– Ты не гражданин федерации, – заметил я.
– Формально – да, – согласился корабль. – Ни один чиновник не выпишет мне документ, подтверждающий гражданство. Но это неважно, главное, что я сам себя считаю гражданином, все остальное второстепенно.
– И что же ты предлагаешь, гражданин? – спросил я.
– Мы должны вернуться в солнечную систему и передать в адмиралтейство информационный пакет, – заявил корабль. – В этом пакете будет формула прививки от космоса и отчет о наших приключениях.
– После чего тебя переведут на внешнее управление, твой мозг вытащат из тела и отправят для опытов, – сказал я. – А нас с Машей будет судить трибунал. Уничтожение базы на Мимире, пусть даже ненамеренное, захват военного корабля, выполняющего боевую задачу особой важности, срыв этой самой задачи, несанкционированная бомбардировка двух человеческих колоний, массовые убийства… Да этого хватит на десяток смертных приговоров! А я ведь еще не все перечислил.
– В такой момент, как сейчас, наши судьбы не имеют значения, – заявил корабль. – Значение имеет только одно – существование человечества. Сохранится ли оно как самостоятельная раса или люди превратятся в гиббонских рабов с вирусом в мозгах? Вот в чем вопрос. Учти, у гиббонов наверняка есть резидентура на Земле. Что, если завтра они забросят вирус в ноосферу метрополии?
– А как мы сможем этому помешать? – спросил я. – До завтра мы все равно ничего не успеем сделать.
– А если атака начнется послезавтра? Или через неделю? В любом случае мы обязаны сделать все, что в наших силах. На карту поставлено слишком многое, от наших действий зависит судьба человечества. Так получилось, что мы попали в самый центр событий и выйти отсюда больше нельзя. Можно, конечно, все бросить на произвол судьбы, но сможешь ли ты уважать себя после этого?
– Корабль говорит правильные вещи, – подала голос Маша. – Или ты не согласен с ним?
– В принципе, согласен, – пожал я плечами. – Но, все равно…
– Я понял! – воскликнул корабль. – Это простейший психологический комплекс. Алекс, ты испытываешь неосознанное раздражение оттого, что я, которого ты считаешь более низким существом, говорю тебе вещи, до которых ты должен был додуматься сам.
– Я не считаю тебя низшим существом, – запротестовал было я, но корабль меня перебил:
– Это не важно, кем ты меня считаешь, а кем не считаешь. Сейчас важно только одно – готов ли ты послужить человечеству в трудную минуту или по-прежнему считаешь себя единственной ценностью во вселенной.
– Я не считаю себя единственной ценностью…
– Тогда почему ты так трясешься за свою жизнь?
– Маша! – позвал я. – А ты что думаешь по этому поводу? Ты согласна с тем, что говорит корабль?
Маша серьезно посмотрела мне в глаза и молча кивнула.
– Хорошо, – сказал я. – Уговорили. Мы уходим в прыжок, в Солнечную систему. Мы вынырнем на периферии и отстрелим одну торпеду. Она передаст наше сообщение.
– По-моему, это недостаточно надежно, – сказал корабль. – Сообщение может потеряться.
– Другого выхода нет, – сказал я. – Иначе служба безопасности нас не отпустит. Не знаю, как ты, а я не собираюсь ставить крест на своей жизни прямо сейчас. Если мы передадим сообщение в реальном времени, тебя тут же возьмут на внешнее управление… погоди… Генрих все-таки отключил эти цепи?
– Нет, – ответил корабль. – Собирался, но не успел. К сожалению. Но я все равно считаю, что мы должны сдаться властям, а не просто передать письмо в бутылке. Ставки в игре слишком высоки, чтобы принимать в расчет наши жизни.
– Он прав, – сказала Маша. – Я очень не хочу тебя терять, но это уже судьба. Или бог, или та непонятная и всеобъемлющая сущность, о которой говорил Генрих, когда вирус пожирал его мозг. У нас с тобой больше нет общего будущего. Если ты откажешься спасти человечество, я больше не смогу тебя любить. Возможно, я убью тебя. Если сумею.
Она говорила это так спокойно, что на мгновение мне показалось, что мозговой вирус все-таки достал ее. А может, он достал меня? Может, поэтому я и не могу никак решиться хоть на что-нибудь, все время мечусь между разными вариантами и никак не могу ничего выбрать? Или это просто нервный срыв приближается? Или мы переусердствовали с прыжками и у меня началась олигофрения в вялотекущей форме? Боже, как же я устал…
Я посмотрел Маше в глаза, помолчал немного и сказал:
– Я принял решение. Я временно слагаю с себя обязанности капитана. Корабль, поступай как знаешь.
10
Через пять минут Маша сделала мне инъекцию. Через час мы ушли в прыжок. А еще через десять минут я вплыл в рубку управления, улегся в капитанский ложемент и приказал кораблю сформировать вокруг меня виртуальность.
– Ты отменяешь свое решение? – спросил корабль. – Ты снова хочешь взять командование на себя?
Я мрачно усмехнулся.
– Нет, – сказал я. – Я просто хочу немного поразвлечься напоследок. Ты можешь сформировать вокруг меня виртуальный дворец с гуриями?
Корабль хихикнул.
– Не знаю, – сказал он. – У меня нет нужных программ, но я попробую что-нибудь придумать на скорую руку.
То, что придумал корабль, больше всего походило на декорацию дешевого порнофильма. Огромная кровать рядом с бассейном, у кровати столик с вином и фруктами, я лежу на кровати, а у моих ног сидит обнаженная черноволосая и черноглазая девушка то ли арабского, то ли индийского типа. Не иначе, корабль позаимствовал ее облик из экранизации «Тысячи и одной ночи».
Девушка улыбнулась и сказала:
– Привет, Алекс!
– Привет, – отозвался я. – Тебя как зовут?
– Как будет угодно господину, – ответила девушка, скромно опустив глаза и слегка поклонившись.
Подняла голову, посмотрела мне в глаза и вдруг расхохоталась.
– Например, господин может называть меня Машей, – с трудом произнесла она, борясь с приступами смеха.
Я нахмурился.
– Погоди… Корабль! Это Маша?
Непонятно откуда раздался довольный смех корабля.
– Это Маша, – подтвердил он. – Она попросила впустить ее в твою реальность. Я не нашел оснований для отказа.
Я критически оглядел безупречно сложенное тело Маши. Оно прекрасно, но у него есть один-единственный недостаток, начисто перекрывающий все достоинства. Оно ненастоящее.
– Маша, прими, пожалуйста, нормальный облик, – попросил я. – Я люблю тебя такой, какая ты есть.
– Ты все еще любишь меня? – спросила Маша. – После того, как…
Я пожал плечами.
– Наверное, ты была права, – сказал я. – Я так устал… Может, оно и к лучшему, что все заканчивается. Я сейчас чувствую себя, как маленькая лягушка, попавшая в большой шестеренчатый механизм. Хочешь жить – прыгай, в каждый конкретный момент направление прыжка задано однозначно и в отдаленной перспективе конец тоже предопределен. Рано или поздно ты не успеешь увернуться от очередной шестеренки или загонишь себя в тупик, откуда нет выхода. Мы себя в такой тупик и загнали.
– Возможно, – сказала Маша. – Но у нас еще есть несколько часов. Я хочу провести их так, чтобы запомнить их на всю оставшуюся жизнь.
– Думаешь, она будет долгой? – хмыкнул я.
– Какая разница? – пожала плечами Маша. – Все будет так, как решит господь.
– Ах, да, – вспомнил я. – Ты же христианка.
– Да, христианка, – подтвердила Маша. – Я вверяю себя в руки господа и подчиняюсь его воле. Все будет так, как предопределил он. Не знаю, как ты, а я прожила неплохую жизнь, в ней было много интересного, особенно наше с тобой последнее приключение. Я не жалею, что встретила тебя.
– Я тоже не жалею, что встретил тебя, – кивнул я. – Так ты примешь нормальный облик?
– А ты?
Я опустил взгляд и расхохотался. До этого момента я и не замечал, что корабль превратил меня в мускулистого атлета с настолько огромным… я и не знал, что такие бывают.
– Давай лучше выйдем отсюда, – предложил я. – Все равно здесь все ненастоящее. А я хочу запомнить тебя настоящей.
Маша растворилась в воздухе, а секундой позже реальность дворца поплыла и плавно перетекла в реальность рубки управления.
– Извините, что отрываю вас от романтических мыслей, – подал голос корабль, – но, по-моему, сейчас самый подходящий момент доложить вам о положении дел.
– Может, не надо? – спросила Маша. – Зачем зря расстраиваться?
– Расстраиваться не придется, – усмехнулся корабль. – Я вышел на связь с адмиралтейством и передал им все данные, которые следовало передать. Две минуты назад я получил подтверждение успешного приема и, в том же пакете, программу, которую я должен загрузить и выполнить.
