Страница:
Старый отшельник с благородными чертами лица склонился над котлом, что-то там, зажимая нос, помешал, а потом выложил на чистый банановый лист перед каждым гостем небольшую горку вонючего риса и по три банана.
Сам есть не стал, объяснив, что от риса его тошнит, на бананы ему смотреть уже просто невмоготу и что вообще у него в принципе внеочередной пост.
Запасливый бек молча достал из кармана своего длинного халата банку армейской тушенки и под завистливым взглядом Задова со вздохом протянул ее хозяину.
– Говядина? – как от чумного, отстранился от батыра отшельник.
– Свинина! – грустно вздохнул бек, стараясь не глядеть на Задова.
Гости еще не приступили и к первому банану, а отшельник, припрятав вылизанную до блеска пустую банку в угол лачуги, уже молча сидел, прикрыв глаза и перебирая четки, которые вытащил из складок набедренной повязки.
Управившись с бананами и украдкой выкинув рис за дверь, путешественники полчаса вежливо и терпеливо ждали, когда старец откроет глаза. Кузнецов играл сам с собой в крестики-нолики, а Батыр, чтобы скоротать время, плевал в огонь. Слюна весело шипела на камнях.
– Доплюешься ведь когда-нибудь, сволочь! – с тоской произнес Лева. – Мало тебе змеюки, ирод.
– Кто плюет в огонь, может попасть в лапы к демону Чучхе – повелителю раскаленных углей. Тоскливо будет его карме, – тихо произнес отшельник, не открывая глаз.
– А я что ему, гаду, толкую, – взвился Лева, обрадованный, что отшельник прервал свою медитацию.
Батыр испуганно прикрыл рукой рот и сквозь пальцы прогнусавил:
– Это все из-за жвачки. Никак не остановиться.
– С бетелем, как с кредитами, завязывать надо. Втянуться легко, – остановиться трудно. Вход – пенни, выход – фунт. Себе вред, другим искушение, – нравоучительно произнес отшельник.
– Вы не введете нас в курс дела, товарищ, зачем нас к вам прислали, – нетерпеливо оборвал его Кузнецов. Поучительные беседы его быстро утомляли еще с детского сада.
– Введу, – охотно кивнул отшельник. – С благоговейным трепетом начну. Давным-давно, когда боги были, как и люди, смертными, эликсир бессмертия – амрита – лежал под гигантской горой на дне молочного океана. Боги и демоны, подобно тому как в ваших деревнях взбивают сливки, взбивали горой океан. Наконец гора опрокинулась, океан забурлил, и на поверхность всплыл эликсир. Но боги оказались вероломнее демонов. Забыв о своих обещаниях, они присвоили всю амриту себе. И началась война. Чаша с эликсиром бессмертия переходила из рук в руки. Чем такие междусобойчики заканчиваются, известно: в суматохе чашу разлили. Там, где вылился эликсир, забил источник. Боги и духи искупались в нем и обрели бессмертие. Омыли тела погибших и оживили их. Быль то или небыль, судите сами, но сразу за Вонючим болотом в диком ущелье якобы действительно бил когда-то целебный родничок.
– А почему болото называется Вонючим? – спросил Батыр, умевший с ходу ухватить самое важное.
– Потому что пахнет плохо, – поморщился отшельник и бесстрастно продолжил: – Это было очень давно. Владыка местных земель магараджа Шиваджи очень любил охоту. Он и нашел этот чудесный родник. Одни говорят, что раненный им на охоте олень, окунувшись в воду, восстановил силы и умчался в горы. Другие же сказывали, что сам магараджа, смертельно пропоротый рогом носорога, заполз в непролазную чащу и там увидел тоненький ручеек, который исчезал в расщелине. Раджа испил и исцелился. Раны затянулись, шрамы сошли, даже зубы стали молочными. Как бы там ни было, но за ущельем Шиваджи построил дворец-крепость и долго жил в нем со своей семьей, доверенными слугами и личной гвардией из родственников. Всем остальным вход в ущелье был запрещен под страхом смерти. А высушенные трупы тех, кто смел ослушаться магараджу, можно было увидеть в клетках, развешанных вдоль дороги, ведущей в горное ущелье. Красивые были клетки! Двух одинаковых не найти, все с завитушками, дно шипами утыкано. Умели раньше делать. Не то что нынешний ширпотреб.
– Продолжайте, почтенный, – подбодрил Раджива Кузнецов, заметив, что старик готов удариться в сравнительный анализ местного кустарного промысла двух эпох.
– Да-да, – очнулся отшельник. – Так вот, люди в долине рождались и умирали, а магараджа все не старел. Раз в год, во время праздника Мухаррама, все трепещущие подданные могли видеть его на белом слоне, украшенном лентами, которые были отделаны жемчугом, золотом и драгоценными камнями. Бивни украшали золотые наконечники. Он ехал впереди праздничной процессии в золоченом паланкине, а за ним скакали всадники. Один всадник, два всадника, четыре всадника, восемь всадников, шестнадцать всадников, тридцать два всадника, шестьдесят четыре всадника… Кстати, друзья мои, готов побиться о заклад, что вы не знаете, сколько потребуется банок тушенки, если на первую клетку шахматной доски положить одну банку, на вторую – две, на третью – четыре, на четвертую – восемь банок, на пятую…
– У нас только говяжья, – грубо оборвал Раджива Задов. – А коров вы не едите.
– Жаль, – пожевал губами отшельник и тяжело вздохнул. – В смысле, что говяжья… Короче, магараджа был той еще чванливой свиньей.
– У нас тоже полно всяких сказок о живой воде! – встрял Задов. Он был человек дела, и народный эпос мог вдохновить Леву лишь на сон. Исключение он делал только для былин о любовных подвигах Алеши Поповича, пикантные подробности которых в изложении богатыря доставляли Леве немало приятных минут.
– Ваши сказки – наша реальность, – осадил Задова Раджив. – Так вот, прослышав о неприличном долголетии магараджи, на его княжество напали с юга его соседи маратхи. Царь маратхов, после того как его послов развесили вдоль дороги в приличествующих их высокому рангу золотых клетках, ночью перешел границу у реки, посадил легкую пехоту на колесницы и мощными слоновьими клиньями прорвал оборону магараджи и осадил дворец Шиваджи.
– Блицкриг, – понимающе кивнул Кузнецов.
– Не знаю, что такое блиц, но крику было много, – согласился отшельник. – Царь маратхов отправил парламентера с просьбой о махоньком таком кувшинчике эликсира. В обмен он обещал снять осаду и подарить трех слонов, груженных золотом. Ответ отправили из-за крепостной стены катапультой. Под ноги царя упала голова парламентера, а на окровавленной чалме его было написано: «Подожгу землю под копытами твоих лошадей, но не дам испить воды моей, старый козел».
