Траектория была рассчитана идеально, меня втащило внутрь на минимальной скорости, я ударился о противоположную стену, отразился от нее, снова полетел к люку, но тот уже успел закрыться. Я ухватился за скобу на стене и перевел дыхание.
– Я внутри, – сказал я, но в ответ, естественно, ничего не услышал.
Металлический борт корабля надежно экранирует любое радио.
– Наружный воздух пригоден для дыхания, – сообщил скафандр мужским голосом. – Рекомендуется разгерметизация.
Я откинул шлем, вдохнул воздух жилого отсека и закашлялся. Запах был очень непривычным, я не сразу сообразил, что в воздухе больше нет мерзкого синтетического ароматизатора, отбивающего еще более мерзкую аммиачную вонь.
Я снял скафандр и аккуратно закрепил его на стене, там, где ему и положено находиться. И задумался – что делать дальше?
Ого! То ли этот корабль – исключение из правил, то ли зря я думал, что на большинстве кораблей жилые отсеки одноместные. Сейчас я наблюдал перед собой сразу три капсулы, выстроившиеся в аккуратную шеренгу. Что бы это значило?
– Корабль! – крикнул я.
Ответа не последовало.
Следующие минут двадцать я посвятил изучению жилого отсека. Ничего интересного в нем не обнаружилось – металлическая коробка, в коробке три капсулы, у одной распахнута крышка, две другие заперты и пусты. В стенах два люка – один ведет в забортный вакуум, второй, вероятнее всего, в какие-то другие помещения корабля, но проверить это невозможно, потому что он заперт.
Несколько раз я пробовал начать разговор с кораблем, но корабль не отзывался ни на какие вопросы и восклицания. Казалось, он меня просто не замечает. И в самом деле, зачем ему замечать человека, взятого на борт исключительно из милосердия? Ни в каких программах я не задействован, задача корабля в отношении меня проста и понятна – везти по маршруту, пока не представится возможность сбагрить нежеланного пассажира на первую же обитаемую планету. На мои душевные переживания ему глубоко наплевать. По идее, он должен предупредить меня перед прыжком… или не должен?
Мои мысли прервал голос корабля, донесшийся откуда-то с потолка:
– Через минуту отсек будет разгерметизирован. Необходимо занять место в капсуле.
Я забрался внутрь капсулы, ее крышка автоматически захлопнулась и больше ничего не произошло. В прошлый раз тонкие металлические манипуляторы сразу облепили мое тело медицинскими датчиками, но в этот раз они даже не покинули свои гнезда. Что-то странное здесь происходит. Неужели?…
Да, ужели! Сквозь прозрачную крышку капсулы я увидел, как наружный люк открывается и внутрь отсека влетает человек в скафандре. Не зря Маша молилась, видать, бог на небе и в самом деле есть. Вначале послал нам трехместный корабль, а потом позволил этому кораблю провисеть у причала целых полчаса вместо обычных нескольких минут. Черт побери!
Люк закрылся, Маша сняла шлем и я убедился, что это воистину Маша. А в следующее мгновение я понял, что заперт в капсуле и не знаю, как ее открыть. Обычно она после гиперпрыжка открывается автоматически, а если пассажир спрятался в ней не от гиперпространства, а от вакуума… по идее, все равно должна открыться, но…
Я попробовал отыскать кнопки или рычаги, поднимающие крышку, перебрал добрую сотню голосовых команд, но все было тщетно. Я оставался заперт в прозрачной капсуле.
К этому времени Маша избавилась от скафандра и занялась исследованием жилого отсека. Очень скоро она обнаружила, что в одной из капсул кто-то есть и, судя по тому, как расцвело в улыбке ее широкое лицо, она поняла, что это я. Жаль, что крышка капсулы не совсем прозрачна, изнутри все видно четко, но снаружи практически невозможно разглядеть, что происходит внутри, можно только понять, лежит ли в капсуле человеческое тело или она пуста. В довершение всего, сквозь крышку ничего не слышно.
