Поттер Патриция. Шотландец в Америке

   Керби глубоко вздохнул.
   — Ну, короче, говоря, при этом убили банковского клерка. Все мы, включая моего брата Джона, который стоял снаружи с лошадьми, дожидаясь нас, по закону были одинаково виноваты в убийстве. И наше преступление не имеет срока давности. Нас все еще могут повесить.
   «Их всех могли повесить, всех до одного», — эхом отозвались в его памяти слова Габриэль, она говорила правду! И, вспоминая лихорадочно, что еще рассказала девушка, Дрю похолодел, несмотря на нестерпимую жару. «Моего отца… убили… я тогда была с ним… убийца стрелял и в меня…»
   Черт, черт побери!
   Стараясь, чтобы голос не выдал его, Дрю сказал:
   — Ты полагаешь, что эта давняя история с банком и послужила причиной недавних засад?
   Керби хмуро посмотрел на Дрю.
   — Кто-то хочет навсегда заткнуть мне рот — ты это имеешь в виду? Я уже об этом думал… но ведь я не знаю, где теперь трое моих подельников. Почти двадцать пять лет прошло, будь оно все проклято! Я бы их, наверное, сейчас и не узнал.
   Но отец Габриэль узнал Кингсли по рисунку в газете! И, может быть, еще кто-нибудь узнал? Да, надо обезопасить обоих — и Керби, и Габриэль. Найти такой способ. И он, черт побери, приложит все силы, чтобы при этом не предать интересы ни одного из них! Но если ему это не удастся… Черт побери!.. Их жизни могут зависеть и от того, поделятся ли они друг с другом тем, что им известно. И если для этого потребуется нарушить слово, данное Габриэль, что же, Дрю его нарушит. Это лучше, чем стоять в стороне и быть свидетелем их гибели. Что ему честность и самоуважение, когда он будет стоять над двумя могилами!
   Но сначала… сначала Дрю постарается потрафить им обоим.
   С ощущением, будто он идет над пропастью с завязанными глазами, Дрю сказал:
   — Керби, я думаю, что засады на тебя устраивает один из тех, кто вместе с тобой ограбил банк.
   Керби резко вскинул голову, одарил его острым как сталь взглядом светло-голубых глаз.
   — Почему?
   Дрю небрежно пожал плечами:
   — Так, догадки. Я ведь игрок, помнишь? Я живу на догадках и расчетах. И редко ошибаюсь. Так что лучше скажи, каким образом сможем мы разыскать тех троих?
   — Мы? — Керби чуть приподнял бровь.
   — Да, мы, — ответил Дрю серьезно и торжественно, глядя прямо в глаза другу. — Как только доставим коров на железную дорогу.
   Керби поморщился.
   — Скот, — поправил он педантично.
   Дрю усмехнулся, надеясь, что Керби не заметил, какой натянутой вышла эта усмешка. На сердце у него лежал камень. Человек, который устраивал на Керби засаду, знал, куда тот направляется. Если это профессиональный, наемный убийца, он постарается подстеречь Керби в Абилене, а не будет полагаться на случайную встречу в прерии.
   И там же, в Абилене, наемный убийца узнает, что женщина по имени Габриэль тоже была на перегоне. Женщина — участница перегона — это новость, и об этом будут много болтать.
   — Ты постарайся хорошенько вспомнить, — сказал Дрю Керби, — вспомни все, что можешь, о каждом из тех троих… то, что не могло измениться с течением времени.
   Керби пристально взглянул на шотландца.
   — Так ты считаешь, что он может поджидать меня в Абилене?
   — А ты разве так не считаешь?
   День клонился к вечеру, когда стадо остановилось на ночлег. Размытые пастельные тона окрасили небосвод причудливым узором — наступило любимое шотландцем время дня. Тихое, медленно текущее время, спокойное и мирное. Полное отдохновения.
   Вместо этого Дрю и Керби обнаружили в лагере сущий хаос.
