Да, Керби мог бы удовольствоваться таким объяснением, если бы бледной и мрачной была только Габриэль. Но ведь шотландец выглядит и того хуже! Его сдержанный приветливый друг обнаружил вдруг раздражительность и злость. Он избегал общества других погонщиков и стал еще неразговорчивее. Да, черт возьми, настало время разобраться в причинах такой перемены, и, наверное, Керби скорее удастся это узнать у Габриэль, чем у Дрю.
   Керби вылез из спального мешка, потянулся, подошел к костру и налил себе кружку кофе. Отхлебнув глоток, он приблизился к Габриэль, которая быстро смахнула со щеки слезу и выдавила из себя еле заметную, мимолетную улыбку.
   — Что у тебя не заладилось с шотландцем? — спросил Керби, тоже прислонившись к фургону.
   Девушка немного помолчала, а затем, покорно вздохнув, ответила:
   — Произошло кое-что, о чем вы должны знать. Я… я не могла сказать раньше ни вам, ни… Дрю. Не уверена, что вообще стоит об этом рассказывать, но он догадался, что я…
   — Что-то от него утаиваешь, — закончил за нее Керби.
   Габриэль кивнула.
   — Так что же это?
   Запинаясь, она сказала:
   — Мне кажется… что я видела человека, застрелившего моего отца. В Колдуэлле.
   Сердце Керби на секунду остановилось, а затем гулким молотом застучало в груди.
   — Он спрашивал о вас, сказал, что слышал, будто вас убили. Только ведь никто не мог знать об этом, кроме того, кто в вас стрелял.
   Керби нахмурился.
   — Почему же ты думаешь, что это и есть убийца твоего отца?
   Габриэль взмахнула рукой, словно хотела заслониться от призрака убийцы.
   — Он такого же сложения — высокий и худой, примерно как Дрю. И его манера держать себя, походка мне тоже показались знакомы. А еще у него серебристая лента на тулье шляпы.
   Керби нахмурился еще сильнее.
   — И где же был Дрю, когда ты увидела этого сукина… э… этого человека?
   — В бакалейной лавке. А меня он послал в фуражный магазин. Ко мне привязались пьяные фермеры. Потом подошел этот человек — его зовут Киллиан, — и фермеры сразу же отступили. — Габриэль глубоко вздохнула. — А потом он спросил меня о вас. И я сказала, что вас убили. Я подумала, что это заставит его вернуться в Техас, и вы, когда тоже вернетесь, будете по крайней мере знать его имя и…
   — Проклятье! — взорвался Керби. — Девушка, ты что, спятила? Почему не рассказала об этом раньше?
   Габриэль заморгала, но решительно и упрямо вздернула подбородок.
   — Я боялась, что вы сразу же броситесь за ним — вы и Дрю. Продавец фуража сказал, что Киллиан — наемный убийца…
   — Проклятье! — снова выругался Керби. — Да почему же, почему ты промолчала?!
   Девушка еще выше задрала подбородок, но голос ее дрогнул:
   — Киллиан убил моего отца, и я не хотела, чтобы он убил вас или Дрю. В городе не было представителей закона, последнего шерифа недавно застрелили, и жители там не любят погонщиков. Я боялась, что Дрю…
   — Думаю, — прервал ее Керби, — что Дрю бы тебя удивил. Он не дурак, Габриэль, чтобы лезть под пули. И я тоже.
   Габриэль мрачно взглянула на Керби; она обхватила себя руками за плечи, словно ей стало вдруг холодно.
   — Я боялась… — прошептала она.
   — Боялась, что Дрю выхватит револьвер и устроит перестрелку прямо на улице? — Керби покачал головой. — Ты начиталась дешевых романов, девушка.
   У Габриэль задрожали губы, и она поспешно отвела глаза.
   — Я не могу больше никого терять, — прошептала она. — Отца застрелили… и я не хочу, чтобы это повторилось.
   — Ах, Габриэль! — вздохнул Керби. Он почти перестал сердиться на девушку, поняв, что ей стоило принять такое решение. Она ведь не только рисковала потерять Дрю, она пожертвовала своей надеждой на справедливое возмездие, а именно ради него Габриэль обрекла себя на трудности и лишения перегона.
