Плейн Белва. Гобелен

   – Да. Я должен встретиться в шесть.
   – Ты помнишь, как мы шли сюда?
   – О, я хорошо ориентируюсь.
   – Тогда ступай.
   В городе было почти тихо. На западе небо было розовым, как внутренность раковины, а вокруг лежала голубоватая дымка. По дороге Хенку попадались сожженные танки или перевернутые немецкие машины с разорванными флагами.
   Он был полон радости, которую ему подарила девушка, счастлив, что увидит Поля, что идет по нормальной улице среди невооруженных людей. Он слегка напевал себе под нос. И в этот момент раздался выстрел. Затем второй.
   Пуля ударила Хенку в грудь, он схватился за нее обеими руками.
   «О нет! – пронеслось в голове. – Так не может быть… когда я только что… когда все так хорошо… Я… Генри…»
   Красные буквы, образующие его имя, заплясали перед глазами.
   «Не я… Мне так много надо…» Хенк упал.
   Поль, который стоял за мешками с песком в холле отеля, поджидая Хенка, взглянул наверх и увидел снайпера за парапетом. Он видел, как шел ничего не подозревающий Хенк, и, не думая о себе, побежал ему навстречу. Он почувствовал, как обожгло плечо, но продолжал бежать, бежать к тому месту, где лежал Хенк. Но было поздно; Поль встал на колени и заплакал.
   Печальная новость пришла, когда Шерманы обедали. Хенни была вместе с ними. Они только сели за стол, когда в дверь позвонили. В комнату вошла взволнованная горничная:
   – Телеграмма. Кто-то из семьи должен расписаться.
   Билл Шерман сразу встал. Женщины потом говорили, что они поняли сразу, в чем дело. Им не надо было слышать тяжелые медленные шаги Билла, поднимающегося по лестнице, или видеть его посеревшее лицо.
   Несколько раз он пытался выговорить страшные слова – и не мог. Ли, Хенни и молодая горничная смотрели на него.
   Наконец он произнес:
   – Может быть, мы пойдем и сядем.
   Ли подскочила и выхватила телеграмму. Муж подхватил ее, когда она падала. Она кричала и отбивалась:
   – Это не правда, я не верю. О, Боже мой. Бог бы не допустил, чтобы это случилось, почему Бог позволил это, это не правда…
   – Хенк? – прошептала Хенни.
   – Нет! – кричала Ли. – Не верь, Хенни, это ложь, ложь, ложь…
   – Это правда, – сказала Хенни. – Да, это правда. Я ждала этого. Так же, как его отец. Войны забирают наших мужчин. Да, да.
   Она закрыла лицо руками.
   Нора, молоденькая горничная, испугалась и начала причитать:
   – О, мистер Шерман, что нам делать?
   На крики Ли прибежала повариха и тоже начала рыдать:
   – Мистер Хенк… я давала ему сладости после школы. Мистер Хенк.
   – Надо врача, – быстро сказал Билл. – Моей жене нужен врач. И Хенни тоже.
   Хенни продолжала сидеть закрыв лицо руками, не произнося ни слова.
   – Вызовите врача, пожалуйста.
   Жуткие крики Ли были такими громкими, что их было слышно на улице.
   – Я хочу умереть! Дайте мне умереть, слышите? Оставьте меня в покое!
   Билл подхватил ее и потащил на кровать.
   Когда врач дал ей сильное успокоительное, они с Биллом спустились к Хенни, которая тихо сидела с Норой. Билл подошел к ней и взял за руку.
   – Я не хотел пренебрегать вами, но мне пришлось позаботиться сначала о Ли. Дорогая Хенни, – сказал он, – жизнь плохо обходится с вами последние годы.
   – Есть еще несколько миллионов, к которым она тоже плохо относится.
   – Вы никогда не плачете? – мягко спросил он.
   – Никогда. Не знаю, почему я не могу плакать.
   – Я дам вам лекарство, которое поможет вам заснуть, – сказал доктор.
