Страница:
Пушкина, чтобы чем-то занять себя - "чтоб только время проводить". Но все же
предметом своего времяпровождения он избирает установление "нового порядка",
а не что-либо другое. Недаром Пушкин даже обозначает в этой связи героя
словами, которые затем применит к себе: "Свободы сеятель пустынный". Наличие
у Онегина передового сознания - несомненно. Столь же несомненно и его
критическое отношение к окружающему. Свидетельство этому - уже его уход из
"света". Таким образом, участие Онегина в движении декабристов не
противоречило исторической действительности. Но не противоречило ли бы оно
его образу, логике его характера? Одно из основных свойств и качеств
пушкинского реализма - верность героев своим характерам, но вместе с тем
сами их характеры - не нечто раз навсегда данное, остановившееся, застывшее;
наоборот, как и в самой жизни, они находятся в состоянии постоянного
движения, развития. "Тоска сердечных угрызений", не оставлявшая Онегина с
момента убийства друга, гнавшая его с места на место, возрождение любовью к
Татьяне, "тоска безумных сожалений" о столь близком и возможном и навеки
утраченном счастье, - все это нэ могло не оказать существеннейшего влияния
на развитие заложенных в его характере добрых задатков, создавало
несомненные предпосылки для новой формы проявления "прямого благородства"
его души, перехода его на иную ступень страдания, "более сообразного с
человеческим достоинством". Кроме того, помимо этих предпосылок, в основном
субъективно-психологического порядка, Пушкин выдвигает и еще одну очень
существенную объективную предпосылку.
"Томясь в бездействии досуга", Онегин пускается в "странствия без
цели", подробное описание которых должно было составить содержание целой
главы романа, так и названной поэтом "Странствие". В общем замысле
пушкинского романа этой главе была предназначена очень важная функция. Во
время своих "странствий" Онегин, подобно радищевскому путешественнику,
маршрут которого, кстати, полностью включен в путешествия пушкинского героя,
впервые непосредственно и широко знакомится с родной страной, с жизнью
народа - ив ее героическом прошлом (посещение Новгорода, где еще "живы тени
древних великанов" - следы столь идеализировавшейся декабристами древней
русской вольности; песня волжских бурлаков про "удалые" дела Стеньки
Разина), и в ее тяжком настоящем: центральное место в главе должно было
занимать описание аракчеевских военных поселений. Описание это было
дано Пушкиным с такой резкостью "замечаний, суждений, выражений", что
не только опубликовать его, но даже держат). у себя в рукописи оказалось
невозможно, и оно до нас так и не дошло: очевидно, было уничтожено поэтом,
подобно начатой им десятой главе. О том большом месте, которое было отведено
этому описанию в составе главы и об исключительно важном значении, которое
автором ему придавалось, можно судить по тому, что поэт, вынужденный
отказаться от его обнародования, предпочел вынуть из романа и всю главу, без
этого "слитком короткую и как бы оскудевшую" {3}. В особом приложении к
роману была дана лишь небольшая часть этой главы под названием "Отрывки из
путешествия Онегина". В предисловии к ним Пушкин приводил замечание
Катенина, говорившего поэту, что исключение главы "вредит... плану целого
сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне,
знатной даме, становится слишком неожиданным и необъясненным". Можно с
уверенностью сказать, что не менее, если не более важную роль играла бы эта
глава и для объяснения перехода от Евгения - "лишнего человека" к
Евгению-декабристу.
Настойчивое намерение Пушкина сделать Онегина декабристом особенно
наглядно показывает, какой жгучей злободневностью был проникнут замысел
пушкинского стихотворного романа, какими крепкими нитями был он связан с
важнейшими событиями и актуальнейшими общественно-политическими вопросами
современности.
Если бы замысел Пушкина был осуществлен, на образ Онегина естественно
легли бы новые краски, он выступил бы в существенно ином освещении.
Поскольку этого не произошло, Онегин, каким он показан в романе, каким вошел
в сознание читателей и критики, в историю русской литературы и русской
общественной мысли, являет собой исключительно яркий образ "лишнего
человека", "умной ненужности" (термин Герцена), впервые с такой правдой и
полнотой художественно открытый Пушкиным. Такой образ, заключавший в себе
широчайшее обобщение, был типичным не только для периода декабрьского
восстания, но и для всего дворянского этапа русской революционности; отсюда
он и стал родоначальником всех "лишних людей" последующей русской
литературы.
В том же 1830 г., когда был закончен "Евгений Онегин", Пушкин в
рецензии на "Юрия Милославского" Загоскина замечал: "В наше время под словом
роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании".
Полностью подходит под это определение и пушкинский роман в стихах. В
"вымышленном повествовании" о жизненных путях и судьбах характерных
представителей молодого поколения своего времени Пушкин с непревзойденной
художественной убедительностью развернул "историческую эпоху" 20-х гг. XIX
в., периода декабрьского восстания. Именно это давало право Белинскому
назвать пушкинский роман в стихах, в котором поэт "умел коснуться так
многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру
русской природы, к миру русского общества", не только "энциклопедией русской
жизни и в высшей степени народным произведением", но и "актом сознания для
русского общества, почти первым, но зато каким великим шагом вперед для
него!"
Изображение "исторической эпохи" - своей современности - Пушкин дал не
только одним крупным планом; оно объемно, можно сказать стереоскопично. С
такой же истиной, полнотой, верностью действительности и одновременно
величайшей художественностью, как первый план, разработаны поэтом и ее
задние планы - весь тот пестрый и многокрасочный фон, на котором четко
выписывается основная сюжетная линия и рельефно выступают образы главных
действующих лиц. Светский Петербург и Петербург трудовой,
патриархально-дворянская Москва, поместная деревня, беглая и живая панорама
всей "святой Руси": "селенья, грады и моря" ("Отрывки из путешествия
Онегина"); общественная, публичная жизнь (театры, балы) и частный, семейный
быт; великосветский раут и народные святочные гаданья, и работа крепостных
девушек в- помещичьем саду; кутящая "золотая молодежь" в модном столичном
ресторане и крестьянин, едущий на дровнях по зимнему первопутку; сочные
натюрморты во вкусе "фламандской школы" и тончайшие акварельные зарисовки
сельской природы - весны, лета, осени, зимы... Ничего хоть сколько-нибудь
подобного такому широчайшему, поистине "энциклопедическому" (и по полноте, и
по предельной сжатости) охвату всех. сторон русской жизни, ее путей и
перепутий, ее лицевой и ее оборотной стороны, ее парадных зал и ее углов и
закоулков, - не было ни в одном произведении русской литературы до Пушкина.
