Поттер Патриция. Вне закона

   После освобождения он принялся за изучение своего нового мира. Его длинные волосы были обрезаны, и он заставил себя одеться в тяжелую одежду белого человека. Ему предложили быть следопытом в армии, но он отклонил предложение. Хотя он не так уж любил своих бывших хозяев, он не собирался помогать их уничтожать. Ему выдали немного денег из армейской кассы, но у него не было опыта с бумажными деньгами, и вскоре его обчистили в оружейной лавке. Добродушный солдат, которого заинтриговал белый индеец, объяснил Лобо, что он заплатил двойную цену. Лобо посетил лавку еще раз, и очень старательно объяснил оружейнику несколько вариантов на выбор. Ему вернули деньги, и оружейник оставил ему револьвер — даром.
   Так Лобо узнал то, во что всегда верили апачи. Белые были обманщиками. У апачей был жестокий, но честный кодекс поведения, у белых его не было. Этого урока Лобо не забывал никогда. С тех пор он всегда разъяснял варианты до того, как совершить сделку. Это позволяло избежать массы неприятностей потом.
   Когда он покинул апачей, ему было около двадцати пяти, и он почти не имел опыта общения с женщинами. Он пользовался рабынями, как и другие воины, но избегал женщин апачей и постоянного союза по обычаю апачей, хотя не мог бы объяснить, почему. Так что он не знал тонкостей ухаживания, когда оставил Фортвуорт, чтобы начать самостоятельное существование.
   В Прескотте он нашел работу объездчика у хозяина конюшни, который покупал диких лошадей. Его сразу привлекла дочь хозяина, прелестная девушка с темно-каштановыми волосами и карими глазами. Ее имя, Лаура, казалось ему прелестным, и ее глаза наполнялись восхищением, когда она смотрела, как он укрощает диких лошадей.
   Сначала они просто прогуливались, потом ездили вместе верхом, и то и другое с одобрения ее отца. Его приглашали к обеду, за время своего пребывания в Фортвуорте он научился приемлемым манерам. Он скрывал тот факт, что не мог читать и писать, часами изучая подпись «Джон Смит» до тех пор, пока не смог в точности воспроизвести ее. Тогда он использовал это обозначение, и все еще применял его, если имя Лобо оказывалось неудобным.
   Но потом в Прескотт заехал уволенный солдат, увидел его и рассказал хозяину конюшни, что Джон Смит на самом деле был белый индеец, жил с апачами, жег поселения и убивал вместе с ними. Лобо увидел, что глаза девушки наполнились страхом, перешедшим в отвращение. В этой местности апачей ненавидели. Его выгнали в тот же день, сказав, что пристрелят, если он вздумает снова появиться здесь.
   Он хотел было убить хозяина и солдата, но тот же ужас и отвращение он видел в глазах всех, кто слышал разговор. Он не мог убить каждого. Но в тот день он выучил еще один урок. Он не был ни белым, ни индейцем, и никогда не сможет принадлежать ни тому, ни другому миру. Его мир был миром одиночества, и с тех пор он подчинялся только своим собственным правилам.
   Но потом он приехал в Ньютон, и за какие-то несколько дней заглянул в другой мир, другую жизнь, и часть его желала их испытать. Но всегда осторожный голос в глубине сознания предупреждал, что и в этот раз будет то же самое, что в Прескотте. Когда она узнает, кто ты, она станет презирать тебя. Она, и мальчик, и девчушка. Белый индеец. Белый апач. Для многих не было ругательства хуже.
   Его напряжение передалось караковому, и лошадь нервно переступала ногами. Лобо наклонился и пошептал ей в ухо, и лошадь пошла быстрее, пока они оба не понеслись, убегая от прошлого.

* * *

   Салливэн с Марисой увидели вынесшихся из ворот ранчо Ньютона лошадь со всадником, и оба почти одновременно воскликнули:
   — Какого черта ему здесь надо?
   — Что папа теперь задумал?
   Они уставились друг на друга.
