Страница:
плане, чтобы запросто - "разрешите с вами познакомиться", а через час -
"распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани". Насмотревшись фильмов с
возлежанием, вдруг обрел отчаянную уверенность в вопросах противоположного
пола. "А че робеть? - думал, - дело обоюдоприятное, раз-раз и на матрас". На
женщин по-хозяйски орлом начал глядеть: эта пойдет, эта не очень, хотя тоже
можно... Прежде на трезвую голову симпатичных на улице только глазами любил,
теперь с разговорами без всяких подходит. Язык и раньше прилипшим к небу не
был, тут совсем размагнитился. Игривость откуда-то взялась, комплименты,
намеки... Побед пока не было, но и дураком ни одна не обозвала...
Знакомство с Софой произошло на скоростях видеосценария: парень девушку
раздел, хочет познакомиться. Софа работала в Доме торговли на кассе.
Очаровательная, веселая пышечка. Отбивая чек на шнурки, Мошкин сумел и о
свидании с ней договориться. Каких-то десять минут и адрес в кармане.
Обратите внимание, не под романтическими часами ждать у моря погоды, нет,
свидание под крышей у дамы на ночь глядя. Чувствуете разницу?
Софа жила в соседнем поселке, автобус ходит каждые полчаса.
На следующий день ровно в двадцать тридцать Мошкин взбежал по лестнице,
даванул звонок по указанному в бумажке адресу.
Софа была в джинсовой юбочке, футболке, надетой на голое тело.
- Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! - впустила Мошкина.
- Вижу дома нет никто, где моя висеть пальто? - пропел счастливый
гость.
Про себя отметил - на вешалке нет ничего мужского.
Журнальный столик с угощениями стоял у широкой софы.
По этому поводу Мошкин сочинил каламбурный тост:
- Предлагаю поднять бокалы за картину: я и Софа на софе хорошо сидим!
- И лежим! - залилась смехом Софа и упала на спину, ноги до основания
наружу... И хохочет...
Хохотушка она была редкостная. И пылкая, как в постельном
видеофильме...
Софа плескалась в ванной, когда Мошкин разведчиком прыгнул к платяному
шкафу. Внутри в поспешном беспорядке были свалены шинель с погонами мичмана,
китель, брюки, черная пилотка.
Мошкину вспомнилось: "Жди меня и я вернусь..."
"А ведь может вернуться", - невесело подумал.
За окном лил в темноту холодный дождь.
Софа пришла завернутая в простыню, богато и влажно оттопыренную на
груди. Упала на софу на спину, руки в стороны, запела довольнешенькая:
- Играй, музыкант, настежь двери!..
- А где твой муж? - игриво спросил Мошкин.
- Назло мужу - сяду в лужу! - сурово сдвинула брови Софа и тут же
расхохоталась.
- В морях поди болтается? - любопытствовал Мошкин.
- Не боись, Вова, я рядом! - шлепнула его по спине Софа. - Лучше
поцелуй меня, а потом я тебя!..
- Веселая ты! - похвалил Мошкин.
- Зачем грустить? Муж сказал: застукаю с любовником - первая пуля тебе
в сердце, вторая - ему в лоб. Лишней секунды мне пожить не дает.
- Серьезный мужчина, - согласился Мошкин. - Настежь двери - не
заявится? Может, пора мне ноги включать?
- Колхоз дело добровольное, - отвернулась к стенке Софа, - хочешь лежи,
хочешь домой бежи.
Легко сказать - "бежи"...
- Че ты так уверена, что не заявится? - спросил через пару минут
кавалер, но дама уже спала.
К Мошкину сон не шел. До сна ли, когда того и гляди уложат, пикнуть не
успеешь. В обнимку с любовницей оно, может, и достойнее для мужчины, чем
трамвай переедет, а все равно радости мало.
Мошкин тихонько поднялся, сделал в коридоре рекогносцировку. Замок на
соплях. Дверь входная открывается наружу. Дерни посильнее - и ключа не надо.
Одним днем вояки живут. Ну, поставь ты пару добрых замков и душа будет
спокойна. Нет...
Вдруг муж сегодня в патруле? Забежит обсохнуть, и начнется стрельба по
лежачим мишеням. Именем закона в изменников супружеской верности ОГОНЬ!..
Кому в сердце, кому в лоб...
"Ее, поди, пожалеет, - подумал Мошкин, - свое как-никак, а меня че
жалеть? Первый раз видит".
Хоть одевайся да "бежи" от греха подальше.
"Подальше" было двадцать километров по дождю без зонтика. Первый
автобус в шесть утра.
Идти не хотелось. Половину предыдущей ночи мечтал о сегодняшней,
половину сегодняшней претворял мечты в реальность, а организм не железный.
"Авось пронесет, - махнул рукой Мошкин. - Но сонным не дамся".
Подтащил к входной двери стиральную машину, поставил на нее табуретку,
на край табуретки чугунную сковороду полметра диаметром... Получилось
баррикада и будильник одновременно. Входящий обязательно врежется впотьмах в
сооружение. Грохоту будет...
Мошкин прилег рядом с Софой, устало закрыл глаза...
Грохот получился обвальный. На лету просыпаясь, Мошкин плюхнулся на
пол, откатился к стене под обеденный стол. Маневр совершил подобно группе
захвата, которая в кино катом перемещалась к самолету с террористами.
Отсиживаться под столом, поджавши хвост, Мошкин не собирался. В
пистолете семь пуль, арифметика простая: хочешь жить - умей вертеться. Семь
раз увернуться... Нет - шесть, первая пуля Софина. Муж, поди, стрелок
никакой. Кого он стреляет на подводной лодке или корабле? Плюс
психологический момент. Это не в тире с холодным сердцем. Значит, шесть раз
увернуться, а в рукопашном бою Мошкин руки вверх не поднимет. Только бы
выжить до рукопашной...
В коридоре опять что-то загремело. Выстрелов не было.
"Выжидает", - подумал Мошкин и бесшумно двинулся навстречу судьбе. Полз
не под пули в лоб. Полз, используя фактор внезапности, выбить у мужа
инициативу вместе с пистолетом...
Мошкин миновал софу, на которой безмятежно спала Софа, переместился в
соседнюю комнату. Противник ни звуком не выдал себя. Мошкин подполз к порогу
в коридор, и тут за спиной раздался характерный сухой щелчок.
"Началось! - жаром ударило в голову. Ошпаренно замельтешили мысли. -
Осечка? Или с глушителем поливает? В кого метил? Как оказался в тылу?"
Еще один щелчок прорезал темноту.
"Ура! - мысленно зааплодировал силе своего ума Мошкин. - Ура!"
Муж включал свет. Да будет свет, сказал монтер, обрезав провода. Ложась
спать, Мошкин предусмотрительно вывернул пробки.
Он вскочил на ноги - самое время уйти по-английски, хотя и в
отечественных трусах, - низко пригнувшись, нырнул в темноту в сторону
входной двери. Как чудненько, что она вышибается наружу! Правой ногой
вышибающе пнул дверь, но громко попал в чугунную сковороду, левым коленом
шарахнулся о табуретку, головой смял угол стиральной машины...
