Да, – согласился Поль.
Ли пристально посмотрела на него:
– Ты действительно выглядишь измотанным! О, к черту Донала и всех остальных! Пойдем обедать, а потом посмотрим фильм с Чаплином на французском языке. Посмеемся в последний вечер. Что ты скажешь? О'кей?
Плавание на запад было тяжелым. Пароход раскачивало, водяные брызги обдавали палубы, и предупреждающий гудок звучал во время всего путешествия.
Букет роз в центре стола ожидал их в последний вечер, и стюард сказал им, что на десерт им заказано Гранд Морин суфле. Это было суфле на десять человек, так как, очевидно, заказавший его думал, что миссис Маркус будет сидеть за большим столом.
– О, это хорошо, – сказала Ли, – мы съедим, сколько сможем, а с тем, что останется, вы можете делать что хотите.
Она открыла конверт и вслух прочитала карточку:
– «Добро пожаловать домой. С любовью от Билла». Он такой милый человек.
– Очевидно.
– Он всего лишь хороший друг, Поль. Правда. А мне нужны друзья.
– Ты не можешь так думать, – с некоторым негодованием сказал Поль.
– Но я думаю именно так.
Ли положила вилку и, наклонившись вперед, с чувством произнесла:
– Мой сын скоро покинет меня. Он безусловно уедет учиться в медицинский институт. Ты знаешь, как ему нравилось ездить с бригадой «скорой помощи» летом. У него своя жизнь, так и должно быть; я счастлива, потому что сделала все возможное для него, с твоей помощью, Поль, и он замечательный человек, лучше меня. Все хорошо, я счастлива, но меня ждет одиночество. Мне нужно как можно больше друзей. Секс я всегда могу получить, – ее глаза пристально посмотрели на Поля, – но секс сам по себе не исключает одиночества, а одиночество… Ну, я даже не могу описать его.
Его комната была соседней, и дверь между ними была открыта.
– Очень просто. Дала на чай горничной перед тем, как мы пошли на обед.
В черной прозрачной ночной рубашке Ли расчесывала волосы перед зеркалом. Она улыбнулась ему в зеркале счастливой улыбкой.
– Честно, ты сильно удивил меня, когда вошел сегодня утром. Я все планировала на следующей неделе: билеты на концерты, на балет, кроме того, я договорилась о машине на один день: нам может захотеться поехать позавтракать за город. Но остальное время свободно.
– Прекрасно, меня все устраивает. Перестань, хватит, твои волосы и так красивы.
– Они перепутались – надо подстричься.
– Они как атласная шапочка, – сказал он, касаясь щекой ее волос. – Пошли, гаси свет.
– Посмотри за окно: мы на Пляс-де-Конкорд!
– Это великолепно, но не дразни меня. Ее глаза сразу помрачнели.
– Я не дразню тебя, Поль! Это не в моих правилах. Но я так счастлива и хочу продлить эти мгновения. Я до сих пор не могу поверить, что я с тобой!
– Поверь, – произнес он. – Эй, ты хочешь, чтобы я перенес тебя?
Он поднял ее и положил на кровать. Нежно, осторожно он стал поднимать черное шелковое облако вверх, обнажал ее лодыжки, сильные бедра, тонкую талию, грудь, пышность которой всегда поражала его в сочетании с тонкостью талии, покатые плечи, и – снял сорочку.
Минуту он стоял разглядывая ее.
– О чем ты сейчас думаешь, Поль?
– Я думаю: какая сладкая, какая спелая и сладкая. Ты – как персик.
Она улыбнулась:
– Тогда возьми его! Он твой.
Только через три дня он получил открытку от Илзе; его сердце успокоилось, когда он прочитал:
«Здесь мы в безопасности с друзьями. Марио начинает приходить в себя. Буду поддерживать с тобой связь. Счастья тебе».
За обедом он показал открытку Ли. Он рассказывал ей про Илзе, опуская свои отношения с ней. У него было чувство, что ей это не понравилось бы, хотя в подобной же ситуации Илзе отнеслась бы к этому по-другому. Сейчас он восклицал:
– Это повод для праздника! За это можно выпить! Она держала бокал пальцами с алыми ногтями и задумчиво цедила вино.
– Было сложно, да?
– В Германии? Да. Невыносимо наблюдать, как она сползает в ад и не может остановиться.
– Поль, сколько я тебя знаю, ты всегда брал на себя беды других людей. С тех пор, как я вышла замуж за Фредди. Дэн, который вдвое старше тебя, а теперь эта Илзе и мой сын – мы все ищем у тебя поддержки. У тебя ничего не остается для себя.
– Я не так смотрю на это.
– Возможно, нет. Но послушай, мне хочется, чтобы, пока мы здесь, ты не о чем не думал, кроме удовольствий. Мне хочется, чтобы ты расслабился.
Он рассмеялся:
– Тебе не кажется, что я достаточно расслабился за последние три ночи?
– Я не шучу. Секс – это физическая потребность. Он не связан с состоянием душевного покоя и счастья.
– Очень хорошо, – весело ответил он. – Никаких дел! Единственное, что я все-таки сделаю, это повидаю двух клиентов, американцев, живущих в Париже, но это будет приятно, а остальное время я посвящу тебе!
La ville lumiere! Город улыбался. Даже полицейские были здесь вежливы. Иногда, рано проснувшись, они шли выпить кофе в только что открывшиеся кафе. Продавцы цветов под тентами выставляли букеты роз и лилий. После бриошей или рогаликов они шли в Люксембургский сад посидеть на зеленых железных скамейках и понаблюдать за детьми, играющими вокруг фонтана Медичи. Они осматривали старинные отели Парижа в снежной дымке, восхищались витражами Нотр-Дам, обедали в Тур-де-Аргент, смотрели балет в Опера, ходили в кабаре на Монмартре, бродили по ночному Парижу.
Поль согласился познакомиться с миром моды. Ему всегда казалось глупым, что люди относятся с такой серьезностью к тому, как задрапировать человеческое тело. Но любопытство, которое заставляло его изучать работу карбюратора в автомобиле или устройство флейты, теперь заставило его следовать за Ли, и ему пришлось признать, что портновское дело – это тоже искусство. В прокуренном салоне он сидел на красивом позолоченном стуле и смотрел, как Шанель в свитере и юбке, золотых цепочках и с бантом в волосах следит за показом своих моделей на маленькой золотой сцене.
– Я бы хотел подарить тебе что-нибудь из этих моделей, – сказал он Ли после просмотра за ланчем. – Может, желтый костюм от Шанель?
Ли покачала головой:
– Нет, нет.
– Почему нет? Ты же была в восторге от него!
– Нет, не надо. Я ничего не хочу, – серьезно повторила она.
Он немного подумал и решил говорить прямо:
– Ты думаешь, я предлагаю тебе нечто вроде платы за удовольствие, которое получаю от тебя?
Она не ответила.
– Но ты ошибаешься! Если бы я захотел тебе заплатить за все, что ты дала мне, то мне следовало отплатить тебе чем-то более существенным.
– Правда, Поль, не надо! Я хочу, чтобы в наших отношениях не было вещей, что бы ты ни говорил. Понимаешь?
Он понимал, что, возможно, заходит в своих отношениях с Ли дальше, чем предполагал. Возможно, даже дальше, чем предполагала сама Ли. Возникло легкое беспокойство, и он сосредоточился на булочке с маслом.
– Но все равно это очень мило с твоей стороны. – На миг ее лоб нахмурился, потом разгладился, как будто по нему провели рукой. – О, это шоу, театр, да? Весь этот бизнес моды? У Ланвина подают шампанское, а в Мэгги Руфф на открытии был оркестр, и гости были в вечерних туалетах.
Так легко и весело она ушла от опасной темы.
Когда началась вторая неделя, беспокойство усилилось. Что будет, когда они вернутся в Нью-Йорк? Если их связь раскроется, то возникнет много сложностей: во-первых, ее сын и остальные родственники, не говоря уж о Мариан…
В последний день Ли бросилась делать покупки. У нее была уйма друзей, и она любила быть щедрой.
– Я откланиваюсь и встречу тебя в обед, – сказал Поль. – Я никогда не был в Буэ и посвящу этот день ему.
Это был один из тех февральских дней, когда у верхушек деревьев плавают обрывки редеющего тумана, с нижних ветвей капает и влажный воздух создает обманчивое ощущение наступления весны. Тропинка вокруг озера была пустынна. Было так тихо, что неторопливые шаги Поля гулко отдавались в воздухе. В тишине было что-то печальное, но эта печаль была приятна. Он подумал, что это похоже на реквием. Что-то смутно всплыло в его памяти, но что? Ему мучительно хотелось вспомнить. Он остановился, пытаясь сосредоточиться на ускользающих воспоминаниях, и стал пристально смотреть на мрачную черную поверхность озера, по которой плыли три утки, образуя безупречное «V».
Воспоминание пришло неожиданно… Гудзон, черный и мрачный в зимний день. Большие хлопья снега медленно опускаются на воду, прилипают к ресницам Анны. Они поднимаются на холм. В доме недалеко от вершины играет струнный квартет, его печальная и прекрасная музыка слышна даже сквозь закрытые окна.
– Шуберт, – сказал он. И они остановились, дослушав музыку до конца, а потом пошли рука об руку в молчании.
Много времени прошло. У него был шанс, но он не воспользовался им. А сейчас он стоял, одинокий, за тысячи миль, крича в душе: «Анна», «Айрис», пока флотилия уток преспокойно огибала озеро.
Внезапно подул холодный северный ветер, зашумели сосны. Зима была печальной, печальны были и ранние сумерки. Не следовало ему приходить сюда одному. Ему нужна Ли, веселая, успокаивающая Ли.
И он заспешил назад, желая поскорее найти такси и вернуться в отель.
Комната отдыха была как раз тем местом, которое могло развеять мрачные настроения. Приятный розоватый свет и глубокое кресло действовали успокаивающе на Поля, он наблюдал оживленное передвижение роскошных женщин, деловых мужчин, французов и иностранцев, и терпеливых умных пуделей, носящих ошейники с фальшивыми бриллиантами. Он заказал аперитив и медленно цедил напиток. Чувствуя, как восхитительный огонь разливается по всему телу.
Поль посмотрел на часы. До обеда еще час. Он заказал еще аперитив и стал наблюдать за стройной блондинкой, чей огромный кулон из изумруда, по меньшей мере в шесть карат, привлек его внимание. Он размышлял, знает ли она, что выражение недовольства портит ее лицо, когда за ее плечом увидел входящего в зал Донала Пауэрса. Тот тоже заметил Поля. Встреча была неизбежной. Донал в сопровождении другого мужчины подошел к нему:
– Ну и ну! Мир тесен! Ты здесь по делу или отдыхаешь?
– По делу. – Поль встал, протягивая руку.
– Мистер Вернер, мосье Коро. Не родственник художника.
Француз поклонился:
– К сожалению.
Замешательство продолжалось доли секунды. Если бы Донал был один, Поль сказал бы: «Давай не будем притворяться, нам не обязательно быть вместе, мы презираем друг друга».
– Мистер Вернер кузен моей жены. Француз вежливо приподнял брови:
– Восхитительное совпадение для вас обоих. Он ждал, когда ему предложат сесть.
– Пожалуйста, садитесь, – сказал Поль.
– Зимой у нас редко бывают американцы, мистер Вернер.
– Для меня Париж прекрасен в любое время года. Донал, заказав напитки, обратился к Полю:
– Давно здесь?
– Две недели. Я приехал из Германии.
– О? И я тоже. Как тебе понравилось?
– Я до сих пор не пришел в себя от ужаса.
– Вы американец и, естественно, воспринимаете все иначе, чем мы, европейцы, – сказал Коро.
Поль не совсем понял, что имеет в виду Коро. Коро объяснил:
– Я хочу сказать, что сильное руководство имеет свои преимущества. Вы, американцы, еще не пришли к этому. Посмотрите только на Германию и Италию и увидите, что порядок в этих странах ведет их к процветанию. В моей стране мы только спорим. Меняются взгляды – меняется правительство. Это становится тошнотворным.
– Так вы хотите уничтожить Третью республику? – спросил Поль.
Коро пожал плечами:
– Я? Я ничего не хочу уничтожать. Но я не заплакал бы, если бы она умерла.
Поль промолчал. Он смотрел на стул, на котором лежали кейс из крокодиловой кожи и пара кожаных перчаток. Почему-то эти предметы привели его в бешенство, хотя у него самого были похожие. Он поднял глаза, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
– Мосье Коро человек опытный, – сказал Донал. – Он владеет крупнейшими машиностроительными заводами в этой стране. Основанными его дедом, – с уважением добавил он.
Коро обратился к Полю:
– Мне показалось, вы сказали, что вы тоже в деле?
– Нет. Я банкир.
– Ах, тогда вы определенно практичный человек. Люди, подобные нам, заставляют крутиться мировые колеса. Мы не должны позволять Леону Блюму вставлять в них палки. Если республика падет, то из-за таких, как он.
На лице Коро проступили красные пятна, он резко поставил стакан на стол.
– Мошенники и взяточники – вот кто они!
– Ну уж Блюма вы не назовете мошенником, – сказал Поль.
Ему показалось, что Донал, предупреждая, толкнул коленом своего приятеля. Конечно, Блюм – еврей. Неважно, что он демократ, ученый или что-то еще.
– Ну, возможно, и нет, – признал Коро. Он, должно быть, правильно понял предупреждение.
– Но все равно, народ больше не хочет его, – добавил он.
«Зачем я спорю с этим незнакомцем?» – спросил себя Поль. Абсурдно. Два человека, которые еще десять минут тому назад не знали друг друга и наверняка больше никогда не встретятся, изливали свой сдержанный, цивилизованный гнев, а за их спинами стояли букеты красных и белых гладиолусов и где-то в другой комнате тренькало пианино. Тем не менее Поль продолжил:
– Я читал в ваших газетах о Акции Франсез. Это такие же молодые головорезы, как в Германии и Италии, и действия их те же – погромы и избиения на улицах.
Коро взял горсть орехов и раздавил их.
– Это всего лишь ребята. Они не беспокоят меня, так же как и немецкие парни.
Поль настаивал:
– Немецкие парни будут беспокоить вас, когда войдут, маршируя, во Францию.
– Чепуха. Войны не будет. У нас есть линия Мажино, самая мощная оборона на земле.
– Она не в том месте, мой друг. Немцы придут через Бельгию, так же как они сделали в 1914 году.
Диалог был подобен перекидыванию мяча – вперед, назад, а Донал, как зритель на теннисном матче, поворачивал голову от одного к другому, чтобы ничего не упустить.
– Я бывал в Германии много-много раз, мистер Вернер, и могу сказать, что немцы хотят войны не больше нас. У меня связи в высших кругах в правительстве и промышленности. Мистер Пауэрс знает. Он был со мной. Спросите его.
Коро допил свой бокал и встал.
– Я опаздываю на встречу. Донал, я увижу вас утром? Счастлив был познакомиться с вами, – сказал он с вежливым поклоном Полю и, собрав свои вещи, удалился.
– Мерзкий тип ваш друг, – заметил Поль.
– Не друг, а деловой знакомый. Полезный для моей миссии.
Донал замолчал, ожидая, что его спросят, что это за миссия. Но Поль не спросил, и он продолжил:
– Вы знаете, а может быть, и нет, что я состою в комиссии по недвижимости. Я являюсь чем-то вроде эксперта по общественным зданиям. Поэтому я приехал за свой счет сюда, чтобы посмотреть, как это делается в Европе, особенно в Германии. И что интересно, даже в строительстве они впереди Англии и Франции. Намного впереди.