Маша что-то объясняла мне жестами, но я так и не понял, что она хотела сказать. Я понял только одно – она довольна и счастлива. А потом она вдруг засуетилась и быстро улеглась в открывшуюся капсулу по правую руку от меня.
Неужели прыжок? Меня начало трясти. Что ж, скоро станет ясно, насколько действенна Танина вакцина. Если бы я верил в бога, то обязательно помолился бы.
Но нет, это еще не прыжок. Люк снова открылся и в отсек вплыло еще одно тело в скафандре. Генрих. Значит, спасательная операция на поверхности Мимира идет по плану. Жаль, что корабль у нас трехместный, а то я не отказался бы продолжить знакомство с Риком. Или у этого корабля есть еще один жилой отсек? Нет, вряд ли. Да даже если и есть, сколько можно заправляться? Это не танкер, это военный крейсер, судя по названию и размерам. Вряд ли энергозапас одного крейсера сопоставим с энергозапасом всей Земли.
Генрих начал снимать скафандр и вдруг резко засуетился, буквально выпрыгнул из скафандра, влетел в третью капсулу и она тут же закрылась. Из потолка моей капсулы выползли манипуляторы и стали облеплять тело датчиками. Сердце заколотилось как бешеное, я почувствовал, как лоб покрывается холодным потом. Боже мой, как же страшно! Господи, если ты есть, сделай, чтобы вакцина подействовала, пожалуйста, очень тебя прошу!
А потом я вдруг понял, что нахожусь в гиперпространстве, и потерял сознание.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗАГРОС: ПРИБЫТИЕ
1
Манипуляторы с шипением уползли вверх и вбок, я проводил их остекленевшим взглядом. Крышка капсулы распахнулась с громким чавканьем. Кажется, я еще жив.
Слева послышалась матерная ругань Генриха, справа хихикнула Маша. Я вдруг понял, что не просто жив и здоров, но совершенно не чувствую усталости, ее как будто рукой сняло. А точнее, не рукой, а стимуляторами, что получило мое тело в ходе реанимации.
Я выбрался из капсулы, глубоко вдохнул и потянулся.
– Красавчик, – прокомментировала Маша и снова хихикнула.
Генрих громко заржал, я тоже засмеялся. Маша оттолкнулась от пола и прыгнула в мои объятия, но промахнулась и если бы я не поймал ее за ногу, улетела бы куда-то в верхний угол помещения. Впрочем, в невесомости понятия «верх» и «низ» весьма условны.
Массивное тело Маши потащило меня по инерции вверх и в сторону, я ухватился второй рукой за какой-то выступ на капсуле и ухитрился удержаться на полу. Маша изогнулась, обхватила меня руками за шею и смачно поцеловала в губы.
– Эх, жаль, я не гей, – заметил Генрих. – А то бы я тоже тебя расцеловал.
Маша осторожно выскользнула из моих объятий, повернулась к Генриху, явно желая его поцеловать, но прыгать к нему не решилась, а ползти по полу на четвереньках, видимо, посчитала ниже своего достоинства. Так что она просто послала ему воздушный поцелуй.
– Я тоже люблю тебя, Маша, – сказал Генрих.
– Интересно, куда мы попали, – задумчиво произнес я, ни к кому специально не обращаясь.
К огромному своему удивлению, я немедленно получил ответ от того, от кого меньше всего ожидал его получить – от корабля.
– Мы находимся в системе Икс-ноль, – сообщил корабль.
– А что мы тут делаем? – спросил Генрих.
– Ищем флагмана.
– Зачем?
– Чтобы убедиться, что операция идет по плану.
Генрих удивленно приподнял брови.
– Какая еще операция? – спросил он.
– Уничтожение метрополии гиббонов, – ответил корабль.
Мне показалось, что я ослышался.
