Привалов Борис. Сказ про Игната-Хитрого Солдата

   Иногда стая поднимала шум и среди ночи. Это случалось по разным причинам: то неожиданно поднявшийся ветер начинал крутить крылья старого ветряка, то к птицам подбирался какой-нибудь враг - хорь, крыса или деревенский кот-озорник.
   Внизу под мельницей, огибая холм, текла река. Перед тем как сделать вокруг холма петлю, река, словно собирая силы и переводя дух, долго крутилась в большом омуте, свивала в жгут свои текучие прозрачные пряди. За ледяную ключевую воду и глубину непомерную омут прозвали Бесовым.
   - Раз мельница Спирьки-Чёрта, значит, она Чёртова, - шутили крестьяне, - а раз так, то и омут Бесов...
   Над омутом, у подножия холма, кусты и травы стояли яркие, зелёные, словно никакой засухи нет и не было. А почти рядом, наверху, коробилось, трескалось от непосильной жары поле и темнели, умирали, сгорали, как тоненькие свечки, стебельки ржи.
   Надела земельного у Игната не было. Истосковавшись по работе, солдат всё время проводил на полосках деда Данилки и бабки Ульяны. Рыхлил землю, твёрдую, спёкшуюся в камень. Воду пытался носить с реки. Но что три дюжины вёдер могут поделать с палящим зноем, с жарой-убийцей?
   - На мельнице галки так хозяевами и останутся, видно, - тяжко вздохнул дед Данилка. - Нам-то в этом году молоть нечего будет...
   Игнат долго ходил вокруг мельницы. Остановился, подпрыгнул, повисел на крыле, которое накренилось ниже других.
   - Что, Игнатка, задумал-замыслил? - спросил дед Данилка.
   Он, положив руки на посох, сидел в тени мельчицы рядом с бобылём Савой. Тут же растянулся на земле Дурында, ни на шаг не отходящий от солдата.
   Игнат отошёл от мельницы, уселся возле деда. Длинный нескладный Савушка только что вернулся с болота и принёс большую корзину грибов.
   - Спасибо тебе, служба, - в который уж раз благодарил он Игната, теперь мужики по любой трясине ходят, что по лугу. Ух и места я в болоте отыскал - заповедные, право слово! Среди топи - остров. И луг там есть, и лес, и родники звенят, воркуют, как птицы. Трава на том лугу по пояс, ей-богу... Мягкая, ну прямо шерсть ягнячья. А грибов - не счесть. Как листьев, опавших осенью. И таких островов не один, не два...
   И Савушка снова и снова показывал Игнату и деду Данилке свой нынешний грибной улов.
   - Вот, глядите, каков барин! - крутил бобыль своих задубелых длинных пальцах толстячка-боровичка. - Ему знойко, он весь мокрый, а дух какой нутром земным тянет!
   - А я уже забыл, какие они, грибы-то... Где им здесь расти, в таком пекле? - И дед Данилка нежно снял с тёмной шляпки гриба тонкий зелёный листочек.
   Игнат взял листок из пальцев деда, понюхал его.
   - Колосница болотная, - сказал он. - Горья трава, да раны заживляет хорошо. Приложишь - и затянется. Меня не один раз выручала матушкина наука травяная.
   - Там на болоте чудес много, - радостно продолжал Савушка. - Я шалашик построил, ночую там.
   - Чего ж ты, Игнат, на мельницу скакать начал? - спросил дед Данилка. - Задумал что или с какой радости?
   - Наш командир говаривал: пускай ум наперёд в разведку, а без него как в потёмках, - сказал Игнат. - Мельница ведь ещё работать может.
   - Да какая уж работа! - махнул рукой Савушка. - В неделю-то всего разок жернова и похрустят. Вон, гляди, поп Парамон едет, ему мешка два смолоть нужно. И снова хоть спи, хоть так сиди. Под вечер ветер набегает самая бы работа, эх, да нет её...
   - Я в делах-то мужицких поотстал малость, - сказал Игнат, а мохнатые брови его грустно опустились почти на самые глаза. - Ежели нынче воду дать земле, рожь ещё может встать?
   - Да где ж её, воду-кормилицу, взять? - удивился дед Данилка.
   - Не о том речь, где взять, - озабоченно произнёс Игнат, - а спасёт ли вода хлеб?