   — Я никогда не забуду тот вечер, — сказала она едва слышно, — кровь и папин взгляд. И я все время мысленно видела, как Дрю вот так же…
   Она с отчаянием посмотрела на Керби.
   — Но я ведь ненамного вас задержала, правда?
   — Возможно, — сказал он тихо. — И, по крайней мере, теперь я знаю имя. Для начала. Что касается Дрю… пока я не вижу причин рассказывать ему обо всем. Когда перегон закончится, он снова отправится в Колорадо и будет там в безопасности.
   Однако, едва сказав это, Керби сразу же понял, что такое решение не годится. Ведь пуля Киллиана предназначалась и ей, Габриэль. И если убийца узнает, что она участвовала в перегоне — а это вполне возможно, когда погонщики разъедутся по домам, — ублюдок может решиться на самое худшее.
   — Скажи ему сама, — попросил он. — Расскажи Дрю о том, что видела, и объясни, почему не говорила раньше.
   Габриэль нахмурилась.
   — Но вы же сказали, что он будет в большей безопасности, если ни о чем не узнает.
   — Я ошибся. Мы оба его недооцениваем. Мы оба лишаем его свободы выбора. Да, физически он, возможно, будет в большей безопасности, но мы сокрушим его как человека, вырвем у него сердце из груди. И поверь мне, это для него будет еще мучительнее.
   Керби взял ее за руку.
   — Я хотел бы иметь такую дочь, как ты. Счастливчик этот Дрю Камерон.
   Габриэль взглянула на Керби с сомнением и беспокойством.
   — Послушай-ка, милая, — продолжал он. — Ты решила устроиться на перегон. Ты решила так из любви к отцу, повинуясь велению сердца. А что, если бы не ты, а кто-нибудь другой услышал его последние слова? Тебе бы понравилось, если бы кто-то утаил их из боязни поставить тебя в опасное положение? Хотела бы ты не иметь свободы выбора?
   Габриэль дрогнула.
   — Я не вынесу, если…
   — Ты все сможешь вынести, — сказал Керби, — ты очень сильная женщина. Дрю тоже сильный человек. И чертовски хитрый. Не думаю, что он приучен чересчур доверять людям. Не отбирай же у него, может быть, единственного шанса. Ты же знаешь, он тебя любит. Не разочаровывай его.
   — Уже разочаровала, — прошептала Габриэль.
   — Нет, не думаю.
   — А если его убьют? Как я смогу после этого жить?
   Керби чуть улыбнулся.
   — Не думаю, что твоего шотландца так уж легко убить. И меня, кстати, тоже.
   Габриэль помолчала, глядя на руки, а потом сказала:
   — Он вместе с вами отправится выслеживать Киллиана?
   — Возможно.
   Ее глаза вспыхнули.
   — Тогда я тоже поеду! Я смогу его узнать.
   — Постой-ка, — возразил Керби, — ни Дрю, ни я — мы оба не позволим тебе рисковать жизнью.
   — Значит, вы хотите лишить меня свободы выбора? — с вызовом спросила Габриэль.
   Керби вспыхнул, но тут же расхохотался, поняв, что она бросила ему в лицо его же слова.
   — Эх, не будь я другом Дрю, я бы ей-богу тебя у него отбил.
   Габриэль улыбнулась.
   — Нет, не думаю. Время от времени я замечаю у вас отсутствующий, устремленный вдаль взгляд. Наверное, у вас в Техасе осталась любимая?
   Снова он ощутил знакомую старую боль.
   — Я давно отказался от романтических мечтаний, — хмуро ответил он.
   — Из-за той старой истории с банком?
   Керби кивнул:
   — Я никогда не был уверен, что призраки прошлого не вернутся, то есть просто знал, что так оно и будет. И не хотел, чтобы еще кто-нибудь из-за этого пострадал.
   — Не потому ли вы держите Дэмиена и Терри на расстоянии?
   Керби воззрился на Габриэль, удивленный ее наблюдательностью.