Гениальный поэт-живописец, Пушкин является здесь и художником-социологом,
способным вскрыть и осветить не только причины "лишности", неприкаянности
Онегиных, но даже четко сформулировать процессы, совершавшиеся в русской
крепостной экономике. Недаром Карл Маркс и Фридрих Энгельс в своих трудах
("К критике политической экономии" - Маркс, "Внешняя политика русского
царизма" - Энгельс) упоминали соответствующие строки из "Евгения Онегина"
{4}, а Фридрих Энгельс писал одному из своих русских корреспондентов: "Когда
мы изучаем... реальные экономические отношения в различных странах и на
различных ступенях цивилизации, то какими странно ошибочными и
недостаточными кажутся нам рационалистические обобщения XVIII века - хотя
бы, например, доброго старого Адама Смита, который принимал условия,
господствовавшие в Эдинбурге и в окрестных шотландских графствах, за
нормальные для целой вселенной. Впрочем, Пушкин уже знал это..." {5}.
Энгельс имеет в виду ироническое замечание Пушкина в связи с попытками
Онегина, который начитался весьма популярного тогда Адама Смита, внушить
отцу, что ему нет нужды в деньгах, раз он получает со своих крепостных
поместий "простой продукт":
"Отец понять его не мог и земли отдавал в залог". Пушкин, таким
образом, отмечает проникновение денежных, капиталистических отношений в
русское крепостническое хозяйство. Это же место пушкинского романа
припоминает и Маркс.
В стихах Пушкина, справедливо замечает Добролюбов, продолжая в этом
отношении высказывания Белинского, "впервые открылся нам действительный
русский мир". "Открытие" в "Евгении Онегине" русской действительности -
русского мира - имело не только важнейшее познавательное значение, но и было
связано с целым переворотом в области традиционных эстетических
представлений и понятий, с замечательным расширением границ самого предмета
художественного изображения, круга явлений действительности, достойных
поэтического отображения, допускаемых в сферу искусства. Во время Пушкина
бытовали представления, сложившиеся еще в эпоху классицизма, о том, что
предметом поэзии должно быть только "высокое", "возвышенное" - "изящная"
природа; наоборот, "низкая природа", - все обыденное, "прозаическое" -
находится за пределами художественной литературы. Исключение делалось только
для сатирических жанров, поскольку их целью было не воспевание, а обличение.
Автор "Евгения Онегина", произведения в целом отнюдь не сатирического
рода, с первой же его главы - и чем дальше, тем все энергичнее - сознательно
и демонстративно стирает всякие различия между "изящной" и "низкой
природой". В его роман, наряду с "поэзией", хлынула широким потоком и
"проза" - жизнь, как она есть, со всеми ее красками и оттенками, с
праздничным и с обыденным, патетическим и смешным, трогательным и ничтожным,
высокими поэтическими порывами и житейским "пестрым сором" - "прозаическими
бреднями", мелкими будничными дрязгами, бытовыми деталями. Этой "прозе"
автор "Евгения Онегина" умеет сообщить высокое поэтическое достоинство;
умеет, говоря словами Добролюбова, "представить... ту самую жизнь, которая у
нас существует, и представить именно так, как она является на деле", "не
компрометируя искусства".
Сам Пушкин, резюмируя отзыв о нем одного из критиков-современников,
назвал себя "поэтом действительности". Единственным в своем роде образцом
поэзии действительности - реалистического искусства слова и является
пушкинский роман в стихах.
В осуществлении своего в высшей степени новаторского творческого
замысла поэту пришлось пойти совершенно новыми, непроторенными путями.
Строфы Онегина полны полемики со всеми действовавшими в ту пору основными
литературными направлениями, школами и традициями (классицизмом,
сентиментализмом, романтизмом - и пассивным, и активным, - почти всеми
типами западноевропейского романа). Для "поэзии действительности" необходимо
было создавать новые способы и средства выразительности, применять и
разрабатывать новые художественные приемы, наконец, соответственным образом
преобразовывать самый материал искусства слова - русский литературный язык.
И в пушкинском стихотворном романе этот гигантский
литературно-художественный "подвиг", как справедливо назвал многолетний труд
над "Евгением Онегиным" сам Пушкин, был автором совершен. Реализму
содержания "Евгения Онегина" органически отвечают все элементы его
художественной формы. Изображению полноты жизни, сложности и многообразия ее
проявлений, различным ее оттенкам и переходам соответствуют "пестрые главы"
романа - "полусмешные, полупечальные, простонародные, идеальные".
Язык "Онегина" использует все богатство и многообразие языка, все
стихии русской речи и потому способен охватить различные сферы бытия,
выразить все многообразие действительности. Точно, ясно и просто, без
излишних поэтических украшений - ненужных "дополнений", "вялых метафор", -
обозначающий предметы "вещного" мира, выражающий мысли и чувства человека и
вместе с тем бесконечно поэтичный в этой своей простоте, слог "Онегина"
является замечательным орудием реалистического искусства слова. В
установлении нормы национального литературного языка - одна из важнейших
задач, осуществленных творческим гением Пушкина, - роману в стихах
принадлежит исключительно важное место.
С целью вместить в свое произведение все многообразие действительности
и вместе с тем сообщить ему необходимое единство, Пушкин применяет в своем
романе и соответствующую стихотворную форму. "Евгений Онегин" не только
делится Пушкиным на более или менее равномерные главы (обозначение,
подчеркивающее романный характер произведения; Байрон в "Дон-Жуане"
пользуется обычным для поэм термином: "песня"), но и написан строфами,
однако не традиционной итальянской октавой, как байроновский "Дон-Жуан", а
специально созданной Пушкиным, почти вдвое большей октавы -
четырнадцатистишной, так называемой "онегинской строфой". В движении
пушкинского романа каждая строфа является но только ритмической, но и
смысловой единицей; будучи тесно связана с предшествующими и последующими
строфами, как и с контекстом всего произведения, она вместе с тем
представляет собой нечто целостное, законченное и по своему содержанию.
Исключительно большое место занимает в романе лирический голос, а
значит и внутренний образ поэта. Зеркало исторической эпохи, "Евгений
Онегин", и в этом его и своеобразие и особая прелесть, одновременно -
зеркало внутреннего мира самого поэта. "Здесь вся жизнь, вся душа, вся
любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы", - замечает в связи с этим
Белинский. Но при столь сильно выраженном авторском присутствии отношение в
"Евгении Онегине" между субъективным и объективным началами - автором и его
героями, изображаемой им действительностью также носит принципиально новый
характер, соответствующий новому реалистическому качеству пушкинского романа
в стихах. Поэт отнюдь не равнодушен к героям своего произведения, ко всему,
о чем в нем рассказывается, В его попутных суждениях, высказываниях, оценках
- итог всего им .пережитого, передуманного, перечувствованного - "ума
холодных наблюдений и сердца горестных замет". В то же время за ними все
время ощутим человек не только большого, горячего сердца, но и передовых
понятий и идеалов, стоящий в "просвещении" наравне со своим веком, не только
современник, но и друг, брат, товарищ декабристов. С этих передовых позиций
поэт судит и осуждает отживающее, отсталое, косное - традиционные верования,
привычные представления, лицемерную мораль - все вековые устои старого
феодально-крепостнического мира.
Но сколь ни ощутимо в "Евгении Онегине" авторское начало, это не ведет,
как у сентименталистов и романтиков, к произвольному смешению субъективного
и объективного планов, к подмене одного другим. В романе выражено "сознание"
автора, но наряду с этим ярко предстает в нем и не зависящая от сознания
поэта объективное "бытие". Действительность дана не в субъективных авторских
оценках, даже не только в качестве объекта авторского рассказа, она как бы
живет в романе своей собственной' жизнью, сама рассказывает о себе, звучит
всеми своими голосами. Это было едва ли не самой замечательной победой
автора "Евгения Онегина" как писателя-реалиста, осуществленной с помощью
целого ряда тончайших и разнообразнейших художественно-стилистических
приемов.
Новаторство Пушкина особенно рельефно проявляется в приемах обрисовки
героев. Образ Онегина выступает перед нами из его речей, размышлений,
приобретающих подчас характер внутреннего монолога, разговоров, реплик,
письма и т. д.; предполагал было Пушкин ввести в роман и "альбом"дневник
Онегина, для которого заготовил ряд характерных афоризмов героя - его
"мыслей, примечании". Примерно так же характеризуется и Татьяна.
Употребляется Пушкиным и еще один выразительный способ характеристики -
обрисовка духовной жизни героя книгой - кругом чтения. Прибегает Пушкин и к
приему своеобразной материализации внутреннего мира героя, наглядно
характеризуя его обстановкой, вещами (кабинет-"уборная" Онегина периода его
петербургского светского существования и его же деревенская "модная келья";
старинный "покой" дяди Онегина).
Характеристики героев даются повторно и самим автором, подчас по
нескольку раз, в соответствии с теми изменениями, которые в них происходят,
с развитием их характеров. С целью наивозможно большей объективизации
образа, Пушкин показывает героя не только таким, каким сам его видит, а и
таким, каким видят его окружающие - другие персонажи романа. Так, Онегин
показан глазами его деревенских соседей, "светской черни", двойным - то
чрезмерно идеализирующим, то слишком снижающим - восприятием Татьяны.
Татьяна - глазами Онегина, Ленского, московских кузин, "архивных юношей" и
т. п. Мы не только узнаем от автора об этих различных восприятиях, мы их
непосредственно слышим. Поэт неоднократно драматизирует повествовательную
ткань. В романе непосредственно звучат голоса его персонажей - их живая
характерная речь. Все эти многообразные приемы всесторонней реалистической
характеристики будут усвоены и развиты последующей нашей литературой. Но
впервые и с непревзойденным художественным мастерством разработаны они были
в "Евгении Онегине".
Именно в романе в стихах художественное мастерство Пушкина проявляется
едва ли не с предельным блеском. Роман писался в течение весьма длительного
времени. Изменялась - порой весьма существенно - воспроизводимая в нем
действительность. Развитие романа отражало развитие соответствующих
общественных прототипов. 14 декабря явилось рубежом между первой и второй
частью романа. Так и воспринимали творение Пушкина наиболее чуткие и
передовые современники. "Онегин, который вступил в жизнь с улыбкой на устах,
с каждой песнью становился все более и более мрачным..." - отмечал Герцен.
От главы к главе "Онегина" гигантскими шагами шел вперед, творчески
рос, созревал сам поэт. В то же время он сумел сообщить своему произведению
такую художественную целостность и единство, что его воспринимаешь, как
написанное одним духом, одним творческим порывом. Мало того, первоначальный
замысел Пушкина был резко искажен по причинам, от поэта не зависевшим
(вынужденное изъятие из него целой главы, ряда строф). Но даже тому, что
роман принудительно оказался "без конца" (уничтожение десятой главы), поэт
сумел придать глубочайший идейно-художественный смысл. "Что же это такое?
Где же роман? Какая его мысль? И что за роман без конца?" - передает
Белинский критические толки вокруг "Онегина" и отвечает на них: "Мы думаем,
что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца,
потому что в самой действительности бывают события без развязки,
существования без цели, существа неопределенные, никому не понятные, даже
самим себе..."
В творчестве самого Пушкина "Евгений Онегин" сыграл исключительно
важную роль. Пушкинский роман в стихах и по жанру, и по содержанию, и по
небывалой дотоле широте художественного охвата действительности, -
органическое соединительное звено между Пушкиным 20-х и Пушкиным 30-х гг. -
Пушкиным-поэтом и Пушкиным-прозаиком, Пушкиным "Руслана и Людмилы" и южных
поэм и Пушкиным "Повестей Белкина", "Пиковой дамы", "Капитанской дочки".
Огромно значение "Евгения Онегина" и для развития последующей русской
литературы. В "Онегине" началось и получило наиболее глубокое и всестороннее
выражение становление нового, реалистического метода. Современная Пушкину
реакционная критика пыталась всячески умалить роман Пушкина. С позиции
"официальной народности" критики этого рода нападали па Пушкина за то, что
он сосредоточился в своем романе по преимуществу на изображении дворянского
быта, сделал главным героем светского человека. Против этого решительно
выступил Белинский, который, наоборот, объявил великим достоинством
пушкинского романа то, что в нем была отражена жизнь наиболее передовых
кругов русского общества, пережитая этими кругами большая историческая
трагедия. "Он, - писал Белинский об авторе "Евгения Онегина", - любил
сословие, в котором почти исключительно выразился прогресс русского общества
и к которому принадлежал сам, - и в "Онегине" он решился представить нам
внутреннюю жизнь этого сословия, а вместе с ним и общество в том виде, в
каком оно находилось в избранную им эпоху, то есть в двадцатых годах
текущего столетия". Вместе с тем критик находил в романе и образцы
замечательного проникновения поэта в жизнь и душу простого народа -
крестьянства. Полностью приведя рассказ няни о своем замужестве, Белинский
восторженно восклицал: "Вот как пишет истинно народный, истинно национальный
поэт". Критикам - поборникам "лапотно-сермяжной народности", называвшим
Пушкина "по преимуществу поэтом большого света или, что все равно, поэтом
будуарным", Белинский противопоставил свое понимание "Онегина", как "чисто
русского", "в высшей степени народного, национального произведения".
Определения эти полностью оправданы. В центральных образах пушкинского
романа в стихах были. даны типические обобщения существенных явлений жизни
русского общества такой силы и глубины, что они сохранили надолго значение
своего рода литературных образцов, эталонов. "Образ Онегина, - писал об этом
Герцен, - настолько национален, что встречается во всех романах и поэмах,
которые получают какое-либо признание в России, и ни потому, что хотели
копировать его, а потому, что его постоянно находишь возле себя или в себе
самом" (Герцен. "О развитии революционных идей в России").
Больше того, насыщая свой роман, посвященный изображению "внутренней
жизни" лучших представителей дворянского "сословия" передовыми идеями,
утверждая в нем реалистическое воспроизведение действительности, раздвигая
границы "предмета" искусства, вырабатывая нормы национального литературного
языка, Пушкин дал могучий толчок тому процессу демократизация художественной
литературы, тенденции которого начали проявляться уже в предшествовавшей
литературе и который составил основную, магистральную линию всего
последующего литературного развития.
Одним из наиболее значительных выражений демократизации литературы было
все большее утверждение и развитие в ней прозаических повествовательных
жанров. "Евгений Онегин" явился и выражением и мощным дальнейшим стимулом
этого процесса. Вершина и итог всей предшествовавшей ему новой русской
литературы - литературы по преимуществу стихотворной, пушкинский роман в
стихах стоит у истоков самого значительного явления русской литературной
классики - русского реалистического романа в прозе.
Наконец с "Евгением Онегиным" связан важнейший переломный момент в
отношениях между русским литературным развитием и движением всей мировой
литературы. Начав развиваться позднее других основных западноевропейских
литератур, новая русская литература до Пушкина отставала от них по уровню,
хотя и превосходила их по темпам своего развития. В творчество Пушкина темпы
и уровень пришли в соответствие. Развиваясь в том же направлении, в каком
развивалась современная ему мировая литература - через романтизм к реализму
- автор "Евгения Онегина", главы которого стали появляться раньше таких
классических образцов западноевропейского реализма XIX в., как романы
Стендаля и Бальзака, оказался передовым на этом пути, первым совершил
художественное "открытие действительности" в мировой литературе. "Евгением
Онегиным" начинается тот процесс блистательного расцвета русской
классической литературы, который вывел ей к концу XIX - началу XX в. на
признанно ведущее место в ряду всех других европейских литератур.
1) "Маркс и Энгельс об искусстве", М. 1957, т. I, стр. 11.
2) Там же, стр. 8-9.
3) Обо всем этом стало известно только из опубликованного в советское
время письма П. А. Катенина биографу Пушкина П. В. Анненкову. См. П. А.
Попов, Новые материалы о жизни и творчестве Пушкина. "Литературный критик",
1940, N 7 - 8, стр. 231.
4) "К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", М. 1957, т. I, стр. 535-536.
5) Там же, стр. 536.
Д. Благой
С.М.Бонди.
Число произведений, написанных Пушкиным для театра, невелико, но его
драмы, как с художественной, так и с идейной стороны, принадлежат к самому
значительному в его наследии. Все они (за исключением набросков трагедии о
Вадиме Новгородском и комедии об игроке) созданы в период полной зрелости
пушкинского творчества - с 1825 по 1835 г.
В законченном виде Пушкин оставил всего пять пьес: "Бориса Годунова" и
четыре "маленькие трагедии" {1}. Почти до конца была доведена драма
"Русалка" и до половины "Сцены из рыцарских времен". В рукописях остались
планы и наброски еще около десятка пьес.
Свои драматические произведения Пушкин писал не для чтения, не как
поэмы в диалогической форме, а как театральные пьесы, для постановки на
предметом своего времяпровождения он избирает установление "нового порядка",
а не что-либо другое. Недаром Пушкин даже обозначает в этой связи героя
словами, которые затем применит к себе: "Свободы сеятель пустынный". Наличие
у Онегина передового сознания - несомненно. Столь же несомненно и его
критическое отношение к окружающему. Свидетельство этому - уже его уход из
"света". Таким образом, участие Онегина в движении декабристов не
противоречило исторической действительности. Но не противоречило ли бы оно
его образу, логике его характера? Одно из основных свойств и качеств
пушкинского реализма - верность героев своим характерам, но вместе с тем
сами их характеры - не нечто раз навсегда данное, остановившееся, застывшее;
наоборот, как и в самой жизни, они находятся в состоянии постоянного
движения, развития. "Тоска сердечных угрызений", не оставлявшая Онегина с
момента убийства друга, гнавшая его с места на место, возрождение любовью к
Татьяне, "тоска безумных сожалений" о столь близком и возможном и навеки
утраченном счастье, - все это нэ могло не оказать существеннейшего влияния
на развитие заложенных в его характере добрых задатков, создавало
несомненные предпосылки для новой формы проявления "прямого благородства"
его души, перехода его на иную ступень страдания, "более сообразного с
человеческим достоинством". Кроме того, помимо этих предпосылок, в основном
субъективно-психологического порядка, Пушкин выдвигает и еще одну очень
существенную объективную предпосылку.
"Томясь в бездействии досуга", Онегин пускается в "странствия без
цели", подробное описание которых должно было составить содержание целой
главы романа, так и названной поэтом "Странствие". В общем замысле
пушкинского романа этой главе была предназначена очень важная функция. Во
время своих "странствий" Онегин, подобно радищевскому путешественнику,
маршрут которого, кстати, полностью включен в путешествия пушкинского героя,
впервые непосредственно и широко знакомится с родной страной, с жизнью
народа - ив ее героическом прошлом (посещение Новгорода, где еще "живы тени
древних великанов" - следы столь идеализировавшейся декабристами древней
русской вольности; песня волжских бурлаков про "удалые" дела Стеньки
Разина), и в ее тяжком настоящем: центральное место в главе должно было
занимать описание аракчеевских военных поселений. Описание это было
дано Пушкиным с такой резкостью "замечаний, суждений, выражений", что
не только опубликовать его, но даже держат). у себя в рукописи оказалось
невозможно, и оно до нас так и не дошло: очевидно, было уничтожено поэтом,
подобно начатой им десятой главе. О том большом месте, которое было отведено
этому описанию в составе главы и об исключительно важном значении, которое
автором ему придавалось, можно судить по тому, что поэт, вынужденный
отказаться от его обнародования, предпочел вынуть из романа и всю главу, без
этого "слитком короткую и как бы оскудевшую" {3}. В особом приложении к
роману была дана лишь небольшая часть этой главы под названием "Отрывки из
путешествия Онегина". В предисловии к ним Пушкин приводил замечание
Катенина, говорившего поэту, что исключение главы "вредит... плану целого
сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне,
знатной даме, становится слишком неожиданным и необъясненным". Можно с
уверенностью сказать, что не менее, если не более важную роль играла бы эта
глава и для объяснения перехода от Евгения - "лишнего человека" к
Евгению-декабристу.
Настойчивое намерение Пушкина сделать Онегина декабристом особенно
наглядно показывает, какой жгучей злободневностью был проникнут замысел
пушкинского стихотворного романа, какими крепкими нитями был он связан с
важнейшими событиями и актуальнейшими общественно-политическими вопросами
современности.
Если бы замысел Пушкина был осуществлен, на образ Онегина естественно
легли бы новые краски, он выступил бы в существенно ином освещении.
Поскольку этого не произошло, Онегин, каким он показан в романе, каким вошел
в сознание читателей и критики, в историю русской литературы и русской
общественной мысли, являет собой исключительно яркий образ "лишнего
человека", "умной ненужности" (термин Герцена), впервые с такой правдой и
полнотой художественно открытый Пушкиным. Такой образ, заключавший в себе
широчайшее обобщение, был типичным не только для периода декабрьского
восстания, но и для всего дворянского этапа русской революционности; отсюда
он и стал родоначальником всех "лишних людей" последующей русской
литературы.
В том же 1830 г., когда был закончен "Евгений Онегин", Пушкин в
рецензии на "Юрия Милославского" Загоскина замечал: "В наше время под словом
роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании".
Полностью подходит под это определение и пушкинский роман в стихах. В
"вымышленном повествовании" о жизненных путях и судьбах характерных
представителей молодого поколения своего времени Пушкин с непревзойденной
художественной убедительностью развернул "историческую эпоху" 20-х гг. XIX
в., периода декабрьского восстания. Именно это давало право Белинскому
назвать пушкинский роман в стихах, в котором поэт "умел коснуться так
многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру
русской природы, к миру русского общества", не только "энциклопедией русской
жизни и в высшей степени народным произведением", но и "актом сознания для
русского общества, почти первым, но зато каким великим шагом вперед для
него!"
Изображение "исторической эпохи" - своей современности - Пушкин дал не
только одним крупным планом; оно объемно, можно сказать стереоскопично. С
такой же истиной, полнотой, верностью действительности и одновременно
величайшей художественностью, как первый план, разработаны поэтом и ее
задние планы - весь тот пестрый и многокрасочный фон, на котором четко
выписывается основная сюжетная линия и рельефно выступают образы главных
действующих лиц. Светский Петербург и Петербург трудовой,
патриархально-дворянская Москва, поместная деревня, беглая и живая панорама
всей "святой Руси": "селенья, грады и моря" ("Отрывки из путешествия
Онегина"); общественная, публичная жизнь (театры, балы) и частный, семейный
быт; великосветский раут и народные святочные гаданья, и работа крепостных
девушек в- помещичьем саду; кутящая "золотая молодежь" в модном столичном
ресторане и крестьянин, едущий на дровнях по зимнему первопутку; сочные
натюрморты во вкусе "фламандской школы" и тончайшие акварельные зарисовки
сельской природы - весны, лета, осени, зимы... Ничего хоть сколько-нибудь
подобного такому широчайшему, поистине "энциклопедическому" (и по полноте, и
по предельной сжатости) охвату всех. сторон русской жизни, ее путей и
перепутий, ее лицевой и ее оборотной стороны, ее парадных зал и ее углов и
закоулков, - не было ни в одном произведении русской литературы до Пушкина.
Гениальный поэт-живописец, Пушкин является здесь и художником-социологом,
способным вскрыть и осветить не только причины "лишности", неприкаянности
Онегиных, но даже четко сформулировать процессы, совершавшиеся в русской
крепостной экономике. Недаром Карл Маркс и Фридрих Энгельс в своих трудах
("К критике политической экономии" - Маркс, "Внешняя политика русского
царизма" - Энгельс) упоминали соответствующие строки из "Евгения Онегина"
{4}, а Фридрих Энгельс писал одному из своих русских корреспондентов: "Когда
мы изучаем... реальные экономические отношения в различных странах и на
различных ступенях цивилизации, то какими странно ошибочными и
недостаточными кажутся нам рационалистические обобщения XVIII века - хотя
бы, например, доброго старого Адама Смита, который принимал условия,
господствовавшие в Эдинбурге и в окрестных шотландских графствах, за
нормальные для целой вселенной. Впрочем, Пушкин уже знал это..." {5}.
Энгельс имеет в виду ироническое замечание Пушкина в связи с попытками
Онегина, который начитался весьма популярного тогда Адама Смита, внушить
отцу, что ему нет нужды в деньгах, раз он получает со своих крепостных
поместий "простой продукт":
"Отец понять его не мог и земли отдавал в залог". Пушкин, таким
образом, отмечает проникновение денежных, капиталистических отношений в
русское крепостническое хозяйство. Это же место пушкинского романа
припоминает и Маркс.
В стихах Пушкина, справедливо замечает Добролюбов, продолжая в этом
отношении высказывания Белинского, "впервые открылся нам действительный
русский мир". "Открытие" в "Евгении Онегине" русской действительности -
русского мира - имело не только важнейшее познавательное значение, но и было
связано с целым переворотом в области традиционных эстетических
представлений и понятий, с замечательным расширением границ самого предмета
художественного изображения, круга явлений действительности, достойных
поэтического отображения, допускаемых в сферу искусства. Во время Пушкина
бытовали представления, сложившиеся еще в эпоху классицизма, о том, что
предметом поэзии должно быть только "высокое", "возвышенное" - "изящная"
природа; наоборот, "низкая природа", - все обыденное, "прозаическое" -
находится за пределами художественной литературы. Исключение делалось только
для сатирических жанров, поскольку их целью было не воспевание, а обличение.
Автор "Евгения Онегина", произведения в целом отнюдь не сатирического
рода, с первой же его главы - и чем дальше, тем все энергичнее - сознательно
и демонстративно стирает всякие различия между "изящной" и "низкой
природой". В его роман, наряду с "поэзией", хлынула широким потоком и
"проза" - жизнь, как она есть, со всеми ее красками и оттенками, с
праздничным и с обыденным, патетическим и смешным, трогательным и ничтожным,
высокими поэтическими порывами и житейским "пестрым сором" - "прозаическими
бреднями", мелкими будничными дрязгами, бытовыми деталями. Этой "прозе"
автор "Евгения Онегина" умеет сообщить высокое поэтическое достоинство;
умеет, говоря словами Добролюбова, "представить... ту самую жизнь, которая у
нас существует, и представить именно так, как она является на деле", "не
компрометируя искусства".
Сам Пушкин, резюмируя отзыв о нем одного из критиков-современников,
назвал себя "поэтом действительности". Единственным в своем роде образцом
поэзии действительности - реалистического искусства слова и является
пушкинский роман в стихах.
В осуществлении своего в высшей степени новаторского творческого
замысла поэту пришлось пойти совершенно новыми, непроторенными путями.
Строфы Онегина полны полемики со всеми действовавшими в ту пору основными
литературными направлениями, школами и традициями (классицизмом,
сентиментализмом, романтизмом - и пассивным, и активным, - почти всеми
типами западноевропейского романа). Для "поэзии действительности" необходимо
было создавать новые способы и средства выразительности, применять и
разрабатывать новые художественные приемы, наконец, соответственным образом
преобразовывать самый материал искусства слова - русский литературный язык.
И в пушкинском стихотворном романе этот гигантский
литературно-художественный "подвиг", как справедливо назвал многолетний труд
над "Евгением Онегиным" сам Пушкин, был автором совершен. Реализму
содержания "Евгения Онегина" органически отвечают все элементы его
художественной формы. Изображению полноты жизни, сложности и многообразия ее
проявлений, различным ее оттенкам и переходам соответствуют "пестрые главы"
романа - "полусмешные, полупечальные, простонародные, идеальные".
Язык "Онегина" использует все богатство и многообразие языка, все
стихии русской речи и потому способен охватить различные сферы бытия,
выразить все многообразие действительности. Точно, ясно и просто, без
излишних поэтических украшений - ненужных "дополнений", "вялых метафор", -
обозначающий предметы "вещного" мира, выражающий мысли и чувства человека и
вместе с тем бесконечно поэтичный в этой своей простоте, слог "Онегина"
является замечательным орудием реалистического искусства слова. В
установлении нормы национального литературного языка - одна из важнейших
задач, осуществленных творческим гением Пушкина, - роману в стихах
принадлежит исключительно важное место.
С целью вместить в свое произведение все многообразие действительности
и вместе с тем сообщить ему необходимое единство, Пушкин применяет в своем
романе и соответствующую стихотворную форму. "Евгений Онегин" не только
делится Пушкиным на более или менее равномерные главы (обозначение,
подчеркивающее романный характер произведения; Байрон в "Дон-Жуане"
пользуется обычным для поэм термином: "песня"), но и написан строфами,
однако не традиционной итальянской октавой, как байроновский "Дон-Жуан", а
специально созданной Пушкиным, почти вдвое большей октавы -
четырнадцатистишной, так называемой "онегинской строфой". В движении
пушкинского романа каждая строфа является но только ритмической, но и
смысловой единицей; будучи тесно связана с предшествующими и последующими
строфами, как и с контекстом всего произведения, она вместе с тем
представляет собой нечто целостное, законченное и по своему содержанию.
Исключительно большое место занимает в романе лирический голос, а
значит и внутренний образ поэта. Зеркало исторической эпохи, "Евгений
Онегин", и в этом его и своеобразие и особая прелесть, одновременно -
зеркало внутреннего мира самого поэта. "Здесь вся жизнь, вся душа, вся
любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы", - замечает в связи с этим
Белинский. Но при столь сильно выраженном авторском присутствии отношение в
"Евгении Онегине" между субъективным и объективным началами - автором и его
героями, изображаемой им действительностью также носит принципиально новый
характер, соответствующий новому реалистическому качеству пушкинского романа
в стихах. Поэт отнюдь не равнодушен к героям своего произведения, ко всему,
о чем в нем рассказывается, В его попутных суждениях, высказываниях, оценках
- итог всего им .пережитого, передуманного, перечувствованного - "ума
холодных наблюдений и сердца горестных замет". В то же время за ними все
время ощутим человек не только большого, горячего сердца, но и передовых
понятий и идеалов, стоящий в "просвещении" наравне со своим веком, не только
современник, но и друг, брат, товарищ декабристов. С этих передовых позиций
поэт судит и осуждает отживающее, отсталое, косное - традиционные верования,
привычные представления, лицемерную мораль - все вековые устои старого
феодально-крепостнического мира.
Но сколь ни ощутимо в "Евгении Онегине" авторское начало, это не ведет,
как у сентименталистов и романтиков, к произвольному смешению субъективного
и объективного планов, к подмене одного другим. В романе выражено "сознание"
автора, но наряду с этим ярко предстает в нем и не зависящая от сознания
поэта объективное "бытие". Действительность дана не в субъективных авторских
оценках, даже не только в качестве объекта авторского рассказа, она как бы
живет в романе своей собственной' жизнью, сама рассказывает о себе, звучит
всеми своими голосами. Это было едва ли не самой замечательной победой
автора "Евгения Онегина" как писателя-реалиста, осуществленной с помощью
целого ряда тончайших и разнообразнейших художественно-стилистических
приемов.
Новаторство Пушкина особенно рельефно проявляется в приемах обрисовки
героев. Образ Онегина выступает перед нами из его речей, размышлений,
приобретающих подчас характер внутреннего монолога, разговоров, реплик,
письма и т. д.; предполагал было Пушкин ввести в роман и "альбом"дневник
Онегина, для которого заготовил ряд характерных афоризмов героя - его
"мыслей, примечании". Примерно так же характеризуется и Татьяна.
Употребляется Пушкиным и еще один выразительный способ характеристики -
обрисовка духовной жизни героя книгой - кругом чтения. Прибегает Пушкин и к
приему своеобразной материализации внутреннего мира героя, наглядно
характеризуя его обстановкой, вещами (кабинет-"уборная" Онегина периода его
петербургского светского существования и его же деревенская "модная келья";
старинный "покой" дяди Онегина).
Характеристики героев даются повторно и самим автором, подчас по
нескольку раз, в соответствии с теми изменениями, которые в них происходят,
с развитием их характеров. С целью наивозможно большей объективизации
образа, Пушкин показывает героя не только таким, каким сам его видит, а и
таким, каким видят его окружающие - другие персонажи романа. Так, Онегин
показан глазами его деревенских соседей, "светской черни", двойным - то
чрезмерно идеализирующим, то слишком снижающим - восприятием Татьяны.
Татьяна - глазами Онегина, Ленского, московских кузин, "архивных юношей" и
т. п. Мы не только узнаем от автора об этих различных восприятиях, мы их
непосредственно слышим. Поэт неоднократно драматизирует повествовательную
ткань. В романе непосредственно звучат голоса его персонажей - их живая
характерная речь. Все эти многообразные приемы всесторонней реалистической
характеристики будут усвоены и развиты последующей нашей литературой. Но
впервые и с непревзойденным художественным мастерством разработаны они были
в "Евгении Онегине".
Именно в романе в стихах художественное мастерство Пушкина проявляется
едва ли не с предельным блеском. Роман писался в течение весьма длительного
времени. Изменялась - порой весьма существенно - воспроизводимая в нем
действительность. Развитие романа отражало развитие соответствующих
общественных прототипов. 14 декабря явилось рубежом между первой и второй
частью романа. Так и воспринимали творение Пушкина наиболее чуткие и
передовые современники. "Онегин, который вступил в жизнь с улыбкой на устах,
с каждой песнью становился все более и более мрачным..." - отмечал Герцен.
От главы к главе "Онегина" гигантскими шагами шел вперед, творчески
рос, созревал сам поэт. В то же время он сумел сообщить своему произведению
такую художественную целостность и единство, что его воспринимаешь, как
написанное одним духом, одним творческим порывом. Мало того, первоначальный
замысел Пушкина был резко искажен по причинам, от поэта не зависевшим
(вынужденное изъятие из него целой главы, ряда строф). Но даже тому, что
роман принудительно оказался "без конца" (уничтожение десятой главы), поэт
сумел придать глубочайший идейно-художественный смысл. "Что же это такое?
Где же роман? Какая его мысль? И что за роман без конца?" - передает
Белинский критические толки вокруг "Онегина" и отвечает на них: "Мы думаем,
что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца,
потому что в самой действительности бывают события без развязки,
существования без цели, существа неопределенные, никому не понятные, даже
самим себе..."
