– Да, действительно, ты никогда не смог бы полюбить каторжанку, – тихо пролепетала Джесси. Она хотела идти дальше, но Харрисон остановил ее, сжав в ладонях обе ее руки.
   – Дорогая моя, – сказал он. В его голосе, несмотря на ласковые слова, слышалось раздражение. – Мы должны серьезно поговорить. Я понимаю, что ты совсем недавно вернулась домой, и не могу давить на тебя, но… – На его лице вновь появилась мальчишеская улыбка, напоминавшая Джесси прежнего Харрисона, которого она знала в детстве. – Одним словом, нам пора назначить дату свадьбы. Через несколько дней я еду в Хобарт и вернусь к концу ноября. Давай сыграем свадьбу в первую субботу декабря, ты согласна?
   По его тону Джесси поняла, что он ждет от нее положительного ответа. Она судорожно вздохнула. Ей вдруг показалось, что ее бросили в холодные штормовые воды Бухты кораблекрушений и ее несет на скалы. Жизнь, которая ожидала ее с Харрисоном, она считала страшнее смерти.
   – Боюсь, мне не хватит времени на подготовку, – пробормотала она, чувствуя себя глубоко несчастной.
   Харрисон снисходительно улыбнулся.
   – Ты недооцениваешь свою мать, она очень энергичный человек. Кроме того, миссис Корбетт, по ее словам, готовится к свадьбе уже два года. Она утверждает, что ей вполне достаточно времени на подготовку церемонии и приема гостей.
   Джесси посмотрела на свои руки в синих перчатках, которые сжимал Харрисон. Его руки облегали черные перчатки. Она припомнила загорелые, загрубевшие от работы, покрытые шрамами руки Лукаса Галлахера. Скоро он совершит побег, и в декабре его уже не будет в усадьбе.
   – Значит, ты говорил с моей матерью?
   – Да.
   Джесси неприятно поразило, что Харрисон сначала поговорил о свадьбе с ее матерью, а потом уже с ней. Впрочем, они с Беатрис обсуждали, наверное, тему свадьбы в течение нескольких лет.
   – Джесмонд… – тихо прошептал Харрисон.
   Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее со сдержанной страстью и нежностью. Джесси понимала, что означает его взгляд, и замерла, ожидая, что Харрисон сейчас поцелует ее. Он припал к губам девушки, все еще сжимая ее руки в своих ладонях. Поцелуй не вызвал у Джесси трепета. Губы Харрисона показались ей сухими и холодными. Джесси поняла, что его ласки никогда не смогут разжечь пожар в ее крови.
   Джесси спрашивала себя, что, если бы она не встретила строптивого ирландца с мятежной душой? Если бы не отдала ему свое сердце? Если бы не полюбила его? Смогла бы она тогда выйти замуж за Харрисона и избавилась бы от щемящего чувства одиночества и отчаяния?
   Она почувствовала, как Харрисон до боли судорожно сжал в ладонях ее руки. Его дыхание участилось, а поцелуй стал более глубоким и страстным. Джесси испугалась. Но прежде чем она успела оттолкнуть его, он прервал поцелуй и отвернулся. Достав дрожащей рукой из кармана белый носовой платок, он промокнул губы. Порывистый ветер доносил до них запахи трав и моря. В зарослях акации пел дрозд. Харрисон не проронил ни слова, и Джесси поняла, что он сам обескуражен силой собственной страсти.
   Джесси видела, как он пытается взять себя в руки, и почувствовала разочарование. Харрисон говорил, что любит ее, но его почему-то не смущало, что она никогда не признавалась ему в любви. Они с детства дружили, и Харрисон знал, что Джесси ценит его и испытывает к нему привязанность. Должно быть, он полагал, что этого достаточно для того, чтобы Джесси стала его женой. В их кругу считалось, что хорошо воспитанная женщина не должна испытывать сильных чувств. Харрисон, наверное, пришел бы в ужас, если бы узнал, что Джесси способна чувствовать неистовую страсть и сгорать от желания физической близости с мужчиной.
   Джесси понимала, что в браке ей придется скрывать свой темперамент и подавлять свою природу, попросту – притворяться. И придет время, когда она перестанет быть самой собой.

Глава 26

   Уоррик в небрежной позе лежал на траве, положив ногу на ногу. Ворот его рубашки расстегнулся, шляпа съехала на лоб, однако она не прикрывала глаз, и взгляд Уоррика витал в сверкавших на солнце волнах моря. На горизонте маячили белые паруса какого-то судна.
   – Почему ты больше не выходишь в море? – спросила мисс Филиппа Тейт таким спокойным тоном, как будто интересовалась, не желает ли он еще чашечку чаю.
   Повернув голову, Уоррик взглянул на нее. Она сидела на коврике, аккуратно расправив отделанную кружевами и украшенную вышивкой широкую юбку платья. В руках Филиппа держала один из своих многочисленных зонтиков, защищая нежную кожу лица от знойного солнца.
   – Вы задаете дерзкие вопросы, мисс Тейт, что непозволительно в хорошем обществе, – насмешливо произнес он.
   Филиппа откинула за спину зонтик, и Уоррик увидел, что в ее глазах горят озорные искорки.
   – Не тебе говорить о правилах хорошего тона, Уоррик. Ты постоянно критикуешь светское общество.
   – Ты прекрасно знаешь, почему я больше не выхожу в море, – проворчал он.
   Однако раздражение, прозвучавшее в его голосе, казалось, не произвело на Филиппу никакого впечатления.
   – И все же, думаю, тебе лучше выходить в море. Твоя душа требует морских бурь, она рвется на простор.
   – Да что, черт возьми, ты знаешь о моей душе!
   Филиппа улыбнулась и начала вращать зонтик. Уоррик, бросив на нее сердитый взгляд, сел.
   – А ты знаешь, что будет с моей матерью, если я снова выйду в море?
   Филиппа пристально посмотрела на него. Взгляд ее серьезных, всепонимающих карих глаз всегда пугал его.
   – Но ведь твои поступки часто расстраивают твою мать. Тебе не привыкать! Так почему ты не хочешь снова выйти под парусом в море?
   Уоррик взглянул на морские просторы. Тоска по морю давно терзала его душу.
   – Неужели ты мазохист и тебе нравится мучить себя? В таком случае, может, ты наденешь власяницу и займешься самобичеванием? Очень эффективные средства, помогающие избавиться от иллюзии вины!
   Уоррик бросил на Филиппу удивленный взгляд.
   – От иллюзии?
   – Да, именно от иллюзии.
   Уоррик смотрел и не узнавал свою подругу детства.
   – Не понимаю, почему тебя все считают кроткой и добродетельной?
   – Потому что я такая и есть на самом деле.
   – Но со мной ты ведешь себя иначе.
   – Потому что я беспокоюсь за тебя. Ты всегда считался независимым и дерзким. Раньше в тебе горел огонек задора, а теперь он погас. Меня пугает такое положение дел.
   Если бы кто-нибудь другой сказал ему такие слова, Уоррик рассердился бы. Но они с Филиппой – старые друзья, и он понимал, что она права.
   Он взял ее руку в свои ладони и почувствовал, как ее пальцы затрепетали от его прикосновений.
   – А ты знаешь, что я всегда завидовал тебе?
   – Мне? Ты завидовал мне? – Филиппа рассмеялась, и на ее щеках выступил румянец от смущения. – Но почему? Объясни!
   Филиппа выглядела необыкновенно красивой, и Уоррик залюбовался ею.
   – Ты прекрасно вписываешься в окружающий мир и чувствуешь себя в нем совершенно комфортно. Ты спокойна и безмятежна, потому что тебя все в нем устраивает.
   – Я знаю, что ты хочешь сказать, Уоррик. Ты упрекаешь меня в том, что мне не хватает отваги и воображения.
   Он улыбнулся.
   – Скажи, у тебя есть сокровенная мечта? – спросил он.
   Странное выражение промелькнуло в глазах Филиппы.
   – Я хотела бы отправиться с тобой в кругосветное плавание, – тихо поведала она.
   Улыбка сошла с лица Уоррика.
   – Нет, Филиппа, у меня не хватит смелости и мужества, чтобы выйти в море, – грустно промолвил он, погладив ее по щеке.
 
   На звездном темно-синем ночном небе сияла луна. Ее очертания еще не приняли форму круга, но полнолуние вот-вот наступит.
   Джесси стояла у дверей своей спальни, выходивших на открытую террасу, и смотрела на погруженный во мрак парк. За ним на хозяйственном дворе стояли бараки каторжников, где в одном из темных помещений заперт Лукас Галлахер. Но еще тяжелее сознавать, что скоро он навсегда исчезнет из ее жизни. Ее любовь – запретный плод, и Джесси не надеялась на счастливый финал. Ей никогда не суждено принадлежать Лукасу вне зависимости от того, убежит он из усадьбы или останется здесь. Джесси хорошо знала своего любимого и понимала, что он никогда не смирится с полной унижения жизнью каторжника. Ему необходимо бежать. Но мысль о смертельной опасности, которая грозит Лукасу во время побега, не давала Джесси покоя.
   В последнее время она находилась в подавленном настроении. Страх за Лукаса и боязнь потерять его навсегда тяготили ее душу. А еще ее мучило чувство вины перед Харрисоном. Через несколько дней она должна отправиться вместе с Филиппой в Блэкхейвен-Бей проводить своего жениха. Харрисон плыл морем в Хобарт. А вскоре после его возвращения должна состояться их свадьба.
   Порой Джесси думала, что совершает страшную ошибку, выходя замуж за Харрисона, в то время как ее сердце принадлежит другому. Должна ли она скрывать правду от человека, который вскоре станет ее мужем? Может, после возвращения Харрисона из Хобарта ей следует сказать ему, что она любила другого мужчину? Джесси не собиралась называть его имени и рассказывать о подробностях своего романа, но считала необходимым открыть душу жениху.
   Харрисон не заслужил, чтобы его обманывали, он должен знать все о Джесси, прежде чем жениться на ней. Во всяком случае, так считала сама Джесси. Но она решила повременить со своим признанием.
 
   Город Блэкхейвен-Бей растянулся на полмили вдоль покрытого галькой побережья. Застроенный милыми двухэтажными зданиями в стиле эпохи короля Георга, город радовал глаз аккуратно побеленными деревянными фасадами. За домами вставали зеленые холмы, а на горизонте виднелись поросшие тропическими лесами горы. Город вырос вокруг порта, куда заходили китобойные суда. А затем колонисты заселили плодородные долины, в которых возникли имения и усадьбы. Весной в гавани стояло много китобойных судов, а когда менялся ветер, жители города задыхались от вони, доносившейся с китобойного завода, расположенного к югу от Блэкхейвен-Бей. Джесси всегда казалось, что красивый живописный город омрачен гибелью многочисленных китов, души которых как будто наводняют его. Она как-то высказала свои мысли вслух, но Харрисон посчитал их нелепыми и даже богохульными.
   Дул свежий, пропахший морем северо-восточный ветер. Джесси чувствовала тяжесть на сердце. Ей казалось, что ее снова обступили души погибших китов.
   – Сегодня прекрасная погода, тебе повезло, – обратилась к брату Филиппа. – В такую погоду приятно выходить в море.
   Все трое прогуливались вдоль пристани, дожидаясь времени прилива. На сверкавших от солнца волнах покачивались китобойные суда, стоявшие в порту на якоре рядом с фрегатом капитана Бойда и кечем, на котором должен плыть в Хобарт Харрисон.
   – Мне бы очень хотелось, чтобы ты приехала ко мне в Хобарт, – улыбнулся Харрисон сестре. – Ты могла бы сесть на кеч, который зайдет в Хобарт в конце недели.
   Филиппа взглянула на него из-под зонтика, отбрасывавшего на ее лицо ажурную тень.
   – Нет, я не смогу приехать к тебе. Ведь кто-то же должен помочь Джесси готовиться к свадьбе! – воскликнула она.
   Харрисон поцеловал руку невесты.
   – Надеюсь, ты не сердишься, что я надолго уезжаю?
   – Нет, не сержусь, – ответила Джесси. Она в душе радовалась отъезду Харрисона. По крайней мере он не будет смущать ее своим присутствием в дни подготовки к свадьбе. Кроме того, Джесси хотелось остаться одной еще и потому, что приближалось время разлуки с Лукасом.
   – Сегодня утром я разговаривал с капитаном Бойдом, – уведомил Харрисон, когда они снова двинулись вдоль пристани. – Он сообщил мне, что группа каторжников, работающих в вашем имении, планирует совершить побег. У капитана есть сведения, что они уже раздобыли лодку и прячут ее где-то неподалеку. Они хотят добраться на ней до китобойного судна, стоящего у одного из островов. Капитан сообщил обо всем Уоррику, но… К сожалению, пока не удалось узнать, где именно спрятана лодка. Что же касается имен каторжников, замысливших побег, то их назвал ваш кузнец. Думаю, что преступников следует жестоко наказать, чтобы другим неповадно было. Нечего с ними нянчиться! Надо положить конец их дерзким планам, иначе они могут привести к… – Харрисон осекся, взглянув на побледневшее лицо Джесси. Она споткнулась на ровном месте и вцепилась в его руку, чтобы удержать равновесие. – Что с тобой, Джесмонд? Тебе нехорошо?
   Джесси почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
   – Все нормально, – поспешно успокоила она его. – А капитан Бойд сказал, когда именно каторжники планируют совершить побег?
   – В первую ночь полнолуния. Но тебе не о чем беспокоиться, дорогая. Фрегат «Отпор» будет патрулировать побережье к северу отсюда. И если ваши люди все же отважатся бежать, их непременно поймают.
 
   Джесси торопливо вошла в помещение, где Лукас чистил седло.
   – Мисс Корбетт? – растягивая слова, промолвил Лукас, продолжая тереть седло намыленной щеткой. Он бросил на нее равнодушный взгляд, хотя при виде ее у него перехватило дыхание.
   Со дня их последней поездки на побережье Лукас лишь издали видел Джесси, которая явно его избегала. Теперь она редко ездила верхом, а если и отправлялась на такие прогулки, то лишь в сопровождении брата или Харрисона Тейта.
   Но вот она сама явилась на хозяйственный двор. Ее сияющие глаза и роскошные золотистые волосы сводили Лукаса с ума.
   – Я только что приехала из Блэкхейвен-Бей. – Джесси близко подошла к Лукасу. Ее юбка из бордового атласа колыхалась, громко шурша, грудь взволнованно вздымалась. Джесси учащенно дышала, словно бежала, торопясь увидеть его. Остановившись, Джесси продолжала: – Капитан Бойд… с военного фрегата… все знает…
   Лукас сразу же понял, о чем идет речь. Отложив щетку в сторону, он медленно подошел к окну с пыльным стеклом и выглянул во двор. Там было безлюдно.
   – Вы уверены? – спросил он, стараясь не выдать охватившего его отчаяния.
   В тесном помещении с низким потолком стояла духота.
   – Им известно о лодке, но они не знают, где вы ее прячете. Они в курсе всех ваших планов, им известна дата побега и ваш маршрут.
   Обернувшись, Лукас внимательно посмотрел на Джесси.
