Страница:
---------------------------------------------------------------
© Copyright Сергей Прокопьев
Email: s_prokopyev(a)mail.ru
Date: 10 May 2004
---------------------------------------------------------------
Николай Петрович Патифонов и Владимир Петрович Мошкин
инженеры-ракетчики заводского конструкторского бюро. Добрая часть жизни
проходит в цехах, на полигонах, в военных частях. Николай Петрович - мужчина
56-го размера. Несмотря на впечатляющие габариты, еще в институте назвали
его Кокой. Прилипло имечко, гвоздодером не отдерешь. И в двадцать - Кока, и
в тридцать, и в пятьдесят. Владимир Петрович Мошкин и в тридцать 44-го
размера, и в пятьдесят - таких же грациозных форм. Оба классные специалисты,
при этом - все человеческое им не чуждо. На том, что не чуждо, и заострил
внимание несерьезный автор на нижеследующих страницах.
- Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.
- Как это пиво может подвести? - поднял брови Мошкин.
- Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под
столом и начал рассказ.
- В декабре сделал я "ключик на старт", техруком был на пуске
"Бархана", отметили мы это дело так, что еле успел на астраханский поезд.
Вагон прицепной, а в купе попался полковник. И мне в дорогу пару литров
"шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...
Душевная была в купе атмосфера. Собрались два мужика, на столе "шило",
то бишь спирт, - изначально, вообще-то, он предназначался для промывки
разъемов, да у кого рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты.
Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают.
Не заметили, как Волгоград замелькал, где стоянка час, а их вагон
перецепляют к душанбинскому поезду.
Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли
на базар. Капустки купили квашеной, арбузик соленый, леща сушеного. Лещ,
слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое
- в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до
поезда навалом. Сели мужички во дворе гастронома на лавочку, лузгают
неторопко пивко с лещом... Хорошо! Производственные заботы, ау! Домашние
хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...
- С собой в дорогу мы тоже взяли портфель пива, - рассказывает дальше
Кока. - Поднимаемся не спеша по высоким ступенькам волгоградского вокзала,
вдруг диктор, поганка, объявляет: "До отхода поезда "Москва - Душанбе"
осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись
мы на перрон. Колеса нашего поезда только-только начинают проворачиваться.
Прыгаем на ходу в родной двенадцатый вагон, вдруг на пути костьми ложится
проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга, своих не узнаешь?" А он не
узнает. Толкает нас в обратную сторону, в Волгоград. Тогда полковник, не
говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...
- Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.
- И полковник, - не смутился Кока, - берет он проводника за шиворот и
на убегающий перрон опускает. Иди, говорит, посмотри мемориальный комплекс
на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять "здрасьте" -
посторонние живут. И моих вещей - сумки - нет. "Где?" - спрашиваю. Мямлят,
что не было вещей. И тут я замечаю, что вагон плацкартный. И полковник
обратил на это обстоятельство внимание. А мужик он горячий, москвич. "Я за
купе платил! - начал права качать. - Они вагон поменяли!" Ногами затопал.
Бабулька на топот говорит, что она из самой Москвы в третьем вагоне едет и
он всю жизнь плацкартный.
- И тут я протрезвел, - сказал Кока.
- А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.
- Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.
"Некоторые" замолчали.
И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку.
Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут
лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную,
ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин
институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали
друг другу в объятия.
Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку.
Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан.
Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За
лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За
великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания
пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к
своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за
билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила
редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
- В Кзыл-Орду, - попросил билет.
Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец
проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то
тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
- Кызыл? - переспросила кассирша.
- Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.
Но у него получилось ближе к "ага".
На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
- Регистрация уже началась.
- Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
- Ага-ага, - ответили ему.
В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух,
увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей -
непонятная гористость.
- Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
- В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
- А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый
телефонный звонок.
- Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.
- Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!
И положил трубку.
- Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего
подъезда.
До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на
друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей
жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф
на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.
Кока много лет свято хранил эту тайну...
...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока
рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.
- Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...
- Остановился.
Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к
полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их
вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила
поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного
полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом
шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем.
Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника,
отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже
предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки,
обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"
- Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.
- Да-да-да! - поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл
улетают.
- Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна
Лукьянчикова.
- Проехали, - выдал себя Мошкин.
Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".
Ростов-папа, может, и не разбитная Одесса-мама, но тоже город не
скучный. Мошкин с Кокой Патифоновым не могли не отведать его веселья, будучи
по служебной надобности на берегах тихого Дона. Оно, глядишь, и устояли бы
ракетно-космические специалисты кулинарно-музыкальным соблазнам, кабы не
окно их гостиничного номера, выходящее прямо на ресторан, который зазывно
благоухал и заманчиво гремел каждый вечер. На второй день по приезду друзья
тряхнули командировочной мошной и двинулись отведать ресторанного ужина.
В процессе выпивально-танцевального отдыха Мошкин прочно познакомился с
одной веселушкой-хохотушкой. Провожая ее, без умолку молотил языком,
перелопатил всю свою сокровищницу анекдотов. Да напрасно выворачивался
наизнанку. На пороге дома показали Мошкину шиш да кумыш. Дескать, спасибо за
вечер, будете проходить мимо - проходите. Даже на кофе не пригласила.
Подлюки бабы, что тут скажешь. Пусть самой будет хуже, но дай мужика
бортануть. Не успел бортанутый Мошкин пережить удар, дождь ливанул как из
бочки. Пережидая его под крышей автобусной остановки, Мошкин уснул. Сел на
лавочку, притулился к стеночке и засопел сладко. Крепко, со сновидениями
засопел. Приснились синеглазки. Не те, что цветы на клумбе, а те, что
цветочки на сцене жизни. Три прокуренные, пропитые, с подглазными фонарями
бабищи гнались за ним с настоятельной просьбой: "Дай на фунфырь, козел!"
Избавил от синеглазок певучий голосок:
- Соко-о-о-лик!
"Соколик" разлепил глаза. В призрачном свете фонаря стояла бабенка. Не
из племени синеглазок. Ладная, кровь с молоком и сливками.
