Страница:
мирных условиях начал кончаться в моем противогазе, а снять со своей шайбы
не может. Я давай помогать, рву противогаз с задыхающейся шайбы, она хрипит:
больно! Пришлось разрезать! По сей день мышцы ног болят, так чесали!..
Забавный случай. В день Кокиного невероятного прыжка было хуже.
Народная пословица гласит: пока ракета не грянет - русский ракетчик не
перекрестится. Техника безопасности на старте в тот день была шаляй-валяй.
Не совсем, конечно, и все же... Идет заправка носителя компонентами, встреча
которых прохладной не бывает, а народ, надо и не надо, шляется по стартовой
площадке. На этот раз дело было не в шахте - на вольном воздухе... И ракета
грянула! Вначале пожар вспыхнул...
Кока, вместо того чтобы сидеть в бункере, нежился под весенним
солнышком. Опротивело за зиму четырехстенное пространство, а тут майский
денек, листочки вылупились на деревьях, облачка по небу тыняются... В
перископ из бункера такой поэзии не узреешь. И воздух - петь хочется, не
чета бункерному! И вдруг полыхнуло...
"Все! Тапочки!" - по-мошкински подумал Кока, но не стал ждать этой
обуви. Стартанул к забору. Ничего потом вспомнить не мог толком. Во всяком
случае - предыдущая жизнь перед глазами не мелькала. Перескочил через один
забор, потом - другой... Да-да, там две "колючих" высоты было. Кока, как
бегун барьерный - только что барьеры по два метра, - перемахнул один, другой
и помчался под защиту майского леса.
Кстати, Мошкин в это самое время тоже не стоял на месте - догонял
"газик-бобик". Он, завидев огонь, побежал в сторону контрольно-пропускного
пункта. Чешет, а его обгоняет "бобик". Мошкин разумно решил, что на машине
быстрее выйдет покинуть взрывоопасную зону, и поднажал. Не удалось "бобику"
уйти далеко. Сказалось участие Мошкина в гонках за лидером-пермяком.
Коку нашли в лесу на следующий день. Он питался клюквой и, считая, что
идет на юг, к Плесецку, двигался в противоположную сторону - к Ледовитому
океану. Подсознание не хотело больше ракет и космодромов.
- Это ж надо так трухануть! - подзуживал потом Мошкин. - Два забора
перескочил, будто это бордюры придорожные.
- Сам, поди, все четыре перемахнул бы с такой стартовой прытью. "Бобик"
от него оторваться не смог.
- Так ведь рано тапочки надевать в таком цветущем возрасте.
- Это уж точно, - согласился Кока, - с тапочками мы, пожалуй,
повременим...
Кока и Мошкин первый год работали в КБ. Начальником сектора у них был
Сергей Петрович Ипатов. Серьезный мужчина. Возраст - за сорок. В своем деле
специалист, каких поискать. А все одно - не найдешь. Пинком любую дверь в КБ
открывал. И не дай Бог, кто на его подчиненных наседать начнет. Даже если
чего-нибудь напортачат, защитит, в обиду не даст. Это потом, без посторонних
свидетелей, взгреет, мало не покажется.
В тот день они хозработничали - модернизировали помещение сектора с
целью расширения, ломали кирпичную перегородку, прихватывали соседнюю
комнатенку. Упахались... Когда унесли последние носилки, Кока, переведя дух,
мудро изрек:
- Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца?
- Нет, - отрубил Сергей Петрович.
Все насторожились, что с ним? Может, надорвался начальник с кирпичами?
Или того хуже - какой-нибудь на темечко упал? Завет "спиртного ни грамма" на
его скрижалях не просматривался. Всегда был "за" стаканчик-другой
пропустить. И третий тоже. В праздники - это уж как водится.
- Нет, - строго повторил начальник, - за одной нечего ноги бить,
рабочее время тратить. В самый как раз сброситься из расчета по бутылке на
двоих. И ткнул пальцем в Мошкина:
- Давай, Володя, бери ноги в руки.
Володя взял. И деньги тоже.
В предвкушении винца после трудов физических - такую стену снесли -
достали из холодильника закуску. Сыр плавленый, сальца шматочек. Быстро
тоненько-тоненько, на "соловьиные язычки", почикали, можно командовать
"наливай". Командовать можно, а наливать нечего. Двадцать минут, как гонец
"взял ноги в руки", полчаса миновало: ни рук, ни ног, ни винца.
Слюна у страждущих начала к точке кипения подскакивать. Ходьбы до
магазина десять минут. Туда десять, обратно... Ну, обратно можно и
побыстрее. Максимум - столько же в магазине. Где, спрашивается, может быть
человек?
Сорок минут - ни слуху ни духу. Пятьдесят - тот же результат. Уже сало
не выдержало градусов ожидания, начало таять. А каково людям?
- С ума обломиться! - грозно смотрел в окно Сергей Петрович.
К характеристике последнего можно добавить: он из тех, кто: работать,
так работать, а не работать, тем более, зачем время попусту транжирить.
Стену ломали, ухайдакал даже молодняк - Мошкина с Кокой. Всю дорогу
подгонял: поднажмем, ребята, - завтра в секторе должна быть деловая
обстановка.
- Точно за какую-нибудь очаровашку запнулся, - хохотнул Кока. - Он ведь
как начнет токовать, сам себя от вранья забывает.
- Нет, - ругался Сергей Петрович, высматривая Мошкина в окно, - я ему
премию срежу. Это же издевательство! Тут руки-ноги от носилок отваливаются,
а он как провалился.
Мошкин прибежал через час. С полной сеткой... газировки. Глазенки
испуганно горят.
- Ты что принес?! - взбеленился начальник. - Ты где был? Девок охмурял?
- Главный облаву устроил! - выпалил Мошкин. - За мной по пятам шел.
Чуть с поличным не застукал. Я вначале во "Фрукты-овощи" заскочил. Стою,
выбираю, Папа (так за глаза звали главного конструктора) заходит. Я морду
колуном, будто не заметил, и боком-боком на выход. Оттуда в гастроном
наладился. Там "Агдам" был. Сойдет, думаю, за первый сорт. Достаю кошелек, а
тут Папа собственной персоной. Я скок в соседний отдел и через вторые двери
на улицу. В "Культтовары" забежал, Папу с хвоста сбросить. Полупал глазами
на тетрадки и всякую дребедень - и прямиком в "Охоту". Вижу, нет Папы.
Деньги продавщице подаю... Он, оказывается, с улицы следил. Из-за угла.
Влетает. А я уже рот на "дайте портвейн" раззявил. Как еще надоумило
перестроиться. "Дайте газировки, - говорю, - на все".
- Ну, оборзел Папа в корягу! - возмутился до глубины души Сергей
Петрович. - Я это так не оставлю! Пусть тогда дает строителей! Мы за них
упираемся, а он погоню открыл! Народный контроль, черт возьми. Куда теперь
эту газировку?