   — Черт возьми! — только и сказал он. — Сегодня же иди к Дрю. Сейчас же. Он сегодня на ночном дежурстве.
   — А как же Малыш?
   — Собака прекрасно сторожит и его, и всех обитателей твоего Ноева ковчега, — возразил Керби, — а Хэнк, Коротышка или Терри будут в лагере всю ночь. Ты же знаешь, они не откажутся послушать, не проснется ли ребенок.
   Слабо улыбнувшись, она повернулась и ушла в фургон, а Керби не спеша подошел к костру, чрезвычайно собой довольный. Может быть, подумал он, самое время и самому подежурить, чтобы помочь другу.
   Дрю расседлывал лошадь. Он удивился при виде Керби, разъезжающего ночью, и еще более удивился, услышав приказ хозяина вернуться в лагерь, правда, отрицать, что устал, у него сил не было. В последние дни Дрю почти не спал.
   Близилась полночь. На черном бархате неба сверкали миллионы звезд, приветливо ему подмигивая. Он любил такие ночи. В Шотландии они случаются редко, там ночи по большей части туманные. Хотя, по правде сказать, Дрю нечасто доводилось наблюдать шотландские ночи, потому что проводил он их не под открытым небом, а в насквозь прокуренных игорных клубах.
   Угли тлели под неизменным кофейником, и Дрю подкинул немного веток в костер, а потом пошел к хозяйственному фургону, чтобы взять одеяло. Габриэль, наверное, спит, подумал он, и не мог решить, рад он этому или нет.
   Стояла тишина, изредка нарушаемая бесконечной возней в стаде и похрапыванием погонщиков, спящих вокруг костра. Дрю заглянул в фургон, отыскивая взглядом свое одеяло, — и сразу узрел фигурку, сидевшую около самодельной колыбельки. Верный расположился рядом с Габриэль. Собака подняла голову, но тут же опустила с тихим ворчанием, не ощутив никакой угрозы для своего крошечного подопечного.
   Дыхание Дрю мгновенно участилось, сладкая дрожь прошла по телу — как всегда при виде Габриэль. Он смотрел, как девушка встала, отошла от ребенка и протянула руку Дрю. Шотландец подхватил ее, помог спуститься из фургона.
   Она была такая легкая, и так привычно было ее обнимать, словно ей самой судьбой предназначено никогда не покидать кольца его рук.
   — Дрю, — прошептала Габриэль, — я тебя ждала.
   Он невольно крепче обнял ее, заглушив предостерегающий голос рассудка. Черт возьми, все эти дни он держался настороже — но теперь под ее взглядом понял, что не в силах дольше сопротивляться.
   — Давай немного пройдемся, — сказала Габриэль едва слышно, и ее тонкие пальцы повелительно сжали его руку, увлекая от костра и спящих погонщиков.
   Здесь не было ни реки, ни ручья. Прерия в этом месте плавно катилась вдаль, то вздымаясь холмистыми грядами, то опускаясь в овраги. Габриэль увела его за холм, подальше от любопытных глаз, и, когда она остановилась, Дрю оцепенел от недобрых предчувствий. Сейчас она скажет то, что ему вовсе не хотелось бы знать.
   Девушка повернулась к Дрю, и он невольно привлек ее к себе, наслаждаясь близостью ее тела, прижался щекой к ее растрепавшимся волосам. От нее пахло мылом с едва уловимым цветочным ароматом. Как ей это удается? Просто волшебство какое-то! Да ведь она и есть колдунья, полная тайн и загадок.
   Дрю удержался от поцелуя, зная, что иначе всецело растворится в ней. Он постарался напустить на себя холодность, отчужденность… но уже почувствовал желание и, сердясь на себя, отступил на шаг.
   — Габриэль…
   Девушка тронула ладонью его щеку, вдруг уронила руку.
   — Сегодня вечером я рассказала Керби, что в Колдуэлле видела человека, убившего моего отца.
   Дрю с трудом перевел дыхание. Его охватил внезапный озноб.
   — Этот человек сказал, что слышал, будто Керби убили… но ведь он мог узнать об убийстве только одним путем.
