Страница:
— Как она?
Салливэн не отводил взгляда от Алекса.
— Пуля задела кость. Ей очень больно, но непосредственной опасности нет. — Он снова посмотрел на Лобо. — Но здесь не ваша заслуга, — горько добавил он.
Лобо медленно открыл глаза, но не издал ни звука, ни малейшего стона, хотя Салливэн знал, что он должен испытывать невыносимые страдания. Одно из ребер, а может и не одно, было раздроблено, дыхание прерывалось, что указывало на повреждение легкого. Ладонь также была в ужасном состоянии; наверняка несколько костей были сломаны. Скорее всего, эта рука уже никогда не сможет держать револьвер.
Но самой сложной проблемой была потеря крови, и он сделал все, чтобы уменьшить кровотечение, молясь, чтобы не произошло внутреннего кровоизлияния. Пока Салливэн занимался им, Лобо лежал спокойно, хотя его вопрошающий взгляд нашел Салли Сью.
— С ней будет все в порядке, — сказал Салливэн. — С Марисой тоже.
— Уиллоу? — Казалось, этот вопрос отнял у него последние силы.
— Думаю, это зависит от вас, — сухо сказал Салливэн. Он повернулся и подозвал нескольких горожан, старательно игнорируя Ньютона и его людей.
— Отнесите его в дом. Уиллоу покажет, куда. — Он вернулся к Салли Сью, которую теперь крепко держала Эстелла. Их обеих окружила группа женщин с возмущенными и сочувствующими лицами. Он пробрался между ними и осмотрел малышку.
— Зесс, — снова потребовала Салли Сью, и у Салливэна сжалось сердце от беспокойства, выраженного на крошечном изможденном личике.
Она была благородной малышкой, и он не мог не завидовать ее преданности Лобо. Он завидовал, но больше не удивлялся. Он вместе со всеми горожанами видел, как Лобо рисковал жизнью, может быть, даже отдал ее — ради ребенка. У него пересохло в горле от сознания своей беспомощности. Но может быть, с божьей помощью ему удастся совершить чудо.
— Я отнесу ее в дом, — сказала Эстелла, нежно глядя на Салли Сью. В ее голосе слышалась необычная уверенность. Салливэн кивнул, подошел к Марисе и стал поднимать ее.
— Нет, — сказал Ньютон, — я заберу ее домой. Не обращая на него внимания, Салливэн подхватил Марису на руки.
— Нет, не заберете. Здесь у меня еще два пациента, а ей нужна медицинская помощь. Она останется здесь. — В его голосе звучала жесткость, которой раньше от него никто не слышал, и даже Алекс смутился и опустил глаза.
Потом он, казалось, собрался с духом.
— Как вы думаете, Уиллоу позволит остаться здесь с ней?
Салливэн разъяренно взглянул на него.
— Я бы не позволил. Она, наверное, позволит, — сказал он с отвращением и, больше не обращая внимания на Ньютона, понес Марису в дом в спальню Эстеллы. Уиллоу смотрела, как мужчины, принесшие Лобо, осторожно положили свою ношу на одну из кроватей близнецов. Они стеснительно смотрели на нее, смущенные тем, что раньше ничего не сделали, чтобы предотвратить случившееся, и отступили к двери, увидев, как она нежно прикоснулась к раненому.
Она не заметила, как они ушли. Все ее внимание было сосредоточено на Лобо. Сколько раз он рисковал жизнью ради нее и ее близких? А теперь он мог умереть.
Она услышала звук инвалидного кресла Алекса, въехавшего в соседнюю комнату, и обращенные к дочери слова:
— Мне очень жаль, Мариса. Очень жаль.
— Теперь с этим покончено? — сдавленным голосом спросила Мариса.
— Покончено, Мариса, — сказал Ньютон. — С этим покончено.
Уиллоу, глотая слезы, смотрела на Лобо. Он лежал, закрыв глаза, сжав зубы от боли, с трудом ловя глоткой воздух. Какой ценой покончено со всем этим?
Боже милосердный, какой ценой?
Уиллоу склонила голову и увидела, как ее слезы падают на его лицо, смешиваясь с бусинками крови и пота, выстраданными ради нее.
И тогда она познала истинное страдание.
Проезжий, вынужденный три часа ждать открытия лавки, спросил Боба Макинтайра, почему закрыты все лавки и салуны.
— Похороны! — услышал он краткий ответ сквозь зубы.
— Кто же такой чертовски важный, что вы закрыли салун?
— Не каждый день хоронишь знаменитого профессионала, — сказал Макинтайр. Проезжий сразу оживился.
— Кого?
— Лобо. Участвовал в стычке на ранчо. Два дня назад умер от ран.
— Лобо, — с благоговейным ужасом сказал незнакомец. — Кто же его прикончил?
Макинтайр вздохнул.
— Наемник по имени Келлер. Но мы и его только что похоронили. Его убил профи. Зовут Кантон.
— Будь я проклят, — сказал незнакомец. — Кантон, вот как? Я и о нем слышал. У вас здесь было здорово нескучно.
— Ну, теперь их уже нет, — сказал Макинтайр. — Город становится таким, как был раньше. Мирным, как всегда был. Полагаю, таким и останется. Теперь у нас снова отличный шериф.
Проезжему хотелось все знать. О таком неплохо можно поговорить на следующей стоянке у костра.
— И кто это?
— Брэди Томас. Был здесь шерифом раньше, но заболел. Теперь он в порядке. В полном порядке. Даже подумывает опять надеть себе хомут на шею.
Человек потер подбородок.
— Вроде я о нем слышал. Это не он поймал банду Ласситеров пару лет назад?
Макинтайр кивнул.
— Ну надо же! Пожалуй, надо зайти на могилу этого Лобо. Точно уж будет о чем рассказать.
Боб Макинтайр пожал плечами.
— Точно будет, — согласился он, упаковывая нехитрые покупки, и сказал, как добраться до кладбища.
Проезжий завернулся в дождевую накидку и через несколько минут был на кладбище. Там появились две новые могилы с земляными холмиками. На одном деревянном кресте была надпись «Эд Келлер», на другом просто «Лобо». На второй могиле лежал букетик цветов, одинокий и прибитый дождем, и проезжий на мгновение удивился, что кто-то мог оплакивать наемника с такой репутацией, что хуже не придумаешь. В конце концов, он просто пожал плечами и повернул лошадь на север. Эта история должна была обеспечить ему несколько выпивок, и ужины на стоянках тоже.
Гэр пришел, полагая, что это самое меньшее, что он мог сделать. Женщина и ребенок расплачивались за его упрямство.