   — Вы его знаете? — пораженный, спросил Салливэн.
   — А вы? — ответила Мариса вопросом.
   — Это Джесс. Незнакомец Уиллоу.
   Даже при лунном свете было видно, как Мариса побледнела.
   — А еще это Лобо, — медленно произнесла она, — человек, которого папа нанял, чтобы согнать Уиллоу с ранчо.

Глава 12

   Лобо заметил тележку и выругался, узнав доктора и дочку Ньютона. Он сам хотел сказать Уиллоу Тэйлор, кто он такой. Хотя это и могло быть болезненно, уж стольким-то он был ей обязан. И он сам должен был оценить ее реакцию. Он знал — только так он мог изгнать ее из своих мыслей.
   Ее ужас быстро позволил бы достичь этого.
   Лобо повернул лошадь к ранчо Тэйлор. До дома было около четырех миль. Он перевел лошадь на рысь и осторожно, но уверенно продвигался по холмистой местности. Он видел других всадников, ехавших домой пастухов, попутно взглядывавших на пасшиеся в густой колорадской траве стада. В этих местах не было изгородей — пока, хотя разговоры о них уже шли.
   Обычно скот с нескольких ранчо пасся вместе, отличимый только по клейму, и разделялся весной и осенью, на время клеймения и перегона. Но из-за ссоры между Ньютоном и Морроу ранчеры держали свой скот раздельно — бесконечная забота, требовавшая почти в два раза больше людей, чем обычно.
   Ньютон убивал скот Морроу на своей земле, а в ответ Морроу убивал скот Ньютона, если тот забредал к нему.
   Лобо находил эту вражду глупой и невыгодной, но именно такие споры обеспечивали его работой. Люди Ньютона, знавшие, что недавно были наняты несколько профессионалов, почти не обращали внимания на него. На самом деле некоторые из старых работников хотели уволиться. Они не собирались оказаться в гуще перестрелки. Это не была их битва.
   День перешел в бархатную темноту, освещаемую почти полной луной. Вечер был прохладным, в отличие от обжигающе жаркого дня, и Лобо хотел насладиться ночью, как обычно. Ночь всегда была ему спасением, несла ему облегчение. Но не в этот раз.
   Перед ним все возникало ее лицо. И он представлял себе ее разочарование и отвращение, когда скажет ей, кто и что он есть на самом деле. Но у него более не было выбора.
   Нет есть, возражал настойчивый голос внутри. Ты можешь просто уехать… как и следовало бы сделать с самого начала.
   Но ему вспомнилось лицо Ньютона, и он знал, что теперь ранчер ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.
   Показался дом, темный за исключением одного ярко освещенного окна, и потом сарай. Его удивило, как много было сделано за этот день, и ему захотелось убить Ньютона за предложение сжечь сарай. На эту постройку возлагались такие большие надежды.
   Когда он подъехал к загородке, из нового строения появился человек с молотком в руке.
   Брэди Томас! Значит, он вернулся. Лобо посмотрел в сторону загона и увидел, что бык был на месте. Может, Томас был не так бесполезен, как казался.
   Когда Лобо пустил лошадь шагом, человек подошел к нему.
   — Вы Лобо, — сказал он. Это было утверждение, а не вопрос.
   Лобо молча глядел на него. Молчание было достаточным ответом.
   — Что вам здесь надо?..
   — Не ваше дело.
   — Нет, мое.
   — Охраняете их теперь? После того, как сожгли их сарай?
   Даже при слабом свете луны Лобо увидел, как вспыхнуло лицо Брэди. Он переложил молоток в другую руку и опустил правую руку на рукоять револьвера. Лобо заметил, что рука дрожала.
   — Я спрашиваю, что вам надо?
   Лобо соскользнул с лошади, даже не стараясь не упускать экс-шерифа из виду. Оскорбление было преднамеренным и очевидным.
   — Будьте вы прокляты, — сказал Томас Брэди. Лобо, продолжая не обращать на него внимания, провел лошадь к коновязи и привязал поводья.
