В том, что цыгане ушли из Индии, не было ничего странного. Не было ничего особенно странного и в их распространении по Европе. Странным остаётся одно: почему цыгане не растворились в других народах? Ведь это не раз случалось и с более многочисленными и с более развитыми культурно народами.
   Евреев в течение многих веков удерживала от растворения религия. Те, кто её менял, тут же превращались в англичан, французов или поляков. Но цыгане вовсе не желали отказываться от чужих вер! Наоборот. В мусульманских странах цыгане немедленно принимали ислам, в христианских — крестились. Это ничуть не мешало им оставаться суеверными и верующими на средневековый индийский манер. Цыган удерживала друг возле друга привязанность к бродячему образу жизни. Что же, эта привязанность передавалась по наследству? Конечно, нет. В том и сила человека, что такую вещь, как склонность к определённой культуре, попросту нельзя унаследовать. Кроме того, цыгане всегда охотно усыновляли подкидышей. Любовь к детям, стремление, чтобы их было в семье как можно больше, измерение удачи в жизни количеством сыновей — всё это вообще очень характерные для индийцев черты.
   Из-за того, что цыгане с удовольствием принимали к себе беспризорных маленьких детей, и возникли слухи о склонности цыган красть детей.
   А уж приёмыши-то никак не могли ни получить в наследство, ни передать потомкам бродяжий дух.
   Приходили к цыганам и взрослые люди. Пушкинский Алеко в поэме «Цыганы» не был только вымыслом автора. К вольной цыганской жизни не прочь были порою примкнуть и безземельные крестьяне, и воры, и искатели приключений. Многих привлекала красота цыганок. Конечно, одновременно какая-то часть цыган бросала прежнюю жизнь, вливалась в состав народа-хозяина.
   Бывало и как в стихотворении Дмитрия Кедрина:
 
Устав от разводов и пьянок,
Гостиных и карт по ночам,
Гусары влюблялись в цыганок,
И седенький поп их венчал.
 
   Цыгане вливали свою кровь в жилы народов, среди которых кочевали.
   А сыну смотрела Россия,
 
Ночная метель и гроза,
В немного шальные, косые,
С цыганским отливом глаза.
 
   В Болгарии цыгане давно стали жить оседло, даже забыли свой язык. Но очень многие — по всей Европе, Северной Африке и Западной Азии — держались и за язык и за обычаи. В этом, конечно, решающую роль играло воспитание. Цыганские племена, вышедшие из Индии, стояли ещё во многом на родовой стадии развития общества. У этих внешне вольных людей власть старших в семье над младшими, отцов над детьми, а вождей и старейшин над простыми смертными была гигантской. И не просто власть, опирающаяся на силу. Но авторитет! Что уж умело первобытное общество делать блестяще — это воспитывать новые поколения по образу и подобию старших, в верности принятым обычаям и правилам жизни. Вот такое умение воспитывать и было, наверное, главным в многосотлетнем самосохранении цыган. Играло роль, конечно, и то, что цыгане уж очень непохожи на большинство остальных европейцев. Явно внешне чужому оказывается труднее стать своим, даже если он этого захочет. Может быть, не случайно именно болгарские цыгане приняли болгарский язык и образ жизни — из славянских народов как раз смуглые и черноволосые болгары, конечно, ближе всего по внешности к цыганам.
   Испанские короли и австро-венгерские императоры под страхом изгнания, а то и казни запрещали цыганам жить по-старому, приказывали селиться в городах. Румынские бояре и монастыри превращали цыган в рабов — своих или государственных. Но самые страшные угрозы до XX века всё-таки не осуществлялись. Цыгане были нужны: они, отличные кузнецы и литейщики, снабжали оружием армию и платили большие налоги в казну. (Есть немало мест, где про кузнеца с уважением говорят: «Выучился на цыгана». Один увлёкшийся археолог даже предположил, что цыгане появились в Европе тысячелетий четыре-пять назад, что это они распространили по всему миру кузнечное дело.)
   Всегда очень занимали цыгане писателей, художников, композиторов. Пушкин, Лев Толстой, Гюго, Мериме, Чайковский, Глинка и многие другие живо интересовались и самими цыганами, и их искусством. Цыганская музыка и цыганская сказка вошли в национальные культуры многих народов, среди которых живут цыгане, земли которых они теперь считают своей родиной.
 
Из Индии дальней
На Русь прилетев,
Со степью печальной
Их свыкся напев.
Не знаю, оттуда ль
Их нега звучит,
Но русская удаль
В них бьёт и кипит;
. . . . . . . . . . . . .
Бенгальские розы,
Свет южных лучей,
Степные обозы,
Полёт журавлей.
 
(А. К. Толстой)
* * *
 
   В наше время, время поездов, самолётов и океанских лайнеров, время мировых войн и революций, передвижения людей по поверхности своей планеты продолжаются.
   Ты, может быть, знаком с кем-нибудь из советских испанцев — во время франкистского мятежа правительство Испанской республики отправило к нам из охваченной огнём страны несколько тысяч детей. В XIX веке и в начале XX века десятки тысяч русских, украинцев и белорусов уехали от нищеты, притеснений царизма в Соединённые Штаты Америки. Там же оказалась затем часть белых эмигрантов, не понявших или не принявших Октябрьскую революцию, разбросанных ею по всему миру. Это о них писал Маяковский:
 
Впе-
       реди
година на године.
Каждого
             трясись,
                         который в каске.
Будешь
           доить
                   коров в Аргентине,
будешь
           мереть
                      по ямам африканским.
 
   В английские колонии и доминионы на территориях Африки, Америки, Полинезии многими тысячами в XIX—XX веках завозили рабочих из Индии. Китайские рабочие и купцы сами отправлялись на Филиппины, в Индонезию, Индо-Китай, в Америку.
   И эти передвижения нашего времени — тоже часть великого процесса рождения новых народов, укрепления или же, наоборот, размывания старых.
   Эпоха народообразования на земле далеко ещё не прошла...

ВСЕ — ЛУЧШЕ

    Наверное, ещё среди первобытных людей попадались такие, кого мы сегодня окрестили бы расистами, — субъекты, уверенные в том, что их стадо, племя, род во всех отношениях выше всех остальных стад, родов и племён.
   Часто из-за того, что слишком мало знали о своих соседях и самих этих соседей. Вот и появлялись странные имена у многих народов. Имена, которые значили просто «люди», а то и вовсе «единственные люди», «настоящие люди». Иногда племена принимали такое название потому, что оказывались волею исторической судьбы в некоем географическом- одиночестве. Как наши чукчи, разбросанные на огромных просторах Северо-Восточной Азии. Несколько тысяч чукчей в течение сотен лет занимали территорию, равную той, на которой живут сотни миллионов индийцев. Все «иностранцы» — далеко, и встречаться с ними, даже слышать о них большинству чукчей приходилось чрезвычайно редко. Вот и назвали чукчи сами себя лыгораветлян — это значит «настоящие люди».
   Но для людей первобытного племени звать себя людьми, даже настоящими людьми — грех невелик. Хуже, когда люди начинают считать, что их народ лучше всех на свете; что каждый, кто принадлежит к нему, уже благодаря одному этому факту автоматически оказывается лучше, выше, умнее, храбрее, талантливее, красивее любого человека из другого народа.
   Первобытный «расизм» питался прежде всего невежеством — отсутствием знаний о других народах.
   Но как только общество стало классовым, как только оно разделилось на тех, кто угнетает и кого угнетают, сразу появились социальные слои и субъекты, заинтересованные в том, чтобы люди делились на лучших и худших. Эксплуататорам было мало господствовать. Им хотелось ещё и оправдать своё господство. Они не только верили в собственное превосходство, но и хотели убедить в нём своих рабов, крепостных или рабочих.
   «Кто высоко сидит, тому дальше видно, а кому дальше видно, тому и надо выше сидеть» — так гласит древняя восточная поговорка, выдуманная явно теми, кто «высоко сидел». Для древних египтян всюду, кроме узкой полоски земли вдоль Нила, жили дикари. Древние греки делили людей на эллинов (то есть самих себя) и варваров. Англичане в Индии считали себя господами среди дикарей, у которых, между прочим, была великая литература в ту ещё пору, когда англичане раскрашивали своё тело синей краской.
   Китайский император чуть ли не в XIX веке считал всю землю своим владением; одним из официальных названий его державы было Поднебесная; подарки представителей других государств — от близкой Японии до далёкой Британии — официально регистрировались чиновниками богдыхана как дань Китаю от подвластных ему монархов.
   В XVI веке итальянский миссионер привёз в Китай карту мира, Китай на ней оказался не в центре, а справа от него, потому что границы карты проходили по Тихому океану. Но китайцам это не понравилось: не зря же ведь они зовут свою страну Срединной империей. И миссионер перечертил карту так, чтобы Китай был поближе к центру. Границы карты теперь проходили по Атлантическому океану. И до сих пор в Китае отдают предпочтение именно таким картам.
   Индийцы на протяжении тысячелетий считали, что посредине Земли находится Индия.
   На европейской карте Меркаторовой проекции посредине и сверху — Европа. На карте, изданной в Соединённых Штатах, то же почётное место занимают, конечно, США. Даже сама Меркаторова проекция господствует в мире, быть может, потому, что она льстит европейцам. Так, во всяком случае, считают некоторые этнографы.
   Ведь на карте Меркатора Европа выглядит куда больше, чем должна бы. Она же гораздо дальше от экватора, чем Китай или Индия. А на карте Меркатора пропорции изменяются в зависимости от расстояния до экватора, и остров Великобритания кажется по размерам не уступающим, скажем, тропическому острову Суматре. А на самом-то деле Суматра почти вдвое больше.
   Человеку далёкого прошлого внешность чужеземцев казалась странной, одежда — смешной, обычаи — нелепыми. Но если, бы дело было только в этом, с расизмом всех видов было бы легче покончить. Просвещение, знакомство с чужими землями, обмен товарами, модами, достижениями культуры... Но у расизма, кроме психологической основы, кроме испуганного человеческого недоверия к чужому, странному, непохожему, — у расизма в классовом обществе появилась экономическая подкладка.
   Как можно было гражданину Афин объяснить самому себе, почему на него, который так дорожит своей свободой, гнёт спину десяток рабов? И вот один из величайших учёных древности, Аристотель, создатель целого десятка наук, гениальный философ, заявляет:
   «Одни люди по своей природе свободны, другие рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо».
   Ничего гениального в этой фразе, конечно, нет. Именно так думали в его время почти все... свободные. И как ни странно, многие рабы тоже. Ведь в этом их убеждали с детства, воспитывали в сознании, что никакой другой строй, кроме рабовладельческого, невозможен, а они занимают своё место «внизу» не по чистой случайности, а потому, что никакого иного занимать не могут.
   Итак, рабство, по Аристотелю, признак и следствие неполноценности. Но даже этого мудреца, жившего как-никак две тысячи четыреста лет назад, возмутили бы утверждения расистов XIX века. Некоторые из них договорились до того, что признаком неполноценности является бедность. Оно и понятно, впрочем: в буржуазном обществе главной ценностью стали деньги, их и взяли за критерий принадлежности к высшей расе так называемые социал-дарвинисты. Надо сразу сказать, что имя Дарвина в их название попало так же незаконно, как слово «социализм» в полное название немецкого фашизма (национал-социализм). Они просто переносили законы биологии на человеческое общество, утверждали, что в нём идёт постоянный отбор. Рабочие и бедные крестьяне принадлежат, по такой логике, к одной расе; кулаки, помещики, фабриканты — к другой. Ну, а как быть, если какой-то рабочий разбогатеет, а фабрикант разорится? Ну, а как быть, если за несколько сот лет целый слой общества переменит своё положение, как случалось в истории?
   Но это социал-дарвинистов не смущает. Бедный ниже богатого — и всё тут.
   Франция знаменита своими революциями. Одна из них, случившаяся в 1848 году, очень огорчила французского аристократа Гобино. И он сразу понял, что это не рабочие вместе с частью буржуазии выступили против короля, помещиков и крупной буржуазии. Совсем нет! Это кельты, потомки древнейшего населения Франции, подняли бунт против правящих государством больше тысячи лет «арийцев». Дело в том, что когда-то значительную часть нынешних французских земель завоевало германское племя франков. От них-то якобы и происходят аристократы, нынешняя «высшая раса» Франции.
   Даже если на секунду признать невозможное: что франки чем-то лучше кельтов, — так и то за тысячу с лишним лет франки (составлявшие ничтожную часть общего тогдашнего населения страны) успели бесследно раствориться в море своих новых сограждан. Они приняли их язык, и внешне среднего французского графа не отличишь (в бане, как говорится) от среднего французского машиниста. Но Гобино и его последователи, среди которых выделялся Ваше де Ляпуж, пришли к выводу, что отличия есть. И прежде всего они выражаются в форме головы. Антропологи измеряют голову от затылка до лба и получают то, что называют её длиной, — продольный диаметр черепа. А поперечный его диаметр (грубо говоря, от уха до уха, точнее — от левых околоушных костей до правых) зовут шириной головы.
   Соотношение длины и ширины головы — головной указатель. И по его размерам все головы на свете делят на длинные, средние и короткие. Длинный по-латыни — «долихо». Короткий — «брахи». Средний — «мезо». А голова — «цефал».
   И все люди делятся на длинноголовых, коротко (или кругло) головых и среднеголовых.
   Так вот, было объявлено, что арийцы — они же в данном случае аристократы — долихоцефалы.
   Ну, а простолюдины — они же кельты — брахицефалы.
   И значит, людей, стоящих по разные стороны баррикад, отличали прежде всего размеры головных уборов.
   Тут ещё один француз обиделся за круглоголовых кельтов и стал, наоборот, доказывать, что именно они — высшая раса, а долихоцефалы — низшая.
   Надо всем этим можно было бы посмеяться... если бы бред французского дворянина не был подхвачен. Кем? Прежде всего не французами, а немцами. И приобрёл уже совсем другую окраску. Теория Гобино в её первоначальном виде, по существу, ничего не могла дать помещикам и капиталистам. Убедить рабочих XIX века, что они хуже буржуа, убедить крестьян, что они ниже помещиков? После Великой французской революции такая идея пройти не могла. Перед эксплуататорами были уже не безграмотные рабы древности.
   Гобино не пытался ослабить классовую вражду — он подменял классовые противоречия расовыми, но с теми же прежними противниками с обеих сторон.
   Немецкие идеологи империализма не повторили эту ошибку. Они не стали кричать о двух враждебных расах внутри каждой нации, как Гобино. Был разработан антропологический идеал немца: высоченный детина с длинным лицом, светлыми волосами, светлой кожей, голубыми глазами. Правда, под этот идеал едва ли удалось бы подогнать больше, чем одного из пятнадцати подходящих по возрасту жителей Германии... Зато немало людей такого типа найдётся и в России, и в Польше, и в Югославии, среди представителей объявленных «низшей расой» славян. (Вспомните роман «Щит и меч» и кинофильм по этому роману. Один из героев — советский разведчик — кажется идеальным арийцем немцам, считающим его своим.)
   Людей, относящихся к этому антропологическому типу, объявили принадлежащими к арийской — она же нордическая (северная) — расе. В её подразделения и близкие ей расовые группы занесли всех немцев. Конечно, её происхождение отличалось от происхождения остальных народов земли. Конечно, арийцы были «сверхчеловеки». Конечно, им было всё разрешено по отношению к «недочеловекам». Один из идеологов фашизма утверждал, что из всех людей только арийцы по-настоящему умеют ходить вертикально и только они одни владеют членораздельной речью.
   И всю эту идеологию взял на вооружение своей партии Гитлер. Тот самый Гитлер, о котором президент Баварской Академии наук сказал (понятно, до прихода фашистов к власти):
   «Я видел Гитлера вблизи. Лицо и голова его — свидетельство плохой расы. Метис. Низкий, убегающий назад лоб, некрасивый нос, широкие скулы, маленькие глаза, тёмные волосы».
   В фильме Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» есть удивительные кадры. Иронически цитируя фразы из расистских трудов, нам показывают на экране «хорошие головы» фюреров Германии и рядом «плохие головы» великих учёных и писателей.
   Надо сказать, что время от времени явно ненордический вид большинства фюреров начинал смущать — то ли их самих, то ли их прислужников из лжеучёных. И тогда создавались сложнейшие антропологические родословные, извилистыми путями выводившие Геринга и Геббельса в ряды арийцев.
   А иногда проблема решалась просто: арийца предлагалось узнавать по уверенному взгляду, решительности и спокойствию. Или — ещё проще — по поступкам.
   Лжеантропологи гитлеровской Германии то доказывали полное вырождение итальянцев (во время конфликтов с Муссолини), то провозглашали итальянцев достойными преемниками древних римлян. Венгры оказывались то братским народом, то наследниками азиатских дикарей. (В 1939 году, после заключения между Германией и Советским Союзом пакта о ненападении, кое-кто из фашистских «учёных» поспешил заговорить о близости русских к нордическому типу. А с лета 1941 года, понятно, об этом уже и разговора не было.)
   Из того, что немцы «лучше» других народов, был сделан вывод, что только они и заслужили право жить на нашей планете. Всем остальным людям на ней не должно было остаться места. Конечно, постепенно. Сначала предполагали уничтожить всех евреев и цыган. Потом — поляков. Потом — разбить всех чехов на две группы. Брюнетов — уничтожить. Блондинов — попробовать онемечить. Больше половины русских обрекалось на быструю гибель. Остальная часть, превращённая в безграмотных рабов немецких хозяев (и оставленная без интеллигенции, без начального даже обучения, без медицинской помощи), должна была вымереть за несколько поколений. На русской земле через столетие не должно было остаться ни одного русского!
   Советский Союз защитился сам и спас народы Европы от страшной угрозы полного истребления. Фашистскую Германию раздавили. Но остались последыши фашизма. Остались во многих странах расизм и национализм, крайним проявлением которых был немецкий фашизм.
   Национализм умеет притворяться «объективным», умеет прятаться, умеет принимать трудно распознаваемые формы. Часто его обосновывают, причём порою очень убедительно — внешне. Но достаточно анализа, иногда глубокого, иногда совсем простого, чтобы из-под маски аргументов выглянуло отвратительное лицо предубеждения.
   Вот простой пример.
   В округе Фресно в Калифорнии (США) живёт довольно много армян. Американский социолог Ла Пьер решил выяснить, как относятся к армянам окружающие их более «старые» американцы и на чём это отношение основано.
   Соседи жаловались на «лживость, вероломство» армян, ссылаясь на армян-торговцев.
   Деловое исследование установило, однако, что армянские торговцы были скорее более честными, чем староамериканские.
   Многие американцы полагали, что армяне просят для себя слишком много денег у общественных организаций штата (на школы и пр.). Простой подсчёт показал, что запросы эмигрантов были меньше, чем позволяла требовать их относительная численность.
   Наконец, калифорнийцы настаивали на том, что армяне морально неустойчивы, что они вечно не в ладах с законом, что среди них слишком много преступников. Ла Пьер стал изучать полицейские отчёты округа. И оказалось, что армяне были замешаны всего в полутора процентах всех уголовных дел. А между тем их доля в населении округа достигала шести процентов.
   Словом, без всякого предварительного дурного умысла калифорнийцы клеветали на приезжих.
   Ещё ярче — и страшнее — проявляются в США расистские предубеждения, когда речь идёт о неграх.
   Вот какой эксперимент был поставлен несколько лет назад. Взяли учёные обыкновенную картинку. А на ней сот что. Вагон метро. У стен сидят пассажиры. Только двое стоят — белый и негр. Белый в рабочей спецовке, на поясе у него висит раскрытая бритва. Негр одет вполне прилично.
   Эту картинку показывают студенту и просят запомнить, что на ней изображено. Потом картинку убирают, а студент должен пересказать её содержание товарищу. Тот — третьему студенту, третий — четвёртому и так далее... Рассказ десятого студента сравнивают с самым первым рассказом и картинкой.
   Правда, очень похоже на игру в «испорченный телефон»? И действительно, «телефон» портится, рассказ по дороге меняется.
   Половина последних, десятых, рассказчиков утверждала, что бритва висела на поясе у негра. Мало того, у некоторых из них негр держал бритву в руках и свирепо размахивал ею перед лицом белого! И, конечно, часть студентов «заставила» белого и негра поменяться одеждой — в спецовке оказался негр.
   Белых американцев столько лет приучали видеть в негре свирепое и низкое существо, что многие из них и вправду в это поверили. К тому же в Америке распространено представление о том, что негры носят при себе бритву и часто пускают её в ход. Авторы картинки, конечно, помнили об этом обстоятельстве.
   А вот у негров, с которыми повторили этот эксперимент, «телефон» не испортился. И белые дети, которые ещё не успели заразиться так сильно расистскими представлениями, тоже оставили бритву на поясе у белого.
   Что же делать, чтобы бороться с расистскими предрассудками?
   Вот какой опыт был поставлен в Лондоне. Там у учеников нескольких школ спросили, что они думают о неграх. Ответ одного из них перед вами:
   «Я не люблю чёрных, меня раздражает сам цвет их кожи; они бывают злыми, как дикари... Они не похожи на нас, они могут быть такими злыми и жестокими, что им никогда нельзя доверять».
   А потом в школу пришли две учительницы-африканки и провели здесь несколько недель. И когда того же ученика снова спросили, что он думает об африканцах, последовал ответ:
   «Мисс В. и мисс У. — очень милые люди... Они ничем не отличаются от нас, кроме цвета кожи. Я думаю, что негры такие же люди, как мы, только у них другой цвет кожи. Мне они нравятся. Они хорошие люди».
   Правда, знакомство с фактами не всегда помогает против расистских предрассудков.
   Вот грустный пример. Когда в фашистской Германии был намечен очередной массовый еврейский погром, то главари фашистов приказали отрядам штурмовиков действовать каждому не в своём, а в чужом городе. Почему? Ответил штурмовикам Геринг. Смысл его речи был такой. Все штурмовики знают, что евреи плохие люди и враги Германии. Но у каждого из них есть сосед-еврей, хороший человек, исключение среди всех евреев Германии. Вот чтобы он не захотел его защитить, и нужно этому штурмовику действовать в месте, где он никого не знает.
   А расисты в Южных штатах Америки говорят о «хороших» и «плохих» неграх.
   И если негр действительно преступник, так это «потому, что он негр». А если белый — преступник, так это «несмотря на то, что он белый».
   Ну, а всё-таки, что с фактами, на которые пытается опираться расизм? Имеет длинная голова какие-нибудь преимущества перед короткой? Нет. Среди величайших гениев мира есть и длинноголовые и короткоголовые люди.
   Может быть, длинная голова — добавочное отличие хотя бы части белых людей от людей с другими цветами кожи? Как раз наоборот. Среди африканских народов обычно процент длинноголовых выше, чем среди европейцев.
   Фашисты говорили, что белые дальше «ушли от обезьяны», чем африканцы и азиаты. И ссылались на лицевой угол. Ох уж этот лицевой угол! У него чрезвычайно длинная история. И даже Жюль Верн вспомнил об этом угле в своём «Таинственном острове» — правда, не для того, чтобы обругать негров, но для того, чтобы похвалить обезьяну: «Она принадлежала к тому разряду человекообразных, лицевой угол которых не очень отличен от лицевого угла австралийцев и готтентотов. Это был орангутанг, и орангутангам не свойственны ни кровожадность бабуина, ни легкомыслие макаки, ни нечистоплотность сагуина, ни непоседливость маго, ни дурные наклонности павиана».
   Лицевым углом в антропологии характеризуют выступание нижней части лица по сравнению с верхней. Признак этот оказался довольно ненадёжным; определяли этот угол десятками разных способов; сейчас антропологи не часто вспоминают о лицевом угле.
   Да, по лицевому углу негр ближе к обезьяне, чем европеец (хотя анатомические причины такой величины лицевого угла у негра иные, чем у обезьяны). Но «зато» на теле негра гораздо меньше волос — значит, тут уж он дальше ушёл от волосатой обезьяны? Далее... У негра и телосложение больше отличается от обезьяньего — у него ноги обычно длиннее, чем у европейца и монголоида.