   Около их фургонов стояли еще два — старые, потрепанные, набитые до отказа ящиками и мебелью. Человек во всем черном ожесточенно орал на Габриэль, а Верный с лаем бегал вокруг тощего, изможденного мальчика.
   — Джереми, — оглушительно гаркнул тот. — Не смей трогать эту тварь!
   Мальчик присел от ужаса, а Верный взвизгнул и полез под фургон.
   — Я вам его не отдам! — услышал Дрю крик Габриэль. Она крепко прижимала к груди Малыша.
   — Ты противишься воле господней! — кричал черный человек. — Господь накажет тебя, женщина, за то, что ты вырядилась, как блудница Вавилонская!
   — Ну, я не знаю, — любезным тоном прервал Керби проповедника, — мне всегда казалось, на блуднице Вавилонской было куда меньше надето.
   Проповедник круто обернулся. Лицо его от ярости пошло красными пятнами. При виде властной осанки Керби он, однако, постарался взять себя в руки.
   — Наконец-то пришел хозяин! — с деланым воодушевлением проговорил он. — Уверен, вы согласитесь отдать нам этого маленького дикаря.
   — Дикаря? — вкрадчиво переспросил Дрю. — Я всегда считал, что дикарями не рождаются, а становятся, и поверьте — я встречал их даже в самом изысканном обществе.
   Человек стремительно повернулся к нему и приосанился.
   — Я — достопочтенный Джозеф Дэндер. Этот младенец, насколько я разумею, сирота, и я требую, чтобы вы отдали его, дабы он был воспитан в строгих правилах.
   — Требуете? — переспросил Керби тоном, которого опасались все погонщики.
   — Да, требую! — огрызнулся проповедник, не замечая опасности. — Мы прибыли сюда, чтобы нести слово божие дикарям, и вы не смеете оспорить право господа.
   Он решительно потянулся к ребенку, но Габриэль отпрянула и крепче прижала Малыша к себе. Дрю шагнул вперед, намеренно встав между ними.
   — Какого дьявола вы здесь вообще сшиваетесь? — проворчал Керби, окинув внимательным взглядом спутников преподобного — трех женщин, четверых мужчин довольно жалкого вида и троих детей с печальными, голодными глазами.
   Достопочтенный Джозеф возгласил:
   — Мы призваны на эту землю господом нашим, дабы спасти дикарей.
   — Значит, у вас есть с собой продовольствие?
   — Продовольствие? — удивился проповедник.
   — Да, продовольствие, — повторил Керби. — Нельзя проповедовать спасение души тем, кто умирает с голоду.
   Дрю неотрывно смотрел на Габриэль и заметил, что она удивлена заступничеством Керби. Удивление постепенно сменилось одобрением, и в глазах девушки блеснули искорки смеха.
   Достопочтенный оцепенел от негодования:
   — Господь всех накормит.
   — Но вы-то надеялись, что именно мы поможем господу, а? — спросил насмешливо Керби.
   Выражение, появившееся на лице проповедника, подтвердило догадку Керби.
   Кингсли вновь посмотрел на жалких спутников достопочтенного Дэндера.
   — Вы направляетесь на Запад только с этими двумя фургонами?
   Тот кивнул.
   — Черт побери, разве вы не знаете, что в прерии полно воинственно настроенных индейцев и бандитов, которые всех вас перебьют, чтобы завладеть лошадьми?
   — Господь нас защитит.
   Керби тихо выругался про себя.
   — Ну, с вас, может быть, этой защиты и достаточно, а что будет с детьми? Судя по их виду, они умирают с голоду, но вряд ли им так уж хочется поскорее предстать перед Творцом.
   Впервые за все время преподобный сник и маниакальный блеск в его глазах поугас.
   — Да, мы голодаем. И у нас сломалась колесная ось, и…
   — И вы хотите заполучить еще один лишний рот?
   — Таков наш долг! — отрезал Дэндер. Керби покачал головой и повернулся к Габриэль:
   — Сколько провианта у нас осталось?
   — Мало. Мешок кофе, два мешка муки, мешок бобов и остатки бекона, но понемножку можно поделиться всем.
   — А маленький индеец? — спросил Дэндер.
   — Он остается с нами, — тоном, не терпящим возражений, заявил Керби и добавил уже более спокойно:
   — Для детей.
   Достопочтенный Дэндер явно был раздираем двумя желаниями — получить продовольствие и спасти душу язычника, но тут в воздухе разнесся аромат жареного бекона и свежеиспеченного хлеба. Голод одержал победу.
   — Мы с благодарностью принимаем предложение, — натянуто объявил достопочтенный.
   Дрю, однако, заподозрил его в неискренности. Этот фанатик так легко не сдается. Видя, что Габриэль разрывается между своими обязанностями и страхом за Малыша, он, немного помявшись, подошел к девушке.
   — Я позабочусь о мальце, — прошептал он ей на ухо.
   Габриэль колебалась. Вопросительно посмотрев на Дрю, она встретила его открытый, уверенный взгляд.
   — Я не спущу с парня глаз, — заверил ее шотландец.
   Ее ответный взгляд, в котором он прочитал и внезапно вспыхнувшую надежду, и радость, и доверие, в мгновение ока смел все барьеры, которые Дрю так упорно воздвигал в своем сердце. Больше не колеблясь, Габриэль вручила ему младенца, и, когда ребенок доверчиво прильнул к нему, Дрю ощутил не просто гордость. Он вдруг почувствовал, что пустота, которая мучила его долгие годы, уже не существует, ее заполнили все эти люди, и в первую очередь — Габриэль и Малыш.
   Краем глаза он заметил веселый блеск в глазах Керби, разочарованную гримасу проповедника. И понял, что все его клятвы лопнули как мыльный пузырь. В битве с любовью Дрю Камерон проиграл. Полностью и окончательно.

17.

   Габриэль наблюдала за преподобным и его паствой и невольно сравнивала их с собой. Когда восемь месяцев назад они с отцом переезжали на Запад, она мало что знала об этих краях. С тех пор многому научилась, очень многое поняла. И теперь, оглядываясь назад, строго судила самое себя. Ее предубеждения оказались ложными. Она не правильно думала о погонщиках, полагая, что только цивилизованные уроженцы восточных штатов способны на проявление глубоких человеческих чувств. Конечно, погонщики выражали свои эмоции совсем иначе, нежели она, постоянно при этом бранясь и ухмыляясь и устраивая розыгрыши, но их мужество, доброта и стойкость были достойны восхищения. И пример Керби Кингсли заставил ее устыдиться своих прежних мыслей. Она больше не удивлялась, почему шотландец хранил ему преданность. Да, Керби терпеть не мог проявлений слабости, но это был добрый, глубоко порядочный человек. Теперь Габриэль была совершенно уверена — он не убивал ее отца, и он заслужил полную откровенность с ее стороны. Может быть, она поняла бы его характер раньше, если не была бы так погружена в свое горе, не ослеплена жаждой мести.
   Совершенно очевидно, что Кингсли презирал предубеждения и несправедливость… а она, Габриэль, действовала именно несправедливо и с предубеждением, желая в своей неразумной ярости собственноручно свести с ним счеты во имя ложно понятой справедливости.
   Справедливости? Нет, честно говоря, она уехала из Сан-Антонио не ради справедливого возмездия. Она просто хотела найти того, кого можно было обвинить в ее внезапной, невыносимой утрате.
   И хуже того. Она пыталась использовать в своих целях и шотландца. Не намеренно. Бессознательно. Но мог ли он воспринять это как-то иначе?
   Помешивая бобы в кастрюле, девушка посмотрела на Дрю. Он все еще держал Малыша, и она не могла не заметить, как потеплел его взгляд, когда он что-то ласково нашептывал младенцу на ушко. Ах, если бы он и ей что-нибудь нашептал! Увы, этому не бывать, пока Габриэль не откроется Керби Кингсли и не расскажет ему все, что знает.
   Во время ужина преподобный Дэндер не спускал глаз с Габриэль, осуждающе поджимая губы при виде ее мужских штанов и остриженных волос. Ради гостей Габриэль открыла последнюю банку с консервированными фруктами. Дети жадно пожирали все, что им давали, словно не ели целый месяц.
   — Куда же вы думаете направиться? — спросил Кингсли проповедника. Тот пожал плечами:
   — Туда, где в нас нуждаются.
   — То есть вы просто не знаете, куда едете? — уточнил Керби.
   Дэндер вознегодовал:
   — Нас ведет сам господь!
   — А вы слышали что-нибудь об индейцах?
   — Я знаю одно: они нуждаются в слове божием.
   Кингсли вздохнул так громко, что его, наверное, было слышно и в вышних сферах. Некоторые погонщики зафыркали, а один откровенно рассмеялся. Взглядом Кингсли заставил их умолкнуть.
   — У индейцев есть свои боги, своя религия, которая, надо сказать, подходит им как нельзя лучше. Если вы проявите к ней неуважение, то никогда не сможете рассчитывать на их дружелюбие. А теперь извините, я должен переговорить со своим конюхом.
   Габриэль с любопытством смотрела вслед человеку, которого считала прежде убийцей. Теперь он казался ей куда более сложной и интересной личностью.
   Ужин кончился, и ей осталось только помыть грязную посуду, заварить свежий кофе — и тогда с ее обязанностями будет покончено. На сей раз у нее есть не только песок для чистки посуды, но и вода. Она отдала Верному скудные объедки от ужина и направилась к реке. Проходя мимо костра, Габриэль нерешительно взглянула на Дрю, сидевшего возле огня.
   Малыш уютно устроился у него на сгибе руки. Другой рукой Дрю придерживал миску с едой. В свете костра его волосы и глаза сверкали, как настоящее золото, и во взгляде этих удивительных глаз она прочитала столько нежности и теплоты, что сердце ее невольно сжалось. Господи милосердный, как же она любит этого человека!
   Габриэль подошла к нему.
   — Может быть, вы с Малышом пройдетесь со мной до реки? — не слишком уверенно спросила она.
   Шотландец бросил на нее лукавый взгляд.
   — Боюсь, что наш проповедник заподозрит самое худшее.
   — А он уже заподозрил, — фыркнула она.
   — Ну, в таком случае… — Дрю отдал девушке свою миску и поднялся. — Мы с удовольствием пойдем с тобой, верно, Малыш?
   Мальчик что-то радостно загукал и ухватился за уголок красного платка, который шотландец повязал себе на шею.
   Габриэль весело засмеялась и посмотрела на Дрю. Жгучий огонь полыхнул в его золотистых глазах… но это длилось одно короткое мгновение.
   Они молча пошли рядом. Верный бежал впереди, то забегая далеко вперед, то возвращаясь, радостно помахивая хвостом. На берегу Габриэль поставила сковородки у самой воды и оглянулась. Дрю остановился чуть выше и теперь устраивал для Малыша ложе из травы. Не отрывая взгляда от ребенка, Дрю спросил:
   — Ты уверена, что сможешь воспитать ребенка одна? Может быть, лучше отдать его?
   — Как ты можешь говорить такое? — ахнула Габриэль.
   — Я слишком хорошо знаю, что женщины часто устают от маленьких детей. И, может быть, лучше отдать Малыша на сторону, прежде чем матери надоест…
   Она ждала продолжения, но Дрю смолк надолго, и тогда девушка спросила:
   — Так ты думаешь, что Малыш мне надоест и я его брошу?
   Она не могла скрыть, как больно задели ее слова Дрю.
   Шотландец пожал плечами и, отвернувшись от нее, тоже подошел к самому краю воды.
   — Что ж, такое, как известно, случается, — тихо сказал он.