И мужчина по имени Лобо.
Алекс был здесь потому, что его дочь угрожала никогда больше не разговаривать с ним, если он не поедет.
Они стояли по разные стороны могилы, пока преподобный Сесил Муни напутствовал Лобо в последний путь — куда бы тот ни направлялся. Он проделывал это с блеском, много заимствуя из послания коринфянам.
— Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся [7].
— Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся [8].
Гладко выговаривая слова, преподобный Муни бросал пронизывающие взгляды на обоих врагов.
Гэр чувствовал себя неловко. Он знал, что в бедах последних нескольких дней он был виноват не меньше Алекса. Его гордость, честь, его дружба были подвергнуты сомнению, и он отбивался, не раздумывая. Мэри пришла бы в отчаяние, знай она об этом.
Когда служба наконец закончилась и земля застучала о крышку простого соснового гроба, Гэр пробрался к Алексу.
— У меня есть кое-что, принадлежащее вам. Я хотел бы занести это вам сегодня.
Алекс злобно посмотрел на него. Он собирался заявить, что ему ничего не надо от Гэра Морроу, но, взглянув на лицо сидевшей в коляске дочери, передумал и коротко кивнул. Нога у Марисы была в гипсе и покоилась на подушке.
Мариса вернулась домой днем раньше. Она оставалась с Уиллоу четыре дня и согласилась вернуться только с тем условием, что ее отец покончит со своей враждой с Гэром Морроу.
Алекс посмотрел на Уиллоу, стоявшую под дождем, склонив голову и не сводя взгляда с могилы, пока туда опускали гроб и засыпали яму землей. Он сожалел, что был виновен в столь многом из случившегося.
Черт, самое малое, что он мог сделать — это поговорить с Морроу.
Она была благодарна горожанам. Появившись на ранчо в день набега, они заставили Алекса Ньютона очень хорошо понять, что Уиллоу и все, кого она опекала, находятся под их защитой.
Не то чтобы это требовалось. Алекс совершенно изменился. Из-за своей ненависти он чуть было не потерял Марису. В день перестрелки он остался в доме Уиллоу и все время сидел у постели дочери. Он уехал следующим утром лишь после того, как его заверили, что Мариса поправляется, но ее еще нельзя перевозить. Пуля сломала кость, и езда на тряской тележке не только была болезненной, но и могла вызвать осложнения.
Позже в тот день Алекс вернулся и сказал, что рассчитал всех наемников. Он сказал также, что больше не возражает против того, чтобы Гэр Морроу пользовался рекой. Уиллоу надеялась, и Мариса тоже, что затянутся раны, нанесенные враждой обоим мужчинам. Но время для этого еще не настало. Их все еще разделяли гордость и недоверие, но, по крайней мере, теперь ссора будет оставаться между ними, не затрагивая других.
А Брэди? В этой суматохе Брэди сразу начал распоряжаться. Он служил посредником в переговорах между Алексом и горожанами и приказал Кантону покинуть город. Так как городской шериф решил, что не собирается вмешиваться в это дело, и отказался сопровождать экспедицию на ранчо, Огэст Стиллуотер, взглянув на нового Брэди и быстро посовещавшись с городским советом, предложил ему его прежнюю работу — конечно же, с испытательным сроком. Брэди сказал, что подумает. Двумя днями позже он сказал, что мог бы принять предложение, если горожане примут в свою среду его невесту Эстеллу.
Граждане Ньютона за последнее время пережили столько потрясений, что это условие не показалось им таким уж неприемлемым. За несколько последних дней их система ценностей основательно изменилась. Внезапно дела стали важнее соблюдения внешних приличий. В конце концов, разве не видели они все, как когда-то самый уважаемый человек в городе затеял войну с женщиной? Разве не видели, как знаменитый профи пожертвовал собой ради ребенка? Разве они не видели, как городской пьяница вместе с еще одним человеком противостоял целой армии? Разве не видели, что эксцентричная мисс Уиллоу сплотила горожан так, как не мог никто другой?
Даже женщины попридержали языки, когда увидели появившихся из сарая в день перестрелки Брэди и Эстеллу, и как Эстелла побежала к лежавшим на земле раненым. Некоторые не удержались от слез.
Так что, с грустью размышляла Уиллоу, все оборачивалось к лучшему почти у всех. Казалось, даже Мариса и Салливэн пришли к взаимопониманию.
Она наткнулась на них, когда они разговаривали в день отъезда Марисы домой. Мариса рассерженно смотрела на Салливэна.
— Наверное, вам ненавистно заботиться обо мне, — говорила она. — Смотреть, как я лежу здесь.
Салливэн выглядел смущенным.
— Конечно, нет. — Он нежно дотронулся до нее. — Хотел бы я… — Он резко замолчал.
— Что бы вы хотели?
— Чтобы я всегда мог заботиться о вас.
— Значит, это не так ужасно?
— Конечно, нет!
— Тогда вы, наверное, считаете, что я хуже вас. — Наступило молчание, потом он запротестовал:
— Да как же вы можете так думать? Вы самая смелая, самая преданная…
— Но вы думаете, что я недостаточно люблю вас, или недостаточно сильна для того, чтобы заботиться о вас в тех случаях, когда у вас будут приступы малярии.
— Мариса…
— Верно ведь?
— Конечно, нет.
— Но вы меня не любите.
— Люблю, — возразил он.
— Хорошо, — сказала она. — Значит, договорились.
Уиллоу попятилась из комнаты, сдерживая смешок. И они точно договорились. Салливэн с Марисой через месяц решили пожениться.
У всех все устроилось, кроме Уиллоу. Она сжала руки в кулаки, когда они подъехали к дому. Перед ним была привязана незнакомая лошадь, и Уиллоу подумала, чья бы это могла быть — и вдруг вспомнила.
Брэди, ехавший рядом, спешился и подошел к коляске. Он предложил Уиллоу руку и помог ей сойти. Вышла Эстелла и нежно улыбнулась Брэди.
— Как поживают пациенты? — мягко спросил Салливэн.
— Салли Сью просто золото. А другой невыносим, — сказала она. — Злой, как раненый медведь.
Лицо Брэди стало жестким, когда он присмотрелся к незнакомой лошади. Он узнал ее.
— Кантон?
Эстелла кивнула.
— Черт его подери. Я велел ему убираться из города.
— Он сказал, что заехал по дороге, — ответила Эстелла.
— Да, черт возьми, он может все испортить.
— Не думаю, — успокоила его Эстелла. — Он сказал, что за ним послали.
Брэди посмотрел на Уиллоу, которая кивнула с видом полной непричастности к происходящему.
