Страница:
Но и это еще не все. Следующим этапом большого пути был Указ Президента СССР Горбачева «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20 - 50-х годов» от 13 августа 1990 года.
Из Указа Президента СССР от 13 августа 1990 года:
«Выражая принципиальное осуждение массовых репрессий, считая их несовместимыми с нормами цивилизации и на основании статей 127-7 и 114 Конституции СССР, постановляю:
1. Признать незаконными, противоречащими основных гражданским и социально-экономическим правам человека репрессии, проводившиеся в отношении крестьян в период коллективизации, а также в отношении всех других граждан по политическим, социальным, национальным, религиозным и иным мотивам в 20-х - 50-х годах и полностью восстановить права этих граждан:
2. Настоящий Указ не распространяется на лиц, обоснованно осужденных за совершение преступлений против Родины и советских людей во время Великой Отечественной войны, в предвоенные и послевоенные годы»1.
Вы что-нибудь поняли? Вот и я тоже: Где вы видели хотя бы одного гражданина, осужденного в «тридцать седьмом» по политическим, социальным, национальным, религиозным мотивам? А «иные» мотивы -это как прикажете понимать? Входит ли в их число, например, терроризм или шпионаж - они ведь тоже «иные»:
И закончилось все законом РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий», принятым 18 октября 1991 года, в котором по-простому так говорится:
«За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола со стороны государства, подвергаясь репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным мотивам».
Пусть я повторюсь, пусть! Но если бы авторы этого закона хотя бы краем глаза заглянули в следственные дела того времени, они бы убедились, что за убежденияв то время никого не преследовали. Равно как и по социальным и национальным мотивам. Преследовали исключительно за действия- часто они бывали вымышленными, но это уже второй вопрос.
«1. Реабилитировать всех лиц, кроме указанных в п. 5 настоящего Закона, подвергшихся когда-либо на территории РСФСР репрессиям во внесудебном порядке, в том числе органами ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, по решениям особых совещаний, троек и т. п. и иных осуществлявших властные полномочия несудебных органов.
2. Реабилитировать всех лиц, осужденных судами РСФСР за действия, квалифицированные как антисоветская агитация и пропаганда;(что, и за пронемецкую агитацию во время Великой Отечественной войны тоже? -Е. П.).
Нарушение закона об отделении церкви от государства и школы от церкви.
Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих государственный или общественный строй(между прочим, клевета на частное лицо у нас преследуется по закону, и лишь государство и общество остаются беззащитными. Узнаете? Приоритет частного над общим во всей своей красе. - Е. П.).
Посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов(бурные аплодисменты сектантов любого рода, переходящие в овацию у представителей тоталитарных сект. - Е. П.).
5. Предусмотренный в ст. I порядок реабилитации не применяется: к лицам, обвинявшимся в совершении убийств и иных тяжких преступлений против личности:(впрочем, в этом случае можно так же автоматически объявить обвинение недоказанным, тем более что обычно оно таким и было. Можно, но не нужно - уголовник ведь может и "демократа" по голове стукнуть, а не только коммуниста, так с какой стати его реабилитировать? - Е. П.)»1
Таким образом, удалось достичь сразу и без труда очень хороших показателей. Остальных дореабилитировали постепенно - некоторых сразу, некоторых после нажима со стороны «общественного мнения», шумных кампаний в прессе. Это все было уже делом техники.
А саму идеологию перестроечной реабилитации превосходно сформулировал «главный идеолог» КПСС того времени и председатель комиссии А. Н. Яковлев, заявивший в интервью «Московским новостям»: «Необходимо проявить и справедливость, и милосердие в отношении всех людей, подвергавшихся репрессиям по политическим мотивам. Справедливость по отношению к невинно репрессированным - их подавляющее большинство. А милосердие к тем, кто имел прегрешения перед обществом, быть может, далее совершал преступные действия. Но происходило это в определенных условиях, было эмоциональным или каким-то другим ответом на беззаконие, на то, с чем человек не мог согласиться:»
Комментировать надо?
Прошлую главу мы закончили светлым именем Станислава Реденса. Закончим им и эту тоже.
Несмотря на то, что при Хрущеве его боевой товарищ был очищен от всех обвинений, эта фигура была уж очень одиозной. Поэтому его история имела еще и продолжение, которое раскопал петербургский исследователь Игорь Пыхалов.
«После начала перестроечных разоблачений дело бывшего главного казахского чекиста всплыло вновь. Выяснилось, что Реденс реабилитирован незаконно, однако ничего поделать с этим нельзя. Как было сказано в справке, составленной заместителем Генерального прокурора СССР И. П. Абрамовым и секретарем яковлевской комиссии Н. И. Савинкиным: "В настоящее время отменить решение Военной коллегии Верховного Суда СССР не представляется возможным, так как с момента принятия судебного решения прошло более 27 лет, а в соответствии с законом (ст. 373 УПК РСФСР) пересмотр в порядке надзора определения суда о прекращении дела, влекущего ухудшение положения осужденного, допускается лишь в течение года со дня вступления его в законную силу. Ставить вопрос перед Верховным Советом СССРоб изъятии этого требования закона в отношении Реденса считаем неоправданным".
Окончательно посмертная судьба Реденса была решена А. Н. Яковлевым на заседании комиссии Политбюро 17 октября 1989 года: "Надо, видимо, согласиться с предложением И. П. Абрамова и Н. И. Савинкина. Мы советовались с А. И. Лукьяновым, председателем Верховного Суда Е. А. Смоленцевым. Не будем входить в Президиум Верховного Совета СССР и не будем ничего давать в журнал "Известия ЦК КПСС". Все согласны?" Понятно, что желающих возразить главному идеологу ЦК КПСС не нашлось:»
«И. В. Сталин владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела, хорошо разбираясь и в больших стратегических вопросах: В руководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Сталину помогали его природный ум, богатая интуиция. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим»
(Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1969, с. 295-297).