   — Лобо!
   Лобо, не оборачиваясь, шел к крыльцу.
   — Стойте, или видит Бог, я выстрелю вам в спину.
   Лобо повернулся. Двое стояли лицом к лицу в нескольких дюймах друг от друга.
   — Не думаю, что вы решитесь, — протяжно произнес Лобо. — У вас теперь духу не хватит. — Он презрительно оглядел Брэди с ног до головы. — Забирайтесь обратно в бутылку.
   Правая рука Брэди сжималась и разжималась рядом с револьвером.
   — Что вам от нее нужно?
   — Это наше дело.
   Экс-шериф расправил плечи, по его лицу проскользнуло выражение решимости. Но впечатление испортила рука, которая еще тряслась, хотя не так сильно, как раньше.
   Незнакомое чувство жалости на мгновение охватило Лобо. Когда-то это был крепкий мужчина. Да что же могло с ним случиться?
   — Почему вы думаете, что я Лобо?
   — Фортвуорт. Я видел вас там шесть лет назад.
   Лобо удивленно поднял бровь.
   — Шесть лет? — Его удивило, что тот вспомнил.
   — Вас мне показали.
   — Вот как? — с издевкой сказал Лобо. — Я должен быть польщен.
   — Нет, — без выражения ответил Брэди, — мне показывали всех бешеных собак.
   Лобо ухмыльнулся ухмылкой, больше походившей на волчий оскал.
   — И вы думаете сейчас пристрелить одну? — Он презрительно посмотрел на револьвер Брэди.
   — Зачем вы здесь? — сказал Брэди, пытаясь придать голосу твердость и понимая, что ему это совершенно не удалось.
   Лобо подождал несколько секунд, достаточно долго, чтобы показать, как мало значил для него этот вопрос.
   — Будьте вы прокляты, — прошептал Томас Брэди, и еще раз Лобо почувствовал определенную симпатию. Кем бы Брэди Томас ни был теперь, трусом он не был.
   — Вы сказали ей, кто я? — резко спросил Лобо.
   — Нет, — ответил Брэди.
   — Почему?
   — Я не был уверен, пока вы не подъехали сейчас.
   — А теперь?
   — Я помню этого каракового и ваши глаза.
   — И вы готовы встретиться со мной, хотя у вас руки дрожат.
   У Брэди дернулась щека.
   — По крайней мере, она узнает, кто и что вы такое, Джесс.
   Это заявление было ошеломляющим ударом. У Лобо промелькнула мысль — знал ли экс-шериф, насколько сильным.
   — Именно поэтому я здесь, — небрежно сказал он, не моргнув глазом. — Чтобы сказать ей.
   — Почему?
   — Почему? — Лобо пожал плечами. — Потому что пора.
   — Черт вас побери, я устал от ваших загадок
   Лобо отвернулся от Брэди и уставился на звезды как раз в тот момент, когда дверь открылась. В дверном проеме появился силуэт Уиллоу.
   — Я услышала голоса, — начала она, обращаясь к Брэди, и тут увидела стоявшего в тени Лобо. — Джесс!
   Наступило молчание. Этим молчанием Лобо делал вызов противнику, и Брэди это знал. Но Брэди не мог ничего сказать — такая радость звучала в голосе Уиллоу. Он никогда такого от нее не слышал, и этот звук заставил его молчать.
   — Я знала, что вы вернетесь, — сказала Уиллоу, так нескрываемо счастливая, что мужчины не могли произнести ни слова.
   Даже Лобо чувствовал себя неуверенно. На ней был голубой ночной халат, и волосы свободно спадали на спину. Ее глаза в лунном свете сияли почти так же ярко, как звезды над головой. У него сжалось горло. Следующие несколько мгновений будут худшей пыткой, какой он когда-либо подвергался.
   — Мне надо с вами поговорить, — спокойно сказал Лобо, не обращая внимания на стоявшего рядом человека.