   - Кое-что авось и выручит, - проговорил задумчиво Савушка. - Всё лучше, чем ничего.
   - Хуже не будет, - молвил дед Данилка. - Хоть и поздно, да дождик немного дело бы поправил...
   - Что ж мельница зря пропадает? - В глазах Игната зажглись задорные огоньки. - Машет крылами, да без толку! Её так приспособить надобно, чтоб воду из речки гнала!
   Дурында повернулся на бок, лицом к Игнату, удивлённо на него уставился.
   - Как это... мельница... с речки? - не понял Дурында.
   - Начну мастерить, тогда сразу разберётесь! - Игнат встал, потянулся. - Сейчас крылья жернова вертят, а будут воду таскать - и вся недолга. Только вот канавы рыть надобно, чтобы русло воде дать.
   - Ох, мудрено! - Савушка ещё раз полюбовался на свои грибы и закрыл их лопухом. Тоже встал, взглянул на дорогу: - Отец Парамон опять сам зерно порешил на мельницу свезти... Никому не верит. Всё боится - обманут, объегорят!
   Дед Данилка, положив подбородок на ручку посоха, всё ещё обдумывал слова солдата.
   - Слушай, Игнат, а ведь мельница-то Спирьки-Чёрта, - произнёс дед. Он тебе не даст с ней мудровать.
   - Солдаты чертей разве боятся? - усмехнулся Игнат. - Найду и на Спирьку управу. Он слова мне худого не молвит. Пошипит, как змей подколодный, да и замолкнет.
   ... Поп Парамон держал вожжи в одном кулаке. Лошадь лениво пылила по нагретой солнцем дороге. Парамон, пригревшись, клевал носом - видно, князь Стоеросов, как обычно, не дал ему ночью спать. Лошадь сама остановилась возле мельницы. Парамон раскрыл глаза, огляделся, перекрестился и крикнул:
   - Возьми-ка, Дурында, поднеси мешки!
   Как и предсказывал Савушка, поп привёз два мешка с зерном.
   Завидя Игната, поп Парамон ощерил в улыбке свой чёрный зуб:
   - День добрый, Игнатик! Что поделываешь? Мучица в твоей избе появилась уже?
   - Нет у меня муки, - сказал Игнат. - А я тут деду Даниле помогаю пропадает землица-то.
   - Всё горит, всё сохнет, - вздохнул поп и потёр лёгкие свои ладошки одна о другую. - Всё беды за грехи наши... Эй, Савка! Смели, когда ветер будет, муку, а я за ней Аринку пришлю!
   Савушка с усмешкой взглянул на попа:
   - Не могу я молоть муку.
   Поп глаза вытаращил:
   - Да что ты, Савка, сдурел?
   - Нет, не сможет он, - подтвердил дед Данилка, - верно сказал.
   - Смелешь ты мне муку или нет? - закричал Парамон Савушке. - Я брату скажу, он тебя в бараний рог свернёт! Я такую молитву сотворю, что налетит ураган, снесёт эту мельницу, щепку на щепке не оставит!
   - Эх, Парамон, Парамон! - засмеялся Игнат. - Ты молись, чтобы бог превратил твоё зерно в муку, - это же легче!
   - Тьфу, нечистая сила! - плюнул в сторону Игната рассвирепевший Парамон. Он от гнева стал красным как варёный рак. - Отчего не хочешь муку мою молоть?
   - Савелий истину говорит: не может он твою муку молоть, - сказал Игнат. - Ведь не муку, Парамон, мелют, а зерно!
   Парамон подумал-подумал и рассмеялся:
   - И то верно! Ох, хитры вы, мужики! Ну да ладно: не всё вы, и я над вами посмеюсь, придёт время... Чего понапрасну на поле сидите? Шли бы в храм, мы бы все вместе вознесли молитву, чтобы дождь на землю пал!
   - В эту пору дождя ждать - всё равно что от жука мёду, от рыбы песни, - сказал Игнат.
   - Ты, Игнатик, шутки шути, а людей не мути, - серьёзно произнёс поп и погрозил Игнату пальцем. - В церковь надо ходить чаще, смиреннее станешь!
   Парамон сел в повозку, лихо свистнул и погнал лошадь к деревне.
