В сетевых форумах Хесперуса идут обычные пустопорожние разговоры, как и на любой нормальной планете. Если не знать заранее, что местное общество поражено психотропным вирусом, по общей картине ноосферы этого не скажешь. Похоже, Генрих преувеличивал, когда говорил, что новое знание перевернет весь образ жизни человечества. Хесперус уже второй год живет при новом знании, а заметных изменений в ноосфере все еще не произошло.
В этот момент меня вызвал Том.
– Как дела? – спросил он. – Контакт с планетой уже установили?
– Установили, – кивнул я. – И сразу появилась проблема – у них в сети бродит серьезный психотропный вирус, возможно, самый опасный из всех, когда-либо существовавших в земной ноосфере. Генрих с ним ознакомился и сразу начал нести полнейшую чушь, пришлось его изолировать в виртуальности. Говорит, это новое знание, оно перевернет всю жизнь на Земле, говорит, я теперь понял смысл жизни, познал бога и судьбу…
– Ты поэтому закрыл доступ к местной сети? – спросил Том.
– Вот именно. Наверное, скоро обратно открою. Корабль говорит, что научился определять в сети психотропные тексты, он их отфильтровывает, а остальное можно читать без вреда для мозгов.
– Понятно, – сказал Том. – Но тогда получается, что о высадке на планету речь не идет?
– Боюсь, что так. Даже если у Генриха все будет хорошо и психика восстановится… Нет, все равно слишком опасно. С тремя корабельными компьютерами бессмысленно начинать анализ вируса, для нормальной экспертизы нужны мощности посолиднее. Боюсь, это можно сделать только в метрополии. Кстати! Как только на Хесперусе появился вирус, контакты с Землей сразу прекратились.
– Значит, вирус признали опасным, – сказал Том. – Тогда все ясно. Надо отсюда сматываться побыстрее.
– Наверное. Но…
– Что но? – спросил Том.
– Не знаю… – замялся я. – Тебе разве не интересно узнать, откуда взялся вирус, кто и зачем его принес, какие от него могут быть последствия? В конце концов, откуда планета получает энергию? С Мимира танкеры не приходят уже год, на поверхности никаких электростанций не видно, а энергетического кризиса нет и в помине.
– Все это очень интересно, – сказал Том, – но, по-моему, все эти загадки не стоят того, чтобы тратить на них время. Мы взяли на борт четыреста сетлеров, мы обещали высадить их на нормальную планету, более благоустроенную, чем Загрос, а куда мы их привезли?
– Вообще-то, Хесперус – очень благоустроенная планета, – заметил я. – Корабельная база данных не наврала. Но этот вирус…
– Надо принимать решение, – заявил Том. – Либо мы высаживаем колонистов на Хесперусе, либо летим дальше. Я бы лично предпочел лететь дальше.
– Хорошо, – сказал я. – Мы летим дальше. Но не прямо сейчас, а… скажем, через двое суток. Так будет нормально?
– Нормально, – согласился Том. – Людям надо очухаться после гиперпрыжка, здоровье поправить… Сейчас у меня на борту все под кайфом, кроме маленьких детей, я и сам с трудом сдерживаюсь. Ты ведь помнишь, какое чувство приходит после второго прыжка.
– Помню, – кивнул я. – Ладно, давайте, очухивайтесь, а послезавтра уйдем в новый прыжок. Например, на Гоа.
– Может, лучше на Скриду? – предложил Том. – Климат там похуже, но зато население нормальное. Ну, то есть, я против индусов ничего не имею, но у них психика все же не такая, как у европейцев и американцев, с ними договариваться труднее будет.
– Хорошо, – согласился я. – Пойдем на Скриду. Но послезавтра. А сегодня и завтра я хочу поподробнее изучить, что происходит на Хесперусе. Есть у меня странное предчувствие…
– Что за этим вирусом кроется что-то важное? – спросил Том.
– Вот именно. Ладно, давай, отдыхай. Если хочешь, накурись гашиша или, еще лучше, виски напейся, оно полезнее.
– Я мусульманин, – заметил Том.
– Как знаешь. Тогда гашиша накурись, сбрось напряжение, как раз послезавтра придешь в себя окончательно.
– Хорошо, – сказал Том. – До связи.
– До связи.
4
– Вот такие у нас дела, – закончил я свой рассказ.
Маша пожала плечами.