   Потрясенный Дрю онемел. Изо всех причин, почему Габриэль вдруг стала его избегать, эта ему и в голову не могла прийти.
   — Но почему же ты мне ничего не сказала? — наконец с усилием спросил он.
   — А ты как думаешь? — печально отозвалась она. — Зная твою героическую натуру, я опасалась, что ты бросишься за ним в погоню.
   Выругавшись, Дрю отвернулся. Внезапно он все понял. Габриэль, мечтавшая отомстить за отца, прошла долгий путь взросления — и вот, повстречав убийцу, сразу же забыла о мести, решив защитить его, Эндрю Камерона. Никто никогда в жизни не пытался его защитить. Никому, черт побери, никогда и дела не было, жив он или мертв. Пустоту его души внезапно затопила волна нежности.
   — Дрю? — тихо позвала Габриэль.
   — Не очень-то ты веришь в меня, — сказал он резко и повернулся к ней спиной, надеясь таким образом скрыть навернувшиеся слезы.
   — О, я в тебя верю, — прошептала она. — Я верю в твое доброе сердце, в твое мужество. И в преданность друзьям, — она крепко сжала его руку. — Я знаю, что ты сделаешь все, что считаешь нужным. И ты хорошо владеешь оружием. Но этот человек… Дрю, для него оружие словно часть его собственного тела, оно с ним словно срослось. Ты не убийца. И никогда не смог бы стать убийцей. А он — убийца по своей природе… Он страшный человек.
   Ему надо было бы рассердиться, ведь Габриэль утаила от него то, что он и Керби имели полное право знать, но Дрю чувствовал только радость, огромную, ослепительную радость. Габриэль ничего у него не хотела отнять, не пыталась взять то, чего Дрю не захотел бы ей дать. Она сама предложила ему свое сердце, потому что нашла в нем то, что другие и не пытались найти. Задыхаясь от радостных слез, он снова притянул к себе Габриэль, прижался к ней, стараясь утешить, успокоить ее подавленные рыдания.
   — Все хорошо, любимая, — шептал он, — храбрая моя. Славная девочка… Теперь все в порядке.
   Дрю наконец осознал, сколько мужества потребовалось ей, чтобы снова обмануть его — но на сей раз желая ему добра. Столько же мужества потребовалось на все ее поступки после гибели отца. А он, Дрю, видел мир только в черно-белом цвете. И вымещал на ней свои несчастья.
   — Я хотела все тебе рассказать, — всхлипнула Габриэль, — очень хотела, но…
   — Успокойся, любимая, — промолвил Дрю, крепко обнимая ее, — я же сказал, что все в порядке, — и это правда. И спасибо тебе за твою заботу. До этого ведь никто обо мне не заботился. Только я хотел бы также, чтобы ты в меня верила. Я бы не стал действовать очертя голову.
   Габриэль взглянула на Дрю.
   — Обещаешь? — спросила она, по-детски утирая кулачком слезы.
   Он невольно улыбнулся.
   — Угу. Но и ты должна мне обещать то же самое. Устраиваться поваром на перегон скота — не самый разумный поступок для девушки.
   — А что можно сказать о шотландском картежнике, который нанялся погонщиком? — спросила она, снова шмыгнув носом.
   Дрю ухмыльнулся.
   — Что ж, значит, мы — два сапога пара.
   Дрю взглянул на нее — и ему показалось, что он видит лицо ангела. Глаза были полны слез и сияли в свете бесчисленных звезд, лицо светилось явной любовью и безмерной преданностью. Последняя преграда на пути к его сердцу рухнула и обратилась в прах.
   Дрю Камерон любил и был любим.
   Он мысленно удивился и возрадовался этому чуду — и приник поцелуем к ее губам.

21.

   Перед рассветом ночь стала темнее, и Габриэль, вздохнув, уютнее устроилась в объятиях Дрю.
   Итак, ее честность спасла зародившуюся между ними близость. Холодок последних дней растаял в пылу ее признания, и Дрю впервые открыл ей свое сердце. Он не сказал тех слов, которые ей хотелось бы услышать, но его поцелуй и объятия обещали самую горячую любовь, и этого Габриэль оказалось достаточно. Пока.