   — Конечно, — ответила она. Брэди проворчал ему в ухо:
   — Попробуйте хоть пальцем ее тронуть…
   Не обращая внимания, Лобо поднялся по ступенькам и захлопнул дверь перед Брэди, оставив его в раздражении и неопределенности.
   В этом наемнике было что-то, поразившее Брэди, хотя он не мог точно сказать, что именно. Но почему-то он не думал, что сейчас Уиллоу грозила опасность. Он удовлетворился тем, что уселся на ступени крыльца, чтобы в случае чего услышать зов о помощи.
   Оказавшись внутри, Лобо осмотрелся.
   — А где детишки?
   — Все спят. Это был трудный день. — Ее улыбка стала еще ярче, как восход солнца, подумал Лобо. Полная невинности и надежды. Он не улыбнулся.
   — Я заметил.
   — Я не ожидала, что придет так много, — сказала она, вдруг занервничав. Он всегда выглядел жестким и непроницаемым, но никогда настолько, как сейчас. Его глаза были необычайно ярки, но в них так мало можно было прочесть.
   — Вы не собираетесь уезжать, правильно, неважно, кто чем угрожает и что делает?
   Уиллоу обеспокоила пугающая напряженность его голоса.
   — Джесс…
   «Пора, — подумал Лобо. — Сейчас».
   — Это одно из моих имен, мисс Тэйлор.
   — Одно?.. Из…
   — Другое имя — Лобо.
   Он знал, что напряженность, сжимавшая его в ожидании, никак не выказывалась снаружи. Он знал, что выглядел непринужденным, стоя, расставив ноги, небрежно держа руки у пояса.
   — Лобо? — повторила она, оглушенная.
   — Меня наняли, чтобы заставить вас уехать отсюда, — сказал он невыразительным голосом, ожидая взрыва слез и негодования. И еще страха. Страх был всегда в таких случаях.
   В недолгом молчании он ожидал, как она переварит это заявление. Неожиданно уголки ее рта приподнялись.
   — Вы всегда так плохо делаете свою работу, как здесь?
   Несмотря на подергивание губ, голос был совершенно серьезным, как будто ее это и вправду интересовало.
   К собственному удивлению, Лобо почувствовал, что и его губы подрагивают.
   — Обычно лучше, — ответил он так же серьезно, хотя в его глазах промелькнула искорка веселья.
   Они стояли, снова затянутые в водоворот чего-то, что ни один из них не понимал, уносимые бурлящим могучим потоком, который, отрицая здравый смысл, притягивал друг к другу, пока не осталось ничего, кроме неодолимого влечения.
   Уиллоу ощутила его ладонь на своей шее, пальцы, почти благоговейно касающиеся ее кожи, и это ощущение было теплее и нежнее, чем она могла бы вообразить.
   У нее перехватило дыхание, и она заглянула в невероятную бирюзу его глаз. Сейчас они не были пустыми и холодными, но горели смятением, и желанием, и потребностью — чувствами, которые, она знала, отражало ее собственное лицо.
   Нерешительно, почти боязливо она подняла руку, проводя пальцем вдоль рта, такого сурового, такого безрадостного, и около глаз, вдоль идущих от них морщинок. Линии боли. Не смеха. Она почти заплакала, ощутив перенесенное им страдание.
   Она встретила его взгляд и с дрожью поняла, что стучится в дверь комнаты, полной тайн и скрытых опасностей.
   Но ей было все равно. Тепло его руки проникло глубоко ей внутрь, вызывая всплески дрожи в самых неожиданных местах. Она призывно подняла лицо, и их губы соприкоснулись.
   У него были гладкие и крепкие губы, но удивительно нежные для такого сильного человека. Его поцелуй был нерешительным, как если бы он пробовал поцеловать дуновение ветра, иллюзию, которая могла в любой момент исчезнуть.
   Между ними возникло это недоверчивое ощущение чуда, вызывая столько новых, пугающих, требовательных чувств, которые ни один из них не осмеливался исследовать глубже.
   На этот момент достаточно было поцелуя. Он соединил их крепче, чем любая веревка, любая цепь. Его пальцы переместились с ее шеи на щеку, и каждое прикосновение было вопросом, на который она отвечала взглядом, как будто слова могли разбить окружавшую их невыразимую хрупкость.
   В его уверенном, нежном прикосновении, в напряжении его тела, она ощущала сдерживаемую страсть, и мощь, и крепость, и какое-то шестое чувство подсказало ей не торопить его, хотя больше всего она желала ощутить всю силу охвативших ее рук, всю полноту объятия.
   Уиллоу боялась произнести что-то, даже его имя, хотя, чтобы сдержаться, ей понадобилось все ее самообладание до последней унции. Она видела, как он прикрыл глаза, словно от боли, и опять открыл их широко, крепче прижимая свои губы к ее губам.
   Дрожа, она приоткрыла рот. Его губы жадно передвигались по ее губам, как бы ища чего-то.
   Почти уже не владея своими чувствами, она услышала его стон. Внезапно его рот оторвался от нее, и он стоял, глядя на нее с такой сосредоточенностью, что она готова была воспламениться.
   Его рука дотронулась до пряди ее волос, мгновение наслаждаясь этим ощущением.
   — Я не хотел, чтобы так вышло, — сказал он резко, с лицом, искаженным гневом. — Черт побери, вы понятия не имеете, что вы делаете. Я понятия не имею, что я делаю.
   Он отступил на шаг, качая головой, удивляясь собственной глупости, и стал расхаживать взад и вперед по комнате, как зверь в клетке.
   — Вы что, не слышали, что я сказал? Я Лобо. Я ваш враг, леди. Вы что, не понимаете этого?
   Уиллоу снова почувствовала комок в горле. Значит, он опять вернулся к «леди». Она протянула руку, отчаянно желая снова дотронуться до него, снова разделить это мгновение общности и зачарованности. Но рука беспомощно упала, когда он не сделал встречного движения. Вместо этого он издал неразборчивый горловой звук. Она могла только догадываться, что это значит.
   Она ждала, пока он не перестал расхаживать и повернулся к ней. Озабоченность на лице придавала ему ранимый, незащищенный и рассерженный вид. Она ощущала его гнев, наполнявший комнату.
   — Если так, — ответила она таким разумным тоном, на который только была способна, — то почему вы столько раз помогали нам?
   — Вы не подумали, что это делалось, чтобы войти к вам в доверие?
   — Вроде… Троянского коня?
   — Вроде чего? — В раздражении его голос понизился почти до ворчания.
   — Троянский конь, — повторила она. — Это старая легенда. Армия греков осадила город, укрепленный так сильно, что его невозможно было взять штурмом. Тогда греки предложили горожанам подарок, гигантского деревянного коня. Подарок был принят, и коня затащили в город. Но дарители посадили в деревянного коня вооруженных людей, и ночью, когда город спал, они вышли из коня и захватили город. Есть поговорка: «Бойтесь данайцев, дары приносящих».
   У него чуть дернулся уголок рта.
   — Эге, — наконец произнес он, — что-то вроде этого.
   — Но греки не предупреждали свои жертвы.
   Он нахмурился от такой неотразимой логики, и Уиллоу не смогла сдержать победной улыбки.
   В этот момент они услышали звук подъехавшей тележки, за которым последовал настойчивый стук в дверь.
   Она посмотрела на Джесса.
   — Костоправ, — предположил он вслух.
   Со смущенным видом Уиллоу подошла к двери и отперла Салливэну. Он взглянул на нее, как будто чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, потом перевел взгляд на стоявшего в небрежной позе человека.
   — Лобо?
   Он лениво прислонился к стене и кивнул.
   Салливэн снова посмотрел на Уиллоу:
   — С вами все в порядке?
   — Конечно, — ответила она, как будто для нее было обычным делом принимать у себя знаменитого профессионала, которого наняли, чтобы от нее избавиться.
   — Вам известно, кто он?
   Она кивнула, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Они оба топорщились, как собаки, охраняющие свою территорию.
