для современного сложного общества, в котором преобладают отношения крупных
и сверхкрупных социальных групп, больших институций и коллективов, а также
отношения между заведомо несоизмеримыми сторонами: личность и социальный
институт, личность и государство и т. п. Это требует формулирования новой
этики, которая четко увязывала бы права и обязанности всех участников таких
отношений, ставя обретение прав в твердую зависимость от выполнения
конкретных обязанностей - этики, в основу которой была бы положена категория

ответственности. Для России это требование особенно актуально.
И еще.
...Религии декларируют ответственность человека перед Богом; "реальный
социализм" стал олицетворением тотальной безответственности; нужна идеология
ответственности, причем такой, которая наступала бы не в "исторической
перспективе", но в разумные с точки зрения продолжительности жизни человека
сроки.

Это - кандидат исторических наук Николай Косолапов - из статьи
"Интегративная идеология для России: интеллектуальный и политический вызов".
Далее.
Философское познание выступает особым самопознанием культуры, которое
активно воздействует на ее развитие. Генерируя теоретическое ядро нового
мировоззрения, философия тем самым вводит новые представления о желательном
образе жизни, который предлагает человечеству. Обосновывая эти представления
в качестве ценностей, она функционирует как идеология.

Это - академик РАН Вячеслав Степин - из статьи "Философия и образы
будущего". Проблема берется, обратим особое внимание, как бык, за рога.
Академику, в сущности, вторит доктор философских наук Владислав Лекторский в
статье "Идеалы и реальность гуманизма":
...Поиск новой системы идеалов является сегодня для России самым
трудным, но, наверное, и самым важным делом, так как лишь на этом пути
возможен выход из того духовного, культурного и социального кризиса, который
переживает страна.

Позволю себе еще две выдержки.
Самое слабое, уязвимое место современной цивилизации - это
противоестественное сочетание универсальных производительных сил каждый раз
с локальным, многократно (национально, регионально, социально и т. д.)
ограниченным мировоззрением, компьютерной технологии с пещерной этикой.
Нависшая над человечеством глобальная опасность - ядерная, экологическая,
демографическая, антропологическая и другие - поставила его перед роковым
вопросом: или оно откажется от насилия, "этики вражды" или оно вообще
погибнет. Философия и этика ненасилия сегодня уже не являются просто актом
индивидуальной святости, они приобрели в высшей степени актуальный
исторический смысл.

Это член-корреспондент РАН Абдусалам Гусейнов - статья "Понятия насилия
и ненасилия".
Интерес к культуре сегодня связан с вопросом о ее способности создавать
идентичность. В условиях нарастающих перемен, порожденных научно-технической
революцией, культура выступает как точка опоры для создания устойчивой
системы.

Кандидат исторических наук Татьяна Фадеева, статья - "Европейская идея:
путь интеграции".
И последнее: голос Эдмунда Гуссерля, доносящийся до нас из недавнего,
но все-таки исторически уже иного времени, однако удивительно созвучный
нашему теперешнему, да и прозвучавший на страницах журнала "Вопросы
философии" именно сейчас.
...Наполняющая нас вера - в то, что непозволительно, чтобы в нашей
культуре оставалось все по-старому, и в то, что ее можно и должно
реформировать с помощью разума и воли человека - может "сдвинуть гору", и не
только в пустой фантазии, но и в действительности, если эта вера превратится
в трезвую, рационально проясненную мысль, если она придет к полной
определенности и ясности в своей сущности и по отношению к возможности ее
целей и метода их реализации. Тем самым она прежде всего творит для себя
фундамент рационального оправдания. Только такая ясность понимания может
призывать к радостной работе, может дать волю к свершениям и постоянную силу
для дела освобождения, только такое познание может стать прочным общим
благом, так что в конце концов при совместном действии тысяч тех, кого
убедила эта рациональность, "сдвинется гора", т.е. движение к обновлению,
пока существующему лишь в наших устремлениях, само превратится в процесс
обновления.

Культура как точка опоры для создания устойчивой системы; философия, в
совокупности ценностей становящаяся идеологией; этика, в основе которой
категория ответственности... Да, если внимательно просмотреть только номера
журнала "Вопросы философии" за последние годы, так или иначе отражающие,
фиксирующие процессы, сдвиги, поиски, накапливающиеся в трудах философов,
психологов, историков, социологов, то становится ясно, что современной
философии как таковой не только тесно в своих академических рамках: она
начинает ощущать себя новой общественной реальностью, силой, стремящейся
непосредственно, более прямыми, чем прежде, путями, влиять на сознание,
поступки людей, на самоощущение общества, на разрешение государственных
проблем.
Более того, перелистывая страницы журнала за последнее время,
убеждаешься, что фрагментами, общими и конкретными положениями разбросанная
в разных статьях и во времени уже как бы сама собой складывается
определенная общественно-культурная программа, способная, будучи
предъявленной, создать целое современное гуманитарное движение. Она есть. Ее
следует только договорить, додумать, определиться в ней.
Определиться с тем, что именно философия содержит нервные узлы всей
системы культурного строительства. И именно этическое выступает в ней на
первый план, на ведущие позиции. И не этика как предмет академический, но
этика, обогащенная новым в жизни. Обогащенная и своей новой ролью, и
особенной актуальностью, и новой способностью открываться во всех
общественных порах, и тем, что, выдвигаясь вперед, она влечет к себе и
мысль, и литературу, и искусство, и просвещение, и науку, и образование. И
вообще - человека.
Более того. Конечно, этика - не контроль. Но это личная и общественная,
регулирующая сила, способная стать политической силой. Становится таковой.
Станет. Тем более в сверхсложных условиях нашей действительности. ...Этика
не виновата в том, что приобретает черты идеологии. Она обретает
политическое лицо, когда ее недооценивают.
Разумеется, этика - и не юридическая система, нуждающаяся в
соответствующих силовых службах. Нарушил закон, установленный людьми, -
отвечай. Но этика на особенный лад нормативна. Только ее законы и установки
сами по себе, без каких-либо карательных мер и органов, приходят в действие,
обнаруживают себя, и то или иное благополучие сообществ, стран, эпох,
растранжиривших ее законы и установки, расстраивается, а то и разваливается
на глазах.
Как это видно, скажем, на примерах римской или иной из империй. На
своих закатах они ослабевают прежде всего духовно. Конечно, и на закатах
случаются свои гуманитарные, гуманистические сполохи и расцветы. Этакие,
подчас, крики вопиющих... Конечно, и молодые народы воспринимали подобные
сполохи с пользой для себя. И сама молодость до поры играет определенную,
устремленную к развитию роль. Но надо держаться и во взрослом состоянии...
Да, в сущности, человечеству по сути своей не дано быть
безнравственным. Можно до времени и до известной степени с чем-то и не
считаться и что-то жизнеобеспечивающее разрушать, но попробуй так или иначе
переступить предел...
Сейчас же - не страна, не империя, а само человечество выходит из поры
молодости. А значит, и его составляющие. И потому не годятся короткие
штанишки. Тем более в этическом.
И если не совет мудрецов или попечителей, о чем шла речь выше, то
духовное, этическое, гуманитарное знание, непосредственное значение которого
возросло, стало общечеловечески-актуальным, и нормализующее жизнь влияние
которого готово раскрыться как эффективнейшее (при возрастании фактора
добровольной ответственности каждого за происходящее со всеми и за то, что
еще может произойти), именно духовное, этическое, гуманитарное знание должно
работать как самый квалифицированный арбитр, эксперт по проблемам
общественным и государственным.
Подчеркиваю вновь: государственным.
Можно отпустить на свободу производственную и экономическую
деятельность (поставив их в те или иные нормативные рамки). Они и свободы-то
могут взять столько на себя, сколько им по силам, будучи вольны только в
меру сил, значение которых могут сами преувеличивать. Можно "отпустить на
волю" того или иного конкретного человека. Он возьмет свободы в степени, ему
доступной. Но культуру, духовное, что свободно по природе своей, потому и
доступно для всех желающих и жаждущих, мало "отпустить на волю", мало
сказать: лети. Это достояние всех и каждого требует ухода. Им надо
распорядиться, а то оно выскользнет из рук, поджидая более разумных
пользователей. И здесь не обяжешь отдельного гражданина или подданного -
будь развитым духовно и знающим. Здесь государство, если оно современное,
должно обязать само себя. Поддержка культуры, нравственного - это не право
государства. И властные полномочия тут - только обязанность. По гласному
общественному договору, желательно. Чтобы, наконец, весьма расплодившееся
человечество вновь и по-новому отдавало себе отчет, что его держит (так и
хочется добавить - содержит), сколько бы о прочих аспектах свободы и
необходимостей на досуге не рассуждали.
Трудно сказать, усложнение ли жизни, масштабы происходящего подвигают
нас возвращаться к этическим началам, искать опоры в постижении их ведущей
роли, или это выход к новому качеству - еще одна историческая подвижка.
Скорее, то и другое вместе.
Но так или иначе, наработанное культурой человека запросило от нас
нового этического витка, скажем так - нового уровня чистоты.
Для России же - разработка общественно-культурной, этической программы,
способной поддержать - не единовременно! - духовное движение в недрах ее,
просто, как говорится, позарез нужна. Именно программы, и именно движения.
На нынешнем этапе недостаточно, как прежде случалось в России, "лишь"
властителей умов (хотя они и очень нужны). Нынешние масштабные этические
задачи требуют постоянного практического сотрудничества, постоянной
практической отдачи, живого активного и конструктивного влияния на все, что
имеем, и прежде всего на сами государственные структуры.
... "Молодые кандидаты и доктора наук во власти", пренебрежительно
окрестили высокопоставленные чиновники и функционеры прежней закваски новых
людей, входивших в правительство. Я сейчас совсем не о той или иной степени
успешности деятельности молодых ученых на ключевых административных постах
страны. (Им и развернуться-то не давали). Я о том, что подобная реакция
правящего российского чиновничества и очень характерна, и очень
показательна. Но главное - о том, что само появление на государственной
сцене именно таких новых людей, как бы кто к этому ни относился, - знак
острой внутренней жажды общества.
...А почему бы "молодым кандидатам и докторам" (и не только молодым) не
создать российской культурной программы. И движения, которое ее сможет
поддержать.
... Конечно, мы все голосовали за кадетов, категорически заявила мне в
моей молодости одна старушка, не поднимавшаяся уже с постели. Ведь так или
иначе творческая дореволюционная интеллигенция умела влиять на умы и души.
Так почему же теперь ей и научному сообществу не создать именно своего
движения, способного "оказывать большое влияние на политику властей и
общественное мнение" (Ирина Цапенко и Андрей Юркевич, упоминавшиеся выше).
Не к этому ли российская интеллигенция, так или иначе, продвигалась три
четверти прошлого века и в начале нынешнего? С перерывом потом на семьдесят
лет. (К этому семидесятилетию я отношусь как к периоду нашей истории, чей и
трагически-роковой, и созидательный опыт еще долго будет изучать
человечество). И не теперь ли, в самом конце нынешнего века, ей
предоставляется исторический шанс реально продолжить некогда начатое?
И конечно, программа эта должна быть философски чистой - без узости
программ политических партий (отражающих лишь узкие интересы отдельных,
весьма отчужденных порой друг от друга слоев населения).
...Философия, пишет кандидат философских наук Анатолий Арсеньев, должна
быть "заразной" - "заразной" философией и "заразной" нравственностью. Ее
назначение - "радикальное изменение сознания наибольшего возможного числа
людей". Такая "заразная" философия, по его определению - постнеолитическая
философия, "обязана помогать обыденному сознанию приобрести утерянный им
философский, т.е. собственно человеческий характер, который был свойственен
великой русской литературе, и в какой-то степени сохранился в России как
своеобразный "метафизический голод", который еще можно встретить, а также
пробудить его в представителях самых разных слоев населения".
Очень понятно и про "заразность", и про "обязана". Бытие этической,
культурной программы - непрерывающийся диалог, размышления здесь и сейчас,
осознание непростоты простых духовных суждений, где помощник - вера и
чувство, что утрата культурных, моральных, этических предпочтений и
ценностей несет с собою просто погибель.
Все это требует и от программы, и от людей, нацеленных на ее прививку в
обществе, чисто человеческой открытости, доброжелательства, благоволения.
Люди мгновенно чувствуют убедительность или неубедительность слов и дел,
правдивость, искренность или неискренность и "проповедей", и
"проповедников". И вполне способны понять, что необходимо для здоровья
страны, ее крепости и развития. И тогда, если снова вспомнить Эдмунда
Гуссерля, можно "сдвигать и горы". Вплоть до постановки задач создания
гуманитарной среды обитания человека.
Поскольку же речь не о рае, а о выстраивании приемлемой устойчивой
жизни все-таки на земле, а в первую голову в "отдельно взятой стране", надо
помнить: системоносная суть этического - в понятии этическая рациональность.
В сложнейших обстоятельствах на переломе тысячелетий это понятие должно быть
ведомо человечеству. Для нашей же страны, если учитывать хотя бы только
удаленность друг от друга ее территорий, климатическую суровость многих
земель и пространств, значение рациональности именно этической проступает
еще и весьма наглядно.
Итак, для общества и для страны необходима общественно-культурная,
этическая программа, основанием которой станет то, что наработано
философией. Программа и общедуховная, и - по разделам, где определяется и
роль государства, и проблемы, качество, направленность образования, и
научная, промышленная и экономическая стратегия. И многое другое. Ее следует
создать, обсудить, привести в действие.
Я не говорю уже об экологической ситуации на Земле, требующей
немедленных общепланетарных действий.
Показательно, что сама по себе столь глобальная угроза - угроза
экологическая практически не очень пугает людей. Как не очень беспокоят их
присутствие рядом атомного оружия. В том и другом случае вольно или невольно
(чисто российский вариант в мировом масштабе) ответственность за возможные
катастрофические последствия и за их предотвращение по старозаветной
привычке перекладывается на некие теоретические всемирные (какие?) власти.
Пусть, мол, они и разбираются. (Тут у нас всякий может ощутить себя
теоретиком). Или на научное сообщество (опять же - какое?). Или, в конечном
счете, на якобы глобальный здравый смысл. То есть, по-настоящему речь идет
об этической разоруженности людских масс. И дело не в том - взять и обвинить
в беспечности человечество. И опять топтаться на этом месте. Суть в том, что
проблемы и экологической безопасности прежде всего могут и должны решаться
на этическом поле ответственности. И потому опять этическое выходит вперед.
Все дело прежде всего в этом. В самом деле - без "заразной" веры в духовное,
в его приоритеты - ни на шаг не продвинешься даже просто к нормальной жизни.
Разумеется, этика должна стать и камертоном, по которому сверяется
качество политического действа. В эпиграфе к настоящей статье приведены
слова академика В.П. Зинченко: "О духовном уровне политического сознания я
уже и не мечтаю". "О политической культуре не может быть и речи, а есть ли
политическая грамотность?" - спрашивает он же. И мы, российские люди, всем
существом своим тут же дружно отвечаем: "Нету!"
А ведь должно быть. И не на уровне политического ликбеза, а на уровне
высокой духовной квалификации. Этим большим счетом и надо "заражать" друг
друга.
Трудно сказать, в какой степени новая этическая программа (где, в
отличие от предпочтений шестидесятников прошлого века, философия потеснит
литературу) и движение, ее исповедующее, сумеет помочь определиться
поколению двухтысячников. Одно можно сказать точно: даже только опыт
подобной деятельности будет бесценным. И для нас, и для будущих поколений.

4 апреля 1998 г.

    ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ - ЗНАЧИТ ПРАВИЛЬНО



Утром вышел на балкон и посмотрел вниз. На площадку рядом с домом, на
школьный двор. Деревья бросали короткие тени на асфальт. Дорога во дворе
школы плавно спускалась, огибая длинный зеленый прямоугольник свободной от
твердого покрытия земли, образующий все более углубляющийся склон, и
скрывалась за ним, чтобы там, дальше, снова подняться на уровень школьного
двора. Такая вот маленькая дорога. Очень местного значения. Не выходящая за
пределы школьного двора. За нею - баскетбольная площадка. За площадкой -
невидимая за зеленым барьером кустов и деревьев - маленькая речонка. Внизу,
под балконом некогда мы гуляли с маленьким моим внуком.
Я бы и не придал всему этому значения, но нечто словно хлынуло на меня
оттуда. И асфальт, и деревья, и их короткие тени как ожили, приблизились,
стеснились независимо от меня.
Прогулки с внуком пришли мне на память следом.
А я... Почему-то перескочив на много-много лет назад, я увидел себя.
Первое мое в жизни реальное воспоминание. Маленький, я стою или остановился,
или хожу среди взрослых. А взрослые мои, крупные для меня, сидят на земле -
пикник что ли. И я - среди них, и что-то замерло во мне, поскольку
получалось, что я как бы почти одного с ними, сидящими и полулежащими,
ростом. Или совсем немного меньше. И моя голова с их головами как бы на
одном или близком ко мне уровне. И мир поэтому стал каким-то совсем другим.
Как-то особенно обозначился...
И снова картинка. Во дворе, на который я только что смотрел. Мой
маленький внук и его товарищ. Товарищ вдруг заявляет:
- Я выше скамейки, я выше стола, я выше дома...
Мой внук тут же подхватывает:
- Я выше луны, я выше звезд, я выше неба.
Товарищ его помолчал растерянно и сказал:
- И я тоже.
И опять я вижу себя. Перескакиваю в себя, ребенка. Снова детство.
Дошкольное. В Сибири. Я залез на маленькую крышу. Простите, на крышу уборной
в нашем дворе. И вдруг все остановилось: время, движение, даже воздух
вокруг. Все окружающее отступило куда-то. Тишина полнейшая. Даже и тишины
как бы нет. Только какая-то охлаждающая тебя пронзительность, непередаваемая
словами. И я ощущаю себя, осознаю себя. Одного в этом мире. Или без мира.
Вот он я. Оказывается, я есть. Меня это поражает. И что стоит за этим. Что?
Я только понимаю, что дальше что-то тоже будет. И я опять почувствую,
наверное, нечто похожее, остановлю себя. Может быть, не раз...
Изредка, вспоминая свое это состояние, я переживаю его так же, как было
тогда. Сколько бы лет ни прошло.
Спрашивается, зачем я обо всем этом. А чтобы вернуться к тому, о чем
забываем: к окружающему нас миру. К тому, что он существует, живет и
по-своему одухотворен. Он и нашим присутствием весь пропитан. И тем, что
было до нас.
И если исходить только из этого, даже не касаясь "духовных процессов",
происходящих внутри каждого из нас, выяснится: современная философия несет в
себе тот же недостаток, ту же ограниченность, что и наука в целом - грех
излишней рациональности. Излишняя рациональность науки оборачивается тем,
что мы по-настоящему не понимаем исследуемого нами и практически по-прежнему
механизируем этот мир. Современная философия, в свою очередь, заставлена
узкопрофессиональной терминологией. В далеко не единичных крайних своих
проявлениях, в некоторых трудах тех, кого можно назвать семидесятниками или
восьмидесятниками, количество специальных слов разрастается до такой
степени, что сама по себе напрашивается мысль о возникновении еще одного
языка. Казенного, номенклатурного, только на "философский лад".
Крайности, разумеется, крайностями и останутся. И, естественно, я не
против философской терминологии. Она - действительно достижение
интеллектуальное. Просто, как правило, перенасыщенный специальными терминами
контекст по настоящему не раскрывает и самого автора, ограничивает его
аргументацию, не "ищет" читателя. То, что создается, то, что строится на
бумаге, не отпускает на волю ни пишущего, ни ход его рассуждений.
Профессионал обращается к профессионалу, избранный - к избранному. Потому и
нет задачи одухотворять текст. Беседа ведется в своем кругу. Даже если она
обращена к аудитории ради того, чтобы научить философствовать других. Но
раскрывается ли при этом душа ученика, его существо? Нет, потому что
глубинное свое не раскрывает учитель.
Императив Канта: хочешь быть свободным - не нарушай прав другого
человека. Часто прибегают к нему, часто дословно повторяют его. Но можно же
по примеру праведника Иоанна Кронштадтского сказать и иначе: "не хочешь
скорби - не делай ее другому".
Профессиональному философу тоже не стоит забывать об образности.
Недаром Христос часто прибегал к притчам.
Тогда и философия, и нравственность становятся "заразными", как того
хочется кандидату философских наук Анатолию Арсеньеву.
Все это доступно лучшим нашим этикам, психологам, социологам и другим
специалистам-гуманитариям. Но общение философа со слушающими его и читающими
его в принципе пока остается однобоким, избыточно рациональным.
...На заре перестройки В. Ядов сетовал: мы столько лет пробавляемся
описанием "всесторонне развитой личности", когда "социологи, помимо
идеального типа личности, выделяют базисный тип, отвечающий объективным
условиям современного этапа общественного развития". Им-то, мол, и надо
заниматься.
Кроме базисного типа личности, В. Ядов называет еще и модальный, то
есть реально господствующий.
Если ставить вопрос макростатистически, то В. Ядов вроде бы прав. Но
можно ли к человеку относиться так? Не ошибка ли, мягко скажем, это
государственного и социологического мышления нашего уходящего века. Логика
социолога такова: решаешь проблему всесторонне и гармонично развитой
личности - получаешь, в том числе, и новую критическую массу базисной.
Ставишь во главу угла базисную - выйдет половодье модальной, ныне реально
господствующей.
Что до самогще более
неопределенно для реального представления, чем понятие всесторонне развитой
личности. Нет, в общем понятно, что хотят так именовать. Однако, когда речь
идет об образе человека, мы лучше себе представляем (отчего бы это?) то, что
в пределе желаний. Или - что в принципе нежелательно. Отсюда доперестроечное
понятие всесторонне развитой личности и конкретней, и притягательней и даже
образно уловимей базисной. Трудно, к примеру, объяснить словами, что такое
по-настоящему интеллигентный человек, однако, встретив такового, ни с кем
его не спутаешь.
Тот же В. Ядов, развивая свою мысль, противопоставлял качество
целостности понятию всесторонне развитой личности. Он писал: "Справедлива
формула: культура - это целостность воспроизводства человеческой личности".
Вот целостности, мол, и надо добиваться. Соображения В. Ядова о барьере
целостности, который в интересах перестройки предстоит взять базисной
личности, вроде приглядны как умопостроение, но такая приглядность,
употребим слова Эвальда Ильенкова из давней его книжки "Идолы и идеалы",
"есть лишь маскарадная маска". Такое качество, как целостность, возникает на
определенном уровне - то ли феноменом истинно народного характера, то ли
личности, глубоко и органично образованной.
И сам термин - всесторонне развитая личность - довольно поистаскан.
Однако, думаю, слово еще будет найдено. По крайней мере, обозначение
"интеллигент" тут не сгодится.
В "Розе мира" у Даниила Андреева говорится о "человеке облагороженного
образа". Правда, обозначение это не отделилось от самой книги, несмотря на
значительное количество прочитавших ее.
Мне вспоминается приведенное в одной из статей Валентина Толстых
определение интеллигенции. С одной стороны - социальный слой, который может
быть выделен формально, по месту в системе общественных отношений. Проще
говоря, по служебному месту и функции. С другой стороны - некий творческий и
активный слой людей, образующий неформальную (философски-культурную)
общность, группу, включающий индивидуумов разных профессий и статуса.