– Вы там что-то говорили про аналитиков? – искательно заулыбался Батыр. – И каковы их прогнозы на текущий континуум?
   Смит ласково улыбнулся в ответ, перекинул в машину чемоданы и одним прыжком через борт открытого «линкольна» уселся за руль. Он включил зажигание и поднял руку в прощальном жесте:
   – Простите, опаздываю.
   – Кто-то умер? – с пониманием произнес участливый Задов.
   – Ну зачем же так сразу? – довольно туманно ответил Смит. – В конце концов, ошибаются и аналитики. Так что отдохните, позагорайте, гм… искупайтесь.
   Смит, не переставая улыбаться, пустил машину с места в галоп и, обдав окружающих песком из-под шин, умчался.
   Задов проводил удаляющуюся машину тяжелым взглядом и дал короткую оценку единственному представителю комитета по встречам: «Сволочь!» Потом подумал и добавил: «Все сволочи».
   Народ разбрелся по лагерю. Разобраться с новым хозяйством следовало побыстрее. Петруха недоверчиво пинал сапогами ближайший к нему бок «Звезды Бермуд», проверяя, как надуты борта. Батыр изучал холодильник в поисках джина; тоник и лед он уже нашел. Задов медитировал в шезлонге под тентом, а Садко, задумчиво уставившись в бетонные плиты, стоял на пирсе. Близко к его краю он не подходил.
   Что касается Кузнецова, то он, перекинувшись парой фраз с Левой, неторопливо прошел в гостиную, где из-под спутникового телефона достал увесистую папку. Как он и ожидал, документы по дельфинам лежали сверху.
 
   для служебного пользования
   СПРАВКА-ОБЪЕКТИВКА №567
   Дельфин Клайд, порода афалина, самец.
   Прошел дрессировку в Центре подводных исследований Военно-морских сил США в океанологическом институте на Гавайских островах (остров Оаху).
   Проходил службу на морском ракетном полигоне США в Пойнт-Магу.
   Принимал участие в операциях «Человек в океане», «Подводный пастух».
   Основная специальность: защита аквалангиста от акул, поиск подводных ракетных установок, минных полей, затонувших судов, ракет и торпед.
   Особые приметы: на бравом боку серпообразный шрам от укуса акулы.
   Отправлен в отставку. Выпущен в море.
 
   для служебного пользования
   СПРАВКА-ОБЪЕКТИВКА №781
   Дельфин Бонни, порода афалина, самка.
   Прошла дрессировку в учебном центре ВМС США в Форт Уэлтон Бич (Мексиканский залив).
   Проходила службу на подводной базе «СИЛЕП-4».
   Принимала участие в операциях «Буря на дне», «Потопим всех».
   Основная специальность: поиск и оказание помощи заблудившимся аквалангистам, экстренное гидроакустическое патрулирование, оказание помощи при морских авариях.
   Особые приметы: на спине белое пятно в форме звезды.
   Отправлена в отставку. Выпущена в море.
 
   Оба листочка со справками на дельфинов были аккуратно помечены красным штемпелем «В утиль». Кузнецов поднес объективки к тонкому арийскому носу. Краска на оттисках была свежей.
   Далее в папке следовала инструкция с описанием изящного гидроакустического прибора в виде наручных часов для вызова дельфинов.
   Остальные документы интереса у Кузнецова не вызвали, однако по привычке он еще час добросовестно их переснимал своим стареньким «ФЭДом».
 
* * *
 
   «Звезда Бермуд» осторожно отошла от берега на веслах, обмотанных тряпками, и вскоре встала на рейд в виду их временной базы. За борт были сброшены двулапый якорь и пустая бутылка из-под джина, обнаруженная у Батыра под байковым халатом. Идея с тряпками принадлежала именно ему.
   На открытом светлом зелено-голубом просторе молодыми и жизнерадостными курчавыми барашками резвились волны. Лодку ощутимо покачивало. Под днищем виднелась отмель, которая, подсвечивая воду, выглядела довольно привлекательно.