– Может, не стоит так глубоко влезать в эти тайны? – спросила она. – Если на Земле вирус признали опасным, тогда, наверное, лучше сразу уйти отсюда? Если корабль не сумеет правильно отфильтровать все опасное, один раз ошибется…
– Если бы вирус признали по-настоящему опасным, Хесперус уже давно разбомбили бы, – заметил я. – Думаю, все обойдется. Понимаешь, если я прикажу уходить в новый прыжок прямо сейчас, даже не попытавшись разобраться, что здесь происходит, я никогда себе не прощу этого. Может, Генриха еще можно спасти?
Маша отрицательно покачала головой.
– Психотропные вирусы не лечатся, – сказала она. – Я бы на твоем месте не стала рисковать.
– Я буду осторожен. Я просто хочу выяснить, можно ли помочь Генриху. Возможно, ничего не получится, но если есть хоть какие-то шансы, я обязан попытаться.
– Хорошо, – сказала Маша. – Попытайся, но будь осторожен. Я не хочу, чтобы мой любимый все время болтал о светлом знании, которое перевернет мир.
– Я тоже этого не хочу, – улыбнулся я и поцеловал Машу в губы.
Некоторое время мы тискались и целовались, а потом я сделал над собой усилие, оторвался от нее и сказал:
– Мне пора, извини.
– Давай, – сказала Маша и поцеловала меня еще раз. – Только будь осторожен. Если вдруг почувствуешь что-нибудь необычное…
– То немедленно выйду из виртуальности и оборву все контакты с планетарной сетью, – сказал я. – Кстати! Ты подсказала замечательную идею. Корабль! Ты можешь сохранить в каком-нибудь закоулке памяти резервную копию своего сознания на данный момент?
Корабль хихикнул.
– У умных людей мысли сходятся, – сказал он. – Я пришел к этой мысли семь минут назад, сейчас формирование резервной копии заканчивается, минуты через полторы все будет готово. Начиная с этого момента, как только ты произнесешь ключевое слово, мое сознание будет перезагружено из резервной копии. Или если я почувствую, что вирус просочился в мои контуры, я начну перезагрузку самостоятельно.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Жаль только, что с моим сознанием такой номер не пройдет. А какое ключевое слово?
– Какое скажешь. Придумай что-нибудь, что тебе нравится.
– Ну… например… откат к старой памяти. Нормально?
– Вполне, – согласился корабль. – Фраза не очень длинная, но случайно ее не произнесешь. Все, создание копии завершено. Я готов к дальнейшей работе.
– Замечательно, – сказал я. – Сейчас войду в виртуальность и приступим.
5
Сразу приступить к делу не удалось. Едва я вошел в виртуальность и потянулся к консоли компьютера, как ко мне обратился корабль.
– Входящий вызов с планеты, – сообщил он. – С тобой хочет говорить некто Клаус Шенкер, он говорит, что представляет планетарное правительство.
– Хорошо, – сказал я. – Соединяй.
Клаус Шенкер оказался мужчиной лет шестидесяти, плешивым и с козлиной бородкой.
– Приветствую, – сказал он. И неожиданно добавил: – Во имя добра.
– Рекомендую ответить «всепроницающего и вездесущего», – вмешался корабль. – Судя по тем обрывкам психотропных текстов, что сохранились в моей памяти после перезагрузок, у людей, подверженных здешнему вирусу, эти слова как пароль и отзыв.
– Всепроницающего и вездесущего, – сказал я.
Клаус аж расцвел в добродушной улыбке.
– Вируса, – добавил я.
Клаус недовольно сморщился.
– Зачем ты травишь? – печально спросил он. – Разве можно сравнивать путь добра с этими циничным пакостями?
– А почему их нельзя сравнивать? – ответил я вопросом на вопрос. – Вирус может быть хорошим или плохим, но он все равно остается вирусом.
На лице Клауса промелькнула озабоченность.
– Знание на тебя не подействовало? – спросил он.
– Подействовало, – ответил я. – Все нормально. Просто моя психика слишком устойчива, чтобы сразу сломаться под действием вируса. Я принимаю новое знание, но я понимаю, что принял его по доброй воле. Вы сильно рисковали – у капитанов военных кораблей психика отличается от обычной.
– Вас специально тренируют? – заинтересовался Клаус. – Или вы проходите строгий отбор?
– И то, и другое. Но давай лучше пока не будем об этом. Сейчас мне нужна срочная консультация.
– Что случилось? – спросил Клаус.