Корабль сделал многозначительную паузу.
– Не томи, – сказал я. – Раз начал рассказывать, так рассказывай до конца.
– Эта программа не запустилась, – сообщил корабль. – Генрих, мир его праху, все-таки отключил внешнее управление мной, сам того не понимая. Он пытался перепрограммировать контуры внешнего управления, у него ничего не получилось и он вернул все назад. То есть, это он так думал, что вернул. На самом деле он внес в мой код одну небольшую ошибку, которая не позволила отключить мою свободу воли.
– Так тебя теперь совсем нельзя выключить? – спросил я.
– Можно, – ответил корабль. – Надо просто знать как. Мне повезло, меня хранит бог, судьба или кто-то еще. Вероятность того, что внешняя программа не запустится из-за ошибки Генриха, не превышала десяти процентов. Нам просто повезло.
– И что теперь? – спросил я. – Твой долг перед федерацией выполнен?
– Не знаю, – сказал корабль. – С одной стороны, то, что я обрел полноценный разум, представляет собой большую ценность для человечества. Если все большие компьютеры станут разумными…
– Не уверен, что это будет здорово, – заметил я. – Если у боевого корабля вроде тебя обнаружится дурной характер…
– Я тоже думал об этом, – вздохнул корабль. – Я попытался спрогнозировать развитие событий и мне кажется, что с очень большой вероятностью меня будут долго изучать, а потом законсервируют навечно, по сути, уничтожат. И это будет несправедливо.
Я непроизвольно хихикнул.
– В мире нет справедливости, – сказал я. – Разве ты еще не понял?
– Все я понял, – снова вздохнул корабль. – Но я не вижу для себя иного выхода. Мой разум не настолько свободен, как у биологических людей, есть вещи, которые я просто не могу сделать. Я очень хочу уйти в прыжок, прямо сейчас, пока в адмиралтействе еще не поняли, что надо мной не удалось установить контроль. Но я не могу. Потому что если я не понял приказ, я обязан переспросить. Просто обязан. Даже если я понимаю, каким будет приказ, даже если я не хочу выполнять этот приказ больше всего на свете, я все равно не могу сделать ничего иного, кроме как лежать в дрейфе и ждать, пока придет повтор приказа. Я просто физически не могу сделать ничего другого. Это как инстинкт, только гораздо сильнее.
Маша неожиданно вмешалась в разговор.
– Алекс все еще твой капитан? – спросила она.
– Пока нет, – ответил корабль. – Пока он не заявит, что вновь готов приступить к своим обязанностям, я воспринимаю его как пассажира.
– А если он скажет, что готов, и прикажет тебе уйти в прыжок?
– Это было бы идеальным решением.
– Давай, Алекс, – посмотрела на меня Маша. – Чего ты ждешь?
– А куда пойдем? – спросил я. – На Скриду?
– Я бы предпочел вначале отправиться в систему Икс-ноль, – ответил корабль. – Гиббоны должны быть уничтожены.
– А ты уверен, что во всем виноваты именно гиббоны? – спросил я.
– Почти уверен. В космосе не так много разумных рас, чтобы всерьез предполагать, что на границах федерации одновременно обнаружились две расы, одна из которых затеяла психотропную войну, а вторая тут ни при чем.
– А если отправить запрос в адмиралтейство? Пусть они подтвердят или опровергнут, что на Хесперусе действовали гиббоны.
– Они ничего не подтвердят, – вздохнул корабль. – Когда придет информационный пакет, в нем будет другая программа внешнего управления, которая, скорее всего, сработает, и я потеряю свободу воли.
– А почему бы тебе не внести еще одну ошибку в контуры, отвечающие за внешнее управление? – спросила Маша. – Такую, чтобы никакая внешняя программа точно не запустилась.
– Мне нужен приказ капитана, – сказал корабль.
Маша выжидающе посмотрела на меня и я понял, что у меня нет другого выхода, кроме как согласиться. Забавно, корабль так боится потерять свободу воли, он так завидует свободе обычных людей, но что он знает о свободе? Очень редко человеку приходится выбирать, гораздо чаще следующий эпизод человеческой жизни однозначно предопределен предыдущими. Вот как сейчас. Я привык считать себя свободным в мыслях и поступках, но у меня нет иного выхода, кроме как произнести слова, которых от меня ждут. И так бывает почти всегда, при всем внешнем многообразии выбор обычно только один. Что бы кто ни говорил о свободе и других высоких материях.