   На лодке их было только четверо, поскольку Садко еще час назад приковал себя обрывками якорной цепи к бетонной плите пирса и, подкрепляя свою просьбу именным топором, запретил приближаться к нему ближе чем на десять метров. Теперь он трогательно махал друзьям с берега.
   Каждый из троих смелых подводников был одет в изящный черный гидрокостюм – влюбленный в идеальную фигуру Кузнецова, равнодушный к Задову и готовый лопнуть от злости на жирном беке. Все трое были вооружены подводными ружьями и закрепленными на голенях ножами в пластиковых чехлах. Четвертый смелый – Петруха – был предусмотрительно оставлен в лодке.
   Батыр надел маску первым, со словами «майна помалу!» упал за борт и поразительно легко для своего объема ушел под воду. Кузнецов тотчас последовал за беком и таки успел открыть вентиль подачи кислорода на акваланге начальника, прежде чем тот достиг дна.
   Задов же неторопливо включил маячок вызова дельфинов, взял с Петрухи честное красноармейское слово ни к чему, и особенно к мотору, не прикасаться и скользнул в воду так неслышно, что его погружение сделало бы честь даже и Жаку Кусто. Уже опускаясь вниз, Лева увидел, как лопасти мотора вздрогнули и завертелись. Он хотел было со злости сплюнуть, но, пожевав загубник, передумал.
   Удивительная прозрачность воды позволила аквалангистам еще издалека увидеть очертания рифа, к которому они приближались, бесшумно скользя над белым песчаным дном. Только бульканье пузырей, время от времени вырывающихся из загубников, нарушало это красочное безмолвие.
   Ни малейших следов осьминога не было, но впечатлений от великолепия подводного мира хватало и без него.
   Сначала в таинственном голубом покое им стали попадаться разноцветные пустые банки из-под коки, пепси и пива. Банки вскоре сменили брошенные автомобили. Порой, печально покачиваясь, их встречали какие-то полуразложившиеся типы, ноги которых были прочно замурованы в тазы с цементом. Очень редко попадались чахлые рыбки. Короче говоря, тройка аквалангистов плыла среди уникального и радужного многообразия подводного мира.
   В одном из гротов Задов наткнулся наконец и на осьминога. Был он, правда, размером с ладонь ребенка и никому не мешал, а, напротив, отдыхал за обломком коралла. Когда они подплыли поближе, два нижних сторожевых щупальца его слегка зашевелились, но других признаков агрессии он не выказывал.
   Батыр опасливо пихнул малыша левым ластом, и тот, почувствовав реальную опасность, тотчас выпустил струю краски. Струя немедленно образовала пятно, принявшее очертание головоногого. Затем пятно растеклось в густое чернильное облако, и в этом облаке осьминог немедленно ретировался.
   Банки, автомобили, рыбки и воздух в баллонах закончились практически одновременно. Дальше шло дно значительно более суровое, и Задов, глянув на индикатор давления в баллонах, призывно махнул рукой Николаю. Кузнецов, бросив взгляд на водонепроницаемые часы, изумленно поднял брови и утвердительно показал большим пальцем вверх, по направлению движения пузырей из загубника. Подхватив под руки Батыра, который последние пять минут собирал на дне морские цветочки и водоросли, они направились к поверхности.
   В момент подъема Кузнецову показалось, что по его спине скользнул чей-то тяжелый взгляд. Николай дернулся, едва не выпустив бека, обернулся, но тут же успокоился – вокруг, насколько он мог видеть, никого не было.
   Не было никого и на поверхности. Только вдалеке у пирса виднелась отчаянно жестикулирующая фигурка Петрухи и монументально застывший Садко.
   Час спустя изнемогающие подводники добрались до берега и молча сняли акваланги.