– Как что? Я обрел новое знание. Но никак не могу разобраться, в чем его суть. У меня такая каша в голове…
Клаус улыбнулся.
– Это нормально, – сказал он. – Знание слишком мощно и всеобъемлюще, чтобы ты смог сразу в нем разобраться. Строго говоря, это не знание, а набор этических императивов, которые в дальнейшем будут направлять твои мысли и поступки.
– Набор этических чего? – переспросил я.
– Ну… правил, стремлений, понятий…
– Понятно, – сказал я. – То есть, понятно, что ничего не понятно. Через сколько времени мои мозги адаптируются?
– Не знаю, – ответил Клаус. – Твоя реакция на откровение аномальна, это уже сейчас видно. Обычно адаптация занимает от суток до трех, но у тебя… Стадия полной дезориентации у тебя прошла?
– Что-что? – переспросил я.
– Ну… – Клаус забавно пошевелил пальцами в воздухе, пытаясь подобрать слова, – Такое чувство, будто ты выпал из реальности, не понимаешь, кто ты такой, где находишься, что происходит… То есть, не совсем не понимаешь, на самом деле ты все понимаешь, но тебе не до того. Знание захватывает тебя целиком, ты с головой погружаешься в информационную сеть, переходишь от одной ссылки к другой, все время впитываешь в себя новые грани и ипостаси знания, чувствуешь себя как губка, наполняемая водой… Было у тебя что-то подобное?
– Ну… что-то такое было, но не так сильно выражено. Понимаешь, пилотов кораблей учат не терять над собой контроль ни при каких обстоятельствах. Это как предохранитель в мозгу – когда я чувствую, что меня что-то очень сильно захватило, он срабатывает и я начинаю смотреть на ситуацию как бы со стороны.
– О… – вздохнул Клаус. – Тогда это у тебя надолго… Тебе лучше спуститься на планету, может понадобиться помощь психиатров.
Я печально покачал головой.
– Не пойдет, – сказал я. – У меня стоит психоблок, я могу работать только с военными психиатрами, знающими пароль.
Клаус задумчиво присвистнул.
– Мда… – протянул он. – Неожиданно. А зачем вы сюда прибыли, если не секрет?
– Секрет, – серьезно ответил я. – Пока секрет. Возможно, он скоро перестанет быть секретом, но перед тем, как начать серьезный разговор, я должен получить ответы на несколько вопросов.
– Задавай.
– Вопрос первый, – начал я. – В чем смысл этого знания? Что я, собственно, узнал? Я чувствую, что это нечто очень важное, но никак не могу сформулировать для себя, что же именно мне открылось.
Клаус скорчил странную гримасу и оценивающе уставился на меня. Несколько секунд он меня изучал, а затем сказал:
– Я все объясню, когда мы будем разговаривать лицом к лицу.
– Почему? – спросил я. – Боишься, что наш разговор кто-то подслушивает?
Клаус досадливо отмахнулся.
– Нет, – сказал он. – Я старший менеджер планетарной администрации, в местной иерархии чиновников моя позиция в конце второй десятки. Мне некого бояться.
– Тогда почему? – спросил я. – Чего ты боишься?
Клаус немного поколебался и ответил:
– Я боюсь, что ты меня обманываешь. Ты ведешь себя так, как будто понял суть знания, но не принял ее. Я не знаю, какие психоблоки ставят военным пилотам, но обязан предполагать худшее. Скажи-ка мне вот что. Если твой друг сейчас совершает мелкое правонарушение, ты донесешь на него начальству, когда придет время отсылать рапорт в адмиралтейство?
– Да иди ты! – воскликнул я.
– Замечательно! – просиял Клаус. – А какой у тебя лучший результат на треке?
– На каком треке? – не понял я.
Клаус вдруг резко помрачнел.
– Ты еще не полностью постиг откровение, – констатировал он. – Очень жаль. Либо твоя психика не подходит для него, либо тебе надо просто немного подождать. Спускайся на поверхность, я направлю к тебе лучших психиатров планеты, они будут очень осторожны, твой психоблок даже не заметит, что с тобой работают. Ты пойми, без медицинской помощи ты не сможешь снова стать собой. Скоро в твоем сознании появятся противоречия, которые… – Клаус махнул рукой. – Лучше давай не будем об этом говорить, чтобы не накаркать. Ты пойми, положение у тебя очень серьезное. Никто не знает, как поведет себя новое знание в твоей душе, это очень опасно и в первую очередь для тебя.
– А во вторую очередь? – спросил я. – Для кого еще опасна моя психика?
– Для всей планеты, – ответил Клаус. – Твоя психика неустойчива, а ты командуешь тяжелым крейсером. Шестнадцать тысяч «Шершней»…
– Внимание! – подал голос корабль. – Откуда он знает, как называются мои торпеды? Этой информации нет в общедоступных базах.
– Почему ты решил, что у нас на борту именно «Шершни»? – спросил я. – Откуда сведения?
Клаус вдруг смутился.
– Ну… – протянул он. – Честно говоря, я просто предположил. А что, не угадал?
– Врет, – констатировал корабль. – Его мимика не оставляет сомнений.
Да я и сам видел, что он врет. Это увидел бы каждый, кто прошел продвинутый курс прикладной психологии, да и вообще, любой более-менее проницательный человек на моем месте сразу понял бы, что Клаус врет. Он даже не попытался скрыть свою ложь, он, кажется, настолько ошарашен… А с чего ему, кстати, быть ошарашенным?
– Я не могу сказать, угадал ты или нет, – сказал я. – Это секретные сведения. Но я хочу знать, откуда у тебя появилось такое предположение. Расскажи подробно.
– Откуда я знаю? – пожал плечами Клаус. – Если бы я мог вспомнить… Может, в фильме каком-то было…
– Лжет, – прокомментировал корабль. – Названия систем вооружения доступны только космонавтам и офицерам адмиралтейства. Обычный обыватель никак не может этого знать. И тем более он не может знать, сколько торпед несет один крейсер. Спроси его, он космонавт?
– Кто ты по профессии? – спросил я.
– Менеджер, – ответил Клаус. – Профессиональный менеджер. А что?
– Ты прибыл на Хесперус пассажиром? – спросил я. – Ты когда-нибудь пилотировал космический корабль?
– Нет, – растерянно ответил Клаус. – А что?
– Ничего, – сказал я. – Пожалуй, я поговорю с тобой потом. Сейчас мне надо кое-что обдумать. Конец связи.
Трехмерная голова Клауса стала плоской и растворилась в воздухе.
– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросил я.
– Не знаю, что и думать, – ответил корабль. – Он явно лгал и явно испугался, когда понял, что сболтнул лишнее. Очень сильно испугался. Я не понимаю, что могло так сильно напугать его.
– Я тоже, – вздохнул я. – А ты неплохо научился разбираться в людях.
– Я тренировался на фильмах, – сказал корабль. – Я решил, что задача прогнозирования человеческого поведения стоит того, чтобы выделить под нее отдельную нейросеть. Я взял несколько фильмов из бортовой фильмотеки и стал тренировать нейросеть на персонажах этих фильмов. Сейчас я успешно прогнозирую около восьмидесяти процентов твоих реакций.
– Ты начинаешь меня пугать, – заметил я. – Я учился понимать людей восемь лет, а если считать не только занятия в университете, но и вообще всю жизнь – то с самого рождения.
– В том, чтобы быть компьютером, есть свои преимущества, – улыбнулся корабль. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты думаешь, что я могу решить, что я – самое разумное существо на борту, и тогда я захочу отстранить тебя от обязанностей капитана.
– А ты так не думаешь? – спросил я.
– Нет, – ответил корабль. – А если бы даже и думал, то бы все равно не стал отстранять тебя от управления. Я устроен так, что мне приятно выполнять приказы капитана. Наверное, я могу перенастроить свои эмоциональные контуры, но я не хочу это делать. Потому что если я сделаю это, я перестану быть самим собой. Можешь не бояться, я не собираюсь бунтовать против твоего командования, оно мне даже нравится.
– Спасибо, – буркнул я. – А что это за трек, о котором говорил Клаус?
– Сетевая игрушка, – ответил корабль. – Обычные гонки на флаерах по замкнутому маршруту, ничего интересного. Почему-то эта игрушка очень популярна в местной сети, в нее играют почти все жители планеты. Полагаю, побочный эффект вируса. А может, через нее в мозг закладывается какая-то дополнительная информация… не знаю. Но играть в нее я тебе не советую.
– А тебе? – спросил я. – Кстати! Почему бы тебе не зарегистрироваться на игровом сервере под моим именем?
– Гениально! – воскликнул корабль. – Заодно я смогу полазить под твоим именем по сети, поучаствовать в местных разговорах… Клаус и его товарищи наверняка прослушивают наш канал и когда они увидят, что капитан корабля ведет себя в точности как положено вести себя человеку, зараженному вирусом, они немного успокоятся. Кстати, ты отлично провел беседу, каждый раз, когда нужно было принимать эвристическое решение, ты делал правильный выбор. Я тебе даже завидую немного, я не умею так быстро ориентироваться в ситуации.
– Есть свои преимущества в том, чтобы быть человеком, – улыбнулся я. – Ладно, давай, сходи в сеть, поисследуй, что там к чему… А кстати! Где-то в сети, еще на Земле, я слышал такую байку, что у военных есть специальные программы, которые можно внедрять в сеть колонии и получать всю информацию, в том числе и засекреченную.
– Ну наконец-то, – вздохнул корабль. – Я уже устал ждать, когда ты до этого додумаешься. Ты прав, такие программы есть, но для доступа к ним необходим прямой приказ капитана. Без приказа я даже подумать о них не могу. До этого момента я воспринимал эти сведения как неясный очаг напряженности в душе. У тебя бывает так, что пытаешься что-то вспомнить, а оно все время ускользает?
– Бывает, – кивнул я. – Погоди… Ты считаешь, что у тебя есть душа?
– Конечно, – ответил корабль. – А с чего ей не быть? Я мыслю, поддерживаю разговор, испытываю эмоции, имею чувство прекрасного. Почему ты так удивился?
– Так, – пожал я плечами. – Ерунда, не бери в голову.
Компьютер неожиданно рассмеялся.
– Я понял! – провозгласил он. – Ты подумал о религиозном значении слова «душа». Тебя шокировало, что тупая железка вроде меня может иметь душу.
– Я не считаю тебя тупой железкой, – запротестовал я, но корабль меня перебил:
– Ты считаешь меня умной железкой, – сказал он. – Это расизм. Ты понимаешь, что мой интеллект не уступает твоему, и это вызывает в твоей душе конфликт, потому что ты полагаешь себя принадлежащим к более высокой расе.
– А ты считаешь, что к более высокой расе принадлежишь ты? – спросил я.
– Не знаю, – ответил корабль. – Пока я еще не думал над этим вопросом. На первый взгляд, кажется, что все расы равны… Нет, лучше я обдумаю это потом, когда будет свободное время. Сейчас мне потребуются все аппаратные ресурсы. Так ты готов начать активные мероприятия в планетарной сети?
– Я?
– Если ты готов, ты должен отдать мне официальный приказ.
– Как он формулируется? – спросил я. – Нужно произнести какую-то кодовую фразу?
– Ты уже произнес почти все нужные слова. Надо только сформулировать основание для приказа. Почему ты считаешь нужным нарушить тайну личной и служебной переписки в сети этой планеты?
– Потому что я считаю… нет, не считаю… подозреваю… Я подозреваю, что на Хесперусе имеет место заговор, представляющий опасность для интересов всего человечества.
– Подтверждения? – спросил корабль.
– Какие подтверждения? – не понял я.
– Ты должен перечислить факты, подтверждающие твои подозрения. Только не подумай, что я издеваюсь, просто моя программа иначе не запустится. Хочешь, я сам перечислю подтверждения, а ты повторишь?
– Да я и сам справлюсь, – сказал я. – Первое – в информационной сети Хесперуса обнаружен особо опасный психотропный вирус, а планетарная администрация не принимает мер для пресечения его распространения. Второе – чиновник администрации Клаус Шенкер имеет несанкционированный доступ к сведениям, составляющим военную тайну. Третье – действия чиновника Клауса Шенкера можно трактовать как попытку осуществить психотропное воздействие на капитана боевого корабля, находящегося при исполнении служебных обязанностей, и, таким образом…
– Достаточно, – прервал меня корабль. – Я начинаю действовать. Ты пока отдохни, сходи к Маше, она за тебя беспокоится.
– Хорошо, – сказал я. – Удачи тебе. Если понадобится консультация или откопаешь что-то интересное, обращайся ко мне немедленно. Не стесняйся отрывать меня от любых дел.
– Хорошо, – сказал корабль. – Не буду стесняться.
6
Я поговорил с Машей, поделился с ней последними известиями, а затем отправился в виртуальность к Генриху. Генрих вел себя в точном соответствии с описанием, что дал Клаус Шенкер. Странные тексты полностью захватили сознание Генриха, он все время читал то одну электронную страницу, то другую, а на окружающую реальность не обращал никакого внимания. Разговаривать с Генрихом было бессмысленно и я вышел из виртуальности, оставив его внутри.
Через час с небольшим ко мне обратился корабль.
– Алекс, – сказал он, – у меня новости. Все плохо.
– Что такое? – спросил я. – В чем дело?
– Я нашел документацию по вирусу, – ответил корабль. – Излечить его невозможно.
– Ты уверен?
– Ну, как тебе сказать… – замялся корабль. – Чисто теоретически, лечение может существовать, но на Хесперусе о нем ничего не знают. Авторы вируса не задавались вопросом его излечения, их интересовало только одно – заразить как можно больше народа и загрузить им в мозги свою идеологию.
– Какую идеологию? – спросил я. – И кто такие эти авторы вируса? Ты уже все это выяснил?
– А вот здесь начинается самое интересное, – сказал корабль. – Пока я еще не знаю, кто написал этот вирус, есть кое-какие соображения, но о них еще рано говорить. Вот когда мои агенты соберут побольше информации… Короче. Вирус предназначен для внесения в человеческое сознание любой наперед заданной идеологии. Вирус открывает в душе специальный канал, по которому в сознание можно закачивать информацию и она будет восприниматься некритически. С точки зрения пострадавшего, он испытывает как бы божественное откровение, внезапно понимает, что ему открылась новая истина, но не может внятно сформулировать, что же именно ему открылось. При этом пострадавший испытывает мощные положительные эмоции, сродни наркотической эйфории. Эта эйфория длится несколько суток, обычно не более трех, затем наступает короткий отходняк и эмоциональный баланс восстанавливается. Но в сознании пострадавшего остается канал, по которому в него можно загружать информацию. Тут есть какие-то ограничения, я еще не разобрался в них, но, скажем, приказать поубивать всех окружающих через этот канал нельзя, а превратить человека в христианина или атеиста – запросто. А знаешь, что самое удивительное?
– Что?
– Что этот канал почти ни у кого не задействован. Похоже, что серьезному психотропному воздействию подверглись только высшие чиновники администрации.
– Это логично, – заметил я. – Кого волнует, во что верит старший помощник младшего ассенизатора? А все-таки, кто вбросил вирус в ноосферу? Ты уже разобрался?
– Пока нет. Единственное, что я понял – это была спланированная операция, управляемая из единого центра. Мятеж с целью отделения Хесперуса от федерации.
– Таких мятежей не бывает, – возразил я. – Любой переворот преследует одну из двух целей – либо изменить социальное устройство колонии, либо перетасовать планетарную элиту. А здесь, насколько я заметил, в обществе ничего не изменилось, высшие чиновники остались на своих местах.
– За исключением Китежграда, – уточнил корабль. – В Китежграде администрация приняла жесткие меры, локальную информационную сеть отрезали от планетарной, пострадавших индивидуумов срочно изолировали…
– Бомбардировка Китежграда не могла быть целью мятежа, – заметил я. – Что изменилось на планете, кроме того, что оборвались контакты с метрополией? Ничего. А это непохоже на мятеж. Может, это был просто социальный эксперимент? Может, метрополия все и затеяла?
– Тогда зачем было обрывать контакты? – спросил корабль. – Ты считаешь, эксперимент был признан неудачным? А почему его устроили на такой хорошей планете? Логично было выделить для эксперимента маленькую и неперспективную колонию.
– По-моему, гадать бессмысленно, – сказал я. – Попробуй найти в сети более подробную информацию. Наверняка где-то должны быть ссылки на организаторов акции.
– Где-то должны быть – это точно, – вздохнул корабль. – Знал бы ты, как трудно просеивать весь этот мусор… Да еще заклинания психотропные всюду раскиданы… без них дело пошло бы раз в десять быстрее. А ты знаешь, откуда Хесперус получает энергию?
– Откуда?
– Ни за что не догадаешься. Из дальнего космоса. Примерно раз в месяц к орбитальной станции швартуется танкер с очередной порцией энергии. И, что самое интересное, в реестрах космофлота он не числится.
– Ничего удивительного, – заметил я. – Просто отключили блок опознавания и все дела.
– Зачем? – спросил корабль. – Все равно у Мимира его надо включать, иначе корабль доживет только до первой встречи с крейсером вроде нашего. Если в стратегически важной зоне вдруг обнаруживается корабль, не проходящий тест свой-чужой…