   - Ну, Яков, - сказал Дурынде Игнат, - теперь у нас большое сраженье начнётся. Нужно канав мелких нарыть поперёк поля, чтобы воду по ним пустить... Да ворот наладить - воду из реки тянуть... Надобно мужиков позвать в помощь - одни не управимся.
   ... Вечером Дурында рассказал Спирьке о том, что задумал Игнат.
   Чёрт сел на лавку, сложил руки, тощие пальцы его то свивались в клубок, то распутывались. Наконец он произнёс:
   - Пусть работают, может, какой толк и будет от полива. Потом я вспомню, что мельница-то моя, свою долю попрошу... Тогда они у меня попляшут!
   Глаза Спирьки вспыхнули злобой. Он вскочил с лавки, пробежал по горнице неслышными шажками из угла в угол, вернулся, снова сел.
   - С солдатиком справиться нужно, устыдить его при всех... Вот будете канавы копать завтра, и с солдатиком на спор: кто скорее копать умеет? Ты с ним справишься? - Спирька оглядел мощную фигуру Дурынды.
   - А как же! - пробасил Дурында. - Он же мозгляк, щуплый. Оглянуться не успеет, как у меня всё готово будет.
   Спирька опять пробежался по горнице.
   - Расписочка где у солдата запрятана, присмотрел? Или ещё нет?
   - Есть вроде на примете у меня место одно, - ладонью потёр затылок Дурында. - Может, там она.
   - Добро, - улыбнулся Спирька краем губ. - Завтра к полудню сам приеду смотреть на конфуз солдатика... Смотри, Дурында, не опозорь себя. Солдатик не так прост, как прикидывается.
   - Да где ему, - отмахнулся Дурында. - Щуплый он, старый.
   ... Утром, когда мужики собрались возле мельницы, Дурында предложил Игнату:
   - Давай, служивый, кто кого?.. Будем канавы копать. Кто до полудня больше сделает?
   "Неспроста парень такое надумал, - сообразил Игнат. - Видно, Спирька или Парамон хотят меня перед мужиками высмеять, - рассудил он. - Я в крестьянской работе не горазд, только привыкать начинаю. Яков меня сильнее..."
   - Ладно, согласен, - сказал Игнат. - Только давай работу разделим поровну: я буду копать, а ты - уставать за меня.
   Дурында подумал, покрутил головой.
   - Обманут тебя, бедолага, - весело сказал чернобородый Демид. - Не соглашайся. Знаешь ведь - хитёр солдат Игнат!
   - Кому нужна усталость? - едва удерживаясь от улыбки, молвил дед Данилка. - Это же вроде хворобы.
   - Устанешь - ноги протянешь, - поддержал Савушка.
   Мужики шумели, смеялись, подталкивали друг друга:
   - Ай да Дурында! С солдатом хочет тягаться!
   - Силён малый, да с чужого голоса поёт.
   - Вправду говорится про глупого: беду скоро наживёшь, да не скоро выживешь!
   Дурында пытался морщить лоб, тёр ладонью затылок, потом рассмеялся и подмигнул Игнату:
   - Не на такого напал! Нашёл дурака, чтоб я за тебя уставал. Нет уж, работать буду я, а ты за меня уставай!
   - Нет, так я не хочу! - нарочито бойко запротестовал Игнат.
   - Забоялся? - презрительно сказал Дурында. Правильно Спиридон говаривал: "Солдат с тобой тягаться не станет".
   - Ага, значит, это Спирька-Чёрт тебя науськал? - подхватил Демид. Вот откуда ветер дует!
   - Забоялся? Забоялся? - гордо повторял Дурында.
   - Ладно, раз так дело повернулось, я согласен, - сказал Игнат. - Я буду за Якова уставать. Посмотрим, кто выдюжит.
   Дурында начал копать канаву, а Игнат лёг в тени мельницы и время от времени тяжело охал и стонал. Между охами и стонами Игнат вставал, помогал Василию, Демиду и Саве прилаживать ворот к мельничному механизму.
   От ворота тянулись верёвки к реке. На верёвке крепили бадейки. Бадейки должны были зачерпывать воду, а мельничная сила - вытягивать их наверх.
   - Вот тут бадейки будут опрокидываться, сливать воду в жёлоб, говорил Игнат, отмечая вехой место, - а дальше - вода уже пойдёт по канавам... О-о-ох... как я устал... все кости ломит... о-о-ох! - застонал Игнат так громко, чтобы Дурында его услышал.
