Пучков Дмитрий Юрьевич. Братва и кольцо

Дмитрий Goblin Пучков
 
БРАТВА И КОЛЬЦО

Пролог

   Мир меняется. Я чувствую это в воде. Я чувствую это в земле. Вот, уже и в воздухе этим запахло… Труд­но этого не почувствовать. Короче, дело пахнет… ке­росином… И всех, кто хоть что-нибудь об этом знал, давным-давно уже замочили.
 
   Пылают топки доменных печей,
   Металл расплавленный течет через края,
   И в топку уголь тысячи чертей
   Бросают, сталеваров заслоняя.
   Прокатный стан сминает прессами чугун.
   И, двутавровый швеллер изваяв,
   На склад рабочие, разрезав, отвезут.
   Горелкой газовой с него надменность сняв.
   Станок токарный, яростно завыв,
   Тиранит плоть болванки, рвет ей грудь.
   Ей через час у слесаря в руках
   Кольцом-приманкой, «рыжевом» мелькнуть.
 
   Древнеэльфийская баллада «Прокатный стан»
 
   Вся эта история началась тогда, когда были выкова­ны западлянские Кольца. Кольца, которые обладали такой немереной западлянской силой, что ни в сказке сказать, ни носом не почувствовать. Три штуки выдали бессмертным эльфам, ну чисто посмотреть, не передохнут ли… Семь штук отдали коротышкам, парням из подземных канализаций. И девять… Девять Колец за­дарили расе Людей. И судя по их гнусным рожам – на­прасно. Власть Колец была ограничена, и каждое коль­цо могло делать западло только своей расе. Но нашелся один умник, который всех опрокинул…
 
   «Учебник по истории для реальных училищ. Мордовия.
   Самиздат. Дата неразборчива»
 
   В далекой-далекой Мордовии, в маленькой за­хламлённой мастерской, у старенького верстака, все­ми забытый, но не сломленный, зарабатывал себе на хлеб тяжелым трудом неподражаемый САУРОН! В своей, немногим позже ставшей знаменитой, ушан­ке с прикрученным к ней прожектором долгие годы забвения тягал он пудовые гири, примеряя их к без­жалостной пасти ненавистных тисков, пока не сделал свой трудный выбор. И тогда вынул он из кармана свой любимый надфиль и начал пилить чугун… Шли го­ды, морщины покрыли лицо злобного Саурона, волос на затылке его истончился, а он все дрочил и дрочил чугун. И когда все уже окончательно махнули рукой на этого «чудака», когда, казалось, весь мир забыл о его существовании, он закончил-таки свой самый ве­ликий труд… Усталые руки выронили надфиль, откру­тили тиски, и в руках его блеснуло кольцо…
 
   «Все о Грете Гарбо». Виталий Вульф, Москва, 2004
 
   В черных землях Мордовии, на чёрной горе, в чер­ном подземелье, Мрачный Владыка Саурон тридцать лет и три года тайно мастерил МегаКольцо. И в это кольцо он засадил всю свою жестокость, злобу свою за­садил, детские комплексы, ну там привычки нехоро­шие, о которых очень интересно было бы упомянуть, но об этом более подробно рассказано в журналах и фильмах разных, поэтому умолчим. Вот такая вот заго­гулина! Так объявился в Мордовии свой Наполеон с МегаКольцом, и заявил, что всё! А те, кто выживет, позави­дуют мертвым, и всё такое! А очко у всех оказалось не железным, так что все перепугались, стали просить про­щения, и лишь кучка придурков, с железными очками решила бросить вызов Повелителю Мордовии, главно­му Мордованину – МегаМорде Саурону, и предло­жила ему сыграть в игру заморскую – футбол!
 
   «Виталий Вульф – вся правда о псевдоисторике».
   Эдвард Радзинский, «Вечерняя Москва»
 
   В последний раз сборная людей и эльфов играла против урков на их поле. Согласно правилам, кото­рые сами и придумали, в каждой команде было по десять тысяч игроков без лимита на легионеров. Иг­рать договорились в доспехах с мечами и без мя­ча – короче, тупо фигачить друг друга.
   И начали они играть не на жизнь, а на деньги! И все бы хорошо, да их тренер угадал с заменой… При сче­те 3456—3231 в их пользу вышел нам на подмогу наш играющий тренер – Саурон с МегаКольцом. И стал он врагов крушить налево и направо – по всему ви­дать, на допинге сидел. И засадил он их центровому по кличке Король меч в живот, или не меч и не в живот, но стало тому нехорошо от жжения в известном месте. Так и откинулся Король – умер, стало быть. И по всему видать – замены просит… Делать нечего – подменил батяню сынишка его – известный батыр Кызыл­дур – ум, честь и совесть нации. Кызылдур думал не долго, ибо думать особо не умел – маханул он батькиным мечом-кладенцом, и гадский Саурон увидел свой конец. Насчет конца – это просто выражение та­кое, потому что отрубил Кызылдур ему пальцы, но и этого оказалось достаточно, чтобы прекратить бес­предел. А переходящий приз в виде МегаКольца до­стался Кызылдуру. И пока люди с эльфами празднова­ли победу, гномы таскали трупы с поля, всем видом показывая, что правило «кто меньше, тот и работа­ет» – работает!
 
   «Мордовский футбол», новогодний выпуск
 
   Люди были страшно рады! Но матч-реванш играть отказались! Три недели фанаты отмечали победу, ху­лиганили, громили магазины, иногда даже машины сжигали, но не часто. Потому что не часто в лесу встре­чались машины. После длительного запоя некоторых фанатов нельзя было отличить от урок, поэтому их про­сто убивали свои. Но все чётко знали и соблюдали од­но старинное правило – не больше пяти банок «Ред Девила» залпом. Я Кызылдур как народный герой ре­шил проверить. Вот сердце благородного Кызылдура и не выдержало. Только и успел герой перед смертью, что побриться – смыл пену, достал кольцо из карма­на, чтобы поглядеться – хорошо ли прошло «голення шкиры», и тут как начни его штырить!!! Колечко западлянское шмыгнуло в раковину и утекло в трубу. А Кы­зылдур повалился на пол и, дёрнув на прощанье пару раз ногами, отошел в верхнюю тундру.
   Инфаркт миокарда, вот такенный рубец! Обо всем, естественно, быстро забыли. Кольцо, соответственно, потеряли. История стола легендой. Легенда – фар­сом, а потом уже и анекдотов насочиняли. А колечко лежало себе, лежало, а потом – чик! – и нашлось.
 