Глава 14. ИНФОРМАЦИОННАЯ ХИРОСИМА
Итак, 14 февраля 1956 года открылся XX съезд КПСС. 25 февраля советские делегаты были приглашены на дополнительное, закрытое заседание, где Хрущев и выступил со своим знаменитым докладом, последствия которого по сути уничтожили мировое коммунистическое движение - единственную силу, после Второй мировой войны противостоявшую либерализму, - и привел к тому, что мир стал таким, какой он сейчас. Что же касается нашей страны - то в области политики, идеологии, психологии результат можно сравнить разве что со взрывом атомной бомбы. Идеология сгорела в ослепительном атомном пламени, политика лежала в руинах, а на долю психологии достались проникающая радиация и радиоактивное заражение. Каждый раз, пытаясь разобраться в истоках и причинах нынешнего всеобъемлющего идеологического, культурного, мировоззренческого кризиса, я все время прихожу к XX съезду. И становится понятно, за что брежневская команда, придя к власти, поступила с Хрущевым так, как поступила.
Рой Медведев пишет: «Имя этого выдающегося деятеля исчезло со страниц печати. В 1965-1985 годах в СССР не было опубликовано ни одной статьи, в которой хотя бы упоминалось имя Н. С. Хрущева. Даже статьи и исследования по внешней политике, включая такие события, как Берлинский и Карибский кризисы, события в Венгрии и Польше в 1956 году, отношения с Югославией и т. п. публиковались без упоминания имени Н. С. Хрущева. Хотя Хрущев в течение 10 лет возглавлял Украинскую ССР, его имя упоминается лишь три раза, и то лишь как члена Военного Совета Первого Украинского фронта. Два поколения советских школьников, изучавших после 1965 года историю СССР, могли сделать вывод, что после Сталина к власти сразу пришел: Л. И. Брежнев. Имя Хрущева исключалось и из мемуаров и воспоминаний политических и военных деятелей. Так, например, в трехтомных мемуарах Г. К. Жукова мы можем найти лишь два случайных упоминания о Хрущеве».
Ну, маршал Жуков имел с Никитой Сергеевичем свои серьезные счеты. Но факт, что после отставки с Хрущевым поступили, как с «врагом народа» - разве что не репрессировали. Вот и вопрос - за что?
Без спору, наворотил он много - бульдозером не разгребешь. Но никакие хозяйственные «ляпы», никакой «волюнтаризм» этого не объясняют. Чтобы с человеком так поступили, по советским традициям надо было совершить политическоепреступление.
Нужно ли объяснять, в чем состояло политическое преступление Никиты Хрущева?
Съезд молчит:
Хрущев утверждает, что решение: говорить делегатам съезда «правду» или не говорить, принималось Президиумом ЦК чуть ли не в последний момент перед съездом. Ну не могли они молчать, не могли!
Есть даже протокольная запись заседания Президиума от 9 февраля, на котором обсуждали: выносить или не выносить этот вопрос на съезд 2. На этом заседании и был прочитан тот самый доклад Поспелова, где относительно честно говорится о репрессиях - хотя и перекладывается вся вина только на плечи НКВД. Но, в общем, в той обстановке это было правильно. Правда погубила бы партию, а альтернативного механизма управления государством, который на протяжении пятнадцати лет скрупулезно, колесико к колесику создавали Сталин и Берия, к тому времени уже не было. Обвал КПСС означал бы безвластие и хаос в едва оправившейся от войны стране.
Согласно протоколу этого заседания, решили пункт «о репрессиях» на съезд вынести. И тогда вопрос: знали или нет члены Президиума ЦК, голосовавшие за доклад Хрущева, что именно будет в этом докладе? Или они думали, что будет предана гласности поспеловская записка?
Молотов об этом говорит, как обычно в трудных ситуациях, уклончиво. Вот фрагмент его беседы с Феликсом Чуевым.
«- Часто задают вопрос: почему на XX съезде вы не выступили против Хрущева? Ваша группа?
- :Тогда я это обдумывал очень долго, с разных сторон. Не готова была партия к этому. Нас бы просто вышибли. Я надеялся, что, оставаясь в партии, мы понемногу выправим положение. А тогда быэто неожиданно было, если бы мы встали, никто не поддержал бы. Нет, никто. Надо было подготовить немного.
У меня было другое мнение. Я единственное, что сообщу - кое-какие мои поправки были приняты по вопросу о социализме, но коренным образом я вопроса не выдвигал. И опасность была в том, что в нашей группе, довольно пестрой по своим установкам, фактически пестрой, мог произойти раскол, ничего хорошего не обещавший, так как дело для партии было неподготовлено.
- А доклад Хрущева обсуждали на Политбюро?
- Обсуждали. Большинство поддерживало. Безоговорочно:» 1
Еще бы они не поддержали! Из тех, кто упомянут в протоколе, - Аристов, Беляев, Сабуров, Первухин, Суслов, Пономаренко, Шепилов - люди, чья серьезная партийная биография началась уже после 1938 года, Шверник - старый партиец, но по своему положению лидера ВЦСПС он не знал всей подоплеки репрессий. Для них доклад Поспелова вполне мог стать шоком, после которого они проголосовали бы за что угодно. Булганин - старый соратник Хрущева, будет молчать. Оставались Молотов, Каганович, Ворошилов - те, которые знали все. Но они тоже промолчали - не в первый раз. Молотов сам по этому поводу говорит:
«Некоторые: предъявляют Молотову обвинение: "А чего же вы молчали на XX съезде?" Значит, это не так просто. А разве правильно было молчать?.. Молчание - знак согласия, так обыкновенно говорят. Вот и получилось, что молчал, значит, согласился. Никто, даже противники, в том-то и дело, не могут мне предъявить, что я был согласен с Хрущевым, а вот то, что промолчал, - это факт».
У Кагановича память несколько «лучше».
«Чуев.Как вы ему разрешили этот доклад читать?
Каганович.Президиум ЦК вынес решение создать комиссию, которая бы разобралась во всех делах по репрессиям: Комиссия разбиралась, выезжала на места, составила доклад, доложила Президиуму. Президиум начал анализировать и вынес решение: после съезда собрать пленум ЦК и на нем заслушать доклад комиссии. И сделать потом политические выводы. Оценить то, что было».