   Одно жалко — снова он был чересчур осторожен… а она хотела ребенка. Однако решение Дрю было непреклонным. «Я не хочу плодить ублюдков», — в наивысшую минуту страсти сказал он сдавленным, напряженным голосом.
   Опять в его словах Габриэль почувствовала горечь и вспомнила их недавний разговор и его слова: «Я ведь незаконнорожденный если не по закону, то фактически». Габриэль хотелось бы узнать, что он имел в виду, расспросить о его происхождении, семье, друзьях — но тогда не время было задавать вопросы. И сейчас тоже. Раны Дрю еще болят, и она не хочет, не может посыпать их солью. Когда-нибудь он сам выберет подходящее время, расскажет обо всем — и, может быть, ей удастся облегчить эту боль, постоянно терзающую его душу.
   Габриэль счастливо вздохнула: так тепло и радостно было лежать рядом с ним. Эти несколько часов она провела в объятиях Дрю, ликуя и наслаждаясь. Это было куда больше того, что она ожидала, о чем мечтала и на что надеялась. Снова и снова они ощущали себя в раю, губы их смыкались в поцелуе, тела сливались. И при мысли об этом Габриэль снова до боли хотелось испытать то же счастье.
   Неужели можно любить вот так, глубоко и самозабвенно? Габриэль не отдавала себе отчета в глубине своих чувств, не сомневалась в них и только хотела продлить каждое чудесное, удивительное мгновенье. Сейчас она старалась вновь и вновь пережить эти мгновенья, но все же неохотно открыла глаза. Небо заметно посветлело, звезды быстро бледнели, луна уже опустилась за горизонт. Пора возвращаться. Скоро проснется Малыш и потребует, чтобы его накормили. К тому же едва ребенок начнет капризничать, как все погонщики ринутся к фургону.
   Габриэль пошевелилась и разбудила Дрю, который что-то пробормотал спросонья. Потягиваясь, он коснулся щекой ее щеки. За ночь у него отросла щетина, и ей это даже нравилось — было в этом нечто интимное, напоминавшее о ночи, проведенной вместе. О себе, о том, как она выглядит, Габриэль и думать не хотела: растрепанные волосы, безнадежно смятая рубашка.
   Дрю, однако, улыбнулся, глядя на нее: она напоминала мальчишку, который сбежал из школы на рыбалку и поймал самую большую рыбу в своей жизни. Сердце девушки забилось сильнее при виде этой счастливой, ласковой улыбки.
   — Да, наверное, пора вставать, — лениво сказал он, погладив ее руку.
   — Наверное, — повторила она с сожалением. Дрю поднес ее ладонь к губам и понюхал пальцы.
   — Как прекрасно ты пахнешь!
   — Должно быть, перцем, которым приправляю бобы.
   — Да нет, это не перец, — улыбнулся Дрю, — хотя ты стала вполне подходящей поварихой.
   — Подходящей?
   — Ну, стоящей, — поправился он.
   — Вот не дам тебе бобов…
   Дрю даже застонал.
   — Клянусь, после этого перегона ни единого боба в рот не возьму!
   — А я не думаю, чтобы еще когда-нибудь в жизни стала их варить, — охотно согласилась Габриэль.
   — А ты умеешь прилично заваривать чай?
   Непонятно почему, но сердце у нее забилось чаще. Имеет ли он в виду их общее будущее? Или она делает слишком поспешные выводы?
   — Тебе не нравится мой кофе?
   — Грязная, мутная жижа из оловянного кофейника — в высшей степени нецивилизованный напиток, — проворчал Дрю.
   — Я думала, что ты любишь все нецивилизованное. И приключения. А ты спрашиваешь меня про чай.
   — Еще я люблю хороший бренди, — хмыкнул он, — и дорогие сигары.
   — А что еще? — спросила Габриэль, прекрасно понимая, что беззастенчиво желает услышать признание в любви.
   Дрю дотронулся до ее щеки.