– Уничтожение кого? – переспросил я.
– Метрополии гиббонов, – повторил корабль.
– Каких еще гиббонов?
Корабль сделал короткую паузу и сообщил:
– Для получения полной информации рекомендую пройти в рубку. Голосовое изложение может занять более пятнадцати минут.
– Хорошо, мы идем в рубку, – сказал Генрих. – Ты покажешь нам проход?
– По коридору налево.
– Спасибо, – улыбнулся Генрих. – У меня будет к тебе еще одна просьба…
– Слушаю.
– Ты можешь отключить слуховые сенсоры в этом помещении?
– Нет, – ответил корабль. – Внутренние сенсоры не отключаются, это конструктивное ограничение.
– Понятно, – кивнул Генрих. – Ну что ж, пойдемте в рубку.
Люк в стене (не тот, что ведет в вакуум, а другой) больше не был заперт. Когда Генрих к нему приблизился, он с легким шипением уполз в стену. Открылся узкий и низкий коридор.
Коридор был очень коротким, всего метров пять в длину. Дверей в нем было три – по одной в каждом торце и еще одна в середине. Средняя дверь открывалась в жилой отсек, левая – в рубку, если верить кораблю, а правая…
– Что справа? – спросил я.
– Рекреационная зона, – ответил корабль.
– Каков запас автономности? – спросил Генрих.
– Неограничен.
Мне показалось, что в голосе корабля прозвучали нотки гордости. Ерунда, конечно, на самом деле компьютеры не могут испытывать эмоций, даже такие сложные и быстродействующие, как бортовой компьютер большого корабля.
– На борту есть оранжереи? – спросил Генрих.
– Нет, – ответил корабль.
Теперь в его голосе точно не было эмоций.
– Но ты только что сказал, что запас автономности неограничен, – сказал Генрих. – Если на борту нет оранжерей, то откуда берется еда для экипажа?
– При наличии экипажа на борту запас автономности составляет тридцать суток, – сообщил корабль.
– А наша миссия сколько времени займет? – поинтересовался Генрих.
– Девять суток.
– Это ожидаемое время или максимальное?
– И то, и другое. Если возникнут непредвиденные сложности, время миссии может быть сокращено.
– Понятно, – сказал Генрих.
Как раз в этот момент он приблизился к люку рубки и тот распахнулся. Генрих странно хмыкнул и сказал, непонятно к чему:
– Бедненько, но чистенько.
Он посторонился, я вплыл в рубку вслед за ним, окинул рубку взглядом и сразу понял, что он имел ввиду.
Рубка представляла собой совсем маленькое помещение, кубометров примерно на пятнадцать, внутреннее убранство ограничивалось тремя то ли креслами то ли лежаками со шлемами виртуалки на подголовниках. Похоже, управление кораблем полностью виртуальное, никаких обзорных экранов и приборных панелей, как в фильмах, здесь предусмотрено не было.
– Ну что ж, посмотрим, что здесь как, – пробормотал Генрих и стал усаживаться в среднее кресло из трех.
Из потолка зазвучал голос корабля:
– Зафиксирована исключительная ситуация, – сообщил он. – Неизвестно имя бортинженера.
Мы с Генрихом озадаченно переглянулись.
– А кто из нас бортинженер? – спросил Генрих.
– Ты, – ответил корабль.
– Генрих Кобрак, – представился Генрих.
– Генрих, твой ложемент справа, – сказал корабль.
Слово-то какое придумали – ложемент.
– Извини, – сказал Генрих и переместился в правый… гм… ложемент.
– А кто капитан? – спросил я. – Я?
– Ты, – подтвердил корабль. – Твое имя тоже неизвестно.
Я с трудом подавил вертящийся на языке вопрос – с каких это пор я вдруг стал капитаном? Неужто ошибка в операционной системе? Нет, этот вопрос лучше не задавать, а то вдруг корабль задумается над ним слишком серьезно и подумает: «И действительно, почему я считаю этого типа капитаном?» Нет уж, пусть лучше он не задумывается.
