Страница:
декабристов.
Над холмами Тульчина - в местечке Тульчине, неподалеку от реки Буга,
был расположен штаб 2-й армии, главнокомандующим которой был генерал
Витгенштейн, и находился центр Южного общества во главе с П. И. Пестелем.
Холоднокровный генерал - декабрист А. П. Юшневский;
Муравьев - декабрист С. И. Муравьев-Апостол (1796-1826), поднявший в
конце 1825 г. восстание в Черниговском полку, на юге. Был повешен в число
пяти главных участников восстания декабристов.
1) Сестра М. Н. Раевской.
Д. Благой
C.М. Бонди
Борис Годунов
Трагедия писалась в Михайловском с декабря 1824 г. по ноябрь 1825 г.
Напечатана впервые только в 1831 г. На сцене при жизни Пушкина не могла быть
поставлена по цензурным соображениям {1}. Пушкин несколько раз читал ее
публично, после возвращения из ссылки в 1826 г., в Москве и позже в
Петербурге {2}.
Об общем характере замысла и политическом и социальном смысле трагедии
Пушкина см. выше вступительную статью "Драматические произведения Пушкина".
В двадцати трех сценах "Бориса Годунова" выразительно и исторически
верно показана эволюция настроений народа в изображаемую эпоху: сначала
политическое равнодушие, инертность, затем постепенное нарастание
недовольства, все усиливающееся и, наконец, разрастающееся в народное
восстание, бунт, свергающий с престола молодого царя, после чего народ,
возложивший все свои надежды на нового, "законного" царя, снова теряет свою
политическую активность и превращается в пассивную толпу, ожидающую решения
своей судьбы от царя и бояр. Такой характер, как известно, имели все
народные восстания до появления на исторической сцене пролетариата. Пушкин
несколько сдвинул, сократил процесс народного движения начала XVII в.,
завершив события своей трагедии воцарением Димитрия Самозванца. Между тем в
действительности события бурно развивались и дальше, и кульминацией, высшим
подъемом революционных настроений и действий борющегося против своих
угнетателей народа было не свержении династии Годуновых (как у Пушкина), а
более позднее движение, предводимое Болотниковым. Однако, несмотря на эту
историческую неточность {3}, общая схема событий дана у Пушкина очень верно
и в высшей степени проницательно.
Что главным героем пушкинской трагедии является но Борис Годунов с его
преступлением и не Григорий Отрепьев с его удивительной судьбой, а народ,
видно из всего содержания и построения трагедии. О народе, его мнении, его
любви или ненависти, от которых зависит судьба государства, все время
говорят действующие лица пьесы: Шуйский и Воротынский (в 1-й сцене -
"Кремлевские палаты"), Борис в своем знаменитом монологе (в 7-й сцене),
Шуйский и боярин Афанасий Пушкин (в 9-й сцене - "Москва. Дом Шуйского"),
Борис, Патриарх и Шуйский в Царской Думе (сцена 15-я), Пленник (в 18-й
сцене, "Севск"), Борис и Басманов (в 20-й сцене"Москва. Царские палаты") и,
наконец, Гаврила Пушкин - человек, по замыслу Пушкина, вполне понимающий
политическую и общественную ситуацию (21-я сцена, "Ставка"):
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением, да, мнением народным...
Сам народ, угнетенная масса, участвует в трагедии в шести сценах. В
первой из них (2-я сцена трагедии - "Красная площадь") мы слышим речи более
культурных представителей низших классов; это, может быть, купцы, духовные
лица (см. традиционно-церковный стиль их реплик). Они обеспокоены положением
страны без царя ("О боже мой! Кто будет нами править? О горе нам!"). В
следующей сцене ("Девичье поле. Новодевичий монастырь") действует народная
масса, равнодушная к политике, плачущая и радующаяся по указке бояр ("О чем
там плачут?" - "А как нам знать? то ведают бояре, не нам чета..." - "Все
плачут, заплачем, брат, и мы..." - "Что там еще?"-"Да кто их разберет?..").
За пять лот царствования Бориса Годунова настроение народа меняется. В
сцене "Равнина близ Новгорода Северского" воины Бориса (тот же народ)
стремительно бегут от войск Самозванца не потому, что они боятся поляков и
казаков, а потому, что не хотят сражаться за царя Бориса против "законного"
царевича, воплощающего, по их мнению, надежды на освобождение - прежде всего
от крепостного права, введенного Борисом. Об этом говорит в сцене "Москва.
Дом Шуйского" умный боярин Афанасий Пушкин в разговоре с Шуйским: "...А
легче ли народу? Спроси его! Попробуй самозванец им посулить старинный Юрьев
день (то есть освобождение от крепостной зависимости. - С. Б.), так и пойдет
потеха!" - "Прав ты, Пушкин", - подтверждает хитрый и дальновидный политик
Шуйский. В 17-й сцене ("Площадь перед собором в Москве"), отношение народа к
Борису обнаруживается уже не просто нежеланием сражаться за него ("тебе
любо, лягушка заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь
православные!"), а выражено прямо в угрожающих репликах толпы ("Вот ужо им
будет, безбожникам") и в словах юродивого, громко обличающего царя при
несомненном сочувствии народа. В предпоследней сцене трагедии ("Лобное
место") народ уже хозяин столицы: с ним (а не с боярами) ведет переговоры
посланный Самозванцем Гаврила Пушкин; на Лобном месте (на "трибуне"),
оказывается подлинный представитель народа, мужик; он дает сигнал мятежу
("Народ! Народ! В Кремль, в Царские палаты! Ступай! вязать Борисова
щенка!"), после чего перед зрителями развертывается сцена народного бунта.
Наконец, в последней сцене, действие которой происходит всего через десять
дней после предыдущей, народ - снова пассивный, успокоившийся после того,
как свергнул с престола "Борисова щенка" и поставил над собой настоящего,
"законного" царя. Снова, как вначале (в сцене "Девичье поле"), когда дело
идет о делах государственных, он считает, что "то ведают бояре, не нам чета"
(ср. в этой сцене почтительные реплики: "Расступитесь, расступитесь. Бояре
идут... - Зачем они пришли? - А, верно, приводить к присяге Феодора
Годунова"). И снова тот же народ, несмотря на то, что только что с ужасом
узнал о злодейском убийстве юного Федора и его матери, готов по приказу
боярина Мосальского послушно славить нового царя, как вначале по приказу
бояр и патриарха славил Бориса Годунова: "Что ж вы молчите? - спрашивает
Мосальский, - кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович! Народ: Да
здравствует царь Димитрий Иванович".
