Проскурин Вадим Геннадьевич. Мифриловый крест

   - И многие обретают веру таким образом?
   - Только в нашем монастыре два-три послушника в год просят об испытании. Раз в три-четыре года кому-то везет.
   - А в процентах от общего количества это сколько?
   - Около одного.
   - А остальные убивают годы в молитвах?
   - Не убивают! Если ты будешь так думать, ты никогда не обретешь веру! Время, потраченное на молитву - это не потерянное время, в это время ты общаешься с богом. А если тебе наплевать на бога, считай, что ты тратишь это время на самосовершенствование. Но никогда не считай, что, молясь и медитируя, ты тратишь время зря.
   - Сколько лет тебе потребовалось, чтобы обрести веру?
   - Я… у меня все было не так.
   - Ты прошла испытание?
   - Вроде того. Если это можно считать испытанием. Понимаешь, Алексей, я вампир.
   - Что?
   - Я - вампир. Ты не знаешь, кто такие вампиры?
   - Знаю. Вампиры - живые мертвецы, днем они спят в гробах, а по ночам пьют кровь людей и животных. Но ты не спишь днем! Тебя не обжигает солнечный свет, и вообще, вампиры не могут жить в монастыре, они боятся всего священного!
   Зина радостно засмеялась.
   - Не все легенды говорят правду. Большинство ограничений, налагаемых на волшебных существ, носят чисто психологический характер. Дикие вампиры, действительно, боятся священников, но не потому, что такова природа вампиров, а потому, что дикий вампир уничтожается сразу же по обнаружении. Дикие вампиры слишком опасны.
   - А домашние?
   - Домашние? Оригинальное определение. Нет, домашние вампиры не опасны.
   - Ты не пьешь кровь?
   - Пью.
   - Часто?
   - Примерно раз в месяц.
   - Каждый месяц ты убиваешь человека?
   - Да.
   - В монастыре знают об этом?
   - Знают.
   - И… и что, они считают, что это нормально?
   - Да, это нормально. Мои способности важнее для церкви, чем жизни сотни смердов.
   - Ты убила сто человек?
   - Сто двадцать три, если быть точным. Ты напуган?
   - Мм… да, напуган. А почему у тебя клыки не растут?
   Зина раздвинула губы и мне показалось, что я смотрю отрывок из фильма ужасов. Ее зубы и десны начали распухать, они расширялись во все стороны и выдвигались вперед, клыки росли быстрее, чем другие зубы, и уже через полминуты во рту Зины красовался полный вампирский набор.
   - Ву хах? - прошепелявила она. - Вависся?
   - Лучше убери.
   Зина улыбнулась ужасной вампирской улыбкой и убрала клыки. Обратный процесс протекал гораздо быстрее и занял всего несколько секунд. Я с удивлением обнаружил, что стою около двери и вцепился рукой в дверную ручку, готовый бежать отсюда, не чуя ног под собой.
   - Не бойся, - сказала Зина уже нормальным голосом, - я не собираюсь пить твою кровь. Время очередного кормления приближается, но я вполне контролирую себя, тебе нечего бояться.
   - А что будет, если ты не убьешь человека, когда придет эээ… время кормления?
   - А что будет, если ты не будешь есть, когда почувствуешь голод?
   - Жажда крови у вампира - это действительно как голод?
   - Да.
   - И когда голод долго не утоляется, он становится нестерпимым?
   - Наверное. Я никогда не доводила себя до такого состояния.
   - Ты обязательно должна пить человеческую кровь?
   - Необязательно. Годится кровь любого животного, но человека хватает на месяц, а, скажем, свиньи - в лучшем случае на неделю.
   - А коровы?
   - Дня на три.
   - Но в корове гораздо больше крови!
   - Количество крови не имеет значения. Имеет значение количество жизненной силы, которая передается от жертвы к вампиру. Кровь - только символ, я никогда не выпиваю больше пары глотков, этого вполне достаточно.
   - Но потеря такого количества крови не опасна для жертвы.
   - Жертвы вампиров умирают не от потери крови, а от потери жизненной энергии.
   - Мда… значит, солнечного света ты не боишься.
   - Не боюсь.
   - Крестов, молитв, святой воды - тоже. А как насчет чеснока?
   - Терпеть не могу. От простуды он помогает, а просто так есть - ненавижу.
   - Разве вампиры простужаются?
   - Простужаются.
   - Но вы же мертвецы, только живые!
   - Кто тебе сказал такую глупость?
   - Значит, это не так? А вы бессмертны?
   - Бессмертие невозможно. Любой святой потенциально бессмертен, но рано или поздно наступает момент, когда приходит пора положить конец земной жизни. Думаешь, почему Христос так быстро окончил земной путь?
   - Ему надоело?
   - Можно и так сказать. По-моему, он понял, что выбрал неверный путь, и что переигрывать уже поздно. И тогда он быстро свернул свою деятельность, устроив по ходу дела эффектное представление.
   - Подожди. Бог с ним, с Христом…
   Зина хихикнула, и я тоже хихикнул, поняв, какой получился каламбур.
   - Значит, вы, вампиры, - продолжал я, - по сути, обычные священники. Только за обладание святым словом вы платите не годами молитв, а тем, что вы вынуждены раз в месяц пить кровь.
   - В первое время кровь приходится пить чаще.
   - Неважно. В остальном вампиры - это обычные люди. Кстати, ты можешь превращаться в летучую мышь?
   - Только в крайних случаях, это очень болезненно.
   - А командовать крысами?
   - Это совсем простое заклинание, ему может обучиться любой священник. Ты совершенно прав, Алексей, вампиры - обычные священники, только мы по-другому платим за божье слово. В остальном мы обычные люди.
