– Это, конечно, если карапузы их не перебьют, в чем лично я сильно сомневаюсь. Карапузы – маздай!!! Мордовия – форева!!! – Внезапно он отложил вилку, нахмурился, и чеканя каждое слово, предложил: – Вступай в нашу шайку, Пендальф, третьим будешь. Присоединяйся, брат, не пожалеешь, а иначе всё одно – смерть.
   Он подошел к камину, ухватился за брючный ремень и выдернул Пендальфа из трубы. Тот с грохотом повалился на землю, приподнялся на одной руке – чумазый как черт, отер лицо и выпалил комсомольско-допросное:
   – Толково придумано, Сарумян. Только не брат я тебе, гнида черножопая!
   Свободной рукой, которую Пендальф держал за спиной, он метнул в Сарумяна кочергу, предусмотрительно притыренную во время падения из трубы, но промахнулся и тут же еле успел увернуться от «неопознанного летающего объекта» – не было времени разглядывать, чем же Сарумян намеревался расквасить ему башку. Зато он успел откатиться в сторону и швырнуть в неприятеля антикварной табуреткой, которая развалилась в воздухе на десяток частей и нанесла Сарумяну массированный урон в области паха и других, менее важных, частей тела. Скорчившись от боли, тот успел запулить в Пендальфа вазой, вилкой и крышкой рояля, пока тот искал чем ответить. Постепенно Сарумян оттеснял соперника к входной двери, и вскоре эта тактика принесла ему успех – он исхитрился зажать голову Пендальфа дверью и слегка придушить. Сознание оставило Пендальфа вместе с последним ударом по почкам. Сарумян склонился над поверженным врагом и прошипел:
   – Не кривляйся, Пендальф, не на того напрыгнул. Моё кун-фу сильнее твоего, вспомни лучше, собака, чему тебя учил наш сенсей: «Никогда не применяй искусство кун-фу в корыстных целях!!! Убивай ради удовольствия!!!»
G
   Фёдор и Сеня пробирались по картофельному полю. Лето стояло хорошее, в меру дождливое, в меру солнечное. Картошка уродилась на славу – ботва доходила почти до плеч карапузов. Сеня чисто по привычке собирал с листа колорадского жука и со смачными прищелкиваниями давил его в пальцах. Он так увлекся общественно-полезной работой, что не заметил, как Фёдор сорвал пару листиков, сделал пару шагов в сторону и присел. Сеня прошел еще несколько шагов и только в очередной раз, подняв голову, понял, что потерял Фёдора из виду. Лоб его моментально покрылся испариной, он отер грязные руки о штаны, сложил их рупором и заорал дурным голосом:
   – Фёдор Михалыч! Фёдор Михалыч!
   Фёдор подскочил как ужаленный, придерживая штаны рукой и непонимающе вращая головой. Сеня, завидев товарища, облегченно выдохнул:
   – Блин, я, типа, подумал, что ты слинял.
   Фёдор недовольно скривил свое и без того не самое симпатичное лицо и грубо оборвал приятеля:
   – Чё ты гонишь?
   – Ну, я, типа, старикана вспомнил,– запричитал Сеня.
   – И чё? – всем своим видом Фёдор показывал что процесс, прерванный Сениной истерикой, явно не заладился.
   Сеня попробовал было оправдаться:
   – Он сказал: «Сеня, потеряешь пацана – глаз на жопу натяну». И ведь натянет.
   Фёдор примирительно усмехнулся:
   – Сеня, мы ещё только до огорода дошли. Да ладно, забей! – Он явно не собирался бросать начатое дело на полпути, но в этот самый момент всем его намерениям пришел окончательный и бесповоротный кирдык в лице двух друзей – Мерина Гека и Пилигрима Чука, вывалившихся из зарослей картофеля прямо у них перед носами.