   «Так случилось и с тобой», — добавила она мысленно. За его бесстрастным тоном Габриэль безошибочно почувствовала боль. Она подошла к Дрю и тронула его за рукав. Больше всего ей сейчас хотелось обнять его, утешить…
   — С Малышом такого никогда не случится, — сказала она уверенно. — У меня есть немного денег, и я всегда могу заработать пением. До сих пор у меня неплохо получалось.
   — Но у тебя не было ребенка, который цеплялся бы за твою юбку.
   Наверное, Габриэль надо было рассердиться на него за эти слова. Ей же, наоборот, захотелось плакать. Ей было очень жалко маленького мальчика, выросшего без любви, не нужного ни отцу, ни матери, узнавшего так рано горечь предательства. Но, став взрослым, позволил ли сам Дрю кому-нибудь полюбить себя? Габриэль очень в этом сомневалась. Он никого не подпускал к себе близко. Теперь девушке многое стало ясно — почему шотландец держался от всех в стороне, почему избегал общения с Малышом, почему был так разгневан, так уязвлен тем, что считал предательством с ее стороны.
   — Я не отдам Малыша, — сказала Габриэль, — я буду заботиться о нем, любить его.
   — Откуда такой всплеск материнских чувств? — спросил он сухо.
   — Я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу. И я всегда надеялась, что когда-нибудь у меня будут дети.
   Он помолчал, глядя на залитое лунным светом небо, по которому стремительно мчались облака.
   — Но если ты хотела иметь детей, почему же не выходила замуж?
   Габриэль с трудом уняла внутреннюю дрожь.
   — Потому что не встречался тот, за которого мне захотелось бы выйти, до сих пор…
   — Черт возьми! — Шотландец раздраженно пожал плечами. — Женщины! Никогда вас не понимал!
   — И потому подозреваешь нас во всех смертных грехах?
   Дрю пристально посмотрел на нее.
   — А разве у меня нет для этого оснований?
   В голосе его прозвучала убийственная ирония — увы, вполне заслуженная. Габриэль не единожды ему солгала. Солгала его другу, и хотя она считала, что имела на то уважительные причины, — Дрю, очевидно, держался иного мнения.
   — Я все расскажу Кингсли, — тихо сказала Габриэль.
   — Керби может потребовать, чтобы ты уехала. — Голос Дрю звучал взволнованно. — И ты вовсе не обязана говорить ему правду.
   — Думаешь, я не знаю, как ты мучаешься оттого, что должен скрывать мою тайну?
   — Я ведь сам так решил.
   — Но это я заставила тебя принять такое решение — и сожалею об этом. Я не хочу больше ставить тебя перед выбором… Это несправедливо.
   Дрю молчал. Ах, как бы она хотела снова увидеть пламя желания в этом бархатном янтарном взгляде! Но нет! Наверное, она потеряла его навсегда! При мысли об этом Габриэль с трудом удержала слезы.
   — Почему же ты передумала?
   — Просто поняла, что это не тот человек, который стал бы нанимать убийц.
   — Да, — согласился Дрю, — он не стал бы.
   Он бы мог сказать и больше, мог бы напомнить, как пытался убедить Габриэль в этом… но вместо этого просто взглянул на нее. Как раз в этот миг луна разорвала облака, и в ее свете Габриэль увидела, что заледеневшие глаза Дрю немного оттаяли.
   Тем временем Малышу наскучил разговор взрослых, и он громко захныкал. Верный, который сторожил его, вскочил и тихо гавкнул — видно, тоже решил, что пора им уделить внимание ребенку. Габриэль подошла к Малышу, взяла его на руки и принялась укачивать. Мальчик быстро затих и снова уснул.
   Дрю поглядел на Габриэль с ребенком на руках, затем кивнул на собаку.
   — Верный изменил телятам ради Малыша, — сказал он, улыбаясь.
   — Да он, может быть, всю жизнь мечтал побыть нянюшкой.
   — Возможно, — согласился Дрю. — Славная псина!
   — А у тебя когда-нибудь была собака?
   — Нет. Отец был категорически против каких бы то ни было домашних любимцев. А кроме того, меня отослали в школу в оч-чень раннем возрасте. С тех пор я редко приезжал домой.
   — Тебя отослали из дома?
   — Да, так принято в Шотландии. В Англии, впрочем, тоже.
   — Наверное, маленькому ребенку в школе очень одиноко.
   Дрю молча пожал плечами.
   Его голос звучал почти бесстрастно, однако Габриэль услышала больше, чем он хотел сказать.
   — Твой отец еще жив?
   — Нет. Он отправился к дьяволу десять лет назад.
   — А мать?
   — Умерла, когда я был школьником.
   — И у тебя нет ни братьев, ни сестер?
   Он вдруг улыбнулся печально.
   — Сводная сестра есть. Она живет в Денвере.
   Габриэль вспомнила, как он предлагал ей обратиться за помощью к кому-то в Денвере.
   — Ты говорил тогда о человеке, который может мне помочь…
   Дрю кивнул:
   — Да, это муж моей сестры Элизабет.
   — Ты поддерживаешь с ними близкие отношения?
   — Не очень.
   Дрю замялся и продолжал тем же небрежным тоном, под которым, как она уже знала, часто скрывается глубокое чувство:
   — Видите ли, мисс Паркер, фактически я незаконнорожденный. Мой так называемый отец дал мне право называться его сыном. Он не хотел, чтобы все знали, как ему наставили рога… но от этого не стал меньше меня ненавидеть.
   Дрю сказал это ледяным тоном, и его шотландский акцент заметно усилился.
   — Я вырос, по сути дела, не имея родных. Всего год назад я узнал, что у меня есть сводная сестра. Она тоже не имела представления о моем существовании — мы лишь недавно познакомились.
   В глазах у Габриэль блеснули слезы, она осторожно коснулась его руки. Его била дрожь, и она закусила губу, чтобы удержать горестный вздох. Ей стало до боли жаль этого достойного и очень одинокого человека.
   Дрю поднял голову, посмотрел ей в глаза. И увидел слезы.
   — То, о чем я рассказал, — дела давно минувших дней. У тебя слишком нежное сердце, Габриэль.
   Девушка улыбнулась:
   — Кажется, только что ты утверждал совсем иное.
   — Я просто имел в виду, что ребенок — это огромная ответственность, вот и все.
   — Я всегда буду его любить, — сказала Габриэль. — Знаю, что ты мне не веришь, но это правда. Он станет улыбаться, смеяться, он научится верить…
   «Если бы только и ты мог этому научиться!» — мысленно закончила она.
   Дрю не ответил, и Габриэль, тихо вздохнув, принялась мыть посуду, время от времени поглядывая на молодого человека.
   Наконец она вновь нарушила молчание:
   — Как ты думаешь, убийство моего отца и засады на Кингсли действительно как-то связаны между собой?
   — Я не верю в совпадения, — просто ответил Дрю.
   Габриэль, однако, поняла, что он знает больше, чем рассказал ей.
   — Но ведь пока мы не приедем в Абилену, ни один посторонний не узнает, что мистер Кингсли выжил? — спросила она обеспокоенно, вновь подходя к Дрю.
   — Завтра мы остановимся в маленьком городке, чтобы пополнить припасы. Новости распространяются быстро, особенно о таком большом перегоне, как наш.
   Габриэль вздрогнула, подумав о новой засаде. О том, что Керби Кингсли застрелят, что Дрю тоже может погибнуть, пытаясь защитить своего друга… И вдруг она поняла, что ей уже не так важно найти убийцу отца. Ничто, даже справедливое возмездие, не стоит еще одной загубленной жизни.
   — Никто тебя не осудит, если ты уйдешь с перегона, — заметил Дрю, превратно истолковав ее дрожь.
   — Нет. Уже слишком поздно нанимать нового повара. Я нужна мистеру Кингсли. А также — телятам, Билли, Верному и всем погонщикам.
   «И тебе я нужна, — добавила она мысленно, — а если мы сейчас расстанемся, я больше никогда тебя не увижу».