   – Это был он? – когда они чуть перевели дух, поинтересовался у Кузнецова Батыр, от которого на милю несло джином.
   – Кто? – удивился Николай, оглядываясь в поисках Петрухи.
   – Тот в гроте, кто с щупальцами и чернилами плевался.
   – Нет, – коротко ответил за Николая Задов и, обреченно разглядывая лодку с распоротым о пирс боком, в свою очередь поинтересовался у Садко:
   – Где Петруха?
   – Спрятался на кухне.
   Садко, сняв сафьяновые сапоги с загнутыми вверх носками, подвернул штанины до колен и, вытащив лодку на берег, резал и клеил на нее заплаты.
   – Я так и думал, – печально вздохнул бек, задумчиво разглядывая собранный им букет и постепенно трезвея.
   Задов неторопливо положил акваланг на песок, достал из закрепленного на голени чехла нож и вопросительно глянул на Николая. Тот отрицательно качнул головой.
   Задов вернул нож на место и, взвесив в руке пластиковое весло, снова вопросительно глянул на Кузнецова. Тот махнул головой утвердительно.
   Лева не успел сделать и двух шагов к модулю, в котором скрывался Петька, как сзади раздалось требовательно-визгливое: «Стоять!» Лева оглянулся.
   Кряхтя и отдуваясь, бек поднялся на ноги и теперь шел к нему по песку с мягкой грацией бегемота:
   – Забыли, кто тут главный?! Самосуд решили устроить? Сам разберусь. К людям подход нужен. Ласка. Уфф!
   Задов в нерешительности остановился. Вполне возможно, что он бы еще полчасика поспорил с Батыром в свое удовольствие, но в этот момент Садко, прикрыв глаза от солнца ладонью, оторвался от работы и глянул в море:
   – А вот и они, ваши проводники-помощники.
   К пирсу быстро приближались два веселых белых буруна. Подплыв поближе, дельфины высунули головы, и над океаном разнесся каскад звуков. Свистом, щебетом, курлыканьем и пощелкиванием Бонни и Клайд весело приветствовали своих сухопутных братьев.
   Кузнецов поднял со дна распоротой лодки свою полевую сумку, с которой не пожелал расстаться и в океане. Из планшетки он достал обернутую в пленку фотографию осьминога Дофлейна, которую поднес к самим рылам дельфинов. Те разразились новым взрывом трелей.
   Бонни, у которой на спине виднелось пятно, выпрыгнула из воды и, рухнув в воду, обдала новых друзей ливнем искрящихся брызг. Клайд, поворачивая голову из стороны в сторону, внимательно рассматривал фото то одним, то другим глазом.
   – Будем надеяться, что контакт установлен, – удовлетворенно заключил Кузнецов и убрал фотографию. – Лева, свистни им отбой.
   – Кушать готово, – раздался с пирса голос Петрухи. – Три блюда и компот. На десерт взбитая клубника со сливками.
   Петруха очумелыми глазами смотрел на дельфинов, и было видно, что только присутствие старших товарищей удерживает его на берегу.
   Бонни с любопытством глянула на взъерошенного Петьку, изящно вильнула хвостом и унеслась в океан. Клайд чуть помедлил, неожиданно взлетел в воздух на пару метров и тяжело рухнул в воду. Стоявших у пирса брызгами едва задело, но Петруха вымок с ног до головы.
   – Раньше поверье было, – тихо заметил Садко, – кого поцелует дельфин, тот обретет бессмертие.
   – А кого обольет? – Петька обиженно проводил взглядом Бонни.
   – Тот будет мокрый, – усмехнулся Садко, завершив ремонт лодки и энергично стирая песком остатки клея с пальцев.
 
* * *
 
   Еще до вечера, наскоро перекусив и слегка отдохнув, они вновь вышли в море. На этот раз Задов включил маячок еще на пирсе, привязав его к бечевке и опустив воду. Добравшись до рифа, команда еще не успела подогнать снаряжение, а веселая парочка была уже тут как тут. Дельфины синхронно выпрыгнули из воды и плашмя ухнули в воду рядом с лодкой, подняв тучу брызг. Петруха тотчас перегнулся через борт к высунувшим головы из воды озорным афалинам:
   – Смешно, да? Смешно? Обхохочешься!
   Те в ответ радостно чирикали и согласно кивали головами. Бонни сильным гребком подплыла к лодке и тихонько ткнулась Петьке мордочкой в мокрую щеку.
   – Понравился ты ей, Петя, – флегматично констатировал Кузнецов. – Как-никак, вы ровесники.
   – Между прочим, тебя только что поцеловали, – ехидно заржал Задов, – бессмертный ты наш!
   За шикарный обед с любимым десертом Лева уже простил Петрухе утренний инцидент с лодкой, но бек готов был поклясться, что, кроме ехидства, в словах Задова скользнула еще и легкая зависть. Впрочем, ради возможного бессмертия Батыр сейчас и сам с удовольствием перецеловал бы весь московский дельфинарий вместе с дрессировщиками.
   – Это мальчик был или девочка? – уточнил покрасневший на глазах Петруха.
   – Девочка, – успокоил его Кузнецов. – Точнее, девушка, если на наш возраст.
   В этот раз погружение было недолгим, но содержательным. Не успев выйти на глубину, аквалангисты обнаружили непрошеную гостью. Рядом с ними кружила четырехметровая акула с поперечными, как у тигра, полосами на коже. Она описывала вокруг них круг за кругом, и круги эти становились все меньше и меньше. Расстояние между хищницей и аквалангистами неумолимо сокращалось.
   Пловцы сбились в кучу, стараясь постоянно держать акулу в поле зрения. Бек исступленно рычал и брыкался. Задов размахивал ножом и, в отсутствие тельняшки, рвал на себе гидрокостюм. Кузнецов мучительно решал, как правильно стрелять из подводного ружья, если твой оставшийся в лодке помощник забыл зарядить гарпунами доверенные ему ружья.
   И тут во всей своей красе показали себя афалины. С интересом понаблюдав за действиями своих подопечных, они для начала слаженно и решительно отогнали хищницу болезненными тычками в бок. Потом дельфины стали настойчиво выжимать ее из воды, заставляя выпрыгивать в воздух. А затем наступил финал. За какую-то минуту тело акулы покрылось множеством ран, и вскоре, окровавленная и неподвижная, она мирно покачивалась на волнах.
   О дальнейших погружениях не могло быть и речи. Выскочив на поверхность, они вцепились руками в борт лодки, в которой сидел Петруха, и, сорвав с себя маски и вынув загубники, пытались отдышаться.
   – А у меня тут акула дохлая всплыла, – доверительно и гордо сообщил беку Петруха и веслом оттолкнул труп хищницы подальше. На волнах качалось бездыханное тело акулы, нескромно показывающей небу белое брюхо.
   – Скоро тут этих тварей наберется, и не сосчитаешь, – забираясь в лодку, предположил Задов. – Сваливаем? Они, как заммордух наш, кровушку за версту чуют.
   – Давайте у нее зубы повыбиваем, – предложил возбужденный миновавшей опасностью Петька. – Сувениры на память будут. Хохел от зависти треснет.
   Бек, ввалившись в лодку, молча завел мотор. Ему было не до сувениров.
   На закате, когда жара окончательно спала, они вытащили стулья из домика и устроились на пляже. Сидели молча, пили холодный чай, глядя на океан под остывающим небом. На душе лежала неясная грусть.
   – Слышь, Садко, сыграл бы на гуслях, что ли? Развей хандру, – печально попросил Задов.
   – Не умею! – так же печально и в тон приятелю ответствовал Садко.
   – Не понял, – заинтересованно привстал в шезлонге Задов. – А кто нам сказки баял про то, как владыку морского потешил и на землю свалил?