   А Дурында превзошёл сам себя: он неустанно рыл и рыл, покрывая поле морщинами канавок и канав.
   Стоя в воде, двое мужиков прилаживали к канату бадейки. У Игната сердце сжалось, когда он увидел их худые тела.
   - Аж рёбра светятся! - дёрнул себя за ус Игнат. - Вот до чего довели хлеборобов!
   Солнце показывало полдень. Задымилась, запылилась дорога.
   - Загадку отгадайте, люди добрые! - сказал Игнат. - Шесть ног, две головы, один хвост. Ну-ка?
   - Человек на лошади, кто не знает? - усмехнулся дед Данилка, сверкнув зубами.
   - Ладно, - покрутил ус Игнат. - А кто таков: лют, а не князь, хитёр, а не поп?
   Наступило молчание, потом все заговорили сразу.
   - Нет, нет, нет! - замахал руками Игнат. - Все - пальцем в небо. Спирька-Чёрт это, вот кто. Вон сюда скачет. А зачем, сам скажет!
   Дурында отставил заступ и, заслоняясь от солнца своей громадной, чёрной, как сковорода, ладонью, посмотрел на дорогу. Радостная улыбка пробежала по его лицу. Он отёр пот и направился к мельнице, где только что улёгся в тени Игнат.
   Солдат слегка стонал.
   - Сил нет, до чего Игнатка намаялся, - сказал дед Данилка Дурынде. Не пожалел ты его!
   - А ещё в сраженьях бывал! - пробасил Дурында. - Будет знать, как со мной вязаться.
   - Да, уморил ты его, - закивал головой Савушка.
   - Поделом - с силой не вяжись! - гордо произнёс Дурында.
   Подскакал на пегой толстоногой и пузатой лошадке Спирька. Увидел лежащего без чувств Игната, обрадовался. Серое лицо Чёрта порозовело, тонкие губы растянулись в улыбке. Плётка, которой он погонял лошадёнку, забила дробь по сапогу.
   На Спирькиной груди сверкал квадратный бороденный жетон, полученный от князя. Поэтому Спирька презрительно посматривал на медаль, висящую на кафтане Игната: дескать, и мы не лыком шиты - имеем награды и отличия!
   - Много он накопал? - хрипло спросил Спирька Дурынду.
   Дурында обвёл рукой часть поля, покрытую сетью канав, стукнул себя в грудь:
   - Всё я сделал... Готово!
   - Готово-то готово, да сделано бестолково, - не открывая глаз, сказал Игнат.
   - Это ты копал? - стараясь разобраться в случившемся, спросил Спирька. - А он что делал?
   Дурында как мог рассказал Спирьке об условии спора, про то, как хитрый солдат пытался его, Дурынду, обмануть и как у солдата ничего из этого не вышло.
   - Меня не проведёшь! - радостно пробасил Дурында и снова стукнул себя кулаком в грудь.
   - Ох и остолоп! - прохрипел Спирька и вытянул парня по спине плёткой. - Дурында ты и есть!
   Чёрт ещё раз ударил парня и ускакал.
   Онемевший от удивления и боли Дурында остался на дороге, и пыль от копыт на мгновение скрыла его от Игната, Савушки, деда Данилки.
   - Жалко его, - сказал Игнат, садясь на траву. - Яков парень-то неплох. Работящ, да доверчив очень.
   - Чужой ум хорош, а свой лучше, - молвил дед. - Он под Спирькину дудку пляшет, вот и доплясался.
   Когда пыль осела. Дурында протёр глаза и пошёл к мельнице. Лицо его было растерянным и удивлённым.
   Он молча сел рядом с Игнатом и дедом.
   - Не туда иди, куда дорожка ляжет, а куда ум-разум подскажет, - сказал Игнат. - Вот ты, Яков, сам на свой крючок и попался. Опозорился, как швед под Полтавой.
   Игнат, глядя в голубые простодушные глаза Якова, растолковал, что произошло.
   - Ты прихвостень Чёртов! - вставил дед Данилка. - Спирька тобой вертит, как пожелает. Тьфу, смотреть тошно!
   Яков со всем соглашался, кивал головою.
   До захода солнца Игнат и Яков помогли Савушке, Василию, Демиду и другим мужикам наладить ворот и бадейки. Подождали ветра, но его не было, и крылья мельницы были неподвижны.
   Уже начали прилетать крикливые галки, располагаться в привычных местах.
   - Идите! Вечеряйте! - сказал Савушка, едва перекрикивая галочий грай. - Будет ветер - приходите хоть ночью! Посмотрим, что вышло!
   9. Сказка о Хитром Лапте
   ... У сказочника-баюна всегда красно слово за щекой припасено...
   Из скоморошины
   Бабка Ульяна и Стёпка приготовили вернувшимся с мельницы мужикам всё, что только можно было найти в доме. Даже грибы, которые Савушка сегодня принёс Ульяне, и те уже были сварены, пожарены. После еды все вышли из избушки, расселись, разлеглись кто где - на старых поленницах, на завалинке, а то и прямо на тёплой, прогретой за день солнцем земле.
   Ай во боре, во боре
   Стояла там сосна,
   Зелена-кудрява...
   напел Василий тихо.
   А остальные подхватили:
   Ехали бояре,
   Сосну ту рубили,
   Досточки пилили...
   Песня то громче, то тише кружила над избушкой, подчиняя голоса своему неспешному полёту.
   - Повеселее бы что, - сказала бабка Ульяна, когда песня кончилась. Позадористее, чтоб радости поболе.
   - А почему Игнат молчит? - спросил Демид. - Или от песен наших отвык?
   - Песни мы ещё успеем петь, - молвил дед Данилка. - Пусть лучше-ка солдат нам скажет про битвы-сраженья, где дым-порох нюхал, от пуль-пчёл отмахивался...
   И все сразу обрушились на Игната с просьбами:
   - Про Полтаву!
   - Как ты с царём встретился!
   - Как ты шведа в полон брал!
   - Про города заморские, дальние!
   Просьбы были жаркие, шли от самого сердца. Игнат понял, как истосковались его земляки по сказкам и рассказам.
   - Про царя что сказать? - покрутил ус Игнат. - Видел я Петра Алексеевича. Не одиножды. Такой же он человек, как любой. Две ноги, две руки. Ростом большой был, голос звучный. Но он - царь, а я, известно, солдат. Что меж нами близкого?.. А про войну тем интересно, кто её не ведал, в неё не окунался. Война - это... да страшно вроде и начинать. Может, лучше про неё не говорить?
   - Сказывай, сказывай, мы не пугливые! Любим про страшное!
   - Чего бояться? Говори, Игнат, говори!
   - Кто войны не видел, в бою не бывал, тому чего бояться? - усмехнулся Игнат. - Ну ладно, слушайте. Лежу я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят. Сначала одна ударила - огонь, гром. Потом другая - огонь, гром. Потом третья. Потом все вместе. А я лежу. Дым стоит - ничегошеньки не видно. Днём темно стало. И где-то сбоку шведы бегут - земля гудит. Дальше не знаю, как и говорить... Страх один!
   - Ну, Игнатик, ну говори!
   - Да что ж ты нас томишь-то...
   - А не будете бояться? - спросил Игнат, и его мохнатые брови поползли на лоб.
   - Нет, нет!
   - Тогда слушайте, только не мешайте, - продолжал Игнат. - Лежу, значит, я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят. Сначала одна ударила - огонь, гром. Потом другая - огонь, гром. Потом третья. Потом все вместе... А я лежу. Дым стоит - ничегошеньки не видно. Днём темно стало. И где-то сбоку шведы бегут - земля гудит... Дальше не знаю, как и говорить... Самому страшно...
   - Да что ж это ты, Игнатик! Говори уж до конца!
   - Чего же говорить? Тут и сказу конец. Всё, - улыбнулся Игнат.
   - А где же страшное? - спросила Стёпка.
   - Как - где? Да разве не страшно: лежу я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят... Сначала одна ударила - огонь, дым. Потом...
   Засмеялся дед Данилка, за ним и остальные.
   - Ладно, Игнатушка, ладно, - сказала бабка Ульяна, - знаю я тебя, языкатого.
   - А ну её, войну! - махнул рукой Игнат. - Рубились, кололи, стреляли... Ворогов били, будем опять бить, ежели на нас пойдут. Вот и весь сказ.
   - Не морочь нам голову, по-настоящему сказывай, - продолжала бабка. То всё присказки, ты сказку давай.
   - Что ж, - вздохнул Игнат, - можно и сказку... Жил-был боярин, а при нём слуга верный. Ну, вроде как Спирька у нашего князя. Жили они в лесу, в глухомани, в самом буреломе их домик стоял. Пришёл к ним солдат - со службы шёл, да заплутался. "Солдат, а солдат, - говорит боярин, - сказки знаешь?" - "Знаю". - "Тогда ешь - пей сколько душе угодно, а потом нам сказывать будешь", - говорит ему боярин. Ну, слуга тут несёт всякие кушанья, солдат поел, попил. "Слушайте, говорит, сказку-быль. Только не перебивайте! Кто перебьёт, тот и досказывать будет". Согласились боярин и слуга, легли все на лавки - слушать приговились. Ну, солдат и начал так: "Зачем я к такому хозяину ночевать пришёл, который сказки заставляет сказывать? Зачем я к такому хозяину пришёл ночевать, который сказки заставляет сказывать? Зачем я к такому хозяину..." И говорит солдат, и говорит всё одно и то же. Боярину надоело, он осерчал, как крикнет: "Я тебя сюда пустил, чтоб ты сказки сказывал, а не языком молол!" - "Ага, перебил?! - обрадовался солдат. - Теперь сам досказывай! Уговор-то дороже денег!" Солдат кулак под голову - и заснул, а боярин принялся доканчивать: "Кто таких сказочников пускает ночевать, так тому и надо. Кто таких сказочников пускает ночевать, так тому и надо. Кто таких сказочников пускает ночевать..." Тут уж слуга верный не выдержал: "Да что ж это делается? И сказки нет, и спать не дают..." Боярин обрадовался: "Э-э, слуга верный! Ты меня перебил - тебе и досказывать". А сам голову под пуховик - и спать. Вот слуга-то до самого утра и говорил, и говорил...
   - Опять присказка, Игнатушка, - сказала бабка Ульяна и стукнула клюкой в пол. - Не томи, родимый...
   Игнат увидел, что побасенки да присказки уже сделали своё дело и все приготовились, настроились слушать настоящую сказку.
   - Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, - начал Игнат. - В то время, когда реки текли молочные в берегах кисельных, а по полям летали жареные утки, близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, в некотором царстве, в некотором государстве жил да был солдат, по прозванью Хитрый Лапоть. За что его так прозвали, никто толком не ведал. Может, за то, что носил он всегда с собой в ранце лапоточки из родной деревни. А может, за то, что была у него поговорка такая, присловье:
   "Ах ты лапоть!" Это он о себе говаривал, когда дело у него не выходило, и о сотоварищах своих, ежели у них что не получалось... Сам-то он службу знал хорошо. Без толку под пулю не лез, а уж спуску ворогу и супротивнику не давал... Служил Хитрый Лапоть долго и беспорочно двадцать пять лет, день в день. Сто подвигов совершил, в ста боях победил. А царь добрый был государь - велел наградить солдата по-царски: грошом ломаным да лаптём соломенным. Купил солдат на грош второй лапоть, обулся и пошёл Хитрый Лапоть домой, в деревню. Идёт, песенку посвистывает - сам себе командир. Шагал он много ли, мало, только дошагал до столба каменного. А за столбом дороги разбегаются - одна налево идёт, другая - направо. На столбе слова, а Хитрый Лапоть грамоте не учён, прочесть их не может.
   - Вот, - говорит, - дела! Я раз по дороге шёл, две дороги нашёл, в обе вошёл. Так это были штаны - надел их, и вся недолга. А тут попробуй пойми...
   Сел он возле столба, ждёт прохожего-проезжего Никто не идёт, не едет. Стал Хитрый Лапоть все сказки вспоминать, какие помнил: может, в какой из них про такой же вот столб говорится? И, верно, припомнил, только плохо в той сказке всё оборачивалось: куда ни кинь - всё клин, куда ни глянь - всё дрянь, куда ни пойдёшь - добра не наживёшь.
   Так оно и оказалось... На другой день едет по дороге стар-старичок. Сам седой-преседой, и лошадь у него седая, будто в снегу вся.
   - Не ведаешь ли, дедушка, - спрашивает Хитрый Лапоть, - что на этом столбе написано?