   «Меня зовут Кызылдур».
   Серия рассказов для самых маленьких, Чимкент, 1985 год
 
   Был обычный серый питерский вечер, с неболь­шим, правда, уточнением – дело происходило не в Питере. Туман спускался на реку, нежно шуршало вода. «Нет ничего прекрасней природы»,– раз­мышлял угрюмый хмырь по кличке Голый, стоя возле сточной трубы химкомбината, что сутками напролет дымил неподалеку. Голый точно знал, что бесконеч­но можно смотреть на три вещи: горящий огонь, те­кущую воду и косяк, идущий по кругу… Из-за трубы химкомбината выползла луна, и в воде что-то блес­нуло. «Что за хрень?» – подумал Голый и начал при­сматриваться к блестящему предмету. Разглядеть толком ни черта не удавалось, поэтому, заткнув нос двумя пальцами, он опустил руку в воду, пытаясь до­стать предмет, вызвавший у него интерес. Зацепить вещицу одной рукой не получалось, поэтому при­шлось освободить нос и помочь другой рукой. «Хо­рошо, что в детстве я научился дышать по системе "Ж"»! – подумал Голый, а рука уже нащупало вож­деленную хреновину. «Оба-на! Колечко!» – и Голый на радостях свалился в сточные воды.
   – А, ладно – все ровно помыться собирался,– пробурчал он и полез на берег.
   Мокрый, вонючий и счастливый вернулся он в свою пещеру, где и жил совершенно один, от нечего де­лать ведя здоровый образ жизни – вся его пещера была заставлена тренажерами. Правда, мышечную массу ему нарастить так и не удавалось, но в этом он винил химкомбинат – кстати, совсем не напрасно.
   – Вот свезло, так свезло. Колечко! – Голый принял­ся рассматривать находку.– И размерчик мой! – с этой фразой хмырь надел кольцо на палец и исчез. Че­рез несколько минут он появился в другом углу пещеры.
   – Ни фига себе! – сказал Голый, смотря на коль­цо, которое лежало у него но руке.– Интересно, а если его надеть не на палец… – уже было начал он рассуждать, но все же решил не рисковать. «Колеч­ко-то не простое!» – проявил Голый верх своей сме­калки. Тем же вечером он твердо решил – не пока­зывать его никому!
   Через месяц Голый окончательно облысел, бросил жрать и, что самое удивительное,– совершенно пе­рестал думать о бабах – то ли сточная канава, в ко­торую он свалился, доставая кольцо, то ли жильё ря­дом с химкомбинатом дали о себе знать. Зато теперь он подрядился круглыми вечерами трепаться с коль­цом о женщинах, погоде или об «особенностях про­качивания бицухи», и лишь иногда отвлекался на то, чтобы забить новый косяк. А кольцо парило и парило ему мозги, пока не запарило окончательно.
   И вот после очередной тренировки Голый пере­оделся, забил косяк и, как обычно, сел поболтать с кольцом о том о сем, но, засунув руку в карман, кольца не обнаружил. Он в панике обшарил все карманы, но кольца не было! Какая измена охваты­вает человека с косяком в зубах, когда у того что-то пропадает,– описать трудно. И тогда раздался страшный крик, известный всем потерпевшим:
   – Милиция! Пещерку выставили!!!
 
   «Дело Голого»,
   сборник «Шедевры дамского детектива»
 
   Бульба Сумкин из Шира любил шариться по раз­ным стремным местам. И сегодня, изображая из себя отважного диггера, он даже не понял, как забрел в какой-то канализационный слив. Единственное, что его спасало от полной и безудержной паники, прису­щей людям, употребляющим разные стимуляторы, был фонарик, который хоть как-то освещал дорогу. Бульба Сумкин был хоббитом, по-нашему карапузом и, как и все карапузы, все время норовил что-нибудь спереть, ну а если не спереть, то сломать. Сегодня он, кажется, больше склонялся к «спереть». Хотя что мож­но было спереть в этой дыре, он решительно не пони­мал, но только до тех пор, пока луч его фонарика не выхватил на земле ярко блеснувший предмет. «Чё за хрень?» – сказал Бульба и поднял с пола кольцо. «Ух ты, гайка чья-то!» – не успел Бульба договорить эту фразу, как услышал дикий крик, в котором разобрал лишь одно слово – «милиция». И этого слова ему оказалось достаточно, чтобы быстро сделать ноги. Именно так кольцо и попало к коротышке по имени Бульба Сумкин. И пришло время хоббитов зарамсить проблему.
 
   «ЖЗХ – Жизнь замечательных хоббитов» Том 3

Глава первая.
В БОЙ ИДУТ ОДНИ СТАРИКИ

   Блин, о ведь как хорошо всё начиналось…
   Наполеон Бонапарт. Мемуары, том I
 
   Лишь несколько лучей солнца проникали в комнату и падали на стол – несмотря на то, что сейчас был полдень, шторы в кабинете Бульбы Сумкина были за­дернуты. Он был сильно увлечен, сидя перед откры­тым блокнотом. Тишину нарушали только скрип пера да монотонное бормотание Бульбы: «22 сентября… год 1400… по ширскому календарю. Междуземье, Шир, деревня Ширево, тупичок Дарвина, дом Сумкиных». Шёл третий год перестройки. «Материалы по делу о…»… – он облизал жирные губы, покатал язык со щеки на щеку и отмахнулся, как от назойливой му­хи: «Потом придумаю» – и мастерски выписал заго­ловок: «Агентурное сообщение, составлено Бульбой Сумкиным». Ну-с, окунём перо в навоз… Начнем с хоббитов. Погнали.
   «Источник сообщает, что в ходе доверительных бе­сед с местным населением получены следующие све­дения о хоббитах. Хоббиты, именуемые дальше коротышками и карапузами, произошли в результате преступного сожительства мартышек с зайцами. Со­хранили склонность к рытью нор и прямохождению. Пугливы, однако в составе стаи нахальны. Туповаты и доверчивы».– И тут полет мысли прервал стук в дверь. Подняв на секунду голову и оторвавшись от блокнота, Бульба прикрикнул в глубину дома:
   – Фёдор, зайчик, метнись к двери! – и, вспом­нив о том, что его перебили, но не помня, на каком именно моменте, начал грызть перо. Немного поёр­зав, он поймал мысль «за хвост» и, удовлетворенно крякнув, продолжил: «Особо следует отметить немо­тивированную склонность к обжорству, а также к пьянству и курению неустановленного наркотического средства растительного происхождения. Полагаю, наиболее целесообразным является использование карапузов на плантациях в качестве неквалифициро­ванной рабочей силы. Нрав имеют весёлый, легко приручаются. Подвижны. Хорошо переносят непого­ду. Могут быть использованы в службе секретной фельдъегерской доставки».– В этот самый момент в дверь постучали с прежней настойчивостью
   – Фёдор, зараза! – Бульба от досады бросил перо и прислушался к происходившему в доме… Ка­жется, никто не торопился открывать наглецу-посети­телю дверь. Подтверждением тому стал еще более настойчивый стук.
   – Если я встану, то ты ляжешь! Фёдор! – крик­нул Бульба.
   Впрочем, угроза эта так и повисла в воздухе, ибо розовощекий и весьма упитанный карапуз Фёдор на­ходился в это самое время достаточно далеко от до­ма Бульбы Сумкина и к тому же уже в горизонтальном положении. С другой стороны, обнаружь Бульба, чем занимается подрастающее поколение под кустом на лесной поляне,– правило «лежачих не бьют» могло и не сработать в отношении Фёдора. За собственное коллекционное издание «Камасутры для хоббитов» Бульба, не задумываясь, мог применить к Фёдору что-нибудь эдакое как раз из этой безусловно мудрой и полезной книжицы. Конечно, можно было бы почитать, как всегда, в туалете, но, как назло, именно сегодня должен был прийти деревенский сантехник – он-то и мог помешать в любой момент, поэтому Фёдор предпочел укрыться подальше от чужих глаз – на лесной поляне. Книжка была толстая, читал Фёдор медленно, поэтому, уходя утром из дому, он основательно подкрепился и теперь, лениво перелистывая страницы, прислушивался к довольному урчанию желудка.

G

   Старый милицейский уазик болтало по разбитой проселковой дороге, так что хлипкая мигалка на крыше вот-вот готова была отвалиться. Поднимая за собой облака пыли, машина карабкалась между ухабами, подпрыгивая на кочках. В такие моменты сквозь урчание движка и звон железной мелочовки в багажнике из полуопущенного бокового стекла пробивался отборнейший мат.
   Баранку крутил бодрый седовласый старикан, чей внешний вид никак не вязался ни с чудовищной бранью, ни с тем, что он напевал себе под нос:
 
   Дожжждик капал на рыло
   И на дуло нагана…
 
   На этих словах старичок, усмехнувшись, похлопал по лежавшему на правом сиденье нагану, украшенному гравировкой: «Пендальфу от товарищей по партии», и затянул еще более дурным голосом:
 
   …лай овчарок все ближе,
   Автоматы стучат!
   Я тебя не увижу.
   Моя родная мама.
   ВОХРя нас окружила.
   Руки в гору – кричат…
 
   Старикан было поднял руки, иллюстрируя последнюю строчку этого бессмертного творения, но очередная колдобина заставила вцепиться в руль:
   – Мать моя коляска, отец мой грузовик… будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!!!