   - А сексом вы занимаетесь?
   - Да.
   - А забеременеть ты можешь?
   - В принципе, могу, хотя это не рекомендуется. Когда мама пьет кровь, нерожденный ребенок получает передозировку жизненной силы и это плохо сказывается на его развитии. Ничего смертельно опасного, но высока вероятность выкидыша, беременность должна протекать под наблюдением целителя, роды, скорее всего, будут преждевременными, у ребенка могут быть отклонения в развитии, ему тоже нужны священники-целители. Короче говоря, если вампирша будет ответственно подходить к беременности, она сможет родить здорового ребенка, а если пустить беременность на самотек, то, скорее всего, ребенок либо умрет, либо будет больным. Или мать умрет при родах. Но ты не волнуйся, это касается только женщин. Мужчины-вампиры половую функцию полностью сохраняют. У них появляются некоторые особенности, на второй день после кормления возрастает половое влечение, могут быть даже приступы приапизма, рекомендуется пить бром… но это все мелочи. Мужчина-вампир может удовлетворить женщину и зачать здорового ребенка.
   - Ребенок вампира становится вампиром?
   - Ребенок вампира рождается обычным человеком, он может стать вампиром только на общих основаниях.
   - А как вообще становятся вампирами?
   - Очень просто. Достаточно выпить кровь вампира.
   - И все?
   - И все.
   Зина тяжело вздохнула и стянула с себя свитер, оставшись в простеньком хлопковом лифчике.
   - Давай, кусай, - сказала она.
   - Как?
   - Ты что, сказок в детстве не слушал? Вот сюда, - она указала на яремную вену, - или в локоть, но это больнее.
   - Но… с чего ты взяла, что я хочу стать вампиром?
   - Эту мысль прочитал бы любой священник с двухлетним стажем. Давай, кусай, пока не передумала.
   Я наклонился к Зине, она пахла чистым женским телом, в ее запахе не ощущалось ничего из того, что так любят описывать писатели, работающие в жанре ужасов. Ни сладковатого смердящего аромата, какой доносится с поля недавнего боя, устеленного свежими трупами, ни затхлого ощущения древности, какое создает пожелтевшая газета полувековой давности, с которой осыпается бумажная пыль, никакого чувства или предчувствия разложения, гниения, приближающейся или прошедшей смерти. Это нормальная живая женщина, не слишком привлекательная, но не из-за своей жутковатой природы, а просто потому, что при зачатии бог ей выдал не самое лучшее тело. Невозможно поверить, что она вампир! Неожиданно я почувствовал, как во мне просыпается желание.
   - Сколько тебе лет? - спросил я неожиданно хриплым голосом.
   - Сорок пять. Не отвлекайся.
   Я прикоснулся губами к шее Зины в том месте, где под кожей еле заметно просматривалась голубоватая ниточка вены. Губы непроизвольно дрогнули и получилось, что я ее поцеловал.
   - Успеешь еще, - хихикнула Зина, - кусай давай.
   - Но… это же больно!
   - Ничего страшного, мы, вампиры, терпеливые.
   Я сжал шею зубами, вена напряглась и запульсировала. Я сдавил челюсти, Зина застонала, я сжал челюсти еще сильнее, но кожа не прокусывалась.
   - Подвигай зубами туда-сюда, - простонала Зина. - Давай быстрее, больно же!
   - Я не смогу, - сказал я, разжав челюсти. - Может, лучше как-нибудь ножом или, там, бритвой?
   - Ты должен прокусить вену собственными зубами, это имеет ритуальное значение. Давай, действуй!
   Я снова склонился над вампиршей и укусил ее в то же место. Сжав зубы настолько, насколько мог, я двигал нижней челюстью вперед и назад, но вена упорно не желала прокусываться. Хорошо вампирам, у них клыки есть. Зина начала судорожно подергиваться, ее руки скребли по подлокотникам кресла, ей было очень больно, я хотел прекратить это, я начал мотать головой, как это делает тигр, терзающий добычу, и мои попытки, наконец, увенчались успехом. Теплая соленая кровь полилась мне в рот тонкой струйкой, она не хлынула, она еле-еле сочилась, и прошло не менее десяти секунд, прежде чем я сделал первый глоток.
   Это похоже на подогретый томатный сок, только на вкус еще более противно. Я глотнул еще раз, вторая порция крови заструилась по пищеводу, но я все еще не чувствовал ничего особенного.
   - Еще один глоток и хватит, - сказала Зина.
   Я сделал третий глоток и отстранился. Зина ласково взглянула мне в глаза и сочно поцеловала в окровавленные губы. Из маленькой ранки на ее шее сочилась кровь, она стекала тонкой струйкой на грудь и уже запачкала лифчик. Зина скосила взгляд вниз, всплеснула руками, сосредоточилась, что-то пошептала и кровотечение прекратилось. Она сняла лифчик, совершенно не стесняясь меня, и оказалось, что ее грудь хоть и маленькая, размер А, не больше, но очень аккуратная, и вообще, Зина совсем не выглядит плоской.
   - Как себя чувствуешь? - спросила Зина.
   - Нормально. Ничего особенного. Я должен был почувствовать что-то необычное?
   - Перерождение занимает от шести часов до двух недель в зависимости от индивидуальных особенностей организма. Подожди, я умоюсь.
   Зина удалилась в совмещенный санузел, там зашумела вода, а потом она вернулась и в ее взгляде горело желание.
   - Это традиция, - сказала она.
   Я не сопротивлялся.
 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВАМПИР НА СЛУЖБЕ ЦЕРКВИ

1.

   На утреннем совещании в кабинете владыки отец Константин официально заявил о своей неспособности разобраться в тайнах креста. Владыка немного повозмущался, но больше для проформы, похоже, что он и сам не верил, что у Константина что-то получится. В общем, в лабораторию на следующее утро я не пошел, а вернулся обратно в келью, но не один, а с Агафоном, который аж приплясывал от радости, что великий научный труд по описанию параллельного мира снова продолжается. Мы работали до позднего вечера, прервавшись только на обед, и составили довольно подробное описание того, как устроена православная церковь в моем родном мире. Дело сильно осложнилось тем, что я сам не знаю многих вещей, поскольку до перехода в этот мир церковными делами вообще не интересовался. Тем не менее, Агафон говорит, что это ценнейший материал даже в таком виде, в каком он есть.
   Около восьми часов вечера Агафон собрал бумаги и ушел, Татьяна куда-то умотала еще раньше, и я наконец-то остался один.
   Как дела? обратился я к кресту.
   Тебя что-то гнетет.
   Да. Я даже знаю, что именно.
   Ты никак не можешь решить, стоит ли тебе становиться вампиром.
   Как это не могу решить? Я все решил, когда решился укусить Зину.
   Пока еще не поздно все переиграть.
   Как это? Подожди… так это ты тормозишь мое перерождение?
   Я приостановил его.
   Зачем?
   Перерождение необратимо. Такие поступки нельзя совершать, не будучи уверенным в своей правоте.
   Если я не превращусь в вампира, я не обрету веру.
   Ты можешь обрести веру через молитвы, как все нормальные люди.
   Это займет несколько лет.
   Да.
   У меня нет такого запаса времени. Пройдет всего несколько недель или даже дней, и тебя отнимут у меня, а без тебя я буду беззащитен.
   Ты не более беззащитен, чем любой другой человек.
   Любой другой человек не убил три десятка монахов. Любому другому человеку не грозит смертная казнь.
   Смертная казнь тебе не грозит, владыка простил тебя.
   Пока простил. А что будет дальше?
   Не знаю.
   Не мешай моему перерождению.
   Ты уверен?
   Абсолютно.
   Хорошо, не буду.
 

2.

   Примерно через полчаса вернулась Татьяна, мы сходили в столовую, поужинали, а потом отправились на танцы в монастырский клуб. В келью мы вернулись только около полуночи, и за все это время не произошло ничего необычного, если не считать того, что, выпив почти литр вина, я чувствовал себя мучительно трезвым.
   Татьяна думала, что я сразу же завалюсь спать, но она ошибалась, спать мы легли только часа через полтора.
   - Ну ты и силен, - только и сказала Татьяна по этому поводу.
 

3.

   Никакого похмелья утром после такой дозы - это сильно, ради этого стоит стать вампиром. Шутка.
   Все утро Агафон доставал меня вопросами по математике и физике. Вначале я пытался занять глухую оборону и отвечать "не знаю" на все вопросы, но Агафон упорно задавал все новые и новые вопросы, нисколько не смущаясь моему невежеству, и в конце концов я махнул рукой и даже начал припоминать отдельные куски школьных учебников.
   По математике Агафон знал гораздо больше меня и ему не удалось получить никакой новой информации в этой области. С физикой получилось куда более удачно. Теория относительности стала для Агафона настоящим откровением, несмотря даже на то, что я смог вспомнить одну-единственную формулу E=mc², да и ту запомнил не из учебников, а из рекламы одного невкусного пива. Эта формула привела Агафона в настоящий восторг, от возбуждения он даже забегал по комнате, размахивая руками и бессвязно бормоча что-то вроде:
   - Больше масса, меньше сила… ангел расширяется… зверь теряет плотность… источник энергии… - и прочий подобный бред.
   Но главным потрясением для Агафона стала атомная бомба. Когда он узнал, что существует оружие, способное за считанные минуты стереть с лица земли целый город, он сначала даже не поверил мне, он решил, что я над ним издеваюсь. Мы немного поругались по этому поводу, а потом он стал задавать множество каверзных вопросов, и чем больше я отвечал, тем сильнее мрачнел Агафон. Наконец, он сказал, что больше не сомневается в том, что я говорю правду, потому что придумать столько разнообразных и непротиворечивых деталей не в силах человеческого разума. Он сказал, что эта информация не просто очень ценная, а…
   - Перед прочтением съесть, - подсказал я.
   - Зачем? - не понял Агафон.
   - Это шутка такая. Говорят, что бывают такие секретные документы, что перед прочтением их нужно съесть.
   - Не понимаю. Зачем их съедать?
   - Да шутка это такая! У шпионов бывает, что нужно срочно избавиться от какого-то документа, сжечь не успеваешь, выкинуть некуда, просто порвать нельзя, потому что враги не поленятся и соберут кусочки. В таких случаях документы жуют.
   - Зачем жевать документ перед прочтением? А, понял! Такие документы пишут специальными чернилами, которые невидимы, пока бумагу не пожуешь, правильно?
   - Да ну тебя! - я махнул рукой. - Не понимаешь ты наших шуток.
   - Не понимаю, - согласился Агафон, - и это естественно. Ты тоже вряд ли станешь смеяться над сказкой о том, как грифон захотел стать казачьей лошадью.
   Мы обсудили вопрос о труднопонимаемости юмора одной культуры представителями другой культуры, а потом Агафон вспомнил о каком-то срочном деле, резко засобирался и ушел, очевидно, на доклад к владыке. Должно быть, будет забавно, когда они начнут делать атомную бомбу с помощью молитвы. Нет, ребята, молитва - вещь хорошая, но обычная техника тоже кое на что годится.
   А потом я почувствовал голод.
 

4.

   Я медленно брел по заснеженной Москве, утопая в сугробах почти что по колено. Жалко, что здесь не принято очищать улицы от снега.
   Вампирский голод - странное чувство, больше всего оно похоже на состояние, которое испытываешь, когда хочется курить, а сигареты кончились. Только никотиновый голод бесследно уходит всего за несколько дней вынужденного воздержания, а в отношении вампирского голода я не уверен, что дело обстоит так же просто. Как бы не получилось, что мне предстоит ломка, сравнимая с героиновой. Нет уж, лучше утолить голод пораньше, до того, как он начнет причинять по-настоящему серьезные страдания.
   Я сформировал клыки и тут же убрал их. Моей первой жертве не придется так же мучиться, как пришлось Зине, теперь я легко могу прокусить вену с первого раза. С определенной точки зрения, можно даже сказать, что я сделаю благое дело, оборвав никчемную жизнь какого-нибудь нищего. Одним бомжом больше, одним меньше, кто заметит разницу? Вот только как найти бомжа в фешенебельном районе Москвы? Никак. Значит, надо переться до предместья, а по такому снегу путь займет не меньше часа. Если бы я мог летать…
   Меня спасла проститутка, совсем молодая девчонка, не старше семнадцати лет, но уже изрядно потасканная, профессионально развязная и чудовищно размалеванная по местной моде. Она предложила свои услуги, я согласился, даже не торгуясь о цене, она повела меня лабиринтом переулков и проходных дворов, и одна из подворотен на этом пути показалась мне вполне подходящей.
   - Подожди, - сказал я, тронув ее за плечо.
   Девушка остановилась и обернулась, вопросительно глядя на меня. Я развернул ее лицом к себе, и нежно, но твердо взял за плечи.
   - Я ничего не имею против тебя, - сказал я, - ты ни в чем не виновата, я не хотел делать это именно с тобой. Это твоя судьба подтолкнула тебя обратиться ко мне и это моя судьба заставила меня сделать выбор. Не бойся, это не займет много времени.
   Я сформировал клыки, девчонка завизжала и пнула меня в колено. Оказывается, ее изящный сапожок скрывает вшитую в носок нехилую металлическую пластину, нелишняя предосторожность для ее профессии. Колено взорвалось болью, внутри него что-то хрустнуло, девица вырвалась из моих объятий и побежала, не разбирая дороги и вопя во всю глотку:
   - Упырь! Люди добрые, помогите, упырь!
   В моей груди словно что-то взорвалось, в одно мгновение я понял, что мои силы гораздо больше, чем казалось раньше. Движение девчонки замедлилось, но не потому, что она стала бежать медленнее, а потому, что я стал жить и чувствовать гораздо быстрее. В доли секунды я ликвидировал трещину в мениске, рассосал ушиб и бросился в погоню. Погоня была короткой, со стороны, наверное, я выглядел как расплывчатая тень.
   Девушка заметила меня только тогда, когда я догнал ее, сделал подсечку, повалил в сугроб и рухнул сверху. Она пыталась извернуться и ударить меня, сначала кованым сапожком, а потом тонким аккуратным стилетом, который вытащила из-за голенища. Обе попытки были обречены на неудачу, мы с ней движемся в совершенно разных скоростных режимах, я блокировал ее жалкие попытки еще до того, как она успевала направить удар. Борьба заняла не более двух секунд, а затем я сорвал с нее шарфик и мои клыки впились в тонкую и нежную, почти детскую шейку, резко контрастирующую с увядшей кожей лица, непоправимо испорченной некачественной косметикой.
   - Будь ты проклят, - выдохнула она.
   - Обязательно буду, - согласился я, - я уже проклят. Только знаешь, чем проклятие отличается от благословения? Точкой зрения. И больше ничем.
   Я произнес эти слова, уже выпив четыре глотка свежей крови, терпкой и соленой, теплой и мягкой, крови, которая влилась в мое горло восхитительным водопадом и утолила жажду, терзавшую с самого утра. Восхитительное ощущение. И это ничего, что девчонка не слышала моих последних слов, какая мне теперь разница?
   Я обернулся и обнаружил метрах в пяти от себя тощего и чумазого цыганенка лет восьми. Он пялился на меня, широко распахнув глаза, и одновременно сосал грязный палец. Я попытался вытереть рот, неразборчиво выругался, убрал клыки, вытер рот, улыбнулся цыганенку и пошел в его сторону. Нет, я не хотел убивать еще и его, просто он стоял рядом с входом в следующую подворотню.
   - Дяденька, - спросил цыганенок, когда я поравнялся с ним, - а вы правда упырь?
   - Правда, - ответил я, широко улыбнувшись. Когда выпьешь крови, жизнь становится прекрасной, хочется полюбить всех, вплоть до самого последнего бомжа или вот это цыганенка.
   - Вы руку порезали.
   Я посмотрел на свои руки и выругался еще раз. На правой кисти наблюдалась царапина, оставленная левым верхним клыком. В следующий раз надо не забыть убрать клыки перед тем, как вытирать рот.
   - Ничего страшного, - сказал я, - заживет.
   - Правда, что на упырях все заживает, как на собаках?
   - Неправда. На нас все заживает гораздо лучше. Только не называй меня упырем, я вампир.
   - Ой! Простите, дяденька, я забыл! Тетя Хафиза говорила, что упыря нельзя называть… ой! То есть вампира нельзя называть…
   - Я понял. Тетя Хафиза права, слово "упырь" звучит обидно. Это как если бы тебя назвали черножопым.
   - Простите, дяденька, я не хотел.
   - Верю. Слушай, а ты не боишься разговаривать с вампиром?
   - А чего вас бояться? Вы сытый и добрый. Когда уп… то есть, вампир, когда вампир сытый, он добрый, правильно?
   - Правильно. Ладно, парень, мне пора идти.
   - Да-да, вам пора, а то вас монахи могут поймать. А почему вы монахов не кусаете?
   - Укусить монаха не так просто, как может показаться.
   - Я так и думал. У монахов святое слово, которого вы боитесь. Жалко. Дяденька, а меня вампиром вы не сделаете?
   - Нет.
   - А если я вам буду девок поставлять для прокорма?
   - Да иди ты!
   Я повернулся спиной к гадскому ребенку и пошел прочь. В следующем переулке меня перехватил патруль городской стражи, усиленный двумя монахами в черных рясах. Они потребовали сообщить имя и род занятий, но когда я вытащил из-под дубленки мифриловый крест, вежливо извинились и побежали дальше.
   - Эй, служивые! - крикнул я вслед. - А что случилось-то?
   - Упыря ловим! - отозвался один из монахов.
   Он выжидательно уставился на меня, видимо, надеясь, что я захочу поучаствовать в охоте. Но я только кивнул и пошел дальше.
 

5.

   Новая кровь наполняет меня чем-то новым и неизведанным. "Дорога домой могла быть короче", подумал я, углубляясь в лабиринт переулков, и уже через минуту неведомо как оказался перед воротами монастыря. Я оглянулся назад и не увидел переулка, по которому только что шел. Ни хрена себе!
   Монахи-привратники даже не спросили, кто я такой, они смотрели на меня с таким искренним восхищением, с каким бойцы-первогодки смотрят на сержанта, на спор ломающего о собственную голову десять кирпичей подряд. Наверное, мое путешествие по короткому пути сопровождалось какими-то спецэффектами.
   Поднимаясь по лестнице, я обратил внимание, что дыхание не только не сбивается, но и не учащается, как будто я иду по ровной поверхности. Я ускорил движение и дыхание чуть-чуть участилось, выходит, я не стал неутомим, просто у меня теперь очень хорошая дыхалка. И сердце тоже хорошее, потому что пульс участился только совсем чуть-чуть.
   В келье меня ждал Агафон, он выглядел возбужденным и озабоченным.
   - Где вы бродите, брат Алексей? - воскликнул он, едва я открыл дверь. - Нельзя так пренебрежительно относиться к своим обязанностям! Я уже начал за вас беспокоиться.
   - Извините, - пробормотал я, - я просто вышел прогуляться.
   - В следующий раз будьте любезны предупреждать о длительных прогулках заранее. И вообще, если вам надоела Татьяна, лучше скажите владыке и он подберет другую женщину. А по притонам ходить не следует, святое слово не защищает от сифилиса.
   - С чего вы взяли, что я ходил по притонам? - удивился я.
   - Ауру похоти способен ощутить любой священник, прошедший базовый курс обучения. Вам придется привыкнуть, что в этих стенах ничего нельзя скрыть, многие молодые монахи испытывают от этого неудобства, но на самом деле в этом нет ничего позорного. Главное - понять, что никто не собирается вас контролировать или тем более воспитывать. Думаете, вы очень интересны окружающим? Зря думаете. Да хоть скотоложством занимайтесь, никто вам и слова не скажет, информация, которой вы владеете, гораздо ценнее, чем… гм… извините меня, мне не стоило все это говорить. Вы имеете право развлекаться так, как считаете нужным, главное, чтобы это не мешало работе. В следующий раз, пожалуйста, не заставляйте себя ждать.
   - Извините. А что за срочная работа? Разве мы еще не закончили на сегодня?
   - Разве я не сказал, что вернусь после доклада? Гм… кажется, не сказал. Извините. Я так разнервничался… эта ваша атомная бомба - такая потрясающая вещь… да, я был неправ. Приношу свои извинения за все, что наговорил. Я действительно не предупредил вас, да, теперь я помню это совершенно четко, вы ни в чем не виноваты, вся вина на мне. Извините.