На следующий день Сергей Петрович, вернувшись с оперативки от главного,
посидел в своем углу минут пять, затем сказал в притихшую комнату:
- Мошкина за паникерство в рабочее время буду малехо увольнять.
- Какое паникерство? - подскочил Мошкин.
- Газированное, - ответил начальник.
С главным он был запросто, поэтому без предисловий высказал
недовольство по причине дурацкой бдительности: "Как лошади надрывались, а ты
устроил моему гонцу ловлю с поличным по магазинам! Давай тогда нам
строителей! Каменщиков, плотников..."
- Ты что бороздишь? - возмутился главный. - Какого Мошкина я
выслеживал?
- Молодого специалиста.
- В глаза его не видел! Хотел бутылку коньяка взять, школьный друг
проездом был... Три магазина оббежал, только в четвертом оказался...
...- Нет у тебя, Вова, собачьей выдержки, - сказал, отсмеявшись, Кока
Мошкину. - Всего один магазин оставалось пройти, а ты не выдержал - наложил
медвежью болезнь в штаны.
- Еще неизвестно в каком магазине ты бы обделал полные шаровары, -
обиженно заметил Мошкин.
Кока не успел достойно ответить. Начальник решительно перевел разговор
с темы переполненных штанов на производственные рельсы.
В июне 80-го Кока с Мошкиным приехали в столицу в командировку и
оторопели. Москва надраена, как пятак. Блестит, как пасхальное яичечко.
Навела перед олимпиадой лоск, какого отродясь не было. Кока с Мошкиным в
аэропорту рты разинули, и дня три промеж зубов ветер гулял. Это как, к
примеру, ты сотню лет знал бабенку. Пусть ладненькая, симпатичная, но
светской дамой не назовешь. Ведь на шее хомут из мужа и детей, его наспех
наведенным макияжем не скроешь. И вдруг среднестатистическая бабенка
отставляет хомут в сторону, делает что-то решительное с лицом, обалденную
прическу, наряжается в шикарное платье. Эффект сногсшибательный. Вчера ты ее
дальше "здрасьте" не замечал, а сегодня увидел и... со страшной силой
захотелось в Париж.
Предолимпийская Москва подействовала на Коку аналогично. Нафуфыренная в
центре, причипуренная в остальных местах. До стартов за золотые медали целый
месяц, а на всех улицах праздник и нерабочая обстановка. Что называется,
"народ к разврату готов". Коке тоже захотелось шапку оземь: "Эх! едрена
Матрена, однова живем!"
- Неужели мы, советские инженеры-ракетчики, не можем себе позволить
фешенебельно пообедать?! - сказал Мошкину. - В каком-нибудь "Славянском
базаре" или "Метрополе". Чем мы хуже негров из джунглей? Пока они
наперегонки с антилопами нарезают тренировки, проверим на собственном опыте,
как их здесь от имени нашего народа, а значит, и нас, встречать собираются.
Мошкин удивился размаху друга, всегда отличающегося железной
расчетливостью. Самый захудалый пятак был у него на жестоком учете. И вдруг
разморило отмочить обед по высшему разряду.
Отутюжили друзья костюмы, галстуки...
Зал ресторана поразил роскошью. В стиле эпохи возрождения стулья,
голубые водопады оконных штор, арктической белизны скатерти - все испускало
флюиды высшего класса. Коку сразу разморило заказать сигару. Хотя сроду не
знал, с какого боку к ним подступать.
И метрдотель респектабельно выглядел. "Как маршал", - подумал Мошкин. И
рост, и осанка, и неимоверной наглаженности брюки. Очки в золоченой оправе.
Черной блестящей бабочкой галстук намертво прилип к горлу.
- Что желаете, ребята? - спросил он.
- Пообедать! - с достоинством ответил Кока.
- Пройдите туда, пожалуйста, - кивнул распорядитель на дверь в боковой
стене.
За дверью открылся другой зал. Попроще, чем предыдущий. Но зайди друзья
сначала в него, глаз бы, как в первом, выпал. Тоже был неслабо обставлен,
нехило отделан. Самая распоследняя салфетка задирала нос. Коке тоже первым
делом захотелось заказать сигару.
Метрдотель пусть был не маршальского покроя, но генеральского, не
меньше. Если и пониже ростом, то самую чуть, если и пожиже статью, то на
мизинчик. До блеска выбрит, по нивелиру пробор, волосок к волоску прическа.
- Что желаете, ребята? - спросил.
- Пообедать, - сказал Кока.
Хотел добавить, что их послали из первого зала.
- Пройдите туда, пожалуйста, - опередил "добавку" метрдотель и показал
на широкую дверь.
Друзья безропотно последовали в указанном направлении. И попали в
третий зал. Поскромнее второго, тем более - первого. Но столовкой язык не
повернулся бы назвать. Мошкин с Кокой за свою жизнь не в одном десятке
ресторанов отметились. Таким залом любой бы гордился. Во всяком случае,
"Приму" в нем курить рука не поднимется.
Метрдотель - не маршал от ресторации и не генерал, но полковник, это
как пить дать. Матерый полковник. Пусть не такая шикарная бабочка, как у
первого метрдотеля, и идеальная прическа, как у второго, но тоже не из
магазина "Промтовары" одет, не сосед-сапожник портняжными ножницами
постригал.
- Что желаете, ребята? - традиционно спросил.
- Пообедать, - традиционно ответил Кока.
- Не торопясь, - нетрадиционно добавил Мошкин.
Однако ресторанную традицию этим не испортил. Прозвучало не раз
слышанное за последние пять минут:
- Пройдите туда, пожалуйста, - метрдотель указал на дверь.
За нею был коридор с поворотом, который упирался в еще одну дверь.
Со словами:
- У них залов, как у Бобки блох! - Мошкин толкнул дверь, и... друзья
вывалились на улицу, где светило предвечернее солнышко, гулял под окнами
свежеокрашенных зданий беспечный московский ветерок.
- Вот это сервис! - восхищенно захохотал Мошкин. - Почти как негров
обслужили! Не сказали, что рылом не вышли, не послали с ходу в энное место,
а культурно...
- Да уж! - мотал головой Кока. - Сервис олимпийский! - Пойдем-ка лучше
пивка попьем.
И они, ослабив узлы строго завязанных галстуков, пошли по привычному
маршруту от одного зала пивных автоматов к другому, забегая по пути в тогда
еще неплатные туалеты.
Цены всех вещей, которые Кока Патифонов покупал пусть даже 30 лет
назад, он помнит до копейки. Тем более цену этого бесподобного костюма.
Отхватил его Кока в двух шагах от студеных волн Баренцева моря. В тогда
напрочь закрытом для простых смертных военно-морском Североморске. Зашел в
универмаг, а там не какой-нибудь черный, как у швейцара, или попугаистый,
как у эстрадного подергунчика, - благородного цвета морской волны с искрой,
мерцающей из таинственных глубин. Блеск, а не костюм. Пиджак чуть жал в
подмышках, и руки заголялись до локтей, как поднимешь, брюки вообще с трудом
натягивались. Но выбирать было не из чего - единственный экземпляр. Кока
отыскал в швах хороший запас - можно расточать и, отложив костюм, с час
нервно мотался у студеных волн: брать - не брать. Как никак 187 рублей 68
копеек, такова была цена, при окладе в 170 рублей, пусть даже плюс 40
процентов премиальных и 15 - районный коэффициент, - это деньги.