   – Как вы думаете, кто мог донести на нас?
   Она пожала плечами.
   – Помню, Харрисон что-то говорил про какого-то кузнеца…
   – Джон Пайк… – пробормотал Лукас. Прислонившись к побеленной стене комнаты и скрестив на груди руки, он с задумчивым видом уставился на выложенный кирпичом пол. Джесси догадалась, о чем он сейчас думает, и у нее перехватило дыхание.
   – Нет, ради Бога, нет… – прошептала она умоляющим тоном. – Вам нельзя сейчас бежать, вы еще не готовы…
   Лукас поднял голову.
   – Теперь наступил наш единственный шанс. Мы не будем дожидаться наступления полнолуния и бежим сейчас. Кроме того, мы изменим маршрут и направимся не на север, а на юг.
   Кровь отлила от лица Джесси.
   – Нет. Все слишком опасно.
   – Побег – всегда рискованное дело.
   – Но можно поступить по-другому. Можно подождать несколько месяцев, затаиться, а когда подозрения развеются, бежать.
   – Невозможно. Власти знают, что у нас есть лодка, и будут искать ее. Рано или поздно ее найдут, и тогда наши планы окончательно сорвутся. Нет, бежать надо прямо сейчас.
   – О Боже…
   Джесси закрыла лицо руками. Они долго молчали. С улицы доносились голоса и крики кукабурры. В комнате пахло кожей, мылом и сырым кирпичом.
   – Я убеждаю себя в том, что нам надо расстаться, – снова заговорила Джесси. – То, что ты бежишь с каторги, – хорошо, хотя я боюсь за тебя. Но при нынешних обстоятельствах совершать побег слишком опасно. Если ты решишься на такой риск, не говори мне ни о чем. Мне лучше не знать о том, что твоя жизнь находится под угрозой.
   Лукас подошел к Джесси. Он хотел обнять девушку, но не осмелился.
   – Я слышал, что уже назначена дата вашей свадьбы. Она состоится в первую субботу декабря.
   Джесси подняла голову и взглянула на Лукаса.
   – Да.
   – Не выходите за него.
   Ему так хотелось обнять ее, прикоснуться к ней, погладить ее по щеке. Выражение лица Джесси выдавало чувства, которые обуревали ее.
   – Не выходите за него, – повторил Лукас, сжав кулаки. – Тейт не сумеет сделать вас счастливой. Он попытается изменить вашу натуру и в конце концов погубит.
   Он видел, что Джесси охвачена волнением.
   – Я обречена на такую участь, – ответила она.
   Джесси хотела еще что-то сказать, но передумала и, резко повернувшись, вышла из помещения.
   – Нет! – в отчаянии воскликнул Лукас, хотя она уже не могла его слышать. – Нет, ты создана для счастья!

Глава 27

   – Ты говорил с О'Лири? – спросил Лис, ставя большое цинковое ведро для полива под струю декоративного фонтана, расположенного в центре розария.
   – Да, – ответил Лукас, щурясь от яркого послеполуденного солнца. – Он предложил бежать немедленно, сегодня же ночью.
   – Не нравятся мне твои новости, – проворчал Лис, поднимая наполненное ведро, – но я согласен, что надо бежать сегодня. А как остальные?
   Они медленно двинулись вдоль рядов цветущих роз, которые Лис старательно поливал из ведра.
   – Думаю, нам не стоит никому больше говорить о времени побега, – сообщил Лукас. – Остальным мы скажем, что бежим, только после того, как все будет готово. Один из наших приятелей, возможно, рассказал о наших планах Джону Пайку. Нам нельзя рисковать.
   Лис ухмыльнулся.
   – Давай расправимся с негодяем, – предложил он.
   – Нет, если мы убьем кузнеца, то осложним свое положение. Зачем?
   Лис на минуту задумался.
   – Ты все еще сомневаешься в том, что нам не следует откладывать побег? – спросил он.
   – Признаться, да.
   – Но ведь у нас нет другого выхода. Если мы не начнем немедленно осуществлять свои планы, власти найдут лодку.
   Лукас пожал плечами:
   – Ну и что? Мы раздобудем новую.
   – Но ее ведь не так просто найти!
   – Я думаю, что жизнь стоит больше, чем какая-то лодка.
   Лис сплюнул на землю.
   – Не всякая жизнь имеет большую ценность, приятель. Раньше Лукас согласился бы с ним. Но теперь… он думал иначе. Для него составляло счастье любоваться Джесмонд Корбетт, когда она смеялась, и замирать от нежности к ней, когда она касалась его щеки; он испытывал наслаждение, когда вдыхал исходивший от ее золотистых волос свежий аромат. Лукас понял, что в последнее время жизнь приобрела для него смысл и несомненную ценность.
   – Нам нужна лодка для того, чтобы добраться до одного из китобойных судов, ведущих неподалеку свой промысел, – объяснил Лукас. – Но теперь мы отправимся на юг. Боюсь, что мы просто заблудимся в необитаемой части острова. Кстати, мы могли бы бежать в горы, как делают многие глупцы, – верный путь, ведущий к гибели.
   Лис с яростью выплеснул остатки воды из ведра под розовый куст. В воздухе стоял запах влажной земли.
   – Да, горы – верная гибель, – подтвердил он, когда они снова направились к фонтану. – Там нас выследят с собаками и поймают. Бежать на лодке – более надежное дело.
   – Ненамного.
   Лис подставил ведро под струю воды.
   – Черт подери! Идея бежать сегодня ночью принадлежит тебе. Почему теперь ты отказываешься от нее?
   – Я изменил свое мнение, после того как обдумал все «за» и «против». – Лукас взглянул на террасу господского дома, где мелькнула чья-то тень.
   Лис проследил за его взглядом и увидел подошедшую к перилам Джесмонд Корбетт. Она посмотрела на них и тут же перевела взгляд на далекие горы, как будто слышала их разговор и знала об их планах.
   – А может быть, все дело в том, что ты не хочешь покидать усадьбу? – спросил Лис, кивнув в сторону террасы, на которой стояла девушка.
   – Какой смысл мне оставаться здесь?
   – Если ты останешься, у тебя будет по крайней мере возможность видеть ее хотя бы издалека.
   Лукас тяжело вздохнул, от сильного аромата роз у него кружилась голова.
   – Для меня это было бы мучительно, – признался он.
 
   Джесси пила чай с матерью в гостиной, когда до ее слуха донеслись возбужденные мужские голоса. Она тут же вскочила на ноги с сильно бьющимся сердцем, пролив чай на стол и чуть не опрокинув свой стул.
   – В чем дело, Джесмонд? – с негодованием спросила Беатрис, но девушка уже выбежала за дверь.
   Подхватив юбку, она миновала тенистый сад и оказалась на хозяйственном дворе. Закатное солнце ласкало ее непокрытую голову, дул теплый вечерний ветерок. Она увидела толпу рабочих, окруживших кузницу. По плотно утрамбованной земле двора бегали люди.
   Заметив помощника конюха, юного Чарли, Джесси схватила его за плечо. Мальчик вздрогнул от неожиданности и резко повернулся.
   – Что случилось? – спросила Джесси, тяжело дыша.
   – Кто-то расправился с негодяем кузнецом, – ответил мальчик. В его прищуренных, почти лишенных ресниц глазах горел мстительный огонек, веснушчатое лицо покрывала бледность.
   – Что?! А ну пропустите меня! – воскликнула Джесси и стала пробираться сквозь толпу.
   Но тут ее остановил подоспевший Уоррик.
   – Тебе не следует смотреть на убитого, Джесс, – предостерег он ее, сжав руку.
   Он увлек ее за собой, но Джесси все же успела бросить взгляд в кузницу и увидела лежавшего на полу, на груде подков, в неловкой позе человека с размозженной головой. Зрелище отвратительное.
   – О Боже… – Она закрыла рот рукой, почувствовав приступ тошноты. – Кто он?
   – Его звали Джон Пайк, – ответил Уоррик. – Сегодня сбежали шестеро каторжников. Кузнец, должно быть, пытался помешать им.
   И тут Джесси услышала набат колокола, подающего сигнал тревоги.
 
   Лукас стоял на полусгнившем настиле старой пристани, скрестив руки на груди, и, прищурившись, смотрел на заходящее солнце. Вечерело, сумерки постепенно сгущались. Темнота для беглецов и спасительна, и опасна. Они могли проскользнуть мимо Блэкхейвен-Бей только под ее покровом, в то же время она являлась врагом беглых каторжников, так как неопытные гребцы могли впотьмах напороться на рифы.
   Серый мерин, отгоняя мух, зашевелился, и скрип кожаного седла привлек внимание Лукаса. Он приехал сюда один, чтобы погрузить те немногие съестные припасы, которые удалось раздобыть беглецам, и спустить лодку на воду. Приятели Лукаса добирались сюда пешком, обходя дороги. По расчетам Лукаса, они должны скоро появиться здесь.
   Лукас подошел к мерину и потрепал его по теплой холке.
   – Все будет хорошо, приятель. Ступай себе с Богом, тебя скоро найдут и вернут в родное стойло.
   Но конь не хотел уходить. Он фыркал и торкался теплым носом в плечо Лукаса.
   Лукас взобрался на пригорок, расположенный в саду сожженной усадьбы Граймза, и посмотрел на вьющуюся среди зарослей кустарника тропу, по которой должны прийти его товарищи. Его терзали недобрые предчувствия. Тяжелая атмосфера усадьбы давила на него, и по спине Лукаса забегали мурашки. Он вдруг вспомнил девушку, которая когда-то жила в доме, и молодого каторжника, который любил ее и погиб из-за нее. Лукас вдохнул полной грудью пропитанный запахом водорослей и тины воздух и прислушался к шуршанию тростника. Трагедия в усадьбе не могла оставить его равнодушным, наполняя болью мужественное сердце Лукаса. «Хорошо, что я бежал, – говорил он себе. – Наши отношения с Джесси могли привести нас обоих к гибели». Какое будущее ждало их, если бы он остался в усадьбе Корбеттов? Страдания и смерть. И все же Лукас не мог отделаться от чувства, что совершил большую ошибку и что их попытка обречена на неудачу. Если бы все зависело только от него, он отказался бы от побега, доверившись внутреннему голосу, предупреждавшему его о смертельной опасности, которой он подвергается. Но его приятели настроились на побег решительно, и Лукас не мог подвести их, ведь им необходимы его сильные руки и знания морского дела. Лукас не мог бросить своих товарищей на произвол судьбы. Кроме того, если бы он отказался, то они сразу бы догадались о причинах его отказа.
   Повернувшись, Лукас зашагал к устью реки, где спрятана лодка, но внезапно его внимание привлек какой-то предмет, блеснувший в траве в последних лучах заходящего солнца. Наклонившись, Лукас поднял золотой медальон. Тот медальон, который искала Джесси. Чувствуя, как дрожат его пальцы, Лукас положил золотую вещицу в карман.
   Лукас снова спустился к пристани. С каждой минутой неприятное чувство, которое он испытал, усиливалось. Он с нетерпением ждал, когда же придут его товарищи, и они появились на вершине пригорка, все пятеро. Их торопливые шаги и тяжелое дыхание заставили Лукаса заволноваться. Глядя на их серые от усталости и тревоги лица, Лукас понял, что стряслась беда.
   Он схватил подошедшего к нему Лиса за руку и отвел подальше от остальных.