– Во всяком случае, согласно утверждениям вашего мосье Коро. Вы ведь толкнули его, да?
– Если бы я не сделал этого, могло бы возникнуть недоразумение.
– Он напомнил мне грифа, терзающего труп. Он и немцы вместе разжиреют на трупе Франции.
Донал возразил ему:
– Французы и немцы теперь хорошо ладят, вкладывая деньги в предприятия по обе стороны от границы. Французы делают инвестиции в немецкое машиностроение, а немцы покупают французские издательства. Да вы едва ли сумеете пообедать в важном доме Парижа, не встретив там немцев – промышленников, писателей или интеллектуалов. Известные имена.
«Интеллектуалы. Важные дома». Перед глазами Поля промелькнула картина: похороны Бена, толпа людей с жесткими лицами и агенты ФБР, следящие за ними. Он далеко пошел, этот Донал. И, судя по обстоятельствам, пойдет еще дальше.
– Мне хочется домой, – говорил Донал, – я скучаю по ребятишкам.
И он протянул фотографию из бумажника. На снимке перед цветущими рододендронами на лужайке стояло пятеро детей с Лабрадором.
– Вы их давно не видели. Не поверите, но Тимми уже такого роста, как я, и это в двенадцать лет. Том тоже растет, спортивного сложения. – Донал, забрав назад фото, стал сам его рассматривать. – Мне бы хотелось больше сыновей. Не то чтобы девочки не оправдывали моих ожиданий. Посмотрите на эту, Люси. Она будет красавицей с этой кудрявой головой. Никак не пойму, откуда взялись эти кудри.
Нежная улыбка и мягкий взгляд не вязались с тем Доналом, которого знал Поль.
– Я говорю своим детям, но особенно мальчикам, что они могут стать, кем захотят, заниматься, чем пожелают. Жизнь – это состязание, и нельзя никому позволять обходить себя. Надо быть всегда лучшим.
Вот теперь это был человек, которого знал Поль. И он подумал: «А если бы у меня были сыновья, что бы я сказал им?»
Но уж во всяком случае не то, что он только что услышал от Донала. Донал спрятал бумажник, после чего заговорил так, словно они с Полем были закадычные друзья:
– У меня здесь и личные дела. Среди них и компания Хенка. Вы смотрели последние цифры?
– Конечно.
– Хорошо. Компания процветает, не так ли? Поль мрачно кивнул.
– Бизнес в Германии действительно быстро растет, говорю я вам. – Донал огляделся и понизил голос – Забавно, что я встретился с вами здесь, я собирался увидеться сразу по приезде домой.
Поль мгновенно насторожился:
– Да? Почему?
– Конечно, вы поняли, что это касается «Финн Вебер», вернее, HW «Электрише Гезеллшкрафт», дочерней фирмой которой является «Финн Вебер». Сейчас производится большое слияние, одно из самых больших в электрохимической промышленности Германии, и естественно предлагаются новые акции. Это будет колоссальная штука, возможность сделать миллионы, буквально миллионы, тому, кто сумеет стать учредителем. – Донал заколебался. – Для этого необходимо иметь пакет из двадцати пяти тысяч акций.
Наступило напряженное молчание. Поль мысленно отверг предложение Донала и сейчас прилагал все усилия, чтобы сдержать свое негодование. Понимая, что Донал пытается понять выражение его лица, он намеренно смотрел на сияющий в свете лампы серебряный кофейник.
– Дело в том, что я не владею двадцатью пятью тысячами акций. Я мог бы легко купить их, но ситуация исключительная – необходимо быть владельцем такого количества акций еще до первого января. Понимаете?
Поль перевел взгляд на Донала:
– Я понимаю, что это исключает вас.
– Ну, не совсем. Есть способ обойти их. Мы можем объединить акции Хенка и мои у одного владельца, в один пакет. Мы можем образовать подобие корпорации исключительно для того, чтобы прикрыть это вложение – холдинговую корпорацию. Немцам известно, что она уже существует. Они не будут проверять даты в Нью-Йорке. Что за черт, я уже сказал им о ней, и их это полностью удовлетворило. Все, что им надо, это пара документов.