   - Как же, внучек, - дед отвечает, - каждый день тут езжу. А написаны тут такие слова: направо пойдёшь - головы не сносишь, налево пойдёшь назад не воротишься, на месте останешься - сам столбом станешь, назад повернёшь - в землю уйдёшь. А ежели меж дорогами без пути, напрямик зашагаешь - и того хуже, самое дорогое потеряешь.
   Только дед это сказал, как исчез, словно его и не было никогда.
   - Кто в бою не бывал, тот и страха не знавал! - сказал себе Хитрый Лапоть. - А я этих боёв повидал несчитанно, страхов этих самых встречал целыми полками. Цела была бы голова, а шапку всегда добудем. Пойду-ка я напрямик, без дороги. Может, там кто до меня пошёл - самое дорогое потерял, я найду. Да и самому знать надобно: что в жизни всего дороже?
   И зашагал солдат меж двух дорог, напрямик, без пути, без тропинки. Сперва в болото попал, еле-еле выполз. Потом в такой дремучий лес забрёл, что и шагать-то невмоготу стало. Пришлось где боком, где скоком, где ползком, а где и на четвереньках.
   Длинно ли, коротко ли, только вышел Хитрый Лапоть на большое гладкое поле. А посреди него, как пирог на столе, дворец стоит.
   Башни на солнце горят, стены белые, будто облака с неба спустились.
   Ать-два, ать-два - дошагал солдат до дворца. А у ворот часовые стоят, не пускают.
   Спрашивает Хитрый Лапоть:
   - Чьё же это царство-государство будет?
   - Это, - отвечают ему, - оловянное королевство, и правит им король Долдон Девятый.
   - Доложите, - говорит солдат, - вашему Долдону, что явился Хитрый Лапоть к нему на службу!
   Ну, как положено, часовой сказал начальнику караула, караульный начальнику дворцовой стражи, дежурному генералу. Генерал - главному телохранителю, тот - фельдмаршалу, а уж фельдмаршал - королю.
   - Что ж, пусть явится, - сказал король Долдон. - Солдаты мне всегда нужны.
   Явился Хитрый Лапоть. Встал перед королём как вкопанный, смотрит прямо, грудь парусом развернул - солдат порядок знает!
   Понравился он королю.
   - Можешь ты мне сослужить службу великую? - спрашивает король. Исполнишь - счастлив будешь. Дочь свою любимую - принцессу Долчонку - в жёны тебе отдам. Сам королём станешь - Долдоном Десятым. Говорят, русские солдаты ничего не боятся, вот и спаси ты королевство моё.
   - От кого спасать? - спрашивает Хитрый Лапоть. - От какого врага?
   - Эх, да кабы я сам знал... - вздохнул Долдон. - Ты погляди на моих подданных.
   Посмотрел на жителей Оловянного королевства Хитрый Лапоть, и тошно ему стало.
   Одни такие скучные, что от их взгляда молоко киснет.
   Другие только лежат, с боку на бок переворачинпются, бород не стригут, рубах не стирают, каши-щей не варят, всё сырьём едят.
   Третьи того хуже: им и поворачиваться лень, лежат словно убитые, в небо плюют от тоски.
   И у всех очи серые, оловянные.
   - Ты чего лежишь? - спросил солдат одного лежебоку. - Ведь уже мхом весь оброс.
   Тот даже глаза не открыл. Только ответил слабым голосом:
   - Ходить лучше, чем бежать, стоять лучше, чем ходить. Сидеть лучше, чем стоять. Лежать лучше, чем сидеть... Вот я и лежу...
   - Ну и народ! - подивился солдат. - Лапоть к лаптю!
   - Как же вас выручать-то, ваше величество? - спросил он Долдона Девятого. - Какой вы от меня службы ждёте?
   - Нужно мне Оловянное королевство развеселить-распотешить, - сказал Долдон. - Доставь ты мне сюда великих затейников: Конька-горбунка, Медведя-плясунка, Кота-говорунка. Живут они на океане, на острове Буяне... Вот твоя служба! Не исполнишь - сам станешь таким же оловянным, как все мои подданные.
   - Службу я исполню, - говорит Хитрый Лапоть, - только живот у меня пустой, как барабан. А голодный солдат - это не солдат.