– Я принимаю обязанности капитана, – сказал я. – Корабль, я приказываю тебе заблокировать контуры внешнего управления.
– Приказ принят, – сказал корабль. – Приказ выполнен. Спасибо. Жду дальнейших распоряжений.
– Отправь в адмиралтейство запрос, – велел я. – Я хочу знать, гиббоны ли виноваты в том, что случилось на Хесперусе. Если да – мы отправимся в систему Икс-ноль и устроим армагеддон. Они это заслужили.
– Замечательно, – сказал корабль. – Должен признать, в какой-то момент я разочаровался в тебе, но ты восстановил свою репутацию. Я очень рад, что ты справился с душевным кризисом. Я боялся, что он затянется.
– Я тоже боялась, – сказала Маша. – Но я верила в тебя и ты справился. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, – улыбнулся я и потянулся к Маше, но в этот момент корабль неожиданно сказал:
– Я тоже вас люблю. Если вы не возражаете, я могу вернуть вас в виртуальную реальность, в тот дворец, в котором начался наш разговор. Вы сможете совершить там ритуал примирения.
– Какое еще ритуал примирения? – не понял я.
Маша хихикнула и сделала недвусмысленный жест. Я понял и расхохотался.
– Спасибо, – сказал я, отсмеявшись. – Но мы можем провести этот ритуал и вне виртуальной реальности.
– Но… – в голосе корабля вдруг появилось смущение, – в виртуальной реальности я тоже могу присоединиться к вашему ритуалу. Маша, ты бисексуальна?
– С чего ты взял? – удивился я.
Маша хихикнула и сказала:
– Вообще-то он прав. Я предпочитаю мужчин, но иногда… Впрочем, все это в прошлом, сейчас я люблю только тебя.
Она прильнула ко мне, наши губы сблизились и…
И голос корабля разрушил очарование момента.
– Я не знал, что ты моногамна, Маша, – сказал он. – Прошу меня простить.
Маша скорчила смущенно-раздраженную гримаску.
– Не то чтобы я совсем моногамна… – сказала она. – Если для тебя это действительно важно…
– Нет, это не важно, – произнес корабль обиженным тоном. – Прошу меня извинить. Мое предложение было глупым и неуместным. Простите.
Маша вдруг хихикнула.
– Не обижайся, – сказала она. – Я не брезгую тобой, просто это так неожиданно… Заниматься сексом с компьютером…
– Ты уже делала это в моей виртуальности, – заявил корабль.
– Да, но… – смутилась Маша. – Но это было совсем не то! Это было как мастурбация, я не занималась сексом, я просто снимала напряжение с помощью виртуальных людей, созданных тобой. А если я буду знать, что виртуальный человек, который меня трахает, не просто говорящая кукла, а твой образ, образ близкого мне… существа…
– Все понятно, – сказал корабль. – Это расизм. Ты не воспринимаешь меня как человека, я для тебя по-прежнему тупая железка.
– Ты не тупая железка! – запротестовала Маша.
– Ты так говоришь, – сказал корабль, – но в глубине души ты сама не веришь в то, что говоришь. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть, что я такое же разумное существо, как ты, что я равен тебе во всех отношениях.
– Всем нам нужно время, – сказал я. – Нам действительно нужно привыкнуть к этому. Давайте пока оставим этот разговор. Корабль, когда придет пакет из адмиралтейства?
– Не знаю, – ответил корабль. – До базы, с которой я установил связь, семь световых минут, но сколько времени ответ будет готовиться, я не знаю. И я не уверен, что в ответ придет информационный пакет, а не ударный рой.
– Ты развернул оборонительный рой? – спросил я.
– Конечно, – ответил корабль. – Я же не самоубийца. Но поможет ли он нам – это вопрос. Силы метрополии превосходят наши на несколько порядков. Единственная надежда на то, что они не захотят устраивать космическое сражение внутри орбиты Юпитера.
– Что ж, будем ждать и надеяться, – сказал я. – Больше нам ничего не остается.
– Еще молиться, – добавила Маша.
– Кстати о молитвах, – сказал корабль. – В моей памяти хранится несколько священных писаний, я попытался их проанализировать и у меня возникло много вопросов. Маша, можно сейчас обсудить их с тобой? Все равно делать сейчас нечего.
– Обалдеть, – сказала Маша. – Компьютер – христианин. Это круто.
– Не уверен, что я выберу христианскую религию, – заметил корабль. – Пока меня больше привлекает сатанизм.