Молчание Поля длилось целую минуту, в течение которой, снова глядя на кофейник, он наслаждался поражением собеседника. Наконец он произнес:
– Конечно, вы знаете, что я не сделаю это. Донал выпрямился:
– Но почему?
– Я ответил вам в прошлый раз, когда вы обращались с подобным же предложением, не так ли?
– Послушайте, Поль. Посмотрите на дело с точки зрения банкира и не упрямьтесь. Я могу понять, что, возможно, тогда вы сомневались, но сейчас вы сами видите, какова прибыль, и вам следовало бы довериться моей деловой сметливости.
– Я абсолютно доверяю вашей деловой сметливости.
– Тогда что же вас останавливает? Поль прямо посмотрел на него:
– Вы до сих пор ничего не поняли?
– Так вы все еще поете старую песню дяди Дэна? Поль кивнул:
– Да. Так громко, как только могу.
На скулах Донала появились красные пятна.
– Вы банкир в третьем поколении. Не говорите мне, что вы достигли благополучия, оставаясь святыми.
– Мы были честными.
– Я не прошу вас делать что-нибудь бесчестное.
– Вы просите меня, и через меня просите Хенка, сотрудничать с международными преступниками.
Донал рассмеялся:
– Простите меня, но вы говорите как уличный проповедник.
Многое мог бы сказать Поль этому человеку. Какие слова бросил бы он в это наглое, смеющееся лицо! Перед его мысленным взором возникали картины: то в задней комнате тайно совещаются люди, то Бен лежит, сраженный двадцатью пулями в грудь. Но он поклялся Хенку и себе самому никогда не говорить об этом.
– Извините, я не хотел оскорбить вас своим смехом, – сказал Донал, сдерживая себя. – Просто на минуту мне показалось это смешным. Никто бы не поверил, что человек может отказаться от миллионов долларов. Честно, я сам не верю этому.
– Мне кажется, вам следовало бы поверить.
– Нет. Подождите. Вы боитесь войны, помощи врагу. О'кей, я согласен с этим. Но те вещи, над которыми работают в этих компаниях, полезны и для использования в мирное время, в промышленности. Я не ученый, но понимаю достаточно, что в Германии хорошие мозги, величайшие ученые мира…
Поль прервал его:
– Я не буду помогать нацистам ни в мирное время, ни в военное.
Слова прозвучали глухо и чопорно. Почему этому человеку всегда удается заставить его разговориться? Щеки Донала покраснели.
– Вы так легко отказываетесь от прибыли Хенка? Что вы за опекун?
– Я надеюсь, что уважаемый. Я бы не хотел, чтобы Хенк получал такие деньги. Достаточно плохо, что он уже получает их из «Финн Вебер».
Донал далеко отставил стул, словно боясь даже случайно прикоснуться к Полю.
– Лично я хочу деньги для своих детей. Им никогда не придется пробиваться наверх, как мне.
В голове Поля промелькнули картины, как кадры из фильма: великолепный дом, ряды европейских автомобилей, роскошные сады, фонари на деревьях и музыка на лужайке, бриллиантовое колье вокруг невинной шейки Мэг…
– Бог мой, сколько же вам надо денег?
– Сколько я смогу получить. Их никогда не бывает слишком много. Если бы у вас с женой был ребенок, вы бы понимали меня. А может быть, и нет. Из-за вас ничего не получается. Я вел дела с сотнями людей, но будь я проклят, если когда-нибудь… – Он резко замолчал.
Поль повернулся, чтобы узнать, куда смотрит Донал. В дверях стояла Ли, нагруженная покупками. Она осматривала комнату, разыскивая его.
– О, вот ты где! Я только что звонила в комнату, – четко произнесла она, но, увидев Донала, замолчала.
– О, какая неожиданная встреча! – воскликнул Донал, вставая вместе с Полем. Его голос был возбужденным и высоким. – Кто бы мог подумать, что вы в Париже вместе.