   – И вы оставайтесь здесь, – сказал ей Билл. – Я буду рядом, если что-то понадобится.
   Выходя из дома, доктор сказал:
   – Интересно, как по-разному реагируют люди. Как это ни странно, Ли оправится быстрее Хенни.
   – Она намного моложе.
   – О, не поэтому. Она не держит в себе. Нельзя все держать внутри.
   Двое мужчин стояли и смотрели на улицу, по которой пожилая чета выгуливала большого белого пуделя и играли две маленькие девочки в клетчатых платьях. А в это время люди убивали друг друга по другую сторону океана – полное безумие!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   Прошло больше года после окончания войны, когда наконец Поль вернулся домой. Это время он провел в разоренных районах северной Франции в качестве добровольного помощника. Последним впечатлением от Европы были разрушения в Гавре, где немцы в ярости от поражения взорвали железнодорожные пути и доки. Но среди руин, казалось, теплилась надежда на новую, счастливую жизнь. Америка, которая помогала Европе во время войны, предоставляла помощь и теперь.
   Сама Америка, как заметил Поль, процветала. Покупали автомобили, дома и одежду. Деньги начали циркулировать так же быстро, как кровь по артериям.
   Мариан сменила свой дом в Палм-Бич на больший, со множеством фонтанов, испанской черепицей и королевскими пальмами. Она объяснила, что сезон теперь удлинился и многие из-за недоступности Ривьеры приобрели привычку проводить время во Флориде.
   Она явно готовилась к его приезду: купила новую одежду, заказала роскошный обед, расставила цветы в каждой комнате. Но Поль почувствовал за этой праздничностью скрытое беспокойство. В ее вопрошающих глазах застыло страдание. «Ты снова покинешь меня? – спрашивала она. – Могу я положиться на тебя?»
   Он ответил на ее невысказанные вопросы:
   – Хорошо вернуться.
   И, оглядев комнату, он почувствовал, что его приветствуют даже вещи: хрустальная лошадь, подаренная Йахимом, книги, фотографии родителей в резных рамах из орехового дерева.
   – Ты переделала рамы!
   – Тебе нравится?
   – Прекрасно, Мариан. Ты все сохранила прекрасно. Как всегда.
   – Так ты действительно рад вернуться домой?
   – Конечно. Рад быть здесь и остаться здесь. Легкая удовлетворенная улыбка тронула ее губы, и через минуту она мягко сказала:
   – Ты столько пережил. Из-за Хенка.
   – Да.
   – Я написала письмо Ли, когда узнала.
   – Это было хорошо с твоей стороны.
   – Не то чтобы я переменила свое решение не видеть ее. Но мне было грустно. Он был таким милым мальчиком.
   – Да. Да.
   – Почти как сын для тебя, близкий, не хуже родного ребенка.
   Печаль окутала красные цветы на столе.
   – Наверное, я начну визиты завтра, – быстро сказал он. – Пусть все знают, что я вернулся.
   Ли была тем человеком, встреча с которым его страшила. Письмо, которое он написал ей о гибели Хенка, было самым мучительным делом, которое когда-либо выпадало на его долю. Он боялся, что она попросит, чтобы он снова все ей рассказал, а ему этого не хотелось: сцена гибели Хенка омрачала его жизнь и преследовала в кошмарных снах. Он пытался избавиться от этих воспоминаний. И он решил отложить встречу с Ли, заглянув сначала к Элфи.
   Там было все как в старые времена. Новый офис Элфи, хотя и намного меньший, чем он занимал в пору своего расцвета, располагался по хорошему адресу, прекрасно размещенный на девятнадцатом этаже с видом на обе реки.
   Осанка и одежда Элфи говорили о вернувшемся благополучии, и Поль заметил ему, как тот хорошо выглядит.
   – Я хорошо себя чувствую, – ответил Элфи. – Все время занят – в этом секрет молодости… Ужасно, что случилось с молодым Хенком, а?
   – Да, – ответил Поль.
   – Это был кошмар, когда мы получили это известие. Ли и Хенни были в таком состоянии! Снова повторился 1914-й и Фредди. – Элфи внимательно посмотрел на Поля. – Ты из-за этого так долго не возвращался?
   – Может быть, это имело какое-то отношение. Я знаю, что мне следует зайти к Ли сегодня, и боюсь этого.
   – Не волнуйся. С ней все в порядке. Она поправлялась шесть месяцев, но сейчас она снова в форме, в полном здравии. Взяла еще один этаж для бизнеса и выкупила здание. Начала выпускать серию своих духов с большой рекламной кампанией. Ничто не сломит Ли, правда?
   Поль признал, что это так.
   – Ты ведь еще не слышал новость о Мэг? Она собирается замуж.
   – Нет! Она никогда ничего не писала.
   – Это произошло неожиданно. На прошлой неделе, пока ты плыл домой. Если ты подождешь несколько минут, то увидишь ее и Ларри. Лоренс Бейтс. Они сегодня в городе, чтобы купить кольцо. – Элфи сиял. – Действительно приятный человек. Всем он нравится, даже детям Мэг. Он ветеринар. Я отдал им кусок земли в Лорел-Хилл для офиса.
   У Ларри Бейтса было крепкое рукопожатие, грубоватое открытое английское лицо и простые манеры. Короче, он был прекрасным дополнением Мэг, которая в свитере и юбке с красивыми растрепавшимися от ветра волосами внезапно снова стала той девочкой, которую помнил Поль. После всех этих лет она сбросила маску и раскрыла свою суть.
   Ирония заключалась в том, что вот наконец это был такой муж, который мог ввести Мэг в клуб, в который так долго не принимали Элфи, но Ларри Бейтс почти наверняка не заинтересуется никаким клубом. Он вырос на ферме на Среднем Западе, и хотя стал доктором, ферма по-прежнему оставалась для него главным.
   – Вы будете очень счастливы, – сказал Поль, когда подошло время прощаться, – я предсказываю это.
   И Мэг ответила:
   – Поль, если бы не ты, вряд ли бы я встретилась с Ларри!
   Ее слова согрели Поля. Выйдя на улицу, он быстро зашагал, подбадриваемый свежим апрельским воздухом, который был еще прохладным, и общим ритмом города, который заставлял всех торопиться. Сейчас ему пришло в голову, что, повидав Ли, у него больше не будет дел на сегодня. Он не собирался приступать к работе до понедельника. А если он никогда не вернется в свой офис, что это изменит? Его партнеры прекрасно справлялись без него эти последние годы. Кому он нужен? Что ждет его впереди? В отличии от Мэг, которая снова могла смотреть в будущее, Поль ничего уже не ждал в своей жизни…
   Зависть. Он подумал об этом, остановившись у витрины книжного магазина. Нет, это не зависть, а пустота.
   Поэтому он вернется в свой офис, к благотворительным делам и случайным женщинам. Ужасающая перспектива.
   Поль пошел дальше. Лучше поскорее встретиться с Ли. Возможно, как сказал Элфи, это будет не слишком ужасно.
   Когда он назвал себя, его направили в кабинет Ли. Он прошел через салоны в сероватых и розоватых тонах, в которых стояли манекены в тафте, парче или ирландском твиде. Она работала за китайским лаковым столом в красивой комнатке.
   С возгласом, напоминающим воинственный клич, Ли вскочила и обняла его:
   – Не верю своим глазам! Прошло сто лет! Как твое плечо? Ты никогда не упоминал о нем! Мы узнали об этом от двоих друзей.
   – Ерунда.
   Чтобы лучше разглядеть ее, он отодвинулся. Кроме тонких морщинок в уголках рта, она не изменилась.
   – Я ужасно волновался о тебе. Ее глаза наполнились слезами.
   – Со мной все в порядке, как всегда… Меня вытащил Билл. И он чудесно относится к Хенни. Он принц, Поль.
   Она снова села за стол, подперев подбородок руками.
   – Знаешь, – тихо произнесла она, – брак с Биллом – самое лучшее, что есть в моей жизни.
   В нем опять шевельнулась зависть, это устыдило его, и он заставил себя вежливо ответить:
   – Я так рад. И рад за Мэг тоже. Я только что видел ее.
   – Да, это чудесно, правда? Какая разница по сравнению с Доналом!
   – А как он? Ты знаешь?
   – Процветает, естественно. Ему удалось вовремя вытащить деньги из Германии.
   – Насколько я понимаю, он всегда считал Гитлера непобедимым.
   – Это Донал непобедим. Еще, не дай Бог, его сделают послом. Но, как говорит Хенни, не надо забывать, что он сделал для Дэна.
   – Добрая душа Хенни, она лучше меня. Мне неприятно думать, что он смог сделать то, что не удалось мне.
   – Лучше тебя никого нет! Ты никогда не понимал, что делаешь для других!
   Похвала смутила его.
   – О, – промямлил он, – все стараются. Мы все стараемся делать, что можем.
   – Мы получили письмо… – Голос Ли был почти не слышен. Она начала снова: – Мы получили письмо от капитана, который видел, что делал ты, когда Хенка… когда Хенка убили. Он сказал, что ты выбежал, ты пытался прикрыть его, принять выстрелы на себя.
   Казалось, она ждет ответа. Единственное, что он смог сказать, было:
   – Я любил его.
   – Мариан написала мне письмо, но я не встречаюсь с ней. Я полагаю, что она что-то узнала.
   – Возможно.
   – Я вспомнила, что Мэг как-то намекнула на что-то. Потом она больше не говорила… Ты тоже не хочешь говорить об этом, как я вижу.
   – Это не имеет смысла.
   Наступило молчание. Поль размышлял, что они слишком долго не виделись и не хотят возвращаться назад. По крайней мере, он не хочет.
   Поэтому он сказал:
   – Я вижу, у тебя полон стол бумаг. Я не должен задерживать тебя.
   – Не надо убегать. Я ведь все равно ждала тебя, чтобы сказать тебе кое-что. – Ли нахмурилась. – Что-то я должна сказать тебе.
   – Я надеюсь, ничего плохого?
   – Мне так не кажется. Но возможно, тебе станет грустно. Я не знаю.
   – Ну?
   – Хорошо, начну с начала. Я одевала невесту, делала полный гардероб. Девушка выходит замуж за беженца, врача из Вены. И как-то мы разговорились о событиях в Европе, и я упомянула тебя, своего кузена Поля Вернера, который освобождал людей в Германии. Оказалось, что девушке знакомо твое имя.
   Сильно забилось сердце. Но Поль молчал и ждал.
   – Почему ты не спрашиваешь, кто она?
   – Хорошо, я спрошу. Кто она?
   – Она Айрис Фридман.
   Он знал, что его лицо мгновенно вспыхнуло от жара, поднимающегося из груди. И он промямлил слова, не имеющие значения:
   – Э… совпадение.
   – Не совсем. У меня самое модное заведение в городе для невест. Все невесты, которые могут себе это позволить, приходят сюда.
   В голове стучало. Ей двадцать семь. Долго она выбирала. Она бы не привлекла большинство мужчин. Спокойная и застенчивая… Он помнил глаза, прекрасные, нежные, умные глаза.
   – Она… она счастлива?
   – О да, вся сияет! Очень сильно влюблена, мне кажется. И ее отец выдает ее очень, очень пышно. – Глаза Ли с любопытством смотрели на Поля. – Я и мать тоже видела. Потрясающая женщина. Очень изысканная.
   – Вы говорили обо мне?
   – Не с ней. Тот разговор был с Айрис.
   – Что она рассказала тебе?
   – Не много. Только что она встречала тебя несколько раз, что ты знаешь родителей или знал их.
   Ли накрыла своей рукой руку Поля.
   – Мне не хотелось причинять тебе боль, воскрешая все это. Я просто подумала, что тебе захотелось бы знать. Она прелестна, Поль, не хорошенькая, но очень изящная, не похожая на других…
   – Да, не похожая, я помню.
   – Поль… у меня еще сохранилась привычка лезть не в свое дело. Ты все еще гонишься за мечтой? За призраком, который никогда не оживет?
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – солгал он.
   – Меньше всего на свете я хотела бы причинить тебе боль после всего того, что ты сделал и кем был для меня, но я уже говорила тебе, что ты напрасно тратишь время, и скажу это снова. Ты слышишь меня?
   – Я слышу тебя.
   – О, мой дорогой, я ведь так хотела тебя! Но ты не взял меня, поэтому я взяла Билла, и это было прекрасно. Мэг цеплялась за того подонка еще долго, хотя ей следовало давно уйти, но сейчас она нашла именно то, что ей нужно. Поэтому я спрашиваю: когда ты начнешь жить?
   – Я живу.
   – Ты – нет. Ты и Мариан… Поль резко воскликнул:
   – Я не могу бросить ее, Ли.
   – А кто тебя просит? Есть другие способы… Ты сердишься на меня.
   Поль тяжело вздохнул:
   – Все в порядке. Я не сержусь.
   – Прости меня.
   – Я же сказал: все в порядке.
   – Хочешь, я расскажу еще об Айрис? Он и хотел, и не хотел.
   – Свадьба будет двенадцатого июня в половине пятого в Темпл-Израил.
   – Ну, – сказал он, – я могу только надеяться, что у нее жизнь будет лучше, чем…
   Он не закончил предложения.
   – Чем жизнь ее матери или твоя жизнь? Поль встал:
   – Я пойду. Меня ждет Хенни. Давай не будем отдаляться, Ли. Мы должны иногда видеться.
   – Конечно. Передай Хенни мою любовь.
   Хенни похудела и поседела, но оставаясь такой же энергичной, как прежде, все еще работала в комитете по делам беженцев, число которых в результате войны выросло в сто раз.
   – Будь прокляты старики, начавшие войну! – воскликнула она. Ее взгляд остановился на фотографии Хенка: молодое оживленное лицо смотрело из широкой серебряной рамы, несомненно, подарка Ли и, несомненно, единственной ценной вещи в доме.
   Молчаливые грустные воспоминания заполнили несколько минут, пока она не прервала молчание с нарочитым оживлением:
   – Это не случится снова. На этот раз мир получил последний жестокий урок. Есть Объединенные Нации, и Россия хочет мира не меньше нас. Вместе мы сохраним его.
   Поль вспомнил, как Россия заключила пакт с Гитлером, но вслух ничего не сказал. Хенни говорила:
   – Мы с тобой много повидали с тех пор, как я читала тебе сказки братьев Гримм.
   Поль почувствовал, что уже когда-то она вот так же сидела на том же диване, а под ее ногами был такой же потертый коврик. И он снова окунулся в свое отчаяние из-за Анны перед свадьбой, вспомнил, как умолял Хенни о помощи, о совете, совете, который она дала и которому он не последовал. Комната вдруг стала маленькой, и стены давили. Ему захотелось выйти, ощутить простор и движение.
   – Главное – быть занятой, – говорила Хенни. – Сейчас у нас много дел, мы занимаемся людьми, прошедшими лагеря смерти. Я прихожу домой такой усталой, что хватает сил только добраться до постели.
   «Прошедшие». Не Йахим, не Элизабет, не Илзе, не Марио.
   – Откуда они приезжают?
   – Отовсюду. Их согнали в Польшу в лагеря со всей Европы – Германии, Италии, Греции, отовсюду.
   – Кто выжил?
   – Немногие счастливчики, если их так можно назвать. Несколько молодых людей, которые были рабами на рудниках и умудрились выжить. Несколько инженеров и врачей, которых как-то использовали. Не много.
   – Помнишь доктора, о котором я тебе рассказывал… Женщина в Италии с сыном?
   – Того, что ты освободил?
   – Интересно, может быть, она осталась жива. Хенни всплеснула руками – ее характерный жест.
   – Все возможно, Поль, но маловероятно. Напиши мне ее имя, и в понедельник я поищу.
   В понедельник к концу долгого дня, в течение которого Поль занимался своими банковскими делами, позвонила Хенни. От волнения ей не хватало воздуха:
   – Поль! Я просмотрела все папки и в конце концов наткнулась на списки расселения за пределами Нью-Йорка и, Господи, нашла ее! То же имя. Из Италии попала в Освенцим. Это, должно быть, твоя Илзе!
   Он был потрясен:
   – Она здесь? В Соединенных Штатах?
   – Да. Она здесь уже год. Сначала ее послали в Миннеаполис для переобучения, а сейчас она опять в Нью-Йорке.
   – А Марио?
   – О нем ничего нет.
   – У тебя есть адрес?
   – И телефон. Она работает в клинике.
   Он бросил трубку, забыв даже поблагодарить Хенни. Отложив лежавшие перед ним документы, он подумал о случайности, непредсказуемости всего. Миллионы, шесть миллионов мертвы, а Илзе жива. И он подумал, вспомнив их несколько пролетевших дней, ветер в горных лесах, глиняную печку в углу, что в других обстоятельствах, не родись они на разных континентах, Илзе, возможно, стала бы единственной для него. Кто мог сказать? Все непредсказуемо, случайно…
   И он поднял трубку. Тот же ужас, который владел им перед встречей с Ли несколько дней назад, снова охватил его. Вернуться назад, в потерянное время…
   Пауза наступила после того, как он назвал себя.
   – О! – сказала она, – я думала, что ты умер.
   – Почему, что дало тебе повод…
   – Потому что, когда я приехала в прошлом году, я позвонила в твой офис и мне сказали, что ты ушел на войну и не вернулся домой, так что я поняла…
   – Нет, нет. Я оставался там потому что, ну, потому что думал, что могу быть полезным, и не чувствовал себя готовым вернуться домой. Но давай лучше говорить о тебе.
   – С чего начать? Когда я вышла из лагеря, там был комитет. Нас отмыли, вывели вшей и одели. А потом помогли с документами, так что подошла моя очередь в квоте. После стольких лет, таких страшных лет подошел мой номер.
   Поль все-таки спросил:
   – А Марио?
   – Умер. Нас разделили в поезде. Я больше не видела его.
   Обыденность ее слов была ужаснее, чем поток слез. В ушах Поля звенело: «Марио умер. Умер. Умер».
   – О, – произнес он, – мне хочется увидеть тебя, Илзе. Когда я могу это сделать? Где?
   – Завтра я кончаю рано. Приходи, выпьем кофе. Я живу в Вашингтон-хейтс.
   Он почувствовал грусть и гнев одновременно.
   – Я буду. В четыре часа.

* * *

   На нижних этажах были магазины, прачечная, парикмахерская, мясная лавка и портняжная мастерская, наверху располагались квартиры. Поль поднялся по темной лестнице и позвонил. Она, должно быть, ждала его, потому что дверь открылась сразу.
   – Вот и ты. Это действительно ты, – говорила она и обнимала его.
   Он прижал ее, успокаивая, гладя по волосам. Когда она отступила, в ее глазах были слезы.
   – Ты единственное человеческое существо, оставшееся от прежнего мира! Единственное!
   – Больше никого из Европы? Здесь в округе так много из беженцев!
   – Но никого из знакомых. Так что, видишь, это было настоящее чудо… – Она вытерла глаза. – Но хватит об этом. Есть кофе, и вчера я испекла струдель. Садись. Я буду через минуту.
   Пока она суетилась в кухоньке, он огляделся. В комнате было мало мебели, и то явно подержанная; на окне стояли пышные зеленые растения, ряды книг на полках. За это короткое время она уже начала собирать библиотеку.
   – У меня было странное чувство, когда я сейчас наливала кофе, – сказала она, внося поднос. – Я вспоминала, что, когда мы встретились во второй раз, ты пришел ко мне домой и тоже пил кофе. Ты оглядывался, как сейчас, и что-то сказал о фотографии Марио. Знаешь, у меня не осталось даже фотографии. Только здесь. – И она коснулась лба.
   Что мог он сказать? Погибли миллионы молодых людей. О том, что произошло, напишут тома, но в них не сможет раскрыться вся правда.
   – У меня нет слов утешения, – сказал Поль.
   – Иногда я пытаюсь убедить себя, что это к лучшему, что мой сын не остался жить. Они что-то сделали с ним в том первом лагере. Он так и не пришел в себя после этого.
   На улице внизу загудела пожарная машина, затопали по лестнице дети, возвращая их от воспоминаний к действительности.
   – Но, несмотря ни на что, ты не постарела.
   Но изменения были – Полю показалось, что в ее лице появилось что-то новое, оно стало мягче, не такое уверенное. Страдание, понял он. Оно очищает.
   – Как твои дела, Поль?
   – Так же.
   – А твоя жена?
   – То же.
   И внезапно он выпалил:
   – Я не могу покончить с этим, видишь ли. Я ей нужен. Она по-своему любит меня.
   – Да, мы можем любить людей, которые не подходят нам, а мы им.
   Ему надо было высказаться, сказать то, что никогда никому не говорил:
   – Она слабая… у нее столько болезней… мигрень, нервы.
   – Она ничего не может поделать. Поверь мне, такие люди совсем не получают удовольствия от своего состояния.
   – Говоришь как доктор.
   – Я и есть доктор. Нет, ты не можешь убить ее. Ты достаточно принес ей вреда, женившись без любви.
   – Я слишком хорошо это понимаю.
   – В этом мире и так достаточно боли…
   – Да, Илзе…
   – О, Поль, я вспоминала тебя много раз! Мне так много хочется у тебя спросить. Та, другая женщина, Анна? Ничего, что я спрашиваю?
   – Ничего. Но рассказать тебе нечего. Ничего не изменилось.
   – Жаль.
   Реплика озадачила его, и он не ответил на нее.
   – Мы будем встречаться?
   – Конечно!
   – Когда ты сможешь. Я понимаю, что есть затруднения.
   – Совсем нет. Сколько захотим. Так я позвоню тебе через день или два.
   Через несколько недель наступил солнечный прохладный июнь. Шарманщик играл неаполитанскую песню, люди покупали герани в горшках, и продавцы мороженого звенели своими колокольчиками. Заворачивая за угол перед храмом, Поль подумал, что, как бы то ни было, это веселый день для свадьбы.
   Тем не менее он слегка волновался.
   – Ты уверена, что хочешь пойти? – спрашивал он Илзе в третий раз.
   – Конечно.
   Он посмотрел на нее с одобрением. Она была хороша в жемчужно-сером шелковом костюме и шляпе с желтыми цветами. Ее волосы были, как всегда, зачесаны назад, открывая лоб, который начал приобретать прежнюю ясность. А ее темные глаза, слегка раскосые, немного восточные, были радостны.
   Он порекомендовал ей покупать одежду у Ли.
   – Но мне ничего не нужно, – возражала Илзе. – Я ношу белый халат пять с половиной дней в неделю.
   Она была поражена, очутившись в магазине Ли:
   – Это место не для меня. Эти вещи стоят слишком дорого.
   Поль успокоил ее:
   – Предоставь это мне. Хозяйка – моя родственница.
   Вряд ли ему надо было что-то говорить Ли, которая, помня историю Илзе, со всей своей щедростью начала подбирать для Илзе гардероб.
   – Вот что значит принадлежность к высшему обществу, – докладывала она Полю по телефону. – О, Поль, она мне понравилась.
   Поль согласился, немного забавляясь. Действительно, высшее общество. Мариан бы сказала, что всегда можно отличить человека из высшего общества, особенно с европейским образованием.
   Сейчас он говорил:
   – Интересно, сколько они пробудут внутри? Пальцы Илзе нащупали его пульс.
   – У тебя бешеный пульс. Но как ему не быть таким?
   Он не собирался заходить внутрь, хотя мог бы проскользнуть незамеченным в конец храма. Но ему не хотелось рисковать, он знал, что сможет смутить или Анну, или Айрис в такой день. Он просто постоит на тротуаре, пока жених с невестой не уедут в лимузине, который уже ожидал их на обочине.
   Двери квадратного каменного здания, у которого они сейчас стояли, были закрыты. Он мог только представить себе двух молодых людей перед открытым Ковчегом, прекрасные древние слова, как жених разбивает каблуком бокал, поднятую фату и поцелуй.
   Его там не было. Поль ясно понимал, что независимо от того, что могло бы еще произойти, между ним и его дочерью никогда не могло быть правдивых отношений. Человек, который воспитал Айрис и повел ее к алтарю в этот день, был ее отцом.
   Опустив глаза, он неожиданно увидел под завернувшимся рукавом Илзе цифры, отпечатанные на ее белой руке. Это напомнило ему… Вот она действительно потеряла свое дитя. В присутствии такого горя он почувствовал себя немного пристыженным.
   Через мгновение двери распахнулись, стала слышна ликующая музыка большого органа. Появилась невеста со стройным мужчиной во фраке, Поль едва ли видел его: все его внимание было обращено на Айрис. А она смеялась чистым звенящим смехом, подбирая пышные юбки; они сели в длинный черный автомобиль и уехали.
   Благослови тебя Господь, Айрис. Пусть будут мир и любовь в твоей жизни, мысленно пожелал он.
   Небольшая толпа любопытных, которая собирается неизвестно откуда поглазеть на невесту, смешалась с людьми, вышедшими из храма. Поль спрятался среди них, ожидая выхода Анны.
   А, вот она! Она провожала глазами автомобиль, увозивший ее дочь. На ней опять было розовое, в волосах цветы. Она выглядела так же молодо, как ее дочь.
   Потом он заметил мужчину рядом с ней. Тот обнимал Анну за талию. И Анна подняла на него глаза. Полю было видно, как они улыбаются друг другу. Он подумал, что первый раз он видит их вдвоем, но внезапно вспомнилось: это не первый раз, второй…
   Давно, когда Анна ждала ребенка, хотя он об этом не знал, он сидел в своей машине и смотрел, как Анна и ее муж шли к дому, где они жили, пока не разбогатели… Как он трепетал тогда, как билось его сердце!
   Сейчас они что-то говорили друг другу. Мужчина наклонился к ней, сама его поза раскрывала его отношения к жене. У них была своя жизнь. И какое он имеет право вмешиваться в нее?
   Сильная боль, пронзившая его сердце, вдруг отпустила, и он почувствовал необыкновенное облегчение. Да, да! Она была первой любовью и по-своему, возможно, единственной. Но ведь жизнь продолжается, и он не должен жить прошлым.
   – Это Анна, да? – прошептала Илзе. – Очаровательная, Поль. Какая очаровательная!
   Он долго смотрел, как Анна с мужем садились в машину.
   – Сейчас! – громко произнес он.
   – Что сейчас? – удивилась Илзе.
   – О, прогулка, обед со мной, если ты свободна сегодня.
   – Я свободна, Поль!
   «Когда ты начнешь жить?» – спросила Ли.
   «Сейчас!» – повторил он себе. Настало время!
   И они пошли рука об руку в начинающихся сумерках. Это была самая обычная оживленная улица, переполненная транспортом, шумная от бьющейся жизни, но в то же время в ней было что-то неповторимо прекрасное!