- Почему такой мужчина один посреди ночи?
- Вова, - протянул руку Мошкин.
- Зачем бомжуешь, Вова? - назвалась Тамарой бабенка.
- Вечерняя лошадь обломала ногу, жду утреннюю.
- Пошли ко мне, - позвала бабенка. - Тут рядом.
- Ну, если рядом... - не стал кочевряжиться Мошкин.
Сам мужчина дробный, он считал, что хорошей женщины должно быть много и
питал к тем, которых в избытке, повышенное либидо. Тамара была упитанная
особа, и коса на полспины.
- Коса у тебя... хоть укрывайся.
- Не отстегивается! - на ходу пококетничала шевелением плеч Тамара. -
Если только рядом хозяйку класть.
- Черная коса, карие глаза! - пропел вместо развития одеяльной темы
Мошкин. - А у тебя какие глаза?
- Жуткие, - вытаращилась в Мошкина Тамара. Глаза были скромных
размеров, но засасывающе черные.
- SOS! - дурашливо заблажил Мошкин. - Раздать спасжилеты!
И запел:
- Черноокую дивчину я рисую на картину!
- На перину! - хихикнула Тамара.
Мошкин чирикал мелкой птахой, но внутри его уже встрепенулся могучий
орел, он расправил мощные крылья и взмыл над жертвой в предвкушении сладкого
пиршества. Правую руку Мошкин положил на сдобное плечо добычи.
Тамара открыла входную дверь квартиры, прошептала:
- Тише, детишки спят.
Орлиные крылья несколько повяли. Квартира была однокомнатной.
Тамара провела гостя на кухню. Молодецкие крылья снова зашевелились к
полету. Кухня была царской. Даже полновесно-двуспальный диван стоял
запросто. Так что у детей своя свадьба, а здесь тоже можно хорошо посидеть.
Деловито клацнул холодильник. Из него вынырнула бутылка коньяка. Из
подвесного шкафчика выпорхнули две полуведерные рюмки. Тамара щедро плеснула
в одну, вторую...
- За знакомство! - предложила гостю и шлеп - метнула в себя граммов сто
пятьдесят, а то и больше.
Мошкин повторил ухарский номер в свое горло.
- И скоренько закрепим результат, - по второму кругу наполнила емкости
Тамара.
Скоренько не вышло. В комнате что-то завозилось-заскрипело. На кухню
приковылял малыш.
- Где папка? - захныкал с порога.
- А вот! - показала на Мошкина Тамара.
- Бе-е-е! - показал язык Мошкину мальчуган.
- Бе-е-е! - еще длиннее высунул язык Мошкин.
- Мне тоже папку? - пришла кудрявая девчушка.
"Они что, на свет лезут?" - подумал Мошкин.
- Ух, неспашки! - сделал он грозное лицо, - я вам сейчас пальцем попки
выстегаю! Быстро в кровать!
И повел детей в комнату. Там в темноте сделал перепись населения.
Донжуанские крылья не выдержали результатов статистики. Скукожились. Мошкин
насчитал пять голов.
- Папка пришел! - хихикнула Тамара, когда Мошкин вернулся на кухню. -
Давай еще по одной, да будем укладываться.
- Ага, - серым голосом сказал Мошкин и, выпив, заметил в углу мусорное
ведро, полное, с бортов свисало.
- Во, пойду вынесу, - в голосе Мошкина появился энтузиазм.
- Утром похозяйничаешь.
- Не, у меня пунктик - не усну, когда грязная посуда или мусор в
квартире. Прямо клинит мозги...
Мошкин схватил ведро и бодро пошел. Выйдя из дома, спринтерски побежал.
За спиной часто захлопали крылья свободы, невзирая на дождь.
До самой гостиницы летел на них.
- Привет, сердцеед! - высунулся из-под одеяла Кока. - С победой!
- Ага, полной и безоговорочной! - клацая зубами, сказал Мошкин. Он был
мокрый, как из Дона. - Чуть многодетным папой не стал.
- Предохраняться надо, - глубокомысленно заметил Кока.
- Вот я и предохранялся мусорным ведром, - сказал Мошкин и нырнул в
постель, оставив Коку с разинутым от такого противозачаточного средства
ртом.
Толя Шухов соблазнил Коку Патифонова, Мошкина и еще двух коллег по КБ в
поход на плоту. Показал фотографии, и даже от черно-белых у мужичков
зачесался дух бродяжий, похватали рюкзаки и самолетом-вертолетом полетели в
Горную Шорию на реку Мрас-Су.
Заповедные места! Уже от первой рыбалки Кока остолбенел. Не ерши
сопливые, лещи костлявые - царь-рыба, таймень, попалась! И не из присказки:
поймал два тайменя - один с нос, другой помене! На восемь килограммов
выволокли красавца на удочку в клеточку, то бишь - сеть.
А природа! Че там сравнивать с зацивилизованной вдоль и поперек
Швейцарией! Тайменя вы в Швейцарии на 8 килограммов возьмете? "Один с нос,
другой помене" и то не водится. А тут первозданная красота. Хоть на горы
голову задери, хоть в речку загляни, хоть в тайгу нос сунь, если, конечно,
не боишься косолапого встретить.
А какую мужички баньку устраивали! Представьте - мощный галечный плес,
сзади тайга, впереди река, вверху небо, а мы посередине! Представили. И вот
здесь, посередине, десяток жердей ставятся чумом, на них полиэтилен
герметично натягивается. Пусть просвечивает, да кто там за тысячу верст от
жилья твои бесштанные телеса увидит. Жар в "чумовой бане" обеспечивают
раскаленные камни, кои затаскиваются из костра. Пол устилается
свежескошенной травой, обязательно с душицей, а сверху слой пихтового
лапника. Представили? Дальше любая фантазия бледнеет перед кайфом. На камни
плеснешь взвар из листьев смородины, душицы... Взахлеб дышал бы, да уши
трубочкой сворачиваются, посему - падай на лапник и млей в аромате, а потом
ковш взварчика на камни и айда истязаться веником, пока круги в глазах не
замелькают. А как замелькали, прыгай в реку, откуда без кругов, но с криком
"едрит твою в копалку!" пулей вылетишь на берег. А в родничке компотик из
ягод малины и смородины томится... Кружки две хватанешь и опять в банный
чум!..
