Прест Томас. Варни-вампир 3, или Утро кровавого пира

   «Господи, мы зарыли документы, подтверждающие мое право собственности на имущество, нам придется эксгумировать труп, чтобы достать их».
   Эти документы ничего не значили для меня, мне было противно выкапывать труп, я не хотел делать этого.
   «Мармадюк Баннерворт, – сказал я, – вы можете делать все, что вам угодно и нести ответственность за последствия, но я не буду выкапывать труп, я не хочу снова смотреть на его лицо. Это слишком страшно. У вас есть огромная сумма денег, зачем вам нужны еще и документы на поместье, стоимость которого так незначительна?
   «Хорошо, хорошо, – сказал он, – я не буду пока тревожить останки; подожду, что доследует за фактом убийства; если не возникнет никаких подозрений, а все будет тихо и спокойно, я найду способ выкопать тело и достать бумаги, которые являются для меня весьма важными».
   Приближалось утро, мы посчитали, что будет разумно покинуть это место. Несколько мгновений мы стояли в конце тропинки и беседовали, это был последний раз, когда я видел Мармадюка Баннерворта.
   – Ответьте мне на один вопрос, – сказал Генри.
   – Отвечу. Спрашивайте, что вам угодно, я отвечу.
   – Это вы приехали в поместье Баннервортов наутро после трагической смерти моего отца и вызвали его?
   – Да, это был я. Когда я услышал о том, что он совершил, я сразу же уехал, размышляя, что можно сделать, чтобы добыть хотя бы часть имущества, половина которого, как я понимал, принадлежала мне. Я узнал, какими были последние слова Мармадюка Баннерворта в момент его смерти, их была достаточно, чтобы понять, где деньги, они были спрятаны в доме, в каком-то потайном месте. После этого мысль о завладении этими деньгами тем или иным способом не покидала мой разум.
   Я обдумывал это день и ночь; я не знал только места, где были спрятаны деньги. Не было сомнений в том, что Мармадюк Баннерворт с деньгами спокойно добрался до дома и надежно их спрятал. Это было разумной мерой предосторожности, учитывая, каким способом мы добыли эти деньги.
   Затем я додумал, что, будучи наедине со своими мрачными мыслями, он чувствовал такую боль, что напился для того, чтобы утопить свои воспоминания. Естественным последствием этого было состояние частичного умопомешательства. Вероятно, в момент приступа безумия он и совершил тот ужасный поступок, который безвременно перенес его на тот свет.
   – Да, – сказал Генри, – должно быть, это правда; ваше предположение верно. Перед самоубийством он выпивал огромные количества вина, но вместо успокоения угрызений совести, они только усилились, он пришел в такое безумное состояние рассудка, что нашел невозможным продолжение жизни, после чего и совершил ужасный акт, завершивший его страдания.
   – Да, и который в одночасье разрушил все мои ожидания овладеть состоянием, которое по нашему уговору должно было стать моим. Ведь даже половины суммы, вытащенной из карманов игрока было достаточно, чтобы безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. Я был сведен с ума мыслью, что такая большая сумма выскользнула из моих рук. Я постоянно околачивался вокруг поместья Баннервортов, надеясь и ожидая, что появится какое-нибудь обстоятельство, которое позволит мне проникнуть в дом и обыскать его с целью найти спрятанные сокровища.
   Все мои усилия были тщетными. Я не мог разработать никакого плана, Наконец, устав и измучившись, я был вынужден уехать в Лондон в поисках средств к существованию. Только в таком огромном метрополисе такие люди, как я, лишенные всяких средств, но готовые добывать деньги любыми путями, могли сделать это. Я снова погрузился в водоворот лондонской жизни, и продолжил криминальное занятие, обеспечивая себя грабежом или любым другим способом, который обещал потенциальный успех. Во время этих занятий я и познакомился с самыми отвратительными людьми того времени; мы вместе совершали такие преступления, что деятельность нашей банды головорезов правительству пришлось срочно пресекать. Нам, разумеется, не было известно, что полиция начала предпринимать активные действия по нашей поимке. За каждым из нас было установлено наблюдение. Полиция знала о каждом нашем шаге. В результате этого, как и можно было ожидать, мы были рассеяны, некоторые члены банды были арестованы, в том числе и я. Я почти с самого начала знал свою дальнейшую судьбу. Наши грабежи производили такое впечатление, что судьи посчитали совершенно необходимым самым суровым образом наказать кого-либо из банды в назидание другим.
   Суд надо мной не продолжался и часа, меня осудили и вынесли смертный приговор, судья намекнул, что мне не стоит и мечтать о помиловании. При таком положении вещей, не видя перед собой ничего кроме смерти, я полностью отчаялся и чуть не умер еще до казни. Больше мертвый, чем живой, я, однако, был затащен на эшафот, чтобы быть официально казненным. Я никогда не забуду массу страшных мыслей, которые проходили через мой разум в то ужасное время. Казалось, моя судьба была решена, и я почти ничего не помню об этой ужасной сцене. Я помню какое-то смущенное бормотание собравшихся людей. Помню, как я оглядывался вокруг и видел только огромное море человеческих голов. Внезапно я услышал громкий крик проклятия из толпы. В ужасе я попятился назад, мне показалось, что кричать на человека, обреченного на смерть, было зверством. Вскоре, однако, я нашел, что собравшаяся на такой спектакль толпа не была столь низкой, они кричали проклятия палачу, который неожиданно появился у виселицы.
   Кто-то, думаю, это был один из шерифов, должно быть, заметил, что я обратил внимание на крик из толпы, и подумал, что они кричат мне, он сказал мне: «Это они кричат палачу». – Он указал пальцем на должностное лицо. Я до сих пор вижу его перед собой и уверен, что никогда не забуду выражения его лица. Оно было очень страшным. Впоследствии, когда я узнал, кем и чем он был, я не удивился, что он занимает такую мрачную должность. Через несколько минут на моей шее будет затянута смертельная веревка. Я чувствовал ее давление, я слышал монотонное пение священника, слышал, как он произносит молитвы, которые, должен признаться, тогда мне казались насмешкой над человеческим страданием.
   Внезапно раздался громкий крик, я почувствовал, как платформа уходит у меня из-под ног, я попытался издать крик агонии, но не смог, мне казалось, что я объят огнем, затем я лишился чувств, больше я ничего не помню.

* * *

   Когда я пришел в себя, то почувствовал пульсацию в своих венах, мне казалось, что я тщетно пытался закричать. Мною овладели мысли, которые овладевают человеком, подвергающимся жестокой атаке ночного кошмара, я был в агонии, я молился о смерти, которая избавила бы меня от такого жестокого страдания.
   Затем неожиданно у меня появились силы произнести звук, я издал пронзительный крик, должно быть, приведя в ужас тех, кто слышал его, потому что он испугал даже меня.
   Потом, думаю, я упал в обморок, но, придя в сознание, нашел себя на кушетке, какой-то человек дал мне отпить из чашки. Я еще не мог четко различать объекты, но я услышал его слова: «Выпей, тебе будет лучше».
   Я выпил, потому что мною овладела страшная жажда, после этого я заснул, сон длился около двадцати четырех часов, и когда я проснулся, то услышал тот же голос, который говорил со мной раньше, он спрашивал меня, как я себя чувствую. Я повернулся в направлении, откуда исходил звук, теперь я мог видеть более четко: человеком оказался палач, лицо которого произвело такое впечатление на меня у виселицы, впечатление, которое, как я, посчитал, было последним моим впечатлением на этом свете. Теперь это впечатление вызывало смесь положительных и отрицательных эмоций. Прошло какое-то время, прежде чем я смог заговорить. Вначале я произнес всего несколько слов, я спросил, что случилось и где я.
   «Разве ты не помнишь, – сказал он, – что тебя повесили?»
   «Я помню, помню, – ответил я. – Так это место для проклятых душ?»
   «Нет, ты еще на этом свете, каким бы странным это ни показалось. Послушай меня, я вкратце расскажу тебе, как ты ожил, чтобы быть в состоянии жить и ходить среди людей».
   Я слушал его с необыкновенным и сосредоточенным вниманием, он рассказал, как молодой врач-энтузиаст хотел провести эксперимент по оживлению недавно умершего человека, он услышал о желании этого врача и согласился принести ему мое тело после повешения для эксперимента. Таким образом, эксперимент доктора удался, но он и сам испугался последствий этого и убежал от страха, даже оставил Лондон, так что никто не знал, куда он уехал. Я слушал это с самым глубоким вниманием, затем он завершил рассказ словами:
   «Несомненно, я обязан выдать вас властям. Однако я этого не сделаю, если вы согласитесь на мое предложение».
   Я спросил его, что у него было за предложение, он сказал, если я буду платить ему определенную сумму в год, он будет хранить секрет, оставит работу палача и попытается заняться чем-то другим. Я согласился на его предложение и сдержал слово. Так или иначе, мне удавалось доставать необходимую сумму, но теперь его больше нет.
   – Я думаю, – закричал Генри, – что он стал жертвой слепого гнева толпы.
   – Вы правы, именно так, и, соответственно, теперь я свободен от бремени этих платежей; но это не имеет значения, потому что сейчас я и сам близок к могиле, вместе со всеми моими обязательствами, скоро я буду вне досягаемости для придирок смертных. – Вам не нужно думать так, Варни; вы должны вспомнить, что в настоящее время вы страдаете от обстоятельств, давление которых вскоре пройдет, и вы станете чувствовать себя нормально.
   – Что вы делали дальше? – спросил адмирал. – Расскажите нам об этом.
   – Некоторое время я оставался в доме палача, пока еще существовала вероятность обнаружения. Затем он перевел меня в тайное место и обеспечивал меня своими деньгами, пока; я полностью не выздоровел. После этого он велел мне уехать. Во время своего заточения, однако, я не бездействовал мысленно, я состряпал план, в результате исполнения которого я должен был не только обеспечить себя, но и получить средства для выплаты палачу, чье имя было Мортимер, годовой суммы, на которую я согласился. Мне нет смысла говорить о деталях этого плана. Конечно, этот план не был ни чистым, ни приличным, но он удался, и вскоре я стал способен выполнять свое обязательство, а также разрабатывать новые планы по добыванию еще больших денег.
   Я ни на момент не забывал о такой большой сумме денег, которая была спрятана где-то в поместье Баннервортов, я все еще надеялся заполучить ее тем или иным способом.
   Однажды ночью я верхом на лошади ехал по необитаемой части Англии. Луна светила ярко. Я подъехал к реке, над которой на расстоянии примерно в милю от меня был мост. Мне не хотелось тратить время и ехать к нему. По ленивей ряби воды я определил, что река была глубокой, и смело направил лошадь в воду. Когда я был на середине реки, лошади внезапно стало плохо, вместе того, чтобы плыть уверенно и сильно, как она делала раньше, она на мгновение остановилась, а затем погрузилась головой в стремительный поток. Я не умел плавать, поэтому вторая смерть, со всем своим ужасом, казалось, овладела мною.
   Волны катились над моей головой, журча и шипя в моих ушах, затем все прошло. Что было дальше, я не помню. Я очнулся на ярком зеленом лугу, на меня падали яркие лучи луны. У меня кружилась голова, я плохо себя, чувствовал, но я поднялся и зашагал прочь… с каждым моментом у меня прибавлялось сил. Я так и не понял, каким образом я был спасен из воды и положен на зеленом берегу: Это всегда оставалось загадкой для меня, думаю, навсегда и останется. У меня появилась идея, что я стал какой-то необычной личностью. Случайно я наткнулся на некоего человека, который был родом из Венгрии и знал множество странных историй о вампирах.
   Помимо других вещей он рассказал мне, что вампиры не могут утонуть, поскольку воды выбросят их на берег, а когда лучи луны упадут на них, они снова оживут. Это в точности описывало произошедшее со мной, с этого момента я поверил в то, что являюсь тем самым ужасным, обреченным на долгое существование существом. Эта идея с каждым днем все больше овладевала мной, даже с каждым часом, пока я совершенно твердо и полностью не поверил в это. Я не обманывал никого, когда играл жуткую роль, приписываемую мне.
   – Вы же не хотите сказать, что верите в то, что являетесь вампиром? – спросил адмирал.
   – Я ничего не говорю, не знаю, что и думать. Я в отчаянии! Вами, теми, кому я старался причинить максимум вреда, во мне пробуждено все человеческое.
   – Не обращайте внимания, – сказал Генри, – продолжайте рассказ. Мы простили вам все, этого должно быть достаточно, чтобы успокоить ваш разум.
   – Я продолжу и, поверьте мне, не скрою от вас ничего. Я сделаю полное и откровенное признание. У меня появилась мысль, что если я использую свое природное преимущество для того, чтобы заставить вас покинуть поместье Баннервортов, то смогу тщательно обыскать его и, возможно, найти сокровища. Я слышал, как Мармадюк Баннерворт случайно проболтался, что спрятал деньги за картиной в спальне, называемой комнатой, обшитой панелями. Проведя расспросы, я выяснил, что это была комната, в которой спала Флора Баннерворт. Я решил, однако, сначала попробовать мирные варианты, соответственно, как вам хорошо известно, я сделал вам несколько предложений купить или снять поместье Баннервортов; все эти предложения вы отвергли. Я нашел, что вынужден применить первоначальный план, пришедший мне в голову. Я попытался запугать вас, чтобы вы покинули дом. Ошиваясь вокруг, я ознакомился с участком вокруг дома и с планом дома, затем, в одну ночь, через окно я залез в комнату Флоры.
   – Но как вы объясните, – сказал Чарльз Голланд, – ваше экстраординарное сходство с портретом?
   – Оно отчасти естественно, потому что я принадлежу боковой линии этой семьи. Я видел этот портрет во времена Мармадюка Баннерворта, я хорошо знаю черты лица и одежду на портрете, чтобы сымитировать их. Я рассчитывал такой имитацией произвести гораздо больший эффект. События показали, что мои расчеты оправдались, потому что я и в самом деле произвел этот эффект.
   – Вы в самом деле произвели, – сказал Генри, – и, если бы вы не рассказали об этом моменте, вы бы оставили нас в состоянии глубокого недоумения.
   – Я знаю, я поступил с вами самым чудовищным образом. Преследуя эту линию поведения, я, думаю, заставил вас покинуть дом.
   – Именно что заставили.
   – Флора побледнела, когда я вошел в ее комнату. Когда я посмотрел на её сладкие черты лица, моя совесть стала грызть меня за то, что я намеревался сделать. Но я заявляю, что мои губы никогда не касались ее и что, кроме страха, Варни, вампир, не причинил ей никакого вреда.
   – А сейчас вам удалось достичь вашей цели? – спросил Генри.
   – Нет, сокровища еще нужно найти. Мортимор, палач, проследил за мной и узнал о моих намерениях, он пожелал разделить со мной деньги. Но ему, так же как и мне, помещали, а тяжелые и упорные поиски не дали ничего, кроме разочарования и горечи.
   – Значит, деньги все еще спрятаны?
   – Я надеюсь, но надеюсь еще и на то, что их найдете именно вы; никто не обладает таким правом на них, как вы, так сильно, пострадавшие от них.
   – Тем не менее, – заметил Генри, – я не могу не думать, что они спрятаны слишком тщательно. Картину много раз снимали с местами, и это не дало никаких результатов, поэтому, я боюсь, что дальнейшие затяжные поиски ничего не дадут.
   – А я думаю, что вы можете быть уверены, что слова умирающего Мармадюка Баннерворта были произнесены не зря. У меня есть все основания верить в то, что рано или поздно вы, несомненно, станете обладателями этой суммы.
   – Но есть ли у нас право владеть ею?
   – А у кого есть большее право владеть ею? – спросил Варни. – Скажите мне.
   – Это весьма разумная, мысль, – сказал адмирал, – даже если бы вы были дважды. вампиром, я сказал бы вам это. Это очень здравая мысль. Я бы хотел узнать, у кого есть большее право на эти деньги, кроме тех, кто так сильно пострадал от них.
   – Хорошо, хорошо, – сказал Генри, – не нужно спорить о деньгах, которые, возможно, никогда не будут найдены. С моей стороны, у меня мало уверенности в успехе поисков. Но конечно, точно сказать ничего нельзя. Я думаю, что тщательный обыск дома даст ответ.
   – Предположу, сэр Френсис, – сказал Чарльз Голланд, – что вы уже закончили свой рассказ?
   – Да, и теперь вы знаете все. А, мне остается только лечь и умереть с надеждой найти покой и утешение в могиле, в которой мне было отказано в этом мире. Моя жизнь была бурной и полной злых страстей. Я надеюсь, что в течение короткого срока, что мне осталось прожить, я узнаю кое-что о спокойствии и умру в мире.
   – Можете быть уверены, Варни, поскольку вы нашли у нас убежище, – сказал адмирал, – то можете оставаться в нем сколько захотите. Считаю, что вы добровольно сдались, а в таких обстоятельствах враг заслуживает уважительного отношения, он всегда будет поднят на борт.
   – Вы опять, – сказал Джек, – называете дом кораблем.
   – Что тебе до того, я бы мог назвать его бушпритом! Разве я не твой капитан, ты, увалень, я всегда прав, когда ты неправ. Но вы, господин Варни, идите, ложитесь и отдыхайте, потому что, кажется, вы совсем измотаны.
   Варни выглядел страшно измученным. С помощью Генри и Чарльза он прошел в другую комнату и лег на кушетку, показывая симптомы немощи и потери сил. Все стихло. Присутствие этого человека в коттедже Баннервортов производило абсолютно иное состояние paccyдкa, чем раньше. Он смотрел на них в совершенно иной манере. Он совершенно изменил свои планы на будущее. У него уже не было тех надежд и ожиданий, которые были когда-то. Он был уже другим человеком. Он видел в Баннервортах тех, кто спас ему жизнь и кто, несомненно, раньше связывали с ним опасные предчувствия, которые не давали ему и надежды быть принятым в семью.
   Но в час опасности, при необходимости спасти ему жизнь, никто бы не сделал того, что сделали для него они. Более того, он был укрыт, когда укрывать его было и опасно и сложно, и это было сделано самой Флорой Баннерворт.
 
   Время в коттедже пролетало тихо и спокойно. Варни редко пребывал в таком состоянии. Сейчас ему было гораздо легче, чем когда-либо. Он был очарован обществом Флоры, а фактически обществом всей семьи, собравшейся вместе. Ему доставляло удовольствие их присутствие. Казалось, оно успокоило его душевную тревогу, которую он должен был испытывать в таком положении. Но он заболел. Возможно, причиной болезни стало состояние духа и тела, в котором он пребывал некоторое время. Он был очень изнурен, после того как за ним гнались из одного места в другое. Его жизнь постоянно была в опасности, он не раз получал телесные повреждения, сильные ушибы. Он не замечал их, он ждал пока они пройдут.
   Переживания и погони оставили глубокий след в его разуме, и это, несомненно, произвело определенный эффект на его тело. Флора делала для него все возможное, это заставило его еще больше погрузиться в мысли, он уже едва мог двигать конечностями.
   В сумерках он бродил из комнаты в комнату, в это время у него было больше свободы, потому что в такой час вероятность его обнаружения была меньше. Если бы кто-то увидел его, нет сомнений, его бы стали преследовать до тех пор, пока не убили, и в этот раз способов спастись уже бы не было. Варни чувствовал, что больше уйти от погони ему не удастся, его физические силы были истощены, он был, фактически, уже не тем человеком.
   Он вышел из комнаты, в которой провел весь день и вошел в гостиную, когда Флора и ее мать сидели там. Одновременно с Варни в комнату входили Чарльз Голланд и Генри Баннерворт.
   – Добрый вечер, мисс Баннерворт, – сказал сэр Френсис, кланяясь ей, а затем ее матери, – и вам, мистер Голланд, я вижу, вы наслаждались свежим воздухом на жарких полях. Должно быть, это придает сил.
   – Это так, сэр, – сказал Чарльз. – Думаю, мы бы могли взять вас с собой.
   – Я бы очень хотел этого, – сказал Варни.
   – Сэр Френсис, – сказала Флора, – должен побыть заключенным еще некоторое время.
   – Я бы не рассматривал все в таком свете. Это не заключение. Я нахожусь в убежище. Это для меня источник жизни, – сказал Варни.
   – Я надеюсь, что это так, но как вы чувствуете себя этим вечером, сэр Френсис Варни?
   – Честно говоря, трудно сказать, мое состояние неустойчиво. Иногда, я чувствую, что готов без чувств упасть на пол, иногда наступает улучшение.
   – Скоро сюда придет доктор Чиллингворт. Он посмотрит, что сможет сделать для вас, – сказала Флора.
   – Я очень признателен вам. Боюсь показаться неблагодарным, но я надеюсь, что справлюсь без докторов.
   – Вовсе нет, вовсе нет.
   – Вы слышали какие-нибудь новости? – поинтересовался Варни.
   – Никаких, сэр Френсис, никаких. Видимо, в мире ничего не происходит. Когда вы выйдете отсюда, то найдете, что ничего не изменилось, все осталось таким же как было. Все спокойно.
   – Самое лучшее для нас сейчас – это спокойствие души. Я боюсь, что кое-какие старые знакомые объекты местности будут вызывать грустные воспоминания.
   – Вы имеете в виду объекты, сожженые дотла? Но их еще можно восстановить. Будущее станет таким же спокойным, каким было когда-то прошлое, если мы успокоим народные волнения.