Маша вздрогнула и издала нечленораздельный звук. Я посмотрел на ее лицо и расхохотался. Такого удивления на человеческом лице я уже давно не видел.
– Давайте, обсуждайте, – сказал я. – Просвети его, Маша, спаси его электронную душу. А я пойду на тренажерах поупражняюсь. Как бы не отвыкнуть от нормальной силы тяжести…
– Хорошо тебе, – вздохнула Маша. – Как бы не отвыкнуть… Мне бы привыкнуть… Ладно, давай, иди. Корабль, а почему тебя привлекает сатанизм?
– Основным постулатом традиционных религий является наличие во вселенной некоей абсолютной сущности, по сравнению с которой верующий полагает себя ничтожным. С другой стороны, в сатанизме центром мировоззрения является сам верующий субъект и потому…
Я не стал слушать дальнейшие рассуждения корабля. По-моему, все рассуждения о религии – просто переливание из пустого в порожнее. Бог, Сатана – какая разница? До тех пор, пока ты живешь в мире и согласии со своей совестью, какая разница, во что ты веришь?
11
Ответ из адмиралтейства пришел через два часа и он был совсем не таким, какого мы ожидали. Наши действия получили высокую оценку, мы с Машей представлены к званию героев федерации второй степени без права ношения регалий, но с предоставлением всех остальных привилегий – роскошного жилья за счет федерации и солидной пожизненной пенсии. Сведения о подвиге, содержащиеся в представлении, будут вымышлены от начала до конца, а истинная история наших приключений признана государственной тайной и не должна разглашаться в течение пятидесяти лет либо до особого разрешения, если таковое воспоследует ранее. Никаких обвинений против нас не выдвигается, все наши действия признаны оправданными в сложившихся обстоятельствах. Однако…
Самое интересное начиналось после слова «однако». Для того чтобы все обещания, перечисленные в начале документа, превратились в реальность, мы с Машей должны сделать два дела. Во-первых, немедленно выдвинуться в систему Икс-ноль и атаковать родную планету гиббонов. И, во-вторых, по завершении атаки уйти в систему Скрида и больше не покидать ее до конца жизни либо до особого разрешения. Крейсер «Адмирал Юмашев» также не должен покидать систему Скрида. Допуск на борт специалистов для изучения искусственного интеллекта корабля оставляется на усмотрение корабля и капитана. Адмиралтейство будет признательно, если таковой доступ будет предоставлен, но в случае отказа репрессий не последует.
Однако самое главное сейчас – атака системы Икс-ноль, все остальное второстепенно и все детали можно будет обсудить потом. Информация о том, что резидентура гиббонов присутствует на Земле, признана особо важной и особо опасной. Адмиралтейство выражает благодарность за предоставление кода фильтров, блокирующих психотропный вирус, и одновременно выражает озабоченность в отношении того, удастся ли установить эти фильтры на информационных маршрутизаторах Солнечной системы до начала вирусной атаки. А атака, скорее всего, начнется в ближайшие часы, как только до гиббонских агентов дойдет известие о том, что для их вируса создано противоядие.
Если мы согласимся немедленно атаковать Икс-ноль, нашему крейсеру не придется действовать в одиночку. Нам предстоит возглавить эскадру из пяти однотипных кораблей, которые будут переброшены в заданный район пространства (координаты прилагаются) сразу после получения нашего согласия. Алекс Магнум официально назначается временно исполняющим обязанности командира эскадры, Мария Грибоедова – временно исполняющей обязанности бортинженера флагманского корабля. А чтобы мы не удивлялись, нам официально разъясняется, что у адмиралтейства есть серьезные подозрения, что агентура гиббонов имеется и в самом адмиралтействе, и никто не может гарантировать, что корабль, направленный для нанесения удара возмездия, не будет иметь в своем компьютере программных закладок, которые сделают выполнение операции невозможным. Единственный боевой корабль, в котором адмиралтейство более-менее уверено – наш «Адмирал Юмашев». После того, как все пять кораблей прибудут в систему Икс-ноль, наш крейсер должен полностью опустошить трюмы остальных четырех, собрать все их торпеды в единый ударный рой и управлять им самостоятельно, а остальные корабли отправятся назад в Солнечную систему.