- Милка! Гадючка, а не кошка! - раздался сонный голос Софы. - Хватит
скакать!
- Это я, - поднялся с колен Мошкин, в голове стоял шум.
- Что-то света нет, - еще раз щелкнула выключателем Софа и шаловливо
запела. - Нету света, нету света, нету электричества!..
- Сейчас пробки посмотрю.
- Иди ко мне, - нежно позвала из темноты Софа, - потом посмотришь.
- Спи, я покурю... - отказался Мошкин.
- Ты говорил, не куришь!
- Закуришь тут...
- Как знаешь, - сказала Софа и допела частушку. - Нету качества в
парнях, нету и количества!
До половины шестого Мошкин просидел на кухне, потом по-английски, но
уже одетый-обутый, не прощаясь, ушел. На выходе из подъезда нос к носу
столкнулся с мичманом. На руке у того была красная повязка "Патруль", на
боку пистолет в кобуре.
"Смотри рогами стенки не обдери!" - весело подумал Мошкин, но на всякий
случай шел, оглядываясь, - не гонится ли за ним мичман.
Первое, что увидел, въезжая к себе в городок, - красочную афишу: "В
видеосалоне "Феникс" демонстрируется остроэротический фильм "Любовь втроем и
при свидетелях". Дети до 18 лет не допускаются".
"После 18-ти тоже не надо допускать!" - зло подумал Мошкин.
Подумал-подумал и вечером решил обязательно посетить "Феникс".
Когда в страшных муках стали зарождаться рыночные реформы, и цены,
сорвавшись с социалистических цепей, начали накручивать на себя цифры со
скоростью ошалевшего счетчика такси, Мошкин выстрадал вывод - надо сажать
картофель. С его неутомимо едучей семьей не напокупаешься. Аппетит у
домашних не хотел затягивать пояса на переходный период, наоборот, неумолимо
рос вместе с ценами, нисколько не взирая на падение жизненного уровня. В
связи с этим, хоть картошкой можно будет сбивать его ненасытную динамику.
В вопросах агрономии Мошкин не разделял категорического мнения Коки
Патифонова: картошка, дескать, не виноград с персиками, че с ней панькаться
- бросил в землю, и куда она денется - вырастет как миленькая. Нет уж,
матерел Мошкин крестьянским умом, если сажать, так с прицелом на богатырский
урожай. На природу надейся, да сам не плошай.
Мошкин рассыпал посевной материал по всей квартире, оставив лишь тропки
к кроватям и в туалет. Картофель перед посадкой должен вобрать в себя
энергию солнца - яровизироваться. В толстой книжке также вычитал, что сажают
картофель не раньше, чем земля-кормилица прогреется до 8 градусов. Все КБ
уже отсадилось, Мошкин все еще ездил в поля верхом на велосипеде на замеры.
Когда в очередной раз ставил своему участку градусник, на облезлом
мотоцикле подъехал мужичок крестьянского вида.
- Ты че - доктор ухо-горло в нос? - кивнул он на градусник и попросил
закурить.
- Ага, Айболит с наклоном в недра, - ответил Мошкин.
- Хороша земелька, - ковырнул сапогом край делянки мужичок, - внеси в
нее фосфорных удобрений - дурниной попрет картоха. Замудохаешься копать.
Умучаться на уборке Мошкин не боялся.
А вот где удобрений взять? Покупать в магазине рука не поднималась
отрывать от семьи. Посему глубоко задумался: как бы ухитриться внести
удобрения из подручных средств, чтоб задаром и сердито?
Мысль вонзилась в дотошный ум, принялась рыхлить серое вещество юного
агронома.
И оказалась на выдумку хитра. Мошкин вспомнил Коку с его коронной
фразой в студенческой столовой в рыбные дни: "Я вам не торшер, чтобы
светиться по ночам! Моему организму мясо подавай, а не рыбный фосфор".
Зимой Мошкину подвернулась шабашка на хладокомбинате - грузили рыбу.
Брикет мороженой кильки упал с машины и развалился на блестящие куски.
Мастер разрешил взять по одному. Мошкин приволок домой булыжник килограммов
на пять. Отрубил от него с килограмм и засолил. Ух, как килька пошла с
картошечкой в охотку. Граммов триста на раз съели. После чего домашние
потеряли интерес к фосфоронесущему продукту. По мудрому принципу: чем в таз,
лучше в нас - Мошкин недели за четыре доел кильку. Неразмороженный кусок
кое-как отбил у жены, не дал выбросить.
Мысль, ведущая геологический поиск, уткнулась в рыбный самородок. И
пошла вприсядку от такого открытия. Это ведь голимый фосфор! И дармовой.
Сажал Мошкин картофель не абы как - бросил и забыл, он каждой лунке
нежно кланялся. Да не по разу. Вначале картошечку положит, рядом килечку на
бочок. Натюрморт. Полюбуется им, землицей аккуратно присыплет, пошепчет:
"Расти большая, здоровая, дружная". И опять - картофелина, килька, землица и
любовное наставление. Очень рационально внес фосфор. На сто процентов должен
на урожай сработать.
Ночью приснился жуткий успех. Полный "КамАЗ" набузовал Мошкин
картошкой, мешки с бортов свешивались. От такой картины петь хотелось, но
перебила восторг заковыка - Мошкин заворочался с боку на бок: такую прорву
ведь где-то надо хранить. На следующий день принялся рыть погреб на пустыре.
Бункер, можно сказать, - четыре метра на четыре. "КамАЗ" из сна войдет в
такое хранилище вместе с колесами.
И тяпку Мошкин купил на борьбу с прожорливыми сорняками. Наточил так,
что впору дрова рубить.
После дождей соседские поля весело закурчавились ботвой, мошкинская
полоса лежала под солнцем голым пластом, как пьяный на пляже. Лишь трава
беспорядочно покрывала ее тут и там. Мошкин на коленях исползал весь участок
- молочай и осот нагло набирали силу - картошки не было ни одного кустика.
"Я ведь позже сажал, - успокаивал себя Мошкин. - Еще попрет дурниной".
Не поперла ни через день, ни через три. Наконец терпенье лопнуло,
Мошкин отчаянно разгреб землю. Взору открылось непотребная картина.
Противные черви дожирали кильку вместе с фосфором. А картофелина
превратилась в скользкую гадость. Мошкин лихорадочно изрыл всю делянку,
везде была аналогичная по трагизму ситуация.
"Так они картошку на гарнир срубали! - смеялся взахлеб Кока на рассказ
друга. - Ты бы еще по кружечке пива в каждую лунку плеснул для аппетита!"
Мошкин бросил строительство погреба, а жене, от греха подальше, сказал,
что картошку колорадский жук сожрал.
- Зря он тебя не сожрал! Вместе с твоими затеями! - заругалась жена. -
Два мешка картошки как псу под хвост. На все лето бы хватило!
Мошкин не стал доказывать некомпетентной женщине, что яровизированный
картофель на еду не годится. Из него только новый урожай выращивать можно.
Если, конечно, без кильки сажать.