G

   Фёдор пытался осознать смысл происходящего на картинке на 35-й странице, но ни почесывание пятки, ни поскребывание пуза, ни чтение по слогам текста под картинкой однозначного ответа не давали. Перевернув напоследок книгу вверх ногами и окончательно запутавшись, он цыкнул себе под ноги сквозь дырку между передними зубами и перелистнул страницу:
   – Обойдемся и без таких извращений.
   В этот момент в желудке заурчало так, что Фёдор со страху отдернул руку от волосатого живота:
   – Но-но, парниша!!!
   И тут же, прислушавшись, понял, что звук шел откуда-то со стороны дороги. Грязно выругавшись, он запрятал книгу поглубже в траву и, придерживая спадающие портки рукой, понесся наперерез при­ближающемуся гулу…
   Уазик, не снижая скорости, пролетел указатель въезда в населенный пункт, и не успел Пендальф по­радоваться мыслям о своем удалом лихачестве и собственных сексуальных притязаниях в отношении гаишников, как наперерез машине из кустов выле­тел какой-то сопляк. Старик ударил по тормозам, стукнулся лбом о баранку и тут же высунулся в окно, на ходу производя отбор самых мощных ругательств из своего лексикона и открывая рот пошире, но именно в этот самый момент всю честную компанию накрыло облако пыли, безуспешно гнавшейся за ма­шиной по всему проселку.
   – Ты… чих… б… чих… хр… чих су… чих да я… чих…
   Фёдор, тоже чихая налево и направо, тем не ме­нее нащупал ручку правой двери, рванул ее на се­бя, запрыгнул в машину и завертел обломком рыча­га стеклоподъемника… Когда пыль надежно осела внутри уазика, он протер глаза и выступил:
   – Ты опоздал, старый.
   – Начальники никогда не опаздывают, Фёдор Сумкин. И рано они тоже не приходят. Они приходит строго тогда, когда считают нужным.
   Фёдор чихнул еще раз, отер рукавом слезы и двинул кулаком по плечу старика:
   – Прикольно, что ты к нам приехал, дяденька Пендальф!
   – Да я вообще люблю Новую Зеландию, природы тут красивые,– спокойно ответил Пендальф и завел машину. Двигатель недовольно заурчал, они трону­лись, и за стеклом поплыли мирные сельские пейзажи: бык, залезающий на корову… петух, топчущий куриц… кролики, в перерывах мирно жующие траву… Пендальф доже притормозил, чтобы присмотреться… Нет, точно жуют траву. «Муляжи»,– подумал старик. Фё­дор в это время достал пачку сигарет, медленно выта­щил оттуда одну штуку и протянул пачку Пендальфу:
   – Будешь?
   – Ты же знаешь, я не курю! – спокойно ответил Пендальф.
   Фёдор знал, как Пендальф «не курит», и что именно он «не курит», но на всякий случай решил сменить тему:
   – Ну, что там слышно вокруг? Давай, рассказы­вай уже.
   – А тебе-то не все равно? Не суй свой нос в чужой вопрос. Дольше проживёшь,– осадил Фёдора ста­рик, но тут же решил немного разрядить обстанов­ку: – А вообще – чё тебе сказать? В мире всё как обычно – все воруют да кидают, режут друг друга да вешают. В общем, идет нормальная цивилизован­ная жизнь… Макдональдсов везде понастроили. Что-то у вас их, кстати, не видно. Что не может не радо­вать. Рассказывай теперь ты, что у вас?
   – Да у нас все скучно, ничего нового, развлека­емся кто как может – вот сами себе праздники при­думываем.– Он кивнул в сторону окна, за которым виднелся огромный плакат с надписью: «С днём рож­дения, Бульба Сумкин!»
   – Вам бы только повод найти, опять все нажрётесь как свиньи. Ну, как там эта старая сволочь поживает? Похоже, сегодня оттянемся по полной программе…
   – Не то слово. Бабок потрачено – караул! – самодовольно хмыкнул Фёдор
   – Да, он это дело любит.
   – Полдеревни пригласил…
   Машина неспешно катила по улицам, привлекая к себе повышенное внимание, и жители поселка останавливалась как вкопанные, глазея вслед до тех пор, пока та не исчезала за следующим поворотом.
 
   Бульба Сумкин нервно расхаживал по своему кабинету из угла в угол, поглядывая на блокнот и перо, лежащие среди вороха бумаг. Внезапно он остановился посреди комнаты, погрыз ноготь на указательном пальце и бросился к столу: «Шестьдесят лет назад я был внедрён в среду карапузов под псевдонимом Бульба с целью выявления подрывных и террористических организаций,– застрочил он в блокноте.– Чтобы не быть разоблаченным, с местными в половые контакты не вступал. По легенде являюсь сиротой Бульбой Сумкиным. Сумкины всегда жили в ж…» Бульба задумался… пожевал кончик пера: – Лучше написать: «всегда жили под холмом…»
   В этот самый момент у дома фальшивого карапуза тормознул милицейский уазик, Пендальф дернул ручку, толкнул дверь и уже наполовину вылез из машины, явно намереваясь размять затекшие суставы, когда заметил, что Фёдор из машины выходить не торопится. Старик захлопнул дверь и повернулся к Фёдору:
   – Так, Федя, старого разведчика не проведешь – давай все по порядку.
   – Честно говоря, по нему давно дурдом плачет. Запрётся у себя в комнате, фуражку нацепит, сапоги хромовые. Красные стрелки на карте рисует и орёт: «Дранг нах остен». Ксиву свою потерял. Вот смотри,– Фёдор помахал перед носом Пендальфа красной книжицей.– Я лишний раз и не захожу. Боюсь, а ну как покусает? Он такой, он может.
   – Да ты чё?
   – И ещё он чего-то задумал.
   – Девки заказаны? – оживился Пендальф.
   – Молчит, как партизан. Я уж и так, и сяк. Молчит, как пень… извини, конечно.
   – Да ладно.
   – Вообще мы, Сумкины, всегда были смирными. Пока с тобой не познакомились, конечно.
   – Это ты про того дракона, которого мы с твоим дядькой по пьяни в зоопарке задушили? – Глазки у Пендальфа забегали из стороны в сторону.– Это всё он, я только клетку открывал и за хвост держал. Ты же знаешь, я не при делах.
   – Прокурору расскажешь. Знаем мы вас, пацифистов.
   – Мда. Ладно, пойдем потолкуем с твоим родственничком.– С этими словами старик толкнул дверь, та с глухим стуком встретила какое-то препятствие, которое тут же шмякнулось оземь и заверещало благим матом.
   – Растудыть тебя налево,– чертыхнулся Пендальф вываливаясь из машины.
   Неподалеку от уазика потирал свой лоб неумытый деревенский мальчишка, вокруг которого уже собралась толпа таких же грязных детишек, которые наперебой кричали:
   – Пендальф! Пендальф! Жахни, Пендальф! Сделай красиво!
   Пендальф насупился, оглядел вмятину на пыльном борту, смачно выругался и хлопнул дверцей так, что Фёдор аж подпрыгнул на своем сиденье. Старик тем временем направился к багажнику:
   – Слышь, Фёдор! Что-то ваши сопляки совсем распустились! У вас тут что, ни одного маньяка-педофила в округе нет?
   Он порылся в своем арсенале, поочередно взвесил в руках пару «стволов» и один раз, не глядя, выстрелил в сторону. В сторону детей… Те не стали ждать когда их попросят ещё раз, и мгновенно испарились… Пендальф высадил им вдогонку по обойме с двух рук, попутно разнеся с десяток банок и горшков, развешанных на плетне, аккуратно сложил табельное оружие в багажник и захлопнул заднюю дверцу…
   Фёдор вылез машины, оглядел «картину боя» и усмехнулся:
   – Слышь, Пендальф, ты приехать не успел, а опять за старое.
   – Не гони волну, Фёдор. Они же просили сделать им красиво? А красота требует жертв. Пошли, навестим Бульбу.