То есть Президиум ЦК принял достаточно обоснованное решение: собрать пленум и на нем заслушать доклад комиссии. По-видимому, этим и завершилось заседание 9 февраля, сумбурный протокол которого приведен в приложении.
Но 18 февраля Поспелов и Аристов представили Хрущеву, наверняка по его заказу, совершенно другой текст. В этом проекте доклада очень мало говорилось о собственно репрессиях, почти не было цифр, зато появились ссылки на «ленинское завещание» и многочисленные «наезды» на Сталина с совершенно другим итоговым выводом: «Центральный Комитет партии считает установленным, что главную ответственность за допущенное в 1937-1939 годах массовое необоснованное репрессирование многих честных коммунистов и беспартийных советских граждан несет И. В. Сталин».Хрущев еще кое-что добавил, и в итоге получился тот текст, который он прочел на съезде и который потом был растиражирован по всей стране. Так что Президиум ЦК он попросту обманул.
Обманул Хрущев и пленум ЦК, состоявшийся накануне съезда, 13 февраля.
Из стенограммы выступления И. С. Хрущева на пленуме ЦК 13 февраля 1956 года:
«Хрущев. Есть еще один вопрос, о котором здесь нужно сказать.
Президиум Центрального комитета после неоднократного обмена мнениями и изучения обстановки и материалов после смерти товарища Сталина чувствует и считает необходимым поставить на съезде Центрального Комитета, на закрытом заседании: доклад от ЦК о культе личности.
Почему, товарищи? Сейчас все видят, чувствуют и понимают, что мы не так ставим вопрос о культе личности, как он ставится в свое время, и это вызывает потребность получить объяснение, чем это вызывается. Мы, правда, объяснили, и достаточно веско объяснили, но нужно, чтобы делегаты съезда, которые были на съезде, чтобы они все-таки больше узнали бы и почувствовали, поняли бы больше, чем это мы сейчас делаем через печать. Иначе делегаты съезда будут чувствовать себя не совсем хозяевами в партии. Поэтому они должны для того, чтобы объяснять большой поворот, который произошел, иметь больше фактического материала. Я думаю, что члены пленума с этим согласятся:
Голоса. Правильно».
В чем здесь обман? Дело в том, что о «культе личности» говорили неоднократно, начиная с марта 1953 года. Вот только вкладывали в это понятие совсем другой смысл. Никто не имел в виду культ личности Сталина.Говорили о недопущении «культа» впредь, то есть чтобы на будущее ни один из партийных вождей не занял бы исключительного положения, молчаливо исходя также и из того, что среди нынешних партийных вождей нет другого деятеля такого масштаба, который позволил бы ему стать единоличным лидером. Естественно, что мог иметь пленум против выступления по этому вопросу? Никто ведь не ждал, что Хрущев обрушится на Сталина, и уж тем более никто и предполагать не мог, что это будет сплошная оголтелая ложь, как не предполагали и двадцать, и сорок лет спустя. Знаете, все-таки тогда главе государства еще доверяли. Это уже потом, когда власть стала врать постоянно, непрестанно, даже когда в этом не было необходимости, у нас от этого отвыкли.
А Хрущев вывернул все так, что после его доклада под словами «культ личности» стал подразумеваться именно Сталин. И, кстати: говорят, что история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, второй - в виде фарса. Не дважды она повторяется, а многократно, в виде целой цепи фарсов. Осудив Сталина, Хрущев тут же создал собственный культ, и следующий генсек повторил то же - а куда им деться, Россия без царя не живет. Но поскольку личности были несколько иного масштаба, то вместо эпической драмы получился сплошной «Комеди клаб». Каждое очередное правление начиналось с надежд, а заканчивалось анекдотом:
Что было потом? Каганович вспоминал:
«Даже, по-моему, после выборов это было или до: (т. е. в самом конце съезда. - Е. П.) Вкулуарной комнате съезда, куда мы обычно выходили, собрали вдруг Президиум ЦК - кто стоя, кто сидя - комната маленькая. Раздали нам красные книжки.
Хрущев сказал:
- Надо выступить на съезде.
Мы говорим, что условились на пленуме ЦК - после съезда, в спокойной обстановке выработаем резолюцию. Съезд уже кончился. Мы выступали с речами едиными, мирно, без раскола.
- Надо сейчас, - говорит Хрущев.
Полистали, посмотрели, даже как следует не прочитали, не успели. А съезд ждет. Перерыв сделали. На пятнадцать минут. Мы идем заседать - заседание комиссии Поспелова.
Хрущев потом написал: предложили, чтобы я сделал доклад. Это он врет. Он сам сказал: "Я сделаю доклад". Возражали. Возражал я, Молотов, Ворошилов. Не скажу, чтобы мы активно выступили против: Невозможно было. Факты были, факты есть, съезд ждет: Но активно не решились, невозможно это. Может, это ошибка наша была. Расколоть съезд не хотели. Из-за стремления к единству не хотели расколоть съезд».
Но и Лазарь Моисеевич лукавит. Текст на ознакомление раздали 23 февраля, можно было успеть его прочесть. И успели. Таубман пишет: «Одна копия, сохранившаяся в архивах, испещрена карандашными пометками разных цветов. После описания пыток партработника Роберта Эйхе и его отчаянной мольбы, обращенной к Сталину, кто-то приписал на полях: "Вот он, наш дорогой отец!" Другой комментарий добавляет к последней фразе предупреждение: "Это не должно выйти за границы партии, тем более - просочиться в прессу", слова "не следует обнажать наши раны"». Наверняка писал кто-то из «молодых» членов Президиума: испытанных бойцов сталинского Политбюро, знавших, что незадолго перед тем Эйхе хладнокровно перебил не меньше десяти тысяч человек, разжалобить было бы куда труднее. (А может быть, Каганович правду говорит, а доклад с пометками - просто очередная хрущевская фальшивка, и вопрос действительно решали в последний момент.)
Все было рассчитано точно. Получив предварительное согласие Президиума и ЦК, Хрущев мог уже говорить все, что угодно. «Сталинцы», даже выступив против, остались бы в абсолютном меньшинстве - ведь факты-то были приведены правильно, дело было в интерпретации.
Впрочем, лукавит и Молотов, когда утверждает, что «партия его не поняла бы», если бы он выступил на съезде. Несколько ниже мы увидим, что прекрасно бы поняла, и Никита Сергеевич лишился бы, может статься, своего поста. Однако до доклада они не решились выступить против Хрущева, а после его можно было опровергнуть лишь одним способом -рассказать съезду, что на самом деле произошло в 1937 году и за что Сталин расправился с партаппаратом. Если бы Берия был жив, с него бы сталось и это сделать: но ни у кого из «сталинцев» на это мужества не хватило.
Во время доклада Хрущев по очереди обращался к Молотову, Маленкову, Кагановичу, Ворошилову - требуя, чтобы они объяснили свое поведение в 1937 году - но те сидели молча. Два месяца спустя, на торжественном первомайском обеде, в присутствии иностранных дипломатов, выпивший Хрущев снова обрушился на Сталина. Югославский посол Мичунович вспоминал о Молотове: «Временами мне казалось, что Хрущев поворачивает нож у него в открытой ране» 1.
«Сталинцы» попытались, правда, дать бой в 1957 году, почти сняв Хрущева на Президиуме ЦК - но это было уже махание кулаками после драки, и в результате с верхушки власти слетели они сами.
И вот начался съезд. То, что там было, Уильям Таубман описывает так:
«Войдя в зал, депутаты увидели на обычном почетном месте большую статую Ленина. Рядом с ней не было ни портрета, ни фотографии Сталина. Первые слова Хрущева, обращенные к съезду, звучали так: "За период между XIX и XX съездами мы потеряли виднейших деятелей коммунистического движения - Иосифа Виссарионовича Сталина, Клемента Готвальда и Кюици Токуда. Прошу почтить их память вставанием". Готвальд был лидером чешской компартии, Токуда - генеральным секретарем компартии Японии. После нескольких секунд молчания, вспоминал итальянский делегат Витторио Видали, "мы начали в недоумении оглядываться друг на друга. Что это значит? Кто такой этот Токуда? И что за странная торопливость - как будто Хрущев боится или стыдится называть эти имена": ЦК, объявил он, "решительно отвергает культ личности как чуждый духу марксизма-ленинизма". В другом месте он обрушился на "атмосферу беззакония и произвола". Это может относиться только к Сталину, подумал Видали. Однако бразильский депутат, сидевший рядом, шепнул ему что, скорее всего, речь идет о Берии: Аналогичные намеки проскальзывали и в речи Анастаса Микояна: "В течение примерно двадцати лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности:"
Услышав лестное упоминание о Сталине в письме Мао Цзэ-дуна, депутаты разразились аплодисментами, а когда лидер французской компартии Морис Торез начал восхвалять Сталина с трибуны, поднялись с мест и приветствовали его бурной овацией».
Так что не прав был Вячеслав Михайлович, утверждая, что партия была «не готова». Еще как готова! Дело не в партии, а в самих «сталинцах». Но что еще более любопытно, в сноске к этому отрывку Таубман пишет, что Микоян за свои «наезды» на «культ личности» получил две приветственные телеграммы: одну от IV (троцкистского) Интернационала в Париже, вторую из Мексики, от вдовы Троцкого. Дождались!
Исторический доклад съезд встретил мертвым молчанием (ремарки «аплодисменты», «овация» в текст добавили уже потом). Лишь когда все окончилось, послышался негромкий шум. Расходились, не глядя в глаза друг другу. Но это было только началом.
Народ безмолвствует
Сделав уступку Президиуму по части секретности, Хрущев и не думал держать слово. Практически сразу же, 5 марта, доклад был обработан, напечатан тиражом в несколько тысяч экземпляров и разослан по стране по партийным каналам. С ним предстояло ознакомить всех членов партии и комсомольцев, а также беспартийных активистов. Иностранным гостям его зачитывали после съезда.
В Грузии начало распространения доклада совпало с третьей годовщиной смерти Сталина. Мирная траурная демонстрация окончилась четырехдневными массовыми волнениями, в которых только в Тбилиси участвовало более 60 тысяч человек. По всему городу носили портреты Сталина, скандировали лозунги: «Слава великому Сталину!», «Долой Хрущева!», кое-где звучали требования отделения Грузии от СССР. Вот тут-то «дорогой Никита Сергеевич» и показал свое подлинное лицо. Для подавления беспорядков правительство применило войска и танки. Двадцать человек были убиты, около шестидесяти ранены. Это был первый расстрел демонстрации при Хрущеве - но не последний.
Естественно, практически сразу же доклад попал за границу, где был широко растиражирован средствами массовой информации. Рассказывают, что шеф ЦРУ Аллен Даллес тогда воскликнул: «Даю за текст доклада миллион долларов! Это будет первый гвоздь в могилу коммунизма!» Но никаких миллионов не понадобилось. Все произошло гораздо проще и дешевле: после тиражирования доклада заполучить его текст было делом техники. Что и проделал репортер польского информационного агентства «ПАП» Виктор Граевский. 4 июня текст доклада появился на страницах «Нью-Йорк таймс», а два дня спустя - в парижской «Монд». Хрущев в воспоминаниях писал: «Помню, как меня спросили тогда журналисты, что, мол, вы можете сказать по этому поводу? Я ответил им, что такого документа не знаю и пусть на этот вопрос отвечает разведка США. А как я должен был ответить, если речь шла о секрете?»
За границей доклад отозвался волнениями 1956 года в Польше и в Венгрии. Поляки вволю оттоптались на вечном противнике: доклад был широчайшим образом растиражирован по всей стране, а «левые» типографские копии позволили ознакомиться с ним всем желающим. Партсобрания, на которых читали доклад, выливались в антисоветские и антирусские митинги. Волнения все ширились, в июне в Познани произошло целое восстание, против его участников применили войска. В октябре, после провала переговоров - если можно назвать переговорами визит, во время которого глава советского государства начал орать на польских лидеров еще в аэропорту, - советские войска двинулись на Варшаву. В ответ поляки мобилизовали силы безопасности, так что все едва не кончилось войной. Польскому лидеру Гомулке колоссальными усилиями удалось нормализовать ситуацию.
1. Признать незаконными, противоречащими основных гражданским и социально-экономическим правам человека репрессии, проводившиеся в отношении крестьян в период коллективизации, а также в отношении всех других граждан по политическим, социальным, национальным, религиозным и иным мотивам в 20-х - 50-х годах и полностью восстановить права этих граждан:
2. Настоящий Указ не распространяется на лиц, обоснованно осужденных за совершение преступлений против Родины и советских людей во время Великой Отечественной войны, в предвоенные и послевоенные годы»1.
Вы что-нибудь поняли? Вот и я тоже: Где вы видели хотя бы одного гражданина, осужденного в «тридцать седьмом» по политическим, социальным, национальным, религиозным мотивам? А «иные» мотивы -это как прикажете понимать? Входит ли в их число, например, терроризм или шпионаж - они ведь тоже «иные»:
И закончилось все законом РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий», принятым 18 октября 1991 года, в котором по-простому так говорится:
«За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола со стороны государства, подвергаясь репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным мотивам».
Пусть я повторюсь, пусть! Но если бы авторы этого закона хотя бы краем глаза заглянули в следственные дела того времени, они бы убедились, что за убежденияв то время никого не преследовали. Равно как и по социальным и национальным мотивам. Преследовали исключительно за действия- часто они бывали вымышленными, но это уже второй вопрос.
«1. Реабилитировать всех лиц, кроме указанных в п. 5 настоящего Закона, подвергшихся когда-либо на территории РСФСР репрессиям во внесудебном порядке, в том числе органами ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, по решениям особых совещаний, троек и т. п. и иных осуществлявших властные полномочия несудебных органов.
2. Реабилитировать всех лиц, осужденных судами РСФСР за действия, квалифицированные как антисоветская агитация и пропаганда;(что, и за пронемецкую агитацию во время Великой Отечественной войны тоже? -Е. П.).
Нарушение закона об отделении церкви от государства и школы от церкви.
Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих государственный или общественный строй(между прочим, клевета на частное лицо у нас преследуется по закону, и лишь государство и общество остаются беззащитными. Узнаете? Приоритет частного над общим во всей своей красе. - Е. П.).
Посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов(бурные аплодисменты сектантов любого рода, переходящие в овацию у представителей тоталитарных сект. - Е. П.).
5. Предусмотренный в ст. I порядок реабилитации не применяется: к лицам, обвинявшимся в совершении убийств и иных тяжких преступлений против личности:(впрочем, в этом случае можно так же автоматически объявить обвинение недоказанным, тем более что обычно оно таким и было. Можно, но не нужно - уголовник ведь может и "демократа" по голове стукнуть, а не только коммуниста, так с какой стати его реабилитировать? - Е. П.)»1
Таким образом, удалось достичь сразу и без труда очень хороших показателей. Остальных дореабилитировали постепенно - некоторых сразу, некоторых после нажима со стороны «общественного мнения», шумных кампаний в прессе. Это все было уже делом техники.
А саму идеологию перестроечной реабилитации превосходно сформулировал «главный идеолог» КПСС того времени и председатель комиссии А. Н. Яковлев, заявивший в интервью «Московским новостям»: «Необходимо проявить и справедливость, и милосердие в отношении всех людей, подвергавшихся репрессиям по политическим мотивам. Справедливость по отношению к невинно репрессированным - их подавляющее большинство. А милосердие к тем, кто имел прегрешения перед обществом, быть может, далее совершал преступные действия. Но происходило это в определенных условиях, было эмоциональным или каким-то другим ответом на беззаконие, на то, с чем человек не мог согласиться:»
Комментировать надо?
Прошлую главу мы закончили светлым именем Станислава Реденса. Закончим им и эту тоже.
Несмотря на то, что при Хрущеве его боевой товарищ был очищен от всех обвинений, эта фигура была уж очень одиозной. Поэтому его история имела еще и продолжение, которое раскопал петербургский исследователь Игорь Пыхалов.
«После начала перестроечных разоблачений дело бывшего главного казахского чекиста всплыло вновь. Выяснилось, что Реденс реабилитирован незаконно, однако ничего поделать с этим нельзя. Как было сказано в справке, составленной заместителем Генерального прокурора СССР И. П. Абрамовым и секретарем яковлевской комиссии Н. И. Савинкиным: "В настоящее время отменить решение Военной коллегии Верховного Суда СССР не представляется возможным, так как с момента принятия судебного решения прошло более 27 лет, а в соответствии с законом (ст. 373 УПК РСФСР) пересмотр в порядке надзора определения суда о прекращении дела, влекущего ухудшение положения осужденного, допускается лишь в течение года со дня вступления его в законную силу. Ставить вопрос перед Верховным Советом СССРоб изъятии этого требования закона в отношении Реденса считаем неоправданным".
Окончательно посмертная судьба Реденса была решена А. Н. Яковлевым на заседании комиссии Политбюро 17 октября 1989 года: "Надо, видимо, согласиться с предложением И. П. Абрамова и Н. И. Савинкина. Мы советовались с А. И. Лукьяновым, председателем Верховного Суда Е. А. Смоленцевым. Не будем входить в Президиум Верховного Совета СССР и не будем ничего давать в журнал "Известия ЦК КПСС". Все согласны?" Понятно, что желающих возразить главному идеологу ЦК КПСС не нашлось:»
«И. В. Сталин владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела, хорошо разбираясь и в больших стратегических вопросах: В руководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Сталину помогали его природный ум, богатая интуиция. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим»
(Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1969, с. 295-297).
Глава 14. ИНФОРМАЦИОННАЯ ХИРОСИМА
Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой
в отношении прошлого нашей партии и государства, а также в отношении Сталина.