И в том же родничке стоят поллитровочки в ожидании момента, когда весь
пар разберут мужички и усядутся кружочком...
На следующее утро после такой баньки порог грозно зашумел поперек
маршрута. Да такой, что, если шарахнет о камни, костей не соберешь. "Я бы
его лучше заочно прошел", - сказал Мошкин, когда туристы-водники, стоя на
берегу, кумекали, как лучше миновать препятствие.
Однако проскочили ревущую преграду без человеческих жертв. После чего
речка успокоилась. Левый бережок более каменистый, правый - более кустистый.
Мошкин стоял между ними на плоту. И вдруг раздвинулись кусты, из них
высовываются две очень колоритные физиономии. Даже морды. Недалеко от этого
места находился лагерь, отнюдь не пионерский, физиономии-морды были оттуда.
Не сбежавшие - нет, из разряда расконвоированных. То есть зек, но с
некоторой свободой от колючей проволоки.
Свобода не очень отразилась на их угрюмых физиономиях.
- Мужики, - спросила одна морда, - у вас бухалов есть?
Не успели наши мужики ответить "нет" или "не пьем", Мошкин торопыжно
высунулся:
- Среди нас Бухалова нет!
И чтобы ни в коем случае не перепутали его с этим неизвестно где
пропавшим Бухаловым - может, подляну какую корешкам устроил? - громко ткнул
себя в грудь:
- Лично я - Мошкин.
Кока и остальная компания едва в реку не попадали.
- Ой, не могу! - корчился Кока в судорогах. - Ой, зачальтесь, я сойду!
Он, оказывается, не Бухалов, а Мошкин!
И до конца похода "Бухалов" намертво приклеился к Мошкину.
- Бухалов, доставай родственника в стеклянном пиджаке!
- Бухалову бухаря не наливать! Он и так Бухалов.
Особенно, конечно, Кока изгалялся.
- Смеется тот, кто хохочет последним, - отмахивался Мошкин.
И дождался праздника в своем переулке.
Окончив маршрут, путешественники приехали в шахтерский город Осинники,
где в ресторане, а потом до поздней ночи на квартире у брата Шухова ставили
яркую точку походу. И, конечно, в очередной раз угорали от истории с
Бухаловым.
- Да я для ржачки подыграл зекам! - в сотый раз пытался открутиться
Мошкин. Но ему не верили.
Наутро Кока и Витя Смолин пошли за билетами на самолет. Хотели послать
Бухалова, но Мошкин сказал:
- Я в Омске торчал в кассе, теперь ваша очередь париться.
Наши отпускники пришли в кассу в семь утра. А надо было в пять, очередь
выстроилась - смерть мухам... Они в семь-то еле поднялись после "точки".
При виде непробиваемой очереди мужичкам совсем поплохело. Хорошо,
захватили для освежения бутылку вермута. Освежились за углом, опять в
очереди потоптались, которая двигалась в час по чайной ложке. В те времена
не было автоматизации и компьютеризации, билеты выписывали врукопашную, и
кассирша явно работала не на износ.
Коке временами хотелось разнести всю эту богадельню, до того медленно
шел процесс. Он буквально сатанел от глупо проходящей жизни. И когда руки
уже тянулись к рукоприкладству, Смолин уводил напарника в гастроном, где был
портвейновый сок на разлив.
После двенадцати Кока начал психовать по другому поводу: успеют они
отовариться билетами до перерыва, который начинался в 13 ноль-ноль, или нет?
Кока делал контрольные замеры времени обслуживания, складывал, умножал,
делил, получалось - успевают.
И вдруг, когда перед ними осталось три человека, к окошечку прилипла
дамочка в канареечном платье.
- На группу беру, - сказала она в ответ на Кокины роптания.
Стрелка на обед неумолимо ползет, окошечко перед носом, а очередь
столбняком - ни тпру, ни ну, ни кукареку...
Без пяти час групповая дамочка отлипла от кассы, но та поспешно
захлопнулась. Кока бросился на закрывшуюся амбразуру с кулаками:
- Еще пять минут! - барабанил он, пытаясь отвоевать у вечности час
жизни.
- У меня бланки кончились! - прокричало окошечко.
Смолин потащил разъяренного Коку от греха подальше - в гастроном. Там
Кока несколько успокоился. Однако после обеда в кассу две бабенки полезли на
арапа. Одна тощая, как заноза, другая - еще наглее. Буром в два горла:
- Мы стояли! - доказывают.
- С семи утра вас здесь в глаза не видел! - задохнулся от бабского
хамства Кока.
- Кого увидишь, когда с шести зеньки залил! - сказала заноза.
- Ты меня поила? - Кока грудью встал на пути несправедливости.
- Пять билетов на рейс 3460! - сказал в билетное отверстие, решительно
оттирая женщин в сторону.
- На куда? - вылетело в Коку.
- На рейс 3460.
- Какой рейс? - возмутилось окошечко.
- Самолетный! - возмутился Кока. - На "попрыгунчик": Новокузнецк -
Новосибирск - Омск - Свердловск.
- Что вы мне голову дурите! - закричало окошечко. - Это железнодорожная
касса!
Удар был ниже пояса. Аэрофлотная обилечивала двумя кварталами дальше, в
точно такой же девятиэтажке. И очередь там была дня на два. А вокруг нее
ходил озабоченный Мошкин в поисках пропавших коллег.
С ним случился приступ смеха от рассказа о роковой ошибке.
- Кока, ты бы еще в банной кассе попросил билет на самолет!
Потрясенный случившимся, Кока молчал.
- Бухалову не забудьте взять билет! - отхохотался Мошкин.
- Пошел ты знаешь куда? - сказал Кока.
- Знаю! - сказал Мошкин. - Пиво пить.