   Пендальф решительно толкнул калитку и вошел во двор, совершенно не обращая внимания на приколотый к забору ржавой кнопкой листок с надписью: «Прием окончен. Местов нет». Подойдя к двери, он несколько раз пнул носком сапога дверь, войти в которую смог бы, только изрядно согнувшись или на корточках. Впрочем, это было неудивительно: к девятой графе Пендальфа никогда не было никаких претензий – к карапузам он не имел никакого отношения.
   За дверью завозились, и пропитой голос завопил со всей дури:
   – Местов нет! Нет больше мест!!! Хата, блин, не резиновая!!! Даже в сарае койку не сдам!!!
   Пендальф усмехнулся – он хорошо знал сволочную натуру карапузов.
   – А если за баксы? – предложил он, не моргнув глазом.
   Дверь тут же распахнулась, и в дверной проем высунулся заинтересованный хозяин дома, мысленно уже подсчитывавший барыши. Впрочем, тут его поджидало разочарование. Вначале он даже застыл от обиды на столь неожиданный облом и протянул с досадой:
   – Пендальф…
   – Бульба Сумкин!
   Карапуз тут же собрался и, изобразив на лице неописуемую радость, кинулся навстречу неожиданному визитеру.
   – Камрад!!! – ткнулся он носом куда-то в область паха гостя.
   – Сам-то как! Сто одиннадцать лет! А выглядишь как огурчик! – Пендальф присел, чтобы обнять старинного приятеля.– Как ты похудел… – сказал он, приобняв коротышку.
   Несколько секунд они напряженно вглядывались друг в друга.
   – Давай, заваливай, подсаживайся к нашему столику.– Бульба жестом пригласил приятеля в дом и сам ломанулся внутрь.
   Пендальфу пришлось встать на карачки, чтобы втиснуться в низенькую дверцу, впрочем, он нередко захаживал в гости к Бульбе в стельку пьяным и такой способ передвижения был ему не в новинку.
   Как только Пендальф заполз внутрь, Бульба закрыл дверь на засов и заметался по дому, пытаясь хоть как-то загладить неловкость от первых мгновений встречи – выхватил из рук Пендальфа фуражку и кобуру с пистолетом, аккуратно повесил их на вешалку и тут же умчался куда-то в глубь дома, не переставая болтать на ходу:
   – Чайку? Или сразу по стаканчику? У меня еще осталось несколько бутылок старого портвешку – тридцать третий есть, «Агдам», «Солнцедар». Почти такой же старый, как я! Мой батя еще покупал. Ну так чё – по стаканчику?
   – Не, я с синим завязал наглухо, давай лучше чи-фирнём,– откликнулся Пендальф, не отвлекаясь от разглядывания картины, на которой какой-то художник-умник (явно из карапузов) намалевал Мону Лизу, но с волосатыми эльфийскими ушами. Пендальф отодвинулся на шаг назад и снес могучим чекистским затылком антикварную хрустальную люстру – фамильную ценность каких-то князей, доставшуюся Сумкиным во времена экспроприации экспроприаторов. Пендальф воровато оглянулся и стал собирать осколки. Бульба же носился по кухне, не переставая тараторить:
   – Я думал, ты пораньше приедешь. По грибы сходили бы. Я знаю, ты любишь закинуться. Боюсь, закусить будет нечем, хотя… Курица холодная… огурчик малосольный… а, вот сырок плавленый… Не, закуси – навалом! Так, вот это возьмём. Вот ещё…
   Пендальф в спешке порезался об один из осколков, дернул рукой и опрокинул старинную китайскую вазу – предмет особой гордости Бульбы: тот утверждал, что это любимая ночная ваза императоров династии Мин, и по особым поводам выставлял ее на праздничный стол, наполняя местным пивом. Никто, конечно, ему не верил, и пиво на всякий случай оставалось нетронутым.
   Пендальф заметался по комнате и, заслышав шаги коротышки, несколькими ударами сапога запинал осколки под диван и отпрянул в сторону, делая вид, что изучает потолок.
   В дверном проеме возник Бульба с огромной тарелкой в руках: