Покровская Ольга. Темный оборот луны

   Надя испуганно подскочила на месте, и вся ее официальность разом исчезла.
   -- Нет... - пролепетала она. - А может...
   -- Она такого цвета... - проговорил Дима женщине, указывая рукой на Надю. - Я торчу... Двадцать тысяч... - он полез в стенной шкаф и вытащил полиэтиленовый пакет. - Этот? - открыв пакет, он попытался поднять его содержимое на уровень глаз, чтобы не шевелить головой.
   -- Ну что? - проговорила Надя тревожно.
   Дима смотрел в пакет и шевелил бровями, пытаясь сфокусировать взгляд. Получалось с трудом. Надя вытянула шею и не сводила с него глаз.
   -- На этот раз не обманул, - ответил наконец Дима, опустил руку и поволокся обратно к выходу.
   -- Хочешь, я тебе алка зельцер дам? - предложила женщина ему вслед.
   -- Ааа... - прохрипел Дима, махнув рукой с пакетом. - Мерртвому припарки... - выйдя в коридор, он ногой распахнул дверь напротив, и оттуда послышался его голос: - Девки! Баксы принимайте... - видно было, как он вытряхнул содержимое пакета на чей-то стол, повернулся и медленно потащился куда-то по коридору, охая и помахивая пустым пакетом. Деньги остались лежать кучей - там было несколько пачек, перетянутых резинкой, но какие-то пачки, видимо, еще и развалились, доллары разлетелись россыпью (часть, наверное, улетела и на пол, но этого Инна не видела).
   -- Печень убьет, - сказала женщина печально, проводив Диму взглядом. - Господи, что за работа? И молодые совсем...
   Она оторвала от факсового аппарата бумажную ленту и ушла. Успокоившаяся Надя выбросила в корзину огрызок, скучно посмотрела на Инну и углубилась в компьютер. Только сейчас Инна по ритму нажатия мышиной кнопки поняла, что та играла в какую-то игрушку.
   -- Что, деньги принесли? - раздался голос Вадима Александровича. - Ну-ка дай мне.
   -- Сколько, Вадим Александрович? - спросил женский голос.
   -- Не знаю. Сколько-нибудь дай.
   Заглянув напротив, Инна увидела, как Вадим Александрович сгреб рассыпавшиеся из пачки деньги, засунул их в карман и направился в приемную. Инна поднялась ему навстречу.
   -- Ты что тут делаешь? - спросил он.
   -- Я... я хотела узнать, что дальше делать, - проговорила Инна. - Я все закончила.
   -- Это ты не ко мне, - сказал Вадим Александрович, следуя мимо. - Ты по всем вопросам к Владиславу обращайся, он тебе все скажет, что делать. Видела Владислава? Вот к нему, - он без остановки прошел к себе в кабинет, и Инна услышала, как он там кому-то говорил: - Вот так работать надо, понятно? А то только и ноют: я не успеваю, я не успеваю... Там отгрузки были за неделю! Вот так! Бездельники!
   Дверь с грохотом захлопнулась. Инна осталась стоять как столб. Надя посмотрела на нее с сочувствием.
   -- Позвонить Владу? - спросила она.
   -- Да нет... Я сама... - проговорила Инна и пошла обратно. Она была потрясена таким динамичным стилем поведения, и вообще тем, как легко Вадим Александрович принимает решения. У них в институте давно уже оставались только такие мужчины, которые не могли без долгих мучений решить, на какую ногу первым одевать ботинок. И выглядел он потрясающе. Она представила себе, как со стороны смотрится она сама по сравнению с теми же Надей или Таней, и с горечью поняла, что конечно, такой человек никогда не обратит на нее внимания. Она медленно спустилась по лестнице - уже начинало смеркаться, и в переулке зажигали фонари. Вернулась на свое рабочее место, отыскала Влада и сказала, что порученное ей дело закончено. Влад рассеянно согласился (он изучал инструкцию к какой-то технике - к видеомагнитофону, кажется), предложил выпить без особой настойчивости (на столе была порезана какая-то колбаса, лежали ломтики апельсинов, пахло кожурой, и стояли водочные бутылки) и, когда Инна отказалась, отослал изучать модем, который в ближайшее время должен был понадобиться. Инна медленно пошла и села в свой закуток. Изучать модем она не собиралась - слишком устала, да и помнила возглас Вадима Александровича, значивший, что она и так перевыполнила норму. Она зажгла настольную лампу, нашла в компьютере пасьянс и стала играть. Тем временем пришел откуда-то Толя и доложил: - Проводил, все в порядке. - Замерз? - спросил Влад. - Да почти, согреться надо. - Я тут вот вспомнил... - мечтательно протянул Влад. - Помнишь, ты к нам ее привел? Вам тогда пойти было некуда. У нее ведь тогда уже грудь была размера четвертого... - Да, наверное. - Тише вы, - призвала Таня. - Вас же там слышно, наверное. - Ничего не слышно. - Что-то ты загнул насчет четвертого, - возразил Леша. - Ты откуда знаешь? Ты же с нами тогда не ходил, хочу, говорит, большой и чистой любви, мне ваша грязная не нужна. Ты за этой бегал - лупоглазой. На выпускном вечере еще по кустам за ней гонялся, чуть не изнасиловал. - Я был пьян. Я был так пьян, что не мог никого изнасиловать. И вообще, я от выпускного помню только речь директора, и больше ничего. - Ага. Я зато помню. Хорошо, хоть заранее аттестат дали. - А куда бы делись?.. - Да как же я с вами не ходил? Я ходил. Я помню, мы у нее в квартире презервативы кидали с балкона, а прятали в лифте... - Да тише вы!.. - Это уже на первом курсе было. - Разве? - Ну вот, я ж говорю, склеротик. - Ну что? - раздался громкий всхлип Макса. - Началось. Кто следующий?.. - Озверел, что ли? - возмущенно закричал Леша. - Я спать не мог всю ночь... Прилег... На жену наорал... - А ты задницу меньше подставляй!.. - Не дождешься!... - Да нужен ты мне! - Кончай шуметь! - С ума сошли? (это Таня). - А что он каркает? - Этому больше сегодня не наливать (это Влад). - А чего?.. И вообще - один раз не педерас... - Ох, заткнись ты, ради бога... Ну, все, сейчас он "шумел камыш" петь будет... - за перегородкой так вкусно пахло, и стучали стаканы, что Инна полезла в сумку, вытащила свой засохший бутерброд и принялась есть, отламывая по маленькому кусочку.
   Раздались шаги, и кто-то подошел совсем рядом - Инна подумала, что к ней, и привстала. Оказалось, нет - брякнула вешалка о металлическую палку. Кто-то одевался, и уже послышалось удивленное: ты куда это?
   -- Куда - домой, - раздался Толин голос. - Таня, ты извини, я пойду. Мне жена еще в обед звонила и сказала, что если вечером секса не будет, она меня из дома выгонит.
   Инна вспомнила, что действительно был днем какой-то звонок, когда говорящий все время повторял в трубку: да, солнышко, конечно, солнышко, целую, солнышко...
   -- Да мы тут сами все старые импотенты, - высказался Леша, хотя обращались к Тане. - Водочки попьем и пойдем...
   Инна пугалась все больше и больше. Ей представилось, что сейчас в этом помещении будет жуткая пьянка и всяческие безобразия, которые она даже не могла себе представить, поэтому боялась еще больше. Она уже мысленно подбирала те слова, которыми она выскажет Гале свои впечатления о новой работе и новых сослуживцах. Тут Толя заглянул к ней в уголок, вежливо проговорил: "всего хорошего" и исчез, прикрыв за собой входную дверь. Инна посмотрела на часы, на темное окно, и пришла к выводу, что если один кто-то пошел домой, то уже можно уходить и другим. Она поспешно выключила компьютер, набросила пальто и робко выползла на свет к общему столу, за которым уже сидели все присутствующие. Влад посмотрел на нее хмуро и недовольным голосом отпустил, призвав утром не опаздывать, а Леша уже в спину предложил неубедительным голосом составить компанию, но Инна уже с ужасом вылетела в коридор (вот, западло с братвой... - протянул за ее спиной Леша, но беззлобно, и кажется, его осадили).