Брэди скорчил гримасу.
— Зачем?
— Не знаю, но он чуть ли не рвался его увидеть.
Брэди с мрачным видом быстро зашел в дом. Дверь в комнату близнецов была открыта. Изнутри они могли слышать ленивый голос Кантона:
— Вот уж не думал, что вы мне будете давать работу. Я все сделаю, точно как вы сказали. — Он немного помолчал, потом холодно рассмеялся. — И для моей репутации неплохо убить человека, который убил Лобо.
Изнутри послышалось ворчание.
— Все же мне будет не хватать Лобо. Всегда думал, что со временем встречусь с ним. Теперь так и не узнаю, кто же был быстрее.
Послышалось еще ворчание, больше похожее на ругательство.
Кантон появился из комнаты и остановился, увидев Брэди. Жестом покорности он поднял руки.
— Я еду, шериф. — Он вежливо улыбнулся.
— Кантон?..
— Насчет меня не беспокойтесь, шериф, — сказал Кантон. — Мне очень кстати, что Лобо мертв и похоронен. Меньше конкуренции за высшую ставку, как вы понимаете. — Он кивнул женщинам и вышел.
Уиллоу первой стряхнула оцепенение. Она подошла к двери спальни и заглянула внутрь. Джесс сидел на кровати и, нахмурившись, разглядывал свою забинтованную ладонь.
— Весь город был на похоронах Лобо, — сказала Уиллоу. Он уставился на нее ледяным взглядом. Ему не нравилась эта идея. Он отчаянно возражал против нее. Это было все равно, что убить себя, отказаться от жизненно важной части того, кем и чем он был. Но, в конце концов, он согласился, только когда Салливэн ясно показал, что у него не было выбора.
— Вы никогда не сможете пользоваться этой рукой, как раньше, — сказал он. — Со временем и если будете стараться, то сможете ею что-то делать, но у вас никогда больше не будет той ловкости и быстроты, что прежде.
Он злобно уставился на доктора, как будто это могло отменить сказанное. Все, что он умел — это обращаться с оружием, его единственный талант.
— С этой рукой вы там не протянете и недели, — настаивал Салливэн. — У вас жажда смерти? Идите и попробуйте.
Лобо знал, что доктор был прав. Невидящими глазами он смотрел на забинтованную ладонь, ощущая пустоту внутри. Временами за последние несколько дней он надеялся…
Он не знал, каким образом можно соединить его репутацию с безопасностью Уиллоу. Но он думал, что может попытаться. Тогда у него еще была целая рука. Он мог ее защитить. Теперь он никого не мог защитить. Он не мог ее защитить, даже не имея репутации, даже будучи обычным ранчером.
Его сильным местом всегда была способность защитить себя и позаботиться о себе. Теперь он этого не имел. Он был меньше, чем полчеловека. Поэтому он теперь уставился на нее, пытаясь прогнать нежное выражение из ее глаз. Еще один день, и у него хватит сил уехать. Он понятия не имел, куда поедет или чем будет заниматься.
Но у Лобо имелось нечто, что он мог оставить Уиллоу Тэйлор. С тех самых пор, как появилась идея о его «смерти», он пытался найти способ помочь Уиллоу осуществить ее мечту о надежном доме, и Чэду мечту о занятии скотоводством. У него были деньги, но теперь, когда он «умер», вопрос заключался в том, как их заполучить.
И тогда он вспомнил о Кантоне. Он доверял профессионализму Кантона. Друзья Уиллоу могли пытаться уговорить его изменить его план, попробовать вмешаться, но Кантон не станет это делать. И Кантон достаточно охотно согласился на то, что требовалось Лобо.
Поступившись своей гордостью, он попросил Кантона написать ему завещание, по которому он оставлял Уиллоу большую часть своих сбережений. Остаток оставался у Кантона, который потом должен был за определенную плату перевести его в банк в Сан-Франциско на имя Джесса Мартина. Лобо подписал завещание той подписью, которой он пользовался в банке в Денвере, и датировал завещание шестью днями раньше.
Во всяком случае, он оставит Уиллоу хоть что-то. Он не беспокоился, что Кантон может присвоить остальные деньги. У Кантона был свой кодекс чести, включавший в себя верность тому, кто его нанял. А Лобо, хоть и на короткое время, нанял Кантона. Теперь, когда с этим было все устроено, Лобо мог уехать. Раз его не будет здесь, Уиллоу не сможет отказаться от денег, особенно если они дадут возможность ей и Чэду начать обзаводиться скотом для ранчо.
У него еще все дьявольски болело, и он чувствовал себя не сильнее новорожденного волчонка, но был готов ехать. И чем быстрее, тем лучше, прежде чем у него снова появятся дурацкие мысли. Нежные мысли. Мысли, причиняющие боль.
Так что рассказ Уиллоу о его похоронах не доставил ему удовольствия, и он слушал, мрачно насупившись, не ободрило его и то, что весь город объединился в заговоре молчания, чтобы спасти ему жизнь. Лобо больше не существовал, а того, что оставалось, было чертовски мало.
В мрачном молчании он вытерпел назначенный Салливэном уход за ранами и смену повязок. Он заметил беспокойство и страх в глазах Уиллоу, прежде чем она вышла из комнаты, и его сердце сжалось от любви к ней. Но он ей не годился. Лобо или Джесс, он всегда приносил беду, всегда будет ее приносить. Она заслуживала гораздо большего.
Он пытался пошевелить пальцами руки и получил только дикую боль в награду за старание. Будь он проклят, если он ее не приветствовал: она напомнила ему о том, чего ему следовало ожидать. Она укрепила его решимость.
Завтра, поклялся он себе. Завтра он уедет.
Сколько раз за последние несколько недель он говорил себе то же самое? Сколько раз он пренебрегал своими собственными предупреждениями? Но завтра он этого не сделает. Он должен уехать. Ради Уиллоу, он должен уехать. Хотя и знал, что это способно разбить сердце, существование которого он ценой таких страданий обнаружил совсем недавно.
Дождь продолжался, и вода стекала с полей его шляпы. Большая клеенка прикрывала что-то в задке тележки. Он натянул поводья у крыльца, так похожего на крыльцо его собственного дома, сожалея о прошлом и настоящем. Он с Джейком и Алексом когда-то разделяли между собой что-то очень ценное. Может быть, ему следовало давным-давно сказать Джейку, что произошло, но его гордость не позволяла. Его лучший друг считал, что он его предал, выстрелил в него, не дав возможности объясниться, отвернулся от него после стольких лет, проведенных вместе. Предательство сделало его глухим к голосу разума, так же как и Алекса.
Из-за всего этого пострадали другие. Ребенок. Молодая девушка. Человек, пытавшийся их защитить. Теперь Гэр не находил оправдания своим действиям. Он был так же виновен, как и Алекс. Его молчание было столь же ответственно за происшедшее, сколь ярость Алекса.
Он постучал, и управляющий Ньютона открыл дверь.
— Мистер Ньютон ждет вас, — сказал он. Управляющий быстро оглядел его с ног до головы, не увидел оружия и провел Морроу в кабинет Алекса.
Алекс сидел за столом в инвалидном кресле. Его лицо выражало что угодно, кроме приветливости, но Гэр сделал вид, что не замечает. Он повернулся к управляющему.
— В тележке лежит седло. Пожалуйста, принесите его сюда.
После ухода управляющего двое мужчин молча смотрели друг на друга. На похоронах они впервые за много лет встретились, хотя жили только в нескольких милях один от другого. Время не пощадило ни одного: ожесточение и одиночество покрыли оба лица морщинами.
Когда управляющий вернулся с седлом, они все еще молчали, наблюдая друг за другом.
— Это ваше, — сказал Морроу. — Мэри хотела сделать вам подарок.
Алекс разинул рот в удивлении.
— Из-за этого она приезжала тогда ко мне, — с тяжелым вздохом продолжал Морроу. — Это был подарок на ваш день рождения. Один из моих людей умел работать с серебром. Я помог ей достать то, что ей хотелось. Она несколько месяцев только об этом и думала.
Алекс вцепился в подлокотники, пытаясь подняться, но рухнул обратно.
— Подарок?
Морроу тяжело вздохнул.
— Вы не дали мне возможности объяснить. Просто выстрелили, а потом выстрелил я.
Алекс закрыл глаза, пытаясь вспомнить тот день и переполнявшую его ярость.
— Подарок? — повторил он.
— Между Мэри и мной никогда ничего не было, хотя я однажды надеялся, что могло быть… прежде чем вы с ней поженились. Я любил ее, но вы были моим другом, и она вас очень любила. Раз уж она выбрала не меня, я был даже рад, что это оказались вы.
— Но почему… все эти годы…
— В тот день вы предали нас обоих, — медленно выговорил Гэр. — За себя я, пожалуй, мог бы вас простить, но за Мэри… Черт, она любила вас, а вы ее обесчестили, вы все вываляли в грязи. — Он помолчал. — Наверное, я хотел заставить вас страдать, позволяя верить…
Он замолк.
— Как же так, Гэр, — выкрикнул Алекс, — в тот день я был как помешанный. И раз вы этого не отрицали…
— Я не думал, что это необходимо мне… или Мэри. Я ошибался. — Он сглотнул слюну. — Знай она… она бы так дьявольски разозлилась на нас обоих.
Алекс уткнул голову в ладони.
— Она любила вас, Алекс. Я не знаю другой женщины, которая бы так любила. Она пыталась все для вас сделать. — Он помолчал. — Ни один из нас не был ее достоин, ни вы ее любви, ни я ее дружбы.
Гэр Морроу смотрел на сидевшего перед ним человека, своего друга, своего соперника, своего врага, с чувством бесконечной грусти за них обоих. Он повернулся и вышел.
Глава 27
Салливэн не отводил взгляда от Алекса.
— Пуля задела кость. Ей очень больно, но непосредственной опасности нет. — Он снова посмотрел на Лобо. — Но здесь не ваша заслуга, — горько добавил он.
Лобо медленно открыл глаза, но не издал ни звука, ни малейшего стона, хотя Салливэн знал, что он должен испытывать невыносимые страдания. Одно из ребер, а может и не одно, было раздроблено, дыхание прерывалось, что указывало на повреждение легкого. Ладонь также была в ужасном состоянии; наверняка несколько костей были сломаны. Скорее всего, эта рука уже никогда не сможет держать револьвер.
Но самой сложной проблемой была потеря крови, и он сделал все, чтобы уменьшить кровотечение, молясь, чтобы не произошло внутреннего кровоизлияния. Пока Салливэн занимался им, Лобо лежал спокойно, хотя его вопрошающий взгляд нашел Салли Сью.
— С ней будет все в порядке, — сказал Салливэн. — С Марисой тоже.
— Уиллоу? — Казалось, этот вопрос отнял у него последние силы.
— Думаю, это зависит от вас, — сухо сказал Салливэн. Он повернулся и подозвал нескольких горожан, старательно игнорируя Ньютона и его людей.
— Отнесите его в дом. Уиллоу покажет, куда. — Он вернулся к Салли Сью, которую теперь крепко держала Эстелла. Их обеих окружила группа женщин с возмущенными и сочувствующими лицами. Он пробрался между ними и осмотрел малышку.
— Зесс, — снова потребовала Салли Сью, и у Салливэна сжалось сердце от беспокойства, выраженного на крошечном изможденном личике.
Она была благородной малышкой, и он не мог не завидовать ее преданности Лобо. Он завидовал, но больше не удивлялся. Он вместе со всеми горожанами видел, как Лобо рисковал жизнью, может быть, даже отдал ее — ради ребенка. У него пересохло в горле от сознания своей беспомощности. Но может быть, с божьей помощью ему удастся совершить чудо.
— Я отнесу ее в дом, — сказала Эстелла, нежно глядя на Салли Сью. В ее голосе слышалась необычная уверенность. Салливэн кивнул, подошел к Марисе и стал поднимать ее.
— Нет, — сказал Ньютон, — я заберу ее домой. Не обращая на него внимания, Салливэн подхватил Марису на руки.
— Нет, не заберете. Здесь у меня еще два пациента, а ей нужна медицинская помощь. Она останется здесь. — В его голосе звучала жесткость, которой раньше от него никто не слышал, и даже Алекс смутился и опустил глаза.
Потом он, казалось, собрался с духом.
— Как вы думаете, Уиллоу позволит остаться здесь с ней?
Салливэн разъяренно взглянул на него.
— Я бы не позволил. Она, наверное, позволит, — сказал он с отвращением и, больше не обращая внимания на Ньютона, понес Марису в дом в спальню Эстеллы. Уиллоу смотрела, как мужчины, принесшие Лобо, осторожно положили свою ношу на одну из кроватей близнецов. Они стеснительно смотрели на нее, смущенные тем, что раньше ничего не сделали, чтобы предотвратить случившееся, и отступили к двери, увидев, как она нежно прикоснулась к раненому.
Она не заметила, как они ушли. Все ее внимание было сосредоточено на Лобо. Сколько раз он рисковал жизнью ради нее и ее близких? А теперь он мог умереть.
Она услышала звук инвалидного кресла Алекса, въехавшего в соседнюю комнату, и обращенные к дочери слова:
— Мне очень жаль, Мариса. Очень жаль.
— Теперь с этим покончено? — сдавленным голосом спросила Мариса.
— Покончено, Мариса, — сказал Ньютон. — С этим покончено.
Уиллоу, глотая слезы, смотрела на Лобо. Он лежал, закрыв глаза, сжав зубы от боли, с трудом ловя глоткой воздух. Какой ценой покончено со всем этим?
Боже милосердный, какой ценой?
Уиллоу склонила голову и увидела, как ее слезы падают на его лицо, смешиваясь с бусинками крови и пота, выстраданными ради нее.
И тогда она познала истинное страдание.
* * *
Весь город собрался на похороны пятью днями позже, несмотря на проливной дождь.Проезжий, вынужденный три часа ждать открытия лавки, спросил Боба Макинтайра, почему закрыты все лавки и салуны.
— Похороны! — услышал он краткий ответ сквозь зубы.
— Кто же такой чертовски важный, что вы закрыли салун?
— Не каждый день хоронишь знаменитого профессионала, — сказал Макинтайр. Проезжий сразу оживился.
— Кого?
— Лобо. Участвовал в стычке на ранчо. Два дня назад умер от ран.
— Лобо, — с благоговейным ужасом сказал незнакомец. — Кто же его прикончил?
Макинтайр вздохнул.
— Наемник по имени Келлер. Но мы и его только что похоронили. Его убил профи. Зовут Кантон.
— Будь я проклят, — сказал незнакомец. — Кантон, вот как? Я и о нем слышал. У вас здесь было здорово нескучно.
— Ну, теперь их уже нет, — сказал Макинтайр. — Город становится таким, как был раньше. Мирным, как всегда был. Полагаю, таким и останется. Теперь у нас снова отличный шериф.
Проезжему хотелось все знать. О таком неплохо можно поговорить на следующей стоянке у костра.
— И кто это?
— Брэди Томас. Был здесь шерифом раньше, но заболел. Теперь он в порядке. В полном порядке. Даже подумывает опять надеть себе хомут на шею.
Человек потер подбородок.
— Вроде я о нем слышал. Это не он поймал банду Ласситеров пару лет назад?
Макинтайр кивнул.
— Ну надо же! Пожалуй, надо зайти на могилу этого Лобо. Точно уж будет о чем рассказать.
Боб Макинтайр пожал плечами.
— Точно будет, — согласился он, упаковывая нехитрые покупки, и сказал, как добраться до кладбища.
Проезжий завернулся в дождевую накидку и через несколько минут был на кладбище. Там появились две новые могилы с земляными холмиками. На одном деревянном кресте была надпись «Эд Келлер», на другом просто «Лобо». На второй могиле лежал букетик цветов, одинокий и прибитый дождем, и проезжий на мгновение удивился, что кто-то мог оплакивать наемника с такой репутацией, что хуже не придумаешь. В конце концов, он просто пожал плечами и повернул лошадь на север. Эта история должна была обеспечить ему несколько выпивок, и ужины на стоянках тоже.
* * *
Алекс Ньютон и Гэр Морроу присутствовали на похоронах Лобо, стоя с непокрытыми головами под проливным дождем.Гэр пришел, полагая, что это самое меньшее, что он мог сделать. Женщина и ребенок расплачивались за его упрямство.
И мужчина по имени Лобо.
Алекс был здесь потому, что его дочь угрожала никогда больше не разговаривать с ним, если он не поедет.
Они стояли по разные стороны могилы, пока преподобный Сесил Муни напутствовал Лобо в последний путь — куда бы тот ни направлялся. Он проделывал это с блеском, много заимствуя из послания коринфянам.
— Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся [7].
— Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся [8].
Гладко выговаривая слова, преподобный Муни бросал пронизывающие взгляды на обоих врагов.
Гэр чувствовал себя неловко. Он знал, что в бедах последних нескольких дней он был виноват не меньше Алекса. Его гордость, честь, его дружба были подвергнуты сомнению, и он отбивался, не раздумывая. Мэри пришла бы в отчаяние, знай она об этом.
Когда служба наконец закончилась и земля застучала о крышку простого соснового гроба, Гэр пробрался к Алексу.
— У меня есть кое-что, принадлежащее вам. Я хотел бы занести это вам сегодня.
Алекс злобно посмотрел на него. Он собирался заявить, что ему ничего не надо от Гэра Морроу, но, взглянув на лицо сидевшей в коляске дочери, передумал и коротко кивнул. Нога у Марисы была в гипсе и покоилась на подушке.
Мариса вернулась домой днем раньше. Она оставалась с Уиллоу четыре дня и согласилась вернуться только с тем условием, что ее отец покончит со своей враждой с Гэром Морроу.
Алекс посмотрел на Уиллоу, стоявшую под дождем, склонив голову и не сводя взгляда с могилы, пока туда опускали гроб и засыпали яму землей. Он сожалел, что был виновен в столь многом из случившегося.
Черт, самое малое, что он мог сделать — это поговорить с Морроу.
* * *
Салливэн отвез Уиллоу домой в своей коляске. Мрачно выглядевший Брэди ехал рядом. Она сидела прямо, расправив плечи, с чуть заплаканными глазами. Миссис Макинтайр дала ей цветы положить на могилу Лобо, и, склонившись над земляным холмиком, Уиллоу сказала ему последнее прости.Она была благодарна горожанам. Появившись на ранчо в день набега, они заставили Алекса Ньютона очень хорошо понять, что Уиллоу и все, кого она опекала, находятся под их защитой.
Не то чтобы это требовалось. Алекс совершенно изменился. Из-за своей ненависти он чуть было не потерял Марису. В день перестрелки он остался в доме Уиллоу и все время сидел у постели дочери. Он уехал следующим утром лишь после того, как его заверили, что Мариса поправляется, но ее еще нельзя перевозить. Пуля сломала кость, и езда на тряской тележке не только была болезненной, но и могла вызвать осложнения.
Позже в тот день Алекс вернулся и сказал, что рассчитал всех наемников. Он сказал также, что больше не возражает против того, чтобы Гэр Морроу пользовался рекой. Уиллоу надеялась, и Мариса тоже, что затянутся раны, нанесенные враждой обоим мужчинам. Но время для этого еще не настало. Их все еще разделяли гордость и недоверие, но, по крайней мере, теперь ссора будет оставаться между ними, не затрагивая других.
А Брэди? В этой суматохе Брэди сразу начал распоряжаться. Он служил посредником в переговорах между Алексом и горожанами и приказал Кантону покинуть город. Так как городской шериф решил, что не собирается вмешиваться в это дело, и отказался сопровождать экспедицию на ранчо, Огэст Стиллуотер, взглянув на нового Брэди и быстро посовещавшись с городским советом, предложил ему его прежнюю работу — конечно же, с испытательным сроком. Брэди сказал, что подумает. Двумя днями позже он сказал, что мог бы принять предложение, если горожане примут в свою среду его невесту Эстеллу.
Граждане Ньютона за последнее время пережили столько потрясений, что это условие не показалось им таким уж неприемлемым. За несколько последних дней их система ценностей основательно изменилась. Внезапно дела стали важнее соблюдения внешних приличий. В конце концов, разве не видели они все, как когда-то самый уважаемый человек в городе затеял войну с женщиной? Разве не видели, как знаменитый профи пожертвовал собой ради ребенка? Разве они не видели, как городской пьяница вместе с еще одним человеком противостоял целой армии? Разве не видели, что эксцентричная мисс Уиллоу сплотила горожан так, как не мог никто другой?
Даже женщины попридержали языки, когда увидели появившихся из сарая в день перестрелки Брэди и Эстеллу, и как Эстелла побежала к лежавшим на земле раненым. Некоторые не удержались от слез.
Так что, с грустью размышляла Уиллоу, все оборачивалось к лучшему почти у всех. Казалось, даже Мариса и Салливэн пришли к взаимопониманию.
Она наткнулась на них, когда они разговаривали в день отъезда Марисы домой. Мариса рассерженно смотрела на Салливэна.
— Наверное, вам ненавистно заботиться обо мне, — говорила она. — Смотреть, как я лежу здесь.
Салливэн выглядел смущенным.
— Конечно, нет. — Он нежно дотронулся до нее. — Хотел бы я… — Он резко замолчал.
— Что бы вы хотели?
— Чтобы я всегда мог заботиться о вас.
— Значит, это не так ужасно?
— Конечно, нет!
— Тогда вы, наверное, считаете, что я хуже вас. — Наступило молчание, потом он запротестовал:
— Да как же вы можете так думать? Вы самая смелая, самая преданная…
— Но вы думаете, что я недостаточно люблю вас, или недостаточно сильна для того, чтобы заботиться о вас в тех случаях, когда у вас будут приступы малярии.
— Мариса…
— Верно ведь?
— Конечно, нет.
— Но вы меня не любите.
— Люблю, — возразил он.
— Хорошо, — сказала она. — Значит, договорились.
Уиллоу попятилась из комнаты, сдерживая смешок. И они точно договорились. Салливэн с Марисой через месяц решили пожениться.
У всех все устроилось, кроме Уиллоу. Она сжала руки в кулаки, когда они подъехали к дому. Перед ним была привязана незнакомая лошадь, и Уиллоу подумала, чья бы это могла быть — и вдруг вспомнила.
Брэди, ехавший рядом, спешился и подошел к коляске. Он предложил Уиллоу руку и помог ей сойти. Вышла Эстелла и нежно улыбнулась Брэди.
— Как поживают пациенты? — мягко спросил Салливэн.
— Салли Сью просто золото. А другой невыносим, — сказала она. — Злой, как раненый медведь.
Лицо Брэди стало жестким, когда он присмотрелся к незнакомой лошади. Он узнал ее.
— Кантон?
Эстелла кивнула.
— Черт его подери. Я велел ему убираться из города.
— Он сказал, что заехал по дороге, — ответила Эстелла.
— Да, черт возьми, он может все испортить.
— Не думаю, — успокоила его Эстелла. — Он сказал, что за ним послали.
Брэди посмотрел на Уиллоу, которая кивнула с видом полной непричастности к происходящему.
Брэди скорчил гримасу.
— Зачем?
— Не знаю, но он чуть ли не рвался его увидеть.
Брэди с мрачным видом быстро зашел в дом. Дверь в комнату близнецов была открыта. Изнутри они могли слышать ленивый голос Кантона:
— Вот уж не думал, что вы мне будете давать работу. Я все сделаю, точно как вы сказали. — Он немного помолчал, потом холодно рассмеялся. — И для моей репутации неплохо убить человека, который убил Лобо.
Изнутри послышалось ворчание.
— Все же мне будет не хватать Лобо. Всегда думал, что со временем встречусь с ним. Теперь так и не узнаю, кто же был быстрее.
Послышалось еще ворчание, больше похожее на ругательство.
Кантон появился из комнаты и остановился, увидев Брэди. Жестом покорности он поднял руки.
— Я еду, шериф. — Он вежливо улыбнулся.
— Кантон?..
— Насчет меня не беспокойтесь, шериф, — сказал Кантон. — Мне очень кстати, что Лобо мертв и похоронен. Меньше конкуренции за высшую ставку, как вы понимаете. — Он кивнул женщинам и вышел.
Уиллоу первой стряхнула оцепенение. Она подошла к двери спальни и заглянула внутрь. Джесс сидел на кровати и, нахмурившись, разглядывал свою забинтованную ладонь.
— Весь город был на похоронах Лобо, — сказала Уиллоу. Он уставился на нее ледяным взглядом. Ему не нравилась эта идея. Он отчаянно возражал против нее. Это было все равно, что убить себя, отказаться от жизненно важной части того, кем и чем он был. Но, в конце концов, он согласился, только когда Салливэн ясно показал, что у него не было выбора.
— Вы никогда не сможете пользоваться этой рукой, как раньше, — сказал он. — Со временем и если будете стараться, то сможете ею что-то делать, но у вас никогда больше не будет той ловкости и быстроты, что прежде.
Он злобно уставился на доктора, как будто это могло отменить сказанное. Все, что он умел — это обращаться с оружием, его единственный талант.
— С этой рукой вы там не протянете и недели, — настаивал Салливэн. — У вас жажда смерти? Идите и попробуйте.
Лобо знал, что доктор был прав. Невидящими глазами он смотрел на забинтованную ладонь, ощущая пустоту внутри. Временами за последние несколько дней он надеялся…
Он не знал, каким образом можно соединить его репутацию с безопасностью Уиллоу. Но он думал, что может попытаться. Тогда у него еще была целая рука. Он мог ее защитить. Теперь он никого не мог защитить. Он не мог ее защитить, даже не имея репутации, даже будучи обычным ранчером.
Его сильным местом всегда была способность защитить себя и позаботиться о себе. Теперь он этого не имел. Он был меньше, чем полчеловека. Поэтому он теперь уставился на нее, пытаясь прогнать нежное выражение из ее глаз. Еще один день, и у него хватит сил уехать. Он понятия не имел, куда поедет или чем будет заниматься.
Но у Лобо имелось нечто, что он мог оставить Уиллоу Тэйлор. С тех самых пор, как появилась идея о его «смерти», он пытался найти способ помочь Уиллоу осуществить ее мечту о надежном доме, и Чэду мечту о занятии скотоводством. У него были деньги, но теперь, когда он «умер», вопрос заключался в том, как их заполучить.
И тогда он вспомнил о Кантоне. Он доверял профессионализму Кантона. Друзья Уиллоу могли пытаться уговорить его изменить его план, попробовать вмешаться, но Кантон не станет это делать. И Кантон достаточно охотно согласился на то, что требовалось Лобо.
Поступившись своей гордостью, он попросил Кантона написать ему завещание, по которому он оставлял Уиллоу большую часть своих сбережений. Остаток оставался у Кантона, который потом должен был за определенную плату перевести его в банк в Сан-Франциско на имя Джесса Мартина. Лобо подписал завещание той подписью, которой он пользовался в банке в Денвере, и датировал завещание шестью днями раньше.
Во всяком случае, он оставит Уиллоу хоть что-то. Он не беспокоился, что Кантон может присвоить остальные деньги. У Кантона был свой кодекс чести, включавший в себя верность тому, кто его нанял. А Лобо, хоть и на короткое время, нанял Кантона. Теперь, когда с этим было все устроено, Лобо мог уехать. Раз его не будет здесь, Уиллоу не сможет отказаться от денег, особенно если они дадут возможность ей и Чэду начать обзаводиться скотом для ранчо.
У него еще все дьявольски болело, и он чувствовал себя не сильнее новорожденного волчонка, но был готов ехать. И чем быстрее, тем лучше, прежде чем у него снова появятся дурацкие мысли. Нежные мысли. Мысли, причиняющие боль.
Так что рассказ Уиллоу о его похоронах не доставил ему удовольствия, и он слушал, мрачно насупившись, не ободрило его и то, что весь город объединился в заговоре молчания, чтобы спасти ему жизнь. Лобо больше не существовал, а того, что оставалось, было чертовски мало.
В мрачном молчании он вытерпел назначенный Салливэном уход за ранами и смену повязок. Он заметил беспокойство и страх в глазах Уиллоу, прежде чем она вышла из комнаты, и его сердце сжалось от любви к ней. Но он ей не годился. Лобо или Джесс, он всегда приносил беду, всегда будет ее приносить. Она заслуживала гораздо большего.
Он пытался пошевелить пальцами руки и получил только дикую боль в награду за старание. Будь он проклят, если он ее не приветствовал: она напомнила ему о том, чего ему следовало ожидать. Она укрепила его решимость.
Завтра, поклялся он себе. Завтра он уедет.
Сколько раз за последние несколько недель он говорил себе то же самое? Сколько раз он пренебрегал своими собственными предупреждениями? Но завтра он этого не сделает. Он должен уехать. Ради Уиллоу, он должен уехать. Хотя и знал, что это способно разбить сердце, существование которого он ценой таких страданий обнаружил совсем недавно.
* * *
От внимания Гэра Морроу не ускользнули бросаемые на него враждебные взгляды, когда он подъехал на своей тележке к дому Ньютона. Он приехал один, без своих людей. Он не хотел лишних неприятностей.Дождь продолжался, и вода стекала с полей его шляпы. Большая клеенка прикрывала что-то в задке тележки. Он натянул поводья у крыльца, так похожего на крыльцо его собственного дома, сожалея о прошлом и настоящем. Он с Джейком и Алексом когда-то разделяли между собой что-то очень ценное. Может быть, ему следовало давным-давно сказать Джейку, что произошло, но его гордость не позволяла. Его лучший друг считал, что он его предал, выстрелил в него, не дав возможности объясниться, отвернулся от него после стольких лет, проведенных вместе. Предательство сделало его глухим к голосу разума, так же как и Алекса.
Из-за всего этого пострадали другие. Ребенок. Молодая девушка. Человек, пытавшийся их защитить. Теперь Гэр не находил оправдания своим действиям. Он был так же виновен, как и Алекс. Его молчание было столь же ответственно за происшедшее, сколь ярость Алекса.
Он постучал, и управляющий Ньютона открыл дверь.
— Мистер Ньютон ждет вас, — сказал он. Управляющий быстро оглядел его с ног до головы, не увидел оружия и провел Морроу в кабинет Алекса.
Алекс сидел за столом в инвалидном кресле. Его лицо выражало что угодно, кроме приветливости, но Гэр сделал вид, что не замечает. Он повернулся к управляющему.
— В тележке лежит седло. Пожалуйста, принесите его сюда.
После ухода управляющего двое мужчин молча смотрели друг на друга. На похоронах они впервые за много лет встретились, хотя жили только в нескольких милях один от другого. Время не пощадило ни одного: ожесточение и одиночество покрыли оба лица морщинами.
Когда управляющий вернулся с седлом, они все еще молчали, наблюдая друг за другом.
— Это ваше, — сказал Морроу. — Мэри хотела сделать вам подарок.
Алекс разинул рот в удивлении.
— Из-за этого она приезжала тогда ко мне, — с тяжелым вздохом продолжал Морроу. — Это был подарок на ваш день рождения. Один из моих людей умел работать с серебром. Я помог ей достать то, что ей хотелось. Она несколько месяцев только об этом и думала.
Алекс вцепился в подлокотники, пытаясь подняться, но рухнул обратно.
— Подарок?
Морроу тяжело вздохнул.
— Вы не дали мне возможности объяснить. Просто выстрелили, а потом выстрелил я.
Алекс закрыл глаза, пытаясь вспомнить тот день и переполнявшую его ярость.
— Подарок? — повторил он.
— Между Мэри и мной никогда ничего не было, хотя я однажды надеялся, что могло быть… прежде чем вы с ней поженились. Я любил ее, но вы были моим другом, и она вас очень любила. Раз уж она выбрала не меня, я был даже рад, что это оказались вы.
— Но почему… все эти годы…
— В тот день вы предали нас обоих, — медленно выговорил Гэр. — За себя я, пожалуй, мог бы вас простить, но за Мэри… Черт, она любила вас, а вы ее обесчестили, вы все вываляли в грязи. — Он помолчал. — Наверное, я хотел заставить вас страдать, позволяя верить…
Он замолк.
— Как же так, Гэр, — выкрикнул Алекс, — в тот день я был как помешанный. И раз вы этого не отрицали…
— Я не думал, что это необходимо мне… или Мэри. Я ошибался. — Он сглотнул слюну. — Знай она… она бы так дьявольски разозлилась на нас обоих.
Алекс уткнул голову в ладони.
— Она любила вас, Алекс. Я не знаю другой женщины, которая бы так любила. Она пыталась все для вас сделать. — Он помолчал. — Ни один из нас не был ее достоин, ни вы ее любви, ни я ее дружбы.
Гэр Морроу смотрел на сидевшего перед ним человека, своего друга, своего соперника, своего врага, с чувством бесконечной грусти за них обоих. Он повернулся и вышел.
Глава 27
После похорон Джесс Мартин стал таким же, как прежде. Даже Уиллоу относилась к нему с опаской. Казалось, только простенькие слова Салли Сью могли проникать сквозь броню, в которую он заковал себя.
Через два дня после похорон он стал ходить. Это было гораздо раньше, чем рекомендовал Салливэн, но он был подобен беспокойному волку, чье имя носил, и если и испытывал боль, по прикрытым непроницаемой завесой глазам этого не было видно.
Вначале он оставался в доме из-за дождя, но потом перестал обращать на него внимание. Уиллоу видела, как он бесцельно бродил снаружи, пробуя сжимать и разжимать пальцы перебинтованной ладони. Его ребра также были забинтованы, и Салливэн сказал ей, что несколько недель ему нельзя будет ездить верхом, чтобы не нанести себе непоправимый вред.
Она знала, что он не собирался оставаться так долго. Каждый раз, как она заходила в комнату, он передергивался, и на ее вопросы или попытки заговорить отвечал в лучшем случае односложно, в худшем — молчанием.
Она спросила, не хочет ли он использовать это время, чтобы научиться читать, и он только злобно посмотрел на нее. Она ужасно боялась, что он винит ее в потере руки. И конечно, именно она была виновата. Если бы она так упрямо не цеплялась за землю, ничего этого не случилось бы. ело;ового члена их семьи. •' ' Так что Уиллоу жила со своим собственным чувством вины, таким глубоким, что она не решалась настаивать вторгаться в его личные переживания, хотя ей так хотелось его погладить, любить, убедить его, что с поврежденной рукой или нет, он был лучше всех мужчин, которых она когда-либо знала.
Джесс не скрывал, что собирается уехать сразу, как только будет физически на это способен. Он уже просил, чтобы она отвезла его в гостиницу в городе, но она отказалась и позаботилась о том, чтобы он не мог ни оседлать лошадь, ни запрячь упряжку, и с ребрами в таком состоянии, как у него, он точно уж не мог пройти несколько миль до города.
Однако он настоял, чтобы перебраться в сарай. Брэди обосновался в городе, когда снова занял должность шерифа, хотя он часто заезжал на ранчо посмотреть, как дела у Джесса, и сделать то, что требовалось по хозяйству.
Она ни больше ни меньше, как держала Джесса заложником, и он расхаживал туда-сюда подобно заключенному, стараясь восстановить свои силы, напрягаясь гораздо больше, чем следовало. Уиллоу знала, что он так старается для того, чтобы от нее уехать.
Салли Сью иногда удавалось его уговорить, и он оставался после ужина слушать сказку. Несмотря на поврежденные ребра, он позволял настойчивой Салли Сью свернуться у него на коленях, и его здоровая рука легко лежала на ее здоровой пухленькой ручке.
На пятый вечер после похорон Уиллоу покончила со странствиями Одиссея. Он вернулся домой после двадцати лет лишений и схваток. Наученный осторожности годами невзгод, он не стал до въезда в свое царство объявлять о своем возвращении, и сразу обнаружил измену. Его знать враждовала между собой и разворовывала его богатства.
Через два дня после похорон он стал ходить. Это было гораздо раньше, чем рекомендовал Салливэн, но он был подобен беспокойному волку, чье имя носил, и если и испытывал боль, по прикрытым непроницаемой завесой глазам этого не было видно.
Вначале он оставался в доме из-за дождя, но потом перестал обращать на него внимание. Уиллоу видела, как он бесцельно бродил снаружи, пробуя сжимать и разжимать пальцы перебинтованной ладони. Его ребра также были забинтованы, и Салливэн сказал ей, что несколько недель ему нельзя будет ездить верхом, чтобы не нанести себе непоправимый вред.
Она знала, что он не собирался оставаться так долго. Каждый раз, как она заходила в комнату, он передергивался, и на ее вопросы или попытки заговорить отвечал в лучшем случае односложно, в худшем — молчанием.
Она спросила, не хочет ли он использовать это время, чтобы научиться читать, и он только злобно посмотрел на нее. Она ужасно боялась, что он винит ее в потере руки. И конечно, именно она была виновата. Если бы она так упрямо не цеплялась за землю, ничего этого не случилось бы. ело;ового члена их семьи. •' ' Так что Уиллоу жила со своим собственным чувством вины, таким глубоким, что она не решалась настаивать вторгаться в его личные переживания, хотя ей так хотелось его погладить, любить, убедить его, что с поврежденной рукой или нет, он был лучше всех мужчин, которых она когда-либо знала.
Джесс не скрывал, что собирается уехать сразу, как только будет физически на это способен. Он уже просил, чтобы она отвезла его в гостиницу в городе, но она отказалась и позаботилась о том, чтобы он не мог ни оседлать лошадь, ни запрячь упряжку, и с ребрами в таком состоянии, как у него, он точно уж не мог пройти несколько миль до города.
Однако он настоял, чтобы перебраться в сарай. Брэди обосновался в городе, когда снова занял должность шерифа, хотя он часто заезжал на ранчо посмотреть, как дела у Джесса, и сделать то, что требовалось по хозяйству.
Она ни больше ни меньше, как держала Джесса заложником, и он расхаживал туда-сюда подобно заключенному, стараясь восстановить свои силы, напрягаясь гораздо больше, чем следовало. Уиллоу знала, что он так старается для того, чтобы от нее уехать.
Салли Сью иногда удавалось его уговорить, и он оставался после ужина слушать сказку. Несмотря на поврежденные ребра, он позволял настойчивой Салли Сью свернуться у него на коленях, и его здоровая рука легко лежала на ее здоровой пухленькой ручке.
На пятый вечер после похорон Уиллоу покончила со странствиями Одиссея. Он вернулся домой после двадцати лет лишений и схваток. Наученный осторожности годами невзгод, он не стал до въезда в свое царство объявлять о своем возвращении, и сразу обнаружил измену. Его знать враждовала между собой и разворовывала его богатства.