   Салливэн раздраженно уставился на нее, потом повернулся к Лобо:
   — Что вам здесь надо?
   — Это не ваше дело, — спокойно сказал Лобо.
   — Это очень даже мое дело. Уиллоу — мой друг.
   Лобо приподнял бровь:
   — Друг? Ну, вы общительный. А домой вы провожали сейчас другого друга?
   Салливэн ощетинился:
   — Я спрашиваю, что вы здесь делаете.
   — Я заехал в гости, — протянул Лобо. — А вы?
   — Вы приехали с ранчо Ньютона. — Это был скорее не вопрос, а обвинение.
   — Для костоправа у вас неплохое зрение.
   — Что вам нужно здесь, черт побери?
   — Это дело леди и мое.
   Лобо не привык, чтобы его допрашивали, и будь он проклят, если собирался отвечать этому типу.
   Уиллоу беспомощно смотрела на мужчин. Потом она заметила, что Брэди теперь стоял в двери, очевидно готовый вмешаться. Комната была полна напряжением и не хватало только искры, чтобы последовал взрыв.
   В этот момент, как будто играя роль в пьесе, из своей комнаты появился Чэд в ночной рубашке, протирая глаза.
   — Что тут делается?
   Когда он увидел Лобо, его глаза заблестели.
   — Вы вернулись, — произнес он с нескрываемым восторгом.
   Салливэн и Брэди нахмурились, а по лицу Лобо пробежало что-то похожее на смущение этим явным преклонением.
   — Ложись в постель, Чэд, — ровным голосом сказала Уиллоу.
   — Но я хочу быть здесь…
   — Пожалуйста.
   Чэд посмотрел на Лобо:
   — Завтра я вас увижу?
   Не удержавшись от желания поддразнить Уиллоу и двоих мужчин, Лобо кивнул, чуть улыбнувшись уголком рта.
   — Вы не уедете снова? — спросил Чэд.
   — Пока нет, — ответил Лобо чуть более мягким, как отметила Уиллоу, тоном.
   — Теперь отправляйся в кровать, — повторила она своим самым твердым голосом.
   — Ладно, — с сомнением сказал Чэд. Повернувшись к Лобо, он добавил:
   — Если… вы обещаете остаться.
   Лобо кивнул, и Чэд удалился, мельком глянув на остальных.
   — Доброй ночи.
   Как только он ушел, Салливэн повернулся к Уиллоу:
   — Он не останется здесь!
   Так как заявление Джесса было для нее таким же неожиданным, как и для двоих мужчин, она вопросительно повернулась к нему. Хотя теперь она знала, что незнакомец был тем, кого звали Лобо, она могла думать о нем только, как о Джессе. Ее Джесс. Их Джесс.
   Теперь она обратила на него всю силу своих синих глаз.
   — Вы останетесь?
   — Это предложение работы еще действует?
   — Да.
   Что касалось ее, то ничего не изменилось. Джесс или Лобо, он многократно помогал им, рискуя жизнью. Теперь она готова была доверить ему ее собственную.
   Лобо кивнул почти незаметно, с проблеском открытого вызова в глазах.
   — Уиллоу! — вырвалось у Салливэна.
   — Это сумасшествие, — объявил Брэди.
   — Дело сделано, — сказала она.
   На губах Лобо мелькнуло что-то вроде победной улыбки, и Уиллоу подумала, не принимает ли он ее предложение только в пику этим двоим.
   Но ей было все равно. Когда он отвечал на вопросы Чэда, ее сердце забилось быстрее, и теперь она едва могла дышать. Их взгляды встретились, и между ними проскочила искра, как молния летней ночью.
   — Я устроюсь в сарае, — сказал он и не торопясь вышел.
   — Уиллоу, знаете ли вы, что делаете? — Лицо Салливэна озабоченно сморщилось. — Он только что уехал от Ньютона. Скорее всего, они вдвоем что-то замыслили.
   — Я думаю, он собирался рассказать мне, когда ввалились вы двое, — ответила она.