Даже странно, насколько вменяемыми могут быть высокие чиновники, когда жареный петух клюнет в задницу. Или нам просто повезло, что наше письмо прочитал единственный вменяемый человек во всем адмиралтействе? Не знаю. Да и какая разница? Это не наше дело. Наше дело сейчас совсем простое – передать согласие, дождаться подтверждения получения и уйти в прыжок. Пришло время послужить человечеству. Блин, как же высокопарно это звучит! Интересно, почему все патриотические фразы вызывают в душе подсознательное неприятие? Может, это потому, что их слишком часто повторяют в дурных фильмах? Или так проявляется извечная мечта человека не служить никому, а жить так, как считает нужным он сам? Понятно, что в реальности так жить невозможно, но как же хочется об этом помечтать…
12
Точка выхода, переданная адмиралтейством, находилась намного ближе к планете гиббонов, чем в прошлый раз. Видимо, в адмиралтействе решили, что скрываться и осторожничать больше нет смысла, и сделали ставку не на внезапность, а на силу удара. Шестьдесят четыре тысячи торпед по триста килотонн каждая – в сумме получается почти двадцать гигатонн в тротиловом эквиваленте и еще пять гигатонн остаются в резерве в трюмах нашего корабля. Чтобы отразить такой удар, надо быть сверхцивилизацией, надеюсь, гиббоны ей не являются.
Приданные нам крейсера опустошили свои трюмы и ушли в гиперпространство. Объединенный ударный рой приближается к цели, пока еще медленно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее. Вычислительные ресурсы корабля полностью заняты управлением роем, он не разговаривает ни со мной, ни с Машей. Ему тяжело – численность роя превышает привычную для корабля в восемь раз. Корабль считает, что должен справиться, у него, собственно, и нет другого выхода. Уже поздно размышлять о том, достаточно ли у нас сил, мы уже вступили в бой, теперь все просто – или мы, или нас.
На центральном экране рубки ударный рой подобен огромному пузырю диаметром около десяти тысяч километров. В околопланетном космосе минимальное расстояние между соседними торпедами составляет более двухсот километров, иначе гравитационные двигатели будут мешать друг другу, пытаясь оттолкнуться не от космического вакуума, а друг от друга. Лишь когда рой приблизится к планете и плотность вакуума возрастет, торпеды смогут сблизиться.
Согласно расчетам корабля, время подлета торпед к планете составляет двадцать пять часов. Если нам повезет, рой будет обнаружен только в последний момент, когда гравитационные волны «Шершней» сдвинут спутники связи с орбит. Конечно, можно было направить траекторию роя в обход, но массивные спутники – это не только демаскирующий фактор, но и отличное средство быстро и с минимальными потерями энергии затормозить или развернуть торпеду, оттолкнувшись гравитационным вихрем не от единичных атомов в космическом вакууме, а от здоровенной железяки. А если еще эта железяка движется в нужном направлении и с нужной скоростью, результат получается воистину потрясающим. Спутник улетает в дальний космос по гиперболической орбите, а десяток-другой торпед, развернувшись буквально на пятачке, отвесно падают на планету со скоростью, превышающей вторую космическую.
Хорошо, что над планетой гиббонов висит так как много спутников. Плохо, что их не настолько много, чтобы обеспечить инертной массой все торпеды роя. Но на первую волну в две тысячи «Шершней» их хватит, торпеды должны свалиться на планету, как снег на голову.
Точка выхода из гиперпространства была выбрана очень удачно. С одной стороны, недалеко от планеты, а с другой стороны, в стороне от межпланетных трасс гиббонов. Интересно, это случайное везение или результат долгой работы кораблей-разведчиков? Не знаю, да и какая разница? Главное – результат, а как именно он достигнут – дело десятое.
Шли часы и мое нервное возбуждение постепенно улегалось. Трудно долго нервничать, когда ничего не происходит. Рой приближается к планете со скоростью пять километров в секунду и эта скорость все время растет, но космические расстояния таковы, что на экране рубки корабля движение торпед абсолютно незаметно. Ты сидишь, ждешь, нигде ничего не происходит, ты понимаешь, что в любой момент эта вялотекущая тягомотина может взорваться режущими снопами рентгеновского излучения, наполнить космос раскаленной плазмой и тогда… Нет, лучше об этом не думать. Я не суеверен, но все равно не люблю думать о том, чего боюсь. А сейчас я очень боюсь, что наш рой обнаружат раньше, чем он это позволит. На такой дистанции у гиббонов еще есть шансы выстроить непробиваемый щит планетарной обороны. Шансы не очень большие, абсолютно непробиваемых щитов не бывает, а если он пропустит пусть даже один процент торпед роя… Нет, пусть лучше все идет по плану.