И пошел, провожаемый тоскливыми взглядами друзей.
Как-то в отделе зашла речь о терапевтах заводской поликлиники.
- Лазарева врач как? - спросил Мошкин.
- Дура! - Кока поднял голову от бумаг.
- Был я у нее два года назад. Дура!
Все с интересом повернулись в сторону Коки. Кока пошаркал ногами под
столом и начал:
- Чирей у меня вскочил на... - Кока посмотрел в угол, где женщины
сидят. По-разному называют этот угол: цветник, малинник, серпентарий... Кока
посмотрел туда и сказал, - в общем, вскочил на самом смешном месте... сзади.
Только было в отпуск пошел, а тут ни сесть, ни встать, ни, извините, в
туалет по-человечески сходить. Свояк посоветовал соленый раствор горячий
заделать и подержать в нем... - Кока опять посмотрел в женский угол, - чирей
подержать. Как рукой, говорит, снимет. Пачку соли высыпал я в таз, воды
горячей набуровил и целюсь туда смешным местом... Таз большой, а все равно
не палец опустить. Попробуй, попади. Корячился, корячился - на пол таз
ставил, на табуретку... Кое-как принял процедуру. Ночью готов был убить
свояка, еще хуже стало.
Кока сделал паузу, пошаркал ногами под столом, шарканьем он мысли
подгоняет, и повел рассказ дальше:
- Еле утра дождался. Нога правая прямо отстегивается. Дошкандыбал до
терапевта...
- Тебе к хирургу надо было! - вставился Мошкин.
- А тебе-то что? - ответствовал Кока.
Мошкин, как всегда, наскакивал на Коку с эффектом Моськи, что вяжется к
Слону. Они и по объемам тютелька в тютельку к басне. Кока под 90
килограммов, а Мошкин всю дорогу по жизни в наилегчайшей весовой категории
рассекает.
- Полтора часа я в очереди простоял...
- Прихватил бы газетку, сиди да читай... - во второй раз перебил
Мошкин.
Кока посмотрел на него, как на недоумка:
- Повторяю, чирей у меня вскочил на... - Кока сделал паузу и... махнул
рукой. - В общем, захожу в кабинет. Только начал слова подбирать,
покультурнее объяснить местоположение болезни, на меня кашель напал.
Лазарева говорит: "Раздевайтесь до пояса, послушать вас надо".
- До пояса сверху или до пояса снизу? - не унимался Мошкин.
- Если ты для прослушивания легких оголяешь задницу, то я - грудь, -
пояснил Кока.
Тоже деталь. Свою задницу за весь рассказ Кока в присутствии женщин
назвать напрямую постеснялся, а Мошкина - запросто.
- Прослушала меня Лазарева, - продолжил Кока повествование своих
злоключений, - и поставила предварительный диагноз: катар верхних
дыхательных путей. Держите, говорит, направление к отоларингологу.
- Тебе же к хирургу надо было! - сказал Мошкин.
- А тебе-то что? - отмахнулся Кока и пошаркал ногами. - У
отоларинголога тоже очередь...
- Все с чирьями? - поинтересовался Мошкин.
Кока не удосужил вниманием эту шпильку.
- Час простоял! Оказывается, отоларинголог - это по уху, горлу с носом
специалист. Как напустилась на меня: "Вам что - делать нечего? Вам к хирургу
надо!.."
- А там очередь, - забежал вперед паровоза Мошкин.
- Не было очереди. И врач мужик. Слов подыскивать не надо. Смело штаны
я скинул, а тут, как мухи на мед, профессор со студентами. Человек десять
студентов, половина... - "баб" хотел сказать Кока, но посмотрел в женский
угол, поправился, - половина девок. Положили меня на операционный стол без
штанов. Обступили чирий... Ощущение, как в бане со стеклянными стенами.
Профессор на живом примере читает лекцию и вместо кролика мое смешное место
режет. Там оказался интересный случай, не фурункул, а того хлеще -
карбункул, сразу несколько голов развивалось...
- И сколько развитых голов у тебя в смешном месте наковыряли? - спросил
Мошкин.
- А тебе-то что? - буркнул Кока и, уткнувшись в бумаги, закруглил
рассказ. - Больше я к Лазаревой не ходок.
На пороге восьмидесятых затеял Мошкин приобрести автомобиль в личное
пользование. За грибками съездить или на Иртыш подальше от городской
коптильни. Планку на "Волгу" задирать не стал. "Запорожец" бы
какой-никакой... Тем паче, денег на счету и в кубышке - кот наплакал.
- На обновах будем экономить, - сказал жене.
- Какие обновы? - вскинулась благоверная. - Забыла, когда себе что
покупала!
Мошкин не стал напоминать. А сам решил затянуть пояс на обедах в
столовой. Что же касается обнов, наметил на носках экономить. В его
гардеробе имелась пара уникальных. Другие уже поменял на десять рядов, а эти
за восемь лет только цветом поблекли. Были нестерпимо красные, стали
терпимо. А ведь носил и в хвост и в гриву. Уже надоели до чертиков, но жене
не разрешал выбрасывать.
В этих сверхпрочных, без запасных, поехал Мошкин в длительную
командировку в Капустин Яр, запускать с французами их спутник.
Соблюдая режим экономии, Мошкин утром ограничивался демократическим
чайком, обедал вторым без гарнира. Брать один гарнир, к бабке не ходи,
прибыльнее, но на подвиг такого масштаба организм Мошкина был не способен. В
часы вечернего и воскресного досуга Мошкин на корню душил предательские думы
об ужине в ресторане.
В номере жил с Кокой Патифоновым. И достал последнего несносными, в
смысле - неизносимыми, носками. Была у Мошкина неистребимая привычка бросать
носки где попало. Экономя на мыле, стирал их не каждый день, в то время как
жара ниже 40 градусов имени Цельсия не опускалась, посему носки в
определенной степени озонировали окружающее пространство.
- Соседку в гости пригласить нельзя! - возмущался Кока. - Дождешься -
сделают они чижика в окно!