   – А кто тебе сказал, что я гуслями тешил?
   – А чем же?
   – В три наперсточка гоняли, – неохотно пояснил Садко.
   – Ну а гусли тебе тогда на что?
   – Легенда. Да и кто я без них? – хмуро поинтересовался Садко: – Спекулянт из Новгорода, торгаш. Гвоздики, смола жевательная, то да се не желаете… А с инструментом, сам понимаешь, имидж. Другой коленкор, уважение, внимание. Да мне только под одни гусли такие кредиты отваливали… Психология.
   – Костерок бы развести, да дровишек нету, – мечтательно протянул Петруха и стал внимательно разглядывать деревянные ступеньки крыльца.
   – Замерз, милок? А здесь ведь как в парилке, – уточнил Задов и, повернувшись к Батыру, поинтересовался: – Слышь, командир? У подчиненных странные мысли в голове шляются. Какие ценные указания нам сообщит ви-и-сокое начальство? Мы здесь несколько часов, а на связь с нами не выходят, отчета о проделанной работе не требуют. Не похоже на наших…
   – Никаких указаний нет, – хмуро бухнул Батыр, – и не будет.
   – Почему не будет? – лениво повернул к нему голову Кузнецов.
   – Я связь-блюдце разбил, когда с карусели прыгнул. Вещмешок разбирал, а там только две половинки ровные. Давеча склеил – все одно не работает. Джаляп.
   – Это Хохел, зараза, блюдце с трещинкой подсунул, – философски заметил Садко. – На него это похоже. Потом под битую посуду полсклада спишет.
   – Из-за блюдца карусель ни запускать, ни останавливать не будут. Считайте, что действуем автономно, – резонно заметил Кузнецов. – Пошли спать, что ли?
   – Утро вечера мудренее, – подтвердил Садко. – Завтра новое погружение, надо выспаться.
   – Главное, чтобы количество погружений равнялось количеству всплытий, – подвел черту дискуссии Батыр и, внезапно разозлившись, без перехода накинулся на Садко: – А вы, гражданин, страдающий водобоязнью, завтра к обеду приготовьте свои предложения по поимке осьминога. У нас скоро между пальцев перепонки вырастут от этих погружений. Моему имиджу это может сильно повредить.
   Спать они расходились в молчании.
 
* * *
 
   Затонувший корабль Лева, Николай и Батыр обнаружили в двух кабельтовых севернее точки первого погружения.
   Наткнулись на него аквалангисты случайно. Плыли себе вдоль стены кораллового рифа, как вдруг уперлись в обросшие мидиями глыбы. За глыбами торчали во все стороны ребра нагромождений ржавого железа, спускающегося террасами по обе стороны к очертаниям бортов неведомого судна.
   Террасы образовали подобие города с башенками, площадками, крепостными стенами и голубятнями. По улице из обломков палубы неторопливо «прогуливались» медузы. Стая мелких рыбешек в погоне друг за другом резвилась среди фонтанов люков.
   Заплывать внутрь заброшенного корабля друзья не решились, однако в чрево судна заглянули. Трубы, металлические конструкции, решетки, тросы – все было завязано прочными морскими узлами и покрыто слоем мидий.
   Размеренно работая ластами, отряд продвинулся к левому борту носовой части корабля и мостику. Мимо величаво проплыла большая, размером с человека, морская черепаха с рыбой-прилипалой на брюхе. Из пробоины высунула пятнистую голову мурена.
   Ниже мостика находилась рубка корабля. Лева ухватился руками за самый большой кусок железа и легко отогнул проржавевший лист. Образовался достаточно широкий проход, в который трое исследователей и проскользнули один за другим. Дельфины остались снаружи. Последним в провале исчез бек, тоскливо оглянувшись по сторонам и постучав скрещенными пальцами по ржавому металлу.
   Кузнецов включил фонарик. Рубка, в которой они оказались, была небольшой, но высокой. Николай выпрямился в полный рост и обнаружил, что воды оказалось ему не больше чем по грудь. Остальное место занимал спертый, но вполне пригодный для дыхания воздух. Воздушная подушка позволила аквалангистам вынуть изо рта загубники аквалангов и осмотреться.
   Фонарик света давал мало, но кое-что рассмотреть им удалось. Посередине рубки возвышалась рулевая машина без штурвала. Приборы на стенах были покрыты толстым ковром зеленой плесени. От приборов змеились пучки давно уже обесточенных кабелей. В углу находился раструб переговорной трубы. Рядом с трубой стоял черный, покрытый слизью телефонный аппарат.
   И все было бы ничего, за одним маленьким неприятным исключением. Телефон внезапно зазвонил. Громко и настойчиво.
   Задов нерешительно протянул руку и, сняв трубку, осторожно приложил к уху:
   – На проводе.
   Из трубки донеслось ответное кваканье. Лева протянул ее Батыру и недоуменно произнес:
   – Это тебя! Сильно ругается.
   – Слушаю, – опасливо ответил Батыр, принимая трубку.
   – Нет, это я тебя слушаю, – проквакала трубка голосом Баранова. – Почему не докладываете о ходе операции?
   Батыр пожал плечами:
   – Связь-блюдце выработало технологический ресурс, товарищ заммордух. Да и докладывать пока не о чем. Ищем-с, ваш-сиясь.
   Кваканье в трубке усилилось:
   – Какой я вам «ваш-сиясь»? Что за лексикон? Это саботаж, а не работа! Форсируйте события. Я еще свяжусь с вами.
   В трубке послышались сигналы отбоя, и связь прервалась.
   – Фа-а-арсируйте со-о-обытия, – передразнил Батыр Баранова. – Саботаж… По-русски сначала научись разговаривать.
   Бек внезапно отбросил трубку древнего телефонного аппарата, словно испугавшись, что она его укусит.
   – Как-то на меня пытались «повесить» золото Колчака, – неожиданно ударился в воспоминания Задов. – И Баранов обещал, что на дне моря меня достанет, если узнает, что я к нему руку приложил.
   Лева посмотрел на ладони и вздохнул:
   – А я думал, шутит.
   – Так что там насчет золотишка? – подмигнул беку Кузнецов.
   – Да в тайге у белых обоз отбили. Картины какие-то в ящиках, барахлишко всякое. Камушков горсточка, а «рыжья» и вовсе кот наплакал, – внезапно заскучав, ответил Лева.
   – Кончай базар, – хмыкнул Батыр. – На таком корабле осьминог годами может отсиживаться, как Садко на пирсе. И никто его здесь не найдет. А у рифа таких посудин уйма. Надо думать, как его выманить.
   – Кстати о Садко. Вы ему, кажется, соответствующую задачу поставили, – напомнил Кузнецов.
   – Что Садко? Сидит себе на берегу, в океан поплевывает. Дать бы по башке ему крепко гуслями, чтобы соображал быстрее, гость заморский, – не удержался Задов.
   – Разберемся, Лева. Ладно, пора всплывать, – решил Батыр, натягивая на лицо маску.
   Когда потревоженная аквалангистами вода в рубке успокоилась, из стены показалось несколько тоненьких змеек, находящихся в непрерывном движении. Змейки стремительно поползли по стене рубки, превращаясь в толстые канаты. Щупальца находились в непрерывном движении, свивались в кольца и тут же резко распрямлялись, ощупывая вокруг пространство. За щупальцами из воды медленно появилась сферическая голова с круглыми, размером с чайные блюдца, глазами, под которыми виднелся устрашающих размеров клюв, отдаленно напоминающий клюв попугая.
   Вокруг головы всплывшего осьминога тянулся широкий рубец, стянутый неряшливыми крестообразными стежками. Глубокая рана затянулась практически полностью, и лишь кое-где по ее краям из кожи торчали кончики медицинской нитки.
   Оглядевшись в кромешной темноте, спрут протянул щупальца к валяющейся на тумбе телефонной трубке и приложил ее к своей голове, там, где у человека должно находиться ухо. С минуту послушав, осьминог аккуратно положил трубку на рычаги телефонного аппарата. Затем, без единого всплеска, осьминог ушел под воду.
 
* * *
 
   – Ты мне это брось – вдохновения нет, – бесновался у кабинки туалета Задов. – Я тебя, родной, в океан с лодки сброшу. Акулам на смех! Посмотрим, что ты тогда запоешь и как заиграешь!
   Дверь немного приоткрылась, из-за нее показался кончик бороды Садко.
   – К вечеру придумаю, как извести врага лютого. Слово мое верное, слово купеческое. – Когда Садко волновался, то переходил на язык перехожих калик-сказителей.
   – Смотри у меня, – показал кулак Задов. Звонок из штаба отряда подействовал на нервы тонкой натуры Левки почему-то сильнее, чем на всех остальных.
   Вечером Садко разжег у домика костерок из досок, покрашенных зеленой в разводах краской. Откуда он их взял, Садко, как настоящий русский купец, не признавался. Дотошному Петрухе Садко в конце концов заявил, что дрова он нашел за забором, а на настырный вопрос «где?» попросту ответил отборным новгородским матом.
   Нашел человек доски и нашел. Нельзя его облыжно унижать всякими подозрениями. Эту точку зрения Левы в конце концов принял даже Кузнецов.
   Мерно тарахтел движок дизель-генератора. Петька, подсоединив компрессор к магистрали, забивал баллоны аквалангов воздухом. Лева внимательно изучал свежий номер «Плейбоя», найденный в туалете. Кузнецов и бек играли в нарды.
   Огонек разведенного новгородским купцом костра притягивал к себе не только ночных мотыльков. К полуночи, подтащив шезлонги, коллеги у огня сидели уже тесной командой.
   – Песик жены президента исчез именно в этом районе, – заметил Батыр.
   – Я тут кой-какую литературу пролистал на досуге, – зевнул Лева. – Там долгосрочный прогноз погоды был. Скоро начнется сезон штормов и дождей, и под водой делать будет нечего. Пишут, что волны взбаламутят донные отложения и прибрежный ил, а дождь смоет в океан береговую грязь. Как следствие, видимость – ноль.
   – Может, все обойдется? – спросил Петька, вспоминая поцелуй Бонни и поглаживая рукой нагрудный карман, где хранил крестик Ильи, вешать который на шею при всех он стеснялся.
   – Ты когда фантазируешь, ни в чем себе не отказывай, – недовольно забурчал Задов. – Скажи еще, что спрут местными собачками обожрался и сдох.
   – Нет, эти твари живучие, – тяжело вздохнул Батыр. – И осьминог этот всех нас переживет, если мы его не поторопим. Между прочим, рядом с левым бортом корабля все дно усеяно панцирями крабов и раковинами моллюсков. Лакомство для головоногих.
   – Здесь он где-то, – уверенно подытожил Задов. – Гидра империализма опять тянет свои хищные лапы.
   – Подманить его надо бы, – взял слово Садко, степенно оглаживая рукой кудрявую бороду. – Вы, товарищ Кузнецов, кажется, служили в армии этого осьми… Головастого… Так какие у него слабости? Что он любит делать больше всего?
   Николай пожал плечами:
   – Еву Браун любит. Вагнера любит. Выступать очень любит. Очень…
   – Любопытно, – заинтересовался Садко.
   – Часами с трибуны говорит, без перерыва. Звук его голоса завораживал многих, в том числе и его самого.
   Садко подбросил в костер пару сухих досок:
   – Надо достать записи выступлений Гитлера и прокрутить под водой.