Д. Устинов, министр обороны СССР
Итак, 14 февраля 1956 года открылся XX съезд КПСС. 25 февраля советские делегаты были приглашены на дополнительное, закрытое заседание, где Хрущев и выступил со своим знаменитым докладом, последствия которого по сути уничтожили мировое коммунистическое движение - единственную силу, после Второй мировой войны противостоявшую либерализму, - и привел к тому, что мир стал таким, какой он сейчас. Что же касается нашей страны - то в области политики, идеологии, психологии результат можно сравнить разве что со взрывом атомной бомбы. Идеология сгорела в ослепительном атомном пламени, политика лежала в руинах, а на долю психологии достались проникающая радиация и радиоактивное заражение. Каждый раз, пытаясь разобраться в истоках и причинах нынешнего всеобъемлющего идеологического, культурного, мировоззренческого кризиса, я все время прихожу к XX съезду. И становится понятно, за что брежневская команда, придя к власти, поступила с Хрущевым так, как поступила.
Рой Медведев пишет: «Имя этого выдающегося деятеля исчезло со страниц печати. В 1965-1985 годах в СССР не было опубликовано ни одной статьи, в которой хотя бы упоминалось имя Н. С. Хрущева. Даже статьи и исследования по внешней политике, включая такие события, как Берлинский и Карибский кризисы, события в Венгрии и Польше в 1956 году, отношения с Югославией и т. п. публиковались без упоминания имени Н. С. Хрущева. Хотя Хрущев в течение 10 лет возглавлял Украинскую ССР, его имя упоминается лишь три раза, и то лишь как члена Военного Совета Первого Украинского фронта. Два поколения советских школьников, изучавших после 1965 года историю СССР, могли сделать вывод, что после Сталина к власти сразу пришел: Л. И. Брежнев. Имя Хрущева исключалось и из мемуаров и воспоминаний политических и военных деятелей. Так, например, в трехтомных мемуарах Г. К. Жукова мы можем найти лишь два случайных упоминания о Хрущеве».
Ну, маршал Жуков имел с Никитой Сергеевичем свои серьезные счеты. Но факт, что после отставки с Хрущевым поступили, как с «врагом народа» - разве что не репрессировали. Вот и вопрос - за что?
Без спору, наворотил он много - бульдозером не разгребешь. Но никакие хозяйственные «ляпы», никакой «волюнтаризм» этого не объясняют. Чтобы с человеком так поступили, по советским традициям надо было совершить политическоепреступление.
Нужно ли объяснять, в чем состояло политическое преступление Никиты Хрущева?
Съезд молчит:
Ланцелот. Но ведь вы знали, что дракона убил не он.
Горожанин.Дома знал: А на параде:
Евгений Шварц. Дракон
Хрущев утверждает, что решение: говорить делегатам съезда «правду» или не говорить, принималось Президиумом ЦК чуть ли не в последний момент перед съездом. Ну не могли они молчать, не могли!
Есть даже протокольная запись заседания Президиума от 9 февраля, на котором обсуждали: выносить или не выносить этот вопрос на съезд 2. На этом заседании и был прочитан тот самый доклад Поспелова, где относительно честно говорится о репрессиях - хотя и перекладывается вся вина только на плечи НКВД. Но, в общем, в той обстановке это было правильно. Правда погубила бы партию, а альтернативного механизма управления государством, который на протяжении пятнадцати лет скрупулезно, колесико к колесику создавали Сталин и Берия, к тому времени уже не было. Обвал КПСС означал бы безвластие и хаос в едва оправившейся от войны стране.
Согласно протоколу этого заседания, решили пункт «о репрессиях» на съезд вынести. И тогда вопрос: знали или нет члены Президиума ЦК, голосовавшие за доклад Хрущева, что именно будет в этом докладе? Или они думали, что будет предана гласности поспеловская записка?
Молотов об этом говорит, как обычно в трудных ситуациях, уклончиво. Вот фрагмент его беседы с Феликсом Чуевым.
«- Часто задают вопрос: почему на XX съезде вы не выступили против Хрущева? Ваша группа?
- :Тогда я это обдумывал очень долго, с разных сторон. Не готова была партия к этому. Нас бы просто вышибли. Я надеялся, что, оставаясь в партии, мы понемногу выправим положение. А тогда быэто неожиданно было, если бы мы встали, никто не поддержал бы. Нет, никто. Надо было подготовить немного.
У меня было другое мнение. Я единственное, что сообщу - кое-какие мои поправки были приняты по вопросу о социализме, но коренным образом я вопроса не выдвигал. И опасность была в том, что в нашей группе, довольно пестрой по своим установкам, фактически пестрой, мог произойти раскол, ничего хорошего не обещавший, так как дело для партии было неподготовлено.
- А доклад Хрущева обсуждали на Политбюро?
- Обсуждали. Большинство поддерживало. Безоговорочно:» 1
Еще бы они не поддержали! Из тех, кто упомянут в протоколе, - Аристов, Беляев, Сабуров, Первухин, Суслов, Пономаренко, Шепилов - люди, чья серьезная партийная биография началась уже после 1938 года, Шверник - старый партиец, но по своему положению лидера ВЦСПС он не знал всей подоплеки репрессий. Для них доклад Поспелова вполне мог стать шоком, после которого они проголосовали бы за что угодно. Булганин - старый соратник Хрущева, будет молчать. Оставались Молотов, Каганович, Ворошилов - те, которые знали все. Но они тоже промолчали - не в первый раз. Молотов сам по этому поводу говорит:
«Некоторые: предъявляют Молотову обвинение: "А чего же вы молчали на XX съезде?" Значит, это не так просто. А разве правильно было молчать?.. Молчание - знак согласия, так обыкновенно говорят. Вот и получилось, что молчал, значит, согласился. Никто, даже противники, в том-то и дело, не могут мне предъявить, что я был согласен с Хрущевым, а вот то, что промолчал, - это факт».
У Кагановича память несколько «лучше».
«Чуев.Как вы ему разрешили этот доклад читать?
Каганович.Президиум ЦК вынес решение создать комиссию, которая бы разобралась во всех делах по репрессиям: Комиссия разбиралась, выезжала на места, составила доклад, доложила Президиуму. Президиум начал анализировать и вынес решение: после съезда собрать пленум ЦК и на нем заслушать доклад комиссии. И сделать потом политические выводы. Оценить то, что было».
То есть Президиум ЦК принял достаточно обоснованное решение: собрать пленум и на нем заслушать доклад комиссии. По-видимому, этим и завершилось заседание 9 февраля, сумбурный протокол которого приведен в приложении.
Но 18 февраля Поспелов и Аристов представили Хрущеву, наверняка по его заказу, совершенно другой текст. В этом проекте доклада очень мало говорилось о собственно репрессиях, почти не было цифр, зато появились ссылки на «ленинское завещание» и многочисленные «наезды» на Сталина с совершенно другим итоговым выводом: «Центральный Комитет партии считает установленным, что главную ответственность за допущенное в 1937-1939 годах массовое необоснованное репрессирование многих честных коммунистов и беспартийных советских граждан несет И. В. Сталин».Хрущев еще кое-что добавил, и в итоге получился тот текст, который он прочел на съезде и который потом был растиражирован по всей стране. Так что Президиум ЦК он попросту обманул.
Обманул Хрущев и пленум ЦК, состоявшийся накануне съезда, 13 февраля.
Из стенограммы выступления И. С. Хрущева на пленуме ЦК 13 февраля 1956 года:
«Хрущев. Есть еще один вопрос, о котором здесь нужно сказать.
Президиум Центрального комитета после неоднократного обмена мнениями и изучения обстановки и материалов после смерти товарища Сталина чувствует и считает необходимым поставить на съезде Центрального Комитета, на закрытом заседании: доклад от ЦК о культе личности.
Почему, товарищи? Сейчас все видят, чувствуют и понимают, что мы не так ставим вопрос о культе личности, как он ставится в свое время, и это вызывает потребность получить объяснение, чем это вызывается. Мы, правда, объяснили, и достаточно веско объяснили, но нужно, чтобы делегаты съезда, которые были на съезде, чтобы они все-таки больше узнали бы и почувствовали, поняли бы больше, чем это мы сейчас делаем через печать. Иначе делегаты съезда будут чувствовать себя не совсем хозяевами в партии. Поэтому они должны для того, чтобы объяснять большой поворот, который произошел, иметь больше фактического материала. Я думаю, что члены пленума с этим согласятся:
Голоса. Правильно».
В чем здесь обман? Дело в том, что о «культе личности» говорили неоднократно, начиная с марта 1953 года. Вот только вкладывали в это понятие совсем другой смысл. Никто не имел в виду культ личности Сталина.Говорили о недопущении «культа» впредь, то есть чтобы на будущее ни один из партийных вождей не занял бы исключительного положения, молчаливо исходя также и из того, что среди нынешних партийных вождей нет другого деятеля такого масштаба, который позволил бы ему стать единоличным лидером. Естественно, что мог иметь пленум против выступления по этому вопросу? Никто ведь не ждал, что Хрущев обрушится на Сталина, и уж тем более никто и предполагать не мог, что это будет сплошная оголтелая ложь, как не предполагали и двадцать, и сорок лет спустя. Знаете, все-таки тогда главе государства еще доверяли. Это уже потом, когда власть стала врать постоянно, непрестанно, даже когда в этом не было необходимости, у нас от этого отвыкли.
А Хрущев вывернул все так, что после его доклада под словами «культ личности» стал подразумеваться именно Сталин. И, кстати: говорят, что история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, второй - в виде фарса. Не дважды она повторяется, а многократно, в виде целой цепи фарсов. Осудив Сталина, Хрущев тут же создал собственный культ, и следующий генсек повторил то же - а куда им деться, Россия без царя не живет. Но поскольку личности были несколько иного масштаба, то вместо эпической драмы получился сплошной «Комеди клаб». Каждое очередное правление начиналось с надежд, а заканчивалось анекдотом:
Что было потом? Каганович вспоминал:
«Даже, по-моему, после выборов это было или до: (т. е. в самом конце съезда. - Е. П.) Вкулуарной комнате съезда, куда мы обычно выходили, собрали вдруг Президиум ЦК - кто стоя, кто сидя - комната маленькая. Раздали нам красные книжки.
Хрущев сказал:
- Надо выступить на съезде.
Мы говорим, что условились на пленуме ЦК - после съезда, в спокойной обстановке выработаем резолюцию. Съезд уже кончился. Мы выступали с речами едиными, мирно, без раскола.
- Надо сейчас, - говорит Хрущев.
Полистали, посмотрели, даже как следует не прочитали, не успели. А съезд ждет. Перерыв сделали. На пятнадцать минут. Мы идем заседать - заседание комиссии Поспелова.
Хрущев потом написал: предложили, чтобы я сделал доклад. Это он врет. Он сам сказал: "Я сделаю доклад". Возражали. Возражал я, Молотов, Ворошилов. Не скажу, чтобы мы активно выступили против: Невозможно было. Факты были, факты есть, съезд ждет: Но активно не решились, невозможно это. Может, это ошибка наша была. Расколоть съезд не хотели. Из-за стремления к единству не хотели расколоть съезд».
Но и Лазарь Моисеевич лукавит. Текст на ознакомление раздали 23 февраля, можно было успеть его прочесть. И успели. Таубман пишет: «Одна копия, сохранившаяся в архивах, испещрена карандашными пометками разных цветов. После описания пыток партработника Роберта Эйхе и его отчаянной мольбы, обращенной к Сталину, кто-то приписал на полях: "Вот он, наш дорогой отец!" Другой комментарий добавляет к последней фразе предупреждение: "Это не должно выйти за границы партии, тем более - просочиться в прессу", слова "не следует обнажать наши раны"». Наверняка писал кто-то из «молодых» членов Президиума: испытанных бойцов сталинского Политбюро, знавших, что незадолго перед тем Эйхе хладнокровно перебил не меньше десяти тысяч человек, разжалобить было бы куда труднее. (А может быть, Каганович правду говорит, а доклад с пометками - просто очередная хрущевская фальшивка, и вопрос действительно решали в последний момент.)
Все было рассчитано точно. Получив предварительное согласие Президиума и ЦК, Хрущев мог уже говорить все, что угодно. «Сталинцы», даже выступив против, остались бы в абсолютном меньшинстве - ведь факты-то были приведены правильно, дело было в интерпретации.
Впрочем, лукавит и Молотов, когда утверждает, что «партия его не поняла бы», если бы он выступил на съезде. Несколько ниже мы увидим, что прекрасно бы поняла, и Никита Сергеевич лишился бы, может статься, своего поста. Однако до доклада они не решились выступить против Хрущева, а после его можно было опровергнуть лишь одним способом -рассказать съезду, что на самом деле произошло в 1937 году и за что Сталин расправился с партаппаратом. Если бы Берия был жив, с него бы сталось и это сделать: но ни у кого из «сталинцев» на это мужества не хватило.
Во время доклада Хрущев по очереди обращался к Молотову, Маленкову, Кагановичу, Ворошилову - требуя, чтобы они объяснили свое поведение в 1937 году - но те сидели молча. Два месяца спустя, на торжественном первомайском обеде, в присутствии иностранных дипломатов, выпивший Хрущев снова обрушился на Сталина. Югославский посол Мичунович вспоминал о Молотове: «Временами мне казалось, что Хрущев поворачивает нож у него в открытой ране» 1.
«Сталинцы» попытались, правда, дать бой в 1957 году, почти сняв Хрущева на Президиуме ЦК - но это было уже махание кулаками после драки, и в результате с верхушки власти слетели они сами.
И вот начался съезд. То, что там было, Уильям Таубман описывает так:
«Войдя в зал, депутаты увидели на обычном почетном месте большую статую Ленина. Рядом с ней не было ни портрета, ни фотографии Сталина. Первые слова Хрущева, обращенные к съезду, звучали так: "За период между XIX и XX съездами мы потеряли виднейших деятелей коммунистического движения - Иосифа Виссарионовича Сталина, Клемента Готвальда и Кюици Токуда. Прошу почтить их память вставанием". Готвальд был лидером чешской компартии, Токуда - генеральным секретарем компартии Японии. После нескольких секунд молчания, вспоминал итальянский делегат Витторио Видали, "мы начали в недоумении оглядываться друг на друга. Что это значит? Кто такой этот Токуда? И что за странная торопливость - как будто Хрущев боится или стыдится называть эти имена": ЦК, объявил он, "решительно отвергает культ личности как чуждый духу марксизма-ленинизма". В другом месте он обрушился на "атмосферу беззакония и произвола". Это может относиться только к Сталину, подумал Видали. Однако бразильский депутат, сидевший рядом, шепнул ему что, скорее всего, речь идет о Берии: Аналогичные намеки проскальзывали и в речи Анастаса Микояна: "В течение примерно двадцати лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности:"
Услышав лестное упоминание о Сталине в письме Мао Цзэ-дуна, депутаты разразились аплодисментами, а когда лидер французской компартии Морис Торез начал восхвалять Сталина с трибуны, поднялись с мест и приветствовали его бурной овацией».
Так что не прав был Вячеслав Михайлович, утверждая, что партия была «не готова». Еще как готова! Дело не в партии, а в самих «сталинцах». Но что еще более любопытно, в сноске к этому отрывку Таубман пишет, что Микоян за свои «наезды» на «культ личности» получил две приветственные телеграммы: одну от IV (троцкистского) Интернационала в Париже, вторую из Мексики, от вдовы Троцкого. Дождались!
Исторический доклад съезд встретил мертвым молчанием (ремарки «аплодисменты», «овация» в текст добавили уже потом). Лишь когда все окончилось, послышался негромкий шум. Расходились, не глядя в глаза друг другу. Но это было только началом.
Народ безмолвствует
Пропаганда - это искусство убеждать других в том, во что сам ты не веришь.
Абба Эбан, израильский политик
Сделав уступку Президиуму по части секретности, Хрущев и не думал держать слово. Практически сразу же, 5 марта, доклад был обработан, напечатан тиражом в несколько тысяч экземпляров и разослан по стране по партийным каналам. С ним предстояло ознакомить всех членов партии и комсомольцев, а также беспартийных активистов. Иностранным гостям его зачитывали после съезда.
В Грузии начало распространения доклада совпало с третьей годовщиной смерти Сталина. Мирная траурная демонстрация окончилась четырехдневными массовыми волнениями, в которых только в Тбилиси участвовало более 60 тысяч человек. По всему городу носили портреты Сталина, скандировали лозунги: «Слава великому Сталину!», «Долой Хрущева!», кое-где звучали требования отделения Грузии от СССР. Вот тут-то «дорогой Никита Сергеевич» и показал свое подлинное лицо. Для подавления беспорядков правительство применило войска и танки. Двадцать человек были убиты, около шестидесяти ранены. Это был первый расстрел демонстрации при Хрущеве - но не последний.
Естественно, практически сразу же доклад попал за границу, где был широко растиражирован средствами массовой информации. Рассказывают, что шеф ЦРУ Аллен Даллес тогда воскликнул: «Даю за текст доклада миллион долларов! Это будет первый гвоздь в могилу коммунизма!» Но никаких миллионов не понадобилось. Все произошло гораздо проще и дешевле: после тиражирования доклада заполучить его текст было делом техники. Что и проделал репортер польского информационного агентства «ПАП» Виктор Граевский. 4 июня текст доклада появился на страницах «Нью-Йорк таймс», а два дня спустя - в парижской «Монд». Хрущев в воспоминаниях писал: «Помню, как меня спросили тогда журналисты, что, мол, вы можете сказать по этому поводу? Я ответил им, что такого документа не знаю и пусть на этот вопрос отвечает разведка США. А как я должен был ответить, если речь шла о секрете?»
За границей доклад отозвался волнениями 1956 года в Польше и в Венгрии. Поляки вволю оттоптались на вечном противнике: доклад был широчайшим образом растиражирован по всей стране, а «левые» типографские копии позволили ознакомиться с ним всем желающим. Партсобрания, на которых читали доклад, выливались в антисоветские и антирусские митинги. Волнения все ширились, в июне в Познани произошло целое восстание, против его участников применили войска. В октябре, после провала переговоров - если можно назвать переговорами визит, во время которого глава советского государства начал орать на польских лидеров еще в аэропорту, - советские войска двинулись на Варшаву. В ответ поляки мобилизовали силы безопасности, так что все едва не кончилось войной. Польскому лидеру Гомулке колоссальными усилиями удалось нормализовать ситуацию.