   — Игру случайностей. А также восход солнца. — И вздохнул. — Ах, милая моя, боюсь, я недостоин того, чтобы за меня бороться. Я мало чего достиг и ношу фамилию, репутацию которой только и делал, что изо всех сил подрывал.
   — Мне нет дела до твоей фамилии и репутации, — возразила Габриэль, — и мне все равно, что у тебя мало денег. Деньги у меня есть.
   И почувствовала, как его рука крепче сжала ее пальцы.
   — Я денег у девиц не беру.
   — О, неужели? — Ее охватил гнев. — Стало быть, валяешься в сене бесплатно? А я-то думала… Она вырвалась из его объятий и встала.
   — Нет, я ничего не думала. Я просто считала, что ты не похож на других. Но нет, ты просто высокомерная ослиная задница!
   И принялась ощупью искать свои брюки. Даже в праведном гневе нельзя вернуться в лагерь нагишом.
   — Ты это ищешь? — Дрю тоже встал и успел одеться. Теперь он помахивал перед глазами Габриэль ее же брюками.
   — Да, — буркнула она сурово и потянулась за брюками, но шотландец ловко отдернул руку.
   — Так я — ослиная задница? — зловещим шепотом переспросил он.
   — Да, высокомерная шотландская ослиная задница!
   — Вот не знал, что у тебя такой заводной характер. Гэйб Льюис — еще куда ни шло, но малютка Габриэль?.. Бог ты мой!
   — Беру пример с тебя! — отпарировала она.
   — Ну и колючка! — усмехнулся он.
   — Лучше быть колючкой, чем ослиной задницей!
   — Мне всегда нравились колючки, — признался Дрю. — Может быть, и ты смиришься с ослиной задницей?
   Глаза его искрились смехом, голос был нежен и вкрадчив. Габриэль сжала кулаки, стараясь не поддаваться его всесильному обаянию. Дрю всегда пускал в ход эти чары, чтобы избегать неудобных тем, чтобы запутать ее и сбить с толку. На этот раз ему это не удастся!
   — Не нужны мне ни ослы, ни ослиные задницы! — огрызнулась она и снова потянулась к брюкам. На сей раз Дрю почему-то отдал их без сопротивления.
   — Для меня это вовсе не валяние в сене, — сказал он тихо и серьезно. — И я вовсе не хочу, чтобы ты так думала.
   — Зачем же тогда…
   — Я не уверен, что таким, каков я есть, достоин тебя.
   — Но мне ты именно таким и нужен! — упрямо воскликнула Габриэль.
   — Ах, девушка, ты же меня совсем не знаешь.
   — Ты мне все время это твердишь, но это не правда! — отчаянно крикнула она. — Я тебя знаю! Я знаю, что ты добр и верен дружбе, и все тобой восхищаются, потому что все твои поступки естественны, и ты делаешь добро, не думая о том, что с этого получишь.
   Дрю, помолчав, ответил:
   — А я думал, что я — ослиная задница.
   — И это тоже, — подтвердила она. — Но должен же быть у тебя хотя бы один недостаток? Нельзя требовать слишком многого даже от самого хорошего человека.
   Дрю порывисто, крепко прижал Габриэль к себе.
   — Я не смог бы вынести разочарованного взгляда твоих синих глаз.
   Девушка прижала палец к его губам.
   — Я тебя люблю, Дрю Камерон. И не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить другого так, как тебя.
   — Я… — сдавленно начал он.
   — Нет, — сказала Габриэль. — Ничего не отвечай. Не сейчас. Но знай, что я тебя очень сильно люблю. И я от тебя легко не откажусь.
   И она убежала, так и держа брюки в руках, сердце ее отчаянно стучало после такого признания. Габриэль знала, что могла бы, оставшись, вытянуть из Дрю подобное же признание, — но не хотела получить его таким путем. Дрю Камерон ей дороже самой жизни, но она должна знать, что и он любит ее столь же безоглядно и сильно. В следующий раз, подумала Габриэль, он сам захочет ей сказать о своей любви.* * * — Я поеду с тобой в Техас, — заявил Дрю, когда они с Керби отправились на разведку.