   Через несколько минут она уже была на свободе и шла по темной Остоженке к метро, вдыхая морозный воздух, спокойно ощущая сильный голод и оплакивая про себя свое нынешнее положение, свой полумертвый институт, в котором ей так нравилось, свою диссертацию, которая никому не была нужна, своего научного руководителя, ушедшего торговать АОНами, научных сотрудников, разбежавшихся кто куда... На углу, закутанная пуховым платком, стояла женщина и торговала мерзлой, твердой, как булыжники, хурмой, покрытой изморозью, и Инне подумалось, что и кто-нибудь из ее института может сейчас вот так стоять, и она могла бы... Что ей делать и как ей существовать в новом коллективе, как и на каком языке с ним общаться, она не представляла. Велика была вероятность того, что эти люди ее попросту выгонят. Работа не нравилась тоже. Как может вообще нравиться такая работа? У машинистки и то осмысленней... В общем, все было плохо. Мороз стоял такой, что руки мерзли даже сквозь перчатки. В полиэтиленовом костюме было холодно. Одно только светлое пятно виделось ей в данной ситуации - это Вадим Александрович. Чтобы совсем не расстраиваться, Инна стала думать о нем. Вадим Александрович, следуя ее мечтаниям, выплыл из вороха недавних впечатлений и зримо предстал в памяти, отливая мышиным пиджаком и благоухая духами, с пачкой долларов, небрежно смахнутых со стола в карман. Похоже, это и правда было нечто стоящее, способное хоть как-то заместить в ее стремлениях образ кандидатского диплома. Инна вздохнула, понимая, что задача на этот раз сложнее, но ей столько раз говорили в аспирантуре, что она способная, что она может добиться своего... Ничего, решила она, тут наверняка существует какой-то алгоритм... надо посоветоваться с Галкой, она опытнее... И, рассеянно глядя на грильмастера, мирно спящего в окружении своих куриц с поджаренной, налитой соком корочкой, которые плавно вращались вокруг вертельной оси, (очень хотелось курицу, но денег не было) она перешла улицу и спустилась в метро.
 
   Виталик, не торопясь, бродил по переделанному в большой магазин павильону ВДНХ. Все пространство под крышей было поделено стойками на множество отсеков, каждый из которых специализировался на своем собственном направлении. Виталик уже посмотрел на очки (ему ненужные, так со зрением у него было все в порядке), на швейные машинки (не нужные тем более, так как в семье даже мама шить не умела), на сувениры из поделочных камней (топорные ониксовые вазы и малахитовые часы с державной претензией), и задержался в отделе, торгующем фотоаппаратами. Народу в середине буднего дня было очень немного, продавец, нахохлившись в куртке, скучал и елозил металлическими ножками стула по мраморному полу. Виталик наклонился над аппаратом, который его привлек его внимание. Напротив, по другую сторону стойки замерло нечто бежевое, но Виталик не проявлял интереса к посторонним зевакам, и поднял голову, только когда женщина в шубе внятно и иронично произнесла: - Привет, дорогой.
   Виталик выпрямился. Женщина в длинной норковой шубе стояла за разделяющим их фотоаппаратом и слегка покачивалась на каблуках. Капюшон шубы был откинут, корундовые сережки в ушах покачивались в такт ее движениям. Нахмурившись, Виталик поздоровался и остался молча стоять, показывая, что раз она заговорила, то пусть и продолжает разговор.
   -- Прицениваешься? - спросила женщина, указывая глазами на фотоаппарат. - Покупать собираешься?
   -- Нет, - ответил Виталик. - Просто смотрю. Мне незачем покупать. Я скоро уезжаю.
   -- Далеко? - поинтересовалась женщина.
   -- В Америку.
   -- Аа, - сказала женщина, не удивившись, и только чуть приподняв бровь в знак того, что информация услышана. - А в Америке такими штуками что, не пользуются?
   -- Пользуются, - сказал Виталик. - Их там даже продают. Что с собой барахло тащить за океан?
   -- Ясно, - сказала женщина. - Выходит, ты, наконец, исправил свою тройку по английскому?
   -- У меня четверка была, - сказал Виталик.
   -- Ну, какая там четверка, - сказала женщина, кидая взгляд на соседний аппарат и делая вид, что он ее интересует. - С большой натяжкой, друг мой, с большой натяжкой...
   -- Тебе откуда знать, - сказал Виталик, двигаясь за ней. - Ты вообще ни слова не знаешь.
   -- Не груби, - сказала женщина. - Не я же еду.
   -- И вообще мне там язык на первых порах не понадобится, - сказал Виталик. - Я буду работать в конторе, где русских больше, чем аборигенов. У нас там сейчас почти вся группа институтская сидит.
   -- Ясно, - сказала женщина, продолжая медленное движение вдоль стойки. - Но не обольщайся. Все равно придется активно учить местный и так же активно забывать родной...
   -- Ну, родной забывать необязательно, - сказал Виталик.
   Женщина быстро подняла на него темные глаза и посмотрела в упор пристально, с каким-то отсутствующим выражением.
   -- А иначе какой смысл? - спросила она. - Зачем тогда ехать? Зачем груз за собой волочить. Нет, тогда уж надо быть американцем на все двести процентов...
   -- Необязательно, - сказал Виталик агрессивно.
   Женщина вяло отмахнулась.
   - Ох, опять этот детский лепет...
   -- Чтобы жить по-человечески, - сказал Виталик. - Здесь я не нужен. А там нужен. Там для меня даже целую проблему двухтысячного года придумали, слышала?
   -- Для тебя? - спросила женщина с интересом.
   -- Не для меня лично. Для таких, как я.
   -- Для таких, как ты, нужно ремня хорошего и соску, - возразила женщина невозмутимо. - И проблем никаких не надо, ни двухтысячного года, ни трехтысячного... А что за проблема? Без вас двухтысячный не наступит?
   -- Не наступит, - сказал Виталик, разозлившись. - И еще хочется жить в нормальной стране, - он сделал акцент на прилагательное. - Где нормальные люди живут.
   -- Ну, с нормальными людьми ты не договоришься, - сказала женщина. - С ними тебе делать нечего... Нда, ничего я не понимаю в этих стекляшках - сказала она с сожалением, попытавшись прочесть данные об аппарате, написанные на прислоненной к нему картонке. - Для меня все это темный лес... Понапишут, сами не знают чего. Да и дорого, по-моему. Пятьсот убитых енотов - за какую-то фитюльку... Это хороший агрегат? - она ткнула пальцем в стекло на уровне объектива.
   -- Нормальный, - сказал Виталик. - Я сам не знаю, я не фотограф.
   Женщина рассмеялась сама себе и снова подняла глаза на Виталика.
   - Значит, ты сейчас сидишь на чемоданах? - спросила она.
   -- Да нет пока, - сказал Виталик. - У меня еще и документов нет. Пока работаю.
   -- Здесь? - женщина указала пальцем на потолок и описала дугу.
   Виталик отрицательно покачал головой.
   -- Нет, я тут в одной фирме компьютерами занимаюсь. Двадцать машин и сетка небольшая. Не бог весть что, но зарплата зелеными, и в конверте. Родители поэтому думают, что я в мафии... Я сюда за комплектующими приезжал - здесь дешевле. Взял, - он похлопал себя по нагрудному карману. - Память, пару мышей... в общем, мелочи всякие.
   -- Хорошо, - сказала женщина, задумчиво кивнув. Виталик скептически пожал плечами.
   -- Ничего особо хорошего. Вечный анекдот на тему "мартышка и очки". Только мартышек полна фирма, а очки чинить труднее. А ты как? - он демонстративно провел взглядом по ее шубе, от воротника до пяток. - Я смотрю, у тебя все в порядке?
   Женщина снова подняла бровь.
   -- В общем, - сказала она. - Более или менее.
   -- Ты бы как-нибудь маме позвонила, - сказал Виталик. - Она почему-то питает к тебе достаточно теплые чувства. Ей было бы приятно.
   -- Позвоню, - согласилась женщина равнодушно. - Как она себя чувствует?
   -- По-всякому, - сказал Виталик. - Давление, ревматизм...
   -- Все мы такие, старики, - сказала женщина, пожав плечами. - А папа?
   -- Тоже по-всякому, - сказал Виталик. - Им зарплату не платят уже полгода, поэтому, сама понимаешь, какое настроение.
   -- Тогда имеет смысл... - протянула женщина. - Как же они тебя отпускают? - она остановилась и обернулась к Виталику. Тот вздохнул и помедлил с ответом.
   -- Вот так, - сказал он, наконец. - Вот так и отпускают... А что, собственно, здесь ловить?..
   -- Да, ты прав, - сказала женщина. - Маме надо позвонить. Я не люблю разговоров о болячках, но что делать... Ладно. Тем более, как ты утверждаешь, она питает ко мне теплые чувства, хотя ты в чувствах вообще ничего не понимаешь, тем более в теплых, так что не тебе судить.
   -- А ты что здесь делаешь? - спросил Виталик. - Технику прикупить решила?
   -- Я Андрея жду, - женщина сделала движение плечом, указывая себе за спину. - Решили заехать, он по делам, а я так... смотрю.
   Виталик проследил ее движение в глубину павильона и увидел мужчину в жемчужной, серой в яблоках, дубленке, оживленно о чем-то беседующего с продавцом над неким предметом. Приглядевшись, Виталик увидел, что предметом был диктофон.
   -- Это Андрей? - сказал он, усмехаясь. - И кто он?
   -- Да так, - женщина снова дернула плечом. - Импотент вроде тебя.
   -- Я не импотент, - сказал Виталик.
   -- Это ты так думаешь, - возразила женщина все так же невозмутимо.
   -- Ну, - сказал Виталик, все более злясь, но все-таки стараясь сдерживаться. - Что еще скажешь хорошего?
   -- Да что тебе говорить, - продолжала женщина. - О своей жизни я тебе рассказывать не собираюсь, а о твоей слушать, так ты ничего интересного поведать не в состоянии... Позвони мне, что-нибудь придумаем. Я тебе телефон дам... - она расстегнула крохотную сумочку, вытащила авторучку и стала дышать на стержень.
   -- Уверена, что позвоню? - спросил Виталик, пребывая уже близко к точке кипения.
   Женщина оторвалась от карточки, на которой писала телефон, и посмотрела на него непонимающе.
   -- Не спорь со старшими, паршивец, - сказала она. - Мама разве так учила тебя разговаривать со старой теткой?
   -- Мама еще не все знает, - сказал Виталик. - Что бы она тогда сказала.
   -- Что плохо тебя воспитывала, - сказала женщина безапелляционно, силой вкладывая карточку в его руку. - Ты сейчас куда, в центр? Подвезти тебя?
   -- Не надо, - сказал Виталик с удовольствием. - У меня, представь себе, свидание. А до него я сам доберусь. Мне назначила его девушка, которая видела меня один раз в жизни.
   Женщина насмешливо улыбнулась.
   -- Ах, извините. Очередная жертва твоих голубых глаз. Представляю, как она будет разочарована.
   -- Она не будет разочарована, - сказал Виталик с нажимом. - Она будет в восторге.
   -- Ну, это уже из области фантастики.
   -- Времена меняются, - сказал Виталик.
   -- Времена меняются, - согласилась женщина. - Только с людьми ничего не делается... - она обернулась туда, где прекратился далекий разговор, и Андрей, которому успели упаковать диктофон, уже подходил с коробкой в руке. Виталик увидел, что это довольно молодой человек, лет тридцати пяти или, во всяком случае, намного моложе собеседницы. Жемчужная дубленка с торчащей из кармана антенной мобильного была ему к лицу, как юбка цирковому медведю - на Виталиков взгляд, ему бы пошла телогрейка с кайлом, но глаза у Андрея были умные и настороженные, и этими настороженными глазами он внимательно изучал обоих.
   -- Андрей Николаевич, - сказала женщина спокойно. - Смотри, кого я встретила. Это племянник покойного мужа, Виталий. Знаю его с бог знает каких лет... - Андрей Николаевич послушно пожал Виталику руку. - Маме привет передай, я ей позвоню обязательно. (Так может... с нами... - начал было Андрей Николаевич). Ничего, у него тут дела. Пока, Виталик, - она накинула на голову капюшон, взяла Андрея Николаевича под руку, и оба исчезли за стеллажами. Некоторое время раздавались оттуда ее каблучки, стучащие по каменному полу, с перерывами на те места, куда был брошен упаковочный картон. Виталик разжал руку с карточкой. Это была обычная белая визитка, без логотипа, без названия фирмы, даже без должности. Стандартным шрифтом было напечатано "Котова Людмила Павловна" - и телефон, очевидно, рабочий. Ниже рукой был приписан другой телефон, домашний, слово "неизбежно" и три энергичных восклицательных знака.
   Раздраженно пожав плечами, Виталик опустил визитку в карман пуховика, посмотрел на часы и вышел на улицу, под холодный ветер, гуляющий на просторах ВДНХ. Было скользко. Мимо него два мужика протащили коробку со стиральной машиной, и один из них, поскользнувшись, чуть не упал. Виталик поднял воротник, рассеянно посмотрел на дальнюю ракету, на золотые фигуры фонтана, плечи которых покрывал снег, на неподвижно нависающий ажурный диск чертова колеса и направился к выходу вдоль колосчатых, только что зажегшихся фонарей. Навстречу прошла стайка веселых вьетнамцев, одинаково невысокого роста, в одинаковых куртках непонятного цвета. В ноздри попадал кисловатый маринадный запах горелых шашлыков. Доносились обрывки дикарских мелодий, искаженных до неузнаваемости плохими динамиками. Предстоящее свидание, на которое Виталик довольно нехотя согласился, теперь представилось ему в более выгодном свете. Стоило пойти хотя бы ради столь удачного упоминания в разговоре. Он шел мимо бесчисленных киосков, разглядывал груды худосочной воблы, разложенной на картонных ящиках, и прикидывал, чего бы купить. Остановился на бутылке столичной и пакете апельсинового сока. Купил, далеко протягивая руку - у самого окошка бились с привязанной за веревку открывалкой подростки, и никак не могли открыть пиво. Прямоугольных размеров товарищ смотрел на них с глубоким сожалением - по выражению его лица было видно, что с такой задачей он бы справился даже зубами. Бутылка с пакетом тоже последовали в карманы пуховика - тем он и был удобен, что в него помещалось хоть полмешка картошки. Впереди грузчик в камуфляжной афганке тащил по вязкому снегу тележку и громко кричал двум старушкам: "Девчонки! В сторону!.." Старушки испуганно бросались врассыпную. На входе в метро уже начиналась давка. С одной полупересадкой (тем и был удобен для него этот путь) Виталик доехал до Таганки, от которой ему проще было ориентироваться, и где была назначена встреча. Он немного беспокоился, что не узнает ту, с кем договорился - от непродолжительной встречи ему запомнились только волнистые белокурые волосы и что-то синее, но под шапкой волос не видно, а лицо он опасался перепутать. Но, увидев Галю, он с облегчением понял, что зря боялся - она стояла на середине станции, напротив перехода, у полосатой колонны - без шапки, и все запомнившиеся ему приметы были налицо: светлые волосы, синее расстегнутое пальто, под которым рябили сине-белый вязаный свитерок - кроме того, увидев его за несколько шагов, она приветственно улыбнулась.
   -- Я не опоздал? - спросил Виталик, поздоровавшись. (Нет, - Галя тряхнула кудряшками. - Я сама только что прие...) - Куда мы пойдем?
   Галя, все так же улыбаясь, смотрела на него кукольными глазами, преодолевая некоторую неловкость от общения накоротке с фактически незнакомым человеком.
   -- Не знаю, - сказала она.
   -- Тогда у меня такое предложение, - сказал Виталик (как раз накатил поезд метро, и ему пришлось кричать). - Мы пойдем ко мне на работу. Это тут в двух шагах. Нет возражений?
   Галя удивленно засмеялась.
   -- Ну, хорошо... - проговорила она. - А где ты работаешь?
   -- На фирме, - пояснил Виталик. - Там тепло, можно посидеть спокойно... в нормальной обстановке.
   -- Хорошо, когда на работе нормальная обстановка, - согласилась Галя, двигаясь следом за ним. - У нас бы такой номер не прошел. У нас круглые сутки что-то происходит... Такая сумашедшая контора...
   -- Что, круглосуточный цикл? - спросил Виталик.
   У эскалатора они замешкались на несколько минут, потому что какой-то мужичок никак не мог управиться с вечной тележкой на колесах, создав затор при входе. Наконец ему удалось вкатить ее на ступеньки.
   -- Не, - сказала Галя, ступая на эскалатор, боязливо косясь наверх и проверяя, достаточно ли устойчиво стоит там тележка, и потом быстро поворачиваясь к нему. - Цикл вообще нулевой... - она говорила еще немного неуверенно, подбирая ощупью правильный тон, созвучный собеседнику, и теребя пуговицу на пальто. - То есть работы может вообще не быть... Но что-то все время происходит. По крайней мере - скучно не бывает.
   -- Это хорошо, - сказал Виталик. - Когда скучно не бывает.
   -- Лучше, чтоб было все в меру, - проговорила Галя, вздохнув. - У нас два начальника: один реальный, один номинальный. Один любит женщин, но не пьет. Другой к женщинам равнодушен, но пьет как лошадь.
   -- Да, это не сочетается, - согласился Виталик. - Рожденный пить любить не может.
   Галя улыбнулась.
   - Ну вот, продолжала она. - В результате у одного хроническая белая горячка, или он бегает по фирме в пижаме, потому что иногда там живет - а зачем ему домой идти, его никто не ждет... Или он с лестницы падает и ноги-руки ломает - у нас лестница узкая такая, винтовая... Или он в шкаф заползет, или еще куда-нибудь, и его там запрут... А параллельно с этим у другого активная личная жизнь, то он меняет секретаршу, устраивает кастинг, и у нас на фирме оказывается половина веселых женщин города Москвы, то ему кто-то в рожу от ревности вцепится, то какая-нибудь пассия кошелек свистнет... Вчера, например, к нему какая-то девушка с младенцем явилась. Не знаю, что хотела, он ее не пустил. Вышел наш самый солидный охранник, сделал ребенку козу, и тем дело и ограничилось... Но, естественно, никто не работал, вся фирма сидела у монитора и наблюдала за сценой... В общем, если для работы время выдастся, то уже хорошо.
   Пока она рассказывала, Виталик послушно улыбался на тех ее словах, которые она подчеркивала, как смешные, и наблюдал за ней и заодно бросал рассеянный взгляд через ее плечо, чуть наверх, где не эскалаторе стоял парень с рюкзаком за спиной, из застежки которого торчала под углом в девяносто градусов к несущей спине, смущенная обилием народа, острая морда колли. Внизу колли вел себя тихо, но когда эскалатор стал подниматься, собака испуганно заскулила и робко тявкнула. Парень, не оборачиваясь, пихнул ее локтем, и колли закрыл пасть, продолжая издавать тихий скулящий панический звук. Галя тем временем уже немного расслабилась и говорила вполне естественно. Поднявшись, они вышли на улицу. Галя натянула шапочку и стала застегивать пальто, чуть не поскользнувшись на углу у перехода. Виталик подал ей руку, за которую она охотно уцепилась и подкатилась под бок привычным кошачьим движением. Виталик повел ее вниз, к реке, в то время, как Галя оглядывалась по сторонам и назад, на сверкавшую огнями площадь.
   -- Совсем не знаю этого района, - проговорила она. - А где театр? (Виталик показал рукой: там). Я была пару раз, но все равно не чувствую... Хотя я в Москве мало что знаю. Где живу, где работаю... и где раньше жили. Мы раньше жили на Аэропорте - я была маленькая, но хорошо помню. Мы с бабушкой ходили гулять на бульвар, который посередине проспекта... Вечером так хорошо: по обе стороны машины едут, а мы гуляем... Там рядом конюшни, конная милиция стояла, и когда в "Динамо" какой-нибудь матч, сразу видно: вечером они выезжают такой колонной, по двое, и шагом медленно-медленно по бульвару едут - тихо... Лошади красивые - там даже белые были. Так как-то уютно становится, когда лошади идут по городу...