   Брэди уставился в пол с беспомощным, униженным видом, и Уиллоу ощутила укол жалости.
   — Он не займет ваше место, Брэди. Вы член семьи.
   Но Брэди ничего не сказал. Несколько мгновений он смотрел прямо ей в глаза, потом вышел следом за Лобо, оставив Уиллоу наедине с Салливэном.
   — Уиллоу, этот человек очень опасен.
   — Не только это, — сказала Уиллоу. — Гораздо больше, чем это.
   — Вы не можете давать приют каждой заблудшей душе, особенно такому хищнику, как он.
   — Вы не видели его с Чэдом, — сказала она.
   — Я знаю диких животных. Никогда не знаешь, когда они укусят.
   — Салливэн…
   — Нет, Уиллоу. На этот раз я вам не помощник. Не с этим человеком.
   Уиллоу прикусила губу.
   — Вы отказались от наемника, предложенного Гэром Морроу. Почему вы сейчас согласились?
   — Потому что… Джесс… он… он наш друг.
   — Черт побери, Уиллоу, с таким же успехом можно выбрать в друзья гремучую змею. Они оба одинаково непредсказуемы.
   Уиллоу до этого не слышала, чтобы Салливэн ругался и знала, что это показывает его озабоченность. Но она также знала, что была права насчет Джесса.
   — Даже Эстелла не боится его, — попыталась она еще раз. — А вы сами знаете, она не станет никому доверять без достаточного основания.
   Он вздохнул.
   — Никто другой ему не доверяет, и с вполне достаточным основанием.
   — Он не причинит вреда близнецам, или Чэду, или Салли Сью.
   — А вам?
   — Я могу о себе позаботиться.
   — Ни черта вы не можете. Смотрите, что происходит.
   — Ничего не случилось. Благодаря Джессу.
   — Лобо, черт возьми. Его зовут Лобо, и это имя ему здорово подходит.
   — Я так не думаю, — упрямо сказала она.
   — Скажите, чтобы он уехал.
   — Нет.
   — Послушайте, Уиллоу. Вы знаете, как в городке отнеслись к тому, что вы взяли Эстеллу, и даже Чэда. Если Лобо останется здесь…
   — Он такой же, как любой другой работник.
   — Нет не такой, и вы это знаете, и город это знает.
   Уиллоу почувствовала, что колеблется. Он был прав. Теперь она может потерять работу. Только благодаря Салливэну она сумела ее сохранить. И все-таки…
   — Я не буду просить его уехать, — упрямо сказала Уиллоу.
   — Тогда я скажу.
   — Нет. — Это звучало, как выстрел, и Уиллоу даже оторопела от собственной резкости.
   Лицо Салливэна побледнело. Он ступил ближе, вдруг осознав что-то новое в выражении ее лица. Она всегда была хорошенькой, но теперь, казалось, излучала свет, а глаза ее были полны огня.
   — Между вами ничего нет?
   Уиллоу почувствовала, что краснеет, и отвернулась.
   — Сделать вам кофе?
   — Не увиливайте.
   — Я не увиливаю. Просто я подумала, что нам не помешает немного кофе.
   — Вы мне не ответили.
   Уиллоу резко повернулась:
   — Нет. Ничего нет. Просто он был очень добр с нами, и в нем есть что-то, что создает у меня впечатление — он очень одинок.
   — Он сам в этом виноват, Уиллоу. У профессионалов не бывает друзей.
   — Ну, теперь у него есть друзья. С тех пор, как он спас Салли Сью.
   Салливэн на время отступился. По крайней мере, здесь были Брэди и Чэд. Это уже что-то.
   — Кофе не надо. Мне пора ехать. — Он заметил облегчение на ее лице.
   — Но я вернусь завтра вечером.
   — Ну, это совсем не обязательно.
   — Очень даже обязательно.
   Уиллоу поняла, что должна уступить. Она знала, что он не изменит своего намерения.
   — Ладно.
   — Пошлите за мной Чэда, если что-нибудь потребуется.