Так кончалась первоначально пушкинская трагедия. Но позже, в 1830 г.,
готовя ее к печати, Пушкин внес в это место небольшое, но крайне
значительное изменение: после выкрика Мосальского - "народ безмолвствует"...
Идейный смысл произведения не изменился, спад волны революционного
настроения народа остается тем же, но это угрожающее безмолвие народа,
заканчивающее пьесу, предсказывает в будущем новый подъем народного
движения, новые и "многие мятежи".
"Борис Годунов" написан Пушкиным не как трагедия совести
царя-преступника, а как чисто политическая и социальная трагедия. Главное
содержание знаменитого монолога Бориса ("Достиг я высшей власти...") - не
ужас его перед "мальчиками кровавыми", а горькое сознание, что его
преследуют незаслуженные неудачи. "Мне счастья нет", - дважды повторяет он.
Больше всего винит он в своем несчастии народ, который, по его убеждению,
несправедливо ненавидит его, несмотря на все "щедроты", которыми он старался
"любовь его снискать". Забывая о главной причине ненависти - крепостном
ярме, которое он наложил на народ, - Борис припоминает все свои
"благодеяния" и возмущается неблагодарностью народа. Причиной этой
неблагодарности он считает лежащую будто бы в основе народного характера
склонность к анархии. Народ якобы ненавидит всякую власть:
Живая власть для черни ненавистна -
Они любить умеют только мертвых...
Это глубоко неверное и несправедливое обобщение {4} нужно Борису для
того, чтобы свалить на народ ("чернь", как говорит Борис) причину враждебных
отношений между царем и народом. Еще резче ту же мысль Борис высказывает за
несколько минут до смерти в своем последнем разговоре с Басмановым (сцена
20-я - "Москва. Царские палаты").
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ... Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро - не скажет он спасибо;
Грабь и казни - тебе не будет хуже.
Григория Отрепьева, в отличие от Годунова, Пушкин изображает не
серьезным государственным деятелем, а политическим авантюристом. Он умен,
находчив, талантлив {5}; он человек горячий, увлекающийся, добродушный - и в
то же время совершенно беспринципный в политическом отношении. Григорий
прекрасно понимает, что не он "делает историю", не его личные качества и
усилия являются причиной его беспримерных успехов. Григорий чувствует, что
подымается на волне народного движения, и потому его мало тревожат отдельные
неуспехи и поражения его войск во время войны с Борисом. Этой теме в
трагедии специально посвящена короткая сцена (19-я) "Лес", где Самозванец (в
противоположность своим спутникам) обнаруживает полную уверенность в
конечном успехе своей борьбы, несмотря на жестокий разгром его войск в
сражении.
О патриархе Иове, верном помощнике Годунова во всех его делах, Пушкин
писал Н. Раевскому (?) в 1829 г.: "Грибоедов критиковал мое изображение
Иова; патриарх, действительно, был человеком большого ума, я же по
рассеянности сделал из него дурака" (подлинник письма по-французски). Пушкин
имеет в виду сцену 15-ю ("Царская дума"), где патриарх в длинной, цветистой
речи, упиваясь своим красноречием, обнаруживает удивительную глупость и
бестактность, чем ставит в крайне неловкое положение всех слушателей {6}. Он
перед всей Думой объявляет, что царевич Димитрий после смерти стал святым, и
на его могиле творятся чудеса. Для того чтобы разоблачить перед народом
самозванца Григория, он предлагает торжественно довести до сведения народа о
новом чудотворце и перенести в Кремль в Архангельский собор его "святые
мощи". Ему не приходит в голову, что он тем самым предлагает публично
объявить о преступлении царя Бориса: ведь по религиозным представлениям
православных, взрослый человек делается святым за свои великие заслуги перед
богом, а младенец только в том случае, если он был невинно замучен...
При напечатании "Бориса Годунова" Пушкин изъял из трагедии две сцены,
находившиеся в рукописи: "Ограда монастырская" и "Замок воеводы Мнишка в
Самборе. Уборная Марины" (см. "Из ранних редакций"). В первой из них Пушкину
хотелось показать, что на путь рискованной политической интриги юного,
пылкого и томящегося в монастыре Григория натолкнул какой-то более опытный в
житейском отношении "монах", "злой чернец". Во второй - раскрывались
некоторые черты холодной авантюристки, красавицы Марины. Исключение этих
сцен (не очень нужных в развитии трагедии) нисколько не повредило
художественному и идейному содержанию пьесы, тем более что наличие их
нарушало бы единство принятого Пушкиным для его трагедии стихотворного
размера-нерифмованного пятистопного ямба {7}).
Приводимый в разделе "Из ранних редакций" отрывок монолога Григория
"Где ж он? где старец Леонид?" относится, вероятно, к ранней стадии работы
Пушкина над "Борисом Годуновым".
Свою трагедию Пушкин посвятил памяти Карамзина, умершего в 1826 г. и не
успевшего познакомиться с пушкинской пьесой. Это нисколько не значило, что
Пушкин разделял историческую концепцию Карамзина - ультрамонархическую и
морально-религиозную. Пушкин, несмотря на кардинальное разногласие свое с
Карамзиным по политическим и обще-историческим вопросам, глубоко уважал
знаменитого историка за то, что тот не искажал фактов в угоду своей
реакционной концепции, не скрывал, не подтасовывал их, - а только по-своему
пытался их истолковать. "Несколько отдельных размышлений в пользу
самодержавия, красноречиво опровергнутых верным рассказом событий", - так
называл Пушкин эти морально-религиозные и монархические рассуждения
Карамзина. Он верил в объективность приводимых историком фактов и высоко
ценил его научную добросовестность. ""История государства Российского" есть
не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека", -
писал он ("Отрывки из писем, мысли и замечания"; см. т. 6).
1) Впервые "Борис Годунов" был поставлен (с сокращениями и цензурными
искажениями) лишь в 1870 г. в Петербурге.
2) Зная, что Пушкин вообще очень неохотно выступал перед посторонними с
чтением своих произведений, мы лишний раз убеждаемся в том, что "Бориса
Годунова" он писал джля сцены и что ему необходимо было видеть впечатление
публики, чтобы судить о верности выполнения его замысла.