В творчестве самого Пушкина "Евгений Онегин" сыграл исключительно
важную роль. Пушкинский роман в стихах и по жанру, и по содержанию, и по
небывалой дотоле широте художественного охвата действительности, -
органическое соединительное звено между Пушкиным 20-х и Пушкиным 30-х гг. -
Пушкиным-поэтом и Пушкиным-прозаиком, Пушкиным "Руслана и Людмилы" и южных
поэм и Пушкиным "Повестей Белкина", "Пиковой дамы", "Капитанской дочки".
Огромно значение "Евгения Онегина" и для развития последующей русской
литературы. В "Онегине" началось и получило наиболее глубокое и всестороннее
выражение становление нового, реалистического метода. Современная Пушкину
реакционная критика пыталась всячески умалить роман Пушкина. С позиции
"официальной народности" критики этого рода нападали па Пушкина за то, что
он сосредоточился в своем романе по преимуществу на изображении дворянского
быта, сделал главным героем светского человека. Против этого решительно
выступил Белинский, который, наоборот, объявил великим достоинством
пушкинского романа то, что в нем была отражена жизнь наиболее передовых
кругов русского общества, пережитая этими кругами большая историческая
трагедия. "Он, - писал Белинский об авторе "Евгения Онегина", - любил
сословие, в котором почти исключительно выразился прогресс русского общества
и к которому принадлежал сам, - и в "Онегине" он решился представить нам
внутреннюю жизнь этого сословия, а вместе с ним и общество в том виде, в
каком оно находилось в избранную им эпоху, то есть в двадцатых годах
текущего столетия". Вместе с тем критик находил в романе и образцы
замечательного проникновения поэта в жизнь и душу простого народа -
крестьянства. Полностью приведя рассказ няни о своем замужестве, Белинский
восторженно восклицал: "Вот как пишет истинно народный, истинно национальный
поэт". Критикам - поборникам "лапотно-сермяжной народности", называвшим
Пушкина "по преимуществу поэтом большого света или, что все равно, поэтом
будуарным", Белинский противопоставил свое понимание "Онегина", как "чисто
русского", "в высшей степени народного, национального произведения".
Определения эти полностью оправданы. В центральных образах пушкинского
романа в стихах были. даны типические обобщения существенных явлений жизни
русского общества такой силы и глубины, что они сохранили надолго значение
своего рода литературных образцов, эталонов. "Образ Онегина, - писал об этом
Герцен, - настолько национален, что встречается во всех романах и поэмах,
которые получают какое-либо признание в России, и ни потому, что хотели
копировать его, а потому, что его постоянно находишь возле себя или в себе
самом" (Герцен. "О развитии революционных идей в России").
Больше того, насыщая свой роман, посвященный изображению "внутренней
жизни" лучших представителей дворянского "сословия" передовыми идеями,
утверждая в нем реалистическое воспроизведение действительности, раздвигая
границы "предмета" искусства, вырабатывая нормы национального литературного
языка, Пушкин дал могучий толчок тому процессу демократизация художественной
литературы, тенденции которого начали проявляться уже в предшествовавшей
литературе и который составил основную, магистральную линию всего
последующего литературного развития.
Одним из наиболее значительных выражений демократизации литературы было
все большее утверждение и развитие в ней прозаических повествовательных
жанров. "Евгений Онегин" явился и выражением и мощным дальнейшим стимулом
этого процесса. Вершина и итог всей предшествовавшей ему новой русской
литературы - литературы по преимуществу стихотворной, пушкинский роман в
стихах стоит у истоков самого значительного явления русской литературной
классики - русского реалистического романа в прозе.
Наконец с "Евгением Онегиным" связан важнейший переломный момент в
отношениях между русским литературным развитием и движением всей мировой
литературы. Начав развиваться позднее других основных западноевропейских
литератур, новая русская литература до Пушкина отставала от них по уровню,
хотя и превосходила их по темпам своего развития. В творчество Пушкина темпы
и уровень пришли в соответствие. Развиваясь в том же направлении, в каком
развивалась современная ему мировая литература - через романтизм к реализму
- автор "Евгения Онегина", главы которого стали появляться раньше таких
классических образцов западноевропейского реализма XIX в., как романы
Стендаля и Бальзака, оказался передовым на этом пути, первым совершил
художественное "открытие действительности" в мировой литературе. "Евгением
Онегиным" начинается тот процесс блистательного расцвета русской
классической литературы, который вывел ей к концу XIX - началу XX в. на
признанно ведущее место в ряду всех других европейских литератур.
1) "Маркс и Энгельс об искусстве", М. 1957, т. I, стр. 11.
2) Там же, стр. 8-9.
3) Обо всем этом стало известно только из опубликованного в советское
время письма П. А. Катенина биографу Пушкина П. В. Анненкову. См. П. А.
Попов, Новые материалы о жизни и творчестве Пушкина. "Литературный критик",
1940, N 7 - 8, стр. 231.
4) "К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", М. 1957, т. I, стр. 535-536.
5) Там же, стр. 536.
Д. Благой
С.М.Бонди.
Число произведений, написанных Пушкиным для театра, невелико, но его
драмы, как с художественной, так и с идейной стороны, принадлежат к самому
значительному в его наследии. Все они (за исключением набросков трагедии о
Вадиме Новгородском и комедии об игроке) созданы в период полной зрелости
пушкинского творчества - с 1825 по 1835 г.
В законченном виде Пушкин оставил всего пять пьес: "Бориса Годунова" и
четыре "маленькие трагедии" {1}. Почти до конца была доведена драма
"Русалка" и до половины "Сцены из рыцарских времен". В рукописях остались
планы и наброски еще около десятка пьес.
Свои драматические произведения Пушкин писал не для чтения, не как
поэмы в диалогической форме, а как театральные пьесы, для постановки на