   — Черта с два ты поедешь! — проворчал Керби. — Если ты увяжешься за мной, то поедет и Габриэль, а я не хочу, чтобы вы двое рисковали ради меня жизнью.
   — Нет, она не поедет, я отошлю ее на ранчо моего свояка, что в окрестностях Денвера.
   Керби недоверчиво хмыкнул.
   — Ты и впрямь думаешь, что она согласится уехать?
   — Неохотно, однако если кто может ее удержать в Колорадо — так это моя сестра Элизабет и ее муж Бен Мастерс.
   — Ладно… — Керби нахмурился. — Черт, послушай, Дрю, ты ведь все-таки не профессиональный стрелок.
   — Ты тоже, — возразил Дрю.
   — Но это моя драка, а не твоя. Меня преследуют за проступок, который совершил именно я.
   — А еще эти люди охотятся за Габриэль, — тихо ответил Дрю. — Поэтому эта драка становится и моей.
   Керби пронзительно взглянул на него:
   — Это вправду так?
   — Ага. Без малейшего сомнения.
   Керби испытующе оглядел шотландца и коротко кивнул:
   — Рад слышать. Но почему бы тебе просто-напросто не уехать с ней на Восток? Или даже в Шотландию? Там она будет в безопасности.
   — Ты бы мог жить спокойно, зная, что на свете есть человек, желающий тебе смерти?
   Дрю удовлетворенно отметил, что Керби не находит на это возражений.
   — Возможно, — продолжил он, — некто готов пойти на что угодно, чтобы тебя и, возможно, Габриэль, не было в живых. Услуги Киллиана, по-видимому, недешевы, и этот некто, желающий вашей смерти, истратил немалые деньги, чтобы обнаружить тебя и отца Габриэль. Ставки в этой игре, сдается, очень высоки.
   И, готовясь отразить новый аргумент, Дрю добавил:
   — Мне кажется, ты должен все рассказать Дэмиену. Он может нам пригодиться, и стрелок он хороший.
   Как он и ожидал, Керби отрицательно покачал головой:
   — Нет, я не хочу впутывать в это дело родных.
   — Но следующей мишенью может стать Джон.
   Керби тотчас повернулся к нему, и Дрю увидел на его лице страх.
   — Проклятье… — голос друга дрогнул. — Джон тогда держал наготове лошадей. Да, он вместе с нами уехал из города, и Кэлу Торнтону известно, что Джон обо всем знает.
   — Но тогда и Дэмиен должен знать, — настойчиво повторил Дрю, — и Терри тоже. Тот, кто дергает за эти веревочки, уже убил отца Габриэль, попытался убить ее и дважды — тебя. Ясно, что он не остановится, пока все, кто знает об ограблении банка, не будут мертвы, — а значит, эта участь ждет и Джона.
   — Господь всемогущий, — воскликнул Керби, — да ведь меня уже считают мертвым, и Киллиан сейчас, может, уже на пути к… — Он осекся.
   Дрю молчал.
   — Значит, я должен воскреснуть раньше, чем рассчитывал.
   — Но до Абилены осталось две недели пути, и стадо может повести Дэмиен.
   Керби ехал рядом, неотрывно глядя прямо вперед. Дышал он тяжело и прерывисто.
   — Да, но от меня зависит дюжина скотоводов. Они доверили мне стада, рассчитывая на то, что я продам их по самой высокой цене. Некоторым придется расстаться со своими ранчо, если я не оправдаю этих надежд. Не уверен, что Дэмиен с этим справится.
   — Да, и я, черт возьми, тоже, — согласился Дрю. — Но я зато могу вернуться в Техас.
   — У Киллиана есть несколько дней преимущества.
   — Однако он не знает, что нам известно о нем!
   — Дрю, я не смею просить тебя ехать.
   — Попробуй-ка меня удержать! Завтра на рассвете я вернусь в Колдуэлл и оттуда телеграфирую Джону, чтобы он соблюдал осторожность. А ты отошлешь Габриэль к моему свояку в Денвер. Он раньше был шерифом и сумеет обеспечить ее безопасность. Никто не знает, что она была с нами, и никто не станет ее преследовать.