   – Фёдор! Мерин, ядрен батон, это же Фёдор! Я смотрю, вы тут к сельской поэзии приобщаетесь? – гоготнул Гек и начал декламировать что-то на тему: «Хорошо в деревне летом…»
   Сеня побагровел и принялся загораживать Фёдора своим неслабеньким телом:
   – О ну, отвали, вуайерист проклятущий!!! Впрочем, его слова не нашли никакого отзыва у двух проходимцев, чье настроение сегодня явно зашкаливало, вероятно, в связи со внезапно подвалившей им свободой. Они принялись отпускать остроты с еще большим рвением, и тогда Сеня на правах личного телохранителя «мистера Фёдора» решил применить грубую физическую силу к нарушителям спокойствия и просто-напросто швырнул Чука и Гека оземь. Те со всей дури брякнулись в заросли ботвы, и из-за их пазух посыпалась свежеворованная картошка.
   – А это что за ботва?! Хищение сельхозпродукции? – неожиданно приободрился Сеня, но тут над его головой что-то громыхнуло с такой силой, что ему только и оставалось, что ойкнуть и рухнуть вниз, прикрывая голову руками.
   Откуда-то справа им наперерез пробирался через картофельную плантацию хозяин местных полей, размахивавший дробовиком и яростно вопивший что-то многообещающее для подростков, шагнувших в постпубертатный период своего развития:
   – Ворье растет! Поймаю, пасть порву, моргалы выколю, рога поотшибаю!!!
 
   Карапузы сорвались с места и ринулись бежать прочь, пригибаясь к земле и петляя, как пьяный заяц на озёрном льду. При этом они не стали оставаться в долгу в словесной перепалке с рассвирепевшим фермером.
   – Вот же, контра недобитая. Картошки ему жалко. Дождётся, гад, скоро наши в деревню вернутся,– проорал Гек и добавил уже вполголоса: – Давай за мной, я дорогу знаю.
   – Точно, Гек. Всё ему, гаду, припомнится,– вторил ему Чук, и только Сене было не до мстительных выпадов, он бежал в сам хвосте колонны и совершенно оправданно больше всех переживал за сохранность своей задницы…
   Когда картофельное поле, казавшееся практически бесконечным, все же закончилось, карапузы со всей дури посыпались в мелиоративную канаву, отделявшую поле от просёлочной дороги.
   Гек, удачно свалившийся на Чука и тем самым смягчивший свое падение с немаленькой, в общем-то, высоты, попробовал на прочность передние зубы и удовлетворенно хмыкнул:
   – Было круто!
   Его приятель явно пострадал куда больше – с озабоченным видом он ощупывал свою промежность, и лицо его мрачнело с каждой секундой.
   – Кажись, я чего-то сломал.
   – Ты поменьше думай о соседских телках. Был бы не так напряжен – ничего не сломал бы.– Хорошее настроение не оставляло Гека. Чук только отмахнулся от гогочущего дружка и осторожно, практически с небывалой нежностью засунул руку себе в штаны. Настороженности на его лице явно прибавилось, он медленно потянул руку и вытащил… раздавленную картофелину.
   – Уффф… Пронесло… – Улыбка блаженства припечатала к его физиономии самую идиотскую из возможных гримас.
   Сеня, окончательно убедившийся, что его филейной части более ничего не угрожает, насупился и запустил картофельным огрызком в тыкву Геку:
   – Гек, из тебя проводник, как из дерьма пуля.
   – Пацаны, я же, типа, напрямки хотел,– тот даже не удосужился потереть ушибленный затылок, подтверждая справедливость закрепившейся за ним с самого детства «дразнилки»: «Мерин чесоточный».
   – Ну и чё? Срезали? – набычился Сеня.– Если бы Федю не пронесло, да этот козел-фермер не вляпался в ту кучу – точно поубивал бы всех.
   – Ага – а теперь ему самому каюк,– хихикнул Чук, а Гек, сделав вид, что обиделся, отвернулся от Сени, бесцельно шаря глазами по жухлой траве. Внезапно его взгляд зацепил выводок поганок-галлюциногенов на склоне канавы. Он аж подпрыгнул от столь приятной неожиданности:
   – Грыбочки!
   День явно не собирался становиться менее удачным. Нашарив в кармане штанов складной нож, Гек с тупой улыбкой срезал один гриб и отдал его Фёдору:
   – Этому дала,– схохмил он, срезал следующий гриб и протянул его Чуку: – И этому дала…
   Последний из грибов Гек срезал с особым желанием и протянул его Сене, но стоило тому лишь попытаться хапнуть предложенное, резко отдернул руку и гоготнул недотепе в лицо:
   – А этому не дала. Ты ещё маленький.
   Сеня попробовал изобразить, что происходящее ему совершенно по барабану, и как бы невзначай поинтересовался:
   – Сколько надо таких грибочков, чтобы как следует закинуться?
   Гек даже не пытался скрыть свою идиотскую улыбку, которая с каждой минутой расползалась по его лицу все больше и больше:
   – Я их ещё не ел, а меня уже плющит.
   Фёдор отшвырнул поганку, брезгливо отер руку и, подтянувшись на руках, вылез из канавы. Постоял немного в задумчивости, пнул прошлогоднюю шишку и, повернувшись к приятелям, глубокомысленно высказался:
   – Я вот что думаю, братва… На дороге нас сто-пудово возьмут за задницу.
   Фёдор оглянулся на дорогу – словно в подтверждение его слов, вдалеке заклубилась пыль и через несколько мгновений среди деревьев появился черный всадник. Фёдор сиганул через дорогу, к лесополосе, шипя как ужаленный:
   – Атас! Педофилы!
   Остальные ринулись вслед за ним и залегли в ближайшем буреломе, весьма неумело прикидываясь издохшими от невзгод и лишений лесными жителями. Поравнявшийся с их убежищем всадник спешился возле следов, цепочкой пересекавших дорогу, опустился но колени, словно принюхиваясь, мазнул что-то указательным пальцем, попробовал на вкус и, достав из-за пазухи тюбик с раствором, принялся снимать слепки.
   Фёдор легонько щелкнул по Сениному затылку – тот от любопытства чуть не целиком высунулся из убежища:
   – Тихо!
   – Что за на фиг? – одними губами спросил Сеня Фёдора, но тот только непонимающе развел руками.
   Всадник тем временем вбил колышки по обе стороны дороги, натянул на них полосатую ленту с надписью «Не пересекать. Полиция», подтянул седло и, вскочив на лошадь, исчез в пыли.
   Сеня первым поднял голову:
   – Никого?
   Фёдор осторожно приоткрыл один глаз и согласился с приятелем:
   – Кажется, никого…
   – Че происходит-то? – Мерин Гек оставался на своей волне, впрочем, на это уже никто не обращал внимания.
   – Какой-то мужик на лошади, возможно, педофил,– откликнулся Сеня и поняв, что, в общем-то, его ответ Мерину Геку исключительно до фени, обратился к своему «хозяину»: – Ты-то как думаешь, Фёдор?
   – Вот что, пацаны. Нам с Сеней надо попасть в Бри.
   Пилигрим Чук уставился на Фёдора, часто-часто хлопая ресницами. Мыслительный процесс в его голове никогда не отличался особенной скорострельностью, но, надо признать, толковые идеи посещали его голову куда чаще, чем бестолковые тыковки остальных карапузов. Вот и сейчас он внезапно повеселел, смачно высморкался на соседний куст и выпалил:
   – Да легко. Форсируем реку на пароме! – Он поплевал на палец, поднял его вверх, будто определяя направление ветра, и со знанием дела указал куда-то за правое плечо: – За мной!
   Дорога не обещала быть легкой, да и к тому же им стоило поторопиться, пока вражеский конный отряд не отрезал единственный путь к переправе. Они со страшным треском продирались сквозь кусты, еле успевая зажмуриваться от хлещущих по щекам веток.
   Во главе забега, отчаянно матерясь и практически не разбирая дороги, мчался толстозадый Сеня Ганджубас. Все навьюченные на него пожитки он давно уже скинул прямо в лесу, вполне разумно предполагая, что держать ответ перед Пендальфом за вверенное государственное имущество придется собственной задницей, но для начала эту задницу стоило спасти, и с этой задачей он, кажется, справлялся неплохо. Своим массивным телом Сеня прокладывал в зарослях просеку, по которой мчались Мерин с Чуком, периодически спотыкаясь друг о дружку и на ходу обсуждая сексуальные пристрастия собственного преследователя:
   – Вот привязался-то, педофил! Мы-то ему зачем? Это я только ростом не вышел!!!
   Впрочем, хуже всех приходилось Фёдору – его единственным спортивным достижением до сих пор оставался лишь потертый значок ГТО, честно выигранный в секу у какого-то алкаша. Именно его постепенно нагонял всадник, давно уже свернувший с дороги и несшийся во весь опор по лесополосе. Расстояние между ними стремительно сокращалось, но и лес постепенно расходился, впереди открывалось водная гладь безымянной реки.
   Карапузы выбежали к мосткам и вповалку попрыгали на стоящий у самого берега плот. Удар головой о бревна помог Муку первым прийти в чувство – он бросился отвязывать веревку, которой плот был привязан к мосткам, и, еле справившись с дыханием, проверещал в сгущающиеся сумерки:
   – Хватай мешки, паром отходит! – И, подхватив шест, оттолкнулся от берега.
   – Ох ты, сволочь, бросишь, значит, товарища??? – очнулся Сеня.– Стой, собака!!! – Он отвесил оплеуху Пилигриму Чуку, отобрал у него шест и принялся размахивать им в темноте, вопя не своим голосом:
   – Фёдор! Беги, Фёдор! Беги! Прыгай, Фёдор! Откуда Фёдор знал о такой легкоатлетической дисциплине, как «тройной прыжок», теперь навсегда останется загадкой, но, в два гигантских прыжка преодолев последние метры пути и прогрохотав по мосткам, как стадо бизонов, прыткий карапуз последним усилием воли выбросил свое нетренированное тело за уплывающим плотом и был сбит на излете могучим ударом шеста, выписывавшего в руках Сени причудливые фигуры. Впрочем, по инерции Фёдор долетел-таки до края плота, мешком рухнув на самый его край и придавая тому дополнительное ускорение. Поэтому, когда лихой наездник выскочил на берег, было уже слишком поздно… Лошадь вырвалась на ветхие мостки, копыта ее попали в одну из дыр, проломленных в сгнивших досках безумными прыжками Фёдора, и животное остановилось, как вкопанное, не забыв вежливо наклонить голову, чтобы полету ее хозяина уже ничто не могло помешать.
   Всадник воспользовался предоставленной возможностью и, красиво прогнувшись, с двух оборотов ласточкой вошел в воду, заслужив громкое одобрение всех окрестных лягушек:
   – Файв пойнт сикс, файв пойнт фоур, сикс пойнт зиро…
   По воде пошли неспокойные круги, а на месте лихого погружения один за другим начали лопаться пузыри, поднимающиеся из глубины. Лошадь грустно покивала головой и предельно осторожно «сдала задним ходом» поближе к берегу.
   Минутой позже на берег бесшумно вывалилась кавалькада из восьми всадников. Один из них подъехал к самой кромке воды, спешился, сорвал чахлый цветок, торчавший сбоку от мостков, и бросил его в воду. Затем разделся до трусов, едва-едва прикрывавших колени, потрогал воду большим пальцем ноги и, грязно ругаясь по-немецки, полез в воду. Пройдя несколько шагов, он поскользнулся, шумно плюхнулся в воду, поднялся, с ног до головы опутанный тиной, и побрел обратно к берегу.
   Через несколько минут вся кавалькада умчалась прочь.
   Поглядев им вслед, Фёдор прикусил губу, унял дрожь в зубах и спросил, не оглядываясь на приятелей:
   – Переправа рядом есть?
   Пилигрим Чук, воспользовавшись случаем сменить грубый физический труд на интеллектуальный, передоверил шест Мерину Геку, почесал грязной рукою затылок и, слегка сомневаясь, высказал свою версию:
   – Мост. Километрах в двадцати, не меньше.
   – Греби туда… да побыстрее…
G
   Бросив плот прямо у моста, грязные, мокрые и голодные карапузы выбрались на берег неподалеку от покосившегося указателя «Райцентр Бри». Впереди виднелся гаишный пост. Фёдор с детства знал – если что, нужно бежать в ментовку, поэтому решение созрело само собой.
   – Пошли! – Он потянул за собой своих товарищей.
   Подойдя к посту, он обошел его кругом, помялся немного с ноги на ногу у входной двери, набираясь наглости, но решился лишь на то, чтобы постучать в окошко. Внутри что-то зашевелилось, и из-за занавески высунулась заспанная физиономия постового.
   – Чего ломимся?
   Фёдор испуганно ойкнул и затянул невесть откуда взявшуюся в его голове тягомотину:
   – Дяденька, пожалейте… Сами мы не местные… Нам бы в кабак лошадиный.
   Гаишник что-то сверил в свежей сводке, удовлетворенно хмыкнул и, почесав кончик носа, уставился на приятелей:
   – Так-так-так! Карапузы, значит? Что, попрошайничать пришли?
   Фёдор изобразил самое жалостное выражение лица, на которое был способен,– да так «умело», что Станиславский перевернулся на другой бок в своем последнем пристанище:
   – Нам бы переночевать где-нибудь, дядя.
   Гаишник оглядел сбившихся в кучу бедолаг, оценил опытным взглядом, что поживиться тут явно нечем, и почти примирительно заворчал:
   – Ходют тут, ходют. Понаехало, блин. Кабак рядом, за углом. Ходют всякие, шпанюки так и вертятся.
   Два раза объяснять карапузам не пришлось, они поспешили убраться с глаз долой, а гаишник, глядя им вслед, достал из-под стола допотопный телефон, покрутил ручку, подул в трубку и, ожидая ответа, пробурчал себе под нос:
   – Лишняя осторожность не помешает…

Глава пятая.
СТАВКА БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЖИЗНЬ

 
 
   Карапузы бодро чесали по главной улице райцентра. Бри слыл захудалым человеческим городишкой, но для недомерков и он был в диковинку – улицы казались огромными, дома – высотками, даже деревья, казалось, вымахали тут намного выше и шумели громче. Сами же себе они казались всамделишными лилипутами.
   Гек так загляделся, что не заметил, как угодил прямо под ноги какому-то старому алконавту, что двигался зигзагами им навстречу. Тот отвесил ему приличную затрещину, попутно чуть окончательно не потеряв равновесие, и выдохнул ему в лицо алкогольными парами:
   – Пшёл с дороги… клоппп ушшшастый.
   Едва успевший отскочить в сторону Фёдор поднял голову вверх и заметил, что они стоят прямо под донельзя замызганной вывеской. Он напряг область своего мозга, отвечавшую за чтение, аккуратно сложил буквы в слова и, к своему изумлению, получил следующий результат: «Кабак. Копытом в рыло». Он отер рукавом лицо и решительно толкнул дверь…
   Вломившиеся было вслед за предводителем карапузы уткнулись точнехонько в спину Фёдора, застывшего на пороге с изумленно распахнутым ртом – внутри кабака было жутко накурено, от музыки закладывало уши, пьяный народ шастал между столиками и пытался переорать друг друга и музыкантов. Фёдор нерешительно подошел к стойке бара и привстал но цыпочки. Чтобы хоть как-то обратить на себя внимание (его макушка еле-еле торчала из-за стойки), он пробасил куда-то вверх:
   – Я вас категорически приветствую!
   Краснолицый и жизнерадостный трактирщик перегнулся через край, вгляделся и хмыкнул:
   – Симметрично! Что будем заказывать: поесть, попить, баню с девками? Баксы у вас есть? Или евро? Рубли не берем. Мистер…???
   Фёдор еле успел заглотить обратно уже было вырвавшиеся привычные слова. Ему почему-то вспомнилось, как он в свое время отстоял три часа коленями на горохе перед плакатом: «Болтун – находка для шпиона» по одной из многочисленных прихотей Пендальфа, однажды взявшегося «воспитать из сопляка настоящего человека». Фёдор изобразил самый честный взгляд, на какой только был способен, и выпалил:
   – Бонд! Джеймс Бонд!!!
   – Бонд, говоришь. Понятно.– Трактирщик и ухом не повел.
   – Нам тут Пендальф, типа, стрелку забил. Пендальф. Он же Пень. Он же… – Фёдор решил не останавливаться на достигнутом и сразу «брать быка за рога».
   – Пендель-Шмендель? Что за крендель? – трактирщик замер в притворном раздумье… – А, это старикан такой, вроде ZZ-топа? – почесал он кончик носа и, заметив, как оживился Фёдор, не преминул обломать противного подростка. – Нет, он тут никогда не был… Да вы присаживайтесь. – Махнул он в сторону веселящейся толпы.
   Фёдор понуро отошел от стойки и направился к товарищам. Пьяная братия вокруг галдела и гудела на полную катушку, пиво лилось рекой…
   Сеня потихоньку впадал в панику – как, впрочем, и всегда, когда ему случалось попасть в компанию, насчитывавшую больше пяти человек.
   – Короче, чё теперь? – Он нервно оглядывался по сторонам.
   Фёдор тяжело присел на краешек скамейки, положил руку Сене на плечо и устало сказал:
   – Да ничего, Сеня. Чисто отдохнем.
   Чук пошарил в своей торбе, выгреб оттуда горку мелочи и метнулся к стойке. Вернулся он оттуда с огромной кружкой, распространявшей какой-то непонятный запах.
   Гек со знанием дела кивнул ему:
   – Самогон?
   – Это ёрш, дружище.– Чук облизал свои губы.
   – Говорят, русские пьют его пинтами. Пойду и я возьму кружечку.
   – Гек, скотина, ты уже и так надрался! – неожиданно взвился Сеня, но Гек оттолкнул его в сторону и отправился к стойке бара.
   Сеня уселся на свое место и уставился куда-то в глубину помещения. Просидев так несколько минут, он наклонился к Фёдору и зашептал тому в самое ухо:
   – Смотри, чувак вон в том углу, так на тебя и таращится.
 
   В самом дальнем углу сидел молодой мужчина опустившегося вида. Его одежда была донельзя замызгана, на щеках прорастала недельная щетина, волосы свисали сальными сосульками. Если бы не явно выпирающие из-под его одежды пистолеты, ножи и кастеты, он вполне сошел бы за местного пропойцу самого низкого пошиба. Из-под свисающей на самые глаза грязной челки он внимательно следил за Фёдором и, как показалось насмерть перепуганным карапузам, подавал им какие-то тайные знаки.
   Фёдор с каким-то животным страхом вцепился в фартук проходившего мимо трактирщика. Стараясь не оглядываться на странного посетителя, он сделал страшное лицо, затылком указывая в дальний конец зала и спросил:
   – Пардон еще раз. Вон тот пассажир в углу, он чё, педофил?
   Трактирщик попробовал было обернуться, но Фёдор одернул его, впрочем, тот уже понял, о ком речь:
   – Не, он из этих… Опасный народец. Ни работы, ни местожительства. У нас таких называют бомжами.
   – Ни фига себе бомж,– протянул Сеня.
   – Этого вроде как Агрономом кличут. А педофилов, если душа пожелает, я вам подскажу, где найти, могу к ним за столик подсадить.– Глаза трактирщика внезапно подобрели.
   – Не-не-не, спасибо,– запереживали карапузы, а хозяин кабака пожал плечами и вежливо удалился.
   Фёдор ток разволновался, что принялся крутить кольцо в руках, внезапно в его голове прогрохотал загробный голос: «Сумкин! Сумкин! Сумкин!»
   Глаза Фёдора широко распахнулись от ужаса, он принялся таращиться по сторонам – толпа вокруг вовсю гуляла, основательно набравшийся Мерин Гек уже давно что-то втолковывал мужикам из-за соседнего столика – те громко ржали и подливали карапузу из своего кувшина какую-то мерзкую, но, по-видимому, забористую бурду. До Фёдора долетали только обрывки фраз:
   – Сумкин??? О то я не знаю Сумкина! Вот он – Фёдор Сумкин.– Гек повернулся к нему для пущей убедительности.– Дядька его у нас в авторитете. На той неделе семью бросил и свалил куда-то. Гы-гы-гы…
   Фёдор сорвался со своего места и что было духу закатил Геку кулаком по мордасам:
   – Мерин Гек, скотина!
   Гек не заставил себя ждать.
   – Не замай, Фёдор,– гаркнул он обидчику в лицо, и ответным ударом Мерин сбил Фёдора с ног. Кольцо вылетело из рук Фёдора и, падая, аккуратно наделось ему на палец.
   На глазах изумленной публики карапуз исчез, даже не долетев до пола.
 
   Уже через несколько секунд в нескольких километрах к югу от Бри отряд конных эсэсовцев запеленговал спецсигнал «Кольцо» и, развернув коней, устремился к кабаку.
 
   Очнувшийся Фёдор открыл глаза и тут же зажмурился, ослепленный ярким лучом прожектора, бившим ему прямо в лицо. Он оглянулся по сторонам – все живое в кабаке исчезло, за ярким маревом впереди Фёдору почудился Саурон в зековской ушанке с прикрученным к ней прожектором. Брызжа слюной, Саурон злобно вопил:
   – Врешь! Не уйдешь. Я тебя вижу!!! А ворованные вещи придётся вернуть.
   В диком ужасе, действуя по какому-то наитию, Фёдор сорвал кольцо с руки – и бесноватый Саурон пропал.
 
   Сознание словно возвращалось к Фёдору – один за другим в пустынном секунду-другую назад кабаке возникали люди, и еще через несколько мгновений сам Фёдор оказался лежащим на грязном полу. Косматая физиономия наклонилась над ним – это был тот самый Агроном! Бродяга шлепнул пару раз по бледным щекам Фёдора, подхватил карапуза как мешок г… кхм… пусть будет «картошки», бросил через плечо и, расталкивая мало что соображающих зевак, выбежал из кабака, воровато озираясь по сторонам, он пересек плохо освещенную улицу, толкнул ногой дверь подъезда дома напротив и, свалив свою ношу прямо у лестницы, привалился спиной к стене:
   – Уффф… Уж больно ты шустрый, мистер Бонд.
   – Чё те надо? – неожиданно смело выпалил Фёдор.
   Грязный палец уставился прямо ему в лоб.
   – Поосторожней, сынок. Ты ж его не в ломбард несешь.
   Фёдор продолжал кочевряжиться:
   – Я ничего не несу.
   Бродяга снисходительно покачал головой:
   – Да-да, конечно. Это было от души. Я и сам в детстве в прятки играл профессионально. Меня вон до сих пор некоторые ищут. Но чтобы ток, посреди комнаты спрятаться…
   Фёдору поднадоело валяться на полу в ногах у этого… этого… Он кряхтя перебрался в сидячее положение и угрюмо спросил:
   – А ты кто такой?
   Этот проходимец уже совсем отдышался и сейчас разминал по одной ему ясной надобности свой правый кулак.
   – Испугался, сынок? – усмехнулся он, продолжая свое нехитрое занятие.
   Фёдор не спускал глаз с ручищ бродяги, хотя ему начинало казаться, что бить его вроде не собираются.
   – Есть дэцел.
   – Огорчу я тебя до невозможности: пришли за тобой.– Агроном не успел договорить последнюю фразу – в подъезд ворвались Сеня, Гек и Чук, до зубов вооружённые кольями и, скажем откровенно, – с полными штанами неприятных предчувствий. Агроном выдернул из-за пазухи увесистый пистолет, дуло которого уперлось Мерину Геку прямехонько промеж глаз. Тот испуганно икнул, а не слишком сообразительный Сеня, к тому же заслоненный от бродяги двумя более шустрыми приятелями, принялся хамить, по-видимому, воодушевленный мнимым количественным превосходством их гоп-компании: