Страница:
— А ты, Дэмиен, тоже этого хочешь?
Племянник поколебался, затем с сердитым огоньком в глазах ответил:
— Ты же сказал об этом шотландцу? Понимаю, ты считаешь, что он спас тебе жизнь, но мы с Терри, в конце концов, твои родственники!
— Я не считаю, что Камерон спас мне жизнь, — резко ответил Керби, — я знаю это. И он, черт возьми, не посягает на то, что ты считаешь своим, если ты опасаешься именно этого!
— Нет, — сказал натянуто Демиен, — я не боюсь, но раньше нас было четверо. Ты, отец и мы с Терри. А теперь ты всегда с Камероном.
В голосе Дэмиена прозвучала неприкрытая обида. Керби и рад был бы все ему рассказать, но они с братом поклялись никогда не раскрывать тайны происхождения средств, на которые было основано ранчо «Круг-К». Даже покойная жена Джона, Сара Элизабет, умерла, так и не узнав об ограблении банка. И теперь Керби ничего не мог рассказать Дэмиену, не посоветовавшись сначала с братом.
Более того, хоть он и любил Дэмиена как родного сына, Керби знал, что племянник еще чересчур молод и несдержан, и не раз мог убедиться, как легко спиртное развязывало ему язык.
Зато Керби всецело доверял Дрю Камерону. Он мог не знать всех обстоятельств его жизни, но знал достаточно, чтобы понимать — несмотря на молодость, Дрю Камерон обладал таким большим — и по большей части горьким — житейским опытом, какой Дэмиену вряд ли захотелось бы накопить. Дрю умел хранить тайны — и свою собственную, и те, что доверены ему другими людьми.
Но что же делать сейчас с Дэмиеном? Керби подумал и сказал:
— Шотландец — хороший друг. И хороший работник.
— Лучше, чем я или Терри?
— Но ведь распорядителем, Дэмиен, у нас именно ты, а не шотландец.
— Верно, дядя, но решения все равно принимаешь ты. Это ведь ты решил оставить девчонку на перегоне.
Керби вздохнул. Он заметил, что Дэмиен добивается внимания девушки, а она только потому не отвергает его напрямую, что все ее мысли поглощены шотландцем, и больше для нее никто не существует.
— А ты знаешь еще кого-нибудь, кто справился бы со стряпней?
— Нет, но мне это все равно не нравится, — упорствовал Дэмиен. — Женщине не место на перегоне скота. И вообще — почему она тут оказалась? Ты уверен, что это никак не связано с теми двумя засадами?
Керби не понравился огонек во взгляде Дэмиена, но он понимал, что его подозрения вызваны ревностью к Дрю.
— Да, уверен, — ответил он кратко. — Сейчас я поеду проверять дозоры, а ты поешь и поспи.
Дэмиен, по-видимому, хотел что-то возразить, но удержался, и Керби направился к коновязи. Как только перегон закончится, он постарается наладить отношения с племянником. Если, конечно, останется жив к тому времени.
Дрю управлял мулами. Все два часа пути до Колдуэлла он был чрезвычайно тих и задумчив, хотя она засыпала его вопросами, об Эдинбурге и Лондоне. Шотландец побывал в таких местах, о которых Габриэль только читала, — и она жаждала узнать побольше и об этих краях, и о нем самом. Но ответы Дрю были, увы, по большей части односложны.
Габриэль отбросила со щеки непослушный локон. Волосы у нее немного отросли, и пришлось спрятать их под шляпу. Она мечтала о шпильках, туфельках, красивом платье — чтобы глаза Дрю зажглись при виде ее в том наряде, как неизменно загорались взоры мужчин в зрительных залах. Однако у нее было мало денег, едва-едва на одежду для малыша.
Выехав на центральную улицу, Габриэль принялась разглядывать вывески. Один за другим шли салуны: «Отдых ковбоя», «Длинный рог», «Ловкий погонщик», «Конец перегона». За ними следовали оружейная лавка, кузница и опять оружейная. Дрю остановился у бакалейного магазина.
— Список у тебя?
Габриэль кивнула. Она тщательно записала все, что им потребуется на дорогу до самой Абилены.
Дрю спустился с козел и протянул ей руку, но вовремя остановился и хитро улыбнулся. Габриэль усмехнулась в ответ. За последние несколько дней они почти забыли о своих ролях погонщика и подавалы.
Она вошла в лавку вслед за Дрю — развязной мальчишеской походкой, будто снова очутилась на сцене. Угрюмый хозяин встретил их оценивающим взглядом, взвешивая их покупательскую способность. Он уже нахмурился и хотел повернуться к ним спиной, но заметил за окном фургон.
— Переселенцы? — спросил он. Дрю помотал головой:
— Нет, мы гоним скот на продажу и остановились в нескольких милях от города. Нам нужны припасы.
И он вручил список Габриэль хозяину лавки, а девушка огляделась вокруг.
У прилавка стояли двое. Один сердито проворчал:
— А где вы остановили стадо, мистер?
— На восток отсюда, — спокойно ответил Дрю.
— Как раз по дороге к моей ферме, — сказал второй. — И стадо, которое недавно прошло, вытоптало весь мой урожай. Вы, техасцы, чертовски нам надоели со своими перегонами.
— Скажите точно, где находится ваша ферма, — ответил вежливо Дрю, — и мы постараемся пройти так, чтобы не причинить ущерб. Неприятностей нам не нужно.
— А кто ведет стадо? — спросил первый воинственно.
Дрю помедлил с ответом лишь какую-то долю секунды, но Габриэль затаила дыхание.
— Дэмиен Кингсли, — ответил Дрю совершенно обычным, спокойным тоном.
— Наслышан я об этих Кингсли, — ввернул второй фермер. — Все равно ничего хорошего от них ждать не приходится.
Он явно нарывался на драку, и Габриэль не на шутку забеспокоилась.
Однако Дрю только пожал плечами и равнодушно сказал:
— Они не лучше, но и не хуже других.
— Платить будете наличными? — спросил хозяин.
— Ага, наличными.
— А ты не из Техаса, — заметил первый фермер.
— Ты очень проницательный, — ответил Дрю, и Габриэль поспешила притвориться, что вытирает нос, лишь бы никто не заметил, как она улыбнулась.
— Как ты меня обозвал? — пойдя красными пятнами от злости, фермер выступил вперед.
— Я сказал, что ты очень приметлив, — ответил Дрю, — а теперь хорошо бы нам получить наш товар и распрощаться.
— Ты сначала деньги покажи, — потребовал хозяин, взглянув искоса на фермеров.
Дрю достал из нагрудного кармана рубашки пачку долларов.
— Этого хватит?
Хозяин лавки кивнул, взял список и проглядел его сверху донизу.
— Овес купишь в фуражном, что возле конюшен, — сказал он и стал доставать с полок другие припасы, а двое фермеров, ни слова не говоря, направились к выходу.
Габриэль втайне вздохнула с облегчением и стала рассматривать ткани на прилавке. Она погладила рукой штуку темно-синего шелка, нежно потрогала пальцами ленту и, подняв голову, увидела, как пристально и жарко смотрит на нее Дрю своими янтарными глазами. В большое окно врывался свет солнца, и его волосы, отросшие почти до плеч, отливали золотом. Чисто выбритое лицо было смугло от загара. Он снял перчатки со своих сильных рук, сильных, но таких нежных.
Габриэль поспешно отвела взгляд… но сердце не слушало рассудка, оно жадно встрепенулось, как было всегда, когда она смотрела на Дрю. Кровь быстрее побежала по жилам.
Она снова занялась лентой, стараясь при этом не поглаживать ее, как обычно делают женщины. И все же не смогла удержаться, чтобы снова не взглянуть на Дрю. Губы его изогнулись в дьявольски искусительной усмешке, перед которой ее сердце было беззащитно, но взгляд его переместился куда-то ей за спину, и девушка тоже взглянула в ту сторону. А там стоял манекен, одетый в хорошенькое голубое платье из хлопка и модную шляпку.
Габриэль негодующе взглянула на Дрю: тот явно прикидывал, будет ли ей впору это платье. Она еле заметно покачала головой, но его усмешка стала шире. Уронив ленту на прилавок, Габриэль передвинулась к столу, на котором были разложены рулоны более солидных и прочный тканей.
— Для Малыша, — сказала она в ответ на его удивленно вскинутую бровь и, вытащив из кармана несколько долларов, положила их на прилавок. Разочарованно вздохнув, Дрю смотрел, как лавочник отрезал кусок ткани, завернул и подал Габриэль сдачу вместе со свертком.
Затем Дрю спросил у лавочника:
— В городе есть хороший ресторан?
Хозяин пренебрежительно покачал головой:
— Только салуны и несколько меблирашек. Хотя, может быть, вы и найдете что-нибудь стоящее в гостинице или в салуне «Дорожная пыль» — он здесь, поблизости. У них недурные бифштексы.
Дрю заморгал, и Габриэль снова пришлось прятать улыбку. Шотландец уже усвоил нерушимое правило погонщиков скота: «Не ешь того, что ведешь на рынок». Само предложение насчет бифштексов прозвучало как кощунство.
Дрю вежливо осведомился:
— А баранины нигде нельзя отведать?
Лавочник даже вытаращил глаза:
— Вы с ума спятили, мистер? Только помяните баранину — и дырка в голове обеспечена.
Дрю вздохнул, и Габриэль прониклась к нему сочувствием, но вслух сказала:
— Что ж, пора идти.
Дрю заплатил и поднял один из тяжелых мешков.
— А ты пока иди в фуражный магазин и закажи овес для лошадей, — приказал он. — Ступай же.
Время для споров было неподходящее, во всяком случае не в присутствии хозяина, но она направилась к двери со смешанными чувствами в душе. Дрю может быть галантным, но иногда у него появляется этот неприятный, повелительный тон.
Габриэль прижала к груди сверток и пошла к фургону. Там она сунула сверток под козлы и направилась в фуражный магазин. Проходя по дороге мимо нескольких салунов, она низко надвинула на лоб шляпу Хэнка, Все салуны внешне одинаковы, но когда Габриэль миновала третий, дорогу ей загородили несколько мужчин, и среди них были те два фермера.
— Маловат еще для погонщика, а? — спросил один из них.
— Ну, кружку пива, может, и удержит, как думаешь?
— Да где ему! Зато он может купить пивка для нас за то, что он и ему подобные топчут нашу землю и мутят нашу воду.
— Как насчет пива, малец? Тот, другой, сказал, что у вас в достатке наличных…
Привлеченные громкими голосами, из других салунов высыпали на улицу посетители. Тревога охватила Габриэль. Ворчанье становилось все громче. Она слыхала, что канзасские фермеры враждебно относятся к техасским скотоводам. По слухам, они даже повесили нескольких молодых парней. Девушка затравленно оглянулась — и увидела его. Высокий человек стоял чуть подальше от толпы и внимательно прислушивался. Высокий человек в шляпе с серебристой лентой. Габриэль сжала кулаки, но не позволила себе слишком долго смотреть на него. Ей очень хотелось оглянуться, не подошел ли Дрю, но и к нему она не хотела привлекать ничье внимание.
Кто-то из фермеров толкнул ее в бок.
— Ты по-английски понимаешь, парень? Или тоже иностранец, как тот, другой?
Габриэль снова посмотрела на высокого, стараясь запомнить его лицо поточнее. Да, худое, с впалыми щеками, глаза маленькие и хищные, как у стервятника.
— Да ты немой, что ли? — спросил другой фермер.
— Наверное, он дурак, если носит на себе в такую жару столько одежки, — засмеялся третий.
Габриэль пыталась протолкаться через толпу, изнывая от непритворного страха. Если забияки возьмутся за нее всерьез, они скоро обнаружат, что она не та, за кого себя выдает.
Высокий подошел поближе, и толпа расступилась перед ним, как Красное море перед Моисеем.
— Ты ведь идешь со стадами Кингсли? — спросил высокий.
Девушка кивнула.
— У вас, как я слышал, случилась неприятность. Говорят, самого Кингсли убили.
Он никак не мог этого слышать. Мог только предположить — и то лишь в том случае, если сам стрелял в Керби и теперь хотел удостовериться, что тот мертв.
Габриэль снова покосилась на серебристую ленту. И во все глаза уставилась на человека, который убил ее отца и хотел убить ее. Голова у нее закружилась, перед глазами поплыли красные пятна. Она отчаянно пыталась воззвать к собственному рассудку, зная, что от ее спокойствия сейчас зависит несколько жизней — в том числе и ее собственная.
Ах, если бы сейчас при ней был папин кольт!
Помимо воли девушка отметила, как естественно прильнул к бедру высокого револьвер в кобуре. Никто здесь не может с ним справиться, даже Дрю… особенно если учесть, что свое оружие он оставил в фургоне. И нигде поблизости не видно конторы шерифа.
А высокий все еще ожидал ответа.
— Какой-то трус стрелял в хозяина из засады и убил наповал, — ответила Габриэль. — Теперь стадо ведет племянник.
Взгляд высокого стал еще холоднее, и он внимательно вгляделся в нее. На миг девушка испугалась, что сболтнула лишнее, и, засунув руки в карманы, изо всех сил сжала кулаки. Только так она могла удержаться от того, чтобы не кинуться на этого человека… и в душе изнывала от ярости и сожаления. Фермеры почтительно отошли от высокого. Он был явно меткий и скорый на руку стрелок — и не скрывал этого. Одна Габриэль не шелохнулась. Она не хотела уступать дорогу убийце. Все же… если она будет упрямо оставаться на месте, то Дрю, чего доброго, придет ей на выручку. И так странно, что он еще не появился. Наверное, опять разговорился с лавочником. И Габриэль заставила себя отвернуться от человека с серебристой лентой на шляпе, мысленно поклявшись, что не расскажет Дрю об этой встрече. Во всяком случае, не теперь. Через несколько дней.
Ноги у нее были как деревянные, когда наконец она сдвинулась с места и направилась к фуражной лавке. Ей больше никто не мешал из толпы, как бы сжавшейся под холодным взглядом стрелка. Этот взгляд по-прежнему буравил ей спину.
Наконец она подошла к лавке и, поздоровавшись с продавцом, подала ему список. Как и тот, первый, лавочник спросил, есть ли деньги. Она кивнула.
— Мой напарник сейчас загружает в фургон провизию. Он придет с деньгами с минуты на минуту.
В отличие от первого лавочника, этот не скупился на улыбки.
— Сдается, ты еще молод, чтобы работать погонщиком, а?
Вообще-то Габриэль могла бы разыграть сейчас роль заносчивого, вздорного юнца, оскорбленного этим предположением до глубины души… но лавочник спросил совершенно беззлобно, а ей предстояла сейчас более важная задача, чем играть глупые роли.
— У вас в городе есть шериф?
— Не-а. Последнего шерифа застрелил какой-то пьяный ковбой, поэтому вас, техасцев, сейчас здесь не жалуют.
— Я уже с этим столкнулся, — угрюмо ответила Габриэль. — Я видел только что на улице человека со злым лицом — по-моему, он настоящий бандит. И револьвер носит в расстегнутой кобуре, словно готов сразу пустить его в ход.
Продавец пожал плечами:
— В таких городках всегда полно картежников, ковбоев и убийц.
— У этого шляпа с серебристой лентой.
— А, ты, наверное, видел Киллиана. О нем идет очень дурная слава. Вот уже несколько дней он здесь околачивается. Никто не знает, что ему понадобилось. Ты держись подальше от него, слышишь? Он плохой человек.
Габриэль узнала все, что хотела. В городе нет шерифа, зато теперь ей известно имя убийцы: Киллиан. Как только они вернутся в Техас, надо будет сразу сообщить об этом слугам закона, и справедливость вступит в свои права. А пока она выиграла немного времени. Втайне девушка злорадствовала: ведь теперь Киллиан считает, будто Керби убит.
И все равно ей было не по себе: ведь придется снова солгать Дрю. Нельзя рассказывать ему о Киллиане, Дрю храбр до безрассудства, да и Керби свойственно такое же безрассудное мужество. При всем своем восхищении этими людьми Габриэль поняла, что ни Дрю, ни Керби не по плечу единоборство с жестоким наемным убийцей. И она не допустит, чтобы они рисковали попусту. Да, Дрю не оценит ее стараний защитить его, особенно при помощи вранья — но она все еще чувствовала себя виноватой в смерти отца и не хотела, чтобы по ее вине погиб Дрю.
«Ты же актриса, — напомнила себе Габриэль. — Играй роль. Играй самую важную роль в своей жизни».
Габриэль выпрямилась и решительно вздернула подбородок. Она отомстит за смерть отца, но — немного погодя. Она мысленно попросила у отцовской тени прощения, зная, что он бы ее понял и простил: сейчас нет ничего важнее безопасности Дрю Камерона, ее возлюбленного.
Она смотрела, как продавец волочит к двери три больших мешка с овсом. Подхватив четвертый мешок, она выглянула на улицу. Стрелок Киллиан скрылся — наверное, отправился в салун отпраздновать еще одну смерть. Габриэль вздрогнула, как в ознобе, несмотря на жаркое полуденное солнце.
— Тебе худо, что ли? — спросил продавец. — Ты, часом, не болен? — и отошел на пару шагов — на всякий случай.
От необходимости отвечать ее избавил стук колес катящегося по пыльной дороге хозяйственного фургона. Габриэль замерла в страхе: вдруг откуда-нибудь из салуна прямо сейчас появится Киллиан? Она рассказывала Дрю о шляпе с серебристой лентой, а в этих местах такое дорогое украшение — редкость.
Дрю остановил фургон и соскочил на землю. Глянув на ее лицо, он вопросительно приподнял бровь, однако ничего не сказал. Дрю вошел с продавцом в лавку, чтобы расплатиться. Габриэль хотела втащить мешок с овсом в фургон — надо было как можно скорее уезжать отсюда, — но не смогла даже его поднять. К счастью, в это время подошел Дрю, легко взял мешок из ее рук и поставил его в фургон. Так же легко он закинул оставшиеся три мешка, сел на козлы рядом с Габриэль и щелкнул вожжами. Габриэль старалась не смотреть на него, однако чувствовала на себе его взгляд так же остро, как до этого взгляд стрелка.
«Ты же актриса», — напомнила она себе, но все-таки жалела, что и впрямь не больна. Могла бы, по крайней мере, избежать возможных вопросов. Дрю развернул фургон и направился к востоку. Что ж, поездка в Колдуэлл оказалась очень короткой… Зато обратный путь теперь представлялся Габриэль бесконечно долгим.
20.
Племянник поколебался, затем с сердитым огоньком в глазах ответил:
— Ты же сказал об этом шотландцу? Понимаю, ты считаешь, что он спас тебе жизнь, но мы с Терри, в конце концов, твои родственники!
— Я не считаю, что Камерон спас мне жизнь, — резко ответил Керби, — я знаю это. И он, черт возьми, не посягает на то, что ты считаешь своим, если ты опасаешься именно этого!
— Нет, — сказал натянуто Демиен, — я не боюсь, но раньше нас было четверо. Ты, отец и мы с Терри. А теперь ты всегда с Камероном.
В голосе Дэмиена прозвучала неприкрытая обида. Керби и рад был бы все ему рассказать, но они с братом поклялись никогда не раскрывать тайны происхождения средств, на которые было основано ранчо «Круг-К». Даже покойная жена Джона, Сара Элизабет, умерла, так и не узнав об ограблении банка. И теперь Керби ничего не мог рассказать Дэмиену, не посоветовавшись сначала с братом.
Более того, хоть он и любил Дэмиена как родного сына, Керби знал, что племянник еще чересчур молод и несдержан, и не раз мог убедиться, как легко спиртное развязывало ему язык.
Зато Керби всецело доверял Дрю Камерону. Он мог не знать всех обстоятельств его жизни, но знал достаточно, чтобы понимать — несмотря на молодость, Дрю Камерон обладал таким большим — и по большей части горьким — житейским опытом, какой Дэмиену вряд ли захотелось бы накопить. Дрю умел хранить тайны — и свою собственную, и те, что доверены ему другими людьми.
Но что же делать сейчас с Дэмиеном? Керби подумал и сказал:
— Шотландец — хороший друг. И хороший работник.
— Лучше, чем я или Терри?
— Но ведь распорядителем, Дэмиен, у нас именно ты, а не шотландец.
— Верно, дядя, но решения все равно принимаешь ты. Это ведь ты решил оставить девчонку на перегоне.
Керби вздохнул. Он заметил, что Дэмиен добивается внимания девушки, а она только потому не отвергает его напрямую, что все ее мысли поглощены шотландцем, и больше для нее никто не существует.
— А ты знаешь еще кого-нибудь, кто справился бы со стряпней?
— Нет, но мне это все равно не нравится, — упорствовал Дэмиен. — Женщине не место на перегоне скота. И вообще — почему она тут оказалась? Ты уверен, что это никак не связано с теми двумя засадами?
Керби не понравился огонек во взгляде Дэмиена, но он понимал, что его подозрения вызваны ревностью к Дрю.
— Да, уверен, — ответил он кратко. — Сейчас я поеду проверять дозоры, а ты поешь и поспи.
Дэмиен, по-видимому, хотел что-то возразить, но удержался, и Керби направился к коновязи. Как только перегон закончится, он постарается наладить отношения с племянником. Если, конечно, останется жив к тому времени.
* * *
Колдуэлл, городок штата Канзас, стоически плавился под палящим солнцем. Это был обычный для Запада городок, хаотически застроенный ветхими домами. Габриэль встрепенулась на козлах: после нескольких недель, проведенных на перегоне, она жадно предвкушала блага городской цивилизации. Интересно, существуют ли здесь театр и ресторан? Ей до чертиков надоели бобы.Дрю управлял мулами. Все два часа пути до Колдуэлла он был чрезвычайно тих и задумчив, хотя она засыпала его вопросами, об Эдинбурге и Лондоне. Шотландец побывал в таких местах, о которых Габриэль только читала, — и она жаждала узнать побольше и об этих краях, и о нем самом. Но ответы Дрю были, увы, по большей части односложны.
Габриэль отбросила со щеки непослушный локон. Волосы у нее немного отросли, и пришлось спрятать их под шляпу. Она мечтала о шпильках, туфельках, красивом платье — чтобы глаза Дрю зажглись при виде ее в том наряде, как неизменно загорались взоры мужчин в зрительных залах. Однако у нее было мало денег, едва-едва на одежду для малыша.
Выехав на центральную улицу, Габриэль принялась разглядывать вывески. Один за другим шли салуны: «Отдых ковбоя», «Длинный рог», «Ловкий погонщик», «Конец перегона». За ними следовали оружейная лавка, кузница и опять оружейная. Дрю остановился у бакалейного магазина.
— Список у тебя?
Габриэль кивнула. Она тщательно записала все, что им потребуется на дорогу до самой Абилены.
Дрю спустился с козел и протянул ей руку, но вовремя остановился и хитро улыбнулся. Габриэль усмехнулась в ответ. За последние несколько дней они почти забыли о своих ролях погонщика и подавалы.
Она вошла в лавку вслед за Дрю — развязной мальчишеской походкой, будто снова очутилась на сцене. Угрюмый хозяин встретил их оценивающим взглядом, взвешивая их покупательскую способность. Он уже нахмурился и хотел повернуться к ним спиной, но заметил за окном фургон.
— Переселенцы? — спросил он. Дрю помотал головой:
— Нет, мы гоним скот на продажу и остановились в нескольких милях от города. Нам нужны припасы.
И он вручил список Габриэль хозяину лавки, а девушка огляделась вокруг.
У прилавка стояли двое. Один сердито проворчал:
— А где вы остановили стадо, мистер?
— На восток отсюда, — спокойно ответил Дрю.
— Как раз по дороге к моей ферме, — сказал второй. — И стадо, которое недавно прошло, вытоптало весь мой урожай. Вы, техасцы, чертовски нам надоели со своими перегонами.
— Скажите точно, где находится ваша ферма, — ответил вежливо Дрю, — и мы постараемся пройти так, чтобы не причинить ущерб. Неприятностей нам не нужно.
— А кто ведет стадо? — спросил первый воинственно.
Дрю помедлил с ответом лишь какую-то долю секунды, но Габриэль затаила дыхание.
— Дэмиен Кингсли, — ответил Дрю совершенно обычным, спокойным тоном.
— Наслышан я об этих Кингсли, — ввернул второй фермер. — Все равно ничего хорошего от них ждать не приходится.
Он явно нарывался на драку, и Габриэль не на шутку забеспокоилась.
Однако Дрю только пожал плечами и равнодушно сказал:
— Они не лучше, но и не хуже других.
— Платить будете наличными? — спросил хозяин.
— Ага, наличными.
— А ты не из Техаса, — заметил первый фермер.
— Ты очень проницательный, — ответил Дрю, и Габриэль поспешила притвориться, что вытирает нос, лишь бы никто не заметил, как она улыбнулась.
— Как ты меня обозвал? — пойдя красными пятнами от злости, фермер выступил вперед.
— Я сказал, что ты очень приметлив, — ответил Дрю, — а теперь хорошо бы нам получить наш товар и распрощаться.
— Ты сначала деньги покажи, — потребовал хозяин, взглянув искоса на фермеров.
Дрю достал из нагрудного кармана рубашки пачку долларов.
— Этого хватит?
Хозяин лавки кивнул, взял список и проглядел его сверху донизу.
— Овес купишь в фуражном, что возле конюшен, — сказал он и стал доставать с полок другие припасы, а двое фермеров, ни слова не говоря, направились к выходу.
Габриэль втайне вздохнула с облегчением и стала рассматривать ткани на прилавке. Она погладила рукой штуку темно-синего шелка, нежно потрогала пальцами ленту и, подняв голову, увидела, как пристально и жарко смотрит на нее Дрю своими янтарными глазами. В большое окно врывался свет солнца, и его волосы, отросшие почти до плеч, отливали золотом. Чисто выбритое лицо было смугло от загара. Он снял перчатки со своих сильных рук, сильных, но таких нежных.
Габриэль поспешно отвела взгляд… но сердце не слушало рассудка, оно жадно встрепенулось, как было всегда, когда она смотрела на Дрю. Кровь быстрее побежала по жилам.
Она снова занялась лентой, стараясь при этом не поглаживать ее, как обычно делают женщины. И все же не смогла удержаться, чтобы снова не взглянуть на Дрю. Губы его изогнулись в дьявольски искусительной усмешке, перед которой ее сердце было беззащитно, но взгляд его переместился куда-то ей за спину, и девушка тоже взглянула в ту сторону. А там стоял манекен, одетый в хорошенькое голубое платье из хлопка и модную шляпку.