– Логично, – одобрил Задов, тут же делая отшельнику извиняющий знак, чтобы тот продолжал.
– И тогда войска царя пошли на приступ. Тучи стрел затмили солнце. Ряды защитников таяли. Слоны в доспехах высадили кованые ворота. Охрана повисла на копьях врагов. Магараджа поджег замок и в последнюю атаку остатки своей гвардии повел лично. Отбросив врага от ворот, они вырвались навстречу гибели, а впереди шел Шиваджи с мечом в левой руке и головой в правой.
– Левша, значит, – в походном блокноте что-то пометил Задов.
– Он шел и сражался, пока его не растоптали в кровавую кашу боевые слоны.
– Чушь все это! – меланхолично заметил Батыр, засовывая в рот очередную порцию бетеля. – Если есть такой источник, то мы бы о нем знали. По сводкам.
Отшельник начал заметно раздражаться, но медитировать было некогда:
– Слушайте дальше. Когда враги вошли во дворец, началось землетрясение. При таком раскладе все рухнуло. Кто погиб, кого покалечило. Источника не нашли. Царь маратхов ушел несолоно хлебавши. По пути домой в честь своей сомнительной победы он развешивал немногочисленных пленных и подданных магараджи вдоль дороги вместо флагов. За шею. А развалины заросли джунглями, и живут там теперь только змеи, обезьяны и хранитель.
– Так ведь источник завалило при землетрясении, – вкрадчиво уточнил Задов, облизнув враз пересохшие губы. – И что же тогда он там хранит, хранитель ваш? Золото?
– Незадолго до штурма магараджа отправил однорукого сотника своей гвардии с поручением. Когда тот вернулся, развалины уже не дымились. Сотник искал в подземельях дворца спасшихся, но отыскал лишь трещину, из которой капала вода. Сотник изнывал от жажды и, подставив первый попавшийся сосуд, наполнил его и испил. Усталость прошла, рука отросла, а он помолодел. Так сотник стал хранителем. Теперь он собирает воду по капельке и хранит в тайных закоулках подземелья. А капли падают в золотую чашу все реже и реже.
– А кому он собирает живую воду? – спросил Батыр.
– Кому, кому… – сварливо проворчал отшельник. – Кому надо, тому и собирает!
– Мы-то вам на кой ляд сдались? – не выдержал наконец всегда вежливый Кузнецов.
– Каждое полнолуние хранитель присылал ко мне одноногого попугая, единственного своего друга, которого воспитал еще птенцом. Это условный знак, что все в порядке. Иногда мы обменивались через пернатого небольшими весточками. Так вот, уже несколько лун птичка не прилетала.
– Может быть, погода нелетная, – небрежно заметил Задов. – И, кстати, чаша, в которую собирают эликсир, она действительно золотая или вы это образно?
– Это ноги у попугая нет, а крылья все на месте. Он всепогодный. Летает, как стрела Кришны, и днем и ночью. И нужны вы мне, потому как уж очень странные вещи вокруг происходят. Хранитель на связь не выходит, это раз. Мертвые среди живых появились, это два. Бананы мне надоели, это три. Какой вывод?
– Перебить, и всех делов, – безапелляционно предложил воинственный после последнего падения со слона Батыр.
– Кого перебить? Они же мертвые! – удивился Задов и растопырил пальцы и руки в стороны. Именно так, по его мнению, должен был выглядеть мертвец.
– Нам бы детали всех этих странностей, – попросил педантичный Кузнецов, озабоченно потирая лоб.
– Сами увидите, – заверил отшельник. – Вот только сходим на речку. Здесь, кстати, недалеко.
От очага они зажгли переносные самодельные лампы. В скорлупе кокосового ореха фитиль плавал в масле и света давал немного, но его было вполне достаточно, чтобы видеть и под ногами, и в пяти-шести метрах вокруг. Николай шагнул за порог и удивленно поднял брови: у лачуги было пусто – ни слона, ни погонщика.
– Слинял, зараза, – обозлился Задов, – и слоника спер.
Надо сказать, что Лева за время путешествия почему-то очень к Хатхи привязался, но сознаваться в этом не стал бы даже в подвалах Скуратова. Сознаваться вообще дурной тон…
– Вернется, – убежденно произнес отшельник, поглаживая голову. – Устанет ходить по кругу и вернется.
Когда они подошли к реке, уже почти стемнело. В черной воде отражались огни зажженных в хижине светильников. Зверье шло утолить жажду непрерывным потоком, как болельщики на финальный матч чемпионата мира по футболу. К воде следом за вожаком как раз приближалось стадо буйволов, ведомое кряжистым самцом.
Крупные животные не понравились Кузнецову с первого взгляда. Внешность их была просто отталкивающей. Заметны были ребра, выпирающие сквозь дыры в коже, плешивые шкуры грязно-серого цвета. А когда буйволы начали пить, стало видно, что у некоторых вода тут же выливается из гниющих дыр в брюхе.
Бек брезгливо отвернулся. Задов же разглядывал стадо с нездоровым любопытством.
– Это еще не все, – скорбным голосом произнес отшельник. – Обычно мы сжигаем покойников на погребальных кострах, но выше по течению есть деревня рыбаков, в которой умерших по традиции оборачивают в саван, сносят к реке на носилках и отправляют на волю волн. Теперь представьте себе ужас и возмущение общественности, когда один такой покойник через три дня вернулся в деревню. Все его имущество, лодки и сети давно поделили, вдова с новым хахалем, а он приперся. В волосах тина, плечи подергиваются, под глазом синяк, все руки в пиявках. Хахаля-то он выгнал, жену отлупил, но это ему не помогло, потому как на деревенском сходе порешили: умер – значит, умер, и точка. Мотыгами его в дом загнали и спалили с женой заодно. Оно, конечно, не исключено, что мужик прежде-то и не умер, а просто спал беспробудно спьяну. Только на этот раз все прошло как по маслу. Зола и пепел только и остались.
– Значит, с «воскресенцами» можно бороться исключительно огнем? – уточнил Кузнецов.
– Как вариант, можно нашинковать, – успокоил Николая отшельник. – В джунглях за рекой видели обезьян, у которых лапы держатся на одних сухожилиях, а с голов кожа вся слезла. Голые черепа. Мрак. Там, впрочем, законы волчьи, а за вожака у тех волков мальчуган какой-то. Не по годам развитой. Он свою территорию периодически зачищает, а потому обезьян тех больше не встречали. А еще есть вести о крокодиле, который развалился на глазах у женщин, стиравших на речке белье.
– Выходит, нам за дохлым скотом по лесу рыскать и в капусту его рубать? – насупился Задов. – Ни хрена себе сафари!
– А давайте лес подпалим, – простодушно предложил Батыр, – Эффективно. Я в степи этот способ опробовал, когда там геологи нефть искали.
– Я тебе подпалю! – аж затрясся от понятного возмущения Раджив. – И выходит, кстати, совсем другое. Полагаю я, что кто-то все-таки добрался до хранителя и теперь тешится, оживляя мертвых. Надо сбегать до разрушенного дворца и разобраться, кто этот кто-то, а главное, что ему нужно…
– Кто-то все-таки добрался, – задумчиво повторил Кузнецов. – Значит, подобные попытки уже были?
– А то! Ходоков всегда хватало. Кто по удали, а кто корысти ради, – ударился в приятные воспоминания отшельник. – Много кого перевидал. И все у меня дорогу спрашивали, мимо-то не пройдешь. Конкистадоры, те сразу в Вонючем болоте завязли. Были потом рыцари-храмовники, мечом перед носом мне махали, вентиляторы ходячие. Далеко прошли и эти, как их бишь, отцы святые из инквизиции ватиканской. Ну эти-то ребята добрые, все мне к пяткам угли горящие прикладывали да в мешок с гвоздями засовывали. Я уж было за такое внимание чуть не помог им, но тут они меня живьем прикопали. Чудно я тогда помедитировал, а как выбрался – их и след простыл.
– А наших тут не было? – заинтересовался Кузнецов.
– С Руси двое захаживало. Один – Ивашко-дурак, сам так, извините, представился. Дурак я, говорит, что с этой Василиской связался. Шалава, говорит, она еще та. Разговорчивый такой паренек. Уж и не упомню, сказал я ему дорогу али нет, потому как утром проснулся, а голова трещит, рассолу просит. Только какой тут рассол. Одни бананы. Нет, он так ничего был, компанейский паренек. А другой по одежде вроде из ваших, в фуражке зеленой. Карабин на одном плече, сапоги, веревочкой перевязанные, на другом. Экономный, жлобина. Да только вода ему была без надобности: у него в рюкзаке своя была. Прижимистый, не поделился. – Отшельник бросил взгляд на свой увесистый посох, на котором виднелись глубокие отпечатки чьих-то клыков. – Демона мохнатого он на цепи вел. Кличка Ингус. Имя наше, да нравом больно непочтенный.
– А этот чего тут шукал? – полюбопытствовал Задов. – «Рыжье», в смысле золото?
– Паренька искал какого-то и Шамбалу. Даже я тут удивился. Туда ищут путь все больше просветленные духом, те, кому позарез нужен свет истины. А он сияет аурой своего ручного демона, и третий глаз водой его горючей залит. Говорю, зачем тебе Шамбала, дорогой, иди проспись… А он говорит, что письмо* у него от отца народов к угнетенным трудящимся Востока. Я порекомендовал ему поискать путь в своем сердце, так он начал ругаться и ушел. Этот путник последним был. А всего человек сорок наберется.
* Факт пребывания великого советского пограничника Н. Карацупы в Индии отмечен в реальностях «Земля-018», «Земля-044» и «Земля-093».
– И никто не вернулся? – нежно улыбнулся Лева.
– Никто.
– Нам шандец! – невесело прокомментировал Задов, поворачиваясь к батыру. – Хана нам, бек. Кранты.
– Я буду с вами, друзья, – степенно успокоил гостей отшельник. – Пошли домой, отдохнем перед дорогой.
– Сколько же вам годков? – апатично поинтересовался Задов уже в хижине. – Наверное, прикладываетесь к водичке-то?
– Мои года – мое богатство, – мрачно ответствовал отшельник, гостеприимно указывая на грязные тростниковые циновки, сваленные в углу лачуги на земляном полу. – А кто не пьет?
– Я про источник, – уточнил Лева минуту спустя, но старец уже громко храпел.
Друзья приспособили вещмешки вместо подушек и последовали его примеру. Измотанные дорогой, они уснули практически мгновенно и спокойно.
Один только Батыр еще долго ворочался и протяжно стонал. Ему снилось, что гигантская полосатая в звездочках кобра, обвившая землю, и красный демон Чучхе, витающий в воздухе, схватили его и тянут в разные стороны. При этом каждый кричал: «Он мой! Мой!» – и все сильнее тащил к себе. Но тут появился какой-то голубоглазый, напоминающий Петруху паренек с посохом и украшенным рубином кинжалом и, отрубив беку обе руки, завыл по-волчьи. Освобожденный бек вскрикнул, но тут же заметил, что у него отросли новые руки, и успокоился. Дальше Батыр спал тихо, причмокивая во сне губами и пуская сладкие бетелевые слюни. Теперь ему снилось, что геологов в его степи давно нет, а он, бек, пьет кумыс, приготовленный мамой. Это был его любимый сон.
Рано утром отшельник бесцеремонно растолкал своих гостей. Очевидно, пора было собираться в дорогу.
– Когда выдвигаемся? – по-военному спросил Кузнецов, ополаскивая лицо дождевой водой из кувшина.
– Сейчас пойдем, братья! Поедим досыта, и вперед, – ответил отшельник, черпая из котелка и разливая по чашкам сложенными ковшиком ладонями мутную жижу. Расставленные чашки ему заменяла скорлупа кокосов.
– Далеко идти? – уточнил бек. При виде завтрака его потянуло на свежий воздух.
– Все относительно, – вздохнул отшельник, залпом опустошил свою скорлупу, вытер краем тюрбана рот и неожиданно легко вскочил на ноги. В руке у него был походный посох, на плече висела сума.
– Пошли, – согласился Батыр, внимательно разглядывая посох. Точно такой же был у мальчика в его сне. Сын степей закатал рукава. Повыше локтей в складках жира намечались две глубокие поперечные морщины. «Отлежал», – успокоил себя бек и пошел к выходу, догоняя коллег по несчастью.
Солнце еще не встало, но уже было достаточно светло, чтобы отправляться в путь. Переживания вчерашнего дня улетучились, как утренний туман. Путники двинулись по звериной тропе, поросшей редкой травой. Слева и справа от тропы виднелись пальмы, пальмы, пальмы – и ничего больше. К Вонючему болоту отряд вышел только к полудню. Болото действительно воняло, а кольцо мангрового леса вокруг него было изрыто ямами. Как объяснил старец, при магарадже местные жители тут добывали торф.
– Смотрите, там кто-то есть! – указал в сторону остроглазый Батыр.
У дерева рядом с одной из ям неподвижно стояли два рыцаря в полном боевом облачении. По всей видимости, они провалились в трясину в незапамятные времена, и на тела их крестьяне наткнулись уже при добыче торфа.
Подданные магараджи вытащили несчастных и прислонили к деревьям. Один из рыцарей держал в руках двуручный меч, другой – булаву. Погружаясь в трясину, ни один из них оружия не бросил, и Кузнецов, вытянувшись, молча отдал им честь, хотя и ему было не совсем понятно, почему эти два идиота полезли через болото в тяжелых доспехах.
Торф забальзамировал тела и выдубил их кожу. Что-то или кто-то помешал торфодобытчикам снять с них латы, стоящие целое состояние, и за них это попытался сделать Задов. Двигала им, правда, в этот раз не природная скаредность, а естественное желание определить национальность мумий по клейму на латах. Однако попытка разжать пальцы на мече успехом не увенчалась. Рыцарь держал рукоять мертвой хваткой.
Кузнецов нахмурился, а отшельник только покачал головой. Задов обиженно засопел, отошел и долго делал вид, что разглядывает пятна на солнце. Успокоился он, только получив легкий ожог роговицы левого глаза.
Под руководством отшельника путники вырубили по двухметровой слеге из бамбука и начали усердно форсировать болото. Шли след в след, и поначалу мох лишь хлюпал под ногами, но чем дальше, тем глубже погружались их ноги, и вскоре они вымокли уже до колен.
Старец, впрочем, шагал впереди бодро, высматривая только ему ведомые ориентиры и бормоча мантры. Шли они спокойно часа два, пока Батыр не шарахнулся в сторону от большой жабы, прыгнувшей ему на грудь, и не угодил в услужливо распахнутое «окно» – участок болота, напрочь лишенный мха.
Бек слабо пискнул и пудовой гирей ушел в вонючую жижу с головой, пару раз возмущенно булькнув. Из черной лужи торчала только рука с вяло подрагивающей палкой. За нее отплевывающегося Батыра и вытащили. Жаба же, довольно квакнув, ускакала по своим земноводным делам дальше. Пришлось сделать привал на относительно сухом островке, места на котором не хватило только батыру. Все без сил повалились на чистый мох, а бек чистил пальцем рот и палочкой брезгливо счищал с себя тину и грязь, стоя по колено в вонючей жиже.
На следующем островке места хватило уже всем. Более того, обогнавший всех бек обнаружил на берегу истлевший старый плот с парой трухлявых весел. Видимо, раньше болото было озером. Рядом с плотом лежал скелет, сквозь ребра которого успело прорасти и засохнуть малое голое деревце. «Давно лежит», – прокомментировал находку Задов. Череп скелета украшал чудной головной убор из золотистых пластинок, покрытых белой и синей эмалью.
– Я такие видел в учебнике истории, – сказал Кузнецов. – Их носили в Древнем Египте советники фараона.
– Может быть, – меланхолично согласился отшельник. – Всех не упомнишь. Искали приключения на свою… голову, а нашли смерть на чужбине.
– Тут крокодилы, часом, не водятся? Змеи там, лягушки ядовитые? – неожиданно озаботился богатством местной фауны Батыр, тревожно оглядываясь по сторонам. После встречи со слугой смерти и жабой любви к земноводным и пресмыкающимся у него не прибавилось.
– Нет, бояться нечего. Мбем-бе всех пожрал, – печально отозвался отшельник.
После трехминутной паузы бек слегка вытянул шею и осторожно уточнил:
– Мбем-бе? Это вы время так называете? Образно, да?
Отшельник впервые за все время знакомства взглянул на бека с изумлением:
– Ваша карма заслуживает лучшего обращения, мой друг. У вас интересное мышление, и мы об этом еще поговорим. Но Мбем-бе – это не время, это демон. Он покрыт волосами, отличается непомерно длинной шеей и рогом, как у носорога. Еще у него чешуйчатый хвост, как у гигантской ящерицы. Правда, сейчас у него сезон спячки, если я ничего не путаю. – Отшельник кротко взглянул на ошеломленного бека и успокоил его: – Не переживайте, брат мой, если вы его встретите, то не ошибетесь и опознаете без труда. Если успеете.
Неожиданно под упругим ковром мха пробежала едва заметная волна. Всех слегка качнуло, как в плоскодонке на легкой волне. Во всяком случае, бека привычно замутило. Корявые остовы деревьев медленно поднимались вверх, росли и трепыхались. Налетел ветер, набежали тучи, в небе показались стервятники.
– Полундра, братцы! – заорал Задов, тревожно глядя под ноги.
Слой почвы, еще мгновение назад казавшийся достаточно прочным, прогибался над ними в заметную воронку, которая по центру продолжала вдавливаться вниз. Сквозь дерн сочилась грязная жижа. Она покрывала ноги уже выше щиколоток, а подо мхом что-то отвратительно чавкало, с тихим шипением пробиваясь наружу. Батыр, очнувшись от своих морских грез, протяжно завыл по-волчьи, и всех охватил первобытный страх – по большей части от этого воя. Какое-то мгновение никто не знал, что делать, а между тем мох и жидкая трава под ногами продавливались все больше и больше. Казалось, земля вот-вот разорвется, и болото поглотит незваных пришельцев.
– За мной, почтенные собратья мои! – крикнул отшельник, и тройка дружинников отчаянно рванула за Радживом в глубь острова. Главное было уйти из ловушки, где непонятное землетрясение грозило уже задышавшей в лицо смертью. Они перевели дух только на противоположной стороне острова. Пот застилал им глаза, а от пережитой опасности всех, кроме старца, Кузнецова и Задова, била нервная дрожь.
За эти минуты небо успело затянуться полностью тяжелыми тучами, а на болото невесть откуда опустился густой туман. Над лежащим вокруг мхом поднимались струйки желтоватого пара, и в вонючем воздухе появился запах горького миндаля. Где-то за пеленой тумана послышались протяжные и злобные стоны, перемежаемые рычанием. Стоны и рычание раздались уже совсем близко. Можно было различить, что душераздирающие звуки издает не животное, а женщина.
Из тумана плавно выплыла массивная тень, принявшая очертания женщины с красивым лицом, слепыми глазами и загадочной улыбкой на губах. У нее было шесть рук: две сложены на груди, две согнуты в локтях и подняты вверх, а еще две угрожающе вытянуты вперед. В вытянутых и поднятых руках великанша сжимала изогнутые мечи, похожие на косы. На шее болталось ожерелье из человеческих черепов.
– Это не Мбем-бе! – возмутился бек, болезненно переживавший любой обман.
– Однако я не так как-то представлял свою смерть, – мрачно оценил обстановку Кузнецов, расстегивая кобуру без энтузиазма и уверенности.
Батыр тем временем лихо сбросил с плеч вещмешок и, отстегнув саперную лопатку, начала торопливо окапываться. До воды он докопался быстро, поэтому тут же остановился и, твердо сжав шанцевый инструмент в руках, решил продать свою жизнь подороже.
– Что делать-то будем, старый? – обреченно спросил бледный Задов, обернувшись к отшельнику и трясущимися руками пытаясь прикурить папироску.
Сам есть не стал, объяснив, что от риса его тошнит, на бананы ему смотреть уже просто невмоготу и что вообще у него в принципе внеочередной пост.
Запасливый бек молча достал из кармана своего длинного халата банку армейской тушенки и под завистливым взглядом Задова со вздохом протянул ее хозяину.
– Говядина? – как от чумного, отстранился от батыра отшельник.
– Свинина! – грустно вздохнул бек, стараясь не глядеть на Задова.
Гости еще не приступили и к первому банану, а отшельник, припрятав вылизанную до блеска пустую банку в угол лачуги, уже молча сидел, прикрыв глаза и перебирая четки, которые вытащил из складок набедренной повязки.
Управившись с бананами и украдкой выкинув рис за дверь, путешественники полчаса вежливо и терпеливо ждали, когда старец откроет глаза. Кузнецов играл сам с собой в крестики-нолики, а Батыр, чтобы скоротать время, плевал в огонь. Слюна весело шипела на камнях.
– Доплюешься ведь когда-нибудь, сволочь! – с тоской произнес Лева. – Мало тебе змеюки, ирод.
– Кто плюет в огонь, может попасть в лапы к демону Чучхе – повелителю раскаленных углей. Тоскливо будет его карме, – тихо произнес отшельник, не открывая глаз.
– А я что ему, гаду, толкую, – взвился Лева, обрадованный, что отшельник прервал свою медитацию.
Батыр испуганно прикрыл рукой рот и сквозь пальцы прогнусавил:
– Это все из-за жвачки. Никак не остановиться.
– С бетелем, как с кредитами, завязывать надо. Втянуться легко, – остановиться трудно. Вход – пенни, выход – фунт. Себе вред, другим искушение, – нравоучительно произнес отшельник.
– Вы не введете нас в курс дела, товарищ, зачем нас к вам прислали, – нетерпеливо оборвал его Кузнецов. Поучительные беседы его быстро утомляли еще с детского сада.
– Введу, – охотно кивнул отшельник. – С благоговейным трепетом начну. Давным-давно, когда боги были, как и люди, смертными, эликсир бессмертия – амрита – лежал под гигантской горой на дне молочного океана. Боги и демоны, подобно тому как в ваших деревнях взбивают сливки, взбивали горой океан. Наконец гора опрокинулась, океан забурлил, и на поверхность всплыл эликсир. Но боги оказались вероломнее демонов. Забыв о своих обещаниях, они присвоили всю амриту себе. И началась война. Чаша с эликсиром бессмертия переходила из рук в руки. Чем такие междусобойчики заканчиваются, известно: в суматохе чашу разлили. Там, где вылился эликсир, забил источник. Боги и духи искупались в нем и обрели бессмертие. Омыли тела погибших и оживили их. Быль то или небыль, судите сами, но сразу за Вонючим болотом в диком ущелье якобы действительно бил когда-то целебный родничок.
– А почему болото называется Вонючим? – спросил Батыр, умевший с ходу ухватить самое важное.
– Потому что пахнет плохо, – поморщился отшельник и бесстрастно продолжил: – Это было очень давно. Владыка местных земель магараджа Шиваджи очень любил охоту. Он и нашел этот чудесный родник. Одни говорят, что раненный им на охоте олень, окунувшись в воду, восстановил силы и умчался в горы. Другие же сказывали, что сам магараджа, смертельно пропоротый рогом носорога, заполз в непролазную чащу и там увидел тоненький ручеек, который исчезал в расщелине. Раджа испил и исцелился. Раны затянулись, шрамы сошли, даже зубы стали молочными. Как бы там ни было, но за ущельем Шиваджи построил дворец-крепость и долго жил в нем со своей семьей, доверенными слугами и личной гвардией из родственников. Всем остальным вход в ущелье был запрещен под страхом смерти. А высушенные трупы тех, кто смел ослушаться магараджу, можно было увидеть в клетках, развешанных вдоль дороги, ведущей в горное ущелье. Красивые были клетки! Двух одинаковых не найти, все с завитушками, дно шипами утыкано. Умели раньше делать. Не то что нынешний ширпотреб.
– Продолжайте, почтенный, – подбодрил Раджива Кузнецов, заметив, что старик готов удариться в сравнительный анализ местного кустарного промысла двух эпох.
– Да-да, – очнулся отшельник. – Так вот, люди в долине рождались и умирали, а магараджа все не старел. Раз в год, во время праздника Мухаррама, все трепещущие подданные могли видеть его на белом слоне, украшенном лентами, которые были отделаны жемчугом, золотом и драгоценными камнями. Бивни украшали золотые наконечники. Он ехал впереди праздничной процессии в золоченом паланкине, а за ним скакали всадники. Один всадник, два всадника, четыре всадника, восемь всадников, шестнадцать всадников, тридцать два всадника, шестьдесят четыре всадника… Кстати, друзья мои, готов побиться о заклад, что вы не знаете, сколько потребуется банок тушенки, если на первую клетку шахматной доски положить одну банку, на вторую – две, на третью – четыре, на четвертую – восемь банок, на пятую…
– У нас только говяжья, – грубо оборвал Раджива Задов. – А коров вы не едите.
– Жаль, – пожевал губами отшельник и тяжело вздохнул. – В смысле, что говяжья… Короче, магараджа был той еще чванливой свиньей.
– У нас тоже полно всяких сказок о живой воде! – встрял Задов. Он был человек дела, и народный эпос мог вдохновить Леву лишь на сон. Исключение он делал только для былин о любовных подвигах Алеши Поповича, пикантные подробности которых в изложении богатыря доставляли Леве немало приятных минут.
– Ваши сказки – наша реальность, – осадил Задова Раджив. – Так вот, прослышав о неприличном долголетии магараджи, на его княжество напали с юга его соседи маратхи. Царь маратхов, после того как его послов развесили вдоль дороги в приличествующих их высокому рангу золотых клетках, ночью перешел границу у реки, посадил легкую пехоту на колесницы и мощными слоновьими клиньями прорвал оборону магараджи и осадил дворец Шиваджи.
– Блицкриг, – понимающе кивнул Кузнецов.
– Не знаю, что такое блиц, но крику было много, – согласился отшельник. – Царь маратхов отправил парламентера с просьбой о махоньком таком кувшинчике эликсира. В обмен он обещал снять осаду и подарить трех слонов, груженных золотом. Ответ отправили из-за крепостной стены катапультой. Под ноги царя упала голова парламентера, а на окровавленной чалме его было написано: «Подожгу землю под копытами твоих лошадей, но не дам испить воды моей, старый козел».
– Логично, – одобрил Задов, тут же делая отшельнику извиняющий знак, чтобы тот продолжал.
– И тогда войска царя пошли на приступ. Тучи стрел затмили солнце. Ряды защитников таяли. Слоны в доспехах высадили кованые ворота. Охрана повисла на копьях врагов. Магараджа поджег замок и в последнюю атаку остатки своей гвардии повел лично. Отбросив врага от ворот, они вырвались навстречу гибели, а впереди шел Шиваджи с мечом в левой руке и головой в правой.
– Левша, значит, – в походном блокноте что-то пометил Задов.
– Он шел и сражался, пока его не растоптали в кровавую кашу боевые слоны.
– Чушь все это! – меланхолично заметил Батыр, засовывая в рот очередную порцию бетеля. – Если есть такой источник, то мы бы о нем знали. По сводкам.
Отшельник начал заметно раздражаться, но медитировать было некогда:
– Слушайте дальше. Когда враги вошли во дворец, началось землетрясение. При таком раскладе все рухнуло. Кто погиб, кого покалечило. Источника не нашли. Царь маратхов ушел несолоно хлебавши. По пути домой в честь своей сомнительной победы он развешивал немногочисленных пленных и подданных магараджи вдоль дороги вместо флагов. За шею. А развалины заросли джунглями, и живут там теперь только змеи, обезьяны и хранитель.
– Так ведь источник завалило при землетрясении, – вкрадчиво уточнил Задов, облизнув враз пересохшие губы. – И что же тогда он там хранит, хранитель ваш? Золото?
– Незадолго до штурма магараджа отправил однорукого сотника своей гвардии с поручением. Когда тот вернулся, развалины уже не дымились. Сотник искал в подземельях дворца спасшихся, но отыскал лишь трещину, из которой капала вода. Сотник изнывал от жажды и, подставив первый попавшийся сосуд, наполнил его и испил. Усталость прошла, рука отросла, а он помолодел. Так сотник стал хранителем. Теперь он собирает воду по капельке и хранит в тайных закоулках подземелья. А капли падают в золотую чашу все реже и реже.
– А кому он собирает живую воду? – спросил Батыр.
– Кому, кому… – сварливо проворчал отшельник. – Кому надо, тому и собирает!
– Мы-то вам на кой ляд сдались? – не выдержал наконец всегда вежливый Кузнецов.
– Каждое полнолуние хранитель присылал ко мне одноногого попугая, единственного своего друга, которого воспитал еще птенцом. Это условный знак, что все в порядке. Иногда мы обменивались через пернатого небольшими весточками. Так вот, уже несколько лун птичка не прилетала.
– Может быть, погода нелетная, – небрежно заметил Задов. – И, кстати, чаша, в которую собирают эликсир, она действительно золотая или вы это образно?
– Это ноги у попугая нет, а крылья все на месте. Он всепогодный. Летает, как стрела Кришны, и днем и ночью. И нужны вы мне, потому как уж очень странные вещи вокруг происходят. Хранитель на связь не выходит, это раз. Мертвые среди живых появились, это два. Бананы мне надоели, это три. Какой вывод?
– Перебить, и всех делов, – безапелляционно предложил воинственный после последнего падения со слона Батыр.
– Кого перебить? Они же мертвые! – удивился Задов и растопырил пальцы и руки в стороны. Именно так, по его мнению, должен был выглядеть мертвец.
– Нам бы детали всех этих странностей, – попросил педантичный Кузнецов, озабоченно потирая лоб.
– Сами увидите, – заверил отшельник. – Вот только сходим на речку. Здесь, кстати, недалеко.
От очага они зажгли переносные самодельные лампы. В скорлупе кокосового ореха фитиль плавал в масле и света давал немного, но его было вполне достаточно, чтобы видеть и под ногами, и в пяти-шести метрах вокруг. Николай шагнул за порог и удивленно поднял брови: у лачуги было пусто – ни слона, ни погонщика.
– Слинял, зараза, – обозлился Задов, – и слоника спер.
Надо сказать, что Лева за время путешествия почему-то очень к Хатхи привязался, но сознаваться в этом не стал бы даже в подвалах Скуратова. Сознаваться вообще дурной тон…
– Вернется, – убежденно произнес отшельник, поглаживая голову. – Устанет ходить по кругу и вернется.
Когда они подошли к реке, уже почти стемнело. В черной воде отражались огни зажженных в хижине светильников. Зверье шло утолить жажду непрерывным потоком, как болельщики на финальный матч чемпионата мира по футболу. К воде следом за вожаком как раз приближалось стадо буйволов, ведомое кряжистым самцом.
Крупные животные не понравились Кузнецову с первого взгляда. Внешность их была просто отталкивающей. Заметны были ребра, выпирающие сквозь дыры в коже, плешивые шкуры грязно-серого цвета. А когда буйволы начали пить, стало видно, что у некоторых вода тут же выливается из гниющих дыр в брюхе.
Бек брезгливо отвернулся. Задов же разглядывал стадо с нездоровым любопытством.
– Это еще не все, – скорбным голосом произнес отшельник. – Обычно мы сжигаем покойников на погребальных кострах, но выше по течению есть деревня рыбаков, в которой умерших по традиции оборачивают в саван, сносят к реке на носилках и отправляют на волю волн. Теперь представьте себе ужас и возмущение общественности, когда один такой покойник через три дня вернулся в деревню. Все его имущество, лодки и сети давно поделили, вдова с новым хахалем, а он приперся. В волосах тина, плечи подергиваются, под глазом синяк, все руки в пиявках. Хахаля-то он выгнал, жену отлупил, но это ему не помогло, потому как на деревенском сходе порешили: умер – значит, умер, и точка. Мотыгами его в дом загнали и спалили с женой заодно. Оно, конечно, не исключено, что мужик прежде-то и не умер, а просто спал беспробудно спьяну. Только на этот раз все прошло как по маслу. Зола и пепел только и остались.
– Значит, с «воскресенцами» можно бороться исключительно огнем? – уточнил Кузнецов.
– Как вариант, можно нашинковать, – успокоил Николая отшельник. – В джунглях за рекой видели обезьян, у которых лапы держатся на одних сухожилиях, а с голов кожа вся слезла. Голые черепа. Мрак. Там, впрочем, законы волчьи, а за вожака у тех волков мальчуган какой-то. Не по годам развитой. Он свою территорию периодически зачищает, а потому обезьян тех больше не встречали. А еще есть вести о крокодиле, который развалился на глазах у женщин, стиравших на речке белье.
– Выходит, нам за дохлым скотом по лесу рыскать и в капусту его рубать? – насупился Задов. – Ни хрена себе сафари!
– А давайте лес подпалим, – простодушно предложил Батыр, – Эффективно. Я в степи этот способ опробовал, когда там геологи нефть искали.
– Я тебе подпалю! – аж затрясся от понятного возмущения Раджив. – И выходит, кстати, совсем другое. Полагаю я, что кто-то все-таки добрался до хранителя и теперь тешится, оживляя мертвых. Надо сбегать до разрушенного дворца и разобраться, кто этот кто-то, а главное, что ему нужно…
– Кто-то все-таки добрался, – задумчиво повторил Кузнецов. – Значит, подобные попытки уже были?
– А то! Ходоков всегда хватало. Кто по удали, а кто корысти ради, – ударился в приятные воспоминания отшельник. – Много кого перевидал. И все у меня дорогу спрашивали, мимо-то не пройдешь. Конкистадоры, те сразу в Вонючем болоте завязли. Были потом рыцари-храмовники, мечом перед носом мне махали, вентиляторы ходячие. Далеко прошли и эти, как их бишь, отцы святые из инквизиции ватиканской. Ну эти-то ребята добрые, все мне к пяткам угли горящие прикладывали да в мешок с гвоздями засовывали. Я уж было за такое внимание чуть не помог им, но тут они меня живьем прикопали. Чудно я тогда помедитировал, а как выбрался – их и след простыл.
– А наших тут не было? – заинтересовался Кузнецов.
– С Руси двое захаживало. Один – Ивашко-дурак, сам так, извините, представился. Дурак я, говорит, что с этой Василиской связался. Шалава, говорит, она еще та. Разговорчивый такой паренек. Уж и не упомню, сказал я ему дорогу али нет, потому как утром проснулся, а голова трещит, рассолу просит. Только какой тут рассол. Одни бананы. Нет, он так ничего был, компанейский паренек. А другой по одежде вроде из ваших, в фуражке зеленой. Карабин на одном плече, сапоги, веревочкой перевязанные, на другом. Экономный, жлобина. Да только вода ему была без надобности: у него в рюкзаке своя была. Прижимистый, не поделился. – Отшельник бросил взгляд на свой увесистый посох, на котором виднелись глубокие отпечатки чьих-то клыков. – Демона мохнатого он на цепи вел. Кличка Ингус. Имя наше, да нравом больно непочтенный.
– А этот чего тут шукал? – полюбопытствовал Задов. – «Рыжье», в смысле золото?
– Паренька искал какого-то и Шамбалу. Даже я тут удивился. Туда ищут путь все больше просветленные духом, те, кому позарез нужен свет истины. А он сияет аурой своего ручного демона, и третий глаз водой его горючей залит. Говорю, зачем тебе Шамбала, дорогой, иди проспись… А он говорит, что письмо* у него от отца народов к угнетенным трудящимся Востока. Я порекомендовал ему поискать путь в своем сердце, так он начал ругаться и ушел. Этот путник последним был. А всего человек сорок наберется.
* Факт пребывания великого советского пограничника Н. Карацупы в Индии отмечен в реальностях «Земля-018», «Земля-044» и «Земля-093».
– И никто не вернулся? – нежно улыбнулся Лева.
– Никто.
– Нам шандец! – невесело прокомментировал Задов, поворачиваясь к батыру. – Хана нам, бек. Кранты.
– Я буду с вами, друзья, – степенно успокоил гостей отшельник. – Пошли домой, отдохнем перед дорогой.
– Сколько же вам годков? – апатично поинтересовался Задов уже в хижине. – Наверное, прикладываетесь к водичке-то?
– Мои года – мое богатство, – мрачно ответствовал отшельник, гостеприимно указывая на грязные тростниковые циновки, сваленные в углу лачуги на земляном полу. – А кто не пьет?
– Я про источник, – уточнил Лева минуту спустя, но старец уже громко храпел.
Друзья приспособили вещмешки вместо подушек и последовали его примеру. Измотанные дорогой, они уснули практически мгновенно и спокойно.
Один только Батыр еще долго ворочался и протяжно стонал. Ему снилось, что гигантская полосатая в звездочках кобра, обвившая землю, и красный демон Чучхе, витающий в воздухе, схватили его и тянут в разные стороны. При этом каждый кричал: «Он мой! Мой!» – и все сильнее тащил к себе. Но тут появился какой-то голубоглазый, напоминающий Петруху паренек с посохом и украшенным рубином кинжалом и, отрубив беку обе руки, завыл по-волчьи. Освобожденный бек вскрикнул, но тут же заметил, что у него отросли новые руки, и успокоился. Дальше Батыр спал тихо, причмокивая во сне губами и пуская сладкие бетелевые слюни. Теперь ему снилось, что геологов в его степи давно нет, а он, бек, пьет кумыс, приготовленный мамой. Это был его любимый сон.
Рано утром отшельник бесцеремонно растолкал своих гостей. Очевидно, пора было собираться в дорогу.
– Когда выдвигаемся? – по-военному спросил Кузнецов, ополаскивая лицо дождевой водой из кувшина.
– Сейчас пойдем, братья! Поедим досыта, и вперед, – ответил отшельник, черпая из котелка и разливая по чашкам сложенными ковшиком ладонями мутную жижу. Расставленные чашки ему заменяла скорлупа кокосов.
– Далеко идти? – уточнил бек. При виде завтрака его потянуло на свежий воздух.
– Все относительно, – вздохнул отшельник, залпом опустошил свою скорлупу, вытер краем тюрбана рот и неожиданно легко вскочил на ноги. В руке у него был походный посох, на плече висела сума.
– Пошли, – согласился Батыр, внимательно разглядывая посох. Точно такой же был у мальчика в его сне. Сын степей закатал рукава. Повыше локтей в складках жира намечались две глубокие поперечные морщины. «Отлежал», – успокоил себя бек и пошел к выходу, догоняя коллег по несчастью.
Солнце еще не встало, но уже было достаточно светло, чтобы отправляться в путь. Переживания вчерашнего дня улетучились, как утренний туман. Путники двинулись по звериной тропе, поросшей редкой травой. Слева и справа от тропы виднелись пальмы, пальмы, пальмы – и ничего больше. К Вонючему болоту отряд вышел только к полудню. Болото действительно воняло, а кольцо мангрового леса вокруг него было изрыто ямами. Как объяснил старец, при магарадже местные жители тут добывали торф.
– Смотрите, там кто-то есть! – указал в сторону остроглазый Батыр.
У дерева рядом с одной из ям неподвижно стояли два рыцаря в полном боевом облачении. По всей видимости, они провалились в трясину в незапамятные времена, и на тела их крестьяне наткнулись уже при добыче торфа.
Подданные магараджи вытащили несчастных и прислонили к деревьям. Один из рыцарей держал в руках двуручный меч, другой – булаву. Погружаясь в трясину, ни один из них оружия не бросил, и Кузнецов, вытянувшись, молча отдал им честь, хотя и ему было не совсем понятно, почему эти два идиота полезли через болото в тяжелых доспехах.
Торф забальзамировал тела и выдубил их кожу. Что-то или кто-то помешал торфодобытчикам снять с них латы, стоящие целое состояние, и за них это попытался сделать Задов. Двигала им, правда, в этот раз не природная скаредность, а естественное желание определить национальность мумий по клейму на латах. Однако попытка разжать пальцы на мече успехом не увенчалась. Рыцарь держал рукоять мертвой хваткой.
Кузнецов нахмурился, а отшельник только покачал головой. Задов обиженно засопел, отошел и долго делал вид, что разглядывает пятна на солнце. Успокоился он, только получив легкий ожог роговицы левого глаза.
Под руководством отшельника путники вырубили по двухметровой слеге из бамбука и начали усердно форсировать болото. Шли след в след, и поначалу мох лишь хлюпал под ногами, но чем дальше, тем глубже погружались их ноги, и вскоре они вымокли уже до колен.
Старец, впрочем, шагал впереди бодро, высматривая только ему ведомые ориентиры и бормоча мантры. Шли они спокойно часа два, пока Батыр не шарахнулся в сторону от большой жабы, прыгнувшей ему на грудь, и не угодил в услужливо распахнутое «окно» – участок болота, напрочь лишенный мха.
Бек слабо пискнул и пудовой гирей ушел в вонючую жижу с головой, пару раз возмущенно булькнув. Из черной лужи торчала только рука с вяло подрагивающей палкой. За нее отплевывающегося Батыра и вытащили. Жаба же, довольно квакнув, ускакала по своим земноводным делам дальше. Пришлось сделать привал на относительно сухом островке, места на котором не хватило только батыру. Все без сил повалились на чистый мох, а бек чистил пальцем рот и палочкой брезгливо счищал с себя тину и грязь, стоя по колено в вонючей жиже.
На следующем островке места хватило уже всем. Более того, обогнавший всех бек обнаружил на берегу истлевший старый плот с парой трухлявых весел. Видимо, раньше болото было озером. Рядом с плотом лежал скелет, сквозь ребра которого успело прорасти и засохнуть малое голое деревце. «Давно лежит», – прокомментировал находку Задов. Череп скелета украшал чудной головной убор из золотистых пластинок, покрытых белой и синей эмалью.
– Я такие видел в учебнике истории, – сказал Кузнецов. – Их носили в Древнем Египте советники фараона.
– Может быть, – меланхолично согласился отшельник. – Всех не упомнишь. Искали приключения на свою… голову, а нашли смерть на чужбине.
– Тут крокодилы, часом, не водятся? Змеи там, лягушки ядовитые? – неожиданно озаботился богатством местной фауны Батыр, тревожно оглядываясь по сторонам. После встречи со слугой смерти и жабой любви к земноводным и пресмыкающимся у него не прибавилось.
– Нет, бояться нечего. Мбем-бе всех пожрал, – печально отозвался отшельник.
После трехминутной паузы бек слегка вытянул шею и осторожно уточнил:
– Мбем-бе? Это вы время так называете? Образно, да?
Отшельник впервые за все время знакомства взглянул на бека с изумлением:
– Ваша карма заслуживает лучшего обращения, мой друг. У вас интересное мышление, и мы об этом еще поговорим. Но Мбем-бе – это не время, это демон. Он покрыт волосами, отличается непомерно длинной шеей и рогом, как у носорога. Еще у него чешуйчатый хвост, как у гигантской ящерицы. Правда, сейчас у него сезон спячки, если я ничего не путаю. – Отшельник кротко взглянул на ошеломленного бека и успокоил его: – Не переживайте, брат мой, если вы его встретите, то не ошибетесь и опознаете без труда. Если успеете.
Неожиданно под упругим ковром мха пробежала едва заметная волна. Всех слегка качнуло, как в плоскодонке на легкой волне. Во всяком случае, бека привычно замутило. Корявые остовы деревьев медленно поднимались вверх, росли и трепыхались. Налетел ветер, набежали тучи, в небе показались стервятники.
– Полундра, братцы! – заорал Задов, тревожно глядя под ноги.
Слой почвы, еще мгновение назад казавшийся достаточно прочным, прогибался над ними в заметную воронку, которая по центру продолжала вдавливаться вниз. Сквозь дерн сочилась грязная жижа. Она покрывала ноги уже выше щиколоток, а подо мхом что-то отвратительно чавкало, с тихим шипением пробиваясь наружу. Батыр, очнувшись от своих морских грез, протяжно завыл по-волчьи, и всех охватил первобытный страх – по большей части от этого воя. Какое-то мгновение никто не знал, что делать, а между тем мох и жидкая трава под ногами продавливались все больше и больше. Казалось, земля вот-вот разорвется, и болото поглотит незваных пришельцев.
– За мной, почтенные собратья мои! – крикнул отшельник, и тройка дружинников отчаянно рванула за Радживом в глубь острова. Главное было уйти из ловушки, где непонятное землетрясение грозило уже задышавшей в лицо смертью. Они перевели дух только на противоположной стороне острова. Пот застилал им глаза, а от пережитой опасности всех, кроме старца, Кузнецова и Задова, била нервная дрожь.
За эти минуты небо успело затянуться полностью тяжелыми тучами, а на болото невесть откуда опустился густой туман. Над лежащим вокруг мхом поднимались струйки желтоватого пара, и в вонючем воздухе появился запах горького миндаля. Где-то за пеленой тумана послышались протяжные и злобные стоны, перемежаемые рычанием. Стоны и рычание раздались уже совсем близко. Можно было различить, что душераздирающие звуки издает не животное, а женщина.
Из тумана плавно выплыла массивная тень, принявшая очертания женщины с красивым лицом, слепыми глазами и загадочной улыбкой на губах. У нее было шесть рук: две сложены на груди, две согнуты в локтях и подняты вверх, а еще две угрожающе вытянуты вперед. В вытянутых и поднятых руках великанша сжимала изогнутые мечи, похожие на косы. На шее болталось ожерелье из человеческих черепов.
– Это не Мбем-бе! – возмутился бек, болезненно переживавший любой обман.
– Однако я не так как-то представлял свою смерть, – мрачно оценил обстановку Кузнецов, расстегивая кобуру без энтузиазма и уверенности.
Батыр тем временем лихо сбросил с плеч вещмешок и, отстегнув саперную лопатку, начала торопливо окапываться. До воды он докопался быстро, поэтому тут же остановился и, твердо сжав шанцевый инструмент в руках, решил продать свою жизнь подороже.
– Что делать-то будем, старый? – обреченно спросил бледный Задов, обернувшись к отшельнику и трясущимися руками пытаясь прикурить папироску.