Чертями из подземелья вылезли на свет божий Кока и Мошкин. Чумазые,
паровозно дыша. По замыслу владельца этого подвального подземелья станет оно
вскорости евроконфеткой, в которой как из ведра хлынет шампанское,
душевынимающе грянут гитары и цветастые цыганки мелко завибрируют плечами...
А пока "конфетка" была сокрыта горами грунта и мусора.
Родное КБ ни мычит ни телится и, в отличие от подземелья, перспектив на
будущее и зарплату за прошлое не дает. По этой скучной причине Кока, Мошкин
и еще четверо инженеров с носилками в руках расчищали подвальные объемы под
шампанское с виброцыганками, выводили на разудалую орбиту подземную
"конфетку".
- Вот бы в подвале найти кубышку с золотом, - помечтал Мошкин, доставая
обед. И скривил нос от найденного. - Опять яйца сунула! Закукарекаю скоро и
куриц начну топтать. Моей зарплату яйцами выдали...
- Хорошо не гранатами... Представляешь: развернул обед, а там - парочка
противотанковых.
- Лучше бы окорочка куриные, как в прошлый раз...
- Окорочка сурка вкуснее, - глубокомысленно сказал Кока.
Мошкин как раз затолкал в рот яйцо, чтобы, минуя осточертевший вкус,
заглотить целиком, не разжевывая, белок да желток, и вдруг пожеланием
приятного аппетита эта мерзость - "сурковые окорочка". Яйцо пулей
просвистело мимо Коки.
- Фу! - отплевывался Мошкин. - Пожрать не дашь спокойно!
- Село ты необразованное. Окорочка сурка - это же как зайчик! Потушить
и холодными подавать. Рука сама стопарь ищет... Но однажды мы залетели с
сурком...
Молодого инженера Коку после трех лет работы в КБ призвали на пару
годков в армию. Офицерствовал он в оренбургских степях, на технической
ракетной базе (ТРБ). Она обслуживала ракетные точки, каждая из которых могла
поставить жирный восклицательный знак за океаном.
Чтобы не мозолить глаза за океаном, точки были в шахтах.
Как-то в первые месяцы службы вместе с бывалым прапорщиком Цыбулей
отправился Кока в самый дальний ракетный район, за сто километров от ТРБ. В
караване у них был бензовоз и машина с нейтралкой, жидкостью для
нейтрализации ракетного горючего.
Отъехали километров 40 от ТРБ, Цыбуля командует: стоп, машина, слазь,
шофер - отдыхаем. Ракеты стояли и стоять будут, а насчет пожевать, если сам
не почешешься, никто не встрепенется.
Вокруг ни души из начальства. Солнце степное, оренбургское буйствует,
ветерок жаркий пролетает, живность травяная от полноты чувств стрекочет.
Одним словом - природа. И сурки в ней по всей степи стоят. Цыбуля стоять не
хочет, командует солдатикам достать припасы, сделать тенек и
скатерть-самобранку. Расположились вокруг нее офицеры вдвоем, а посредине -
лучок зеленый, сало белое с розовыми прожилками...
- На месте обязательно угостят байбаком, - сказал Цыбуля молодому
лейтенанту. - Ух, мясо вкусное!
Сидят они, закусывают. Конечно, не на сухую. Цыбуля первым делом
"ракетного топлива" - спирта - фляжку достал. Приняли по хорошей порции, и
без этого не грустили, тут тем более в праздничную сторону поплыла душа.
Прилегли. Цыбуля начал рассказывать, как ловить сурков, или, по-местному,
байбаков. И вдруг байбак перед самым носом высунул морду из норы. И тут же
скрылся. Потом снова нарисовался. Издевается самым натуральным образом.
Дескать, че ты, прапор, зайчишься о теории лова, ты меня поймай!
Цыбуля аж подскочил от такого хамства.
- Сейчас я тебя сделаю! - подбежал к норе с наглецом. - Пробкой
вылетишь!
И приказывает подогнать машину с нейтралкой. Литров триста байбаку в
жилье ахнул. Байбак не то что "пробкой" - нос не показал.
Цыбуля командует: добавить еще с "полкубика" для нейтрализации
наглости.
Опять, как в трубу, ухнула нейтралка. Никакой реакции из подземелья.
Зато у Цыбули реакция матершинная. На четвереньки упал у норы.
Охотничьей собакой засуетился. Только что не лает. Землю разгребает, нос в
нору сует. Байбак, надо сказать, это не суслик, которых на ведро десяток.
Байбак он под десять килограммов может вымахать. Уж пять-шесть - точно. И
вход в нору у него не дверной глазок. А Цыбуля туда нос бесстрашно вонзает,
пытается разглядеть, где там байбачина от нейтралки сховался.
- Смотри - отхватит шнобель! - Кока смеется.
- Я ему первее голову откручу? - звереет Цыбуля.
...- Нам ехать надо, - рассказывает Кока, - а он ни в какую: "Плевать,
- говорит, - скажем, что обломались в дороге". Всю службу послал подальше -
один байбак в голове.
Заклиненный охотой, подгоняет Цибуля машину с бензином.
- Сейчас мы ему бензинчику под хвост. Сразу выскочит. Ведь не катакомбы
у него там прорыты!
И добавил к нейтралке литров пятьсот бензина. Они тоже, как в шахту,
ушли. Байбак и на этот маневр на люди не вышел.
- Да он, поди, сдох, - предположил Мошкин.
- Ничего подобного, - отмахнулся Кока и продолжил рассказ.
... Цыбуля с криком: "Он что в штаты ход прорыл?!" - фуганул еще
бензина. И, видя, что эффекта нет, приказал бензовозу отъезжать.
- Зараз я этой заразе устрою фейерверк... - многообещающе засмеялся
Цыбуля в сторону сурка. - Подпорчу мех на окорочках, если человеческого
языка не разумеет.
Зажег спичку и бросил в нору.
Огонь не к байбаку в подземелье пошел, метнулся в обратном направлении
- к бензовозу, который, отъезжая с волочащимся шлангом, чертил пожароопасную
дорожку. По ней пламя весело побежало к емкости...
- Я мигом протрезвел, - рассказывал Кока. - Ну, пусть он вылил литров
восемьсот или куб, остальные - в бензовозе... Бомба на колесах. Водила
вовремя успел выпрыгнуть. Мы, конечно, сыпанули в разные стороны, на землю
попадали... Пламя добежало до шланга и остановилось, горит ровным огоньком,
мы лежим, гадаем: рванет или... Жахнуло, как на фронте. От бензовоза одни
рожки да ножки остались. Когда они просвистели над головами, встали мы
посмотреть место фейерверка, и тут мне в ногу как даст боль! Байбак, зараза,
впился. Осатанел от взрыва.
- Какая скотина не озвереет, - сказал Мошкин, поднимаясь от стола.- Ее
химией нейтрализуют, бензином палят, начнешь тут на всех кидаться!
- Мы-то с тобой не звереем, - резонно перевел в тупик стрелки разговора
Кока. - Денег не платят, под землю с носилками загнали...
- Человек - такая скотина - ко всему привыкает. Вдобавок - бензин в наш
подвал еще не льют...
- Дорогой нынче бензин. В байбачью нору мы дармовой фуговали...
- Для хороших людей ничего не жалко... Ладно, хорош ночевать, пошли
работать.
И они направились с носилками за новой порцией грунта.
Владимир Петрович Мошкин дефилировал по перрону Курского вокзала, что в
Москве. Без цели - абы час времени убить до своего поезда. Настроение имел
праздное, кругом кутерьма с высадкой-посадкой, а ему наплевать.
Вдруг романтическое состояние разом испарилось от удара в мягкое место.
Мошкин полетел ровнять носом перрон. Что-то проехалось по спине, и даже -
прошлось.
- Что - повылазило? - вернул к вокзальной действительности визгливый
крик.
Над Мошкиным стояла упитанная, лет под пятьдесят, но еще очень
недурственная женщина.
- У меня там хрусталя на тысячу баксов! - кричала она.
Женщина, торопясь на поезд, катила перед собой что-то среднее между
тележкой для ручной клади и армейским тягачом. Под этот грузовик ручной тяги
и угодил романтически настроенный Мошкин.
- Ты у меня платить будешь! - кричала женщина.
Мошкин, ушиблено сидя на перроне, вспоминал, где видел это разъяренное
лицо?
Если вернуться к истокам и коснуться истории, Мошкину была уготована
судьба бродяги. Ложилась ему прямая дорога в геологи, кабы не космические
50-е. Ночами не спал - высматривал комариные блесточки первых спутников
земли. Поэтому пошел в авиационный институт.
И стал инженером по эксплуатации ракет. А это такая география, почище,
чем у геологов. Мошкин не понимал тех, кто на второй неделе командировки
начинал нудить: скорей бы домой. В некоторый год у него трех месяцев
семейной жизни не набиралось. Приехал домой, отчет написал, жену приголубил
и опять - "жди меня, и я вернусь". Командировочные чемоданы изнашивались
быстрее брюк. Прибалтика, Украина, Забайкалье, военные части,
фирмы-разработчики, полигоны, общежития, гостиницы, казармы. Компанейский и
не только языком поболтать: магнитофон починить, часы отремонтировать. И
боец! - выпить мог при случае не одну бутылку.
А уж какие компании собирались на полигонах - в Капустином Яре или
Плесецке! Ленинградцы, москвичи, днепропетровцы, пермяки, миасцы,
харьковчане, красноярцы, омичи. У одних записи - "Битлз", у других -
доморощенный частушечник. У третьих - баянист играет так, что в глазах рябит
от переборов.
Мошкин играть умел когда-то только на ударных, но в гостинице на
барабане разве постучишь? Зато каблуками в переплясе - пожалуйста. А Мошкин
такие фигуры Лиссажу ногами выделывал - у профессионалов слюнки текли.
Как-то в Москве, в ресторане-"поплавке", чуть цыганских мастеров не
уронил принародно. Их солист, с серьгой сверкучей и смоляными кудрями, -
развлекал публику, под бешеный огонь гитар и скрипок, пляской. "Ну-ка, Вова,
врежь ему по-русски! - начали подзуживать товарищи во главе с Кокой
Патифоновым. - Ты не хуже могешь!!" Мошкина долго упрашивать не надо,
выскочил на цыганский круг и давай наезжать на профессионального плясуна.
Сам низенького росточка, белобрысенький, смотреть не на что, а пошел, пошел,
пошел на смуглого красавца. Тот в алой атласной рубахе, Мошкин - в синенькой
бобочке, у того на ногах сапожки плясовые, у Мошкина - башмаки в летнюю
дырочку... Но не успел Мошкин до среднего огня разогнать себя, еще подметки
не заискрили в разные стороны, как музыка оборвалась.
Главный цыган подозвал к эстраде и, улыбаясь, шепнул на ухо: "Садысь на
мэсто, а то гитара об башка ломаю".
Однако чуть позже прислал русскому плясуну бутылку армянского коньяка,
а после закрытия - вежливо попросил поделиться коленцами с цыганским асом.
Мошкину не жалко - распространил сибирский опыт на цыганский табор.
...В то лето Мошкин торчал в Капъяре. Пустил две ракеты, перед пуском
третьей у одной из красноярочек был день рождения. Народу в номере собралось
под завязку. И среди него - харьковчанка Дуня.
Видная женщина. Бровь соболина, шея лебедина, грудь обильна, в общем, -
кровь с молоком. Глаз Мошкина давно на ней пролежни пролежал. Да все никак
не получалось поближе подъехать. На дне рождения у них заиграло друг к
другу. Как он отплясывал в тот вечер, давно перешедший в ночь! Снизу начали
от зависти стучать в батарею - прекратите. Тогда разгулявшиеся - инженеры
как-никак - взяли табуретку, поставили на стол, подложили под ножки подушки
против распространения танцевальных волн в нижние этажи, Мошкин вскочил на
табуреточную эстраду и пошел отбивать чечетку. Двое мужчин крепко держали
"танцплощадку" за ножки, в то время как танцор выкамаривал на ней чудеса.
Дуня завороженно смотрела на это мастерство под потолком. От ее восхищенного
черноокого взгляда у Мошкина внутри все переворачивалось и ноги вколачивали
в табуретку перплясы невероятной частоты. Аж жарко стало. Танцор сорвал с
себя рубашку, бросил на головы зрителей. Клешенные от колен брюки, загорелый
торс и бешеная дробь.
- До утра выдержишь? - крикнула Дуня.
Выдержу! - еще громче зачечеточил Мошкин.
Не выдержал каблук - отлетел.
Мошкин переобулся и игриво предложил Дуне "пройтиться, там где мельница
крутится, электричество светится - по шошше". Они вышли в южную ночь. В
обществе Дуни душа у Мошкина пела, ноги плясали. То и дело он выкидывал
какой-нибудь номер.
Вдруг вскочил на лавочку, на которой они напропалую целовались, отбивая
ритм подошвами, спел: "Дунечка, Дунечка, Дуня-тонкопряха". Повторяя эту
фразу, начал бешеное пяточное ускорение. Дойти до сверхзвукового темпа не
дали.
- Сейчас я тебе, стукачу, ноги повыдергиваю! - угрожающе раздалось из
окна.
А то вдруг после затяжного поцелуя, высоко подпрыгивал - ноги
"ножницами" - и в прыжке касался пальцами носков туфель.
Дуня счастливо смеялась:
- А танец живота можешь?
- А як же!
Мошкин как стоял на тротуаре, так и упал плашмя.
Дуня вскрикнула: сейчас будет коленце фотографией об тротуар.
Но перед впечатыванием носа в асфальт Мошкин подставил руки на упор
лежа. Тут же, оттолкнувшись от земли, хлопнул в ладоши, снова приземлился на
них. И пошел частить: хлопок - упор лежа, хлопок - упор... Потом встал на
руки, прошелся вокруг Дуни, лихо вскочил на ноги и тут же упал перед дамой
на коленопреклоненный шпагат.
- Эх, куда бы уединиться до зореньки утренней? - забросил Мошкин удочку
с намеком на крючке.
- Соседка по номеру, - заговорщицки ответила Дуня, - завтра уезжает на
два дня в Волгоград...
"распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани". Насмотревшись фильмов с
возлежанием, вдруг обрел отчаянную уверенность в вопросах противоположного
пола. "А че робеть? - думал, - дело обоюдоприятное, раз-раз и на матрас". На
женщин по-хозяйски орлом начал глядеть: эта пойдет, эта не очень, хотя тоже
можно... Прежде на трезвую голову симпатичных на улице только глазами любил,
теперь с разговорами без всяких подходит. Язык и раньше прилипшим к небу не
был, тут совсем размагнитился. Игривость откуда-то взялась, комплименты,
намеки... Побед пока не было, но и дураком ни одна не обозвала...
Знакомство с Софой произошло на скоростях видеосценария: парень девушку
раздел, хочет познакомиться. Софа работала в Доме торговли на кассе.
Очаровательная, веселая пышечка. Отбивая чек на шнурки, Мошкин сумел и о
свидании с ней договориться. Каких-то десять минут и адрес в кармане.
Обратите внимание, не под романтическими часами ждать у моря погоды, нет,
свидание под крышей у дамы на ночь глядя. Чувствуете разницу?
Софа жила в соседнем поселке, автобус ходит каждые полчаса.
На следующий день ровно в двадцать тридцать Мошкин взбежал по лестнице,
даванул звонок по указанному в бумажке адресу.
Софа была в джинсовой юбочке, футболке, надетой на голое тело.
- Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! - впустила Мошкина.
- Вижу дома нет никто, где моя висеть пальто? - пропел счастливый
гость.
Про себя отметил - на вешалке нет ничего мужского.
Журнальный столик с угощениями стоял у широкой софы.
По этому поводу Мошкин сочинил каламбурный тост:
- Предлагаю поднять бокалы за картину: я и Софа на софе хорошо сидим!
- И лежим! - залилась смехом Софа и упала на спину, ноги до основания
наружу... И хохочет...
Хохотушка она была редкостная. И пылкая, как в постельном
видеофильме...
Софа плескалась в ванной, когда Мошкин разведчиком прыгнул к платяному
шкафу. Внутри в поспешном беспорядке были свалены шинель с погонами мичмана,
китель, брюки, черная пилотка.
Мошкину вспомнилось: "Жди меня и я вернусь..."
"А ведь может вернуться", - невесело подумал.
За окном лил в темноту холодный дождь.
Софа пришла завернутая в простыню, богато и влажно оттопыренную на
груди. Упала на софу на спину, руки в стороны, запела довольнешенькая:
- Играй, музыкант, настежь двери!..
- А где твой муж? - игриво спросил Мошкин.
- Назло мужу - сяду в лужу! - сурово сдвинула брови Софа и тут же
расхохоталась.
- В морях поди болтается? - любопытствовал Мошкин.
- Не боись, Вова, я рядом! - шлепнула его по спине Софа. - Лучше
поцелуй меня, а потом я тебя!..
- Веселая ты! - похвалил Мошкин.
- Зачем грустить? Муж сказал: застукаю с любовником - первая пуля тебе
в сердце, вторая - ему в лоб. Лишней секунды мне пожить не дает.
- Серьезный мужчина, - согласился Мошкин. - Настежь двери - не
заявится? Может, пора мне ноги включать?
- Колхоз дело добровольное, - отвернулась к стенке Софа, - хочешь лежи,
хочешь домой бежи.
Легко сказать - "бежи"...
- Че ты так уверена, что не заявится? - спросил через пару минут
кавалер, но дама уже спала.
К Мошкину сон не шел. До сна ли, когда того и гляди уложат, пикнуть не
успеешь. В обнимку с любовницей оно, может, и достойнее для мужчины, чем
трамвай переедет, а все равно радости мало.
Мошкин тихонько поднялся, сделал в коридоре рекогносцировку. Замок на
соплях. Дверь входная открывается наружу. Дерни посильнее - и ключа не надо.
Одним днем вояки живут. Ну, поставь ты пару добрых замков и душа будет
спокойна. Нет...
Вдруг муж сегодня в патруле? Забежит обсохнуть, и начнется стрельба по
лежачим мишеням. Именем закона в изменников супружеской верности ОГОНЬ!..
Кому в сердце, кому в лоб...
"Ее, поди, пожалеет, - подумал Мошкин, - свое как-никак, а меня че
жалеть? Первый раз видит".
Хоть одевайся да "бежи" от греха подальше.
"Подальше" было двадцать километров по дождю без зонтика. Первый
автобус в шесть утра.
Идти не хотелось. Половину предыдущей ночи мечтал о сегодняшней,
половину сегодняшней претворял мечты в реальность, а организм не железный.
"Авось пронесет, - махнул рукой Мошкин. - Но сонным не дамся".
Подтащил к входной двери стиральную машину, поставил на нее табуретку,
на край табуретки чугунную сковороду полметра диаметром... Получилось
баррикада и будильник одновременно. Входящий обязательно врежется впотьмах в
сооружение. Грохоту будет...
Мошкин прилег рядом с Софой, устало закрыл глаза...
Грохот получился обвальный. На лету просыпаясь, Мошкин плюхнулся на
пол, откатился к стене под обеденный стол. Маневр совершил подобно группе
захвата, которая в кино катом перемещалась к самолету с террористами.
Отсиживаться под столом, поджавши хвост, Мошкин не собирался. В
пистолете семь пуль, арифметика простая: хочешь жить - умей вертеться. Семь
раз увернуться... Нет - шесть, первая пуля Софина. Муж, поди, стрелок
никакой. Кого он стреляет на подводной лодке или корабле? Плюс
психологический момент. Это не в тире с холодным сердцем. Значит, шесть раз
увернуться, а в рукопашном бою Мошкин руки вверх не поднимет. Только бы
выжить до рукопашной...
В коридоре опять что-то загремело. Выстрелов не было.
"Выжидает", - подумал Мошкин и бесшумно двинулся навстречу судьбе. Полз
не под пули в лоб. Полз, используя фактор внезапности, выбить у мужа
инициативу вместе с пистолетом...
Мошкин миновал софу, на которой безмятежно спала Софа, переместился в
соседнюю комнату. Противник ни звуком не выдал себя. Мошкин подполз к порогу
в коридор, и тут за спиной раздался характерный сухой щелчок.
"Началось! - жаром ударило в голову. Ошпаренно замельтешили мысли. -
Осечка? Или с глушителем поливает? В кого метил? Как оказался в тылу?"
Еще один щелчок прорезал темноту.
"Ура! - мысленно зааплодировал силе своего ума Мошкин. - Ура!"
Муж включал свет. Да будет свет, сказал монтер, обрезав провода. Ложась
спать, Мошкин предусмотрительно вывернул пробки.
Он вскочил на ноги - самое время уйти по-английски, хотя и в
отечественных трусах, - низко пригнувшись, нырнул в темноту в сторону
входной двери. Как чудненько, что она вышибается наружу! Правой ногой
вышибающе пнул дверь, но громко попал в чугунную сковороду, левым коленом
шарахнулся о табуретку, головой смял угол стиральной машины...
- Милка! Гадючка, а не кошка! - раздался сонный голос Софы. - Хватит
скакать!
- Это я, - поднялся с колен Мошкин, в голове стоял шум.
- Что-то света нет, - еще раз щелкнула выключателем Софа и шаловливо
запела. - Нету света, нету света, нету электричества!..
- Сейчас пробки посмотрю.
- Иди ко мне, - нежно позвала из темноты Софа, - потом посмотришь.
- Спи, я покурю... - отказался Мошкин.
- Ты говорил, не куришь!
- Закуришь тут...
- Как знаешь, - сказала Софа и допела частушку. - Нету качества в
парнях, нету и количества!
До половины шестого Мошкин просидел на кухне, потом по-английски, но
уже одетый-обутый, не прощаясь, ушел. На выходе из подъезда нос к носу
столкнулся с мичманом. На руке у того была красная повязка "Патруль", на
боку пистолет в кобуре.
"Смотри рогами стенки не обдери!" - весело подумал Мошкин, но на всякий
случай шел, оглядываясь, - не гонится ли за ним мичман.
Первое, что увидел, въезжая к себе в городок, - красочную афишу: "В
видеосалоне "Феникс" демонстрируется остроэротический фильм "Любовь втроем и
при свидетелях". Дети до 18 лет не допускаются".
"После 18-ти тоже не надо допускать!" - зло подумал Мошкин.
Подумал-подумал и вечером решил обязательно посетить "Феникс".
Когда в страшных муках стали зарождаться рыночные реформы, и цены,
сорвавшись с социалистических цепей, начали накручивать на себя цифры со
скоростью ошалевшего счетчика такси, Мошкин выстрадал вывод - надо сажать
картофель. С его неутомимо едучей семьей не напокупаешься. Аппетит у
домашних не хотел затягивать пояса на переходный период, наоборот, неумолимо
рос вместе с ценами, нисколько не взирая на падение жизненного уровня. В
связи с этим, хоть картошкой можно будет сбивать его ненасытную динамику.
В вопросах агрономии Мошкин не разделял категорического мнения Коки
Патифонова: картошка, дескать, не виноград с персиками, че с ней панькаться
- бросил в землю, и куда она денется - вырастет как миленькая. Нет уж,
матерел Мошкин крестьянским умом, если сажать, так с прицелом на богатырский
урожай. На природу надейся, да сам не плошай.
Мошкин рассыпал посевной материал по всей квартире, оставив лишь тропки
к кроватям и в туалет. Картофель перед посадкой должен вобрать в себя
энергию солнца - яровизироваться. В толстой книжке также вычитал, что сажают
картофель не раньше, чем земля-кормилица прогреется до 8 градусов. Все КБ
уже отсадилось, Мошкин все еще ездил в поля верхом на велосипеде на замеры.
Когда в очередной раз ставил своему участку градусник, на облезлом
мотоцикле подъехал мужичок крестьянского вида.
- Ты че - доктор ухо-горло в нос? - кивнул он на градусник и попросил
закурить.
- Ага, Айболит с наклоном в недра, - ответил Мошкин.
- Хороша земелька, - ковырнул сапогом край делянки мужичок, - внеси в
нее фосфорных удобрений - дурниной попрет картоха. Замудохаешься копать.
Умучаться на уборке Мошкин не боялся.
А вот где удобрений взять? Покупать в магазине рука не поднималась
отрывать от семьи. Посему глубоко задумался: как бы ухитриться внести
удобрения из подручных средств, чтоб задаром и сердито?
Мысль вонзилась в дотошный ум, принялась рыхлить серое вещество юного
агронома.
И оказалась на выдумку хитра. Мошкин вспомнил Коку с его коронной
фразой в студенческой столовой в рыбные дни: "Я вам не торшер, чтобы
светиться по ночам! Моему организму мясо подавай, а не рыбный фосфор".
Зимой Мошкину подвернулась шабашка на хладокомбинате - грузили рыбу.
Брикет мороженой кильки упал с машины и развалился на блестящие куски.
Мастер разрешил взять по одному. Мошкин приволок домой булыжник килограммов
на пять. Отрубил от него с килограмм и засолил. Ух, как килька пошла с
картошечкой в охотку. Граммов триста на раз съели. После чего домашние
потеряли интерес к фосфоронесущему продукту. По мудрому принципу: чем в таз,
лучше в нас - Мошкин недели за четыре доел кильку. Неразмороженный кусок
кое-как отбил у жены, не дал выбросить.
Мысль, ведущая геологический поиск, уткнулась в рыбный самородок. И
пошла вприсядку от такого открытия. Это ведь голимый фосфор! И дармовой.
Сажал Мошкин картофель не абы как - бросил и забыл, он каждой лунке
нежно кланялся. Да не по разу. Вначале картошечку положит, рядом килечку на
бочок. Натюрморт. Полюбуется им, землицей аккуратно присыплет, пошепчет:
"Расти большая, здоровая, дружная". И опять - картофелина, килька, землица и
любовное наставление. Очень рационально внес фосфор. На сто процентов должен
на урожай сработать.
Ночью приснился жуткий успех. Полный "КамАЗ" набузовал Мошкин
картошкой, мешки с бортов свешивались. От такой картины петь хотелось, но
перебила восторг заковыка - Мошкин заворочался с боку на бок: такую прорву
ведь где-то надо хранить. На следующий день принялся рыть погреб на пустыре.
Бункер, можно сказать, - четыре метра на четыре. "КамАЗ" из сна войдет в
такое хранилище вместе с колесами.
И тяпку Мошкин купил на борьбу с прожорливыми сорняками. Наточил так,
что впору дрова рубить.
После дождей соседские поля весело закурчавились ботвой, мошкинская
полоса лежала под солнцем голым пластом, как пьяный на пляже. Лишь трава
беспорядочно покрывала ее тут и там. Мошкин на коленях исползал весь участок
- молочай и осот нагло набирали силу - картошки не было ни одного кустика.
"Я ведь позже сажал, - успокаивал себя Мошкин. - Еще попрет дурниной".
Не поперла ни через день, ни через три. Наконец терпенье лопнуло,
Мошкин отчаянно разгреб землю. Взору открылось непотребная картина.
Противные черви дожирали кильку вместе с фосфором. А картофелина
превратилась в скользкую гадость. Мошкин лихорадочно изрыл всю делянку,
везде была аналогичная по трагизму ситуация.
"Так они картошку на гарнир срубали! - смеялся взахлеб Кока на рассказ
друга. - Ты бы еще по кружечке пива в каждую лунку плеснул для аппетита!"
Мошкин бросил строительство погреба, а жене, от греха подальше, сказал,
что картошку колорадский жук сожрал.
- Зря он тебя не сожрал! Вместе с твоими затеями! - заругалась жена. -
Два мешка картошки как псу под хвост. На все лето бы хватило!
Мошкин не стал доказывать некомпетентной женщине, что яровизированный
картофель на еду не годится. Из него только новый урожай выращивать можно.
Если, конечно, без кильки сажать.