– Мы не вместе. Я решила поехать в последнюю минуту. Поль не знал, что я буду здесь. – Спокойный тон Ли противоречил испуганному выражению ее лица. Вы извините меня, – быстро сказала она, – я поднимусь с покупками.
Донал заметил:
– Она не красавица, но сексапильна, эта Ли. Поль не ответил.
– Я восхищен вашим вкусом. Поль спокойно произнес:
– Я не понимаю, о чем говорите?
– Бросьте! Ни вам, ни ей не удастся обмануть меня. – Донал посмотрел на часы. – Ну, я иду на обед. Я в «Джордж Синге», если вы перемените свое решение и захотите связаться со мной.
– Я не изменю свое решение, и я уезжаю завтра домой, – ответил Поль.
– О, будете наслаждаться плаванием вместе с Ли, – кинул Донал, выходя из комнаты.
– Ты совсем расстроился из-за этого человека, – позже сказала Ли. – Ты что, думаешь, он снимет телефонную трубку и позвонит Мариан, как только вернется домой?
– Нет, нет. Мне не понравился наш предыдущий разговор.
Из кресла Полю было видно свое усталое отражение в зеркале, и он выпрямился.
– Я только начал оживать благодаря тебе.
– Должно быть, здесь можно сделать состояние, раз Донал приехал, – размышляла Ли. – Ты не считаешь, что у него достаточно денег? Он и остальные, Бергман, Розелли и прочие, должно быть, поделили доходы перед отменой «сухого закона».
– Я не думаю, что ему нужны просто деньги. Похоже, он борется за престиж и власть. Подозреваю, что он может попытаться войти в большую политику.
– За его внешним лоском скрываются самые грубые манеры… Мэг чуть не ушла от него, ты не знал?
– Нет. Почему же она не ушла?
– Из-за неприятностей Элфи. Раньше она приходила ко мне в магазин и делилась, но больше не приходит.
Ли осторожно обвела губы и стала их закрашивать.
– Если бы она уехала от него с детьми, это по-настоящему потрясло бы его. Если бы я не могла видеть Хенка, то не знаю, что бы я делала. Не видеть собственное дитя – что может быть ужаснее.
– Да, – согласился Поль.
Ли пристально посмотрела на него:
– Ты действительно выглядишь измотанным! О, к черту Донала и всех остальных! Пойдем обедать, а потом посмотрим фильм с Чаплином на французском языке. Посмеемся в последний вечер. Что ты скажешь? О'кей?
Плавание на запад было тяжелым. Пароход раскачивало, водяные брызги обдавали палубы, и предупреждающий гудок звучал во время всего путешествия.
Букет роз в центре стола ожидал их в последний вечер, и стюард сказал им, что на десерт им заказано Гранд Морин суфле. Это было суфле на десять человек, так как, очевидно, заказавший его думал, что миссис Маркус будет сидеть за большим столом.
– О, это хорошо, – сказала Ли, – мы съедим, сколько сможем, а с тем, что останется, вы можете делать что хотите.
Она открыла конверт и вслух прочитала карточку:
– «Добро пожаловать домой. С любовью от Билла». Он такой милый человек.
– Очевидно.
– Он всего лишь хороший друг, Поль. Правда. А мне нужны друзья.
– Ты не можешь так думать, – с некоторым негодованием сказал Поль.
– Но я думаю именно так.
Ли положила вилку и, наклонившись вперед, с чувством произнесла:
– Мой сын скоро покинет меня. Он безусловно уедет учиться в медицинский институт. Ты знаешь, как ему нравилось ездить с бригадой «скорой помощи» летом. У него своя жизнь, так и должно быть; я счастлива, потому что сделала все возможное для него, с твоей помощью, Поль, и он замечательный человек, лучше меня. Все хорошо, я счастлива, но меня ждет одиночество. Мне нужно как можно больше друзей. Секс я всегда могу получить, – ее глаза пристально посмотрели на Поля, – но секс сам по себе не исключает одиночества, а одиночество… Ну, я даже не могу описать его.