   – Да, – сказал сэр Френсис, – но народные предрассудки, народное правосудие, народные чувства утихомирить не легко. Если люди поднялись однажды, чтобы нарушить закон, нет ничего, что может отговорить их от уничтожения объекта, за которым они решили гнаться.
   – Шум и волнения должны утихнуть.
   – Чем сильнее невежество людей, тем более они настойчивы и жестоки в своих суевериях, – сказал сэр Френсис, – я не должен жаловаться на последствия, вызванные их состоянием.
   – Все может быть по-другому.
   – Может быть, не будет причинено никакого вреда, но мы не можем направить поток в другую сторону, мы можем только плыть по течению, которое слишком сильно, чтобы ему сопротивляться.
   – Луна взошла, – сказала Флора, желая повернуть разговор в другое русло. – Я вижу ее там за деревьями, она золотая и большая, она прекрасна, ее не закрывают облака, это не они придают ей такой цвет.
   – Совершенно верно, – сказал сэр Френсис Варни, – причиной является наполненность воздуха освещенными невидимыми парами, это производит такой эффект. Сейчас происходит сильное испарение, которое и придает луне такой большой вид и глубокий цвет.
   – Да, я вижу. Она выглядывает из-за деревьев, ветви которых делят ее на несколько частей. Она необычная, но прекрасная, а земля внизу кажется темной.
   – Она темная, вы удивитесь, найдя ее такой, если прогуляетесь вокруг. Скоро она станет светлее, чем в данный момент.
   – Что это за звуки? – поинтересовался сэр Френсис Варни, внимательно прислушиваясь.
   – Звуки? Какие звуки? – произнес Генри.
   – Звуки колес и копыт, – сказал Варни.
   – Я ничего подобного не слышу, поэтому не могу сказать, что это, – сказал Генри.
   – Тогда прислушайтесь. Они едут по дороге. Разве сейчас вы их не слышите? – спросил Варни.
   – Да, я слышу, – сказал Чарльз Голланд, – но я не знаю, кто это, или какое отношение они имеют к нам. Мы не ждем никаких посетителей.
   – Конечно, конечно, – сказал Варни. – Я просто очень пугаюсь любых странных звуков.
   – Вам не нужно беспокоиться, когда вы здесь, – сказал Чарльз.
   – В самом деле? Я думал так же, когда забрался в тот дом в городе, и не думал, что меня там обнаружат, потому и сидел себе преспокойно на крыше, пока меня не окружила толпа.
   Тем временем к дому подъехал кабриолет с двумя людьми, за которым следовал один всадник. Они остановились у ворот сада и стали совещаться друг с другом, глядя на дом.
   – Что им нужно, хотел бы я знать? – поинтересовался Генри. – Я никогда не видел их раньше.
   – Я тоже, – сказал Чарльз Голланд.
   – Вы знаете их? – спросил Варни.
   – Нет, – ответила Флора, – я никогда не видела их, я совершенно не знаю, с какой целью они приехали сюда.
   – Вы когда-нибудь видели их раньше? – спросил Генри у своей матери, которая подняла руку, чтобы посмотреть на незнакомцев более внимательно. Затем, качая головой, она заявила, что никогда раньше не видела ни одного из этих людей.
   – Должен сказать, – произнес Чарльз Голланд, – что они определенно не джентльмены. Но они приехали сюда. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Осмелюсь сказать, они не хотели заезжать сюда.
   Тем временем два незнакомца сошли с кабриолета, прихватив с собой какие-то плащи, затем аккуратно положили их обратно. После этого они направились по дорожке к двери дома к постучали в нее.
   Дверь открыла пожилая служанка.
   – Здесь живет Френсис Боучемп? – спросил один из них.
   – Что? – спросила старая женщина, которая была слегка глуховата, приставляя руку к уху, чтобы ловить звуки. – Что? Кто, вы сказали?
   Сэр Френсис Варни вздрогнул от услышанных звуков, но потом сел и стал внимательно слушать.
   – В доме есть незнакомцы? – нетерпеливо поинтересовался другой полицейский. – Кто в доме?
   – Незнакомцы? – спросила старая женщина. – В доме единственные незнакомцы – это вы.
   – Пойдем, – сказал полицейский своему напарнику, – пойдем сюда, в этой комнате есть люди. Наше дело оправдывает грубость, с которой мы действуем.
   Говоря это, он прошел мимо старой женщины, положил руку на ручку двери в гостиную, и внимательно осмотрел комнату, как будто ожидал кого-то увидеть.