Чертями из подземелья вылезли на свет божий Кока и Мошкин. Чумазые,
паровозно дыша. По замыслу владельца этого подвального подземелья станет оно
вскорости евроконфеткой, в которой как из ведра хлынет шампанское,
душевынимающе грянут гитары и цветастые цыганки мелко завибрируют плечами...
А пока "конфетка" была сокрыта горами грунта и мусора.
Родное КБ ни мычит ни телится и, в отличие от подземелья, перспектив на
будущее и зарплату за прошлое не дает. По этой скучной причине Кока, Мошкин
и еще четверо инженеров с носилками в руках расчищали подвальные объемы под
шампанское с виброцыганками, выводили на разудалую орбиту подземную
"конфетку".
- Вот бы в подвале найти кубышку с золотом, - помечтал Мошкин, доставая
обед. И скривил нос от найденного. - Опять яйца сунула! Закукарекаю скоро и
куриц начну топтать. Моей зарплату яйцами выдали...
- Хорошо не гранатами... Представляешь: развернул обед, а там - парочка
противотанковых.
- Лучше бы окорочка куриные, как в прошлый раз...
- Окорочка сурка вкуснее, - глубокомысленно сказал Кока.
Мошкин как раз затолкал в рот яйцо, чтобы, минуя осточертевший вкус,
заглотить целиком, не разжевывая, белок да желток, и вдруг пожеланием
приятного аппетита эта мерзость - "сурковые окорочка". Яйцо пулей
просвистело мимо Коки.
- Фу! - отплевывался Мошкин. - Пожрать не дашь спокойно!
- Село ты необразованное. Окорочка сурка - это же как зайчик! Потушить
и холодными подавать. Рука сама стопарь ищет... Но однажды мы залетели с
сурком...
Молодого инженера Коку после трех лет работы в КБ призвали на пару
годков в армию. Офицерствовал он в оренбургских степях, на технической
ракетной базе (ТРБ). Она обслуживала ракетные точки, каждая из которых могла
поставить жирный восклицательный знак за океаном.
Чтобы не мозолить глаза за океаном, точки были в шахтах.
Как-то в первые месяцы службы вместе с бывалым прапорщиком Цыбулей
отправился Кока в самый дальний ракетный район, за сто километров от ТРБ. В
караване у них был бензовоз и машина с нейтралкой, жидкостью для
нейтрализации ракетного горючего.
Отъехали километров 40 от ТРБ, Цыбуля командует: стоп, машина, слазь,
шофер - отдыхаем. Ракеты стояли и стоять будут, а насчет пожевать, если сам
не почешешься, никто не встрепенется.
Вокруг ни души из начальства. Солнце степное, оренбургское буйствует,
ветерок жаркий пролетает, живность травяная от полноты чувств стрекочет.
Одним словом - природа. И сурки в ней по всей степи стоят. Цыбуля стоять не
хочет, командует солдатикам достать припасы, сделать тенек и
скатерть-самобранку. Расположились вокруг нее офицеры вдвоем, а посредине -
лучок зеленый, сало белое с розовыми прожилками...
- На месте обязательно угостят байбаком, - сказал Цыбуля молодому
лейтенанту. - Ух, мясо вкусное!
Сидят они, закусывают. Конечно, не на сухую. Цыбуля первым делом
"ракетного топлива" - спирта - фляжку достал. Приняли по хорошей порции, и
без этого не грустили, тут тем более в праздничную сторону поплыла душа.
Прилегли. Цыбуля начал рассказывать, как ловить сурков, или, по-местному,
байбаков. И вдруг байбак перед самым носом высунул морду из норы. И тут же
скрылся. Потом снова нарисовался. Издевается самым натуральным образом.
Дескать, че ты, прапор, зайчишься о теории лова, ты меня поймай!
Цыбуля аж подскочил от такого хамства.
- Сейчас я тебя сделаю! - подбежал к норе с наглецом. - Пробкой
вылетишь!
И приказывает подогнать машину с нейтралкой. Литров триста байбаку в
жилье ахнул. Байбак не то что "пробкой" - нос не показал.
Цыбуля командует: добавить еще с "полкубика" для нейтрализации
наглости.
Опять, как в трубу, ухнула нейтралка. Никакой реакции из подземелья.
Зато у Цыбули реакция матершинная. На четвереньки упал у норы.
Охотничьей собакой засуетился. Только что не лает. Землю разгребает, нос в
нору сует. Байбак, надо сказать, это не суслик, которых на ведро десяток.
Байбак он под десять килограммов может вымахать. Уж пять-шесть - точно. И
вход в нору у него не дверной глазок. А Цыбуля туда нос бесстрашно вонзает,
пытается разглядеть, где там байбачина от нейтралки сховался.
- Смотри - отхватит шнобель! - Кока смеется.
- Я ему первее голову откручу? - звереет Цыбуля.
...- Нам ехать надо, - рассказывает Кока, - а он ни в какую: "Плевать,
- говорит, - скажем, что обломались в дороге". Всю службу послал подальше -
один байбак в голове.
Заклиненный охотой, подгоняет Цибуля машину с бензином.
- Сейчас мы ему бензинчику под хвост. Сразу выскочит. Ведь не катакомбы
у него там прорыты!
И добавил к нейтралке литров пятьсот бензина. Они тоже, как в шахту,
ушли. Байбак и на этот маневр на люди не вышел.
- Да он, поди, сдох, - предположил Мошкин.
- Ничего подобного, - отмахнулся Кока и продолжил рассказ.
... Цыбуля с криком: "Он что в штаты ход прорыл?!" - фуганул еще
бензина. И, видя, что эффекта нет, приказал бензовозу отъезжать.
- Зараз я этой заразе устрою фейерверк... - многообещающе засмеялся
Цыбуля в сторону сурка. - Подпорчу мех на окорочках, если человеческого
языка не разумеет.
Зажег спичку и бросил в нору.
Огонь не к байбаку в подземелье пошел, метнулся в обратном направлении
- к бензовозу, который, отъезжая с волочащимся шлангом, чертил пожароопасную
дорожку. По ней пламя весело побежало к емкости...
- Я мигом протрезвел, - рассказывал Кока. - Ну, пусть он вылил литров
восемьсот или куб, остальные - в бензовозе... Бомба на колесах. Водила
вовремя успел выпрыгнуть. Мы, конечно, сыпанули в разные стороны, на землю
попадали... Пламя добежало до шланга и остановилось, горит ровным огоньком,
мы лежим, гадаем: рванет или... Жахнуло, как на фронте. От бензовоза одни
рожки да ножки остались. Когда они просвистели над головами, встали мы
посмотреть место фейерверка, и тут мне в ногу как даст боль! Байбак, зараза,
впился. Осатанел от взрыва.
- Какая скотина не озвереет, - сказал Мошкин, поднимаясь от стола.- Ее
химией нейтрализуют, бензином палят, начнешь тут на всех кидаться!
- Мы-то с тобой не звереем, - резонно перевел в тупик стрелки разговора
Кока. - Денег не платят, под землю с носилками загнали...
- Человек - такая скотина - ко всему привыкает. Вдобавок - бензин в наш
подвал еще не льют...
- Дорогой нынче бензин. В байбачью нору мы дармовой фуговали...
- Для хороших людей ничего не жалко... Ладно, хорош ночевать, пошли
работать.
И они направились с носилками за новой порцией грунта.
Владимир Петрович Мошкин дефилировал по перрону Курского вокзала, что в
Москве. Без цели - абы час времени убить до своего поезда. Настроение имел
праздное, кругом кутерьма с высадкой-посадкой, а ему наплевать.
Вдруг романтическое состояние разом испарилось от удара в мягкое место.
Мошкин полетел ровнять носом перрон. Что-то проехалось по спине, и даже -
прошлось.
- Что - повылазило? - вернул к вокзальной действительности визгливый
крик.
Над Мошкиным стояла упитанная, лет под пятьдесят, но еще очень
недурственная женщина.
- У меня там хрусталя на тысячу баксов! - кричала она.
Женщина, торопясь на поезд, катила перед собой что-то среднее между
тележкой для ручной клади и армейским тягачом. Под этот грузовик ручной тяги
и угодил романтически настроенный Мошкин.
- Ты у меня платить будешь! - кричала женщина.
Мошкин, ушиблено сидя на перроне, вспоминал, где видел это разъяренное
лицо?
Если вернуться к истокам и коснуться истории, Мошкину была уготована
судьба бродяги. Ложилась ему прямая дорога в геологи, кабы не космические
50-е. Ночами не спал - высматривал комариные блесточки первых спутников
земли. Поэтому пошел в авиационный институт.
И стал инженером по эксплуатации ракет. А это такая география, почище,
чем у геологов. Мошкин не понимал тех, кто на второй неделе командировки
начинал нудить: скорей бы домой. В некоторый год у него трех месяцев
семейной жизни не набиралось. Приехал домой, отчет написал, жену приголубил
и опять - "жди меня, и я вернусь". Командировочные чемоданы изнашивались
быстрее брюк. Прибалтика, Украина, Забайкалье, военные части,
фирмы-разработчики, полигоны, общежития, гостиницы, казармы. Компанейский и
не только языком поболтать: магнитофон починить, часы отремонтировать. И
боец! - выпить мог при случае не одну бутылку.
А уж какие компании собирались на полигонах - в Капустином Яре или
Плесецке! Ленинградцы, москвичи, днепропетровцы, пермяки, миасцы,
харьковчане, красноярцы, омичи. У одних записи - "Битлз", у других -
доморощенный частушечник. У третьих - баянист играет так, что в глазах рябит
от переборов.
Мошкин играть умел когда-то только на ударных, но в гостинице на
барабане разве постучишь? Зато каблуками в переплясе - пожалуйста. А Мошкин
такие фигуры Лиссажу ногами выделывал - у профессионалов слюнки текли.
Как-то в Москве, в ресторане-"поплавке", чуть цыганских мастеров не
уронил принародно. Их солист, с серьгой сверкучей и смоляными кудрями, -
развлекал публику, под бешеный огонь гитар и скрипок, пляской. "Ну-ка, Вова,
врежь ему по-русски! - начали подзуживать товарищи во главе с Кокой
Патифоновым. - Ты не хуже могешь!!" Мошкина долго упрашивать не надо,
выскочил на цыганский круг и давай наезжать на профессионального плясуна.
Сам низенького росточка, белобрысенький, смотреть не на что, а пошел, пошел,
пошел на смуглого красавца. Тот в алой атласной рубахе, Мошкин - в синенькой
бобочке, у того на ногах сапожки плясовые, у Мошкина - башмаки в летнюю
дырочку... Но не успел Мошкин до среднего огня разогнать себя, еще подметки
не заискрили в разные стороны, как музыка оборвалась.
Главный цыган подозвал к эстраде и, улыбаясь, шепнул на ухо: "Садысь на
мэсто, а то гитара об башка ломаю".
Однако чуть позже прислал русскому плясуну бутылку армянского коньяка,
а после закрытия - вежливо попросил поделиться коленцами с цыганским асом.
Мошкину не жалко - распространил сибирский опыт на цыганский табор.
...В то лето Мошкин торчал в Капъяре. Пустил две ракеты, перед пуском
третьей у одной из красноярочек был день рождения. Народу в номере собралось
под завязку. И среди него - харьковчанка Дуня.
Видная женщина. Бровь соболина, шея лебедина, грудь обильна, в общем, -
кровь с молоком. Глаз Мошкина давно на ней пролежни пролежал. Да все никак
не получалось поближе подъехать. На дне рождения у них заиграло друг к
другу. Как он отплясывал в тот вечер, давно перешедший в ночь! Снизу начали
от зависти стучать в батарею - прекратите. Тогда разгулявшиеся - инженеры
как-никак - взяли табуретку, поставили на стол, подложили под ножки подушки
против распространения танцевальных волн в нижние этажи, Мошкин вскочил на
табуреточную эстраду и пошел отбивать чечетку. Двое мужчин крепко держали
"танцплощадку" за ножки, в то время как танцор выкамаривал на ней чудеса.
Дуня завороженно смотрела на это мастерство под потолком. От ее восхищенного
черноокого взгляда у Мошкина внутри все переворачивалось и ноги вколачивали
в табуретку перплясы невероятной частоты. Аж жарко стало. Танцор сорвал с
себя рубашку, бросил на головы зрителей. Клешенные от колен брюки, загорелый
торс и бешеная дробь.
- До утра выдержишь? - крикнула Дуня.
Выдержу! - еще громче зачечеточил Мошкин.
Не выдержал каблук - отлетел.
Мошкин переобулся и игриво предложил Дуне "пройтиться, там где мельница
крутится, электричество светится - по шошше". Они вышли в южную ночь. В
обществе Дуни душа у Мошкина пела, ноги плясали. То и дело он выкидывал
какой-нибудь номер.
Вдруг вскочил на лавочку, на которой они напропалую целовались, отбивая
ритм подошвами, спел: "Дунечка, Дунечка, Дуня-тонкопряха". Повторяя эту
фразу, начал бешеное пяточное ускорение. Дойти до сверхзвукового темпа не
дали.
- Сейчас я тебе, стукачу, ноги повыдергиваю! - угрожающе раздалось из
окна.
А то вдруг после затяжного поцелуя, высоко подпрыгивал - ноги
"ножницами" - и в прыжке касался пальцами носков туфель.
Дуня счастливо смеялась:
- А танец живота можешь?
- А як же!
Мошкин как стоял на тротуаре, так и упал плашмя.
Дуня вскрикнула: сейчас будет коленце фотографией об тротуар.
Но перед впечатыванием носа в асфальт Мошкин подставил руки на упор
лежа. Тут же, оттолкнувшись от земли, хлопнул в ладоши, снова приземлился на
них. И пошел частить: хлопок - упор лежа, хлопок - упор... Потом встал на
руки, прошелся вокруг Дуни, лихо вскочил на ноги и тут же упал перед дамой
на коленопреклоненный шпагат.
- Эх, куда бы уединиться до зореньки утренней? - забросил Мошкин удочку
с намеком на крючке.
- Соседка по номеру, - заговорщицки ответила Дуня, - завтра уезжает на
два дня в Волгоград...