Страница:
Это слова не из "Велесовой книги", не из сочинений "неоязыческих идеологов", а из "Повести временных лет" "святого преподобного" Нестора.
Так что историки очень неудачно применили к летописным "землям" этнографический штамп "племена", что многие из них, кстати, и признают, но уже — сложилось, устоялось, стало привычным.
Историки, даже лучшие из них, склонны иногда забывать о том, что за пределами их кафедр и аудиторий живет ещё пара-другая миллиардов человек, лишённая специального исторического образования.
Безобидный этнографический термин может отозваться в их ушах совсем не безобидным образом.
Вот пример — когда И.Я. Фроянов доказывал, что Киевская Русь не была феодальным государством, он применял термины "общинный строй" и "варварское общество".
При этом Игорь Яковлевич, увы, не учёл, что в глазах многих и многих эти слова были не описанием, а оценкой; "общинный" воспринималось, как "первобытно-общинный" и вызывало в памяти картинки из школьных учебников с изображениями охоты на мамонта. Про "варварский" можно и вовсе не упоминать.
У неспециалистов — а многие из них, при всей своей простоте, сидели в весьма высоких кабинетах — сложилось впечатление, что Фроянов "принижает" Русь, чем не замедлили воспользоваться противники Игоря Яковлевича; в результате теория Фроянова, весьма обоснованная, была жестоко раскритикована в научной печати и тем более не дошла до просто любящих свою историю людей.
Я намеренно упомянул здесь Игоря Яковлевича Фроянова, чей патриотизм вне сомнений — он поплатился за него положением главы факультета в престижнейшем ВУЗе "культурной столицы России" и, увы, верностью многих своих учеников.
К сожалению, сегодня такие люди в среде академических учёных скорее исключение, нежели правило.
И сейчас, после отставки И.Я. Фроянова, смерти его оппонента Б.А. Рыбакова и других учёных-патриотов, В.В. Седова, И.П. Русановой, О.М. Рапова и А.Г. Кузьмина, тон в науке о Древней Руси задают совсем другие люди. От них ещё меньше можно ожидать внимательного отношения к словам.
И эту невнимательность охотно используют, причём, не только православствующие публицисты, но и откровенные недоброжелатели русского народа, вообще славянства.
"Племена" — значит, дикари, значит, шкуры и каменные топоры. Так показаны славяне-"вендели" в голливудском фильме "Тринадцатый воин", славяне-"кубраты" в романе "Возвышение Криспа" американского фантаста, историка по профессии Гарри Тертлдава.
Но мы вспомним слова великого русского историка и патриота С.А. Гедеонова: "из… дикарей никакое призвание (варягов; добавим — и никакое крещение. — Л.П.) не сделает Руси времён Ярослава Мудрого".
И скажем спасибо православным летописцам, при всей неприязни к язычеству, честно донёсшим до нас правду о языческой Державе.
В этой державе отношения между малыми державами-"землями" и покорившей их "русью" строились отнюдь не на голой военной силе, грабеже и принуждении, как пытаются сейчас показать некоторые авторы.
Призывая Рюрика, князя ругов-русов с острова Рюген, славяне обращались к нему: "судить и володеть нами по праву".
Русы X века, захватившие закавказский (да-да, закавказский… вот так далеко простирались походы некрещёных "дикарей", тогда как князь-христианин XII века Игорь Святославич чувствовал себя "далече залетевшим" в донских степях!) городок Бердаа, обратились, по словам арабского автора Ибн Мискавейха, к его жителям со следующими словами:
"На вас лежит обязанность хорошо повиноваться нам, а на нас — хорошо относиться к вам".
Многие современные "демократические" правители не имеют столь ясного понятия об обязанностях правителя по отношению к подданным, как "захватчики"-русы!
Ибн Мискавейх свидетельствует, что обещание своё русы держали, хотя в городе продолжались бунты одержимой исламским фанатизмом черни.
И даже после убийства нескольких русов толпою фанатиков, язычники всего лишь захватили жителей в плен и предложили выкупать себя, причем уплатившему выкуп выдавалась печать (!) на глине, дабы никто не потребовал с него этого выкупа вторично.
Константин Багрянородный называет подчинённых "россам" славян "пактиотами", то есть заключившими с ними "пакт", "ряд" по-древнерусски (любопытно, не отсюда ли пошло слово "рядович" из "Русской Правды", чей смысл для учёных не до конца ясен).
Летопись, византийский топарх — так же отмечавший "величайшее человеколюбие и справедливость" варваров — и Лев Диакон единодушно указывают, что многие "земли" отдавались под власть-защиту русов добровольно.
В X веке, когда язычник Святослав захватил христианскую Болгарию, он оставил в живых и на свободе царя Бориса II, не тронул царскую казну (её потом разграбило войско православных "освободителей" — византийцев), и многие болгары бок о бок с "завоевателями"-русами бились до конца с армией Второго Рима.
Несколько слов об уровне культуры в Державе русов-язычников. Во-первых, там были города. Об этом свидетельствует не только скандинавское название Руси — Гарды, буквально — города.
В конце концов полудиким скандинавам позволительно и не различать города в собственном смысле от спрятавшегося за тыном селеньица.
Нет и араб Ибн Русте пишет, что у русов "много городов" (притом, его соплеменник и современник, Ибн-Хордадбег, утверждает, что в самой Византии есть только пять городов, остальные же — "укреплённые деревни"), и географ Баварский исчисляет города в землях восточных славян сотнями.
Оба автора — люди безусловно цивилизованные для раннего Средневековья и что такое город, безусловно, понимали.
Ещё занимательней, что ещё персидский аноним и тот же Ибн Хордадбег, таможенник по профессии, свидетельствуют, что русы производят "отличные мечи" и ввозят их в земли халифов.
Вдумайтесь — речь идёт не только о высоком качестве работы русских оружейников.
Это-то вне сомнений — стоит только почитать у Льва Диакона, как мародёры-византийцы собирали на полях битв русские мечи, а у Ибн Мискавейха — как жители окрестностей Бердаа лазили за мечами в могилы русов, умерших от морового поветрия (!).
Нет, речь о том, что русы продавали не только всевозможное "сырьё" — меха, мёд, воск, но и изделия своих ремесленников. И те находили спрос даже в краю булатных клинков!