3) Может быть, Пушкин имел в виду шире и ближе к истории развить тему
народной войны в предполагавшихся двух пьесах, продолжающих "Бориса
Годунова" - о Дмитрии и Марине и о Василии Шуйском (см. вступительную
статью, стр. 559).
4) Его приводят нередко исследователи, как мнение самого Пушкина о
народе, для чего нет никаких фактических оснований.
5) Он к тому же поэт - см. слова игумена Чудова монастыря (сцена 6-я -
"Палаты патриарха"): "...читал наши летописи, сочинял каноны святым".
6) См. ремарку Пушкина: "Общее смущение. В продолжение сей речи Борис
несколько раз отирает лицо платком", - а также заключающую сцену реплики
двух бояр.
7) Сцена "Ограда монастырская" написана длинным, восьмистопным, хореем
с попадающейся местами рифмой; "Замок воеводы Мнишка в Самборе" -
рифмованным разностопным (вольным) ямбом.
1) Ну... (франц.).
2) Что? что? (франц.).
3) Что значит православные?.. Рвань окаянная, проклятая сволочь! Черт
возьми, мейн герр (сударь), я прямо взбешен: можно подумать, что у них нет
рук, чтобы драться, а только ноги, чтобы удирать (франц.).
4) Позор (нем.).
5) Тысяча дьяволов! Я не сдвинусь отсюда ни на шаг-раз дело начато,
надо его кончить. Что вы скажете на это, мейн герр? (франц.).
6) Вы правы (нем.).
7) Черт, дело становится жарким! Этот дьявол - Самозванец, как они его
называют, отчаянный головорез. Как вы полагаете, мейн герр? (франц.).
8) О, да! (нем.).
9) Вот глядите, глядите! Завязался бой в тылу у неприятеля. Это,
наверно, ударил молодец Басманов (франц.).
10) Я так полагаю (нем.).
11) А вот и наши немцы! - Господа!.. Мейн герр, велите же им
построиться и, черт возьми, пойдем в атаку! (франц.).
12) Очень хорошо. Становись! (нем.).
13) Марш! (нем.).
14) С нами бог! (нем.).
Скупой рыцарь
Задуман в 1826 г. Закончен в 1830 г. Впервые напечатан в 1-й книге
пушкинского журнала "Современник", в 1836 г. Подзаголовок Пушкина ("Из
Ченстоновой трагикомедии The covetous knight" {1} представляет собой
мистификацию: в творчестве английского писателя XVIII в. В. Шенстона (во
времена Пушкина его имя нередко писалось у нас - Ченстон) нет ничего
похожего на пушкинскую трагедию {2}. Основная тема "Скупого рыцаря", как и
всех "маленьких трагедий" - психологическая: анализ человеческой души,
человеческих "страстей", аффектов (см. вступительную статью).
Скупость-страсть к собиранию, накоплению денег и болезненное нежелание
истратить из них хоть один грош - показана Пушкиным и в ее разрушительном
действии на психику человека, скупца, и в ее влиянии на семейные отношения,
трагически искажаемые, извращаемые ею, и, наконец, как результат, продукт
определенной социально-исторической эпохи. Носителем этой страсти Пушкин, в
отличие от всех своих предшественников и, в первую очередь, Шекспира
(Шейлок) и Мольера (Гарпагон), сделал не представителя "третьего сословия",
купца, буржуа, а барона, феодала, принадлежащего к господствующему классу,
человека, для которого рыцарская "честь", самоуважение и требование уважения
к себе стоят па первом месте. Чтобы подчеркнуть это, а также и то, что
скупость барона является именно страстью, болезненным аффектом, а не сухим
расчетом, Пушкин вводит в свою пьесу рядом с бароном еще одного ростовщика -
еврея Соломона, для которого, наоборот, накопление денег, бессовестное
ростовщичество является просто профессией, дающей возможность ему,
представителю угнетенной тогда нации, жить и действовать в феодальном
обществе.
Скупость, любовь к деньгам, в сознании рыцаря, барона - низкая,
позорная страсть; ростовщичество, как средство накопления богатства, -
позорное занятие. Вот почему, наедине с собой, барон убеждает себя, что все
его действия и все его чувства основываются не на страсти к деньгам,
недостойной рыцаря, не на скупости, а на другой страсти, тоже губительной
для окружающих, тоже преступной, но не такой низменной и позорной, а
овеянной некоторым ореолом мрачной возвышенности - на непомерном
властолюбии. Он убежден, что отказывает себе во всем необходимом, держит в
нищете своего единственного сына, отягощает свою совесть преступлениями {3}
- все для того, чтобы сознавать свою громадную власть над миром:
Что не подвластно мне? Как некий демон,
Отселе править миром я могу...
На свои несметные богатства он может купить все: женскую любовь,
добродетель, бессонный труд, может выстроить дворцы, поработить себе
искусство - "вольный гений", может безнаказанно, чужими руками, совершать
любые злодейства... Мне все послушно, я же - ничему...
Эта власть скупого рыцаря, вернее, власть денег, которые он всю жизнь
собирает и копит, - существует для него только в потенции, в мечтах. В
реальной жизни он никак не осуществляет ее:
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
На самом деле, это все - самообман старого барона. По говоря уже о том,
что властолюбие (как всякая страсть) никогда не могло бы успокоиться на
одном сознании своей мощи, а непременно стремилось бы к осуществлению этой
мощи, - барон вовсе не так всемогущ, как он думает ("...отселе править миром
я могу...", "лишь захочу-воздвигнутся чертоги..."). Он мог бы все это
сделать с помощью своего богатства, но он никогда не сможет захотеть; он
может открывать свои сундуки только для того, чтобы всыпать в них
накопленное золото, но не для того, чтобы взять его оттуда. Он не царь, не
владыка своих денег, а раб их. Прав его сын Альбер, который говорят об
отношении его отца к деньгам:
О! мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? как алжирский раб,
Как пес цепной...
Правильность этой характеристики подтверждается и мучениями барона при
мысли о судьбе накопленных им сокровищ после его смерти (какое дело было бы
властолюбцу до того, что будет с орудиями его власти, когда его самого уже
не будет на свете?), и странными, болезненными ощущениями его, когда он
отпирает свой сундук, напоминающими патологические чувства людей, "в
убийстве находящих приятность" {4}, и последним воплем умирающего маниака:
"Ключи, ключи мои!"
Для барона его сын и наследник накопленных им богатств - его первый
враг, так как он знает, что Альбер после его смерти разрушит дело всей его
жизни, расточит, растратит все собранное им. Он ненавидит своего сына и
желает ему смерти (см. его вызов на поединок в 3-й сцене).
Альбер изображен в пьесе храбрым, сильным и добродушным молодым
человеком. Он может отдать последнюю бутылку подаренного ему испанского вина
больному кузнецу. Но скупость барона совершенно искажает и его характер.
Альбер ненавидит отца, потому что тот держит его в нищете, не дает сыну
возможности блистать на турнирах и на праздниках, заставляет унижаться перед
ростовщиком. Он, не скрывая, ждет смерти отца, и, если предложение Соломона
отравить барона вызывает в нем такую бурную реакцию, то именно потому, что
Соломон высказал мысль, которую Альбер гнал от себя и которой боялся.
Смертельная вражда отца с сыном обнаруживается при встрече их у герцога,
когда Альбер с радостью поднимает брошенную ему отцом перчатку. "Так и
впился в нее когтями, изверг", - с негодованием говорит герцог.
Страсть барона к деньгам, разрушающая все нормальные отношения его с
людьми и даже с родным сыном, показана Пушкиным как явление, обусловленное
исторически. Действие пьесы отнесено, видимо, к XVI в., к эпохе разложения
феодализма, эпохе, когда буржуазия уже "сорвала с семейных отношений их
трогательно-сентиментальный покров и свела их к чисто денежным отношениям"
{5}.
Понимание того, что трагическая скупость барона, и созданная ею
ситуация, не случайное, индивидуальное явление, а характерна для всей эпохи,
звучит в словах молодого герцога:
Что видел я? что было предо мною?
Сын принял вызов старого отца!
В какие дни надел я на себя
Цепь герцогов!..
а также в заключающей трагедию реплике его:
Ужасный век! ужасные сердца!
Пушкин недаром в конце 20-х гг. стал разрабатывать эту тему. В эту
эпоху и в России все более и более в систему крепостнического уклада
вторгались буржуазные элементы быта, вырабатывались новые характеры
буржуазного типа, воспитывалась жадность к приобретению и накоплению денег.
В 30-х гг. лучшие писатели четко отметили это в своих произведениях (Пушкин
в "Пиковой даме". Гоголь в "Мертвых душах" и др.). "Скупой рыцарь" был в
этом смысле в конце 20-х гг. вполне современной пьесой.
1) Скупой рыцарь (англ.).
2) Вероятнее всего, эта ссылка на иностранный оригинал была сделана
Пушкиным, чтобы парализовать возможные сплетни, будто в трагедии отражены
тяжелые отношения, самого поэта с его отцом, отличавшимся, как известно,
скупостью. В действительности в "Скупом рыцаре" нет никаких
автобиографических намеков.
3) См. стихи об угрызениях совести в его монологе во второй картине.
4) Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе...
5) К. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест коммунистической партии.
1) Скупой рыцарь (англ).
2) Аминь! ((лат.)
3) в сторону (лат.).
Моцарт и Сальери
Написано в 1830 г., но замысел трагедии (а может быть, и частичное
осуществление его) относится к 1826 г. Впервые напечатано в 1831 г.
Главной темой трагедии является зависть, как страсть, способная довести
охваченного ею человека до страшного преступления.
В основу сюжета Пушкин положил широко распространенные в то время
слухи, будто знаменитый венский композитор Сальери отравил из зависти
гениального Моцарта. Моцарт умер в 1791 г., в тридцатипятилетнем возрасте, и
был уверен, что его отравили. Сальери (он был старше Моцарта на шесть лет)
дожил до глубокой старости (умер в 1825 г.), последние годы страдал душевным
расстройством и не раз каялся, что отравил Моцарта. Несмотря на то, что
тогда же некоторые знакомые обоих композиторов, а позже историки музыки и
биографы Моцарта решительно отрицали возможность этого преступления, вопрос
до сих пор все же остается не решенным окончательно.
Пушкин считал факт отравления Моцарта его другом Сальери установленным
и психологически вполне вероятным. В заметке о Сальери (1833) (см. т. 6)
Пушкин пишет: "В первое представление "Дон-Жуана", в то время когда весь
театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта,
раздался свист - все обратились с негодованием, и знаменитый Салиери вышел
из залы - в бешенстве, снедаемый завистью... Некоторые немецкие журналы
говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении -
в отравлении великого Моцарта. Завистник, который мог освистать "Дон-Жуана",
мог отравить его творца".
Сальери, учитель Бетховена и Шуберта, был хорошо известен во времена
Пушкина как выдающийся композитор. Он славился своей принципиальностью в
вопросах искусства. Познакомившись с произведениями оперного реформатора
Глюка, стремившегося превратить опору из блестящего концерта в костюмах и
декорациях в подлинную драму и музыку ее из собрания виртуозных эффектов,
дающих возможность певцам щегольнуть красотой и техникой голоса {1}, - в
художественное выражение глубоких и серьезных чувств и переживаний, -
молодой Сальери решительно изменил свою старую манеру и сделался
последователем оперной реформы Глюка. Он дружил с Бомарше, автором либретто
его оперы "Тарар". Бомарше в печати выражал восхищение серьезным,
ответственным отношением Сальери к своей задаче оперного композитора: "...он
имел благородство, - писал Бомарше, - отказаться от множества музыкальных
красот, которыми сверкала его опера, только потому, что они удлиняли пьесу и
замедляли действие..."
Пушкин рисует зависть, как страсть, охватившую человека, который привык
ко всеобщему уважению и сам считает себя благородным.
Нет! никогда я зависти не знал...
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Никто! А ныне - сам скажу - я ныне завистник...
Сальери не хочет признаться себе в низменных мотивах своего чувства и
так же, как барон в трагедии "Скупой рыцарь", старается замаскировать его
другими, более высокими и благородными переживаниями. Он уверяет себя, что
его ненависть к Моцарту вызвана тем, что этот гениальный композитор
несерьезным, легкомысленным отношением к искусству оскорбляет это искусство.
Сальери негодует на судьбу ("Все говорят, нет правды на земле, но правды нет
и выше") за то, что мелкий, ничтожный человек, "безумец, гуляка праздный",
одарен священным творческим даром, бессмертной гениальностью. Верный жрец
искусства, отрекшийся ради искусства от всех радостей жизни, умеющий
самоотверженно трудиться для создания высоких художественных ценностей,
Сальери негодует на Моцарта за его легкое, свободное отношение к своему
Над холмами Тульчина - в местечке Тульчине, неподалеку от реки Буга,
был расположен штаб 2-й армии, главнокомандующим которой был генерал
Витгенштейн, и находился центр Южного общества во главе с П. И. Пестелем.
Холоднокровный генерал - декабрист А. П. Юшневский;
Муравьев - декабрист С. И. Муравьев-Апостол (1796-1826), поднявший в
конце 1825 г. восстание в Черниговском полку, на юге. Был повешен в число
пяти главных участников восстания декабристов.
1) Сестра М. Н. Раевской.
Д. Благой
C.М. Бонди
Борис Годунов
Трагедия писалась в Михайловском с декабря 1824 г. по ноябрь 1825 г.
Напечатана впервые только в 1831 г. На сцене при жизни Пушкина не могла быть
поставлена по цензурным соображениям {1}. Пушкин несколько раз читал ее
публично, после возвращения из ссылки в 1826 г., в Москве и позже в
Петербурге {2}.
Об общем характере замысла и политическом и социальном смысле трагедии
Пушкина см. выше вступительную статью "Драматические произведения Пушкина".
В двадцати трех сценах "Бориса Годунова" выразительно и исторически
верно показана эволюция настроений народа в изображаемую эпоху: сначала
политическое равнодушие, инертность, затем постепенное нарастание
недовольства, все усиливающееся и, наконец, разрастающееся в народное
восстание, бунт, свергающий с престола молодого царя, после чего народ,
возложивший все свои надежды на нового, "законного" царя, снова теряет свою
политическую активность и превращается в пассивную толпу, ожидающую решения
своей судьбы от царя и бояр. Такой характер, как известно, имели все
народные восстания до появления на исторической сцене пролетариата. Пушкин
несколько сдвинул, сократил процесс народного движения начала XVII в.,
завершив события своей трагедии воцарением Димитрия Самозванца. Между тем в
действительности события бурно развивались и дальше, и кульминацией, высшим
подъемом революционных настроений и действий борющегося против своих
угнетателей народа было не свержении династии Годуновых (как у Пушкина), а
более позднее движение, предводимое Болотниковым. Однако, несмотря на эту
историческую неточность {3}, общая схема событий дана у Пушкина очень верно
и в высшей степени проницательно.
Что главным героем пушкинской трагедии является но Борис Годунов с его
преступлением и не Григорий Отрепьев с его удивительной судьбой, а народ,
видно из всего содержания и построения трагедии. О народе, его мнении, его
любви или ненависти, от которых зависит судьба государства, все время
говорят действующие лица пьесы: Шуйский и Воротынский (в 1-й сцене -
"Кремлевские палаты"), Борис в своем знаменитом монологе (в 7-й сцене),
Шуйский и боярин Афанасий Пушкин (в 9-й сцене - "Москва. Дом Шуйского"),
Борис, Патриарх и Шуйский в Царской Думе (сцена 15-я), Пленник (в 18-й
сцене, "Севск"), Борис и Басманов (в 20-й сцене"Москва. Царские палаты") и,
наконец, Гаврила Пушкин - человек, по замыслу Пушкина, вполне понимающий
политическую и общественную ситуацию (21-я сцена, "Ставка"):
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением, да, мнением народным...
Сам народ, угнетенная масса, участвует в трагедии в шести сценах. В
первой из них (2-я сцена трагедии - "Красная площадь") мы слышим речи более
культурных представителей низших классов; это, может быть, купцы, духовные
лица (см. традиционно-церковный стиль их реплик). Они обеспокоены положением
страны без царя ("О боже мой! Кто будет нами править? О горе нам!"). В
следующей сцене ("Девичье поле. Новодевичий монастырь") действует народная
масса, равнодушная к политике, плачущая и радующаяся по указке бояр ("О чем
там плачут?" - "А как нам знать? то ведают бояре, не нам чета..." - "Все
плачут, заплачем, брат, и мы..." - "Что там еще?"-"Да кто их разберет?..").
За пять лот царствования Бориса Годунова настроение народа меняется. В
сцене "Равнина близ Новгорода Северского" воины Бориса (тот же народ)
стремительно бегут от войск Самозванца не потому, что они боятся поляков и
казаков, а потому, что не хотят сражаться за царя Бориса против "законного"
царевича, воплощающего, по их мнению, надежды на освобождение - прежде всего
от крепостного права, введенного Борисом. Об этом говорит в сцене "Москва.
Дом Шуйского" умный боярин Афанасий Пушкин в разговоре с Шуйским: "...А
легче ли народу? Спроси его! Попробуй самозванец им посулить старинный Юрьев
день (то есть освобождение от крепостной зависимости. - С. Б.), так и пойдет
потеха!" - "Прав ты, Пушкин", - подтверждает хитрый и дальновидный политик
Шуйский. В 17-й сцене ("Площадь перед собором в Москве"), отношение народа к
Борису обнаруживается уже не просто нежеланием сражаться за него ("тебе
любо, лягушка заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь
православные!"), а выражено прямо в угрожающих репликах толпы ("Вот ужо им
будет, безбожникам") и в словах юродивого, громко обличающего царя при
несомненном сочувствии народа. В предпоследней сцене трагедии ("Лобное
место") народ уже хозяин столицы: с ним (а не с боярами) ведет переговоры
посланный Самозванцем Гаврила Пушкин; на Лобном месте (на "трибуне"),
оказывается подлинный представитель народа, мужик; он дает сигнал мятежу
("Народ! Народ! В Кремль, в Царские палаты! Ступай! вязать Борисова
щенка!"), после чего перед зрителями развертывается сцена народного бунта.
Наконец, в последней сцене, действие которой происходит всего через десять
дней после предыдущей, народ - снова пассивный, успокоившийся после того,
как свергнул с престола "Борисова щенка" и поставил над собой настоящего,
"законного" царя. Снова, как вначале (в сцене "Девичье поле"), когда дело
идет о делах государственных, он считает, что "то ведают бояре, не нам чета"
(ср. в этой сцене почтительные реплики: "Расступитесь, расступитесь. Бояре
идут... - Зачем они пришли? - А, верно, приводить к присяге Феодора
Годунова"). И снова тот же народ, несмотря на то, что только что с ужасом
узнал о злодейском убийстве юного Федора и его матери, готов по приказу
боярина Мосальского послушно славить нового царя, как вначале по приказу
бояр и патриарха славил Бориса Годунова: "Что ж вы молчите? - спрашивает
Мосальский, - кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович! Народ: Да
здравствует царь Димитрий Иванович".
Так кончалась первоначально пушкинская трагедия. Но позже, в 1830 г.,
готовя ее к печати, Пушкин внес в это место небольшое, но крайне
значительное изменение: после выкрика Мосальского - "народ безмолвствует"...
Идейный смысл произведения не изменился, спад волны революционного
настроения народа остается тем же, но это угрожающее безмолвие народа,
заканчивающее пьесу, предсказывает в будущем новый подъем народного
движения, новые и "многие мятежи".
"Борис Годунов" написан Пушкиным не как трагедия совести
царя-преступника, а как чисто политическая и социальная трагедия. Главное
содержание знаменитого монолога Бориса ("Достиг я высшей власти...") - не
ужас его перед "мальчиками кровавыми", а горькое сознание, что его
преследуют незаслуженные неудачи. "Мне счастья нет", - дважды повторяет он.
Больше всего винит он в своем несчастии народ, который, по его убеждению,
несправедливо ненавидит его, несмотря на все "щедроты", которыми он старался
"любовь его снискать". Забывая о главной причине ненависти - крепостном
ярме, которое он наложил на народ, - Борис припоминает все свои
"благодеяния" и возмущается неблагодарностью народа. Причиной этой
неблагодарности он считает лежащую будто бы в основе народного характера
склонность к анархии. Народ якобы ненавидит всякую власть:
Живая власть для черни ненавистна -
Они любить умеют только мертвых...
Это глубоко неверное и несправедливое обобщение {4} нужно Борису для
того, чтобы свалить на народ ("чернь", как говорит Борис) причину враждебных
отношений между царем и народом. Еще резче ту же мысль Борис высказывает за
несколько минут до смерти в своем последнем разговоре с Басмановым (сцена
20-я - "Москва. Царские палаты").
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ... Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро - не скажет он спасибо;
Грабь и казни - тебе не будет хуже.
Григория Отрепьева, в отличие от Годунова, Пушкин изображает не
серьезным государственным деятелем, а политическим авантюристом. Он умен,
находчив, талантлив {5}; он человек горячий, увлекающийся, добродушный - и в
то же время совершенно беспринципный в политическом отношении. Григорий
прекрасно понимает, что не он "делает историю", не его личные качества и
усилия являются причиной его беспримерных успехов. Григорий чувствует, что
подымается на волне народного движения, и потому его мало тревожат отдельные
неуспехи и поражения его войск во время войны с Борисом. Этой теме в
трагедии специально посвящена короткая сцена (19-я) "Лес", где Самозванец (в
противоположность своим спутникам) обнаруживает полную уверенность в
конечном успехе своей борьбы, несмотря на жестокий разгром его войск в
сражении.
О патриархе Иове, верном помощнике Годунова во всех его делах, Пушкин
писал Н. Раевскому (?) в 1829 г.: "Грибоедов критиковал мое изображение
Иова; патриарх, действительно, был человеком большого ума, я же по
рассеянности сделал из него дурака" (подлинник письма по-французски). Пушкин
имеет в виду сцену 15-ю ("Царская дума"), где патриарх в длинной, цветистой
речи, упиваясь своим красноречием, обнаруживает удивительную глупость и
бестактность, чем ставит в крайне неловкое положение всех слушателей {6}. Он
перед всей Думой объявляет, что царевич Димитрий после смерти стал святым, и
на его могиле творятся чудеса. Для того чтобы разоблачить перед народом
самозванца Григория, он предлагает торжественно довести до сведения народа о
новом чудотворце и перенести в Кремль в Архангельский собор его "святые
мощи". Ему не приходит в голову, что он тем самым предлагает публично
объявить о преступлении царя Бориса: ведь по религиозным представлениям
православных, взрослый человек делается святым за свои великие заслуги перед
богом, а младенец только в том случае, если он был невинно замучен...
При напечатании "Бориса Годунова" Пушкин изъял из трагедии две сцены,
находившиеся в рукописи: "Ограда монастырская" и "Замок воеводы Мнишка в
Самборе. Уборная Марины" (см. "Из ранних редакций"). В первой из них Пушкину
хотелось показать, что на путь рискованной политической интриги юного,
пылкого и томящегося в монастыре Григория натолкнул какой-то более опытный в
житейском отношении "монах", "злой чернец". Во второй - раскрывались
некоторые черты холодной авантюристки, красавицы Марины. Исключение этих
сцен (не очень нужных в развитии трагедии) нисколько не повредило
художественному и идейному содержанию пьесы, тем более что наличие их
нарушало бы единство принятого Пушкиным для его трагедии стихотворного
размера-нерифмованного пятистопного ямба {7}).
Приводимый в разделе "Из ранних редакций" отрывок монолога Григория
"Где ж он? где старец Леонид?" относится, вероятно, к ранней стадии работы
Пушкина над "Борисом Годуновым".
Свою трагедию Пушкин посвятил памяти Карамзина, умершего в 1826 г. и не
успевшего познакомиться с пушкинской пьесой. Это нисколько не значило, что
Пушкин разделял историческую концепцию Карамзина - ультрамонархическую и
морально-религиозную. Пушкин, несмотря на кардинальное разногласие свое с
Карамзиным по политическим и обще-историческим вопросам, глубоко уважал
знаменитого историка за то, что тот не искажал фактов в угоду своей
реакционной концепции, не скрывал, не подтасовывал их, - а только по-своему
пытался их истолковать. "Несколько отдельных размышлений в пользу
самодержавия, красноречиво опровергнутых верным рассказом событий", - так
называл Пушкин эти морально-религиозные и монархические рассуждения
Карамзина. Он верил в объективность приводимых историком фактов и высоко
ценил его научную добросовестность. ""История государства Российского" есть
не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека", -
писал он ("Отрывки из писем, мысли и замечания"; см. т. 6).
1) Впервые "Борис Годунов" был поставлен (с сокращениями и цензурными
искажениями) лишь в 1870 г. в Петербурге.
2) Зная, что Пушкин вообще очень неохотно выступал перед посторонними с
чтением своих произведений, мы лишний раз убеждаемся в том, что "Бориса
Годунова" он писал джля сцены и что ему необходимо было видеть впечатление
публики, чтобы судить о верности выполнения его замысла.
3) Может быть, Пушкин имел в виду шире и ближе к истории развить тему
народной войны в предполагавшихся двух пьесах, продолжающих "Бориса
Годунова" - о Дмитрии и Марине и о Василии Шуйском (см. вступительную
статью, стр. 559).
4) Его приводят нередко исследователи, как мнение самого Пушкина о
народе, для чего нет никаких фактических оснований.
5) Он к тому же поэт - см. слова игумена Чудова монастыря (сцена 6-я -
"Палаты патриарха"): "...читал наши летописи, сочинял каноны святым".
6) См. ремарку Пушкина: "Общее смущение. В продолжение сей речи Борис
несколько раз отирает лицо платком", - а также заключающую сцену реплики
двух бояр.
7) Сцена "Ограда монастырская" написана длинным, восьмистопным, хореем
с попадающейся местами рифмой; "Замок воеводы Мнишка в Самборе" -
рифмованным разностопным (вольным) ямбом.
1) Ну... (франц.).
2) Что? что? (франц.).
3) Что значит православные?.. Рвань окаянная, проклятая сволочь! Черт
возьми, мейн герр (сударь), я прямо взбешен: можно подумать, что у них нет
рук, чтобы драться, а только ноги, чтобы удирать (франц.).
4) Позор (нем.).
5) Тысяча дьяволов! Я не сдвинусь отсюда ни на шаг-раз дело начато,
надо его кончить. Что вы скажете на это, мейн герр? (франц.).
6) Вы правы (нем.).
7) Черт, дело становится жарким! Этот дьявол - Самозванец, как они его
называют, отчаянный головорез. Как вы полагаете, мейн герр? (франц.).
8) О, да! (нем.).
9) Вот глядите, глядите! Завязался бой в тылу у неприятеля. Это,
наверно, ударил молодец Басманов (франц.).
10) Я так полагаю (нем.).
11) А вот и наши немцы! - Господа!.. Мейн герр, велите же им
построиться и, черт возьми, пойдем в атаку! (франц.).
12) Очень хорошо. Становись! (нем.).
13) Марш! (нем.).
14) С нами бог! (нем.).
Скупой рыцарь
Задуман в 1826 г. Закончен в 1830 г. Впервые напечатан в 1-й книге
пушкинского журнала "Современник", в 1836 г. Подзаголовок Пушкина ("Из
Ченстоновой трагикомедии The covetous knight" {1} представляет собой
мистификацию: в творчестве английского писателя XVIII в. В. Шенстона (во
времена Пушкина его имя нередко писалось у нас - Ченстон) нет ничего
похожего на пушкинскую трагедию {2}. Основная тема "Скупого рыцаря", как и
всех "маленьких трагедий" - психологическая: анализ человеческой души,
человеческих "страстей", аффектов (см. вступительную статью).
Скупость-страсть к собиранию, накоплению денег и болезненное нежелание
истратить из них хоть один грош - показана Пушкиным и в ее разрушительном
действии на психику человека, скупца, и в ее влиянии на семейные отношения,
трагически искажаемые, извращаемые ею, и, наконец, как результат, продукт
определенной социально-исторической эпохи. Носителем этой страсти Пушкин, в
отличие от всех своих предшественников и, в первую очередь, Шекспира
(Шейлок) и Мольера (Гарпагон), сделал не представителя "третьего сословия",
купца, буржуа, а барона, феодала, принадлежащего к господствующему классу,
человека, для которого рыцарская "честь", самоуважение и требование уважения
к себе стоят па первом месте. Чтобы подчеркнуть это, а также и то, что
скупость барона является именно страстью, болезненным аффектом, а не сухим
расчетом, Пушкин вводит в свою пьесу рядом с бароном еще одного ростовщика -
еврея Соломона, для которого, наоборот, накопление денег, бессовестное
ростовщичество является просто профессией, дающей возможность ему,
представителю угнетенной тогда нации, жить и действовать в феодальном
обществе.
Скупость, любовь к деньгам, в сознании рыцаря, барона - низкая,
позорная страсть; ростовщичество, как средство накопления богатства, -
позорное занятие. Вот почему, наедине с собой, барон убеждает себя, что все
его действия и все его чувства основываются не на страсти к деньгам,
недостойной рыцаря, не на скупости, а на другой страсти, тоже губительной
для окружающих, тоже преступной, но не такой низменной и позорной, а
овеянной некоторым ореолом мрачной возвышенности - на непомерном
властолюбии. Он убежден, что отказывает себе во всем необходимом, держит в
нищете своего единственного сына, отягощает свою совесть преступлениями {3}
- все для того, чтобы сознавать свою громадную власть над миром:
Что не подвластно мне? Как некий демон,
Отселе править миром я могу...
На свои несметные богатства он может купить все: женскую любовь,
добродетель, бессонный труд, может выстроить дворцы, поработить себе
искусство - "вольный гений", может безнаказанно, чужими руками, совершать
любые злодейства... Мне все послушно, я же - ничему...
Эта власть скупого рыцаря, вернее, власть денег, которые он всю жизнь
собирает и копит, - существует для него только в потенции, в мечтах. В
реальной жизни он никак не осуществляет ее:
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
На самом деле, это все - самообман старого барона. По говоря уже о том,
что властолюбие (как всякая страсть) никогда не могло бы успокоиться на
одном сознании своей мощи, а непременно стремилось бы к осуществлению этой
мощи, - барон вовсе не так всемогущ, как он думает ("...отселе править миром
я могу...", "лишь захочу-воздвигнутся чертоги..."). Он мог бы все это
сделать с помощью своего богатства, но он никогда не сможет захотеть; он
может открывать свои сундуки только для того, чтобы всыпать в них
накопленное золото, но не для того, чтобы взять его оттуда. Он не царь, не
владыка своих денег, а раб их. Прав его сын Альбер, который говорят об
отношении его отца к деньгам:
О! мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? как алжирский раб,
Как пес цепной...
Правильность этой характеристики подтверждается и мучениями барона при
мысли о судьбе накопленных им сокровищ после его смерти (какое дело было бы
властолюбцу до того, что будет с орудиями его власти, когда его самого уже
не будет на свете?), и странными, болезненными ощущениями его, когда он
отпирает свой сундук, напоминающими патологические чувства людей, "в
убийстве находящих приятность" {4}, и последним воплем умирающего маниака:
"Ключи, ключи мои!"
Для барона его сын и наследник накопленных им богатств - его первый
враг, так как он знает, что Альбер после его смерти разрушит дело всей его
жизни, расточит, растратит все собранное им. Он ненавидит своего сына и
желает ему смерти (см. его вызов на поединок в 3-й сцене).
Альбер изображен в пьесе храбрым, сильным и добродушным молодым
человеком. Он может отдать последнюю бутылку подаренного ему испанского вина
больному кузнецу. Но скупость барона совершенно искажает и его характер.
Альбер ненавидит отца, потому что тот держит его в нищете, не дает сыну
возможности блистать на турнирах и на праздниках, заставляет унижаться перед
ростовщиком. Он, не скрывая, ждет смерти отца, и, если предложение Соломона
отравить барона вызывает в нем такую бурную реакцию, то именно потому, что
Соломон высказал мысль, которую Альбер гнал от себя и которой боялся.
Смертельная вражда отца с сыном обнаруживается при встрече их у герцога,
когда Альбер с радостью поднимает брошенную ему отцом перчатку. "Так и
впился в нее когтями, изверг", - с негодованием говорит герцог.
Страсть барона к деньгам, разрушающая все нормальные отношения его с
людьми и даже с родным сыном, показана Пушкиным как явление, обусловленное
исторически. Действие пьесы отнесено, видимо, к XVI в., к эпохе разложения
феодализма, эпохе, когда буржуазия уже "сорвала с семейных отношений их
трогательно-сентиментальный покров и свела их к чисто денежным отношениям"
{5}.
Понимание того, что трагическая скупость барона, и созданная ею
ситуация, не случайное, индивидуальное явление, а характерна для всей эпохи,
звучит в словах молодого герцога:
Что видел я? что было предо мною?
Сын принял вызов старого отца!
В какие дни надел я на себя
Цепь герцогов!..
а также в заключающей трагедию реплике его:
Ужасный век! ужасные сердца!
Пушкин недаром в конце 20-х гг. стал разрабатывать эту тему. В эту
эпоху и в России все более и более в систему крепостнического уклада
вторгались буржуазные элементы быта, вырабатывались новые характеры
буржуазного типа, воспитывалась жадность к приобретению и накоплению денег.
В 30-х гг. лучшие писатели четко отметили это в своих произведениях (Пушкин
в "Пиковой даме". Гоголь в "Мертвых душах" и др.). "Скупой рыцарь" был в
этом смысле в конце 20-х гг. вполне современной пьесой.
1) Скупой рыцарь (англ.).
2) Вероятнее всего, эта ссылка на иностранный оригинал была сделана
Пушкиным, чтобы парализовать возможные сплетни, будто в трагедии отражены
тяжелые отношения, самого поэта с его отцом, отличавшимся, как известно,
скупостью. В действительности в "Скупом рыцаре" нет никаких
автобиографических намеков.
3) См. стихи об угрызениях совести в его монологе во второй картине.
4) Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе...
5) К. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест коммунистической партии.
1) Скупой рыцарь (англ).
2) Аминь! ((лат.)
3) в сторону (лат.).
Моцарт и Сальери
Написано в 1830 г., но замысел трагедии (а может быть, и частичное
осуществление его) относится к 1826 г. Впервые напечатано в 1831 г.
Главной темой трагедии является зависть, как страсть, способная довести
охваченного ею человека до страшного преступления.
В основу сюжета Пушкин положил широко распространенные в то время
слухи, будто знаменитый венский композитор Сальери отравил из зависти
гениального Моцарта. Моцарт умер в 1791 г., в тридцатипятилетнем возрасте, и
был уверен, что его отравили. Сальери (он был старше Моцарта на шесть лет)
дожил до глубокой старости (умер в 1825 г.), последние годы страдал душевным
расстройством и не раз каялся, что отравил Моцарта. Несмотря на то, что
тогда же некоторые знакомые обоих композиторов, а позже историки музыки и
биографы Моцарта решительно отрицали возможность этого преступления, вопрос
до сих пор все же остается не решенным окончательно.
Пушкин считал факт отравления Моцарта его другом Сальери установленным
и психологически вполне вероятным. В заметке о Сальери (1833) (см. т. 6)
Пушкин пишет: "В первое представление "Дон-Жуана", в то время когда весь
театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта,
раздался свист - все обратились с негодованием, и знаменитый Салиери вышел
из залы - в бешенстве, снедаемый завистью... Некоторые немецкие журналы
говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении -
в отравлении великого Моцарта. Завистник, который мог освистать "Дон-Жуана",
мог отравить его творца".
Сальери, учитель Бетховена и Шуберта, был хорошо известен во времена
Пушкина как выдающийся композитор. Он славился своей принципиальностью в
вопросах искусства. Познакомившись с произведениями оперного реформатора
Глюка, стремившегося превратить опору из блестящего концерта в костюмах и
декорациях в подлинную драму и музыку ее из собрания виртуозных эффектов,
дающих возможность певцам щегольнуть красотой и техникой голоса {1}, - в
художественное выражение глубоких и серьезных чувств и переживаний, -
молодой Сальери решительно изменил свою старую манеру и сделался
последователем оперной реформы Глюка. Он дружил с Бомарше, автором либретто
его оперы "Тарар". Бомарше в печати выражал восхищение серьезным,
ответственным отношением Сальери к своей задаче оперного композитора: "...он
имел благородство, - писал Бомарше, - отказаться от множества музыкальных
красот, которыми сверкала его опера, только потому, что они удлиняли пьесу и
замедляли действие..."
Пушкин рисует зависть, как страсть, охватившую человека, который привык
ко всеобщему уважению и сам считает себя благородным.
Нет! никогда я зависти не знал...
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Никто! А ныне - сам скажу - я ныне завистник...
Сальери не хочет признаться себе в низменных мотивах своего чувства и
так же, как барон в трагедии "Скупой рыцарь", старается замаскировать его
другими, более высокими и благородными переживаниями. Он уверяет себя, что
его ненависть к Моцарту вызвана тем, что этот гениальный композитор
несерьезным, легкомысленным отношением к искусству оскорбляет это искусство.
Сальери негодует на судьбу ("Все говорят, нет правды на земле, но правды нет
и выше") за то, что мелкий, ничтожный человек, "безумец, гуляка праздный",
одарен священным творческим даром, бессмертной гениальностью. Верный жрец
искусства, отрекшийся ради искусства от всех радостей жизни, умеющий
самоотверженно трудиться для создания высоких художественных ценностей,
Сальери негодует на Моцарта за его легкое, свободное отношение к своему