"А, - развернул лыжи к костюму Кока,- такой потрясный костюмчик всегда
можно продать".
Всю командировку, стоило одному остаться в номере, любуясь собой,
крутился перед зеркалом в пиджаке: ух! видный мужчина! Брюки натягивать не
решался. Даже совершил преждевременную растрату - постригся, лысина в те
времена еще не настигла Коку, а беспорядок на голове не вязался с шикарной
обновой.
В Омске знакомая швея-мотористка расточала брюки, раздвинула пиджак.
Получилось - вполне... И как раз у жены Мошкина день рождения.
"Угораздило дураку потащиться", - ругал потом себя Кока. В плане
семейных уз он был тогда, аки птица, - никаких уз. И представляете: в новом
костюме, элегантный, как кинофранцуз, пусть слегка в подмышках жмет, и брюки
на вздохе потрескивают в швах (кто его, треск, слышит?) - этот "аки птица"
Кока появляется на дне рождения. А там три незамужних подруги Мошкиной.
Запорхали они вокруг Коки, как мотыльки на огонь. Глаза у Коки от
такого коловращения вразбег пошли. И та хороша - фигуристая, и эта - бюстом
богата, у третьей чуть глаз с косинкой, зато, нет-нет да подмигнет так, что
сердце Кокино в живот обрывается.
Весь в центре внимания, обожания и любования Кока про костюм не
забывал, как-никак 187 рублей 68 копеек. Рукавами в салат не лазил, куда
попало не садился, коленки салфеткой от пятен защищал.
Пролетел вечер, как одно мгновение. Кстати, Мошкина на дне рождения не
было. Из-за этого, может, и случилось несчастье. Мошкин работал в
командировке, хотя обещал в поздравительной телеграмме подъехать к застолью.
Собственно, и без хозяина хорошо погуляли. Плохо, когда пришло время
провожаться. Трое девок - один я, тоже не всегда хорошая арифметика. Кока
оказался крайним. Хорошо, подмигивалка, улучшив момент, шепнула, мол, после
провожания можно вдвоем на кофе к ней заглянуть. И очень хорошо - подруги
жили рядом.
Хозяйка тоже решила прогуляться. Что дома сидеть, если на улице май
свирепствует. И не какой-нибудь - 27 число. Это не первое-второе, когда снег
с морозцем может расхулиганиться, только за уши держись. Здесь до лета раз
плюнуть. Настроение после вина, танцев и подмигивания на седьмом небе,
вдобавок теплынь, и ароматы от травы, листвы и черт знает от чего еще...
Компания высыпала под звезды, запела от переизбытка кайфа: "Один раз в год
сады цветут..."
Проводили с песнями богатую бюстом, затем подошли к дому фигуристой.
Оставив Коку на улице, бабенки заскочили к ней "на минутку". Ноги не
казенные, в связи с этим Кока плюхнулся на лавочку. Руки по спинке
разбросал, ногу на ногу закинул. Блаженство во всех членах. Рядом с лавочкой
черемуха цвела. Кока всосал в себя литров шесть обалденно запашистого
черемухового коктейля. Но вдруг ноздри его затрепетали по другому поводу.
Диким диссонансом в благоухание природы вонзилась вонь. Кока вскочил из
блаженства на ноги.
В этот момент из подъезда выпорхнула жена Мошкина и подмигивалка. Ночь
огласил дружный хохот. Грех над чужим горем смеяться. Да попробуй удержись,
глядя на полосатого Коку. И маляр-то, чтоб ему хронически икалось,
изобретательный попался. Не лишь бы отвязаться кисточкой махал. Сиденье
лавочки и спинка представляли из себя разряженно набитые бруски. Из них один
был покрашен в сногсшибательно красный цвет, другой - в ядовито зеленый,
третий - в ослепительно белый, четвертый - в нестерпимо желтый, пятый - в
радикально синий... И весь этот умопомрачительнейший спектр от плеч до
подколенок лег на Кокин, за 187 рублей 68 копеек, костюм.
- Ха-ха-ха-ха! - раздосадованно передразнил Кока подруг.
- Извини, Коля! - виновато пропели те.
- У меня есть ацетон! - первой выскочила подмигивалка.
- У нас тоже есть! - ревностно сказала Мошкина. - Пошли к нам.
В этот момент Коке было без разницы куда идти, катастрофа вытеснила из
головы все мечты и планы. Вечер был бесповоротно испорчен. У подмигивалки
тоже.
- Ну, тогда я пошла! - развернулась она в свою сторону.
А в два ночи заявился домой Мошкин. Его взору предстала крайне
подозрительная картина. Кока сидел на полу в трико мошкинской супруги (44-ый
размер Мошкина на него бы не налез), которое по-балетному обтягивало Кокины
ляжки. Перед Кокой на коленях стояла Мошкина с брюками болеруна, распятыми
буквой "V" на ее руках. От парочки шел ацетоновый вонизм.
- Что за порнография? - свел брови Мошкин.
- Из-за тебя костюм ухайдокал! - наездом на наезд ответил Кока. - Не
мог вовремя приехать! Муж называется!
- Мог бы для начала и поздравить! - свой упрек вставила жена.
- Самолет опоздал, - оправдался Мошкин и бережно достал из чемодана
букетообразный сверток. - Поздравляю!
Вот уж когда Кока отвлекся от трагедии ценой в 187 рублей 67 копеек.
Вот уж когда похохотал всласть. Мошкина развернула подарок мужа, и Кока
покатился по полу, глядя на оторопевшего супруга. Тот пучил глаза, беззвучно
дергал челюстью. В свертке был веник. Крапивный.
- Падлы! Подменили! - обрел дар речи Мошкин. - В гостинице. Я им по
ночам в преф не давал играть. Падлы!
- Клювиком щелкать не надо! - хохотал Кока.
- Ты на себя посмотри! - обиженно сказал Мошкин.
И был в определенном смысле прав.
Рыбу ловить - не шанежки со стола хватать! Так считал Мошкин. И
категорически не разделял пораженческих настроений: на рыбалке, дескать,
главное - не сколько поймаешь, первейшее дело - отдых у воды. Клюет не клюет
- для здоровья все одно полезно.
- Где здесь польза? - возмущался Мошкин. - Часами дергаться, вперившись
в неподвижный поплавок? Я же не монах-пупосозерцатель!
Вдобавок всегда, если у тебя не клюет, рядом находится таскающий одну
за одной. Ладно бы, мертвый сезон по всему водоему: у рыбы пост или
голодовка с экологическими - очистить от загрязнения мокрые стихии! -
требованиями. То есть не только тебе тоскливо, у чужих удочек аналогичный
нуль. В конце концов, и без ухи есть, чем закусить. Но если бы так. Куда
там, обязательно найдется один рыбак, портящий всю коллективную малину.