И, вернувшись однажды от соседки не в духе, выкинул безальтернативную
© Copyright Сергей Прокопьев
Email: s_prokopyev(a)mail.ru
Date: 10 May 2004
---------------------------------------------------------------
Николай Петрович Патифонов и Владимир Петрович Мошкин
инженеры-ракетчики заводского конструкторского бюро. Добрая часть жизни
проходит в цехах, на полигонах, в военных частях. Николай Петрович - мужчина
56-го размера. Несмотря на впечатляющие габариты, еще в институте назвали
его Кокой. Прилипло имечко, гвоздодером не отдерешь. И в двадцать - Кока, и
в тридцать, и в пятьдесят. Владимир Петрович Мошкин и в тридцать 44-го
размера, и в пятьдесят - таких же грациозных форм. Оба классные специалисты,
при этом - все человеческое им не чуждо. На том, что не чуждо, и заострил
внимание несерьезный автор на нижеследующих страницах.
- Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.
- Как это пиво может подвести? - поднял брови Мошкин.
- Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под
столом и начал рассказ.
- В декабре сделал я "ключик на старт", техруком был на пуске
"Бархана", отметили мы это дело так, что еле успел на астраханский поезд.
Вагон прицепной, а в купе попался полковник. И мне в дорогу пару литров
"шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...
Душевная была в купе атмосфера. Собрались два мужика, на столе "шило",
то бишь спирт, - изначально, вообще-то, он предназначался для промывки
разъемов, да у кого рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты.
Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают.
Не заметили, как Волгоград замелькал, где стоянка час, а их вагон
перецепляют к душанбинскому поезду.
Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли
на базар. Капустки купили квашеной, арбузик соленый, леща сушеного. Лещ,
слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое
- в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до
поезда навалом. Сели мужички во дворе гастронома на лавочку, лузгают
неторопко пивко с лещом... Хорошо! Производственные заботы, ау! Домашние
хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...
- С собой в дорогу мы тоже взяли портфель пива, - рассказывает дальше
Кока. - Поднимаемся не спеша по высоким ступенькам волгоградского вокзала,
вдруг диктор, поганка, объявляет: "До отхода поезда "Москва - Душанбе"
осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись
мы на перрон. Колеса нашего поезда только-только начинают проворачиваться.
Прыгаем на ходу в родной двенадцатый вагон, вдруг на пути костьми ложится
проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга, своих не узнаешь?" А он не
узнает. Толкает нас в обратную сторону, в Волгоград. Тогда полковник, не
говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...
- Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.
- И полковник, - не смутился Кока, - берет он проводника за шиворот и
на убегающий перрон опускает. Иди, говорит, посмотри мемориальный комплекс
на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять "здрасьте" -
посторонние живут. И моих вещей - сумки - нет. "Где?" - спрашиваю. Мямлят,
что не было вещей. И тут я замечаю, что вагон плацкартный. И полковник
обратил на это обстоятельство внимание. А мужик он горячий, москвич. "Я за
купе платил! - начал права качать. - Они вагон поменяли!" Ногами затопал.
Бабулька на топот говорит, что она из самой Москвы в третьем вагоне едет и
он всю жизнь плацкартный.
- И тут я протрезвел, - сказал Кока.
- А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.
- Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.
"Некоторые" замолчали.
И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку.
Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут
лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную,
ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин
институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали
друг другу в объятия.
Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку.
Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан.
Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За
лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За
великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания
пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к
своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за
билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила
редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
- В Кзыл-Орду, - попросил билет.
Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец
проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то
тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
- Кызыл? - переспросила кассирша.
- Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.
Но у него получилось ближе к "ага".
На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
- Регистрация уже началась.
- Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
- Ага-ага, - ответили ему.
В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух,
увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей -
непонятная гористость.
- Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
- В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
- А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый
телефонный звонок.
- Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.
- Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!
И положил трубку.
- Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего
подъезда.
До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на
друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей
жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф
на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.
Кока много лет свято хранил эту тайну...
...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока
рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.
- Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...
- Остановился.
Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к
полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их
вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила
поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного
полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом
шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем.
Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника,
отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже
предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки,
обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"
- Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.
- Да-да-да! - поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл
улетают.
- Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна
Лукьянчикова.
- Проехали, - выдал себя Мошкин.
Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".
Ростов-папа, может, и не разбитная Одесса-мама, но тоже город не
скучный. Мошкин с Кокой Патифоновым не могли не отведать его веселья, будучи
по служебной надобности на берегах тихого Дона. Оно, глядишь, и устояли бы
ракетно-космические специалисты кулинарно-музыкальным соблазнам, кабы не
окно их гостиничного номера, выходящее прямо на ресторан, который зазывно
благоухал и заманчиво гремел каждый вечер. На второй день по приезду друзья
тряхнули командировочной мошной и двинулись отведать ресторанного ужина.
В процессе выпивально-танцевального отдыха Мошкин прочно познакомился с
одной веселушкой-хохотушкой. Провожая ее, без умолку молотил языком,
перелопатил всю свою сокровищницу анекдотов. Да напрасно выворачивался
наизнанку. На пороге дома показали Мошкину шиш да кумыш. Дескать, спасибо за
вечер, будете проходить мимо - проходите. Даже на кофе не пригласила.
Подлюки бабы, что тут скажешь. Пусть самой будет хуже, но дай мужика
бортануть. Не успел бортанутый Мошкин пережить удар, дождь ливанул как из
бочки. Пережидая его под крышей автобусной остановки, Мошкин уснул. Сел на
лавочку, притулился к стеночке и засопел сладко. Крепко, со сновидениями
засопел. Приснились синеглазки. Не те, что цветы на клумбе, а те, что
цветочки на сцене жизни. Три прокуренные, пропитые, с подглазными фонарями
бабищи гнались за ним с настоятельной просьбой: "Дай на фунфырь, козел!"
Избавил от синеглазок певучий голосок:
- Соко-о-о-лик!
"Соколик" разлепил глаза. В призрачном свете фонаря стояла бабенка. Не
из племени синеглазок. Ладная, кровь с молоком и сливками.