Габриэль негодующе взглянула на Дрю: тот явно прикидывал, будет ли ей впору это платье. Она еле заметно покачала головой, но его усмешка стала шире. Уронив ленту на прилавок, Габриэль передвинулась к столу, на котором были разложены рулоны более солидных и прочный тканей.
— Для Малыша, — сказала она в ответ на его удивленно вскинутую бровь и, вытащив из кармана несколько долларов, положила их на прилавок. Разочарованно вздохнув, Дрю смотрел, как лавочник отрезал кусок ткани, завернул и подал Габриэль сдачу вместе со свертком.
Затем Дрю спросил у лавочника:
— В городе есть хороший ресторан?
Хозяин пренебрежительно покачал головой:
— Только салуны и несколько меблирашек. Хотя, может быть, вы и найдете что-нибудь стоящее в гостинице или в салуне «Дорожная пыль» — он здесь, поблизости. У них недурные бифштексы.
Дрю заморгал, и Габриэль снова пришлось прятать улыбку. Шотландец уже усвоил нерушимое правило погонщиков скота: «Не ешь того, что ведешь на рынок». Само предложение насчет бифштексов прозвучало как кощунство.
Дрю вежливо осведомился:
— А баранины нигде нельзя отведать?
Лавочник даже вытаращил глаза:
— Вы с ума спятили, мистер? Только помяните баранину — и дырка в голове обеспечена.
Дрю вздохнул, и Габриэль прониклась к нему сочувствием, но вслух сказала:
— Что ж, пора идти.
Дрю заплатил и поднял один из тяжелых мешков.
— А ты пока иди в фуражный магазин и закажи овес для лошадей, — приказал он. — Ступай же.
Время для споров было неподходящее, во всяком случае не в присутствии хозяина, но она направилась к двери со смешанными чувствами в душе. Дрю может быть галантным, но иногда у него появляется этот неприятный, повелительный тон.
Габриэль прижала к груди сверток и пошла к фургону. Там она сунула сверток под козлы и направилась в фуражный магазин. Проходя по дороге мимо нескольких салунов, она низко надвинула на лоб шляпу Хэнка, Все салуны внешне одинаковы, но когда Габриэль миновала третий, дорогу ей загородили несколько мужчин, и среди них были те два фермера.
— Маловат еще для погонщика, а? — спросил один из них.
— Ну, кружку пива, может, и удержит, как думаешь?
— Да где ему! Зато он может купить пивка для нас за то, что он и ему подобные топчут нашу землю и мутят нашу воду.
— Как насчет пива, малец? Тот, другой, сказал, что у вас в достатке наличных…
Привлеченные громкими голосами, из других салунов высыпали на улицу посетители. Тревога охватила Габриэль. Ворчанье становилось все громче. Она слыхала, что канзасские фермеры враждебно относятся к техасским скотоводам. По слухам, они даже повесили нескольких молодых парней. Девушка затравленно оглянулась — и увидела его. Высокий человек стоял чуть подальше от толпы и внимательно прислушивался. Высокий человек в шляпе с серебристой лентой. Габриэль сжала кулаки, но не позволила себе слишком долго смотреть на него. Ей очень хотелось оглянуться, не подошел ли Дрю, но и к нему она не хотела привлекать ничье внимание.
Кто-то из фермеров толкнул ее в бок.
— Ты по-английски понимаешь, парень? Или тоже иностранец, как тот, другой?
Габриэль снова посмотрела на высокого, стараясь запомнить его лицо поточнее. Да, худое, с впалыми щеками, глаза маленькие и хищные, как у стервятника.
— Да ты немой, что ли? — спросил другой фермер.
— Наверное, он дурак, если носит на себе в такую жару столько одежки, — засмеялся третий.
Габриэль пыталась протолкаться через толпу, изнывая от непритворного страха. Если забияки возьмутся за нее всерьез, они скоро обнаружат, что она не та, за кого себя выдает.
Высокий подошел поближе, и толпа расступилась перед ним, как Красное море перед Моисеем.
— Ты ведь идешь со стадами Кингсли? — спросил высокий.
Девушка кивнула.
— У вас, как я слышал, случилась неприятность. Говорят, самого Кингсли убили.
Он никак не мог этого слышать. Мог только предположить — и то лишь в том случае, если сам стрелял в Керби и теперь хотел удостовериться, что тот мертв.
Габриэль снова покосилась на серебристую ленту. И во все глаза уставилась на человека, который убил ее отца и хотел убить ее. Голова у нее закружилась, перед глазами поплыли красные пятна. Она отчаянно пыталась воззвать к собственному рассудку, зная, что от ее спокойствия сейчас зависит несколько жизней — в том числе и ее собственная.
Ах, если бы сейчас при ней был папин кольт!
Помимо воли девушка отметила, как естественно прильнул к бедру высокого револьвер в кобуре. Никто здесь не может с ним справиться, даже Дрю… особенно если учесть, что свое оружие он оставил в фургоне. И нигде поблизости не видно конторы шерифа.
А высокий все еще ожидал ответа.
— Какой-то трус стрелял в хозяина из засады и убил наповал, — ответила Габриэль. — Теперь стадо ведет племянник.
Взгляд высокого стал еще холоднее, и он внимательно вгляделся в нее. На миг девушка испугалась, что сболтнула лишнее, и, засунув руки в карманы, изо всех сил сжала кулаки. Только так она могла удержаться от того, чтобы не кинуться на этого человека… и в душе изнывала от ярости и сожаления. Фермеры почтительно отошли от высокого. Он был явно меткий и скорый на руку стрелок — и не скрывал этого. Одна Габриэль не шелохнулась. Она не хотела уступать дорогу убийце. Все же… если она будет упрямо оставаться на месте, то Дрю, чего доброго, придет ей на выручку. И так странно, что он еще не появился. Наверное, опять разговорился с лавочником. И Габриэль заставила себя отвернуться от человека с серебристой лентой на шляпе, мысленно поклявшись, что не расскажет Дрю об этой встрече. Во всяком случае, не теперь. Через несколько дней.
Ноги у нее были как деревянные, когда наконец она сдвинулась с места и направилась к фуражной лавке. Ей больше никто не мешал из толпы, как бы сжавшейся под холодным взглядом стрелка. Этот взгляд по-прежнему буравил ей спину.
Наконец она подошла к лавке и, поздоровавшись с продавцом, подала ему список. Как и тот, первый, лавочник спросил, есть ли деньги. Она кивнула.
— Мой напарник сейчас загружает в фургон провизию. Он придет с деньгами с минуты на минуту.
В отличие от первого лавочника, этот не скупился на улыбки.
— Сдается, ты еще молод, чтобы работать погонщиком, а?
Вообще-то Габриэль могла бы разыграть сейчас роль заносчивого, вздорного юнца, оскорбленного этим предположением до глубины души… но лавочник спросил совершенно беззлобно, а ей предстояла сейчас более важная задача, чем играть глупые роли.
— У вас в городе есть шериф?
— Не-а. Последнего шерифа застрелил какой-то пьяный ковбой, поэтому вас, техасцев, сейчас здесь не жалуют.
— Я уже с этим столкнулся, — угрюмо ответила Габриэль. — Я видел только что на улице человека со злым лицом — по-моему, он настоящий бандит. И револьвер носит в расстегнутой кобуре, словно готов сразу пустить его в ход.
Продавец пожал плечами:
— В таких городках всегда полно картежников, ковбоев и убийц.
— У этого шляпа с серебристой лентой.
— А, ты, наверное, видел Киллиана. О нем идет очень дурная слава. Вот уже несколько дней он здесь околачивается. Никто не знает, что ему понадобилось. Ты держись подальше от него, слышишь? Он плохой человек.
Габриэль узнала все, что хотела. В городе нет шерифа, зато теперь ей известно имя убийцы: Киллиан. Как только они вернутся в Техас, надо будет сразу сообщить об этом слугам закона, и справедливость вступит в свои права. А пока она выиграла немного времени. Втайне девушка злорадствовала: ведь теперь Киллиан считает, будто Керби убит.
И все равно ей было не по себе: ведь придется снова солгать Дрю. Нельзя рассказывать ему о Киллиане, Дрю храбр до безрассудства, да и Керби свойственно такое же безрассудное мужество. При всем своем восхищении этими людьми Габриэль поняла, что ни Дрю, ни Керби не по плечу единоборство с жестоким наемным убийцей. И она не допустит, чтобы они рисковали попусту. Да, Дрю не оценит ее стараний защитить его, особенно при помощи вранья — но она все еще чувствовала себя виноватой в смерти отца и не хотела, чтобы по ее вине погиб Дрю.
«Ты же актриса, — напомнила себе Габриэль. — Играй роль. Играй самую важную роль в своей жизни».
Габриэль выпрямилась и решительно вздернула подбородок. Она отомстит за смерть отца, но — немного погодя. Она мысленно попросила у отцовской тени прощения, зная, что он бы ее понял и простил: сейчас нет ничего важнее безопасности Дрю Камерона, ее возлюбленного.
Она смотрела, как продавец волочит к двери три больших мешка с овсом. Подхватив четвертый мешок, она выглянула на улицу. Стрелок Киллиан скрылся — наверное, отправился в салун отпраздновать еще одну смерть. Габриэль вздрогнула, как в ознобе, несмотря на жаркое полуденное солнце.
— Тебе худо, что ли? — спросил продавец. — Ты, часом, не болен? — и отошел на пару шагов — на всякий случай.
От необходимости отвечать ее избавил стук колес катящегося по пыльной дороге хозяйственного фургона. Габриэль замерла в страхе: вдруг откуда-нибудь из салуна прямо сейчас появится Киллиан? Она рассказывала Дрю о шляпе с серебристой лентой, а в этих местах такое дорогое украшение — редкость.
Дрю остановил фургон и соскочил на землю. Глянув на ее лицо, он вопросительно приподнял бровь, однако ничего не сказал. Дрю вошел с продавцом в лавку, чтобы расплатиться. Габриэль хотела втащить мешок с овсом в фургон — надо было как можно скорее уезжать отсюда, — но не смогла даже его поднять. К счастью, в это время подошел Дрю, легко взял мешок из ее рук и поставил его в фургон. Так же легко он закинул оставшиеся три мешка, сел на козлы рядом с Габриэль и щелкнул вожжами. Габриэль старалась не смотреть на него, однако чувствовала на себе его взгляд так же остро, как до этого взгляд стрелка.
«Ты же актриса», — напомнила она себе, но все-таки жалела, что и впрямь не больна. Могла бы, по крайней мере, избежать возможных вопросов. Дрю развернул фургон и направился к востоку. Что ж, поездка в Колдуэлл оказалась очень короткой… Зато обратный путь теперь представлялся Габриэль бесконечно долгим.
20.
Прислонившись к дереву, Дрю слушал, как Габриэль поет трогательную балладу времен Гражданской войны.
Он окинул взглядом восхищенные лица погонщиков. Керби уговорил Габриэль устроить им развлечение, и она охотно согласилась, хотя у нее было немало более важных дел. Дрю вообще замечал, что после поездки в Колдуэлл она всецело погрузилась в стряпню, заботы о Малыше и других своих подопечных — и работала как одержимая, словно каждая минута могла оказаться последней в ее жизни. Единственное, на что у Габриэль никак не хватало времени, — хоть немного побыть с ним наедине. Она избегала Дрю как чуму. Да, было во всем этом что-то странное. Что-то Габриэль явно тревожило, однако она не хотела обсуждать с ним причину своей тревоги. Опять эти тайны, черт бы их побрал, и опять между ними возникла преграда!
Дрю вспомнил, как напряженно и даже как-то отчужденно вела себя Габриэль с ним, когда они возвращались из Колдуэлла. С тех пор он все время гадал, что могло произойти в городе, что так подействовало на нее. Он же ни на минуту не упускал ее из виду… не считая десяти-пятнадцати минут, когда девушка ушла в фуражную лавку. Сам он в это время расспрашивал бакалейщика, нет ли в городе чужаков — но это была бессмысленная затея. В Колдуэлле всегда были чужаки — игроки, погонщики, проезжавшие через город. Главное же, Дрю специально задержался в лавке, чтобы сделать еще одну, особую, покупку. Он потом спрятал сверток в хозяйственном фургоне между мешками с овсом. Покупка и поныне там лежала. Подарок Габриэль, черт побери, но до сих пор Дрю его не сделал — а все потому, что девчонка его избегает. То ли она опять ему в чем-то солгала, то ли о чем-то умалчивает.
Погонщики заулыбались, когда Габриэль начала «Желтую розу Техаса». Малыш, которого держал на руках Хэнк, захныкал, и Верный лег поближе, не сводя с него внимательного взгляда. Дрю заметил, что Габриэль старательно отводит от него взгляд. Проклятье, а ведь они только-только начали доверять друг другу. Неужели это доверие, думал Дрю с горечью, существовало лишь в его воображении?
Габриэль закончила песню под восторженные аплодисменты.
— А ты что же, шотландец? — спросил Хэнк. — У тебя ведь тоже есть любимые песни.
Дрю пожал плечами и отошел от костра. Надо немного поспать. Сегодня ночью он в дозоре.
— Дрю! — окликнула его Габриель. Он обернулся.
— Я знаю несколько английских песенок. Хочешь послушать?
— Но я шотландец, — резко ответил он, — и не слишком жалую все английское.
Дрю увидел, как удивились слушатели. Он так редко огрызался… да, черт возьми, он никогда ни на кого не огрызался, что бы ему ни наговорили.
Он услышал, как Дэмиен спросил у Габриэль;
— Ты знаешь песенку «Лорена»?
Она улыбнулась племяннику Керби и кивнула. Улыбка была простой любезностью, но Дрю захотелось ударить Дэмиена. Однако он пошел прочь, а за спиной в тишине ночи вновь разносились звуки сильного женского контральто. Наверное, лучше сразу отправиться в дозор. Он подошел к коновязи, и молодой конь в знак приветствия ткнулся мордой ему в руку и жарко задышал в лицо. Да, лошадь его любит, но от этой мысли Дрю стало еще тяжелее. Отец когда-то убил его первую лошадь. «Это тебе урок, — сказал он, — чтобы никогда не привязывался к животному». И с тех пор Дрю никогда подолгу не держал одну и ту же лошадь. Он больше не хотел испытать еще раз такое горе.
Однако сейчас в нем кипели желания, которым он раньше не давал ходу. Они беспокоили его, не давали житья. Впервые в жизни ему захотелось любить, захотелось в ком-то нуждаться и быть кому-то нужным. И ему показалось, что он нашел такого человека.
Черт бы подрал эту Габриэль.
Дрю оседлал коня, поймав себя на том, что мысленно осыпает его не слишком лестными эпитетами. Все же он должен был признать, что проклятое животное превосходно. Надо бы спросить у Керби, не продаст ли он ему эту лошадь. Медленно отведя ее от стада — любое резкое движение могло обеспокоить коров и вызвать среди них панику, — он пришпорил лошадь, сразу пустив ее легкой рысцой. Через несколько недель они будут в Абилене, и его великое приключение окончится. Надо будет принять некое важное решение — как жить дальше. Будет ли Дрю Камерон по-прежнему вечным странником или все же заживет достойной жизнью.
Только независимо от того, будет ли он странствовать или пустит корни, останется картежником или превратится в ранчмена, — он уже никогда не сможет жить без Габриэль.* * * Габриэль смотрела на спящего Малыша. Длинные ресницы осеняли пухлые щечки, в одной руке он сжимал куколку, которую она сделала ему из мешочка от кофе, другая ладошка зарылась в пушистой шерсти Верного, который с довольным видом лежал возле младенца. Оба — и дитя, и собака — были предназначены друг для друга самой судьбой, их пути скрестились после трагической утраты. Наверное, и они с Дрю вот так же предназначены друг другу. Во всяком случае, она так думала несколько дней назад. А теперь снова ни в чем не была уверена. Дрю смотрел на нее ледяным взглядом. Нет, он не поймет, почему Габриэль снова солгала ему или, вернее, скрыла от него правду. У него был свой собственный кодекс чести, и Габриэль это нравилось, хотя она и нарушала постоянно его незыблемые правила.
И все-таки лучше презрение Дрю, чем его смерть. Прошло уже пять дней, как они вернулись из Колдуэлла. Можно ли теперь рассказать Дрю и Керби о Киллиане? Этого она не знала.
Вздохнув, Габриэль устроила ребенка поудобнее и спустилась из фургона, чтобы разжечь огонь и сварить свежий кофе. Джед всегда стремился сделать так, чтобы кофе был в достатке в любое время суток, и она старалась подражать ему. Свободные от дежурства погонщики спали. Ночное небо было ясное, звезды — яркие, ярче ей, наверное, видеть не приходилось. Ослепительно сиял полумесяц. Вдалеке темнели многочисленные силуэты коров. Весь пейзаж дышал удивительным спокойствием. Тем острее Габриэль чувствовала свое одиночество, и чем больше она думала о конце перегона, тем мучительней становилось это чувство. За время пути она изрядно сблизилась со своими спутниками, а кроме того, познала радости плоти, которые прежде были ей неведомы.
Габриэль всегда хотела быть только актрисой, но сейчас ей все труднее было думать о возвращении на сцену: к циничным насмешкам и восторгу публики, румянам, корсетам и платьям с низким вырезом. Ей нравилась свобода теперешней одежды — рубашка и мужские штаны. Нравилось общество мужчин, которые ценили ее за то, какая она есть, а не какой кажется. Кроме того, Габриэль и не надо было, чтобы ею восхищались все мужчины. Ей необходимо восхищение одного-единственного, ей нужны его доверие и любовь на всю жизнь.
Габриэль проглотила слезы. Она знала, что теряет сейчас этого мужчину, — но не смела, не могла рассказать ему о своей тайне. Пока не могла. По крайней мере, пока они не уйдут далеко на север. Вот только не будет ли уже слишком поздно?
Девушка прислонилась к колесу фургона. Сегодня ей долго не удастся заснуть.* * * Керби не мог спать. Сегодня ночью земля ему казалась слишком жесткой, одеяло слишком жарким, а мысли, его тревожившие, были особенно беспокойны. Решив больше не мучить себя тщетными попытками уснуть, он сел, огляделся и увидел у хозяйственного фургона Габриэль. Она-то и была одной из причин его беспокойства.
Керби внимательно разглядывал свою повариху. Вид у нее был бледный, вялый и мрачный. Такой она стала после поездки в Колдуэлл. Конечно, она могла просто устать. В конце концов, уход за ребенком и прочими подопечными в добавление к обычным повседневным обязанностям измотают кого угодно. Тем более что теперь стоянки стали чаще: скот должен хорошо отдыхать и досыта есть — вес животных очень важен для покупателей. Это означало, что обязанности Габриэль начинались каждый день раньше и заканчивались позднее.
Он окинул взглядом восхищенные лица погонщиков. Керби уговорил Габриэль устроить им развлечение, и она охотно согласилась, хотя у нее было немало более важных дел. Дрю вообще замечал, что после поездки в Колдуэлл она всецело погрузилась в стряпню, заботы о Малыше и других своих подопечных — и работала как одержимая, словно каждая минута могла оказаться последней в ее жизни. Единственное, на что у Габриэль никак не хватало времени, — хоть немного побыть с ним наедине. Она избегала Дрю как чуму. Да, было во всем этом что-то странное. Что-то Габриэль явно тревожило, однако она не хотела обсуждать с ним причину своей тревоги. Опять эти тайны, черт бы их побрал, и опять между ними возникла преграда!
Дрю вспомнил, как напряженно и даже как-то отчужденно вела себя Габриэль с ним, когда они возвращались из Колдуэлла. С тех пор он все время гадал, что могло произойти в городе, что так подействовало на нее. Он же ни на минуту не упускал ее из виду… не считая десяти-пятнадцати минут, когда девушка ушла в фуражную лавку. Сам он в это время расспрашивал бакалейщика, нет ли в городе чужаков — но это была бессмысленная затея. В Колдуэлле всегда были чужаки — игроки, погонщики, проезжавшие через город. Главное же, Дрю специально задержался в лавке, чтобы сделать еще одну, особую, покупку. Он потом спрятал сверток в хозяйственном фургоне между мешками с овсом. Покупка и поныне там лежала. Подарок Габриэль, черт побери, но до сих пор Дрю его не сделал — а все потому, что девчонка его избегает. То ли она опять ему в чем-то солгала, то ли о чем-то умалчивает.
Погонщики заулыбались, когда Габриэль начала «Желтую розу Техаса». Малыш, которого держал на руках Хэнк, захныкал, и Верный лег поближе, не сводя с него внимательного взгляда. Дрю заметил, что Габриэль старательно отводит от него взгляд. Проклятье, а ведь они только-только начали доверять друг другу. Неужели это доверие, думал Дрю с горечью, существовало лишь в его воображении?
Габриэль закончила песню под восторженные аплодисменты.
— А ты что же, шотландец? — спросил Хэнк. — У тебя ведь тоже есть любимые песни.
Дрю пожал плечами и отошел от костра. Надо немного поспать. Сегодня ночью он в дозоре.
— Дрю! — окликнула его Габриель. Он обернулся.
— Я знаю несколько английских песенок. Хочешь послушать?
— Но я шотландец, — резко ответил он, — и не слишком жалую все английское.
Дрю увидел, как удивились слушатели. Он так редко огрызался… да, черт возьми, он никогда ни на кого не огрызался, что бы ему ни наговорили.
Он услышал, как Дэмиен спросил у Габриэль;
— Ты знаешь песенку «Лорена»?
Она улыбнулась племяннику Керби и кивнула. Улыбка была простой любезностью, но Дрю захотелось ударить Дэмиена. Однако он пошел прочь, а за спиной в тишине ночи вновь разносились звуки сильного женского контральто. Наверное, лучше сразу отправиться в дозор. Он подошел к коновязи, и молодой конь в знак приветствия ткнулся мордой ему в руку и жарко задышал в лицо. Да, лошадь его любит, но от этой мысли Дрю стало еще тяжелее. Отец когда-то убил его первую лошадь. «Это тебе урок, — сказал он, — чтобы никогда не привязывался к животному». И с тех пор Дрю никогда подолгу не держал одну и ту же лошадь. Он больше не хотел испытать еще раз такое горе.
Однако сейчас в нем кипели желания, которым он раньше не давал ходу. Они беспокоили его, не давали житья. Впервые в жизни ему захотелось любить, захотелось в ком-то нуждаться и быть кому-то нужным. И ему показалось, что он нашел такого человека.
Черт бы подрал эту Габриэль.
Дрю оседлал коня, поймав себя на том, что мысленно осыпает его не слишком лестными эпитетами. Все же он должен был признать, что проклятое животное превосходно. Надо бы спросить у Керби, не продаст ли он ему эту лошадь. Медленно отведя ее от стада — любое резкое движение могло обеспокоить коров и вызвать среди них панику, — он пришпорил лошадь, сразу пустив ее легкой рысцой. Через несколько недель они будут в Абилене, и его великое приключение окончится. Надо будет принять некое важное решение — как жить дальше. Будет ли Дрю Камерон по-прежнему вечным странником или все же заживет достойной жизнью.
Только независимо от того, будет ли он странствовать или пустит корни, останется картежником или превратится в ранчмена, — он уже никогда не сможет жить без Габриэль.* * * Габриэль смотрела на спящего Малыша. Длинные ресницы осеняли пухлые щечки, в одной руке он сжимал куколку, которую она сделала ему из мешочка от кофе, другая ладошка зарылась в пушистой шерсти Верного, который с довольным видом лежал возле младенца. Оба — и дитя, и собака — были предназначены друг для друга самой судьбой, их пути скрестились после трагической утраты. Наверное, и они с Дрю вот так же предназначены друг другу. Во всяком случае, она так думала несколько дней назад. А теперь снова ни в чем не была уверена. Дрю смотрел на нее ледяным взглядом. Нет, он не поймет, почему Габриэль снова солгала ему или, вернее, скрыла от него правду. У него был свой собственный кодекс чести, и Габриэль это нравилось, хотя она и нарушала постоянно его незыблемые правила.
И все-таки лучше презрение Дрю, чем его смерть. Прошло уже пять дней, как они вернулись из Колдуэлла. Можно ли теперь рассказать Дрю и Керби о Киллиане? Этого она не знала.
Вздохнув, Габриэль устроила ребенка поудобнее и спустилась из фургона, чтобы разжечь огонь и сварить свежий кофе. Джед всегда стремился сделать так, чтобы кофе был в достатке в любое время суток, и она старалась подражать ему. Свободные от дежурства погонщики спали. Ночное небо было ясное, звезды — яркие, ярче ей, наверное, видеть не приходилось. Ослепительно сиял полумесяц. Вдалеке темнели многочисленные силуэты коров. Весь пейзаж дышал удивительным спокойствием. Тем острее Габриэль чувствовала свое одиночество, и чем больше она думала о конце перегона, тем мучительней становилось это чувство. За время пути она изрядно сблизилась со своими спутниками, а кроме того, познала радости плоти, которые прежде были ей неведомы.
Габриэль всегда хотела быть только актрисой, но сейчас ей все труднее было думать о возвращении на сцену: к циничным насмешкам и восторгу публики, румянам, корсетам и платьям с низким вырезом. Ей нравилась свобода теперешней одежды — рубашка и мужские штаны. Нравилось общество мужчин, которые ценили ее за то, какая она есть, а не какой кажется. Кроме того, Габриэль и не надо было, чтобы ею восхищались все мужчины. Ей необходимо восхищение одного-единственного, ей нужны его доверие и любовь на всю жизнь.
Габриэль проглотила слезы. Она знала, что теряет сейчас этого мужчину, — но не смела, не могла рассказать ему о своей тайне. Пока не могла. По крайней мере, пока они не уйдут далеко на север. Вот только не будет ли уже слишком поздно?
Девушка прислонилась к колесу фургона. Сегодня ей долго не удастся заснуть.* * * Керби не мог спать. Сегодня ночью земля ему казалась слишком жесткой, одеяло слишком жарким, а мысли, его тревожившие, были особенно беспокойны. Решив больше не мучить себя тщетными попытками уснуть, он сел, огляделся и увидел у хозяйственного фургона Габриэль. Она-то и была одной из причин его беспокойства.
Керби внимательно разглядывал свою повариху. Вид у нее был бледный, вялый и мрачный. Такой она стала после поездки в Колдуэлл. Конечно, она могла просто устать. В конце концов, уход за ребенком и прочими подопечными в добавление к обычным повседневным обязанностям измотают кого угодно. Тем более что теперь стоянки стали чаще: скот должен хорошо отдыхать и досыта есть — вес животных очень важен для покупателей. Это означало, что обязанности Габриэль начинались каждый день раньше и заканчивались позднее.