В тот раз получился именно такая несправедливость. У Мошкина и Коки
клевало в час по чайной ложке, ловилось еще реже, а рядом в камышах
щупленький дедок то и дело выдергивал на свет божий карасей. Кока не
мельтешил на своей лодке-резинке по акватории, тупо ждал счастья, намертво
заякорившись. Мошкин гонялся за удачей с места на место. Забивался в камыши,
выходил на чистую воду, искал глубину, вставал, где помельче. От перемены
мест сумма улова не увеличивалась.
Вечером на берегу дедок обсмеял наживку наших рыбаков.
- Ваши червяки в воде шнурками висят. А тутошний карась падаль не
уважает. Мои-то на крючке играют...
Черви у дедка были загляденье: свеженькие, как огурчик, красненькие,
как роза, аппетитные и веселенькие - на месте не усидят. Тогда как у наших
рыбарей они лежали в банке позавчерашней вермишелью.
По возвращении домой Мошкин облазил в поисках стоящей наживки все
пустыри и окраины. И наткнулся на свалке на такую породу, что запел от
радости, как геолог, открывший золотую жилу. Это были янычары. Тараканами
разбегались из-под лопаты. Такая наживка на крючке плясать будет. Чуть
зазеваешься, гвоздями вонзались в землю, уходили на недосягаемую глубину.
- Теперь весь карась наш! - доложил Мошкин Коке.
Кока заехал за Мошкиным в половине пятого утра. Друга у подъезда не
просматривалось. На призывный сигнал он возбужденно высунулся из форточки,
шепотом прокричал что-то нечленораздельное и скрылся. Выскочил из подъезда
минут через пятнадцать. Как из переделки. Куртка в один рукав надета,
взлохмаченный, рубаха полузастегнута.
- Ты че? - спросил Кока.
- А, - махнул рукой Мошкин.
Ночка перед путиной выдалась, как на передовой. Подготовил снасти,
собрал рюкзак, наконец, в первом часу лег и только заснул - страшный крик.
Ну, убивают как минимум. Причем отрывая голову от тела. Орала теща. Мошкин
сунул руку под кровать: времена такие - того и жди, вломятся непрошеные
гости с большой дороги. Для встречи с ними держал под рукой топор. Вбегает с
ним на кухню, там теща перед раскрытым холодильником рот еще шире раскрыла -
орет, будто режут. Как увидела Мошкина в трусищах и с занесенным топором,
сразу замолчала и - кувырк в обморок. Подумала: по ее душу зятек.
Мошкин глядь в холодильник, и причина душераздирающего тещиного крика
разом прояснилась. По всему холодильнику ползали черви. Мошкин их полную
пол-литровую банку накосил на свалке, в два слоя марлей обвязал горловину,
пусть дышат, и поставил, чтобы не раскисли, в холодильник. Эти сарацины
пробили марлю, как паутинку, и расползлись по всему прохладному
пространству. Ладно бы по стенкам. Они были в супе, масле, каше... Теща на
ночь вставную челюсть опускала в чашку с водой и прятала в холодильник от
мушек и других перелетных тварей. Тут поднялась чайку с пряничком попить от
бессонницы, а в чашке с протезными зубами черви резвятся. Возопишь благим
матом...
На истошный вой и стук тещи об пол вбежала супруга, Мошкин едва вместе
с червями, рыбалкой и "своей дурью" не полетел вприпрыжку в темную ночь.
Кое-как собрал наживку под крики в два горла, как ругаться - теща
оклемалась, закрыл полиэтиленовой крышкой и поставил в коридоре.
По звонку будильника первым делом побежал посмотреть, не задохнулись
красавцы? Банка была пустой. Черви нашли щелку в крышке и разбежались по
коридору. Половину Мошкин собрал, вторая осталась осваивать квартиру. На
радостную встречу с женой-рыбачкой после путины рассчитывать не приходилось.
- Хватит и столько, - хохотал Кока. - Можно разрывать на несколько
частей. Эти живчики и в кускообразном состоянии будут на крючке плясать.
Остальные Тамарка на следующую рыбалку соберет.
- Не надо про Тамарку, - взмолился Мошкин, - настроение и без нее как у
повешенного.
На озере оно в неповешенную сторону не изменилось. Клева не было
вообще. Сказать, черви притомились от ночных бдений по холодильнику и
коридору, - ничего подобного. Их было не удержать, насаживая на крючок. А
рыба не брала. И опять не по причине всеобщей сытости или перехода на
лечебное голодание. Неподалеку тот же дедок тягал карасиков в свое
удовольствие.
Вечером сошлись на бережке. Дедок ведро рыбы набузовал, а нашим рыбакам
уху можно было варить только из комаров.
- Покажите-ка червячков, - попросил дедок и закричал, увидев наживку. -
Да вы что? От таких терминаторов не то, что карась, щука пятый угол искать
будет! Зверюги! На них по трезвянке даже человеку смотреть страшно!
Век живи - век репу чеши на загадки природы.
Друзья за бутылку водки купили у дедка полведра карасей. Кока свою долю
"улова" великодушно уступил Мошкину, ведь тому предстояло дома выстоять
скандал по поводу не поехавших на рыбалку червей.
Чем заполнить свободное время молодому-неженатому в командировке -
вопрос риторический. Не совсем молодому и совсем женатому, - считал Мошкин,
- тем более только в командировке и можно расслабиться на полную катушку.
Раскрутить ее, чтоб чертям тошно стало. И раскручивали... Пока один хвостик
не остался... Еще в начале восьмидесятых в этом закрытом городке в любой
магазин зайдешь: сухих вин - пальцев на всех конечностях не хватало
пересчитать! Если только в два круга загибать. А коньяки!.. Млечный путь на
витрине!.. Про закуску вспоминать - слюной захлебнешься! И все доступно
простому инженеру, тем паче - ведущему... А в конце восьмидесятых как
отрубило изобилие, талоны на все ввели. Мошкин сахар из дома за тысячу верст
тащил, чаю попить.
Что называется, проскочили коммунизм и не заметили.
Когда проскочили, Мошкин без рвения поехал в командировку. Разве что
отоспаться от семейной кутерьмы. Но неожиданно открыл для себя пикантное
развлечение - видео с сексом. Городок военный, мизерный. Центральная улица -
на одном конце плюнешь, через другой в море Баренцево летит, зато в каждой
подворотне видеосалон. В выходной день матросики с утра до вечера из одного
подвала в другой ходят... Запросы Мошкина были скромнее, но и он фильмов
восемь за неделю просмотрел. Как уж там матросики несли вахту после видео?..
На Мошкина оно оказывало сильное влияние. Хотя был уже не в том возрасте,
когда каждую ночь "горю, как сотня батарей!"
Нельзя сказать, что Мошкин отличался особой уж удалью в сексуальном
не может. Я давай помогать, рву противогаз с задыхающейся шайбы, она хрипит:
больно! Пришлось разрезать! По сей день мышцы ног болят, так чесали!..
Забавный случай. В день Кокиного невероятного прыжка было хуже.
Народная пословица гласит: пока ракета не грянет - русский ракетчик не
перекрестится. Техника безопасности на старте в тот день была шаляй-валяй.
Не совсем, конечно, и все же... Идет заправка носителя компонентами, встреча
которых прохладной не бывает, а народ, надо и не надо, шляется по стартовой
площадке. На этот раз дело было не в шахте - на вольном воздухе... И ракета
грянула! Вначале пожар вспыхнул...
Кока, вместо того чтобы сидеть в бункере, нежился под весенним
солнышком. Опротивело за зиму четырехстенное пространство, а тут майский
денек, листочки вылупились на деревьях, облачка по небу тыняются... В
перископ из бункера такой поэзии не узреешь. И воздух - петь хочется, не
чета бункерному! И вдруг полыхнуло...
"Все! Тапочки!" - по-мошкински подумал Кока, но не стал ждать этой
обуви. Стартанул к забору. Ничего потом вспомнить не мог толком. Во всяком
случае - предыдущая жизнь перед глазами не мелькала. Перескочил через один
забор, потом - другой... Да-да, там две "колючих" высоты было. Кока, как
бегун барьерный - только что барьеры по два метра, - перемахнул один, другой
и помчался под защиту майского леса.
Кстати, Мошкин в это самое время тоже не стоял на месте - догонял
"газик-бобик". Он, завидев огонь, побежал в сторону контрольно-пропускного
пункта. Чешет, а его обгоняет "бобик". Мошкин разумно решил, что на машине
быстрее выйдет покинуть взрывоопасную зону, и поднажал. Не удалось "бобику"
уйти далеко. Сказалось участие Мошкина в гонках за лидером-пермяком.
Коку нашли в лесу на следующий день. Он питался клюквой и, считая, что
идет на юг, к Плесецку, двигался в противоположную сторону - к Ледовитому
океану. Подсознание не хотело больше ракет и космодромов.
- Это ж надо так трухануть! - подзуживал потом Мошкин. - Два забора
перескочил, будто это бордюры придорожные.
- Сам, поди, все четыре перемахнул бы с такой стартовой прытью. "Бобик"
от него оторваться не смог.
- Так ведь рано тапочки надевать в таком цветущем возрасте.
- Это уж точно, - согласился Кока, - с тапочками мы, пожалуй,
повременим...
Кока и Мошкин первый год работали в КБ. Начальником сектора у них был
Сергей Петрович Ипатов. Серьезный мужчина. Возраст - за сорок. В своем деле
специалист, каких поискать. А все одно - не найдешь. Пинком любую дверь в КБ
открывал. И не дай Бог, кто на его подчиненных наседать начнет. Даже если
чего-нибудь напортачат, защитит, в обиду не даст. Это потом, без посторонних
свидетелей, взгреет, мало не покажется.
В тот день они хозработничали - модернизировали помещение сектора с
целью расширения, ломали кирпичную перегородку, прихватывали соседнюю
комнатенку. Упахались... Когда унесли последние носилки, Кока, переведя дух,
мудро изрек:
- Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца?
- Нет, - отрубил Сергей Петрович.
Все насторожились, что с ним? Может, надорвался начальник с кирпичами?
Или того хуже - какой-нибудь на темечко упал? Завет "спиртного ни грамма" на
его скрижалях не просматривался. Всегда был "за" стаканчик-другой
пропустить. И третий тоже. В праздники - это уж как водится.
- Нет, - строго повторил начальник, - за одной нечего ноги бить,
рабочее время тратить. В самый как раз сброситься из расчета по бутылке на
двоих. И ткнул пальцем в Мошкина:
- Давай, Володя, бери ноги в руки.
Володя взял. И деньги тоже.
В предвкушении винца после трудов физических - такую стену снесли -
достали из холодильника закуску. Сыр плавленый, сальца шматочек. Быстро
тоненько-тоненько, на "соловьиные язычки", почикали, можно командовать
"наливай". Командовать можно, а наливать нечего. Двадцать минут, как гонец
"взял ноги в руки", полчаса миновало: ни рук, ни ног, ни винца.
Слюна у страждущих начала к точке кипения подскакивать. Ходьбы до
магазина десять минут. Туда десять, обратно... Ну, обратно можно и
побыстрее. Максимум - столько же в магазине. Где, спрашивается, может быть
человек?
Сорок минут - ни слуху ни духу. Пятьдесят - тот же результат. Уже сало
не выдержало градусов ожидания, начало таять. А каково людям?
- С ума обломиться! - грозно смотрел в окно Сергей Петрович.
К характеристике последнего можно добавить: он из тех, кто: работать,
так работать, а не работать, тем более, зачем время попусту транжирить.
Стену ломали, ухайдакал даже молодняк - Мошкина с Кокой. Всю дорогу
подгонял: поднажмем, ребята, - завтра в секторе должна быть деловая
обстановка.
- Точно за какую-нибудь очаровашку запнулся, - хохотнул Кока. - Он ведь
как начнет токовать, сам себя от вранья забывает.
- Нет, - ругался Сергей Петрович, высматривая Мошкина в окно, - я ему
премию срежу. Это же издевательство! Тут руки-ноги от носилок отваливаются,
а он как провалился.
Мошкин прибежал через час. С полной сеткой... газировки. Глазенки
испуганно горят.
- Ты что принес?! - взбеленился начальник. - Ты где был? Девок охмурял?
- Главный облаву устроил! - выпалил Мошкин. - За мной по пятам шел.
Чуть с поличным не застукал. Я вначале во "Фрукты-овощи" заскочил. Стою,
выбираю, Папа (так за глаза звали главного конструктора) заходит. Я морду
колуном, будто не заметил, и боком-боком на выход. Оттуда в гастроном
наладился. Там "Агдам" был. Сойдет, думаю, за первый сорт. Достаю кошелек, а
тут Папа собственной персоной. Я скок в соседний отдел и через вторые двери
на улицу. В "Культтовары" забежал, Папу с хвоста сбросить. Полупал глазами
на тетрадки и всякую дребедень - и прямиком в "Охоту". Вижу, нет Папы.
Деньги продавщице подаю... Он, оказывается, с улицы следил. Из-за угла.
Влетает. А я уже рот на "дайте портвейн" раззявил. Как еще надоумило
перестроиться. "Дайте газировки, - говорю, - на все".
- Ну, оборзел Папа в корягу! - возмутился до глубины души Сергей
Петрович. - Я это так не оставлю! Пусть тогда дает строителей! Мы за них
упираемся, а он погоню открыл! Народный контроль, черт возьми. Куда теперь
эту газировку?
На следующий день Сергей Петрович, вернувшись с оперативки от главного,
посидел в своем углу минут пять, затем сказал в притихшую комнату:
- Мошкина за паникерство в рабочее время буду малехо увольнять.
- Какое паникерство? - подскочил Мошкин.
- Газированное, - ответил начальник.
С главным он был запросто, поэтому без предисловий высказал
недовольство по причине дурацкой бдительности: "Как лошади надрывались, а ты
устроил моему гонцу ловлю с поличным по магазинам! Давай тогда нам
строителей! Каменщиков, плотников..."
- Ты что бороздишь? - возмутился главный. - Какого Мошкина я
выслеживал?
- Молодого специалиста.
- В глаза его не видел! Хотел бутылку коньяка взять, школьный друг
проездом был... Три магазина оббежал, только в четвертом оказался...
...- Нет у тебя, Вова, собачьей выдержки, - сказал, отсмеявшись, Кока
Мошкину. - Всего один магазин оставалось пройти, а ты не выдержал - наложил
медвежью болезнь в штаны.
- Еще неизвестно в каком магазине ты бы обделал полные шаровары, -
обиженно заметил Мошкин.
Кока не успел достойно ответить. Начальник решительно перевел разговор
с темы переполненных штанов на производственные рельсы.
В июне 80-го Кока с Мошкиным приехали в столицу в командировку и
оторопели. Москва надраена, как пятак. Блестит, как пасхальное яичечко.
Навела перед олимпиадой лоск, какого отродясь не было. Кока с Мошкиным в
аэропорту рты разинули, и дня три промеж зубов ветер гулял. Это как, к
примеру, ты сотню лет знал бабенку. Пусть ладненькая, симпатичная, но
светской дамой не назовешь. Ведь на шее хомут из мужа и детей, его наспех
наведенным макияжем не скроешь. И вдруг среднестатистическая бабенка
отставляет хомут в сторону, делает что-то решительное с лицом, обалденную
прическу, наряжается в шикарное платье. Эффект сногсшибательный. Вчера ты ее
дальше "здрасьте" не замечал, а сегодня увидел и... со страшной силой
захотелось в Париж.
Предолимпийская Москва подействовала на Коку аналогично. Нафуфыренная в
центре, причипуренная в остальных местах. До стартов за золотые медали целый
месяц, а на всех улицах праздник и нерабочая обстановка. Что называется,
"народ к разврату готов". Коке тоже захотелось шапку оземь: "Эх! едрена
Матрена, однова живем!"
- Неужели мы, советские инженеры-ракетчики, не можем себе позволить
фешенебельно пообедать?! - сказал Мошкину. - В каком-нибудь "Славянском
базаре" или "Метрополе". Чем мы хуже негров из джунглей? Пока они
наперегонки с антилопами нарезают тренировки, проверим на собственном опыте,
как их здесь от имени нашего народа, а значит, и нас, встречать собираются.
Мошкин удивился размаху друга, всегда отличающегося железной
расчетливостью. Самый захудалый пятак был у него на жестоком учете. И вдруг
разморило отмочить обед по высшему разряду.
Отутюжили друзья костюмы, галстуки...
Зал ресторана поразил роскошью. В стиле эпохи возрождения стулья,
голубые водопады оконных штор, арктической белизны скатерти - все испускало
флюиды высшего класса. Коку сразу разморило заказать сигару. Хотя сроду не
знал, с какого боку к ним подступать.
И метрдотель респектабельно выглядел. "Как маршал", - подумал Мошкин. И
рост, и осанка, и неимоверной наглаженности брюки. Очки в золоченой оправе.
Черной блестящей бабочкой галстук намертво прилип к горлу.
- Что желаете, ребята? - спросил он.
- Пообедать! - с достоинством ответил Кока.
- Пройдите туда, пожалуйста, - кивнул распорядитель на дверь в боковой
стене.
За дверью открылся другой зал. Попроще, чем предыдущий. Но зайди друзья
сначала в него, глаз бы, как в первом, выпал. Тоже был неслабо обставлен,
нехило отделан. Самая распоследняя салфетка задирала нос. Коке тоже первым
делом захотелось заказать сигару.
Метрдотель пусть был не маршальского покроя, но генеральского, не
меньше. Если и пониже ростом, то самую чуть, если и пожиже статью, то на
мизинчик. До блеска выбрит, по нивелиру пробор, волосок к волоску прическа.
- Что желаете, ребята? - спросил.
- Пообедать, - сказал Кока.
Хотел добавить, что их послали из первого зала.
- Пройдите туда, пожалуйста, - опередил "добавку" метрдотель и показал
на широкую дверь.
Друзья безропотно последовали в указанном направлении. И попали в
третий зал. Поскромнее второго, тем более - первого. Но столовкой язык не
повернулся бы назвать. Мошкин с Кокой за свою жизнь не в одном десятке
ресторанов отметились. Таким залом любой бы гордился. Во всяком случае,
"Приму" в нем курить рука не поднимется.
Метрдотель - не маршал от ресторации и не генерал, но полковник, это
как пить дать. Матерый полковник. Пусть не такая шикарная бабочка, как у
первого метрдотеля, и идеальная прическа, как у второго, но тоже не из
магазина "Промтовары" одет, не сосед-сапожник портняжными ножницами
постригал.
- Что желаете, ребята? - традиционно спросил.
- Пообедать, - традиционно ответил Кока.
- Не торопясь, - нетрадиционно добавил Мошкин.
Однако ресторанную традицию этим не испортил. Прозвучало не раз
слышанное за последние пять минут:
- Пройдите туда, пожалуйста, - метрдотель указал на дверь.
За нею был коридор с поворотом, который упирался в еще одну дверь.
Со словами:
- У них залов, как у Бобки блох! - Мошкин толкнул дверь, и... друзья
вывалились на улицу, где светило предвечернее солнышко, гулял под окнами
свежеокрашенных зданий беспечный московский ветерок.
- Вот это сервис! - восхищенно захохотал Мошкин. - Почти как негров
обслужили! Не сказали, что рылом не вышли, не послали с ходу в энное место,
а культурно...
- Да уж! - мотал головой Кока. - Сервис олимпийский! - Пойдем-ка лучше
пивка попьем.
И они, ослабив узлы строго завязанных галстуков, пошли по привычному
маршруту от одного зала пивных автоматов к другому, забегая по пути в тогда
еще неплатные туалеты.
Цены всех вещей, которые Кока Патифонов покупал пусть даже 30 лет
назад, он помнит до копейки. Тем более цену этого бесподобного костюма.
Отхватил его Кока в двух шагах от студеных волн Баренцева моря. В тогда
напрочь закрытом для простых смертных военно-морском Североморске. Зашел в
универмаг, а там не какой-нибудь черный, как у швейцара, или попугаистый,
как у эстрадного подергунчика, - благородного цвета морской волны с искрой,
мерцающей из таинственных глубин. Блеск, а не костюм. Пиджак чуть жал в
подмышках, и руки заголялись до локтей, как поднимешь, брюки вообще с трудом
натягивались. Но выбирать было не из чего - единственный экземпляр. Кока
отыскал в швах хороший запас - можно расточать и, отложив костюм, с час
нервно мотался у студеных волн: брать - не брать. Как никак 187 рублей 68
копеек, такова была цена, при окладе в 170 рублей, пусть даже плюс 40
процентов премиальных и 15 - районный коэффициент, - это деньги.
"А, - развернул лыжи к костюму Кока,- такой потрясный костюмчик всегда
можно продать".
Всю командировку, стоило одному остаться в номере, любуясь собой,
крутился перед зеркалом в пиджаке: ух! видный мужчина! Брюки натягивать не
решался. Даже совершил преждевременную растрату - постригся, лысина в те
времена еще не настигла Коку, а беспорядок на голове не вязался с шикарной
обновой.
В Омске знакомая швея-мотористка расточала брюки, раздвинула пиджак.
Получилось - вполне... И как раз у жены Мошкина день рождения.
"Угораздило дураку потащиться", - ругал потом себя Кока. В плане
семейных уз он был тогда, аки птица, - никаких уз. И представляете: в новом
костюме, элегантный, как кинофранцуз, пусть слегка в подмышках жмет, и брюки
на вздохе потрескивают в швах (кто его, треск, слышит?) - этот "аки птица"
Кока появляется на дне рождения. А там три незамужних подруги Мошкиной.
Запорхали они вокруг Коки, как мотыльки на огонь. Глаза у Коки от
такого коловращения вразбег пошли. И та хороша - фигуристая, и эта - бюстом
богата, у третьей чуть глаз с косинкой, зато, нет-нет да подмигнет так, что
сердце Кокино в живот обрывается.
Весь в центре внимания, обожания и любования Кока про костюм не
забывал, как-никак 187 рублей 68 копеек. Рукавами в салат не лазил, куда
попало не садился, коленки салфеткой от пятен защищал.
Пролетел вечер, как одно мгновение. Кстати, Мошкина на дне рождения не
было. Из-за этого, может, и случилось несчастье. Мошкин работал в
командировке, хотя обещал в поздравительной телеграмме подъехать к застолью.
Собственно, и без хозяина хорошо погуляли. Плохо, когда пришло время
провожаться. Трое девок - один я, тоже не всегда хорошая арифметика. Кока
оказался крайним. Хорошо, подмигивалка, улучшив момент, шепнула, мол, после
провожания можно вдвоем на кофе к ней заглянуть. И очень хорошо - подруги
жили рядом.
Хозяйка тоже решила прогуляться. Что дома сидеть, если на улице май
свирепствует. И не какой-нибудь - 27 число. Это не первое-второе, когда снег
с морозцем может расхулиганиться, только за уши держись. Здесь до лета раз
плюнуть. Настроение после вина, танцев и подмигивания на седьмом небе,
вдобавок теплынь, и ароматы от травы, листвы и черт знает от чего еще...
Компания высыпала под звезды, запела от переизбытка кайфа: "Один раз в год
сады цветут..."
Проводили с песнями богатую бюстом, затем подошли к дому фигуристой.
Оставив Коку на улице, бабенки заскочили к ней "на минутку". Ноги не
казенные, в связи с этим Кока плюхнулся на лавочку. Руки по спинке
разбросал, ногу на ногу закинул. Блаженство во всех членах. Рядом с лавочкой
черемуха цвела. Кока всосал в себя литров шесть обалденно запашистого
черемухового коктейля. Но вдруг ноздри его затрепетали по другому поводу.
Диким диссонансом в благоухание природы вонзилась вонь. Кока вскочил из
блаженства на ноги.
В этот момент из подъезда выпорхнула жена Мошкина и подмигивалка. Ночь
огласил дружный хохот. Грех над чужим горем смеяться. Да попробуй удержись,
глядя на полосатого Коку. И маляр-то, чтоб ему хронически икалось,
изобретательный попался. Не лишь бы отвязаться кисточкой махал. Сиденье
лавочки и спинка представляли из себя разряженно набитые бруски. Из них один
был покрашен в сногсшибательно красный цвет, другой - в ядовито зеленый,
третий - в ослепительно белый, четвертый - в нестерпимо желтый, пятый - в
радикально синий... И весь этот умопомрачительнейший спектр от плеч до
подколенок лег на Кокин, за 187 рублей 68 копеек, костюм.
- Ха-ха-ха-ха! - раздосадованно передразнил Кока подруг.
- Извини, Коля! - виновато пропели те.
- У меня есть ацетон! - первой выскочила подмигивалка.
- У нас тоже есть! - ревностно сказала Мошкина. - Пошли к нам.
В этот момент Коке было без разницы куда идти, катастрофа вытеснила из
головы все мечты и планы. Вечер был бесповоротно испорчен. У подмигивалки
тоже.
- Ну, тогда я пошла! - развернулась она в свою сторону.
А в два ночи заявился домой Мошкин. Его взору предстала крайне
подозрительная картина. Кока сидел на полу в трико мошкинской супруги (44-ый
размер Мошкина на него бы не налез), которое по-балетному обтягивало Кокины
ляжки. Перед Кокой на коленях стояла Мошкина с брюками болеруна, распятыми
буквой "V" на ее руках. От парочки шел ацетоновый вонизм.
- Что за порнография? - свел брови Мошкин.
- Из-за тебя костюм ухайдокал! - наездом на наезд ответил Кока. - Не
мог вовремя приехать! Муж называется!
- Мог бы для начала и поздравить! - свой упрек вставила жена.
- Самолет опоздал, - оправдался Мошкин и бережно достал из чемодана
букетообразный сверток. - Поздравляю!
Вот уж когда Кока отвлекся от трагедии ценой в 187 рублей 67 копеек.
Вот уж когда похохотал всласть. Мошкина развернула подарок мужа, и Кока
покатился по полу, глядя на оторопевшего супруга. Тот пучил глаза, беззвучно
дергал челюстью. В свертке был веник. Крапивный.
- Падлы! Подменили! - обрел дар речи Мошкин. - В гостинице. Я им по
ночам в преф не давал играть. Падлы!
- Клювиком щелкать не надо! - хохотал Кока.
- Ты на себя посмотри! - обиженно сказал Мошкин.
И был в определенном смысле прав.
Рыбу ловить - не шанежки со стола хватать! Так считал Мошкин. И
категорически не разделял пораженческих настроений: на рыбалке, дескать,
главное - не сколько поймаешь, первейшее дело - отдых у воды. Клюет не клюет
- для здоровья все одно полезно.
- Где здесь польза? - возмущался Мошкин. - Часами дергаться, вперившись
в неподвижный поплавок? Я же не монах-пупосозерцатель!
Вдобавок всегда, если у тебя не клюет, рядом находится таскающий одну
за одной. Ладно бы, мертвый сезон по всему водоему: у рыбы пост или
голодовка с экологическими - очистить от загрязнения мокрые стихии! -
требованиями. То есть не только тебе тоскливо, у чужих удочек аналогичный
нуль. В конце концов, и без ухи есть, чем закусить. Но если бы так. Куда
там, обязательно найдется один рыбак, портящий всю коллективную малину.
В тот раз получился именно такая несправедливость. У Мошкина и Коки
клевало в час по чайной ложке, ловилось еще реже, а рядом в камышах
щупленький дедок то и дело выдергивал на свет божий карасей. Кока не
мельтешил на своей лодке-резинке по акватории, тупо ждал счастья, намертво
заякорившись. Мошкин гонялся за удачей с места на место. Забивался в камыши,
выходил на чистую воду, искал глубину, вставал, где помельче. От перемены
мест сумма улова не увеличивалась.
Вечером на берегу дедок обсмеял наживку наших рыбаков.
- Ваши червяки в воде шнурками висят. А тутошний карась падаль не
уважает. Мои-то на крючке играют...
Черви у дедка были загляденье: свеженькие, как огурчик, красненькие,
как роза, аппетитные и веселенькие - на месте не усидят. Тогда как у наших
рыбарей они лежали в банке позавчерашней вермишелью.
По возвращении домой Мошкин облазил в поисках стоящей наживки все
пустыри и окраины. И наткнулся на свалке на такую породу, что запел от
радости, как геолог, открывший золотую жилу. Это были янычары. Тараканами
разбегались из-под лопаты. Такая наживка на крючке плясать будет. Чуть
зазеваешься, гвоздями вонзались в землю, уходили на недосягаемую глубину.
- Теперь весь карась наш! - доложил Мошкин Коке.
Кока заехал за Мошкиным в половине пятого утра. Друга у подъезда не
просматривалось. На призывный сигнал он возбужденно высунулся из форточки,
шепотом прокричал что-то нечленораздельное и скрылся. Выскочил из подъезда
минут через пятнадцать. Как из переделки. Куртка в один рукав надета,
взлохмаченный, рубаха полузастегнута.
- Ты че? - спросил Кока.
- А, - махнул рукой Мошкин.
Ночка перед путиной выдалась, как на передовой. Подготовил снасти,
собрал рюкзак, наконец, в первом часу лег и только заснул - страшный крик.
Ну, убивают как минимум. Причем отрывая голову от тела. Орала теща. Мошкин
сунул руку под кровать: времена такие - того и жди, вломятся непрошеные
гости с большой дороги. Для встречи с ними держал под рукой топор. Вбегает с
ним на кухню, там теща перед раскрытым холодильником рот еще шире раскрыла -
орет, будто режут. Как увидела Мошкина в трусищах и с занесенным топором,
сразу замолчала и - кувырк в обморок. Подумала: по ее душу зятек.
Мошкин глядь в холодильник, и причина душераздирающего тещиного крика
разом прояснилась. По всему холодильнику ползали черви. Мошкин их полную
пол-литровую банку накосил на свалке, в два слоя марлей обвязал горловину,
пусть дышат, и поставил, чтобы не раскисли, в холодильник. Эти сарацины
пробили марлю, как паутинку, и расползлись по всему прохладному
пространству. Ладно бы по стенкам. Они были в супе, масле, каше... Теща на
ночь вставную челюсть опускала в чашку с водой и прятала в холодильник от
мушек и других перелетных тварей. Тут поднялась чайку с пряничком попить от
бессонницы, а в чашке с протезными зубами черви резвятся. Возопишь благим
матом...
На истошный вой и стук тещи об пол вбежала супруга, Мошкин едва вместе
с червями, рыбалкой и "своей дурью" не полетел вприпрыжку в темную ночь.
Кое-как собрал наживку под крики в два горла, как ругаться - теща
оклемалась, закрыл полиэтиленовой крышкой и поставил в коридоре.
По звонку будильника первым делом побежал посмотреть, не задохнулись
красавцы? Банка была пустой. Черви нашли щелку в крышке и разбежались по
коридору. Половину Мошкин собрал, вторая осталась осваивать квартиру. На
радостную встречу с женой-рыбачкой после путины рассчитывать не приходилось.
- Хватит и столько, - хохотал Кока. - Можно разрывать на несколько
частей. Эти живчики и в кускообразном состоянии будут на крючке плясать.
Остальные Тамарка на следующую рыбалку соберет.
- Не надо про Тамарку, - взмолился Мошкин, - настроение и без нее как у
повешенного.
На озере оно в неповешенную сторону не изменилось. Клева не было
вообще. Сказать, черви притомились от ночных бдений по холодильнику и
коридору, - ничего подобного. Их было не удержать, насаживая на крючок. А
рыба не брала. И опять не по причине всеобщей сытости или перехода на
лечебное голодание. Неподалеку тот же дедок тягал карасиков в свое
удовольствие.
Вечером сошлись на бережке. Дедок ведро рыбы набузовал, а нашим рыбакам
уху можно было варить только из комаров.
- Покажите-ка червячков, - попросил дедок и закричал, увидев наживку. -
Да вы что? От таких терминаторов не то, что карась, щука пятый угол искать
будет! Зверюги! На них по трезвянке даже человеку смотреть страшно!
Век живи - век репу чеши на загадки природы.
Друзья за бутылку водки купили у дедка полведра карасей. Кока свою долю
"улова" великодушно уступил Мошкину, ведь тому предстояло дома выстоять
скандал по поводу не поехавших на рыбалку червей.
Чем заполнить свободное время молодому-неженатому в командировке -
вопрос риторический. Не совсем молодому и совсем женатому, - считал Мошкин,
- тем более только в командировке и можно расслабиться на полную катушку.
Раскрутить ее, чтоб чертям тошно стало. И раскручивали... Пока один хвостик
не остался... Еще в начале восьмидесятых в этом закрытом городке в любой
магазин зайдешь: сухих вин - пальцев на всех конечностях не хватало
пересчитать! Если только в два круга загибать. А коньяки!.. Млечный путь на
витрине!.. Про закуску вспоминать - слюной захлебнешься! И все доступно
простому инженеру, тем паче - ведущему... А в конце восьмидесятых как
отрубило изобилие, талоны на все ввели. Мошкин сахар из дома за тысячу верст
тащил, чаю попить.
Что называется, проскочили коммунизм и не заметили.
Когда проскочили, Мошкин без рвения поехал в командировку. Разве что
отоспаться от семейной кутерьмы. Но неожиданно открыл для себя пикантное
развлечение - видео с сексом. Городок военный, мизерный. Центральная улица -
на одном конце плюнешь, через другой в море Баренцево летит, зато в каждой
подворотне видеосалон. В выходной день матросики с утра до вечера из одного
подвала в другой ходят... Запросы Мошкина были скромнее, но и он фильмов
восемь за неделю просмотрел. Как уж там матросики несли вахту после видео?..
На Мошкина оно оказывало сильное влияние. Хотя был уже не в том возрасте,
когда каждую ночь "горю, как сотня батарей!"
Нельзя сказать, что Мошкин отличался особой уж удалью в сексуальном