- Почему такой мужчина один посреди ночи?
- Вова, - протянул руку Мошкин.
- Зачем бомжуешь, Вова? - назвалась Тамарой бабенка.
- Вечерняя лошадь обломала ногу, жду утреннюю.
- Пошли ко мне, - позвала бабенка. - Тут рядом.
- Ну, если рядом... - не стал кочевряжиться Мошкин.
Сам мужчина дробный, он считал, что хорошей женщины должно быть много и
питал к тем, которых в избытке, повышенное либидо. Тамара была упитанная
особа, и коса на полспины.
- Коса у тебя... хоть укрывайся.
- Не отстегивается! - на ходу пококетничала шевелением плеч Тамара. -
Если только рядом хозяйку класть.
- Черная коса, карие глаза! - пропел вместо развития одеяльной темы
Мошкин. - А у тебя какие глаза?
- Жуткие, - вытаращилась в Мошкина Тамара. Глаза были скромных
размеров, но засасывающе черные.
- SOS! - дурашливо заблажил Мошкин. - Раздать спасжилеты!
И запел:
- Черноокую дивчину я рисую на картину!
- На перину! - хихикнула Тамара.
Мошкин чирикал мелкой птахой, но внутри его уже встрепенулся могучий
орел, он расправил мощные крылья и взмыл над жертвой в предвкушении сладкого
пиршества. Правую руку Мошкин положил на сдобное плечо добычи.
Тамара открыла входную дверь квартиры, прошептала:
- Тише, детишки спят.
Орлиные крылья несколько повяли. Квартира была однокомнатной.
Тамара провела гостя на кухню. Молодецкие крылья снова зашевелились к
полету. Кухня была царской. Даже полновесно-двуспальный диван стоял
запросто. Так что у детей своя свадьба, а здесь тоже можно хорошо посидеть.
Деловито клацнул холодильник. Из него вынырнула бутылка коньяка. Из
подвесного шкафчика выпорхнули две полуведерные рюмки. Тамара щедро плеснула
в одну, вторую...
- За знакомство! - предложила гостю и шлеп - метнула в себя граммов сто
пятьдесят, а то и больше.
Мошкин повторил ухарский номер в свое горло.
- И скоренько закрепим результат, - по второму кругу наполнила емкости
Тамара.
Скоренько не вышло. В комнате что-то завозилось-заскрипело. На кухню
приковылял малыш.
- Где папка? - захныкал с порога.
- А вот! - показала на Мошкина Тамара.
- Бе-е-е! - показал язык Мошкину мальчуган.
- Бе-е-е! - еще длиннее высунул язык Мошкин.
- Мне тоже папку? - пришла кудрявая девчушка.
"Они что, на свет лезут?" - подумал Мошкин.
- Ух, неспашки! - сделал он грозное лицо, - я вам сейчас пальцем попки
выстегаю! Быстро в кровать!
И повел детей в комнату. Там в темноте сделал перепись населения.
Донжуанские крылья не выдержали результатов статистики. Скукожились. Мошкин
насчитал пять голов.
- Папка пришел! - хихикнула Тамара, когда Мошкин вернулся на кухню. -
Давай еще по одной, да будем укладываться.
- Ага, - серым голосом сказал Мошкин и, выпив, заметил в углу мусорное
ведро, полное, с бортов свисало.
- Во, пойду вынесу, - в голосе Мошкина появился энтузиазм.
- Утром похозяйничаешь.
- Не, у меня пунктик - не усну, когда грязная посуда или мусор в
квартире. Прямо клинит мозги...
Мошкин схватил ведро и бодро пошел. Выйдя из дома, спринтерски побежал.
За спиной часто захлопали крылья свободы, невзирая на дождь.
До самой гостиницы летел на них.
- Привет, сердцеед! - высунулся из-под одеяла Кока. - С победой!
- Ага, полной и безоговорочной! - клацая зубами, сказал Мошкин. Он был
мокрый, как из Дона. - Чуть многодетным папой не стал.
- Предохраняться надо, - глубокомысленно заметил Кока.
- Вот я и предохранялся мусорным ведром, - сказал Мошкин и нырнул в
постель, оставив Коку с разинутым от такого противозачаточного средства
ртом.
Толя Шухов соблазнил Коку Патифонова, Мошкина и еще двух коллег по КБ в
поход на плоту. Показал фотографии, и даже от черно-белых у мужичков
зачесался дух бродяжий, похватали рюкзаки и самолетом-вертолетом полетели в
Горную Шорию на реку Мрас-Су.
Заповедные места! Уже от первой рыбалки Кока остолбенел. Не ерши
сопливые, лещи костлявые - царь-рыба, таймень, попалась! И не из присказки:
поймал два тайменя - один с нос, другой помене! На восемь килограммов
выволокли красавца на удочку в клеточку, то бишь - сеть.
А природа! Че там сравнивать с зацивилизованной вдоль и поперек
Швейцарией! Тайменя вы в Швейцарии на 8 килограммов возьмете? "Один с нос,
другой помене" и то не водится. А тут первозданная красота. Хоть на горы
голову задери, хоть в речку загляни, хоть в тайгу нос сунь, если, конечно,
не боишься косолапого встретить.
А какую мужички баньку устраивали! Представьте - мощный галечный плес,
сзади тайга, впереди река, вверху небо, а мы посередине! Представили. И вот
здесь, посередине, десяток жердей ставятся чумом, на них полиэтилен
герметично натягивается. Пусть просвечивает, да кто там за тысячу верст от
жилья твои бесштанные телеса увидит. Жар в "чумовой бане" обеспечивают
раскаленные камни, кои затаскиваются из костра. Пол устилается
свежескошенной травой, обязательно с душицей, а сверху слой пихтового
лапника. Представили? Дальше любая фантазия бледнеет перед кайфом. На камни
плеснешь взвар из листьев смородины, душицы... Взахлеб дышал бы, да уши
трубочкой сворачиваются, посему - падай на лапник и млей в аромате, а потом
ковш взварчика на камни и айда истязаться веником, пока круги в глазах не
замелькают. А как замелькали, прыгай в реку, откуда без кругов, но с криком
"едрит твою в копалку!" пулей вылетишь на берег. А в родничке компотик из
ягод малины и смородины томится... Кружки две хватанешь и опять в банный
чум!..
