Прикли Нэт
Подводник
ГЛАВА 1
НАПОМИНАНИЕ
Корабли вошли в устье реки на рассвете, разгоняя выступающими далеко вперед носовыми таранами рыбацкие лодки, скатывающиеся вниз по течению в открытое море. Заполоскались на ветру паруса — поперечные брусы, поворачиваясь вдоль корпуса, быстро опустились вниз, и одновременно в стороны выдвинулись десятки широколопастных весел. Они дружно вспенили воду, и флотилия двинулась дальше, с тихим зловещим шелестом разрезая волны.
Впрочем, грозный вид корабли внушали только издалека. Стоило приблизиться к ним на расстояние нескольких шагов, как можно было различить на носовых площадках, слегка поднятых над палубой, молодых, ростом не более человека, пауков, лежащих на палубе под ними женщин в коротких туниках, услышать детские голоса, смех людей, тихое потрескивание жуков-бомбардиров, увидеть увлеченно бегающих по вантам юных смертоносцев — еще не понимающих, что вода таит для них смертельную опасность, что, упав в волны, восьмилапый почти не имеет шансов остаться в живых, даже если его вытащат назад в считанные минуты.
Все вместе взятое означало, что в реку вошло не воинское соединение, и не торговая флотилия, так же без колебаний готовая вступить в бой во имя спасения товаров, а возвращающийся из Дельты «детский флот» города.
Суда, что отвозили поближе к Великой Богине рожениц и маленьких детей, дабы те впитали в себя энергию могучей покровительницы окрестных земель, избавились от болезней и побыстрее выросли. Странным было только то, что возвращался флот слишком рано — не успев провести в Дельте и полутора месяцев.
На корме, на капитанском мостике флагманского корабля, рядом с рыжеволосой Назией, одетой в короткую кольчужку, сплетенную из золотой проволоки и украшенную большими чашами на груди и золотыми браслетами на запястьях, стояла Нефтис, в простой тунике с длинным ножом на поясе. Тоже, впрочем, с рыжими волосами.
Женщины мало отличались друг от друга — с пышными густыми кудрями, голубоглазые, широкоплечие, высокие и статные, что позволяло безошибочно опознать в них рабынь города смертоносцев. И не просто рабынь, а ту самую касту охранниц, надсмотрщиц и хозяек, породу которых восьмилапые хозяева выводили на протяжении многих столетий.
Увы, прежние времена канули в лету, а потому на веслах теперь сидели не столь же упитанные и широкоплечие двуногие самцы, а самый разнопородный сброд: блондины и темноволосые, тощие и упитанные, рослые и коротышки. Чтобы обеспечить судну ровный ход, пары гребцов приходилось подбирать из десятков моряков — только тогда усилия на веслах с обеих сторон судна получались хотя бы примерно равными.
— Рулевой, нос налево спокойно, — Назия, прищурясь на солнце, прошла от края до края мостика. — Рулевой, нос прямо. Рулевой, нос направо не торопясь. Не торопясь, я сказала! Оглох совсем?!
Нефтис криво усмехнулась.
— Рулевой, нос налево спокойно! — Назия в ответ на усмешку тяжело вздохнула и покачала головой: — Посланник Богини слишком добр к этим безмозглым самцам. Позволяет им получать деньги и ходить развлекаться. А они только бездельничать от этого привыкают и тупеют на глазах. Зачем отпускать моряков на берег, если все, что нужно для жизни, можно выдавать им прямо здесь? Рулевой, команды не было! Куда тебя несет, улитка безрогая?! Нос направо сильно! Нос прямо! — в воздухе звонко щелкнул бич. — Команда прямо была! Там же течение, дубина моченая! Нос налево не торопясь…
— Самцам всегда хочется чего-то лишнего, — согласно кивнула Нефтис. — Оказавшись без надзора, они начинают воображать себя полноценными пауками, пьют вино без меры и хвастаются несуществующими способностями. Тешат свое самолюбие. Ты просто не отпускай на берег тех, кто не умеет работать. Если оставить на судне самых глупых и ленивых, — покачала головой морячка, — они за время стоянки наверняка что-то напутают или испортят. А если оставлять самых толковых, то получится, что быть послушным и работящим невыгодно. Единственное, чем удается хоть как-то воздействовать — это золото. Ленивым гребцам я не выдаю денег совсем. А что такое деньги — быстро начинают понимать даже мужчины… Рулевой, нос направо сильно! Нос прямо!
Корабли двигались против течения довольно ходко — за время перехода через море, под парусом, гребцы успели отдохнуть. А потому еще до полудня впереди, за очередной излучиной, открылась обширная гавань, возникшая на месте квартала рабов после взрыва арсенала.
За те годы, что прошли после изгнания захватчиков, город пауков — или столица Южных песков, как называли здешние земли северяне, заметно разросся и оживился.
После торжественного бракосочетания, положившего конец войне между городом и княжеством Граничным, Южные пески стали самым мирным и безопасным местом на континенте. Слева их ограничивала безжизненная пустыня, за которой притаилась Дельта, справа — высились Серые горы. Тоже достаточно безлюдные места, над которыми властвовала дружелюбная к Найлу Магиня. С севера в густо населенные баронства и княжество вело единственное ущелье, которое нетрудно оборонить даже если между северянами и городом вновь возникнет вражда.
Именно поэтому очень многие обитатели иных земель, измученные стычками между баронами, нередко случавшимися прямо на их полях и на улицах их селений, наскоками хищных смарглов или иных странных обитателей лесов, налогами, зимними холодами — предпочитали перебираться сюда, где сама природа гарантировала всем жителям тепло и безопасность от опасных пришельцев.
К тому же Найл, несмотря на постоянные сетования Тройлека, своего восьмилапого казначея и наместника города, твердо придерживался древнего правила, оставшегося еще от Смертоносца-Повелителя — никаких налогов! Все, что горожанам удавалось заработать, они могли оставлять себе.
Зато — солеварни принадлежали правителю, деревья-падальщики продавались только правителем, весь флот принадлежал правителю, в ткацких мастерских, на уборке улиц, на погрузке и разгрузке, на волоках — везде работали рабы правителя, и оплата за все шла прямехонько в казну. Потому-то, несмотря на отсутствие податей, Посланник Богини отнюдь не бедствовал, и мог спокойно содержать братьев по плоти, боевые корабли, организовывать праздники мертвых, достойно содержать не только свой дворец, но и пару крепостей за Серебряным озером, и проложенную пленниками дорогу через пустыню.
Впрочем, крепости не могли остановить тлетворного влияние баронств и княжества, а потому быт города постепенно менялся, становясь все более и более похожим на образ жизни северных соседей. Золотые и серебряные монеты быстро вытеснили в душах бывших рабов страх, которым ранее их выгоняли на работы. Они успели хорошо усвоить, что на эти металлические кругляшки можно выменять все, что угодно, было бы только их в достатке.
Перебравшиеся под руку Посланника Богини восьмилапые принесли с собой обычай, по которому для единственного в жизни каждого паука спаривания нанималась самка, которая вынашивала для отца его детей. И тут же обнаружилось, что восьмилапые дамы вполне способны сдерживать себя и не нападать на смертоносца после любовного акта. Им тоже понравилось иметь отдельный домик и покупать для себя вкусных барашков или уховерток, вместо того, чтобы гоняться за дичью по пескам.
Приезжие пауки в основном выполняли роль врачей, переводчиков на сделках. Местные смертоносцы, еще не знакомые со столь сложными профессиями, оставались охранниками полей, следили за порядком на улицах, были судьями в спорах между двуногими. Умение читать мысли гарантировало при этом, что решение будет справедливым, что никому не удастся утаить никаких деталей, а невиновные ни в коем случае не пострадают. Пауки же обеспечивали и надежную связь между городами и селениями, передавая мысленные сообщения от поста в одном селении до поста в другом. Либо напрямую, либо — если расстояние слишком велико — по цепочке специальных «почтовых» домов.
Правда, многие обычаи древности сохранились, проводя незримую, но ясно ощутимую границу между приезжими и коренными обитателями города.
Если северные смертоносцы считали людей равными себе — то обитатели пустынь продолжали смотреть на недавних рабов сверху вниз; если в городе женщины всегда были хозяйками и надсмотрщицами над мужчинами — то северяне наоборот, воспринимали своих самок едва ли не как вещь, обычную собственность, хотя и говорящую. И если между бывшими охранницами смертоносцев и гордыми северянами, не привыкшими опускать перед женщинами глаза, не возникало драк — то только благодаря восьмилапым, не переносящим ссор среди двуногих.
Но все это не мешало городу разрастаться и богатеть год от года, о чем свидетельствовало огромное количество складов, выросших вдоль берега, новые причалы, а так же крыши, поднявшиеся над верхними этажами оставшихся от далеких предков развалин, и новые дома, сложенные из серого камня — свободных помещений в столице больше уже не оставалось.
Напротив гавани флагман повернул к берегу, нацелившись на длинный причал, выступающий далеко в воду.
— Весла убрать! — зычно гаркнула Назия, с силой сжав руками поручень мостика. — Рулевой, нос. Причальной команде на правый борт!
Длинные палки с лопастями на концах с грохотом исчезли в уключинах, но судно продолжало по инерции двигаться вперед, метясь точно в конец пирса.
— Мы не врежемся? — тихо пробормотала Нефтис. — Рулевой, нос прямо! — громко рявкнула хозяйка судна, расслышав ее слова. — Только дернись!
Стоящий у кормового весла мужчина покрылся крупными каплями пота, однако приказ выполнил, продолжая вести корабль точно в поперечные бревна торца. Расстояние стремительно сокращалось. Однако, уже в считанные мгновения до столкновения, течение успело-таки немного сместить судно, и оказалось, что оно не ударяется в причал, а скользит рядом с ним почти впритирку.
— Причальной команде за борт! Готовить сходни!
— Ну, ты даешь, хозяйка, — покачала головой Нефтис. — Я бы так никогда в жизни не смогла.
— А я бы против сколопендры с одним копьем в руках драться не смогла, хозяйка, — улыбнулась Назия. — А ты их, вроде, даже и не боишься.
— Почему, боюсь, — пожала плечами охранница. — Но иногда есть хочется сильнее, чем бояться. Ну, удачи тебе, разгружайся.
Моряки причальной команды еще только приматывали канаты к выступающим над дощатым помостом тумбам, когда женщина, не дожидаясь, пока они вытянут трап, легко запрыгнула на борт, соскочила на доски и, поправив длинный тесак, торопливо пошла к берегу.
От причала вверх шла широкая утоптанная дорожка, между двух складов выворачивая на улицу. Нефтис повернула к центру города и ускорила шаг.
Для нее, проведшей пару лет в крепости возле ущелий Северного Хайбада, перемены казались просто поразительными. Не было больше похожих на огромные гнилые зубы уступов полуобвалившихся стен или провалов древних подземелий, окруженных фундаментами рухнувших строений. Теперь покосившиеся развалины были либо выправлены, либо разобраны, а вместо древних строений стояли новые здания.
Уцелевшие на протяжении веков участки древней кладки ныне соединялись либо новой, из склеенного паутиной камня, либо из более дорогого, но простого в обработке дерева. Пустых окон, коими всего десяток лет назад зиял весь город, ныне не встречалось вовсе. Над дверьми колыхались матерчатые пологи, давая укрытие от солнца, кое-где на земле лежали товары, которыми промышляли хозяева жилищ — латунные чеканные блюда и кувшины, глиняные кувшины, хитиновые и керамические плошки, кожаные куртки или наборные пояса из костяных пластин.
Ремесленники поглядывали на вооруженную женщину с опаской, и почтительно кивали. Воспитанница смертоносцев никак не могла привыкнуть к тому, что самцы склоняются перед ней, вместо того, чтобы мгновенно замереть, не дыша и уставившись взглядом прямо перед собой. Однако Посланник Богини не раз предупреждал ее, что среди северян именно поклон является величайшим проявлением уважения — иона сдерживала гнев, с силой сжимая рукоять длинного ножа, выданного ей еще по повелению Смертоносца-Повелителя.
Однако, когда какой-то нахальный ремесленник попытался перебежать перед ней дорогу — воительница без колебаний отвесила ему такой пинок, что поселенец покатился кувырком. Ну, ты…
Нефтис всего лишь повернула к нему голову, и северянин осекся, столкнувшись с холодным взглядом. Поклонился. А чего еще можно ожидать — ведь он всего лишь мужчина! Двуногий самец. Охранница, поняв, что сорвать злость на неуклюжем северянине не удастся, отпустила рукоять ножа и двинулась дальше.
Что касается ремесленника, то он, дождавшись, пока женщина скроется за поворотом, презрительно сплюнул:
— Все они тут психи, — и потрусил в противоположном направлении.
Он даже не подозревал, что лишь чудом избежал смерти — затаившийся на крыше смертоносец только и ждал нарушения закона, ссоры и драки, чтобы немедленно покарать виновника, а заодно обеспечить себя обедом. Увы — покой на улицах города сохранился, и восьмилапый снова замер в терпеливом ожидании. Что-что, а ждать пауки умели.
Правда, перед ведущими к дверям ступенями постоянно стояли в почетном карауле четверо жуков-бомбардиров и столько же пауков-смертоносцев, а потому между торговцами и домом правителя всегда имелось свободное пространство, словно очерченное невидимым шнуром.
Нефтис легко поднялась на крыльцо, замерла на несколько мгновений, давая охранникам время, чтобы проверить свои мысли на враждебность, после чего решительно толкнула дверь и твердым шагом пошла по коридору.
«Я в своих покоях» — она не столько осознала фразу, сколько ощутила место, в которое ей нужно пройти, благодарно кивнула и повернула в Тронный зал, за которым находилась лестница, ведущая на второй этаж.
Женщину, выросшую на острове детей и воспитанную пауками, не удивило возникновение в сознании посторонней мысли. Она с детства привыкла, что восьмилапые господа общаются именно так: посылают в разум направленную мысль, воспринимаемую как желание куда-то пойти, что-то сделать. Иногда просто — недовольство собой, гнев, страх. Некоторые из смертоносцев, такие как Дравиг или Шабр могли настолько тонко обрисовывать свои мысли, что они воспринимались почти как произнесенные вслух слова. Некоторые — только стегали двуногих импульсами страха или парализующей воли.
Впрочем, среди людей тоже очень многие не могли отличить своих мыслей от внушаемых извне, и не понимали сложных посланий. Только самые простые, вроде: «Пошел прочь!» или «Замри на месте!» Нефтис понимала мысленную речь прекрасно, а потому не могла перепутать распоряжение Посланника Богини с собственным беспричинным желанием посетить его комнаты. Собственная мысль была совсем другой: «А что, если он один?»
Охранница даже не попыталась скрывать свое желание от господина. Чего стыдиться? Они уже довольно давно не оставались вместе, а познав Посланника Богини женщина не собиралась размениваться на иных мужчин. Точнее — всяких недостойных двуногих. Ведь только Посланник Богини смог соединить в себе разум паука и тело двуногого, только ему удалось создать еще многих и многих подобных себе, вырастив в Дельте братьев по плоти. Именно за это его и избрала Великая Богиня, именно поэтому Смертоносец-Повелитель решился в трудные годы отдать ему свою власть. Однажды разделив ложе со своим господином, она уже никогда не осквернялась прикосновениями к другим самцам. И теперь успела соскучиться по ласке.
«Увы…» — возникла в ее сознании и медленно растеклась в стороны горькая капля сожаления. Найл вздохнул и покинул разум своей телохранительницы.
Тело ощутило мягкую постель под спиной, прохладу легкого ветерка, чуть сладковатый запах свежих яблок.
— Ямисса, ты здесь? — он улыбнулся и открыл глаза.
— Разумеется, — улыбнулась княжна. — А ты думал, я убежала к баронам?
Сегодня никаких торжественных приемов или балов не намечалось, а потому женушка была одета в простую голубоватую накидку тонкого шелка, сквозь которую просвечивало стройное тело. Правда, опоясалась она все-таки пояском из нанизанных на паутину сапфиров, в ушах поблескивали алым оправленные в золото рубины, а на пальцах имелось несколько дорогих перстней. Ничего не поделаешь, дочь князя Граничного привыкла даже спать в драгоценных украшениях.
— Ну, и что ты познал на этот раз, мой Смертоносец-Повелитель? — она запустила прохладные руки под тунику, поглаживая его грудь.
— Что через пару минут сюда войдет Нефтис.
— Вот ты о ком думаешь все время! — Ямисса обиженно поджала губы. — То-то запрещаешь себя тревожить, когда в свои грезы уходишь.
— Думаю я, может, и о ней, — усмехнулся, усаживаясь, Найл. — Но женился все-таки на тебе.
— Это не ты женился, — повела плечом княжна. — Это я за тебя замуж вышла.
Правитель только головой покачал. Его так и подмывало заглянуть в мысли своей супруги, но в свое время он пообещал никогда не проникать в ее сознание и предпочитал клятву сдерживать. Даже не потому, что Ямисса могла это заметить — просто человек, не имеющий от тебя никаких тайн, недомолвок, хитростей перестает быть полноценным другом и собеседником. Он превращается в вещь, который можно управлять, пользоваться или откладывать в сторону в зависимости от необходимости. А зачем ему такая жена?
Нефтис — другое дело. Не потому, что он считал верную телохранительницу вещью. Она сама воспринимала себя таковой. По приказу Смертоносца-Повелителя она принадлежала Посланнику Богини, обязана была защищать его любой ценой и выполнять все его распоряжения. Смертоносец-Повелитель мертв, а значит приказа отменить некому.
К тому же, для Нефтис проникновение господина в ее сознание не казалось чем-то обидным. Раз прощупывает мысли — значит, помнит. Значит, она для него все еще интересна и важна. Женщина не собиралась ничего скрывать от правителя, полностью открывая свою душу — и пусть он знает, чего она действительно хочет, и о чем помнит.
Найл с улыбкой покачал головой, вспомнив похотливые мечты охранницы, поднялся, поцеловал Ямиссу и отошел к комоду, на котором лежала перевязь с мечом. Он не собирался отказываться от супруги ради любой из женщин целого мира — но если Нефтис увидит их бок о бок, держащихся за руки, она ощутит лишний укол ревности. Зачем?
— Так что ты смог познать на этот раз, Найл? — повторила свой первый вопрос княжна.
— К счастью, ничего, — перекинул через плечо толстый кожаный ремень правитель. — Моего внимания ничто не привлекло, а значит, все в порядке. По крайней мере, сейчас.
Ямиссу Найл тоже обижать не хотел, а потому не признался, что на этот раз вместо созерцания энергетических потоков и ауры города он сосредоточился на сознании своей верной воительницы, возвращающейся с тревожной вестью. Постоянные тренировки позволили ему добиться того, что с Нефтис установился четкий и полный контакт за целых полдня пути. Хотя, конечно, он использовал помощь всех находящихся во дворце восьмилапых — но подобный контакт все равно был трудной задачей. Раньше на таком расстоянии он мог только определить присутствие живого существа и наличие у него разума.
В коридоре послышались уверенные шаги, распахнулась дверь — стучаться воспитанница пауков не умела никогда.
— Я рада вас видеть, мой господин, — Нефтис на мгновение замерла в недвижимости, потом повернула голову к княжне, и громко солгала: — Я рада вас видеть, моя госпожа.
На самом деле телохранительница не любила эту щуплую северянку, занявшую место рядом с Посланником Богини, отнявшую у него внимание господина на долгие годы. Но она была рабыней в девятом поколении, выращенной для сражений и воспитанной в преданности. Она хорошо усвоила, что воля господина — это высшая сила, перечить которой нельзя даже в самой глубине души. Поэтому она была готова умереть по первому приказу правительницы. Но все равно — не любила.
— Поздравляю тебя с возвращением, Нефтис, — кивнула княжна, налила из кувшина в Высокую глиняную кружку немного воды, отошла к подоконнику и облокотилась на него. — Надеюсь, твое путешествие завершилось полным успехом?
— Нет, госпожа, — несколько тише ответила телохранительница.
— Не может быть, — разочарованно приподняла брови северянка. — Неужели ты провалила данное тебе Посланником Богини поручение? А ведь он так на тебя рассчитывал, так надеялся!
— Да, мой господин, — повернула голову к Найлу женщина. — Я все испортила.
— Надеюсь, хоть умерших и погибших нет? — более спокойным тоном поинтересовалась княжна.
— Нет, мой господин, — ответила, глядя на Найла, воительница.
— Ну, — одними губами улыбнулась северянка, — тогда ты испортила отнюдь не все. Бывает и хуже.
Ямисса тоже не любила Нефтис. Каким-то шестым чувством, своим женским нутром она чувствовала, что ее мужа и эту охранницу связывает что-то большее, нежели просто добрый жест уже сгинувшего старого властителя города. Или, по крайней мере — связывало раньше. И ей очень не нравилось, когда Найл встречался или разговаривал с Нефтис. Но Ямисса была правительницей в третьем поколении, воспитанная в княжеском дворце для того, чтобы повелевать. Она знала, как трудно найти опытного и толкового руководителя и понимала, что есть грань, за которой свои личные симпатии следует оставлять в стороне. Поэтому правительница вернулась к столу, налила воды в другую кружку и протянула ее воительнице:
— Вот, выпей. Я вижу, ты устала и запыхалась. И расскажи подробно, почему вам пришлось возвращаться так рано?
— Благодарю, госпожа, — Нефтис приняла кружку, осушила ее в несколько глотков, после чего обратилась все-таки к Найлу: — Плаванье прошло как обычно, мой господин. С нами, под охраной братьев по плоти, отправилось свыше полусотни детей двуногих, тридцать рабынь, два десятка самок ремесленников, столько же паучих и семеро жучих из квартала бомбардиров. Погода стояла ясная, ветер попутный. Мы добрались до Дельты всего за два дня, поднялись по Ближней реке до брода, там переночевали и, забрав с судов половину гребцов, двинулись через ковыльные поля.
— Что, жучихи пошли с вами? — перебила ее Ямисса.
— Нет, госпожа, — покачала головой воительница. — Они откладывают яйца по ближнему берегу, в ивовых зарослях. Мы пересекли поле за четыре дня, занимаясь охотой и запасая мясо, расположились в лесу деревьев-падальщиков. Я расставила посты, приказала мужчинам натаскать воду и запасти дрова.
— Ну?! — поторопил ее Найл, ожидая, когда начнется самое важное, и готовясь взглянуть ее глазами на картину нападения гусениц, человеко-лягушек, болотных монстров, жуков, стрекоз, вампиров или невидимых гигантов.
— Спустя две недели начались роды, мой господин. Два за три они прошли, и начали появляться бабочки-молочницы… — Нефтис вздохнула. — Но их прилетело слишком мало, мой господин. Всего пара сотен.
— Проклятие! — Посланник Богини ударил себя кулаком в ладонь.
То, что он услышал, было намного, намного хуже банального нападения хищников. История появления бабочек-молочниц уходила корнями на много лет назад. К тем временам, когда Найл хотел сначала убить Властительницу Жизни, потом отдался ее воле, потом снова хотел убить, и снова восстановил дружбу.
Надо сказать, Великая Богиня Дельты вела себя с ним ничем не лучше, то одаряя благосклонностью, то отнимая ее. После последней ссоры, в знак примирения, она создала бабочек-молочниц, которые, питаясь мясом, отрыгивали сладковатую жидкость, неотличимую от материнского молока. Для города тогда это было очень важно. Разоренный после долгой войны, он стоял в руинах. В нем не оставалось ни рабочих рук, чтобы все восстановить, ни смертоносцев, чтобы охранить границы от новых нападений.
Именно тогда Найл начал отправлять в Дельту большие экспедиции с беременными женщинами и паучихами, с малыми детьми, купленными в приютах или брошенными родителями. Вблизи Богини, под воздействием ее мощнейшего жизненного излучения, рост всего живого ускорялся в десятки, если не сотни раз — и малыши вынашивались не за девять месяцев, а за считанные дни. Да и сами дети вырастали не за годы, а за недели. Проведя в лесу деревьев-падальщиков полтора месяца, одно-двухлетние малыши возвращались уже способными работать подростками, а самки приводили с собой крепко стоящих на ногах потомков.
Разумеется, чтобы быстро расти, требовалось очень много еды — у матерей просто не хватало молока, чтобы выкормить быстро растущих детей.
В первый раз людям удалось справиться, отобрав среди новорожденных только самых сильных и здоровых — и каждого выкармливали три мамки. Однако во время следующего приезда здоровыми оказались почти все младенцы — и вот тогда к ним начали слетаться бабочки, складывая зеленые крылья и требовательно разевая алый клювик. В обмен они выделяли на кончиках брюшек белую густую жидкость, неотличимую от материнского молока. Мяса у путников хватало — охота в ковылях всегда была обильной, а потому всех детей выкормили без особого труда.
Впрочем, грозный вид корабли внушали только издалека. Стоило приблизиться к ним на расстояние нескольких шагов, как можно было различить на носовых площадках, слегка поднятых над палубой, молодых, ростом не более человека, пауков, лежащих на палубе под ними женщин в коротких туниках, услышать детские голоса, смех людей, тихое потрескивание жуков-бомбардиров, увидеть увлеченно бегающих по вантам юных смертоносцев — еще не понимающих, что вода таит для них смертельную опасность, что, упав в волны, восьмилапый почти не имеет шансов остаться в живых, даже если его вытащат назад в считанные минуты.
Все вместе взятое означало, что в реку вошло не воинское соединение, и не торговая флотилия, так же без колебаний готовая вступить в бой во имя спасения товаров, а возвращающийся из Дельты «детский флот» города.
Суда, что отвозили поближе к Великой Богине рожениц и маленьких детей, дабы те впитали в себя энергию могучей покровительницы окрестных земель, избавились от болезней и побыстрее выросли. Странным было только то, что возвращался флот слишком рано — не успев провести в Дельте и полутора месяцев.
На корме, на капитанском мостике флагманского корабля, рядом с рыжеволосой Назией, одетой в короткую кольчужку, сплетенную из золотой проволоки и украшенную большими чашами на груди и золотыми браслетами на запястьях, стояла Нефтис, в простой тунике с длинным ножом на поясе. Тоже, впрочем, с рыжими волосами.
Женщины мало отличались друг от друга — с пышными густыми кудрями, голубоглазые, широкоплечие, высокие и статные, что позволяло безошибочно опознать в них рабынь города смертоносцев. И не просто рабынь, а ту самую касту охранниц, надсмотрщиц и хозяек, породу которых восьмилапые хозяева выводили на протяжении многих столетий.
Увы, прежние времена канули в лету, а потому на веслах теперь сидели не столь же упитанные и широкоплечие двуногие самцы, а самый разнопородный сброд: блондины и темноволосые, тощие и упитанные, рослые и коротышки. Чтобы обеспечить судну ровный ход, пары гребцов приходилось подбирать из десятков моряков — только тогда усилия на веслах с обеих сторон судна получались хотя бы примерно равными.
— Рулевой, нос налево спокойно, — Назия, прищурясь на солнце, прошла от края до края мостика. — Рулевой, нос прямо. Рулевой, нос направо не торопясь. Не торопясь, я сказала! Оглох совсем?!
Нефтис криво усмехнулась.
— Рулевой, нос налево спокойно! — Назия в ответ на усмешку тяжело вздохнула и покачала головой: — Посланник Богини слишком добр к этим безмозглым самцам. Позволяет им получать деньги и ходить развлекаться. А они только бездельничать от этого привыкают и тупеют на глазах. Зачем отпускать моряков на берег, если все, что нужно для жизни, можно выдавать им прямо здесь? Рулевой, команды не было! Куда тебя несет, улитка безрогая?! Нос направо сильно! Нос прямо! — в воздухе звонко щелкнул бич. — Команда прямо была! Там же течение, дубина моченая! Нос налево не торопясь…
— Самцам всегда хочется чего-то лишнего, — согласно кивнула Нефтис. — Оказавшись без надзора, они начинают воображать себя полноценными пауками, пьют вино без меры и хвастаются несуществующими способностями. Тешат свое самолюбие. Ты просто не отпускай на берег тех, кто не умеет работать. Если оставить на судне самых глупых и ленивых, — покачала головой морячка, — они за время стоянки наверняка что-то напутают или испортят. А если оставлять самых толковых, то получится, что быть послушным и работящим невыгодно. Единственное, чем удается хоть как-то воздействовать — это золото. Ленивым гребцам я не выдаю денег совсем. А что такое деньги — быстро начинают понимать даже мужчины… Рулевой, нос направо сильно! Нос прямо!
Корабли двигались против течения довольно ходко — за время перехода через море, под парусом, гребцы успели отдохнуть. А потому еще до полудня впереди, за очередной излучиной, открылась обширная гавань, возникшая на месте квартала рабов после взрыва арсенала.
За те годы, что прошли после изгнания захватчиков, город пауков — или столица Южных песков, как называли здешние земли северяне, заметно разросся и оживился.
После торжественного бракосочетания, положившего конец войне между городом и княжеством Граничным, Южные пески стали самым мирным и безопасным местом на континенте. Слева их ограничивала безжизненная пустыня, за которой притаилась Дельта, справа — высились Серые горы. Тоже достаточно безлюдные места, над которыми властвовала дружелюбная к Найлу Магиня. С севера в густо населенные баронства и княжество вело единственное ущелье, которое нетрудно оборонить даже если между северянами и городом вновь возникнет вражда.
Именно поэтому очень многие обитатели иных земель, измученные стычками между баронами, нередко случавшимися прямо на их полях и на улицах их селений, наскоками хищных смарглов или иных странных обитателей лесов, налогами, зимними холодами — предпочитали перебираться сюда, где сама природа гарантировала всем жителям тепло и безопасность от опасных пришельцев.
К тому же Найл, несмотря на постоянные сетования Тройлека, своего восьмилапого казначея и наместника города, твердо придерживался древнего правила, оставшегося еще от Смертоносца-Повелителя — никаких налогов! Все, что горожанам удавалось заработать, они могли оставлять себе.
Зато — солеварни принадлежали правителю, деревья-падальщики продавались только правителем, весь флот принадлежал правителю, в ткацких мастерских, на уборке улиц, на погрузке и разгрузке, на волоках — везде работали рабы правителя, и оплата за все шла прямехонько в казну. Потому-то, несмотря на отсутствие податей, Посланник Богини отнюдь не бедствовал, и мог спокойно содержать братьев по плоти, боевые корабли, организовывать праздники мертвых, достойно содержать не только свой дворец, но и пару крепостей за Серебряным озером, и проложенную пленниками дорогу через пустыню.
Впрочем, крепости не могли остановить тлетворного влияние баронств и княжества, а потому быт города постепенно менялся, становясь все более и более похожим на образ жизни северных соседей. Золотые и серебряные монеты быстро вытеснили в душах бывших рабов страх, которым ранее их выгоняли на работы. Они успели хорошо усвоить, что на эти металлические кругляшки можно выменять все, что угодно, было бы только их в достатке.
Перебравшиеся под руку Посланника Богини восьмилапые принесли с собой обычай, по которому для единственного в жизни каждого паука спаривания нанималась самка, которая вынашивала для отца его детей. И тут же обнаружилось, что восьмилапые дамы вполне способны сдерживать себя и не нападать на смертоносца после любовного акта. Им тоже понравилось иметь отдельный домик и покупать для себя вкусных барашков или уховерток, вместо того, чтобы гоняться за дичью по пескам.
Приезжие пауки в основном выполняли роль врачей, переводчиков на сделках. Местные смертоносцы, еще не знакомые со столь сложными профессиями, оставались охранниками полей, следили за порядком на улицах, были судьями в спорах между двуногими. Умение читать мысли гарантировало при этом, что решение будет справедливым, что никому не удастся утаить никаких деталей, а невиновные ни в коем случае не пострадают. Пауки же обеспечивали и надежную связь между городами и селениями, передавая мысленные сообщения от поста в одном селении до поста в другом. Либо напрямую, либо — если расстояние слишком велико — по цепочке специальных «почтовых» домов.
Правда, многие обычаи древности сохранились, проводя незримую, но ясно ощутимую границу между приезжими и коренными обитателями города.
Если северные смертоносцы считали людей равными себе — то обитатели пустынь продолжали смотреть на недавних рабов сверху вниз; если в городе женщины всегда были хозяйками и надсмотрщицами над мужчинами — то северяне наоборот, воспринимали своих самок едва ли не как вещь, обычную собственность, хотя и говорящую. И если между бывшими охранницами смертоносцев и гордыми северянами, не привыкшими опускать перед женщинами глаза, не возникало драк — то только благодаря восьмилапым, не переносящим ссор среди двуногих.
Но все это не мешало городу разрастаться и богатеть год от года, о чем свидетельствовало огромное количество складов, выросших вдоль берега, новые причалы, а так же крыши, поднявшиеся над верхними этажами оставшихся от далеких предков развалин, и новые дома, сложенные из серого камня — свободных помещений в столице больше уже не оставалось.
Напротив гавани флагман повернул к берегу, нацелившись на длинный причал, выступающий далеко в воду.
— Весла убрать! — зычно гаркнула Назия, с силой сжав руками поручень мостика. — Рулевой, нос. Причальной команде на правый борт!
Длинные палки с лопастями на концах с грохотом исчезли в уключинах, но судно продолжало по инерции двигаться вперед, метясь точно в конец пирса.
— Мы не врежемся? — тихо пробормотала Нефтис. — Рулевой, нос прямо! — громко рявкнула хозяйка судна, расслышав ее слова. — Только дернись!
Стоящий у кормового весла мужчина покрылся крупными каплями пота, однако приказ выполнил, продолжая вести корабль точно в поперечные бревна торца. Расстояние стремительно сокращалось. Однако, уже в считанные мгновения до столкновения, течение успело-таки немного сместить судно, и оказалось, что оно не ударяется в причал, а скользит рядом с ним почти впритирку.
— Причальной команде за борт! Готовить сходни!
— Ну, ты даешь, хозяйка, — покачала головой Нефтис. — Я бы так никогда в жизни не смогла.
— А я бы против сколопендры с одним копьем в руках драться не смогла, хозяйка, — улыбнулась Назия. — А ты их, вроде, даже и не боишься.
— Почему, боюсь, — пожала плечами охранница. — Но иногда есть хочется сильнее, чем бояться. Ну, удачи тебе, разгружайся.
Моряки причальной команды еще только приматывали канаты к выступающим над дощатым помостом тумбам, когда женщина, не дожидаясь, пока они вытянут трап, легко запрыгнула на борт, соскочила на доски и, поправив длинный тесак, торопливо пошла к берегу.
От причала вверх шла широкая утоптанная дорожка, между двух складов выворачивая на улицу. Нефтис повернула к центру города и ускорила шаг.
Для нее, проведшей пару лет в крепости возле ущелий Северного Хайбада, перемены казались просто поразительными. Не было больше похожих на огромные гнилые зубы уступов полуобвалившихся стен или провалов древних подземелий, окруженных фундаментами рухнувших строений. Теперь покосившиеся развалины были либо выправлены, либо разобраны, а вместо древних строений стояли новые здания.
Уцелевшие на протяжении веков участки древней кладки ныне соединялись либо новой, из склеенного паутиной камня, либо из более дорогого, но простого в обработке дерева. Пустых окон, коими всего десяток лет назад зиял весь город, ныне не встречалось вовсе. Над дверьми колыхались матерчатые пологи, давая укрытие от солнца, кое-где на земле лежали товары, которыми промышляли хозяева жилищ — латунные чеканные блюда и кувшины, глиняные кувшины, хитиновые и керамические плошки, кожаные куртки или наборные пояса из костяных пластин.
Ремесленники поглядывали на вооруженную женщину с опаской, и почтительно кивали. Воспитанница смертоносцев никак не могла привыкнуть к тому, что самцы склоняются перед ней, вместо того, чтобы мгновенно замереть, не дыша и уставившись взглядом прямо перед собой. Однако Посланник Богини не раз предупреждал ее, что среди северян именно поклон является величайшим проявлением уважения — иона сдерживала гнев, с силой сжимая рукоять длинного ножа, выданного ей еще по повелению Смертоносца-Повелителя.
Однако, когда какой-то нахальный ремесленник попытался перебежать перед ней дорогу — воительница без колебаний отвесила ему такой пинок, что поселенец покатился кувырком. Ну, ты…
Нефтис всего лишь повернула к нему голову, и северянин осекся, столкнувшись с холодным взглядом. Поклонился. А чего еще можно ожидать — ведь он всего лишь мужчина! Двуногий самец. Охранница, поняв, что сорвать злость на неуклюжем северянине не удастся, отпустила рукоять ножа и двинулась дальше.
Что касается ремесленника, то он, дождавшись, пока женщина скроется за поворотом, презрительно сплюнул:
— Все они тут психи, — и потрусил в противоположном направлении.
Он даже не подозревал, что лишь чудом избежал смерти — затаившийся на крыше смертоносец только и ждал нарушения закона, ссоры и драки, чтобы немедленно покарать виновника, а заодно обеспечить себя обедом. Увы — покой на улицах города сохранился, и восьмилапый снова замер в терпеливом ожидании. Что-что, а ждать пауки умели.
* * *
На площади перед дворцом Посланника Богини шумел базар. Оставшийся здесь со времен короткого правления князя Граничного, когда центром города считался дом наместника — нынешний дворец Привратницы Смерти — рынок разросся, частично выплеснулся на соседние улицы, и довольно близко подступил к крыльцу, прикрытому от жары дощатым навесом.Правда, перед ведущими к дверям ступенями постоянно стояли в почетном карауле четверо жуков-бомбардиров и столько же пауков-смертоносцев, а потому между торговцами и домом правителя всегда имелось свободное пространство, словно очерченное невидимым шнуром.
Нефтис легко поднялась на крыльцо, замерла на несколько мгновений, давая охранникам время, чтобы проверить свои мысли на враждебность, после чего решительно толкнула дверь и твердым шагом пошла по коридору.
«Я в своих покоях» — она не столько осознала фразу, сколько ощутила место, в которое ей нужно пройти, благодарно кивнула и повернула в Тронный зал, за которым находилась лестница, ведущая на второй этаж.
Женщину, выросшую на острове детей и воспитанную пауками, не удивило возникновение в сознании посторонней мысли. Она с детства привыкла, что восьмилапые господа общаются именно так: посылают в разум направленную мысль, воспринимаемую как желание куда-то пойти, что-то сделать. Иногда просто — недовольство собой, гнев, страх. Некоторые из смертоносцев, такие как Дравиг или Шабр могли настолько тонко обрисовывать свои мысли, что они воспринимались почти как произнесенные вслух слова. Некоторые — только стегали двуногих импульсами страха или парализующей воли.
Впрочем, среди людей тоже очень многие не могли отличить своих мыслей от внушаемых извне, и не понимали сложных посланий. Только самые простые, вроде: «Пошел прочь!» или «Замри на месте!» Нефтис понимала мысленную речь прекрасно, а потому не могла перепутать распоряжение Посланника Богини с собственным беспричинным желанием посетить его комнаты. Собственная мысль была совсем другой: «А что, если он один?»
Охранница даже не попыталась скрывать свое желание от господина. Чего стыдиться? Они уже довольно давно не оставались вместе, а познав Посланника Богини женщина не собиралась размениваться на иных мужчин. Точнее — всяких недостойных двуногих. Ведь только Посланник Богини смог соединить в себе разум паука и тело двуногого, только ему удалось создать еще многих и многих подобных себе, вырастив в Дельте братьев по плоти. Именно за это его и избрала Великая Богиня, именно поэтому Смертоносец-Повелитель решился в трудные годы отдать ему свою власть. Однажды разделив ложе со своим господином, она уже никогда не осквернялась прикосновениями к другим самцам. И теперь успела соскучиться по ласке.
«Увы…» — возникла в ее сознании и медленно растеклась в стороны горькая капля сожаления. Найл вздохнул и покинул разум своей телохранительницы.
Тело ощутило мягкую постель под спиной, прохладу легкого ветерка, чуть сладковатый запах свежих яблок.
— Ямисса, ты здесь? — он улыбнулся и открыл глаза.
— Разумеется, — улыбнулась княжна. — А ты думал, я убежала к баронам?
Сегодня никаких торжественных приемов или балов не намечалось, а потому женушка была одета в простую голубоватую накидку тонкого шелка, сквозь которую просвечивало стройное тело. Правда, опоясалась она все-таки пояском из нанизанных на паутину сапфиров, в ушах поблескивали алым оправленные в золото рубины, а на пальцах имелось несколько дорогих перстней. Ничего не поделаешь, дочь князя Граничного привыкла даже спать в драгоценных украшениях.
— Ну, и что ты познал на этот раз, мой Смертоносец-Повелитель? — она запустила прохладные руки под тунику, поглаживая его грудь.
— Что через пару минут сюда войдет Нефтис.
— Вот ты о ком думаешь все время! — Ямисса обиженно поджала губы. — То-то запрещаешь себя тревожить, когда в свои грезы уходишь.
— Думаю я, может, и о ней, — усмехнулся, усаживаясь, Найл. — Но женился все-таки на тебе.
— Это не ты женился, — повела плечом княжна. — Это я за тебя замуж вышла.
Правитель только головой покачал. Его так и подмывало заглянуть в мысли своей супруги, но в свое время он пообещал никогда не проникать в ее сознание и предпочитал клятву сдерживать. Даже не потому, что Ямисса могла это заметить — просто человек, не имеющий от тебя никаких тайн, недомолвок, хитростей перестает быть полноценным другом и собеседником. Он превращается в вещь, который можно управлять, пользоваться или откладывать в сторону в зависимости от необходимости. А зачем ему такая жена?
Нефтис — другое дело. Не потому, что он считал верную телохранительницу вещью. Она сама воспринимала себя таковой. По приказу Смертоносца-Повелителя она принадлежала Посланнику Богини, обязана была защищать его любой ценой и выполнять все его распоряжения. Смертоносец-Повелитель мертв, а значит приказа отменить некому.
К тому же, для Нефтис проникновение господина в ее сознание не казалось чем-то обидным. Раз прощупывает мысли — значит, помнит. Значит, она для него все еще интересна и важна. Женщина не собиралась ничего скрывать от правителя, полностью открывая свою душу — и пусть он знает, чего она действительно хочет, и о чем помнит.
Найл с улыбкой покачал головой, вспомнив похотливые мечты охранницы, поднялся, поцеловал Ямиссу и отошел к комоду, на котором лежала перевязь с мечом. Он не собирался отказываться от супруги ради любой из женщин целого мира — но если Нефтис увидит их бок о бок, держащихся за руки, она ощутит лишний укол ревности. Зачем?
— Так что ты смог познать на этот раз, Найл? — повторила свой первый вопрос княжна.
— К счастью, ничего, — перекинул через плечо толстый кожаный ремень правитель. — Моего внимания ничто не привлекло, а значит, все в порядке. По крайней мере, сейчас.
Ямиссу Найл тоже обижать не хотел, а потому не признался, что на этот раз вместо созерцания энергетических потоков и ауры города он сосредоточился на сознании своей верной воительницы, возвращающейся с тревожной вестью. Постоянные тренировки позволили ему добиться того, что с Нефтис установился четкий и полный контакт за целых полдня пути. Хотя, конечно, он использовал помощь всех находящихся во дворце восьмилапых — но подобный контакт все равно был трудной задачей. Раньше на таком расстоянии он мог только определить присутствие живого существа и наличие у него разума.
В коридоре послышались уверенные шаги, распахнулась дверь — стучаться воспитанница пауков не умела никогда.
— Я рада вас видеть, мой господин, — Нефтис на мгновение замерла в недвижимости, потом повернула голову к княжне, и громко солгала: — Я рада вас видеть, моя госпожа.
На самом деле телохранительница не любила эту щуплую северянку, занявшую место рядом с Посланником Богини, отнявшую у него внимание господина на долгие годы. Но она была рабыней в девятом поколении, выращенной для сражений и воспитанной в преданности. Она хорошо усвоила, что воля господина — это высшая сила, перечить которой нельзя даже в самой глубине души. Поэтому она была готова умереть по первому приказу правительницы. Но все равно — не любила.
— Поздравляю тебя с возвращением, Нефтис, — кивнула княжна, налила из кувшина в Высокую глиняную кружку немного воды, отошла к подоконнику и облокотилась на него. — Надеюсь, твое путешествие завершилось полным успехом?
— Нет, госпожа, — несколько тише ответила телохранительница.
— Не может быть, — разочарованно приподняла брови северянка. — Неужели ты провалила данное тебе Посланником Богини поручение? А ведь он так на тебя рассчитывал, так надеялся!
— Да, мой господин, — повернула голову к Найлу женщина. — Я все испортила.
— Надеюсь, хоть умерших и погибших нет? — более спокойным тоном поинтересовалась княжна.
— Нет, мой господин, — ответила, глядя на Найла, воительница.
— Ну, — одними губами улыбнулась северянка, — тогда ты испортила отнюдь не все. Бывает и хуже.
Ямисса тоже не любила Нефтис. Каким-то шестым чувством, своим женским нутром она чувствовала, что ее мужа и эту охранницу связывает что-то большее, нежели просто добрый жест уже сгинувшего старого властителя города. Или, по крайней мере — связывало раньше. И ей очень не нравилось, когда Найл встречался или разговаривал с Нефтис. Но Ямисса была правительницей в третьем поколении, воспитанная в княжеском дворце для того, чтобы повелевать. Она знала, как трудно найти опытного и толкового руководителя и понимала, что есть грань, за которой свои личные симпатии следует оставлять в стороне. Поэтому правительница вернулась к столу, налила воды в другую кружку и протянула ее воительнице:
— Вот, выпей. Я вижу, ты устала и запыхалась. И расскажи подробно, почему вам пришлось возвращаться так рано?
— Благодарю, госпожа, — Нефтис приняла кружку, осушила ее в несколько глотков, после чего обратилась все-таки к Найлу: — Плаванье прошло как обычно, мой господин. С нами, под охраной братьев по плоти, отправилось свыше полусотни детей двуногих, тридцать рабынь, два десятка самок ремесленников, столько же паучих и семеро жучих из квартала бомбардиров. Погода стояла ясная, ветер попутный. Мы добрались до Дельты всего за два дня, поднялись по Ближней реке до брода, там переночевали и, забрав с судов половину гребцов, двинулись через ковыльные поля.
— Что, жучихи пошли с вами? — перебила ее Ямисса.
— Нет, госпожа, — покачала головой воительница. — Они откладывают яйца по ближнему берегу, в ивовых зарослях. Мы пересекли поле за четыре дня, занимаясь охотой и запасая мясо, расположились в лесу деревьев-падальщиков. Я расставила посты, приказала мужчинам натаскать воду и запасти дрова.
— Ну?! — поторопил ее Найл, ожидая, когда начнется самое важное, и готовясь взглянуть ее глазами на картину нападения гусениц, человеко-лягушек, болотных монстров, жуков, стрекоз, вампиров или невидимых гигантов.
— Спустя две недели начались роды, мой господин. Два за три они прошли, и начали появляться бабочки-молочницы… — Нефтис вздохнула. — Но их прилетело слишком мало, мой господин. Всего пара сотен.
— Проклятие! — Посланник Богини ударил себя кулаком в ладонь.
То, что он услышал, было намного, намного хуже банального нападения хищников. История появления бабочек-молочниц уходила корнями на много лет назад. К тем временам, когда Найл хотел сначала убить Властительницу Жизни, потом отдался ее воле, потом снова хотел убить, и снова восстановил дружбу.
Надо сказать, Великая Богиня Дельты вела себя с ним ничем не лучше, то одаряя благосклонностью, то отнимая ее. После последней ссоры, в знак примирения, она создала бабочек-молочниц, которые, питаясь мясом, отрыгивали сладковатую жидкость, неотличимую от материнского молока. Для города тогда это было очень важно. Разоренный после долгой войны, он стоял в руинах. В нем не оставалось ни рабочих рук, чтобы все восстановить, ни смертоносцев, чтобы охранить границы от новых нападений.
Именно тогда Найл начал отправлять в Дельту большие экспедиции с беременными женщинами и паучихами, с малыми детьми, купленными в приютах или брошенными родителями. Вблизи Богини, под воздействием ее мощнейшего жизненного излучения, рост всего живого ускорялся в десятки, если не сотни раз — и малыши вынашивались не за девять месяцев, а за считанные дни. Да и сами дети вырастали не за годы, а за недели. Проведя в лесу деревьев-падальщиков полтора месяца, одно-двухлетние малыши возвращались уже способными работать подростками, а самки приводили с собой крепко стоящих на ногах потомков.
Разумеется, чтобы быстро расти, требовалось очень много еды — у матерей просто не хватало молока, чтобы выкормить быстро растущих детей.
В первый раз людям удалось справиться, отобрав среди новорожденных только самых сильных и здоровых — и каждого выкармливали три мамки. Однако во время следующего приезда здоровыми оказались почти все младенцы — и вот тогда к ним начали слетаться бабочки, складывая зеленые крылья и требовательно разевая алый клювик. В обмен они выделяли на кончиках брюшек белую густую жидкость, неотличимую от материнского молока. Мяса у путников хватало — охота в ковылях всегда была обильной, а потому всех детей выкормили без особого труда.