Борис молчал, с сомнением и вопросительно глядя на отца. Перед ним он испытывал священный трепет и страх. Его, решительного и словоохотливого, как будто подменили.
- Позволь мне отгадать, - начал генерал, - о ком ты думаешь.
И, наклонясь к его уху, сказал тихо, но отчетливо:
- Вера Петровна!
Как ужаленный, Борис завертелся вокруг отца, который показался ему волшебником.
- Ну, и если ты угадал правильно, отец, что ты скажешь? Находишь ли, что предмет моих чувств достоин нас с тобой?
- На этот выбор я заранее даю свое согласие.
- Тогда я признаюсь тебе, что ты догадался правильно, что я несказанно влюблен в Веру Петровну и был бы самым счастливым человеком на земле, если бы женился на ней. Однако…
- Что значит однако?
- Боюсь, что я опоздал и что она уже любит другого.
- И как зовут этого счастливца?
- Владимир Островский!
- Ах, глупости! - живо заметил генерал. - Да знает ли вообще юное существо, что такое любовь? Может ли быть у нее избранник, кому она отдала сердце? Я не узнаю тебя, Борис. Как ты можешь сразу так оробеть и упасть духом раньше, чем попытаться найти свое счастье. Так ты ничего не добьешься в жизни, мой мальчик! Нельзя бросать игру, прежде чем бита последняя карта.
- Твои слова ободряют и вселяют надежду. Думаешь, я не безнадежен в этой любовной борьбе?
- Как раз напротив. Я убежден, ты победишь, если только захочешь. С каких это пор тебя пугают трудности? И почему ты думаешь, что тебе не удастся одолеть молодого Островского? Смелость города берет! Я тебя в этом деле не покину и помогу!
Глаза молодого человека оживились, и временное малодушие быстро уступило место энергии и жажде борьбы. Мысль о том, что Владимир Островский победит его, была непереносима. Отойдя от отца, он принял твердое решение.
Бал закончился поздним утром, когда солнце стояло уже высоко. Госпожа Громова радовалась успеху младшей дочки. Сам царь сказал ей по поводу Веры немало любезных комплиментов, и Вера была счастлива и переполнена радостью. Это не помешало ей, добравшись до дома, в глубокой и сладкой дремоте вспоминать о своих победах. Она думала о Владимире и своей любви, которые будут с ней вечно и неизменно! На этот раз она не предчувствовала беды, которая ждала ее у самого порога.
Глава четвертая
Борис Иванович, не теряя времени, стал добиваться руки Веры. Его поддерживал и им руководил опытный отец. Отец призывал его к мужественному и вместе с тем осторожному поведению. Он рассчитывал, что это со временем приведет к достижению цели.
Близкое соседство позволяло Борису как бы невзначай посещать дом Громовых почти ежедневно. Мария Дмитриевна с большой радостью отметила про себя старательность молодого человека, так как лелеяла тайную надежду на брак Беклешова со старшей дочерью. Чтобы укрепить свое положение в семье, он был наготове оказать услугу, и всегда кстати, госпоже Громовой. Он оказывал ей тысячу знаков внимания и смотрел на нее с симпатией и уважением. Генералом он также не пренебрегал. Он мог часами разговаривать с ним и терпеливо выслушивать истории из времен его молодости и скучные полковые анекдоты, которые уже знал наизусть. Как бы случайно, он подыгрывал ему в фанты, чем окончательно расположил к себе Петра Модестовича. Тот клялся, что Борис Иванович - приятнейший человек, который когда-либо ему встречался. И без его общества он не хотел жить ни дня.
Однако с Верой дела у Бориса обстояли хуже. Все его усилия сблизиться с ней, выразить ей свои чувства встречали с ее стороны полное равнодушие. С большим искусством она избегала оставаться в его обществе наедине. А если представлялась возможность сделать ему несколько мелких уколов, она редко упускала ее.
Но не было ни малейшего случая, когда бы Бекле-шов вспылил и потерял терпение. Часто он вот-вот готов был выйти из себя и совершить непродуманный поступок, и уже на горизонте сверкали молнии, предвестники грозы, но он умел себя сдержать.
По мере растущей интимности в отношениях с семейством Громовых Борис, сам того не ожидая, добился успеха, который в высшей степени поразил его, а именно - симпатии Любови Степановны, впрочем, давно питавшей к красивому офицеру пылкую любовь. От опытного глаза Бориса Ивановича не укрылись чувства, которые он пробудил в молодой девушке. А Любочка и не старалась их скрыть. Борис тотчас понял, как полезен ему такой союзник и какую важную службу могла бы сослужить ему Любочка при известных обстоятельствах. Пробуждая в ней надежду на ответное чувство, он старался воспламенить ее еще больше, чтобы сильнее привязать к себе.
Но об истинных отношениях Веры и Владимира, которые так мучили его, он доискивался тщетно.
Он так часто приходил в дом, но, к своей большой досаде, постоянно встречался там с Островским. Только это обстоятельство и давало ему право на беспокойство, но Владимир давно привык ежедневно бывать у Громовых. Да и близость Владимира с Верой не была удивительной и объяснялась тем, что они вместе выросли. Смотрит ли Вера на него как на друга, как на брата или ее связывают с ним сердечные отношения? Борис опасался последнего, о чем он уже сказал отцу на балу. Но наверняка он этого не знал. Вера и Владимир умели скрыть от чужих глаз истинный характер своих отношений. С большой осторожностью, чтобы не выдать себя, Борис много раз пытался выведать у своей новой подруги Любочки об отношениях Веры и Владимира. Он полагал, что женскому глазу легче проникнуть в эту тайну, если только она была. Но и этим способом он не добился цели. Вера в глазах Любочки, несмотря на участие в придворном балу, все еще была ребенком, и ее большая многолетняя дружба с Владимиром Николаевичем была хорошо известна и носила невинный характер. Она вообще не считалась с положением Веры в обществе и не понимала, в какой мере та могла быть предметом страсти или центром затеянной вокруг нее интриги. Борис считал преждевременным намекать об этом Любочке, и ему приходилось довольствоваться ее малозначительными сообщениями.
Долгое лето близилось к закату, а затеянному Борисом предприятию не видно было конца. Дни становились короче, и солнце светило все реже. Пикники и прогулки уступили место общению за чайным столом. С плохо скрываемым нетерпением видел Беклешов, что исчезает выгодное время для непринужденного дачного общения, с которым он главным образом связывал свои планы. Он часто бывал у Громовых, но также часто там был его тайный противник, который отвлекал на себя все внимание Веры: он умел окружить Веру непроницаемой атмосферой. Так долго не могло продолжаться. Борис хорошо осознал, что в присутствии юного графа он никак не добьется благосклонности Веры. Он пришел к выводу, что Островского следует удалить из этой опасной близости любой ценой. Быть может, тогда Вера изменит свои чувства или сентиментальное сердце Владимира в другом месте найдет предмет своей любви.
Эта мысль пришла несчастному влюбленному в один из вечеров, когда он, потеряв надежду, возвращался домой после обычного чаепития у Громовых. Речь шла о том, чтобы принять детальное решение. Это состояние неизвестности было для него невыносимо, даже смертельно. Момент прямого действия еще не наступил, это он хорошо понимал, - дело шло о непрямых путях продвижения и скрытном приближении к вражеской позиции. Долгая поездка дала Борису время все обдумать и созреть его планам, казавшимся ему тем более привлекательными, чем больше он их рассматривал со всех сторон. Приехав домой, он тотчас направился в кабинет отца, который, работая допоздна, проводил много часов ночью за своим письменным столом. Борис никогда не входил к нему так поздно. И поэтому генерал удивлен был появлению сына.
Их беседа затянулась надолго и была подчас очень оживленной и возбужденной. После ее окончания молодой человек с довольной миной отправился в спальню.
На следующее утро генерал запряг лошадь и поехал к старому графу Островскому, с кем имел беседу, прежде чем граф со своим ежедневным утренним рапортом являлся к царю. Когда Беклешов вернулся домой, он увидел сына стоящим у окна в ожидании его благополучного возвращения. Отец кивнул ему с довольной улыбкой. Ее особое значение Борис хорошо понял и принял как радостную весть.
После того ночного разговора между Беклешовыми прошло восемь дней. Борис по-прежнему посещал чаепития у Громовых. Как обычно, он сидел между Ольгой и Любочкой. Беседе с ними он придавал особый оттенок сердечности, незаметный для присутствующих. И только они чувствовали этот нюанс. Он кружил им голову, и их соблазняли самые смелые надежды.
К тому же обращало на себя внимание отсутствие Владимира Островского, и Вера часто украдкой бросала взгляды на дверь.
Наконец послышался звук быстрых колес, катившихся по гравию сада, и вскоре в комнату вошел Владимир.
- Почему вы так поздно, Владимир Николаевич? - спросила обеспокоенная госпожа Громова. - Мы уже давно ждем вас и потеряли надежду.
- Как вы понимаете, я задержался против воли, Мария Дмитриевна, - отвечал прибывший, - о своем опоздании я сожалею вдвойне, так как его причина для меня в высшей степени неприятна.
Вера, которая при его приходе подпрыгнула и ее щеки загорелись, при этих словах побледнела.
- Случилось несчастье? - спросила она быстро.
- Выходит так, - отвечал Владимир. - Многие видели бы в этом счастье, но для меня это несчастье, так как я должен вас всех покинуть.
- Пожалуйста, перестаньте говорить загадками, - сказала госпожа Громова, - и скажите, наконец, в чем дело.
- Я уже собирался вскочить в мою коляску, - рассказал Владимир, - чтобы ехать к вам, когда меня, к моему крайнему изумлению, позвал отец, который в это время редко бывает дома. В двух словах он сообщил мне, что царь в знак своей милости направляет меня на год в наше парижское посольство. «Ехать тебе через неделю. Ты должен быть курьером для важных дипломатических депеш». Теперь вы понимаете, почему я не очень весел.
Для Веры и ее матери все было более чем понятно. Для других дам недовольство Островского вызывало недоумение. Напротив, провести целый год в Париже, в этом, по представлению русских, земном раю… Они полагали, что ему можно только позавидовать.
Сообщение Владимира не оживило разговора. Предстоящему отъезду графа радовался только Борис. Забавные картины вставали перед его глазами, и он уже надеялся, что недалек от своей цели. Он не верил, что женское сердце выдержит долгую разлуку. При разлуке оно страдает, но в конце концов находит утешение.
Для юного сердца Веры это было первым тяжелым испытанием, которое казалось подтверждением ее мрачных предчувствий. Они устрашали ее больше, чем она это говорила своему возлюбленному. Она собрала все свои силы, чтобы ее печаль не была замечена другими, которые сочли бы ее беспричинной. Но, придя в свою комнату, где притворяться было не нужно, она облилась слезами, и слезы облегчили ее бедное сердце. Чтобы утешиться, она достала из потайного места письмо своего возлюбленного и углубилась в его чтение. Искренняя любовь, в каждой строчке обращавшаяся к ее сердцу, успокаивала ее. Не было сомнений в чувствах Владимира, и она с большей уверенностью смотрела вперед на предстоящую разлуку.
Немногие дни, подаренные графом сыну, пронеслись для влюбленных, как ветер, и, прежде чем они это осознали, наступил момент прощания.
Насколько возможно, Островский проводил все время у Громовых, совсем пренебрегая своими родителями. Последние не жаловались, так как жили в ожидании того, что долгое пребывание в Париже положит конец волокитству их сына, как они называли его сердечную привязанность.
Вечера за чаем у Громовых стали ужасно грустны. Хозяйка казалась взволнованной и огорченной, тяжесть тяготела над всеми. Ольга и Любочка находили всю эту печаль по поводу предстоящего отъезда Владимира неуместной. Они пытались с этим бороться и придать разговору веселый тон. Но это ответа не находило и оставалось незамеченным.
С потаенным страхом наблюдал Борис за происходящим. Ему казалось, что Владимир действительно более чем товарищ юности и друг дома. Поэтому Беклешов вдвойне радовался удавшейся интриге, которая освобождала его от соперника.
В день отъезда Островский зашел после полудня на час, так как наверняка знал, что в это время Вера одна в комнате для занятий. Она стала приютом их любви, после того как сырая осенняя погода прервала их свидания в саду и на природе. В этой комнате, предназначенной для научных занятий, они вновь и вновь поверяли друг другу свою любовь. Но сегодня в их любовном шепоте сливались печаль и отчаяние.
- Не смейтесь надо мной, Владимир Николаевич, - в конце сказала Вера, - когда я снова говорю о своих предчувствиях, но я невыразимо боюсь нашего расставания. Когда и как мы снова увидимся?
- У вас нет ни малейших оснований для опасений, - отвечал Владимир.
- Если бы только не Париж! Там вы меня быстро забудете и, в конце концов, полюбите другую, - сказала она, с упреком глядя на возлюбленного.
- Как можете вы говорить, что я вас забуду, любимая! Ваш образ - всегда передо мной и моя любовь, моя вечная, неизменная любовь - глубоко в моем сердце. Но скажите мне, Вера, а за вас я могу быть спокоен? Ваши чувства не изменятся? Вы не позволите другим ухаживать за вами? Эта мысль приводит меня в бешенство.
- О, Владимир, это - невозможно. Как может вас это пугать? - ответила Вера, бросившись ему на шею. - Вы - солнце, осветившее мою жизнь, все мои мысли - только о вас. Без вас нет для меня радости.
- А Беклешов… останется ли вам он безразличен? Он часто смотрит на вас совсем по-особенному. Это не дает мне покоя, не позволяет уехать спокойно. Ведь говорят, что те, кто отсутствует, всегда виноваты.
- Опять все та же ревность? Не говорите мне о нем, Владимир. Вам хорошо известно, что он мне совсем безразличен… - покончив с этой неприятной темой, она продолжала: - обещайте мне часто писать и, пожалуйста, очень длинные письма. В них вы расскажете мне, чем заполнен ваш день, чтобы душою и дальше жить вместе.
- Я все сделаю для вас, Вера, все, что вы пожелаете, все, что доставит вам радость. Буду и письма писать, хотя раньше этой привычки у меня не было. Говорить с вами, даже на бумаге, будет для меня счастливейшим событием дня.
Эти слова немного успокоили бедную Веру. Они еще о многом говорили, и время ушло незаметно, как это всегда бывает у влюбленных. Наконец пришел час разлуки.
- Сегодня я должна вас еще раз увидеть, Владимир, прежде чем вы меня оставите так надолго, - сказала Вера при прощании, - хоть на мгновение. Приезжайте этим вечером к нам по пути… Я последней хочу видеть ваши глаза. Быть может, это принесет мне счастье!
- Конечно, я не уеду, - отвечал юный граф, - не увидав вас еще раз хоть на мгновение. К чаю я не приду, нужно дома собраться в дорогу. Почтовые лошади заказаны к десяти часам. Я отъеду от дома родителей и проеду мимо вас, чтобы хоть на секунду попрощаться со всеми вами.
Между десятью и одиннадцатью к дому Громовых подъехала коляска. Это был Владимир. Скинув с себя меховое пальто (при поездке ночью без него было не обойтись), он вошел в комнату, где семья собралась в его ожидании. Присутствовал и Борис Иванович, так как с радостью хотел наблюдать отъезд своего столь опасного соперника.
- Присядьте на минутку, Владимир Николаевич, - сказала госпожа Громова, поздоровавшись с ним. - Вы, конечно, знаете русский обычай. Нельзя прощаться стоя, если хочешь вернуться.
- Нет нужды, Мария Дмитриевна, уверять вас в моем живейшем желании как можно быстрее снова прийти в ваш гостеприимный дом, - отвечал Островский.
Он заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Сердце было полно печали. Через несколько минут он поднялся. Как сын, обнял Марию Дмитриевну и генерала. Молча поцеловал руку дамам. Говорить более не решался. Едва осмелился еще раз посмотреть на Веру и бросился из дома. Накинул пальто и вскочил в коляску. Все провожали его, стоя в дверях.
- Пошел! - крикнул он ямщику, послав рукой прощальный привет. - До свидания! - были последние слова, которые он прокричал. Лошади тронули и вскоре исчезли в сумраке ночи.
Завыл осенний ветер, холодный дождь, смешанный с градом, злобно застучал в окна. Старые деревья вокруг дома застонали и закряхтели, как будто почувствовали сердечную боль людей, которые совсем недавно беззаботно и радостно жили под своими зелеными крышами.
Как только утих последний звук удалявшейся коляски, Вера незаметно ушла к себе. И до поздней ночи ее матери слышались всхлипы и плач.
Глава пятая
Ранняя осень становилась все ненастнее и холоднее. Люди покидали дачи и переезжали либо в город, либо на юг, подальше от непогоды. Громовы также собирались переезжать с дачи на зимнюю квартиру. К тому же Мария Дмитриевна надеялась, что перемена обстановки развеет Верину печаль, которая усилилась после отъезда Владимира.
В конце сентября семья переехала в Петербург. Там их нашло первое письмо Владимира из Берлина. Ранее по пути нигде не было длинных остановок, и он не успел написать привет своей любимой. Для Веры был праздничный день. Она много раз перечитывала дорогие строки, пока не выучила их наизусть.
Она снова почувствовала себя связанной с любимым, и начавшийся обмен письмами, казалось, облегчил ей разлуку. Думая о своей любви и мечтая о скором возвращении любимого, когда она снова заключит его в свои объятия, Вера становилась настолько счастливой, что присущий ей веселый нрав, исчезнувший на время, вернулся, как по мановению волшебной палочки, и засветил всей семье, как солнечный луч.
Следующее письмо пришло из Брюсселя. В то время единственный поезд из Германии шел в Париж через Брюссель. В Брюсселе он должен был задержаться на несколько дней в местной миссии. И уже третье письмо сообщало, наконец, о его благополучном прибытии во французскую столицу.
И молодой человек, ранее ленившийся писать, стал ежедневно слать письма своей невесте. В том, что путешествующий сразу после разлуки с родиной особенно остро чувствует потребность в переписке, нет ничего особенного. Новые связи еще не возникли, и человек живет любовью к воспоминаниям. Но воспоминания отступают, когда собственная жизнь налаживается, когда новые дела и обязанности отнимают время. Через некоторое время Вера почувствовала начало этого периода, когда эпистолярная активность Владимира спала.
Когда Громовы переехали, в тот же день и Бекле-шов вернулся в город. Он по-прежнему посещал их чайные вечера, как еще недавно ежедневно в Стрель-не. Он считал важным, чтобы эта традиция сохранилась. Свое поведение по отношению к Вере он не изменил ни в малейшей степени. Вера снова принимала в разговоре живейшее участие, так как из-за отсутствия Владимира времени у нее хватало. Общество Бориса Ивановича казалось ей не таким уж неприятным или безразличным. Острые словечки, которые она ему отпускала при первой возможности, почти прекратились, и она чаще вступала с остроумным молодым человеком в долгие беседы. В конце концов он был полковым товарищем Владимира, и тот его очень ценил, за исключением тех редких моментов, когда ревновал ее к Борису Ивановичу. И потом этим летом он был непосвященным свидетелем их счастья, и сейчас его присутствие напоминало об этом прекрасном, но быстро пролетевшем времени.
Недели пролетали одна за другой, похожие одна на другую. Каждый вечер Мария Дмитриевна собирала у себя всех детей и ближайших знакомых, так как ее здоровье в это время года не позволяло ей участвовать в ночной светской жизни большого города. Поэтому и Вера должна была оставаться дома. Говорили часто об Островском, и так как его переписка с Верой не была секретом, то от нее узнавали о его здоровье.
Время ежедневных писем миновало. Теперь Владимир ограничивался еженедельными письмами. Этот переход произошел так постепенно и юный граф так много рассказывал о своей работе в посольской канцелярии, от которой он, впрочем, не мог уклониться, что Вера примирилась с этим и не сердилась. Но если случалось, что и неделя проходила без письма, а это случалось часто, она сильно сердилась и даже могла об
Островском неласково отозваться. Для Беклешова это была небесная музыка. Он надеялся на скорое и заслуженное вознаграждение за свое терпеливое ожидание, которое он заслужил, несмотря на свой неистовый, неугомонный характер.
Наступал новый год, и он решил, что в новом году он женится на избраннице своего сердца. Был он действительно влюблен в юную девушку или, по меньшей мере, серьезно это вообразил? Во всяком случае он был очень непостоянен в своих симпатиях и чувствах, чтобы посвятить их надолго одному предмету. Верность в любви была несвойственна его легкомысленному характеру. От преходящих чувств оставалось немного. Его больше возбуждало оказываемое ему сопротивление. Всякое сопротивление его желанию было для него непереносимо. И первой его мыслью было его преодолеть. Равнодушие Веры ранило его тщеславие. Его унижало сознание, что Владимир, чьи духовные силы он не слишком высоко ценил, может помешать достижению его целей. Его отец не упускал ни одной возможности подогреть эти чувства, так как связывал женитьбу на Вере Громовой с большими выгодами для сына.
В Новый год у Громовых собрался большой круг знакомых. Сначала гадали, бросая в воду расплавленные воск и свинец, чтобы по форме фигурок предсказать свое будущее. Потом в гостиной пили шампанское, разогревая веселое новогоднее настроение. Вера как раз получила письмо от Владимира и приняла искреннее участие в общем веселье. Она мечтала об исполнении в новом году ее желаний!
Наконец, часы пробили полночь, наступил Новый год. Все обнимались, целовались и желали счастья друг другу. Когда Беклешов подошел к госпоже Громовой, чтобы поцеловать ей руку и пожелать счастья, он прошептал ей:
- Могу я просить вас об одолжении: четверть часа поговорить с вами наедине? Мне необходимо обсудить с вами, Мария Дмитриевна, нечто важное, от чего зависит счастье моей будущей жизни.
- Приходите к нам, когда мы вернемся с заутрени, тогда мы сможем спокойно поговорить. Позже я ни на секунду не останусь одна, - отвечала госпожа Громова.
При этих словах сердце ее возликовало, так как она предположила, что речь идет о предложении Ольге, свадьбы которой она ждала с нетерпением еще до известия о помолвке Веры и графа Островского.
На следующий день Беклешов был в гостиной госпожи Громовой и, как ему было назначено, ко времени, когда она с дочерьми и Любочкой вернулась домой из церкви. Петр Модестович в это время представлялся в Зимнем дворце с поздравлениями.
Поздоровавшись с Борисом, госпожа Громова сказала девушкам:
- Отправляйтесь в свои комнаты, дети, и оставьте нас одних. Мне нужно поговорить с Борисом Ивановичем. Через полчаса приходите вниз к завтраку. Вы ведь позавтракаете с нами, Борис Иванович?
- К сожалению, не смогу, так как должен сегодня у многих быть с визитами.
Уходя, девушки сгорали от любопытства узнать, о чем будет разговор.
Если Вера не проявляла ни малейшего интереса, то Ольга и Любочка, напротив, очень покраснели, увидев Беклешова. Они полагали, что его приход в необычное время должен иметь особый повод, и каждая охотно думала, что это из-за нее.
Едва юные дамы вышли из гостиной, госпожа Громова села у камина и, указав на стоящее перед ней кресло, сказала:
- Садитесь, пожалуйста, Борис Иванович, и скажите, чем могу быть вам полезна.
- От вас зависит счастье моей жизни, Мария Дмитриевна. Одного вашего слова достаточно, чтобы сделать меня счастливейшим или несчастнейшим из людей.
- Как я должна вас понять, дорогой друг? - спросила госпожа Громова, у которой не было ни малейшего сомнения о цели этого визита. - Объяснитесь яснее. Вы знаете, что я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах.
Борис от природы не был ни робким, ни застенчивым. Но сейчас, когда предстояло объявить о своем сватовстве, у него настолько захватило дух, что он сказал едва слышно:
- Я пришел, чтобы просить у вас руки Веры Петровны.
- Вы хотите сказать, Ольги Петровны?
- Простите, Мария Дмитриевна. Я еще не совсем потерял голову и отдаю себе отчет в том, что говорю. Я прошу руки Веры Петровны, вашей младшей дочери.
То, что любящая мать услышала, было горьким разочарованием. Рушились все ее планы. Тем не менее в последний момент она сделала отчаянную попытку, несмотря ни на что, сохранить Беклешова как будущего зятя.
- Вера еще почти ребенок, - сказала она. - Не подошла бы вам лучше Ольга?
- В глазах своей матери Вера - еще ребенок, - отвечал с достоинством Борис. - Но в моих глазах она прекраснейшая девушка, которую я когда-либо видел, и без нее я жить не могу. Вы поймите, Мария Дмитриевна, когда сердце так неумолимо стремится к цели, как у меня, невозможно свои чувства перенести с одной сестры на другую. Я жду вашего решения!
После этих решительных слов госпожа Громова убедилась, что ей не остается ничего, кроме того, чтобы сказать всю правду. Если Борис поймет твердо, что на Веру он не может рассчитывать, быть может, со временем он примет другое решение.
- Борис Иванович, - сказала она с известной торжественностью. - Я считаю вас своим старым добрым другом и поэтому в этот серьезный момент должна сказать вам всю правду. Вера не может выйти за вас, так как ее рука принадлежит другому. Моя дочь обручена с Владимиром Николаевичем.
- Позволь мне отгадать, - начал генерал, - о ком ты думаешь.
И, наклонясь к его уху, сказал тихо, но отчетливо:
- Вера Петровна!
Как ужаленный, Борис завертелся вокруг отца, который показался ему волшебником.
- Ну, и если ты угадал правильно, отец, что ты скажешь? Находишь ли, что предмет моих чувств достоин нас с тобой?
- На этот выбор я заранее даю свое согласие.
- Тогда я признаюсь тебе, что ты догадался правильно, что я несказанно влюблен в Веру Петровну и был бы самым счастливым человеком на земле, если бы женился на ней. Однако…
- Что значит однако?
- Боюсь, что я опоздал и что она уже любит другого.
- И как зовут этого счастливца?
- Владимир Островский!
- Ах, глупости! - живо заметил генерал. - Да знает ли вообще юное существо, что такое любовь? Может ли быть у нее избранник, кому она отдала сердце? Я не узнаю тебя, Борис. Как ты можешь сразу так оробеть и упасть духом раньше, чем попытаться найти свое счастье. Так ты ничего не добьешься в жизни, мой мальчик! Нельзя бросать игру, прежде чем бита последняя карта.
- Твои слова ободряют и вселяют надежду. Думаешь, я не безнадежен в этой любовной борьбе?
- Как раз напротив. Я убежден, ты победишь, если только захочешь. С каких это пор тебя пугают трудности? И почему ты думаешь, что тебе не удастся одолеть молодого Островского? Смелость города берет! Я тебя в этом деле не покину и помогу!
Глаза молодого человека оживились, и временное малодушие быстро уступило место энергии и жажде борьбы. Мысль о том, что Владимир Островский победит его, была непереносима. Отойдя от отца, он принял твердое решение.
Бал закончился поздним утром, когда солнце стояло уже высоко. Госпожа Громова радовалась успеху младшей дочки. Сам царь сказал ей по поводу Веры немало любезных комплиментов, и Вера была счастлива и переполнена радостью. Это не помешало ей, добравшись до дома, в глубокой и сладкой дремоте вспоминать о своих победах. Она думала о Владимире и своей любви, которые будут с ней вечно и неизменно! На этот раз она не предчувствовала беды, которая ждала ее у самого порога.
Глава четвертая
Борис Иванович, не теряя времени, стал добиваться руки Веры. Его поддерживал и им руководил опытный отец. Отец призывал его к мужественному и вместе с тем осторожному поведению. Он рассчитывал, что это со временем приведет к достижению цели.
Близкое соседство позволяло Борису как бы невзначай посещать дом Громовых почти ежедневно. Мария Дмитриевна с большой радостью отметила про себя старательность молодого человека, так как лелеяла тайную надежду на брак Беклешова со старшей дочерью. Чтобы укрепить свое положение в семье, он был наготове оказать услугу, и всегда кстати, госпоже Громовой. Он оказывал ей тысячу знаков внимания и смотрел на нее с симпатией и уважением. Генералом он также не пренебрегал. Он мог часами разговаривать с ним и терпеливо выслушивать истории из времен его молодости и скучные полковые анекдоты, которые уже знал наизусть. Как бы случайно, он подыгрывал ему в фанты, чем окончательно расположил к себе Петра Модестовича. Тот клялся, что Борис Иванович - приятнейший человек, который когда-либо ему встречался. И без его общества он не хотел жить ни дня.
Однако с Верой дела у Бориса обстояли хуже. Все его усилия сблизиться с ней, выразить ей свои чувства встречали с ее стороны полное равнодушие. С большим искусством она избегала оставаться в его обществе наедине. А если представлялась возможность сделать ему несколько мелких уколов, она редко упускала ее.
Но не было ни малейшего случая, когда бы Бекле-шов вспылил и потерял терпение. Часто он вот-вот готов был выйти из себя и совершить непродуманный поступок, и уже на горизонте сверкали молнии, предвестники грозы, но он умел себя сдержать.
По мере растущей интимности в отношениях с семейством Громовых Борис, сам того не ожидая, добился успеха, который в высшей степени поразил его, а именно - симпатии Любови Степановны, впрочем, давно питавшей к красивому офицеру пылкую любовь. От опытного глаза Бориса Ивановича не укрылись чувства, которые он пробудил в молодой девушке. А Любочка и не старалась их скрыть. Борис тотчас понял, как полезен ему такой союзник и какую важную службу могла бы сослужить ему Любочка при известных обстоятельствах. Пробуждая в ней надежду на ответное чувство, он старался воспламенить ее еще больше, чтобы сильнее привязать к себе.
Но об истинных отношениях Веры и Владимира, которые так мучили его, он доискивался тщетно.
Он так часто приходил в дом, но, к своей большой досаде, постоянно встречался там с Островским. Только это обстоятельство и давало ему право на беспокойство, но Владимир давно привык ежедневно бывать у Громовых. Да и близость Владимира с Верой не была удивительной и объяснялась тем, что они вместе выросли. Смотрит ли Вера на него как на друга, как на брата или ее связывают с ним сердечные отношения? Борис опасался последнего, о чем он уже сказал отцу на балу. Но наверняка он этого не знал. Вера и Владимир умели скрыть от чужих глаз истинный характер своих отношений. С большой осторожностью, чтобы не выдать себя, Борис много раз пытался выведать у своей новой подруги Любочки об отношениях Веры и Владимира. Он полагал, что женскому глазу легче проникнуть в эту тайну, если только она была. Но и этим способом он не добился цели. Вера в глазах Любочки, несмотря на участие в придворном балу, все еще была ребенком, и ее большая многолетняя дружба с Владимиром Николаевичем была хорошо известна и носила невинный характер. Она вообще не считалась с положением Веры в обществе и не понимала, в какой мере та могла быть предметом страсти или центром затеянной вокруг нее интриги. Борис считал преждевременным намекать об этом Любочке, и ему приходилось довольствоваться ее малозначительными сообщениями.
Долгое лето близилось к закату, а затеянному Борисом предприятию не видно было конца. Дни становились короче, и солнце светило все реже. Пикники и прогулки уступили место общению за чайным столом. С плохо скрываемым нетерпением видел Беклешов, что исчезает выгодное время для непринужденного дачного общения, с которым он главным образом связывал свои планы. Он часто бывал у Громовых, но также часто там был его тайный противник, который отвлекал на себя все внимание Веры: он умел окружить Веру непроницаемой атмосферой. Так долго не могло продолжаться. Борис хорошо осознал, что в присутствии юного графа он никак не добьется благосклонности Веры. Он пришел к выводу, что Островского следует удалить из этой опасной близости любой ценой. Быть может, тогда Вера изменит свои чувства или сентиментальное сердце Владимира в другом месте найдет предмет своей любви.
Эта мысль пришла несчастному влюбленному в один из вечеров, когда он, потеряв надежду, возвращался домой после обычного чаепития у Громовых. Речь шла о том, чтобы принять детальное решение. Это состояние неизвестности было для него невыносимо, даже смертельно. Момент прямого действия еще не наступил, это он хорошо понимал, - дело шло о непрямых путях продвижения и скрытном приближении к вражеской позиции. Долгая поездка дала Борису время все обдумать и созреть его планам, казавшимся ему тем более привлекательными, чем больше он их рассматривал со всех сторон. Приехав домой, он тотчас направился в кабинет отца, который, работая допоздна, проводил много часов ночью за своим письменным столом. Борис никогда не входил к нему так поздно. И поэтому генерал удивлен был появлению сына.
Их беседа затянулась надолго и была подчас очень оживленной и возбужденной. После ее окончания молодой человек с довольной миной отправился в спальню.
На следующее утро генерал запряг лошадь и поехал к старому графу Островскому, с кем имел беседу, прежде чем граф со своим ежедневным утренним рапортом являлся к царю. Когда Беклешов вернулся домой, он увидел сына стоящим у окна в ожидании его благополучного возвращения. Отец кивнул ему с довольной улыбкой. Ее особое значение Борис хорошо понял и принял как радостную весть.
После того ночного разговора между Беклешовыми прошло восемь дней. Борис по-прежнему посещал чаепития у Громовых. Как обычно, он сидел между Ольгой и Любочкой. Беседе с ними он придавал особый оттенок сердечности, незаметный для присутствующих. И только они чувствовали этот нюанс. Он кружил им голову, и их соблазняли самые смелые надежды.
К тому же обращало на себя внимание отсутствие Владимира Островского, и Вера часто украдкой бросала взгляды на дверь.
Наконец послышался звук быстрых колес, катившихся по гравию сада, и вскоре в комнату вошел Владимир.
- Почему вы так поздно, Владимир Николаевич? - спросила обеспокоенная госпожа Громова. - Мы уже давно ждем вас и потеряли надежду.
- Как вы понимаете, я задержался против воли, Мария Дмитриевна, - отвечал прибывший, - о своем опоздании я сожалею вдвойне, так как его причина для меня в высшей степени неприятна.
Вера, которая при его приходе подпрыгнула и ее щеки загорелись, при этих словах побледнела.
- Случилось несчастье? - спросила она быстро.
- Выходит так, - отвечал Владимир. - Многие видели бы в этом счастье, но для меня это несчастье, так как я должен вас всех покинуть.
- Пожалуйста, перестаньте говорить загадками, - сказала госпожа Громова, - и скажите, наконец, в чем дело.
- Я уже собирался вскочить в мою коляску, - рассказал Владимир, - чтобы ехать к вам, когда меня, к моему крайнему изумлению, позвал отец, который в это время редко бывает дома. В двух словах он сообщил мне, что царь в знак своей милости направляет меня на год в наше парижское посольство. «Ехать тебе через неделю. Ты должен быть курьером для важных дипломатических депеш». Теперь вы понимаете, почему я не очень весел.
Для Веры и ее матери все было более чем понятно. Для других дам недовольство Островского вызывало недоумение. Напротив, провести целый год в Париже, в этом, по представлению русских, земном раю… Они полагали, что ему можно только позавидовать.
Сообщение Владимира не оживило разговора. Предстоящему отъезду графа радовался только Борис. Забавные картины вставали перед его глазами, и он уже надеялся, что недалек от своей цели. Он не верил, что женское сердце выдержит долгую разлуку. При разлуке оно страдает, но в конце концов находит утешение.
Для юного сердца Веры это было первым тяжелым испытанием, которое казалось подтверждением ее мрачных предчувствий. Они устрашали ее больше, чем она это говорила своему возлюбленному. Она собрала все свои силы, чтобы ее печаль не была замечена другими, которые сочли бы ее беспричинной. Но, придя в свою комнату, где притворяться было не нужно, она облилась слезами, и слезы облегчили ее бедное сердце. Чтобы утешиться, она достала из потайного места письмо своего возлюбленного и углубилась в его чтение. Искренняя любовь, в каждой строчке обращавшаяся к ее сердцу, успокаивала ее. Не было сомнений в чувствах Владимира, и она с большей уверенностью смотрела вперед на предстоящую разлуку.
Немногие дни, подаренные графом сыну, пронеслись для влюбленных, как ветер, и, прежде чем они это осознали, наступил момент прощания.
Насколько возможно, Островский проводил все время у Громовых, совсем пренебрегая своими родителями. Последние не жаловались, так как жили в ожидании того, что долгое пребывание в Париже положит конец волокитству их сына, как они называли его сердечную привязанность.
Вечера за чаем у Громовых стали ужасно грустны. Хозяйка казалась взволнованной и огорченной, тяжесть тяготела над всеми. Ольга и Любочка находили всю эту печаль по поводу предстоящего отъезда Владимира неуместной. Они пытались с этим бороться и придать разговору веселый тон. Но это ответа не находило и оставалось незамеченным.
С потаенным страхом наблюдал Борис за происходящим. Ему казалось, что Владимир действительно более чем товарищ юности и друг дома. Поэтому Беклешов вдвойне радовался удавшейся интриге, которая освобождала его от соперника.
В день отъезда Островский зашел после полудня на час, так как наверняка знал, что в это время Вера одна в комнате для занятий. Она стала приютом их любви, после того как сырая осенняя погода прервала их свидания в саду и на природе. В этой комнате, предназначенной для научных занятий, они вновь и вновь поверяли друг другу свою любовь. Но сегодня в их любовном шепоте сливались печаль и отчаяние.
- Не смейтесь надо мной, Владимир Николаевич, - в конце сказала Вера, - когда я снова говорю о своих предчувствиях, но я невыразимо боюсь нашего расставания. Когда и как мы снова увидимся?
- У вас нет ни малейших оснований для опасений, - отвечал Владимир.
- Если бы только не Париж! Там вы меня быстро забудете и, в конце концов, полюбите другую, - сказала она, с упреком глядя на возлюбленного.
- Как можете вы говорить, что я вас забуду, любимая! Ваш образ - всегда передо мной и моя любовь, моя вечная, неизменная любовь - глубоко в моем сердце. Но скажите мне, Вера, а за вас я могу быть спокоен? Ваши чувства не изменятся? Вы не позволите другим ухаживать за вами? Эта мысль приводит меня в бешенство.
- О, Владимир, это - невозможно. Как может вас это пугать? - ответила Вера, бросившись ему на шею. - Вы - солнце, осветившее мою жизнь, все мои мысли - только о вас. Без вас нет для меня радости.
- А Беклешов… останется ли вам он безразличен? Он часто смотрит на вас совсем по-особенному. Это не дает мне покоя, не позволяет уехать спокойно. Ведь говорят, что те, кто отсутствует, всегда виноваты.
- Опять все та же ревность? Не говорите мне о нем, Владимир. Вам хорошо известно, что он мне совсем безразличен… - покончив с этой неприятной темой, она продолжала: - обещайте мне часто писать и, пожалуйста, очень длинные письма. В них вы расскажете мне, чем заполнен ваш день, чтобы душою и дальше жить вместе.
- Я все сделаю для вас, Вера, все, что вы пожелаете, все, что доставит вам радость. Буду и письма писать, хотя раньше этой привычки у меня не было. Говорить с вами, даже на бумаге, будет для меня счастливейшим событием дня.
Эти слова немного успокоили бедную Веру. Они еще о многом говорили, и время ушло незаметно, как это всегда бывает у влюбленных. Наконец пришел час разлуки.
- Сегодня я должна вас еще раз увидеть, Владимир, прежде чем вы меня оставите так надолго, - сказала Вера при прощании, - хоть на мгновение. Приезжайте этим вечером к нам по пути… Я последней хочу видеть ваши глаза. Быть может, это принесет мне счастье!
- Конечно, я не уеду, - отвечал юный граф, - не увидав вас еще раз хоть на мгновение. К чаю я не приду, нужно дома собраться в дорогу. Почтовые лошади заказаны к десяти часам. Я отъеду от дома родителей и проеду мимо вас, чтобы хоть на секунду попрощаться со всеми вами.
Между десятью и одиннадцатью к дому Громовых подъехала коляска. Это был Владимир. Скинув с себя меховое пальто (при поездке ночью без него было не обойтись), он вошел в комнату, где семья собралась в его ожидании. Присутствовал и Борис Иванович, так как с радостью хотел наблюдать отъезд своего столь опасного соперника.
- Присядьте на минутку, Владимир Николаевич, - сказала госпожа Громова, поздоровавшись с ним. - Вы, конечно, знаете русский обычай. Нельзя прощаться стоя, если хочешь вернуться.
- Нет нужды, Мария Дмитриевна, уверять вас в моем живейшем желании как можно быстрее снова прийти в ваш гостеприимный дом, - отвечал Островский.
Он заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Сердце было полно печали. Через несколько минут он поднялся. Как сын, обнял Марию Дмитриевну и генерала. Молча поцеловал руку дамам. Говорить более не решался. Едва осмелился еще раз посмотреть на Веру и бросился из дома. Накинул пальто и вскочил в коляску. Все провожали его, стоя в дверях.
- Пошел! - крикнул он ямщику, послав рукой прощальный привет. - До свидания! - были последние слова, которые он прокричал. Лошади тронули и вскоре исчезли в сумраке ночи.
Завыл осенний ветер, холодный дождь, смешанный с градом, злобно застучал в окна. Старые деревья вокруг дома застонали и закряхтели, как будто почувствовали сердечную боль людей, которые совсем недавно беззаботно и радостно жили под своими зелеными крышами.
Как только утих последний звук удалявшейся коляски, Вера незаметно ушла к себе. И до поздней ночи ее матери слышались всхлипы и плач.
Глава пятая
Ранняя осень становилась все ненастнее и холоднее. Люди покидали дачи и переезжали либо в город, либо на юг, подальше от непогоды. Громовы также собирались переезжать с дачи на зимнюю квартиру. К тому же Мария Дмитриевна надеялась, что перемена обстановки развеет Верину печаль, которая усилилась после отъезда Владимира.
В конце сентября семья переехала в Петербург. Там их нашло первое письмо Владимира из Берлина. Ранее по пути нигде не было длинных остановок, и он не успел написать привет своей любимой. Для Веры был праздничный день. Она много раз перечитывала дорогие строки, пока не выучила их наизусть.
Она снова почувствовала себя связанной с любимым, и начавшийся обмен письмами, казалось, облегчил ей разлуку. Думая о своей любви и мечтая о скором возвращении любимого, когда она снова заключит его в свои объятия, Вера становилась настолько счастливой, что присущий ей веселый нрав, исчезнувший на время, вернулся, как по мановению волшебной палочки, и засветил всей семье, как солнечный луч.
Следующее письмо пришло из Брюсселя. В то время единственный поезд из Германии шел в Париж через Брюссель. В Брюсселе он должен был задержаться на несколько дней в местной миссии. И уже третье письмо сообщало, наконец, о его благополучном прибытии во французскую столицу.
И молодой человек, ранее ленившийся писать, стал ежедневно слать письма своей невесте. В том, что путешествующий сразу после разлуки с родиной особенно остро чувствует потребность в переписке, нет ничего особенного. Новые связи еще не возникли, и человек живет любовью к воспоминаниям. Но воспоминания отступают, когда собственная жизнь налаживается, когда новые дела и обязанности отнимают время. Через некоторое время Вера почувствовала начало этого периода, когда эпистолярная активность Владимира спала.
Когда Громовы переехали, в тот же день и Бекле-шов вернулся в город. Он по-прежнему посещал их чайные вечера, как еще недавно ежедневно в Стрель-не. Он считал важным, чтобы эта традиция сохранилась. Свое поведение по отношению к Вере он не изменил ни в малейшей степени. Вера снова принимала в разговоре живейшее участие, так как из-за отсутствия Владимира времени у нее хватало. Общество Бориса Ивановича казалось ей не таким уж неприятным или безразличным. Острые словечки, которые она ему отпускала при первой возможности, почти прекратились, и она чаще вступала с остроумным молодым человеком в долгие беседы. В конце концов он был полковым товарищем Владимира, и тот его очень ценил, за исключением тех редких моментов, когда ревновал ее к Борису Ивановичу. И потом этим летом он был непосвященным свидетелем их счастья, и сейчас его присутствие напоминало об этом прекрасном, но быстро пролетевшем времени.
Недели пролетали одна за другой, похожие одна на другую. Каждый вечер Мария Дмитриевна собирала у себя всех детей и ближайших знакомых, так как ее здоровье в это время года не позволяло ей участвовать в ночной светской жизни большого города. Поэтому и Вера должна была оставаться дома. Говорили часто об Островском, и так как его переписка с Верой не была секретом, то от нее узнавали о его здоровье.
Время ежедневных писем миновало. Теперь Владимир ограничивался еженедельными письмами. Этот переход произошел так постепенно и юный граф так много рассказывал о своей работе в посольской канцелярии, от которой он, впрочем, не мог уклониться, что Вера примирилась с этим и не сердилась. Но если случалось, что и неделя проходила без письма, а это случалось часто, она сильно сердилась и даже могла об
Островском неласково отозваться. Для Беклешова это была небесная музыка. Он надеялся на скорое и заслуженное вознаграждение за свое терпеливое ожидание, которое он заслужил, несмотря на свой неистовый, неугомонный характер.
Наступал новый год, и он решил, что в новом году он женится на избраннице своего сердца. Был он действительно влюблен в юную девушку или, по меньшей мере, серьезно это вообразил? Во всяком случае он был очень непостоянен в своих симпатиях и чувствах, чтобы посвятить их надолго одному предмету. Верность в любви была несвойственна его легкомысленному характеру. От преходящих чувств оставалось немного. Его больше возбуждало оказываемое ему сопротивление. Всякое сопротивление его желанию было для него непереносимо. И первой его мыслью было его преодолеть. Равнодушие Веры ранило его тщеславие. Его унижало сознание, что Владимир, чьи духовные силы он не слишком высоко ценил, может помешать достижению его целей. Его отец не упускал ни одной возможности подогреть эти чувства, так как связывал женитьбу на Вере Громовой с большими выгодами для сына.
В Новый год у Громовых собрался большой круг знакомых. Сначала гадали, бросая в воду расплавленные воск и свинец, чтобы по форме фигурок предсказать свое будущее. Потом в гостиной пили шампанское, разогревая веселое новогоднее настроение. Вера как раз получила письмо от Владимира и приняла искреннее участие в общем веселье. Она мечтала об исполнении в новом году ее желаний!
Наконец, часы пробили полночь, наступил Новый год. Все обнимались, целовались и желали счастья друг другу. Когда Беклешов подошел к госпоже Громовой, чтобы поцеловать ей руку и пожелать счастья, он прошептал ей:
- Могу я просить вас об одолжении: четверть часа поговорить с вами наедине? Мне необходимо обсудить с вами, Мария Дмитриевна, нечто важное, от чего зависит счастье моей будущей жизни.
- Приходите к нам, когда мы вернемся с заутрени, тогда мы сможем спокойно поговорить. Позже я ни на секунду не останусь одна, - отвечала госпожа Громова.
При этих словах сердце ее возликовало, так как она предположила, что речь идет о предложении Ольге, свадьбы которой она ждала с нетерпением еще до известия о помолвке Веры и графа Островского.
На следующий день Беклешов был в гостиной госпожи Громовой и, как ему было назначено, ко времени, когда она с дочерьми и Любочкой вернулась домой из церкви. Петр Модестович в это время представлялся в Зимнем дворце с поздравлениями.
Поздоровавшись с Борисом, госпожа Громова сказала девушкам:
- Отправляйтесь в свои комнаты, дети, и оставьте нас одних. Мне нужно поговорить с Борисом Ивановичем. Через полчаса приходите вниз к завтраку. Вы ведь позавтракаете с нами, Борис Иванович?
- К сожалению, не смогу, так как должен сегодня у многих быть с визитами.
Уходя, девушки сгорали от любопытства узнать, о чем будет разговор.
Если Вера не проявляла ни малейшего интереса, то Ольга и Любочка, напротив, очень покраснели, увидев Беклешова. Они полагали, что его приход в необычное время должен иметь особый повод, и каждая охотно думала, что это из-за нее.
Едва юные дамы вышли из гостиной, госпожа Громова села у камина и, указав на стоящее перед ней кресло, сказала:
- Садитесь, пожалуйста, Борис Иванович, и скажите, чем могу быть вам полезна.
- От вас зависит счастье моей жизни, Мария Дмитриевна. Одного вашего слова достаточно, чтобы сделать меня счастливейшим или несчастнейшим из людей.
- Как я должна вас понять, дорогой друг? - спросила госпожа Громова, у которой не было ни малейшего сомнения о цели этого визита. - Объяснитесь яснее. Вы знаете, что я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах.
Борис от природы не был ни робким, ни застенчивым. Но сейчас, когда предстояло объявить о своем сватовстве, у него настолько захватило дух, что он сказал едва слышно:
- Я пришел, чтобы просить у вас руки Веры Петровны.
- Вы хотите сказать, Ольги Петровны?
- Простите, Мария Дмитриевна. Я еще не совсем потерял голову и отдаю себе отчет в том, что говорю. Я прошу руки Веры Петровны, вашей младшей дочери.
То, что любящая мать услышала, было горьким разочарованием. Рушились все ее планы. Тем не менее в последний момент она сделала отчаянную попытку, несмотря ни на что, сохранить Беклешова как будущего зятя.
- Вера еще почти ребенок, - сказала она. - Не подошла бы вам лучше Ольга?
- В глазах своей матери Вера - еще ребенок, - отвечал с достоинством Борис. - Но в моих глазах она прекраснейшая девушка, которую я когда-либо видел, и без нее я жить не могу. Вы поймите, Мария Дмитриевна, когда сердце так неумолимо стремится к цели, как у меня, невозможно свои чувства перенести с одной сестры на другую. Я жду вашего решения!
После этих решительных слов госпожа Громова убедилась, что ей не остается ничего, кроме того, чтобы сказать всю правду. Если Борис поймет твердо, что на Веру он не может рассчитывать, быть может, со временем он примет другое решение.
- Борис Иванович, - сказала она с известной торжественностью. - Я считаю вас своим старым добрым другом и поэтому в этот серьезный момент должна сказать вам всю правду. Вера не может выйти за вас, так как ее рука принадлежит другому. Моя дочь обручена с Владимиром Николаевичем.