И в том же родничке стоят поллитровочки в ожидании момента, когда весь
пар разберут мужички и усядутся кружочком...
На следующее утро после такой баньки порог грозно зашумел поперек
маршрута. Да такой, что, если шарахнет о камни, костей не соберешь. "Я бы
его лучше заочно прошел", - сказал Мошкин, когда туристы-водники, стоя на
берегу, кумекали, как лучше миновать препятствие.
Однако проскочили ревущую преграду без человеческих жертв. После чего
речка успокоилась. Левый бережок более каменистый, правый - более кустистый.
Мошкин стоял между ними на плоту. И вдруг раздвинулись кусты, из них
высовываются две очень колоритные физиономии. Даже морды. Недалеко от этого
места находился лагерь, отнюдь не пионерский, физиономии-морды были оттуда.
Не сбежавшие - нет, из разряда расконвоированных. То есть зек, но с
некоторой свободой от колючей проволоки.
Свобода не очень отразилась на их угрюмых физиономиях.
- Мужики, - спросила одна морда, - у вас бухалов есть?
Не успели наши мужики ответить "нет" или "не пьем", Мошкин торопыжно
высунулся:
- Среди нас Бухалова нет!
И чтобы ни в коем случае не перепутали его с этим неизвестно где
пропавшим Бухаловым - может, подляну какую корешкам устроил? - громко ткнул
себя в грудь:
- Лично я - Мошкин.
Кока и остальная компания едва в реку не попадали.
- Ой, не могу! - корчился Кока в судорогах. - Ой, зачальтесь, я сойду!
Он, оказывается, не Бухалов, а Мошкин!
И до конца похода "Бухалов" намертво приклеился к Мошкину.
- Бухалов, доставай родственника в стеклянном пиджаке!
- Бухалову бухаря не наливать! Он и так Бухалов.
Особенно, конечно, Кока изгалялся.
- Смеется тот, кто хохочет последним, - отмахивался Мошкин.
И дождался праздника в своем переулке.
Окончив маршрут, путешественники приехали в шахтерский город Осинники,
где в ресторане, а потом до поздней ночи на квартире у брата Шухова ставили
яркую точку походу. И, конечно, в очередной раз угорали от истории с
Бухаловым.
- Да я для ржачки подыграл зекам! - в сотый раз пытался открутиться
Мошкин. Но ему не верили.
Наутро Кока и Витя Смолин пошли за билетами на самолет. Хотели послать
Бухалова, но Мошкин сказал:
- Я в Омске торчал в кассе, теперь ваша очередь париться.
Наши отпускники пришли в кассу в семь утра. А надо было в пять, очередь
выстроилась - смерть мухам... Они в семь-то еле поднялись после "точки".
При виде непробиваемой очереди мужичкам совсем поплохело. Хорошо,
захватили для освежения бутылку вермута. Освежились за углом, опять в
очереди потоптались, которая двигалась в час по чайной ложке. В те времена
не было автоматизации и компьютеризации, билеты выписывали врукопашную, и
кассирша явно работала не на износ.
Коке временами хотелось разнести всю эту богадельню, до того медленно
шел процесс. Он буквально сатанел от глупо проходящей жизни. И когда руки
уже тянулись к рукоприкладству, Смолин уводил напарника в гастроном, где был
портвейновый сок на разлив.
После двенадцати Кока начал психовать по другому поводу: успеют они
отовариться билетами до перерыва, который начинался в 13 ноль-ноль, или нет?
Кока делал контрольные замеры времени обслуживания, складывал, умножал,
делил, получалось - успевают.
И вдруг, когда перед ними осталось три человека, к окошечку прилипла
дамочка в канареечном платье.
- На группу беру, - сказала она в ответ на Кокины роптания.
Стрелка на обед неумолимо ползет, окошечко перед носом, а очередь
столбняком - ни тпру, ни ну, ни кукареку...
Без пяти час групповая дамочка отлипла от кассы, но та поспешно
захлопнулась. Кока бросился на закрывшуюся амбразуру с кулаками:
- Еще пять минут! - барабанил он, пытаясь отвоевать у вечности час
жизни.
- У меня бланки кончились! - прокричало окошечко.
Смолин потащил разъяренного Коку от греха подальше - в гастроном. Там
Кока несколько успокоился. Однако после обеда в кассу две бабенки полезли на
арапа. Одна тощая, как заноза, другая - еще наглее. Буром в два горла:
- Мы стояли! - доказывают.
- С семи утра вас здесь в глаза не видел! - задохнулся от бабского
хамства Кока.
- Кого увидишь, когда с шести зеньки залил! - сказала заноза.
- Ты меня поила? - Кока грудью встал на пути несправедливости.
- Пять билетов на рейс 3460! - сказал в билетное отверстие, решительно
оттирая женщин в сторону.
- На куда? - вылетело в Коку.
- На рейс 3460.
- Какой рейс? - возмутилось окошечко.
- Самолетный! - возмутился Кока. - На "попрыгунчик": Новокузнецк -
Новосибирск - Омск - Свердловск.
- Что вы мне голову дурите! - закричало окошечко. - Это железнодорожная
касса!
Удар был ниже пояса. Аэрофлотная обилечивала двумя кварталами дальше, в
точно такой же девятиэтажке. И очередь там была дня на два. А вокруг нее
ходил озабоченный Мошкин в поисках пропавших коллег.
С ним случился приступ смеха от рассказа о роковой ошибке.
- Кока, ты бы еще в банной кассе попросил билет на самолет!
Потрясенный случившимся, Кока молчал.
- Бухалову не забудьте взять билет! - отхохотался Мошкин.
- Пошел ты знаешь куда? - сказал Кока.
- Знаю! - сказал Мошкин. - Пиво пить.
И пошел, провожаемый тоскливыми взглядами друзей.
