Покровская Ольга. Темный оборот луны

   -- Ну и вляпаться тут же можно, - скептически предположил Виталик, усмехаясь и принимая тем самым предлагаемую роль насмешника.
   -- Можно, конечно, - согласилась Галя, рассмеявшись. - Но вляпаться и так можно, надо просто под ноги смотреть.
   Они спустились в переулок и подошли к зданию нежилого вида. Несколько окон горели сизым дневным светом.
   -- Вот здесь я и работаю, - сказал Виталик. - Удобно: и метро рядом, и центр.
   Они поднялись на лифте на темный этаж. Их шаги гулко отдавались в коридоре. Галя опасливо озиралась по сторонам.
   -- Не заблудимся? - проговорила она с некоторым недоумением от того, что ее завели непонятно куда.
   -- Ничего, - сказал Виталик. - Тут надо на свет смотреть. Воон, туда и пойдем.
   -- Ах, рыцарь, что такое свет... - рассеянно вздохнула Галя, опираясь на его руку. Виталик ключом открыл дверь в небольшой предбанник, где работал телевизор и уютно сидели на диване два охранника - Эдик и Слава. Оба разом вскинулись на звук ключа, но Виталик, спокойно бросив: - добрый вечер, - и крепко взяв Галю за локоть, уверенной рукой провел ее мимо сидящих, в дверь напротив.
   -- Куда? - привычным металлическим голосом, окрашенным угрозой, спросил Эдик.
   -- На рабочее место, - ответил Виталик хладнокровно и прошел мимо.
   Он провел Галю в дальнюю комнату и зажег там настольную лампу, неярко осветившую белые стены, стол, низкий черный диванчик и свалку коробок и оборудования в углу.
   Эдик - в трикотажном джемпере, с засученными рукавами, обнажавшими волосатые руки с часами и металлическим браслетом (золотым, вероятно), бежал следом.
   -- Виталя-Виталя-Виталя! - позвал он приглушенным голосом, но требовательно (Галя неуютно поежилась).
   -- Чего? - спросил Виталик, выходя к нему в коридор и закрывая за собой дверь.
   -- Как девушку зовут? - спросил Эдик, шипя и вращая глазами.
   -- Галиной, - ответил Виталик.
   -- Хорошо зовут, - удовлетворенно заключил Эдик и вернулся обратно.
   Виталик посмотрел ему вслед и вошел к Гале. Она в пальто напряженно сидела на диване и вопросительно посмотрела на него.
   -- Раздевайся, - сказал Виталик, рассмеявшись, и Галя нерешительно взялась за пуговицы. - Там вешалка есть... Бардак, правда, страшный - прошу прощения... Весь мусор, который не работает - он тут, у меня. Половину выкинуть, конечно, надо, но все руки не доходят. - он достал из карманов и поставил на стол бутылку и пакет с соком. - Ты это... употребляешь? Я взял как универсальный вариант.
   -- О, конечно, - поспешно ответила Галя. - Очень хорошо, что сок, а то я в чистом виде не люблю...
   -- Стаканы тоже есть, - продолжал Виталик. Он сбросил пуховик на коробки и выдвинул ящик стола (что-то брякнуло). - Даже чистые... - он вытащил стакан и для подтверждения своих слов дунул в него.
   -- Удивительно, - сказала Галя, рассмеявшись.
   -- Ну вот, - он чувствовал, что ей все еще не по себе. - Садись удобнее, что ты на краешке? Тут не страшно! Устраивайся. Может, ты чаю хочешь? Сейчас, я согрею.
   Он вытащил из-за жалюзи, с подоконника, чайник. Тот был практически пустой.
   -- На окне стоит, - проговорила Галя. - Не залезут, не стащат?..
   -- Второй этаж, - сказал Виталик. - Тут не такие альпинисты кругом, и потом все-таки охрана, что-то она все-таки делает.... Я сейчас.
   Он вышел с чайником в руке и направился к туалету. Охранники пребывали на своем месте. На тарелочке лежала порубленная колбаса. Слава, развалясь, ел бутерброд и смотрел в телевизионный экран. Эдик ходил по комнате как тигр по клетке и энергично рубил рукой воздух.
   -- Что ты смотришь! - кричал он. - Что он смотрит! Нашел, что смотреть!
   На экране плыли узнаваемые и с детства знакомые кадры какого-то кривого отечественного детектива.
   -- А что? - благодушно отвечал Слава. - Я же не всякое там разложение, Голливуд смотрю, - он обратился к Виталику. - Он сам такие фильмы, такое разложение смотрит, я знаю. А я свой фильм смотрю.
   -- Про ментов! Он смотрит про ментов! - Эдик еще махнул рукой (Ну и что? - спросил Слава). - Ненавижю ментов!
   -- Эдик, - напомнил Слава. - Ты сам мент.
   -- Все равно ненавижю. Ты не туда смотри. Ты сюда смотри. В этот телевизор, это твоя работа, - Эдик ткнул в монитор наружного наблюдения, где на четырех кадрах светились виды пустых лестниц и коридоров.
   -- А чего туда смотреть, - протянул Слава, кусая разом половину бутерброда. - Там уж ни одной живой души. Нет никого...
   Они оба уставились на монитор где, словно специально для опровержения Славиных слов, возникло какое-то движение.
   -- Вот, пожалуйста, - сказал Эдик, торжествуя. - Где никого? Вон кто-то ходит.
   Слава озадаченно взглянул на часы.
   -- Носит кого в такое время.
   Они продолжали разглядывать монитор. Виталик тоже взглянул. На экране, показывающем боковую лестницу, двое - мужчина и женщина - поднимались вверх, поднялись на площадку и, перегнувшись через перила, внимательно посмотрели вниз.
   -- Чего это они там высматривают... - проговорил Слава и еще более озадаченно добавил. - Ого! Чего это они делают? Смотри-смотри. Он презерватив вынимает. Ей-богу, смотри! Это презерватив у него!
   Все трое, уже не отводя глаз, прилипли к экрану.
   -- Дает мужик! - сказал Слава.
   -- Под самую камеру стали! - сказал Эдик, оттесняя всех и вплотную приникая к монитору. - Хоть бы глаза подняли. Там же прямо видно, что камера.
   -- Ну, чего делают! - заорал Слава восхищенно. - Ты видишь, чего делают!
   -- Кольца есть? - рявкнул Эдик. - На руки смотри!
   -- Да что на руки, что я рук не вижу?
   -- Камера пишет? Пишет камера? На руки смотри! Кольца есть? Смотри, у мужика есть?
   -- Тебе какая разница, - сказал Виталик, тоже увлекаясь происходящим действием. - Тоже моралист нашелся.
   -- При чем тут моралист? Это денег стоит! Это на пленку все записано. Больших денег! Не вижу... Хоть бы правую руку выставил, козлина. На левой нет. Нет на левой?
   -- На левой и не будет, - сказал Слава, проверив на всякий случай собственные руки, убедившись, что у него самого кольцо на правой, и возвращаясь к экрану.
   -- Не у всех на правой, - возразил Эдик. - У католиков на левой, у вдовцов на левой.
   -- Много ты возьмешь со вдовца, - сказал Слава. - Плохо работает, хоть бы раздел ее, что ли... Не видно ничего.
   -- Что надо, все видно, - сказал Эдик, влезая в экран чуть не носом. - А потом что вдовец? Вдовец тоже женится рано или поздно... У нее есть кольцо, не видишь?
   -- Нету, - сказал Виталик. - У нее точно нету.
   -- У него глаз хороший, у компьютерщика, - заметил Слава. - Точные науки это тебе не просто так.
   -- А что-то я их не знаю, - проговорил Эдик. - Ты знаешь? Баба местная, нет?
   Он, не отрываясь от экрана, придвинул к себе клочок газеты и стал что-то черкать огрызком карандаша, которым обычно заполняли кроссворд.
   -- Поймешь тут, - сказал Виталик, которого почти не было слышно за довольным гоготанием Славы. - Лица не видно. Вот голову запрокинет, посмотрим...
   За их спинами не слышно, как привидение, вопросительно возникла Галя в наброшенном на плечи пальто. Никто не заметил ее появления кроме Эдика, который попытался закрыть экран волосатой пятерней и закричал: - Девушка, вам не надо смотреть эту порнографию, это наша работа такая!
   -- Это камера на лестнице, - пояснил ей Виталик. - Иди, я сейчас.
   Галя неслышно кивнула, бросила взгляд на экран, вздохнула и выскользнула из предбанника - не туда, куда ее приглашали, а к лифту. Отсутствия ее никто не замечал минут пять, пока Слава комментировал, а Эдик подсчитывал, при этом оба советовали друг другу пойти на место событий и посмотреть внимательней на лица, которые плохо видно, и, когда Виталик наконец обернулся, он увидел лишь раскрытую дверь. Заскочив в комнату, он убедился, что она пуста.
   -- Ушла? - сочувственно спросил Эдик, когда Виталик вернулся и выглянул на лестницу посмотреть, не стоит ли там еще Галя. - Вот не надо от живых людей отрываться. Это мы тут на работе, наше дело такое. А если к тебе девушка пришла...
   -- Да вы с вашими камерами кого угодно распугаете, - сказал Виталик. - Что человек подумает? Что тут у вас тотальная слежка.
   -- А ты чаще приводи, - посоветовал Слава. - У нас такого никогда не случалось, а как ты пришел - вот, пожалуйста.
   -- Кассету смотай, - велел Эдик.
   -- Не кончилась еще. Как кончится, смотаю.
   -- Вот. И не надо разложение на работе устраивать. Даже мы со Славой не устраиваем, хотя у нас сейчас рабочее время. А твое рабочее время давно кончилось, тебе тут делать нечего. Слышишь, - он обратился к Славе. - Я когда еще в милиции работал, мы как-то ночью в магазин приехали, сигнализация сработала...
   -- У меня ненормированный рабочий день, - сказал Виталик. - Слышал про такую вещь?
   -- Э, - сказал Эдик. - Ненормированный рабочий день это у тебя при советской власти было. А где сейчас советская власть? Сейчас у тебя хозяин есть. Когда тебе скажут - тогда у тебя и будет рабочий день.
   -- Догони, - посоветовал Слава. - Недалеко ушла.
   Виталик махнул рукой.
   -- Ладно, - сказал он. - До следующего раза.
   Эдик нахмурился.
   -- Девушка не нужна? - спросил он. - Слушай, дай телефончик. Жена к родителям уедет...
   -- Обойдешься, - сказал Виталик, покачав головой. - Просто чего догонять, раз напугалась. Пусть отойдет... - он помолчал. - День сегодня с утра не задается... ладно.
   -- Ну, тебе видней, смотри, - согласился Эдик.
   -- Слышишь, - сказал Слава, хмыкая и тыча Эдика в плечо. - Я музычку к этой записи подберу. Чтоб ритмичнее было. Сперва там чего-нибудь медленное, чтоб с настроением, а потом тыц-тыц-тыц... Гарик прям на запись наложит, он же у нас оператор...
   Галя тем временем быстро шла, почти бежала, к метро. У самого входа запиликал пейджер. "Нет...." - застонала Галя чуть не со слезами. Ей пришла в голову перспектива опять на ночь глядя бежать на работу и кого-то выпускать, или еще что-нибудь делать. Пропади ты пропадом, - подумала она со злостью. - Нет меня, нет, нечего меня дергать, и вообще... Хоть увольте. Другую такую дуру найдите по ночам носиться... - и она уверенно вошла в метро, даже не заглянув в сумку, где лежал пейджер.
   Она достала его только дома, когда уже переоделась и готовилась ужинать. Мама двигала на кухне посуду, пахло свежим грибным супом, дочка спала, а Галя, сев на диван, довольно вытащила аппарат из сумки. Все равно сейчас никуда не поеду, - подумала она с удовольствием. - Не поеду, и все. Или пусть машину присылают... Где-то наверху, у соседей, ребенок мучился за пианино, с автоматизмом отчаяния пытаясь подобрать "жили у бабуси два веселых гуся", каждый раз сбиваясь на фразе "один се..." - и это "се" каждый раз упорно влетало не туда, и ребенок начинал все сначала.
   На пейджере висело сообщение: "Галя, срочно позвони Свете". И так три раза. Света была их секретарша.
   С досадой плюнув, Галя набрала номер.
   -- Галка! - почти закричала в трубку Света. - Наконец-то! Я тебе никак не могу... ты где была?
   -- В ресторане, - небрежно сказала Галя. - А там подвал... не берет. Я сейчас только посмотрела...
   -- Галка! - продолжала кричать Света, не слушая. - Ты завтра на работу приходи рано, к восьми приходи! Даже еще раньше! Надо бумаги уничтожать! У тебя там бумаг много? Ты знаешь, что у нас происходит? У Вадима в офисе взрыв был!
   Галя похолодела от ужаса, сразу же вспомнив про Инну.
   -- Ой, - проговорила она. - Кто пострадал?
   -- Никто вроде, не знаю, - продолжала кричать Света. - Главное завтра с утра... чтобы к девяти ни одной бумаги! И в компьютере все сотри, хотя Игорь завтра проверит, он уже поехал сервер снимать! - Игорь был их компьютерщик. - И Елена Дмитриевна тоже поехала! - Елена Дмитриевна была главный бухгалтер.
   -- Ужас, - сказала Галя. - Ладно, эти справятся.
   Она бросила трубку и позвонила Инне. Инну вызвали из постели, и она сонным голосом произнесла: - Алло...
   -- Инка! - закричала Галя. - Ты жива? Что там у вас происходит?
   -- Взорвали чего-то, - протянула Инна, нехотя просыпаясь на ходу. - У вас так часто бывает?..
   -- Ты что, одурела? - рассердилась Галя. - Кого взорвали? Кто-нибудь пострадал?
   -- Да нет, - ответила Инна. - В шкафу что-то взорвалось, туда кто-то что-то положил... Откуда я знаю, я же не спрашивала... А никто не пострадал... у Надьки морда была черная, никак отмыть не могла... И у тетки какой-то давление подскочило... А что, раньше такого не было? Ты извини, мы там все какого-то успокоительного натрескались, я теперь ничего не соображаю...
   -- Ты никогда ничего не соображаешь! - рассердилась Галя. - Научный работник, тоже мне... Спустись с облаков! Может, тебе не ходить пока на работу, раз на Вадима кто-то наехал? Переждать?..
   -- Да ладно, - сказала Инна. - Ничего не случится.
   -- Не случится? С автоматами приедут, поздно будет! Нам-то там что, мы далеко...
   -- А что, приезжают? - спросила Инна с любопытством.
   -- Оооо... - протянула Галя, у которой не было слов от раздражения. - Ладно, спи иди!
   Она положила трубку и съежилась, сидя на диване.
   -- Господи, какой день жуткий... - проговорила она. - Жуткий, жуткий, жуткий день...
   Она машинально протянула руку к будильнику и принялась заводить его, не глядя на циферблат, и только убито повторяя: жуткий, жуткий, жуткий день...
 
   Вечером, когда стемнело, Виталик сошел с опоздавшего поезда за шестьсот километров от Москвы. Поезд ушел дальше, оставив Виталика с сумкой через плечо на пустой привокзальной площади, где было ветрено, но тепло - почти на шестьсот километров теплее - и можно было не застегивать распахнутый пуховик. На тротуаре у стены спали, свернувшись, тихие бродячие псы, рядом стоял киоск, и какая-то толстая тетка со всей силы дубасила кулаком в дверь, крича: "Ве-рыч! Откррой, Верыч!" Виталик тоскливо бродил по площади среди сиротливых столбиков с ободранными вывесками, ища нужную остановку. Остановки не нашел, вместо нее на столбе висела пустая рама от щита, и никакой другой информации не предвиделось. На скамейке сидел грязный мужичок в кепке, надвинутой по самые уши, и пьяно медитировал, уставясь куда-то в пространство. Потоптавшись вокруг, Виталик понял, что больше разговаривать не с кем.
   -- Эй, отец, - сказал он, останавливаясь рядом и пытаясь определить на глаз степень отключки. - Новозаводская улица далеко?
   Мужичок не торопясь, глубокомысленно пожевал губами и, когда Виталик уже отчаялся получить ответ, невнятно произнес:
   -- Это тебе в город надо.
   Виталик хмыкнул.
   -- Вот мило. Я знаю, что не в степь. Куда в город-то?
   -- В город. Здесь улицы нету.
   Виталик тяжело вздохнул.
   -- Мудрец хренов... Сеятель... хранитель.
   Тут словно по тайному сигналу на площадь вылетела битая "Волга", сделала широкий размашистый полукруг, остановилась рядом, из нее почти по пояс высунулся здоровый детина и бодро проорал: "Командир, куда едем?"
   Виталик счел, что это оптимальное решение проблемы, распахнул дверцу и опустился на сидение.
   -- Улица Новозаводская, - прочитал он по бумажке. - Дом тридцать два.
   -- Это где? - спросил водитель хрипло.
   Виталик удивился.
   -- Вот уж не знаю, - сказал он. - Знал бы, так сам добрался.
   -- Э, их черт не поймет, - сказал водитель. - Это улица Фрунзе бывшая, что ли.
   -- Весьма вероятно, - сказал Виталик немного раздраженно, наклоняясь и размещая сумку под сидением.
   Водитель возбужденно хмыкнул.
   -- Переименовали все к чертовой матери. Ну, детство, а? То так обзовут, то эдак. И главное, думают, от этого что-то изменится. А она так же как была - грязи по колено, - он включил передачу и тронул машину. - Это что. У меня сестра на западной Украине за местным. Вот где улицы так улицы, уж зоопарк по-взрослому. Пишу ей теперь на улицу Линкольна - это бывшая Ленина, значит. А сами ж темные, толком и не знают, кто такой - то ли вроде машина, то ли вроде человек. Им главное переназвать, чтоб хоть имени черта с рогами, а табличку поменять, отчитаться, - он наклонился к Виталику и уставился прямо на него. - Я тебе так скажу. Ты хоть обкукарекайся, перья не вырастут, - Виталик отстранился, и водитель, отвернувшись, тронул передачу. - Эх... ладно, сейчас найдем.
   Сразу за вокзалом они свернули куда-то в темноту, и Виталику показалось, что город на этом и кончился. Машина перевалилась через переезд и погрузилась в пучину деревенских одноэтажных переулков с редкими фонарями на углах. Фары освещали все сплошь сугробы, дощатые заборы с жестяными почтовыми ящиками и черную проволоку кустарника. Несколько раз водитель останавливался, разглядывая таблички. Несколько раз им в глаза мигали фары встречных (Да засада, знаю... - бормотал водитель. - Тут всегда гайцы в кустах сидят... Тут левый поворот запрещен...) Виталик уже стал подозревать, что они ездят кругами по одному и тому же месту, так все было похоже, и наконец машина тормознула у расчищенной от снега лавочки перед очередным забором.
   -- Вот Новозаводская, - сказал водитель. - Я ж говорил, это Фрунзе бывшая.
   Виталик согласился (как будто он мог выразить сомнение в том, что бывшая Фрунзе), рассчитался (деньги с него водитель взял смешные, за какие в Москве бы и за квартал не повезли) и довольно неуверенно вылез в темноту. Где-то за забором загремели цепью и загавкали - к Виталикову изрядному облегчению, за другим забором. За этим было тихо и, заглянув в калитку, Виталик увидел что-то, напоминающее в темноте замшелую деревенскую избушку с одним горящим тусклым окошком - низко над самым сугробом. Виталик нерешительно стукнул щеколдой и крикнул, адресуясь окошку.
   -- Эй! Хозяин!
   Загавкала еще одна собака - откуда-то сзади, с противоположной стороны улицы. Виталик стоял, не заходя во двор. Наконец в избушке скрипнула дверь, и в освещенный проем выполз хмурый мужик вполне хрестоматийного вида - в телогрейке, треухе и валенках.
   -- Кто там? - спросил он недовольно и скрипуче.
   -- Свои, - ответил Виталик уже смело, узнавая характерный голос.
   -- Еоолки... - сказал мужик.
   Он бросил что-то, что держал в руках.
   -- Ну, ты и забрался, - сказал Виталик, подходя к двери. - Тебя в такой норе и захочешь, не найдешь.
   -- Так это ж правильно, - сказал мужик.
   Он посторонился, одновременно протягивая руку и пропуская Виталика в дом.
   -- Здорово, Витька, - сказал Виталик, пожимая ему руку. - Тебя вообще не узнать. Прям как Лев Толстой, бороды только нету. Ну и будка у тебя стала... устрашающая.
   -- Тоже неплохо, - сказал Витька степенно.
   Телогрейка на рукаве у него была порвана, из нее торчала вата.
   -- Это что это у тебя, - сказал Виталик, проходя мимо и выщипывая клок, пока Витька звенел задвижкой. - Ты как всегда... Что это такое? Прям как от ножа...
   -- Ты не видел, как от ножа, - сказал Витька снисходительно. - Раздевайся. Ты с Московского, что ль?
   -- Да вот, вижу теперь, - сказал Виталик на первую половину фразы. - А с какого еще я по-твоему, что у вас, самолеты, что ль, летают?
   Витька скинул телогрейку и повесил на крючок, попутно скользнув взглядом по рваному месту.
   -- Это не то, - сказал он, пригладив вату. - Это не нож, это собака.
   -- Собака?
   -- Ну да, - непринужденно протянул Витька, довольный реакцией на его слова. - Видел когда-нибудь, как они кидаются? На такие случаи хорошо, когда рукав толстый. Ватник, телогрейка... это лучше всего. Только не всегда подгадаешь... ну, знал бы, где упасть, соломки бы постелил... Ты не топчись в дверях-то, проходи.
   -- А ты делал уколы от бешенства? - спросил заинтригованный Виталик. - Там, говорят, надо делать много уколов, а потом полгода пить нельзя...
   -- Нет, не делал.
   Они прошли в небольшую темную комнатку, где Виталику в первую очередь бросились в глаза печка и стол со стареньким телевизором, покрытый вязаной крючком домашней скатертью.
   -- Ты один? - спросил Виталик. - А бабка где?
   -- Хватился! Бабка померла давно. А дочке ее эта халупа ни к чему, у нее квартира с туалетом и теплой водой... да к тому же я деньги ей хорошие плачу. Так что я один тут обитаю. Ты садись.
   Виталик сел на старый диван, над которым был натянут на два гвоздя вечный гобелен с оленем.
   -- А вдруг она бешеная? - спросил он, возвращаясь к заинтересовавшей его теме.
   -- Да не бешеная она. Обычная цепная, домашняя. Откуда у цепной собаки бешенство, она весь век за забором, разве что хозяева искусают... Не бери в голову вообще, - он махнул рукой.
   -- Да? А чего ж ей тогда кидаться?
   -- С того, что натравили, - сказал Витька беспечно. - Нет, к собаке у меня нет претензий. Даже жалко.
   -- Ничего себе жалко.
   -- Жалко, конечно, - Витька прошел в угол, а там дальше, наверное, в кухоньку, потому что клацнула дверца старого холодильника. - Неравный бой получается, - продолжал он из-за угла. - Я-то все-таки царь природы, какой-никакой. А она на цепи всю жизнь сидела, да еще сдохла по чужой глупости.
   -- Все-таки сдохла? - крикнул ему Виталик и поискал на полу под диваном. - У тебя тапочек нет каких-нибудь... - не найдя тапочек, он все-таки стал расстегивать ботинки. - Ладно, у меня в сумке есть... Я же говорю, бешеная!
   -- Нет, не сдохла, - раздалось из-за угла. - Я ее зарубил.
   -- Однако... - протянул Виталик потрясенно.
   -- А чего, - сказал Витька, и в комнате появились его голова и рука с кухонным ножом. - Чего же мне делать, по-твоему? Я и говорю, жалко. Собака-то ни при чем. Я бы предпочел хозяев...
   -- Ну и нравы у вас тут, - сказал Виталик, поежившись, и боязливо оглядываясь на черное окошко, точно в них сейчас могли возникнуть злые собаки вместе с хозяевами.
   -- Нравы как нравы, - сказал Витька. - Это не нравы, а обычная борьба за существование, - он назидательно поднял ножик и исчез. Холодильник клацнул еще раз. - А нравы да, нравы у нас такие, я вот иду сегодня, смотрю, двое в подворотне, пыхтят, я думал, они убивают друг друга, а оказалось - в футбол играют... Я понимаю, что не стоит все делать своими собственными руками, конечно, надо отучаться... Куда деваться, воспитание такое, привык все делать сам... Соседи нервные попались, сволочи, по-человечески не умеют отношения выяснять...
   -- И много у них собак осталось? - спросил Виталик. - Это я просто к тому, так, стоит ли на улицу выходить...
   -- А не волнуйся, - сказал Витька. - Они уже успокоились. Я им сказал, какой будет следующий шаг... Сиреневый тумааан...- он замурлыкал под нос какую-то мелодию.
   Виталик тяжело вздохнул.
   -- Чего ты там возишься, - сказал он, потянув молнию на сумке. - Я все привез.
   -- Ах ты. Извини. Я ж забыл, что ты богатая столичная штучка. И что там у вас пьют теперь?
   -- Да все то же, - сказал Виталик.
   -- Ты ж знаешь, - почти извиняясь, сказал хозяин, уже без первоначального куража, появляясь с двумя тарелками. - Меня всегда какие-нибудь приключения находят...
   -- Знаю, - согласился Виталик, ставя на стол бутылку "Топаза".
   Через несколько часов эта бутылка уже пустая стояла под столом, тарелки с салом и колбасой и две банки местной говяжьей тушенки - в стеклянных банках - с торчащими оттуда вилками тоже стояли полупустые, а они начинали вторую, сидя друг против друга. За окном посвистывало, и Виталик время от времени ежился, когда из оконной щели особенно дуло в спину.
   -- Не могу, Витьк, - говорил Виталик. - Ну не могу. Я чувствую, что деградирую, каждый день чувствую. Я же не этому учился. Я же не этим хотел заниматься. Не все могут торговать. Не все могут быть деловыми людьми, понимаешь? Кому-то дано. Кому-то нет. Раньше нас все заставляли общественной работой заниматься. Ну не могут все заниматься одним и тем же! Теперь те же люди нас заставляют заниматься капитализмом. Не могу я! Я сопьюсь, если буду торговать. Точно сопьюсь. Может, если бы меня с детства к этому готовили, так получилось бы. Но я уже знаю, как заниматься другими вещами. Поздно, все. Я отравленный. Меня теперь либо отстреливать надо, либо гнать из страны. Вот я и еду, пока не отстрелили. Что ты все "колбасный эмигрант", "колбасный эмигрант"... "какие возможности"... Все не так. У меня возможностей нет. Ты смог, и слава богу. Я не могу. Что я тут буду ловить? Холод? Нищету? Бандитов?.. Соседу вечером бутылкой по голове засветили прямо у подъезда... в семь вечера... Не могу!
   -- Я не смог... - хмуро протянул Витька, подпирая щеку рукой. - Меня жизнь заставила... Тебя бы заставила - и ты бы смог...
   -- Нет, - категорично ответил Виталик, мотая головой. - Честь тебе и хвала. Я бы не смог. Я бы бомжом на вокзале стал. Я знаю, нечем гордиться. Ты бы стал классическую музыку сочинять, если б эта самая жизнь тебя заставляла? Или китайский язык за день выучить? Или корень квадратный в уме за секунду считать? Есть предел у каждого. А кто-то может, я ж не спорю.
   -- И я не спорю, - сказал Витька. - Я разве что говорю? Езжай...
   -- Да и эта вся деятельность... - продолжал Виталик. - Все бизнесменами заделались и пальцы гнут... Да тут уже ничего никогда не будет! Все! Сейчас все разворуют, свалят, тут тундра останется! Выжженная земля... Потом уже поздно будет. Вот ты. Ты чего тут сидишь? У тебя бы там были такие возможности!...
   Витька облизал вилку с глубокомысленным видом.
   - Кто-то покидает корабль первым, - проговорил он философски. - А кто-то последним. Кому что.
   -- Ну-ну, - сказал Виталик, обидевшись. - Утешай себя этим. Сдохнешь тут... Ты бы ехал хоть в Москву, - Витька усмехнулся. - Ну что ты ухмыляешься? Сейчас проблем нет, вон, Шамиль Басаев по Москве ходит. Тебе за деньги сто паспортов выдадут. У моего шефа партнер в федеральном розыске, так хоть бы хны. По всем людным местам, по всем кабакам шляется... от телекамер только шарахается, они тут с шефом на презентацию ходили, он там все под стол падал... Да господи, у нас таможенный брокер десять паспортов на разное имя в кармане носит, и все десять настоящие. Откуда ты знаешь, может, и дело-то твое давно закрыли? Ты узнавал?