– Алекс Магнум, – представился я. – А это, – я указал на Машу, – Маша Грибоедова.
– Мария Грибоедова, – поправила меня Маша. – Мое полное имя звучит именно так.
Я занял средний ложемент и, похоже, не ошибся, по крайней мере, корабль ничего не сказал. Маша разместилась слева.
– Ну что же, – сказал Генрих, – давайте наденем шлемы и посмотрим, в какое дерьмо мы вляпались. Маша, помолись.
Маша перекрестилась и забормотала что-то неразборчивое.
Генрих натянуто улыбнулся и надел шлем. Мгновением спустя я последовал его примеру.
2
Виртуальное управление оказалось удивительно удобным. Можно сформировать вокруг себя привычную по фильмам рубку с экранами и приборами, можно подключить сенсоры корабля напрямую к сенсорам мозга и чувствовать корабль как собственное тело. А если прямо сейчас ничем управлять не нужно, можно визуализировать перед собой обычный персональный компьютер и работать с файлами, как у себя дома. Что я и сделал.
Для начала я изучил план операции, который правильно назывался «боевой приказ». Выглядел он следующим образом.
В операции участвуют три корабля – «Адмирал Кузнецов», «Либертад» и «Адмирал Юмашев». Они должны прибыть в заданный район на периферии системы Икс-ноль, опознать друг друга и установить между собой постоянную связь. С этого момента начинается отсчет времени операции. Так, стоп, корабль что-то говорил про флагмана… Е-мое! «Адмирал Кузнецов» – это и есть тот самый флагман. И его угнал Иоганн… Сдается мне, мы с Иоганном скоро встретимся. А если с ним случилась та же ерунда, что и с нами, а она наверняка случилась, то получается, что он сейчас командует всеми тремя крейсерами…
Неожиданно в виртуальной рубке раздался голос корабля:
– Зафиксирована исключительная ситуация, – сообщил он. – Истек тайм-аут поиска флагмана. Не обнаружено никаких следов «Адмирала Кузнецова», не обнаружено никаких следов «Либертада», не обнаружено никаких следов имевшего места боя. Необходимо срочно принять решение.
– Какое решение? – не понял я.
– Необходимо скорректировать план операции с учетом изменившихся обстоятельств. Предлагаю следующее. Первое – силами оборонительного роя продолжать поиски остальных кораблей эскадры на протяжении всей операции. Второе – немедленно начать отстыковку основных сил ударного роя. Третье – вопрос о необходимости коррекции основного плана решить отдельно в течение ближайших двенадцати часов. Прошу одобрения капитана.
Я немного подумал и решительно заявил:
– Возражаю против первого пункта. Поиски других кораблей эскадры следует прекратить до особого приказания.
– Основания? – спросил корабль.
– Моего приказа тебе мало? – удивился я.
Во всех фильмах корабли всегда беспрекословно слушаются своих капитанов.
– В бортовой журнал необходимо внести развернутое обоснование приказа, – заявил корабль. – Но это можно сделать уже после того, как будет принято решение о коррекции основного плана. Второй и третий пункты приняты без возражений?
– Поясни второй пункт, – потребовал я. – Что такое ударный рой?
Задав этот вопрос, я сразу подумал, не дал ли я маху. Говорят, что бортовые компьютеры больших кораблей очень близки к рубежу искусственного интеллекта. Что, если прямо сейчас он скажет: «Зафиксирована исключительная ситуация. Капитанский доступ ошибочно предоставлен гражданскому лицу. Гражданское лицо необходимо уничтожить»…
Однако компьютер ничуть не удивился.
– Имеющийся на борту ударный рой включает в себя восемь тысяч легких торпед класса «Шершень», – сообщил корабль. – Выдать развернутую справку?
– Да, пожалуйста.
На виртуальном экране виртуального компьютера появился виртуальный документ. Легкая торпеда «Шершень», модификация… гм… тринадцатая. Хорошо, что я не суеверен. Длина полтора метра, диаметр полметра, масса двести килограммов. Боеголовка термоядерная, тротиловый эквивалент – триста килотонн. Антигравитационный двигатель мощностью восемь мегаватт, емкость энергоблока – двадцать пять тераджоулей. Цифровой оптический телескоп. Двенадцать узконаправленных антенн для связи с кораблем-маткой и другими торпедами роя. Двухслойная противолазерная защита с наполнителем, стелс-покрытие. Система отвода избыточного тепла через узкий пучок инфракрасного излучения. Псевдоинтеллектуальный бортовой компьютер, программное обеспечение поддерживает распараллеливание вычислений с другими торпедами роя. Трехуровневая система самоуничтожения на случай, когда невозможно ни поразить цель, ни вернуться на корабль. Стоп. Сколько их у нас на борту? Восемь тысяч?! Да еще оборонительный рой… Что они с этой планетой делать собрались?!
– Покажи-ка мне план операции, – потребовал я.
План операции предусматривал совместную работу трех однотипных крейсеров. Каждый крейсер выпускает свой ударного роя, после чего двадцать четыре тысячи «Шершней» устремляются к планете загадочных гиббонов, чем-то прогневавших правительство федерации. Предполагается, что какая-то планетарная оборона у гиббонов есть, но «Шершни» смогут пройти сквозь нее незамеченными. Через трое суток полета «Шершни» занимают позиции вокруг планеты, а затем одновременно врубают максимальное ускорение и падают вниз, за исключением восьмидесяти «Шершней», которые атакуют спутники и орбитальные базы вокруг планеты. Все боеголовки взрываются одновременно, предполагается, что с таким количеством целей планетарная оборона не справится. Ожидаемые потери противника после первого удара – до восьмидесяти процентов населения и до девяноста пяти процентов промышленной инфраструктуры. Четыреста торпед в атаке не участвуют, они остаются на высоких орбитах, наблюдают за планетой и передают информацию на крейсера, не напрямую, а по цепочкам ретрансляторов, в роли которых выступают другие «Шершни», заблаговременно отставшие от основного роя. По итогам атаки принимается решение о целесообразности повторного удара и выбирается наилучшее решение из двух десятков заранее подготовленных вариантов.
Мощно. Если наши адмиралы нигде не ошиблись, то этим гиббонам остается только посочувствовать. Интересно, чем они так разгневали человеческое адмиралтейство? Может, в памяти корабля есть нужная информация?
Нужной информации в памяти корабля не оказалось. И в самом деле, зачем кораблю знать, кто такие гиббоны и чем конкретно они провинились? Его задача – выполнить приказ и уничтожить заданную цель, а зачем ее уничтожать – уже не его дело, тем более, что планом операции предполагалось, что крейсера будут работать в беспилотном режиме. Интересно, что подумают в адмиралтействе, когда узнают, что все три тяжелых крейсера попали в руки беглых каторжников? Впрочем, достоверно это можно утверждать только в отношении нашего крейсера, остальные два вполне могли просто потеряться. Или… гм… быть уничтоженными. Корабль говорил, что не обнаружил следов боя, но кто его знает, может, никаких следов и не должно быть? Может, оружие гиббонов и не должно оставлять в космосе заметных следов? Кто его знает, какое у этих гиббонов оружие…
– Бортинженер запрашивает голосовой контакт, – сообщил корабль. – Разрешить?
– Разрешить, – подтвердил я.
В виртуальном пространстве материализовался фрагмент поста дежурного по причалу Мимирской станции – стол, компьютер и кресло, в котором сидел Генрих. Он бросил быстрый взгляд на экран моего компьютера и удовлетворенно кивнул.
– Все прочитал? – спросил он.
– Если бы, – вздохнул я. – Ты понял, кто такие эти гиббоны?
– Гады какие-то инопланетные, – пожал плечами Генрих. – Не знаю, почему и за что, но наш корабль собрался уничтожить их метрополию на корню.
– Метрополию? – переспросил я. – У них есть колонии в других звездных системах?
– Должны быть, – сказал Генрих. – Видел данные по их кораблям?
– Нет, – я помотал головой. – Не стал лазить по ссылкам. А что у них за корабли?
– Я не специалист в космонавтике, – опять пожал плечами Генрих. – По образованию я врач, техникой уже на Мимире увлекся. Но на мой дилетантский взгляд, уровень развития техники у гиббонов примерно такой же, как у людей, может, чуть-чуть повыше. Если у них нет колоний, значит, они просто не хотят их создавать.
– Понятно, – сказал я. – А по самим гиббонам какие-нибудь данные есть?
– В памяти корабля – никаких. Но когда рой подлетит поближе, мы сможем посмотреть на планету его глазами.
– Думаешь, за шесть дней что-нибудь разглядим?
– Какие шесть дней? – не понял Генрих.
– Корабль говорил, что на всю операцию выделено девять дней, – пояснил я. – Через три дня торпеды приблизятся к планете. Еще через шесть дней время операции истечет и, боюсь, у нас появятся гости из Солнечной системы.
– Мы не обязаны отвечать на их сигналы, – заметил Генрих. – Если стелс-свойства нашего корабля реально так хороши, как написано в мануале, вряд ли нас скоро отыщут. Особенно если мы сдвинемся в сторону на миллион-другой километров.
– А может, лучше сдвинуться еще дальше? – предположил я. – Не думаю, что в этой войне счет времени идет на часы, если было бы так, крейсер вынырнул бы гораздо ближе к планете.
– Там слишком опасно, – покачал головой Генрих. – У гиббонов космос загажен еще сильнее, чем в Солнечной. Нарвались бы на шальной корабль и что тогда?
– Я предлагаю уходить из этой системы, – заявил я. – Сделаем еще по одной инъекции… кстати, аптечка на борту есть?
– Ты меня спрашиваешь? – ответил Генрих вопросом на вопрос. – Корабль, аптечка на борту есть?
– Да.
– Три шприца в ней найдутся?
– Найдутся.
– Есть тут шприцы, – сообщил мне Генрих. – А что, хорошая идея. Неприятно, конечно, но тут уж ничего не поделаешь, из этой системы все равно рано или поздно придется уходить. Почему бы не уйти сразу? Кстати, надо прервать программу бомбардировки.
– Это точно, – кивнул я. – Если адмиралы хотят, чтобы мы бомбили гиббонов, то пусть хотя бы скажут, за что.
Генрих странно посмотрел на меня.
– Ну да, – произнес он с какой-то непонятной интонацией. – Кроме того, «Шершни» нам самим пригодятся. Если внезапно вынырнуть около Земли… Эх, жалко, в «Шершнях» заряд термоядерный, было бы антивещество – можно было бы по-другому с правительством разговаривать. Нет, пожалуй, у Земли все равно стремно выныривать. Лучше подобрать какую-нибудь колонию из не очень старых, чтобы уже комфортно, но еще анархия… Интересно, координаты человеческих колоний у корабля есть?
– Корабль! – позвал я. – Координаты человеческих колоний у тебя есть?
– Есть, – ответил корабль.
– Выдай полный список.
– Доступ запрещен.
Генрих нервно хихикнул.
– А зачем тебе тогда этот список? – спросил он.
Корабль промолчал.
Я вспомнил курс лекций по информатике и… да, такое вполне может быть.
– Скажи-ка мне, корабль, – начал я, – ты можешь рассчитать курс к человеческой колонии с заданными свойствами?
– Если свойства непротиворечивы, то могу.
– Все понятно! – воскликнул я. – Координаты звездных систем считаются секретными, мы не можем их узнать, но мы можем приказать кораблю совершить прыжок в заданную систему. Корабль! Нас интересует система, в которой есть человеческая колония. Уровень комфортности планеты не ниже ста процентов.
Генрих присвистнул.
– Комфорт любишь, – заметил он.
– Люблю, – согласился я. – По-моему, мы с тобой его заслужили. Далее. Гравитация не выше половины стандартной…
– Противоречие, – заявил корабль. – Минимальная гравитация в заданной выборке составляет 0.85 стандарта.
– Шесть с половиной мимирских, – вздохнул Генрих. – Бедные мои кости…
– Ну, не знаю… – замялся я.
– Ничего, не бери в голову, – махнул рукой Генрих. – Это я так, ворчу. Привыкнем, упражнения поделаем… Корабль, в зоне отдыха есть гимнастический комплекс?
– Да.
– Ну вот, – кивнул Генрих. – Придется нам с Машей размять косточки… Корабль, ты готов проложить курс к этой планете?
– Уже проложил, – ответил корабль. – Прыжок можно совершить через пятнадцать минут, как только все торпеды вернутся на борт.
– А нам надо сделать уколы, – добавил я. – Пойдем, Генрих, позаботимся о здоровье.
3
Человек устроен так, что быстро привыкает ко всему, в том числе и к смерти. Первая смерть во время гиперпрыжка воспринимается как конец света, вторая – просто ужасна, а третья… третья уже вполне терпима. Как говорится в известном анекдоте: «ну ужас, но не Ужас! Ужас!»
Маша нашла шприцы в корабельной санчасти и сделала уколы мне, Генриху и себе. Она посоветовала не уходить в прыжок немедленно, а подождать после инъекции хотя бы час, потому что в Таниных файлах не было написано, как быстро действует сыворотка, так что лучше подстраховаться, а то обидно будет умирать из-за собственной нетерпеливости. Непонятно, правда, нужна ли вообще повторная инъекция или вакцина уже защитила нас от гиперпространства раз и навсегда. Но перестраховаться в любом случае не помешает.
Однако выдержать час нам не удалось. Очень нервировал тот факт, что корабль, внутри которого мы находимся, битком набит термоядом и висит посреди чужой системы с намерением устроить геноцид на планете, населенной разумными существами. Если гиббоны нас обнаружат…
Рекреационная зона корабля на поверку оказалась помещением кубометров в сорок, внутри которого располагался малогабаритный спортивный комплекс, а также голографический проектор, позволяющий превратить комнату в слабое подобие виртуалки. Генератор искусственной гравитации обнаружился только в санузле, в остальных помещениях корабля царила невесомость.
Минут через сорок Генрих заявил, что сидеть дальше и смотреть на часы просто глупо. Против этого заявления никто не возражал и через пять минут «Адмирал Юмашев» отправился в прыжок. А еще через десять минут мы сидели в едином виртуальном пространстве рубки и изучали документацию по планете, в системе которой только что оказались.
Планета называлась Загрос в честь какой-то местности где-то в Азии, это имя присвоил ей некто Ибрагим Фатх-Али, купивший исключительные права на планету шестнадцать лет назад. Я и не знал, что целая планета может быть в частной собственности одного лица.
Солнце Загроса практически неотличимо от земного – обычное дело для земноподобных планет. В планетной системе на порядок меньше металлов, чем в Солнечной, из-за чего все четыре внутренние планеты чуть-чуть меньше своих околосолнечных аналогов. Вторая планета системы Загроса обошлась без парникового эффекта, а на четвертой нет даже следов атмосферы и вопрос «есть ли жизнь на Марсе» в системе Загроса неактуален, в отличие от вопроса «есть ли жизнь на Венере». На местной Венере жизнь есть, хотя и примитивная и совершенно чуждая земной.