Другим предметом экспорта были кольчуги — Ибн Русте называет кольчуги славян "прекрасными", а средневековая поэма "Рене де Монтабан" — "отличными".
Заглавный герой поэмы, рыцарь Карла Великого, купил одну и стал пользоваться славой неуязвимого бойца. Технологии, таким образом, в языческой Руси были не ниже мирового уровня. Некоторые клинки той эпохи сохранились до наших дней. На них имена кузнецов-русов — "Людота" и "Славимир".
На это тоже обратим внимание, читатель, — русы-кузнецы, представители профессии, дольше прочих державшейся за древних Богов (не зря молитва святого Патрика защищает христианина "fri brichta goband ocus druad" — "от чар кузнецов и друидов"), оказывается, грамотны.
И не они одни — в одном из курганов могильника Гнездово на кувшине красуется надпись, которую учёные читают то как "горушна" (горчица), то как "Горух пса" (то есть, "Горух писал").
Честно признаться, мне больше по душе последняя расшифровка: большинство древних надписей — вот такие "автографы", а представить, зачем северным славянам в X веке могла понадобиться огромная амфора с горчицей, мне как-то не по силам.
Наконец, самая, на мой взгляд, занимательная надпись той эпохи найдена в Новгороде, в слоях середины X века. Это бирка-пломба от мешка с данью. На ней изображён символ княжьего рода — сокол, вилкой раскинувший крылья, и надпись: "Мечнич мех в тех метах. Полтвец" ("Этим помечен мешок мечника. Полтвец".)
Мечник — служилый княжеский человек, которому, очевидно, принадлежал мешок. Рядом со своим званием" он для неграмотных вырезал меч. А Полтвец — имя этого поэта на княжьей службе.
Оцените игру созвучий в оригинальной надписи! Эта короткая надпись очень похожа на "висы" — короткие, иной раз — из одной строчки, стихи скандинавских поэтов, скальдов.
Между прочим, идея, что письменность на Русь принесло лишь крещение или, по крайней мере, Кирилл с Мефодием, — "заслуга" опять-таки православствующих, а не православных.
В православном "Паннонском житии св. Кирилла" чёрным по белому написано, что будущий святой, посетив Корсунь-Херсонес, древний город неподалёку от нынешнего Севастополя, видел там книги, написанные "русьскими письмены".
Именно "русьскими" — так написано в 26 (прописью — двадцати шести) известных нам списках жития, так что попытки переделать их на "сурские" (сирийские), "готские" и т.д., ни что иное, как проявление какого-то странного страха иных исследователей при мысли о грамотности далёких предков [6].
И скорее всего это были те письмена, которые сегодня неправомерно называются кириллицей. Именно их, как пишет палеограф С.В. Высоцкий, в Средние века называли "русским письмом", а "славянским" — глаголицу.
"Солунских братьев", как известно, считают изобретателями именно славянской письменности. И первые памятники глаголицы — это церковные надписи и богослужебные книги, именно то, на что могли направить свои усилия братья-миссионеры.
А вот "кириллица" встречается впервые в местах совершенно "неподобающих" — на глиняном кувшине, на клинках мечей, на бирке, в надписях совершенно мирских по смыслу и содержанию, не упоминающих даже имён христианских.
А, по единодушному мнению русских летописцев, византийских хронистов и арабских географов, торговцами, сборщиками дани, воинами и кователями мечей в Восточной Европе X века были именно русы — вот и "русское письмо".
Так что, любители порассуждать о том, сколь многим-де мы обязаны "Солунским братьям", очевидно, пишут глаголицей. Я же пишу эту книгу знаками, восходящими к "русьским письменам" язычников Людоты, Славимира, Полтвеца и Горуха.
И если признание иноземцами титула государей за русскими правителями и имени государства за самой Русью говорит об уровне общественного развития языческой Руси, если высокая оценка иноземцами изделий русских мастеров — это уровень цивилизации, то грамотность русов-язычников, не жрецов или князей, а простых людей — кузнецов, купцов, княжьего служилого люда — это уровень культуры.
Уровень, надо сказать, весьма высокий — ещё несколько веков спустя в ином рыцарском романе христианской Европы можно было прочесть: "жил благородный рыцарь. Он был таким учёным, что даже умел читать".
Конечно, неверно говорить, что страна грамотных кузнецов стояла "выше" стран с уже возникавшими университетами. Просто надо признать, что нет и не может быть никакого "выше" и "ниже", что особенности языческой Руси — или Запада — это именно особенности, а не признаки загадочной "отсталости" (чтобы говорить об отставших, нужно быть твёрдо убеждённым, что все идут в одном направлении [7]), или не менее загадочного "прогресса".
Поскольку речь в нашей книге о язычниках, то надо сказать несколько слов и о язычестве Древней Руси, дать хотя бы самое общее, естественно, чудовищно схематичное представление о Вере, ради которой герои нашей книги будут жить, сражаться и погибать.
Для начала: — славяне и русы знали единого Бога. Об этом свидетельствует Прокопий Кесарийский, византийский автор VI века и немец Гельмольд полтысячи лет спустя.
В договоре руси с греками в 945 году сказано: "…а те из них (русов. — Л.П.), кто не крещен, да не имеют помощи от Бога и Перуна", а в 971 году воинствующие язычники Святослава клянутся "от Бога, в него же веруем, в Перуна, и в Волоса, скотья Бога".
В насквозь, как увидим, языческом "Слове о полку…" — "суда Божия не минута" в цитате из оборотня и колдуна Бояна, Велесова внука, обращённой к князю-оборотню Всеславу Полоцкому.
Второй раз Бог упоминается в "Слове…", когда в ответ на молитву Ярославны Солнцу, Ветру и Дону: "Игорю князю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую". Вряд ли на языческую молитву отозвался Христос!
Князь ещё некрещёных болгар Пресиян писал в своей так называемой Филиписийской надписи: "Когда кто-то говорит правду — Бог видит. И когда кто-то лжёт — Бог видит. Болгары сделали много хорошего христианам, а христиане забыли об этом — но Бог видит!"
Сам болгарский правитель, кстати, величал себя "От Бога князь" — притом, что от христиан он себя, как мы с вами, читатель, только что видели, чётко отличал.
Язычники не часто называли это Божество собственным именем. Да и понятно. Да простится мне такое сравнение, но есть звери — лисы, лоси, барсуки, кабаны, а есть — Зверь, которого по имени лишний раз лучше не поминать, а то ведь, о нём речь, а он — навстречь.
У поморов были рыбы — сельдь, треска, навага — и была Рыба, которую лучше не поминать всуе (обидится, уйдёт), спасение поморских посёлков от голода и цинги — сёмга. Её я рискнул назвать, ибо она читателям неочевидна, да и я не помор.
Для, простите, наркомана есть всякие там осока, пырей, лебеда, а есть — Трава, основа его страшного и жалкого существования.
Самое главное мы подчас называем не собственным именем, а родовым. Отсюда и этот Бог у славян-язычников для обозначения Бога над Богами, Бога Богов.
Между прочим, не одни русы пользовались такой логикой. Скандинавы очень часто называли своего верховного Бога Одина просто "Ас" — "Бог". Тюрки называли "Богом" Тенгри — повелителя Богов, небесного хана. Эллины звали Зевса Олимпийского " Богом" — Днём.
Верховного Бога балтов звали Диевс — опять-таки попросту "Бог". Мать Богов индусов именуется до сих пор Дэви — Богиня.
Но мы знаем Его имя, имя, под которым славили Его наши пращуры-русы. Это заслуга покойного академика Бориса Александровича Рыбакова. Его открытия не опровергнет никакая злопыхательская "критика".
Впрочем, мы не будем здесь подробно её рассматривать и опровергать. За открытие Рыбакова говорят источники — единственный надежный фундамент любой исторической мысли.
В одной из древнерусских книг сказано — "Всему бо есть творец Бог, а не Род" — следовательно, кто-то утверждал обратное! В "Слове Исайи пророка о Роде и Рожаницах" культ Рода противопоставляется на равных "праведной" вере в "истинного" бога Библии.
Есть и иные доказательства, но здесь хватит этих. Как говорили древние римляне, sapienti sat — разумному достаточно, желающих же спора ради спора не утолишь и множеством томов.
Именно Род скорее всего изначально порождал из Себя мир в "Голубиной книге". Для существования этого мира Род принёс Себя в жертву.
Так мы получаем культ жертвенности и Жертвы, Бога, принёсшего Себя в жертву за мир. И отношение к миру — телу Бога, жертвенному дару Его.
Хранителями роты в обоих её смыслах были следующие за Родом Боги русов. Это Перун — Бог гроз и битв, покровитель воинов.
В его честь знатные славянские воины выбривали себе бороды и головы, оставляя лишь усы и длинные пряди на макушке — именно так изображает Перуна текст "Повести временных лет" и миниатюры Радзивилловской летописи.
Это Волос, Бог зверей, мертвецов и колдунов, покровитель волхвов. Само его имя означало "волосатый, косматый". В его честь на сжатом поле оставляли последний сноп — "Волосу на бородку".
Его люди — волхвы и жрецы — согласно летописям и западным хроникам, носили длинные бороды и волосы.
В договоре заклятого язычника Вещего Олега — том самом, где "русин или христианин" — русы клянутся Перуном и Волосом.
Игорь, у которого в дружине появляются христиане, клянется только Перуном.
В договоре воинствующего язычника Святослава вновь появляется нетерпимый к христианам Бог волхвов.
Подчеркну — эти Божества упоминаются в договорах вместе. Теория об их "вражде" не имеет никаких оснований.
Сейчас она, хоть и продолжает неоправданно занимать место в популярной и справочной литературе, в книгах, в общем, замечательных — таких, как "Мы — славяне" Марии Семёновой и "Дорогами Богов" Юрия Петухова (во всяком случае, первые издания "Дорогами…" были неплохи), энциклопедии "Мифы народов мира" и многих других, — встречает достаточно серьёзный критический отпор.
А.А. Панченко критикует её в своём "Народном православии", М.А. Серяков в труде "Голубиная книга" — священное предание русского народа".
Со временем может быть кто-нибудь и вспомнит, что первую и, собственно, последнюю необходимую критику этой теории дал ещё покойный Борис Александрович Рыбаков во времена, когда она находилась на пике популярности.
Он обратил против неё единственное серьёзное возражение — возражение, которое не вправе оставлять без внимания ни один человек, желающий считаться разумным и здравомыслящим. Он показал, что она откровенно противоречит источникам, она — просто безосновательна.
Правомерней предположить в Божествах, которыми одновременно клялись русы, не соперников, а соратников, правую и левую руки Всеотца Рода.
Возможно, именно они скрывались на варяжских берегах под прозвищами Белобога и Чернобога, как Род скрывался под прозвищем Святовита. В честь Чернобога и Белобога, что почему-то часто забывают, пили, славя их, одну круговую чашу.
Разумеется, этими тремя Богами мир руса-язычника не исчерпывался, но здесь нет места для рассказа обо всём многоцветье древней Веры.
Ведь только о пяти Богах, чьи изваяния стояли на киевском холме — Перуне, Дажбоге-Хорее, Стрибоге, Семарьгле и Макоши — можно написать целую книгу. Что автор этих строк, собственно и сделал.
Пока же перейдём к некоторым вопросам отношения русов-язычников к себе и к миру.
Во-первых, это, конечно, культ предков. Про это так часто говорят, что уже совершенно не понимают, что же оно всё-таки означает.
Охотно поясню: культ предков это не вопль "Слава предкам!" над "братиной" с покупным пивом чеченской фирмы в замусоренном, затоптанном и заплёванном пригородном леске, у костерка из разломанных ящиков.
Это даже не посещение в Родительскую субботу могилок на кладбищах — травку прополоть, оградку поправить, гвоздички положить. Культ — это прежде всего отношение. Такое отношение, при котором объект находится вне критики.
Если человек, допустим, исповедует культ личности Вождя (как мои дедушки, работник Народного комиссариата внутренних дел ежовского призыва, Игнатий Адрианович Прозоров и подполковник Великой Отечественной Сидор Петрович Горбушин), он не может допустить в сознание мысль о том, что Вождь не прав.
Если он не понимает действий Вождя, он просто принимает эти действия не раздумывая (достойные противники моего деда по материнской линии говорили в таких случаях: "Фюрер думает за тебя"). Или пытается понять, где сам — именно он сам, а не Вождь! — допустил ошибку.
Там, где возникает иное отношение, кончается культ — даже если памятники ещё стоят на всех перекрестках и цветы у пьедесталов не успевают завянуть.
А теперь попытайтесь понять, читатель, чем же был культ предков? По свидетельству выдающегося русского лингвиста И.И. Срезневского, "старый" в древнерусском означало "почитаемый", "разумный", "опытный", "лучший".
Древний миф об убийстве неспособных участвовать в прокормлении племени стариков первобытными людьми оказался именно мифом.
Справедливости ради надо сказать, что народные рассказы на эту тему всегда рисовали подобное изуверство временным, частным случаем, возникшим когда-то в силу чрезвычайных обстоятельств.
Только "учёные" современной западной цивилизации додумались до того, чтоб приписать предкам истребление физически беспомощных старцев, как норму.
В 1960 году в иранской пещере Шанидар было обнаружено погребение сорокалетнего мужчины-неандертальца (!), невзирая на врождённый дефект, лишивший его возможности пользоваться правой рукой, он всё же дожил до этого весьма почтенного по меркам той суровой эпохи возраста.
При этом, у человека из Шанидара были почти начисто стёрты передние зубы — как видно, он пытался ими помогать себе, возмещая беспомощность правой руки. Однако, он жил и без зубов и погиб под обвалом свода пещеры.
Другой престарелый неандерталец из пещеры Шапель-о-Сен потерял все зубы, кроме двух, был буквально скрючен артритом — но прожил долгую жизнь после этого.
Так отчего же земледельцы-славяне должны были быть суровее к своим старикам, чем пещерные охотники раннего каменного века?
Все источники как раз говорят о почтении славян к своим старцам. Хотя, конечно, "старая чадь" и "градские старцы" русских летописей обозначали скорее всего отнюдь не возраст обозначаемых этим понятием людей, а принадлежность их к "старым", раньше остальных поселившимся в каком-либо месте родам.
Такие порядки на Русском Севере сохранялись до начала XX века. Однако основной принцип был тот же: старый — значит "лучший". От ПРАщуров завещанное было ПРАвильным — только так и никак иначе.
Слово же "новь", "новый" прозрачно намекало на "Навь", "навий" — мир тьмы и нежити и его исчадье. Русская поговорка гласила, что "Были люди божики (или — велеты, великаны), теперь — пыжики, а будут — тужики; эти петуха впятером резать будут [8]".
Другое предание гласило, что Боги утвердили Мать-Землю на четырёх огромных рыбах над водами мрака и смерти. Одна за другой рыбы уплывали или погибали и ныне мир держит одна рыба; он же с каждым разом всё больше погружается в хляби тьмы, всё более пропитывается ею.
Миру предстоит, верили русы, в ближайшие времена погибнуть и возродиться вновь. Представления русов о посмертии, слишком сложные, чтобы о них здесь рассказывать, включали и представления о перевоплощении.
А теперь попытайтесь представить, как подобное мировоззрение сочетается с представлением о "прогрессе".
"Первобытный", "примитивный" — в устах наших современников эти определения говорят о неполноценности. В устах древних людей это была величайшая хвала.
Представление о том, что мир, люди, жизнь улучшаются с ходом времён, было не просто чуждо языческому мировидению русов, а прямо противоположно ему.
Впрочем, что уж говорить о славянах, если даже в иных торговых городах-государствах Эллады, несравненно более открытой всевозможной новизне, человек, вздумавший предложить новый закон, обязан был являться в собрание с верёвкой, скользящим узлом завязанной на шее — чтоб согражданам не пришлось долго искать этот предмет, буде нововведение придётся им не по нраву.
Кстати, как ни относись к понятиям традиционного общества о старом и новом, именно этот обычай прародины демократии я бы горячо рекомендовал современным парламентам. Жизнь стала бы много спокойнее!
Либо ты веришь в прогресс — либо исповедуешь культ предков. Тут уж одно из двух. Прогрессизм и язычество — несовместимы. Тот, кто утверждает, что совмещает их, лжёт или заблуждается.
Вот только не надо, читатель, в духе как раз современных представлений о "примитивном", "старом" и "прогрессивном", "новом" видеть в предках дикарей, кланявшихся дурно обтёсанным брёвнам, вкривь и вкось (это, кстати, просто поветрие какое-то — на десяток картинок с изображением славянских капищ не насчитаешь и трёх, где бы "идолы" стояли прямо) понавтыканным в огороженную щелястым тыном полянку, как это любят рисовать на иллюстрациях к художественным и популярным книгам про язычников-славян.
На Руси, по единодушному свидетельству таких предельно незаинтересованных в воспевании русского язычества источников, как "Сага об Олафе, сыне Трюггвы" и "Похвале и памяти князю русскому Владимиру" мниха (монаха) Иакова, были храмы.
В первом упоминается, что "конунг Гардов Вальдемар" (Владимир Святославич, будущий креститель Руси) в годы своего правления в "Хольмгарде"-Новгороде посещал храм языческих Богов.
Второй источник утверждает, что этот же Владимир после крещения "храмы идольские раскопа и по-сече".
Сейчас несколько таких храмов найдены даже археологами — от Ладоги, где этот храм, полностью повторяющий архитектуру храма балтийских славян в Гроссен-Радене, стоял на улице Варяжской — до Прикамья.
Об их внешнем облике мы можем судить, разве что, по сравнению с описанными западными авторами храмами балтийских славян — как я уже сказал, устройство храмов на Варяжском Поморье и в северно-русских землях полностью совпадают.
Саксон Грамматик — о храмах Рюге-на-Руяна: "Посреди города (Арконы. — О.В.) была площадь, на которой стоял храм из дерева, изящнейшей работы (…), внешняя стена здания выделялась аккуратной резьбой, включавшей формы разных вещей…
Отличием этого города (Коренице. — О.В.) были три храма, заметные блеском превосходного мастерства".
Гельмольд говорит, что Святовит имел в Арконе "величайшей пышности храм", а в Рерике вокруг священных дубов Перуна стояла "искусно сделанная ограда".
"Житие Оттона" о храмах Триглава в Волыни: "С большим старанием и искусством сооруженные".
Так что историки очень неудачно применили к летописным "землям" этнографический штамп "племена", что многие из них, кстати, и признают, но уже — сложилось, устоялось, стало привычным.
Историки, даже лучшие из них, склонны иногда забывать о том, что за пределами их кафедр и аудиторий живет ещё пара-другая миллиардов человек, лишённая специального исторического образования.
Безобидный этнографический термин может отозваться в их ушах совсем не безобидным образом.
Вот пример — когда И.Я. Фроянов доказывал, что Киевская Русь не была феодальным государством, он применял термины "общинный строй" и "варварское общество".
При этом Игорь Яковлевич, увы, не учёл, что в глазах многих и многих эти слова были не описанием, а оценкой; "общинный" воспринималось, как "первобытно-общинный" и вызывало в памяти картинки из школьных учебников с изображениями охоты на мамонта. Про "варварский" можно и вовсе не упоминать.
У неспециалистов — а многие из них, при всей своей простоте, сидели в весьма высоких кабинетах — сложилось впечатление, что Фроянов "принижает" Русь, чем не замедлили воспользоваться противники Игоря Яковлевича; в результате теория Фроянова, весьма обоснованная, была жестоко раскритикована в научной печати и тем более не дошла до просто любящих свою историю людей.
Я намеренно упомянул здесь Игоря Яковлевича Фроянова, чей патриотизм вне сомнений — он поплатился за него положением главы факультета в престижнейшем ВУЗе "культурной столицы России" и, увы, верностью многих своих учеников.
К сожалению, сегодня такие люди в среде академических учёных скорее исключение, нежели правило.
И сейчас, после отставки И.Я. Фроянова, смерти его оппонента Б.А. Рыбакова и других учёных-патриотов, В.В. Седова, И.П. Русановой, О.М. Рапова и А.Г. Кузьмина, тон в науке о Древней Руси задают совсем другие люди. От них ещё меньше можно ожидать внимательного отношения к словам.
И эту невнимательность охотно используют, причём, не только православствующие публицисты, но и откровенные недоброжелатели русского народа, вообще славянства.
"Племена" — значит, дикари, значит, шкуры и каменные топоры. Так показаны славяне-"вендели" в голливудском фильме "Тринадцатый воин", славяне-"кубраты" в романе "Возвышение Криспа" американского фантаста, историка по профессии Гарри Тертлдава.
Но мы вспомним слова великого русского историка и патриота С.А. Гедеонова: "из… дикарей никакое призвание (варягов; добавим — и никакое крещение. — Л.П.) не сделает Руси времён Ярослава Мудрого".
И скажем спасибо православным летописцам, при всей неприязни к язычеству, честно донёсшим до нас правду о языческой Державе.
В этой державе отношения между малыми державами-"землями" и покорившей их "русью" строились отнюдь не на голой военной силе, грабеже и принуждении, как пытаются сейчас показать некоторые авторы.
Призывая Рюрика, князя ругов-русов с острова Рюген, славяне обращались к нему: "судить и володеть нами по праву".
Русы X века, захватившие закавказский (да-да, закавказский… вот так далеко простирались походы некрещёных "дикарей", тогда как князь-христианин XII века Игорь Святославич чувствовал себя "далече залетевшим" в донских степях!) городок Бердаа, обратились, по словам арабского автора Ибн Мискавейха, к его жителям со следующими словами:
"На вас лежит обязанность хорошо повиноваться нам, а на нас — хорошо относиться к вам".
Многие современные "демократические" правители не имеют столь ясного понятия об обязанностях правителя по отношению к подданным, как "захватчики"-русы!
Ибн Мискавейх свидетельствует, что обещание своё русы держали, хотя в городе продолжались бунты одержимой исламским фанатизмом черни.
И даже после убийства нескольких русов толпою фанатиков, язычники всего лишь захватили жителей в плен и предложили выкупать себя, причем уплатившему выкуп выдавалась печать (!) на глине, дабы никто не потребовал с него этого выкупа вторично.
Константин Багрянородный называет подчинённых "россам" славян "пактиотами", то есть заключившими с ними "пакт", "ряд" по-древнерусски (любопытно, не отсюда ли пошло слово "рядович" из "Русской Правды", чей смысл для учёных не до конца ясен).
Летопись, византийский топарх — так же отмечавший "величайшее человеколюбие и справедливость" варваров — и Лев Диакон единодушно указывают, что многие "земли" отдавались под власть-защиту русов добровольно.
В X веке, когда язычник Святослав захватил христианскую Болгарию, он оставил в живых и на свободе царя Бориса II, не тронул царскую казну (её потом разграбило войско православных "освободителей" — византийцев), и многие болгары бок о бок с "завоевателями"-русами бились до конца с армией Второго Рима.
Несколько слов об уровне культуры в Державе русов-язычников. Во-первых, там были города. Об этом свидетельствует не только скандинавское название Руси — Гарды, буквально — города.
В конце концов полудиким скандинавам позволительно и не различать города в собственном смысле от спрятавшегося за тыном селеньица.
Нет и араб Ибн Русте пишет, что у русов "много городов" (притом, его соплеменник и современник, Ибн-Хордадбег, утверждает, что в самой Византии есть только пять городов, остальные же — "укреплённые деревни"), и географ Баварский исчисляет города в землях восточных славян сотнями.
Оба автора — люди безусловно цивилизованные для раннего Средневековья и что такое город, безусловно, понимали.
Ещё занимательней, что ещё персидский аноним и тот же Ибн Хордадбег, таможенник по профессии, свидетельствуют, что русы производят "отличные мечи" и ввозят их в земли халифов.
Вдумайтесь — речь идёт не только о высоком качестве работы русских оружейников.
Это-то вне сомнений — стоит только почитать у Льва Диакона, как мародёры-византийцы собирали на полях битв русские мечи, а у Ибн Мискавейха — как жители окрестностей Бердаа лазили за мечами в могилы русов, умерших от морового поветрия (!).
Нет, речь о том, что русы продавали не только всевозможное "сырьё" — меха, мёд, воск, но и изделия своих ремесленников. И те находили спрос даже в краю булатных клинков!
Другим предметом экспорта были кольчуги — Ибн Русте называет кольчуги славян "прекрасными", а средневековая поэма "Рене де Монтабан" — "отличными".
Заглавный герой поэмы, рыцарь Карла Великого, купил одну и стал пользоваться славой неуязвимого бойца. Технологии, таким образом, в языческой Руси были не ниже мирового уровня. Некоторые клинки той эпохи сохранились до наших дней. На них имена кузнецов-русов — "Людота" и "Славимир".
На это тоже обратим внимание, читатель, — русы-кузнецы, представители профессии, дольше прочих державшейся за древних Богов (не зря молитва святого Патрика защищает христианина "fri brichta goband ocus druad" — "от чар кузнецов и друидов"), оказывается, грамотны.
И не они одни — в одном из курганов могильника Гнездово на кувшине красуется надпись, которую учёные читают то как "горушна" (горчица), то как "Горух пса" (то есть, "Горух писал").
Честно признаться, мне больше по душе последняя расшифровка: большинство древних надписей — вот такие "автографы", а представить, зачем северным славянам в X веке могла понадобиться огромная амфора с горчицей, мне как-то не по силам.
Наконец, самая, на мой взгляд, занимательная надпись той эпохи найдена в Новгороде, в слоях середины X века. Это бирка-пломба от мешка с данью. На ней изображён символ княжьего рода — сокол, вилкой раскинувший крылья, и надпись: "Мечнич мех в тех метах. Полтвец" ("Этим помечен мешок мечника. Полтвец".)
Мечник — служилый княжеский человек, которому, очевидно, принадлежал мешок. Рядом со своим званием" он для неграмотных вырезал меч. А Полтвец — имя этого поэта на княжьей службе.
Оцените игру созвучий в оригинальной надписи! Эта короткая надпись очень похожа на "висы" — короткие, иной раз — из одной строчки, стихи скандинавских поэтов, скальдов.
Между прочим, идея, что письменность на Русь принесло лишь крещение или, по крайней мере, Кирилл с Мефодием, — "заслуга" опять-таки православствующих, а не православных.
В православном "Паннонском житии св. Кирилла" чёрным по белому написано, что будущий святой, посетив Корсунь-Херсонес, древний город неподалёку от нынешнего Севастополя, видел там книги, написанные "русьскими письмены".
Именно "русьскими" — так написано в 26 (прописью — двадцати шести) известных нам списках жития, так что попытки переделать их на "сурские" (сирийские), "готские" и т.д., ни что иное, как проявление какого-то странного страха иных исследователей при мысли о грамотности далёких предков [6].
И скорее всего это были те письмена, которые сегодня неправомерно называются кириллицей. Именно их, как пишет палеограф С.В. Высоцкий, в Средние века называли "русским письмом", а "славянским" — глаголицу.
"Солунских братьев", как известно, считают изобретателями именно славянской письменности. И первые памятники глаголицы — это церковные надписи и богослужебные книги, именно то, на что могли направить свои усилия братья-миссионеры.
А вот "кириллица" встречается впервые в местах совершенно "неподобающих" — на глиняном кувшине, на клинках мечей, на бирке, в надписях совершенно мирских по смыслу и содержанию, не упоминающих даже имён христианских.
А, по единодушному мнению русских летописцев, византийских хронистов и арабских географов, торговцами, сборщиками дани, воинами и кователями мечей в Восточной Европе X века были именно русы — вот и "русское письмо".
Так что, любители порассуждать о том, сколь многим-де мы обязаны "Солунским братьям", очевидно, пишут глаголицей. Я же пишу эту книгу знаками, восходящими к "русьским письменам" язычников Людоты, Славимира, Полтвеца и Горуха.
И если признание иноземцами титула государей за русскими правителями и имени государства за самой Русью говорит об уровне общественного развития языческой Руси, если высокая оценка иноземцами изделий русских мастеров — это уровень цивилизации, то грамотность русов-язычников, не жрецов или князей, а простых людей — кузнецов, купцов, княжьего служилого люда — это уровень культуры.
Уровень, надо сказать, весьма высокий — ещё несколько веков спустя в ином рыцарском романе христианской Европы можно было прочесть: "жил благородный рыцарь. Он был таким учёным, что даже умел читать".
Конечно, неверно говорить, что страна грамотных кузнецов стояла "выше" стран с уже возникавшими университетами. Просто надо признать, что нет и не может быть никакого "выше" и "ниже", что особенности языческой Руси — или Запада — это именно особенности, а не признаки загадочной "отсталости" (чтобы говорить об отставших, нужно быть твёрдо убеждённым, что все идут в одном направлении [7]), или не менее загадочного "прогресса".
Поскольку речь в нашей книге о язычниках, то надо сказать несколько слов и о язычестве Древней Руси, дать хотя бы самое общее, естественно, чудовищно схематичное представление о Вере, ради которой герои нашей книги будут жить, сражаться и погибать.
Для начала: — славяне и русы знали единого Бога. Об этом свидетельствует Прокопий Кесарийский, византийский автор VI века и немец Гельмольд полтысячи лет спустя.
В договоре руси с греками в 945 году сказано: "…а те из них (русов. — Л.П.), кто не крещен, да не имеют помощи от Бога и Перуна", а в 971 году воинствующие язычники Святослава клянутся "от Бога, в него же веруем, в Перуна, и в Волоса, скотья Бога".
В насквозь, как увидим, языческом "Слове о полку…" — "суда Божия не минута" в цитате из оборотня и колдуна Бояна, Велесова внука, обращённой к князю-оборотню Всеславу Полоцкому.
Второй раз Бог упоминается в "Слове…", когда в ответ на молитву Ярославны Солнцу, Ветру и Дону: "Игорю князю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую". Вряд ли на языческую молитву отозвался Христос!
Князь ещё некрещёных болгар Пресиян писал в своей так называемой Филиписийской надписи: "Когда кто-то говорит правду — Бог видит. И когда кто-то лжёт — Бог видит. Болгары сделали много хорошего христианам, а христиане забыли об этом — но Бог видит!"
Сам болгарский правитель, кстати, величал себя "От Бога князь" — притом, что от христиан он себя, как мы с вами, читатель, только что видели, чётко отличал.
Язычники не часто называли это Божество собственным именем. Да и понятно. Да простится мне такое сравнение, но есть звери — лисы, лоси, барсуки, кабаны, а есть — Зверь, которого по имени лишний раз лучше не поминать, а то ведь, о нём речь, а он — навстречь.
У поморов были рыбы — сельдь, треска, навага — и была Рыба, которую лучше не поминать всуе (обидится, уйдёт), спасение поморских посёлков от голода и цинги — сёмга. Её я рискнул назвать, ибо она читателям неочевидна, да и я не помор.
Для, простите, наркомана есть всякие там осока, пырей, лебеда, а есть — Трава, основа его страшного и жалкого существования.
Самое главное мы подчас называем не собственным именем, а родовым. Отсюда и этот Бог у славян-язычников для обозначения Бога над Богами, Бога Богов.
Между прочим, не одни русы пользовались такой логикой. Скандинавы очень часто называли своего верховного Бога Одина просто "Ас" — "Бог". Тюрки называли "Богом" Тенгри — повелителя Богов, небесного хана. Эллины звали Зевса Олимпийского " Богом" — Днём.
Верховного Бога балтов звали Диевс — опять-таки попросту "Бог". Мать Богов индусов именуется до сих пор Дэви — Богиня.
Но мы знаем Его имя, имя, под которым славили Его наши пращуры-русы. Это заслуга покойного академика Бориса Александровича Рыбакова. Его открытия не опровергнет никакая злопыхательская "критика".
Впрочем, мы не будем здесь подробно её рассматривать и опровергать. За открытие Рыбакова говорят источники — единственный надежный фундамент любой исторической мысли.
В одной из древнерусских книг сказано — "Всему бо есть творец Бог, а не Род" — следовательно, кто-то утверждал обратное! В "Слове Исайи пророка о Роде и Рожаницах" культ Рода противопоставляется на равных "праведной" вере в "истинного" бога Библии.
Есть и иные доказательства, но здесь хватит этих. Как говорили древние римляне, sapienti sat — разумному достаточно, желающих же спора ради спора не утолишь и множеством томов.
Именно Род скорее всего изначально порождал из Себя мир в "Голубиной книге". Для существования этого мира Род принёс Себя в жертву.
Так мы получаем культ жертвенности и Жертвы, Бога, принёсшего Себя в жертву за мир. И отношение к миру — телу Бога, жертвенному дару Его.
Солнце красное от лица Божья,На Жертве Божества зиждился миропорядок — Рота (слово, родственное древнеиндийскому "рита" с тем же значением). Рота так же и клятва. Языческая присяга, тесно связывающая слово человека с мирозданием. Русы клялись — "пока мир стоит, пока Солнце светит".
Млад ясен месяц от грудей Божьих,
Утренняя заря, заря вечерняя
От очей Божьих…
Хранителями роты в обоих её смыслах были следующие за Родом Боги русов. Это Перун — Бог гроз и битв, покровитель воинов.
В его честь знатные славянские воины выбривали себе бороды и головы, оставляя лишь усы и длинные пряди на макушке — именно так изображает Перуна текст "Повести временных лет" и миниатюры Радзивилловской летописи.
Это Волос, Бог зверей, мертвецов и колдунов, покровитель волхвов. Само его имя означало "волосатый, косматый". В его честь на сжатом поле оставляли последний сноп — "Волосу на бородку".
Его люди — волхвы и жрецы — согласно летописям и западным хроникам, носили длинные бороды и волосы.
В договоре заклятого язычника Вещего Олега — том самом, где "русин или христианин" — русы клянутся Перуном и Волосом.
Игорь, у которого в дружине появляются христиане, клянется только Перуном.
В договоре воинствующего язычника Святослава вновь появляется нетерпимый к христианам Бог волхвов.
Подчеркну — эти Божества упоминаются в договорах вместе. Теория об их "вражде" не имеет никаких оснований.
Сейчас она, хоть и продолжает неоправданно занимать место в популярной и справочной литературе, в книгах, в общем, замечательных — таких, как "Мы — славяне" Марии Семёновой и "Дорогами Богов" Юрия Петухова (во всяком случае, первые издания "Дорогами…" были неплохи), энциклопедии "Мифы народов мира" и многих других, — встречает достаточно серьёзный критический отпор.
А.А. Панченко критикует её в своём "Народном православии", М.А. Серяков в труде "Голубиная книга" — священное предание русского народа".
Со временем может быть кто-нибудь и вспомнит, что первую и, собственно, последнюю необходимую критику этой теории дал ещё покойный Борис Александрович Рыбаков во времена, когда она находилась на пике популярности.
Он обратил против неё единственное серьёзное возражение — возражение, которое не вправе оставлять без внимания ни один человек, желающий считаться разумным и здравомыслящим. Он показал, что она откровенно противоречит источникам, она — просто безосновательна.
Правомерней предположить в Божествах, которыми одновременно клялись русы, не соперников, а соратников, правую и левую руки Всеотца Рода.
Возможно, именно они скрывались на варяжских берегах под прозвищами Белобога и Чернобога, как Род скрывался под прозвищем Святовита. В честь Чернобога и Белобога, что почему-то часто забывают, пили, славя их, одну круговую чашу.
Разумеется, этими тремя Богами мир руса-язычника не исчерпывался, но здесь нет места для рассказа обо всём многоцветье древней Веры.
Ведь только о пяти Богах, чьи изваяния стояли на киевском холме — Перуне, Дажбоге-Хорее, Стрибоге, Семарьгле и Макоши — можно написать целую книгу. Что автор этих строк, собственно и сделал.
Пока же перейдём к некоторым вопросам отношения русов-язычников к себе и к миру.
Во-первых, это, конечно, культ предков. Про это так часто говорят, что уже совершенно не понимают, что же оно всё-таки означает.
Охотно поясню: культ предков это не вопль "Слава предкам!" над "братиной" с покупным пивом чеченской фирмы в замусоренном, затоптанном и заплёванном пригородном леске, у костерка из разломанных ящиков.
Это даже не посещение в Родительскую субботу могилок на кладбищах — травку прополоть, оградку поправить, гвоздички положить. Культ — это прежде всего отношение. Такое отношение, при котором объект находится вне критики.
Если человек, допустим, исповедует культ личности Вождя (как мои дедушки, работник Народного комиссариата внутренних дел ежовского призыва, Игнатий Адрианович Прозоров и подполковник Великой Отечественной Сидор Петрович Горбушин), он не может допустить в сознание мысль о том, что Вождь не прав.
Если он не понимает действий Вождя, он просто принимает эти действия не раздумывая (достойные противники моего деда по материнской линии говорили в таких случаях: "Фюрер думает за тебя"). Или пытается понять, где сам — именно он сам, а не Вождь! — допустил ошибку.
Там, где возникает иное отношение, кончается культ — даже если памятники ещё стоят на всех перекрестках и цветы у пьедесталов не успевают завянуть.
А теперь попытайтесь понять, читатель, чем же был культ предков? По свидетельству выдающегося русского лингвиста И.И. Срезневского, "старый" в древнерусском означало "почитаемый", "разумный", "опытный", "лучший".
Древний миф об убийстве неспособных участвовать в прокормлении племени стариков первобытными людьми оказался именно мифом.
Справедливости ради надо сказать, что народные рассказы на эту тему всегда рисовали подобное изуверство временным, частным случаем, возникшим когда-то в силу чрезвычайных обстоятельств.
Только "учёные" современной западной цивилизации додумались до того, чтоб приписать предкам истребление физически беспомощных старцев, как норму.
В 1960 году в иранской пещере Шанидар было обнаружено погребение сорокалетнего мужчины-неандертальца (!), невзирая на врождённый дефект, лишивший его возможности пользоваться правой рукой, он всё же дожил до этого весьма почтенного по меркам той суровой эпохи возраста.
При этом, у человека из Шанидара были почти начисто стёрты передние зубы — как видно, он пытался ими помогать себе, возмещая беспомощность правой руки. Однако, он жил и без зубов и погиб под обвалом свода пещеры.
Другой престарелый неандерталец из пещеры Шапель-о-Сен потерял все зубы, кроме двух, был буквально скрючен артритом — но прожил долгую жизнь после этого.
Так отчего же земледельцы-славяне должны были быть суровее к своим старикам, чем пещерные охотники раннего каменного века?
Все источники как раз говорят о почтении славян к своим старцам. Хотя, конечно, "старая чадь" и "градские старцы" русских летописей обозначали скорее всего отнюдь не возраст обозначаемых этим понятием людей, а принадлежность их к "старым", раньше остальных поселившимся в каком-либо месте родам.
Такие порядки на Русском Севере сохранялись до начала XX века. Однако основной принцип был тот же: старый — значит "лучший". От ПРАщуров завещанное было ПРАвильным — только так и никак иначе.
Слово же "новь", "новый" прозрачно намекало на "Навь", "навий" — мир тьмы и нежити и его исчадье. Русская поговорка гласила, что "Были люди божики (или — велеты, великаны), теперь — пыжики, а будут — тужики; эти петуха впятером резать будут [8]".
Другое предание гласило, что Боги утвердили Мать-Землю на четырёх огромных рыбах над водами мрака и смерти. Одна за другой рыбы уплывали или погибали и ныне мир держит одна рыба; он же с каждым разом всё больше погружается в хляби тьмы, всё более пропитывается ею.
Миру предстоит, верили русы, в ближайшие времена погибнуть и возродиться вновь. Представления русов о посмертии, слишком сложные, чтобы о них здесь рассказывать, включали и представления о перевоплощении.
А теперь попытайтесь представить, как подобное мировоззрение сочетается с представлением о "прогрессе".
"Первобытный", "примитивный" — в устах наших современников эти определения говорят о неполноценности. В устах древних людей это была величайшая хвала.
Представление о том, что мир, люди, жизнь улучшаются с ходом времён, было не просто чуждо языческому мировидению русов, а прямо противоположно ему.
Впрочем, что уж говорить о славянах, если даже в иных торговых городах-государствах Эллады, несравненно более открытой всевозможной новизне, человек, вздумавший предложить новый закон, обязан был являться в собрание с верёвкой, скользящим узлом завязанной на шее — чтоб согражданам не пришлось долго искать этот предмет, буде нововведение придётся им не по нраву.
Кстати, как ни относись к понятиям традиционного общества о старом и новом, именно этот обычай прародины демократии я бы горячо рекомендовал современным парламентам. Жизнь стала бы много спокойнее!
Либо ты веришь в прогресс — либо исповедуешь культ предков. Тут уж одно из двух. Прогрессизм и язычество — несовместимы. Тот, кто утверждает, что совмещает их, лжёт или заблуждается.
Вот только не надо, читатель, в духе как раз современных представлений о "примитивном", "старом" и "прогрессивном", "новом" видеть в предках дикарей, кланявшихся дурно обтёсанным брёвнам, вкривь и вкось (это, кстати, просто поветрие какое-то — на десяток картинок с изображением славянских капищ не насчитаешь и трёх, где бы "идолы" стояли прямо) понавтыканным в огороженную щелястым тыном полянку, как это любят рисовать на иллюстрациях к художественным и популярным книгам про язычников-славян.
На Руси, по единодушному свидетельству таких предельно незаинтересованных в воспевании русского язычества источников, как "Сага об Олафе, сыне Трюггвы" и "Похвале и памяти князю русскому Владимиру" мниха (монаха) Иакова, были храмы.
В первом упоминается, что "конунг Гардов Вальдемар" (Владимир Святославич, будущий креститель Руси) в годы своего правления в "Хольмгарде"-Новгороде посещал храм языческих Богов.
Второй источник утверждает, что этот же Владимир после крещения "храмы идольские раскопа и по-сече".
Сейчас несколько таких храмов найдены даже археологами — от Ладоги, где этот храм, полностью повторяющий архитектуру храма балтийских славян в Гроссен-Радене, стоял на улице Варяжской — до Прикамья.
Об их внешнем облике мы можем судить, разве что, по сравнению с описанными западными авторами храмами балтийских славян — как я уже сказал, устройство храмов на Варяжском Поморье и в северно-русских землях полностью совпадают.
Саксон Грамматик — о храмах Рюге-на-Руяна: "Посреди города (Арконы. — О.В.) была площадь, на которой стоял храм из дерева, изящнейшей работы (…), внешняя стена здания выделялась аккуратной резьбой, включавшей формы разных вещей…
Отличием этого города (Коренице. — О.В.) были три храма, заметные блеском превосходного мастерства".
Гельмольд говорит, что Святовит имел в Арконе "величайшей пышности храм", а в Рерике вокруг священных дубов Перуна стояла "искусно сделанная ограда".
"Житие Оттона" о храмах Триглава в Волыни: "С большим старанием и искусством сооруженные".