Как-то в отделе зашла речь о терапевтах заводской поликлиники.
- Лазарева врач как? - спросил Мошкин.
- Дура! - Кока поднял голову от бумаг.
- Был я у нее два года назад. Дура!
Все с интересом повернулись в сторону Коки. Кока пошаркал ногами под
столом и начал:
- Чирей у меня вскочил на... - Кока посмотрел в угол, где женщины
сидят. По-разному называют этот угол: цветник, малинник, серпентарий... Кока
посмотрел туда и сказал, - в общем, вскочил на самом смешном месте... сзади.
Только было в отпуск пошел, а тут ни сесть, ни встать, ни, извините, в
туалет по-человечески сходить. Свояк посоветовал соленый раствор горячий
заделать и подержать в нем... - Кока опять посмотрел в женский угол, - чирей
подержать. Как рукой, говорит, снимет. Пачку соли высыпал я в таз, воды
горячей набуровил и целюсь туда смешным местом... Таз большой, а все равно
не палец опустить. Попробуй, попади. Корячился, корячился - на пол таз
ставил, на табуретку... Кое-как принял процедуру. Ночью готов был убить
свояка, еще хуже стало.
Кока сделал паузу, пошаркал ногами под столом, шарканьем он мысли
подгоняет, и повел рассказ дальше:
- Еле утра дождался. Нога правая прямо отстегивается. Дошкандыбал до
терапевта...
- Тебе к хирургу надо было! - вставился Мошкин.
- А тебе-то что? - ответствовал Кока.
Мошкин, как всегда, наскакивал на Коку с эффектом Моськи, что вяжется к
Слону. Они и по объемам тютелька в тютельку к басне. Кока под 90
килограммов, а Мошкин всю дорогу по жизни в наилегчайшей весовой категории
рассекает.
- Полтора часа я в очереди простоял...
- Прихватил бы газетку, сиди да читай... - во второй раз перебил
Мошкин.
Кока посмотрел на него, как на недоумка:
- Повторяю, чирей у меня вскочил на... - Кока сделал паузу и... махнул
рукой. - В общем, захожу в кабинет. Только начал слова подбирать,
покультурнее объяснить местоположение болезни, на меня кашель напал.
Лазарева говорит: "Раздевайтесь до пояса, послушать вас надо".
- До пояса сверху или до пояса снизу? - не унимался Мошкин.
- Если ты для прослушивания легких оголяешь задницу, то я - грудь, -
пояснил Кока.
Тоже деталь. Свою задницу за весь рассказ Кока в присутствии женщин
назвать напрямую постеснялся, а Мошкина - запросто.
- Прослушала меня Лазарева, - продолжил Кока повествование своих
злоключений, - и поставила предварительный диагноз: катар верхних
дыхательных путей. Держите, говорит, направление к отоларингологу.
- Тебе же к хирургу надо было! - сказал Мошкин.
- А тебе-то что? - отмахнулся Кока и пошаркал ногами. - У
отоларинголога тоже очередь...
- Все с чирьями? - поинтересовался Мошкин.
Кока не удосужил вниманием эту шпильку.
- Час простоял! Оказывается, отоларинголог - это по уху, горлу с носом
специалист. Как напустилась на меня: "Вам что - делать нечего? Вам к хирургу
надо!.."
- А там очередь, - забежал вперед паровоза Мошкин.
- Не было очереди. И врач мужик. Слов подыскивать не надо. Смело штаны
я скинул, а тут, как мухи на мед, профессор со студентами. Человек десять
студентов, половина... - "баб" хотел сказать Кока, но посмотрел в женский
угол, поправился, - половина девок. Положили меня на операционный стол без
штанов. Обступили чирий... Ощущение, как в бане со стеклянными стенами.
Профессор на живом примере читает лекцию и вместо кролика мое смешное место
режет. Там оказался интересный случай, не фурункул, а того хлеще -
карбункул, сразу несколько голов развивалось...
- И сколько развитых голов у тебя в смешном месте наковыряли? - спросил
Мошкин.
- А тебе-то что? - буркнул Кока и, уткнувшись в бумаги, закруглил
рассказ. - Больше я к Лазаревой не ходок.
На пороге восьмидесятых затеял Мошкин приобрести автомобиль в личное
пользование. За грибками съездить или на Иртыш подальше от городской
коптильни. Планку на "Волгу" задирать не стал. "Запорожец" бы
какой-никакой... Тем паче, денег на счету и в кубышке - кот наплакал.
- На обновах будем экономить, - сказал жене.
- Какие обновы? - вскинулась благоверная. - Забыла, когда себе что
покупала!
Мошкин не стал напоминать. А сам решил затянуть пояс на обедах в
столовой. Что же касается обнов, наметил на носках экономить. В его
гардеробе имелась пара уникальных. Другие уже поменял на десять рядов, а эти
за восемь лет только цветом поблекли. Были нестерпимо красные, стали
терпимо. А ведь носил и в хвост и в гриву. Уже надоели до чертиков, но жене
не разрешал выбрасывать.
В этих сверхпрочных, без запасных, поехал Мошкин в длительную
командировку в Капустин Яр, запускать с французами их спутник.
Соблюдая режим экономии, Мошкин утром ограничивался демократическим
чайком, обедал вторым без гарнира. Брать один гарнир, к бабке не ходи,
прибыльнее, но на подвиг такого масштаба организм Мошкина был не способен. В
часы вечернего и воскресного досуга Мошкин на корню душил предательские думы
об ужине в ресторане.
В номере жил с Кокой Патифоновым. И достал последнего несносными, в
смысле - неизносимыми, носками. Была у Мошкина неистребимая привычка бросать
носки где попало. Экономя на мыле, стирал их не каждый день, в то время как
жара ниже 40 градусов имени Цельсия не опускалась, посему носки в
определенной степени озонировали окружающее пространство.
- Соседку в гости пригласить нельзя! - возмущался Кока. - Дождешься -
сделают они чижика в окно!
И, вернувшись однажды от соседки не в духе, выкинул безальтернативную