   — Нет, я не уйду, — вслух закончила Габриэль, — если только мистер Кингсли сам меня не прогонит.
   Глаза Дрю потемнели. Он беззвучно выбранился, а потом легко прикоснулся к ее щеке.
   — Я просто не хочу, девушка, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
   Слишком поздно, подумала Габриэль. Все уже случилось. И прежней она никогда не станет.
   Ладонь у него была жесткая, мозолистая — и все же она не знала более чудесного прикосновения.
   — Дрю, я не хочу расставаться с тобой, — прошептала Габриэль. — Я не могу, не в силах оставить тебя.
   Дрю пробормотал какое-то проклятие, и внезапно их губы слились в поцелуе, отчаянном и требовательном. Габриэль ощутила всю ярость его желания, всю нежность, о которых уже не смела мечтать. Жар его поцелуев заставил петь ее тело, рождая в нем неумолимое желание, оно звенело и билось в каждой жилке. Дрю ласкал ее, и от прикосновения его рук и губ по всему ее телу пробегала жаркая дрожь.
   Он обнял девушку, хотел теснее прижать к себе… но в этот момент заплакал ребенок.
   — Вот черт! — Глухо застонав, Дрю оторвался от нее и посмотрел на Малыша. Затем снова перевел взгляд на Габриэль, и девушка вспыхнула, прочитав откровенное желание в его глазах.
   — Я хочу тебя, — хрипло сказал Дрю. Габриэль смущенно улыбнулась.
   — Я сейчас накормлю маленького, и он уснет.
   Дрю погладил ее щеку, нежно обхватил пальцами подбородок, и Габриэль вдруг ощутила себя рядом с ним совсем маленькой и хрупкой.
   — Не уверен, что мы ведем себя разумно, — проговорил он медленно, однако голос его дрожал от желания.
   — Что ж, я никогда не отличалась здравым смыслом, — заметила она. Дрю улыбнулся.
   — Так же, как и я.
   — Вот уж нет, — покачала головой Габриэль. — Ты очень умный.
   Дрю насмешливо фыркнул.
   — Ты совсем меня не знаешь, девушка.
   — Я знаю, — серьезно возразила Габриэль, — щедрость и цельность твоей души, твою верность и нежность. Я знаю о тебе все, что мне требуется знать.
   — Нет, милая, — тихо возразил Дрю, — не придумывай себе того, чего нет. Я вовсе не такой, каким ты меня вообразила. Я вел беспутную жизнь. У меня нет близких людей, нет обязательств, да я и не хочу их иметь. Я чертовски мало могу дать людям — одни только заботы и неприятности.
   В его словах прозвучало предупреждение, но Габриэль не желала его слышать. На примере своих родителей она уверовала в силу любви и, впервые сама испытав любовь, жадно хотела большего. Она станет дорожить каждой минутой, проведенной с Дрю Камероном, — и пусть будет что будет. Пробуждение нежности, ее великолепный расцвет, сладостная музыка любви будет звучать в ее душе всю жизнь.
   Габриэль обхватила ладонями его лицо. В этом жесте было столько любви и доверия, что взгляд шотландца невольно потеплел.
   — Вот уж не ожидал… — хрипло начал он, но договорить не успел — в этот момент снова захныкал Малыш.
   Габриэль виновато посмотрела на Дрю и опустила руки.
   — Он голоден. Пора его кормить.
   — Да. Идите, а я закончу с посудой.
   Она кивнула.
   — А когда малыш заснет?.. — спросила она, и вопрос ее замер в воздухе.
   — Сегодня я до утра свободен. Мы могли бы… прогуляться.
   Габриэль с трудом сглотнула. Его зовущий взгляд ясно говорил о том, куда заведет их прогулка… но прежде ей надо было сделать кое-что еще.
   — Я хочу поговорить с мистером Кингсли, прежде чем мы… то есть до прогулки.
   Дрю кивнул:
   — Я останусь у фургона и пригляжу за Малышом.
   Габриэль замялась и сказала нерешительно: