Наталья Александровна Пушкина-Меренберг
 
Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

   Пушкина-Меренберг Н.А. Вера Петровна. Петербургский роман / Пер. с нем. В.М.Фридкина. - 2-е изд. - М.: Захаров, 2005. - 208 с.
 
   Рукопись этого романа - листы старой бумаги с готическим немецким текстом - граф фон Меренберг, правнук А.С.Пушкина, получил в наследство от своей тетки. И это «наследство» надолго было закинуто в шкаф. Летом 2002 года дочь графа фон Меренберга Клотильда вспомнила о нем и установила, что рукопись принадлежит перу ее прабабушки Натальи Александровны Пушкиной (в замужестве фон Меренберг).
   Чем больше она вчитывалась в текст, тем больше узнавала в героине романа Вере Петровне автобиографические черты младшей дочери Пушкина Натальи, в ее матери и хозяйке дома - Наталью Николаевну Пушкину, а в отчиме - генерала Ланского.
   В романе Н.А.Пушкина описала свою жизнь, переработав в нем историю своего первого брака. Очевидно, влечение к перу она унаследовала от своего отца, на которого была так похожа.
   А теперь читайте сами!
 
   ISBN 5-8159-0483-Х УДК 882-312.6
 
   © Клотильда фон Меренберг, наследница, 2004
   © В.М.Фридкин, перевод, 2004
   © И.В.Захаров, издатель, 2004, 2005
 

Предисловие

 
   Во второй половине сороковых годов, еще до денежной реформы в Германии, мой отец граф Георг фон Меренберг получил из Аргентины пакет от своей тетки Ады де Элия, урожденной графини фон Меренберг, после ее кончины.
   Вы можете себе представить ужасное разочарование при получении этого наследства. После Второй мировой войны, живя в одной квартире с соседями, мы надеялись получить от богатой тетки из Южной Америки что-то ценное - и вот тебе на! В пакете была рукопись - листы старой бумаги, исписанные готическим шрифтом. Читать это никому не пришло в голову. И это «наследство», такое незначительное, как мы тогда полагали, было закинуто в шкаф.
   После смерти моего отца в 1965 году и после моего замужества этот пакет переехал со мной на новую квартиру. Но и там не обратил на себя внимание. Потом пакет переехал вместе с нами в наш собственный дом и снова оказался в шкафу.
   В 1991 году я впервые приехала в Россию, в Петербург, и там стала изучать русский язык. И вот летом 2002 года случайно (а может, это была судьба?) я снова взяла этот пакет в руки, спокойно и внимательно рассмотрела. Я установила, что в пакете лежали набросок романа и его набело переписанная рукопись, выполненная мелкими готическими буквами. Между кусками немецкого текста попадались пассажи, написанные по-французски и по-русски латинскими буквами, так что было ясно - автор привык писать кириллицей.
   В школе я училась писать и читать готический текст, и вот, вначале с большим трудом, я стала читать и диктовать этот роман. И чем больше я вчитывалась, тем больше узнавала в героине Вере автобиографические черты Натальи Александровны Пушкиной, после замужества графини фон Меренберг, моей прабабушки, в ее матери и хозяйке дома - Наталью Николаевну Пушкину и в хозяине дома - генерала Ланского, мужа вдовы Пушкина.
   Генеалогия и история семьи:
   Александр Сергеевич Пушкин, женатый на Наталье Николаевне Гончаровой, родился в 1799 г. и погиб вследствие злосчастной дуэли в 1837 году.
   У них было четверо детей: Александр Александрович, Мария Александровна, Григорий Александрович и Наталья Александровна, которой к моменту трагической смерти отца исполнилось восемь месяцев и шесть дней.
   Говорят, что поведением и характером она была похожа на отца. Юной девушкой она полюбила молодого графа Орлова (граф Островский в романе), но его родители не дали согласия на брак. Тогда против воли матери, из упрямства и отчаяния она вышла замуж за молодого Дубельта (Борис Беклешов в романе), позже ставшего генералом, сына шефа Тайной полиции, который при жизни Пушкина вел за ним строжайшее наблюдение (старший Беклешов в романе). Брак этот был несчастливым. Муж много пил, играл в карты и бил жену.
   В хозяйке дома и матери можно узнать Наталью Николаевну, которая через семь с лишним лет после гибели А.С.Пушкина вышла замуж за Петра Петровича Ланского (Петр Модестович Громов в романе). П.П Ланской вскоре после женитьбы на Н.Н.Пушкиной был произведен в генералы. Он командовал лейб-гвардии конным полком в Стрельне, где находился дом, в котором жила семья. Там же находился и Свято-Сергиев монастырь, который существует и поныне (одна половина здания - монастырь, другая - школа милиции). Видимо, дом семьи был неподалеку от монастыря, так как в романе три молодые девушки отправляются туда пешком.
   Замечание Владимира о том, что Веру с рождения знает царица, и поэтому, хотя она не представлена ко
   двору, она может посетить бал в Петергофе, также соответствует фактам: после гибели Пушкина царь оплатил его долги из личных средств, позаботился об образовании детей (сыновей в Пажеском корпусе) и назначил вдове ежегодную пенсию.
   Старшая сестра Мария (в романе Ольга) буквально голодала во время русской революции. Она послужила прообразом Анны Карениной в одноименном романе Толстого.
   На коронационном балу Александра II Наталья Александровна познакомилась с принцем Николаем фон Нассау. Они танцевали друг с другом всю ночь - какой скандал! Она последовала за Николаем в Висбаден, ее трое детей от первого брака остались в России с ее матерью. Только после того как царь, как глава церкви, разрешил развод, Н.А.Пушкина морганатически вышла замуж за принца Нассау. Наталья и ее трое детей получили имена графа и графинь фон Меренберг, их герб сохранял цвета династии Нассау. Их сын Георг, граф фон Меренберг, - мой дедушка.
   Как психиатр и психотерапевт я полагаю, что Наталья Александровна описала свою жизнь, переработав в романе мучительную историю своего первого брака.
   Очевидно, влечение к перу она унаследовала от своего отца. А теперь читайте сами!
 
        Графиня Клотильда фон Меренберг
    Висбаден, сентябрь 2003 г.

ВЕРА ПЕТРОВНА. ПЕТЕРБУРГСКИЙ РОМАН
Иллюстрации

 
   Героиня романа и его автор
   Наталья Александровна Пушкина-Дубельт, конец 1850-х гг.,
   с портрета И.К.Макарова
   (в романе Вера Петровна Громова).
 
   Наталья Николаевна, вдова Пушкина, 1842 г.,
   с портрета В.И.Гау.
 
   Пётр Петрович Ланской с портрета В.И.Гау
   (в романе генерал Громов).
   Наталья Николаевна Пушкина-Ланская, 1847 г.,
   с портрета В.И.Гау (в романе г-жа Громова).
 
   Мария Александровна Пушкина, середина 1850-х гг.,
   с портрета И.К.Макарова
   (в романе Ольга).
 
   Наталья Александровна Пушкина,
   младшая дочь поэта, конец 1851 г.,
   рисунок Николая Ланского
   (в романе Вера Петровна Громова).
 
   Граф (князь с 1856года) Алексей Федорович Орлов, 1851г.,
   с картины Франсуа Крюгера
   (в романе генерал Николай Михайлович Островский).
 
   Граф (князь с 1856 года) Николай Алексеевич Орлов,
   фото середины 60-х годов,
   (в романе Владимир Островский).
   Потерял глаз при осаде Силистрии в 1854 г.
 
 
   Леонтий Васильевич Дубельт, 1827 г.,
   с картины художника Доу
   (в романе Иван Павлович Беклешов).
 
   Михаил Леонтьевич Дубельт,
   первый муж Н.А.Пушкиной,
   (в романе Борис Иванович Беклешов).
 
   Николай I и цесаревич Александр Николаевич
   среди офицеров лейб-гвардии Конного полка.
   Между ними командир полка Пётр Петрович Ланской,
   художник Карл Пиратский, 1847 г.
 

Глава первая

 
   Долгая петербургская зима пришла к концу. Льды и снега растаяли под гревшими все сильнее солнечными лучами. Все пробудилось к новой жизни. И эта метаморфоза произошла не постепенно, как в благословенных странах Средней Европы. На смену зимы неожиданно пришло лето. Природа изменилась на глазах со скоростью театральных декораций. Еще несколько дней назад она была мертва, а сегодня все окрасилось в свежие яркие краски.
   И когда наступает этот благословенный момент пробуждения, жители столицы покидают стены, восемь месяцев защищавшие их от непогоды и сурового климата. Те, у кого есть средства, уходят из своих элегантных мест заточения, чтобы на вольной природе подышать свежим воздухом, набраться кислорода, которого так не хватало в их больших дворцах и роскошных гостиных.
   Некоторые считают своим долгом в это прекрасное время года нанести визит близким, чтобы убедиться в их добром здравии. А те, у кого есть средства, предпочитают ехать за границу на воды, да не на один курорт, а, как принято у русских, сразу на несколько. Большинство жителей города, напротив, переезжают в окрестности Петербурга, в загородные дома, которые во множестве расположены вблизи летних царских резиденций. Дома эти разной величины, называемые дачами, возведены повсюду, причем во всех возможных и невозможных стилях. Чаще всего встречаются виллы в итальянском стиле, которые меньше всего подходят к суровому северному климату. В течение нескольких недель и месяцев, которые люди проводят за городом, они испытывают иллюзию, будто находятся в южной стране. Это приносит бедным северянам своего рода утешение, как бы возмещение за нескончаемую зиму.
   Примерно в двадцати верстах от Петербурга на полпути к Петергофу, излюбленной летней резиденции царя Николая, в Стрельне, лет тридцать или сорок тому назад стояла одна из таких дач в итальянском стиле. От проезжей дороги ее отделял тенистый сад. В центре виллы - неизбежная обвитая зеленью веранда, с которой широкая лестница вела в сад. Между могучими деревьями мелькал простор моря, морская дорога в Кронштадт. В теплые летние вечера на веранде собиралась семья и ее многочисленные гости, друзья и знакомые.
   Был полдень. Светило солнце. Его лучи, пронизывая зеленую крону, оставляли на земле яркие полосы. Между кустами замелькали юные фигуры, и через несколько минут из ворот сада вышли три молодые девушки, прелестная внешность которых сразу обратила бы на себя внимание.
   - Ну, куда пойдем? - спросила Вера Петровна, самая юная из них. - Бесцельно бродить туда и сюда по дороге ужасно скучно.
   - А я бы охотно прогулялась по шоссе, - сказала Любочка. - Дорога не пылит, как поздним летом. А солнцу я рада: мы так соскучились по нему.
   - Ты надеешься встретить своего друга Бориса Ивановича Беклешова, - ответила Вера слегка раздраженным тоном. - А иначе откуда такая любовь к этому скучному шоссе.
   - А я знаю, почему тебе гулять здесь не хочется, - ответила Любочка в том же тоне. - Ведь Владимир Николаевич все еще задерживается в городе.
   - Почему вы не можете жить в мире и разговаривать, как друзья, не обижая друг друга? - пыталась успокоить их Ольга Петровна, третья девушка. - А я должна ждать, пока ваша дискуссия о Борисе и Владимире, наконец, закончится? Лучше уж мне было не выходить за ворота. Вот что, я предлагаю идти в монастырь*(Свято-Сергиев монастырь, известный своим богатством.). Там сад сейчас весь в цвету.
   - Да, да! Это отличная мысль, - сказала Вера, радостно хлопая в ладоши. - Там такие забавные монахи, толстые и добрые. И у них очень смешные лица, когда они разговаривают с дамами.
   - Фу, Вера, как ты можешь говорить так о монахах! Ведь это же святые люди. Вообще лучше не говорить о том, чего не понимаешь.
   Острое словцо готово было сорваться с языка Веры, и ей стоило усилий сдержаться и промолчать.
   Предложение Ольги не встретило возражений, и неразлучная троица отправилась в монастырский сад.
   Ольга и Вера были сестры. Первой было двадцать один, второй едва исполнилось шестнадцать. Любочка была средней, на год моложе Ольги. Обе сестры во всех отношениях так не походили друг на друга, что вряд ли посторонний мог принять их за сестер. Ольга, среднего роста, выглядела не как дитя холодного Севера, а как уроженка Андалузии: иссиня-черные волосы, бледное лицо, которое в редкие моменты волнения обретало знойный южный колорит. Он придавал ей большую привлекательность. Черные, глубоко посаженные глаза, правильные черты лица, небольшие белоснежные зубы завершали этот прелестный портрет. Ее характер казался вялым и апатичным. Она как бы не проявляла себя, не старалась выставить в выгодном свете природное обаяние. Поэтому, несмотря на свою красоту, Ольга не имела в свете большого успеха. И тем больше ее любили в семье, где ее доброта всех успокаивала и примиряла.
   В полную противоположность сестре Вера была высокой и стройной и, несмотря на разницу в возрасте, выше Ольги почти на голову. Ее пышные волосы отливали матовым пепельно-серым оттенком, будто их присыпали пудрой. Над глазами, темными как у лани, - размах черных бровей, лицо имело милое плутовское выражение, и его кожа казалась еще белее от нежных пунцовых щек. Зубы были правильной формы, хоть и не такие мелкие, как у Ольги; красивый рот - больше, чем у сестры, имел слегка надменное выражение и, казалось, всегда был готов говорить или смеяться. От старшей сестры она отличалась не только наружностью, но и характером. Насколько Ольга была спокойной и большей частью молчаливой, настолько Вера - задорной, раскованной и полной жизни. Смелая наездница, она была решительной в ссоре и острой на язык, если дело касалось ее внешности или внезапная мысль приходила ей в голову. В свет она еще не выходила. Но среди многочисленных посетителей родительского дома у нее был большой круг друзей и поклонников, которых она умела занять. Она была всеобщая любимица и умела ладить со всеми. Вот только Любочка была исключением. Ее она не переносила, и это отношение к ней ни в малейшей степени не скрывала.
   Любочка, или по батюшке Любовь Степановна, была симпатичной. Одного роста с Ольгой, хорошо сложена, рыжие волосы, отливающие золотым блеском. Ровные зубы и цвет лица, обычно встречающийся у рыжих девушек. И только вызывающе торчащий нос придавал ей нескромное выражение. У нее были светлосерые глаза, внимательно и холодно смотревшие из-под густых почти белых ресниц, и тонкие, резко очерченные губы. На балах, которые она посещала с Ольгой, несмотря ни на что, она имела успех. Она нравилась и умела быть любезной.
   Сестер вырастил Громов. О прошлом их собственной семьи речи не заводилось. А об имени своего отца ни Ольге, ни Вере не приходило в голову говорить с Любочкой, которая воспитывалась с ними вместе. Хотя в семье к ней относились как к третьей сестре, Любочка чувствовала себя чужой. Она считала себя Золушкой, невинной жертвой судьбы. К сожалению, с годами это ложное чувство не ослабевало. Наоборот, усиливалось. Чувство благодарности за содеянное добро ей было незнакомо. Мастерица скрывать свои чувства, она похоронила их в себе самой, и никто не мог бы их обнаружить.
   Понятно, что этот характер никак не гармонировал с характером Веры, прямым и открытым. В детстве их обоюдная антипатия проявлялась в размолвках, позднее - в словесных перепалках, еще более болезненных. Вера никогда не упускала возможности подшутить над Любочкой, а та часто воспринимала это как обиду и оскорбление. И только в редких случаях Любочка отвечала в том же тоне. Она копила в сердце против доброй Веры заряд ненависти и надеялась когда-нибудь с лихвой ей отплатить.
   Сегодняшнюю прогулку Вера и Любочка, как обычно, начали со словесной пикировки. На этот раз предмет спора касался обеих девушек и был особенно чувствителен. И поэтому Любочка изменила своей обычной сдержанности и ответила на нападение Веры. И хоть стычка недолго продолжалась, она оставила неприятный привкус. И против обыкновения девушки шли молча. Ольга надеялась, что мир наступил надолго. Но Верин задорный характер не дал ей успокоиться.
   Вскоре Вера обратилась к Ольге с вопросом:
   - Как ты думаешь, Оленька, встретим ли мы, как назло, молодого Беклешова? Он мало симпатичен, и один его вид испортит мне настроение на целый день.
   - Невелика потеря, - ответила Любочка с сарказмом, прежде чем Ольга успела слово вставить. - Вообще я не понимаю, что ты имеешь против бедного Бориса, который всегда так любезен с тобой. И потом твое замечание для меня вдвойне неприятно. Ты ведь знаешь, что я считаю Бориса Ивановича своим другом.
   - То, что я сказала о Борисе, - только мое мнение. Ты с ним можешь не соглашаться, - ответила Вера. - Но хочу дать тебе хороший совет, Любочка. Выкинь ты Беклешова из головы, ведь он никогда на тебе не женится.
   - А это почему? - спросила Любочка, накаляясь.
   - А какой ему интерес жениться на никому неизвестной оставленной родителями девушке, которая не принесет ему ни карьеры, ни связей, - ответила Вера, глядя прямо Любочке в глаза. - А жениться по любви, да еще против воли отца, - он не из тех мужчин.
   Ольга бросила на девушек неодобрительный взгляд. Столь обидные слова Любочка слышала впервые. От Вериных слов на ее лице выступили пятна, а тонкие губы мстительно сжались. И она ответила тихим дрожащим голосом:
   - Тебе нет нужды давать мне советы, в которых я не нуждаюсь. К тому же я намного старше тебя. И с полным правом могу ответить тебе тем же и посоветовать меньше думать о Владимире Островском. Больше думай о своих уроках по чтению.
   - К счастью, ты не моя гувернантка и мои уроки тебя не касаются, - упрямо ответила Вера. - Владимир Николаевич - мой друг, и я думаю о нем столько, сколько мне угодно.
   - Это, конечно, твое дело, - отвечала Любочка, - но к свадьбе это не приведет. Все, что ты сказала о Борисе, можно сказать и о Владимире.
   - Я не думаю о свадьбе так, как ты о ней думаешь, Любочка.
   - А виноград-то зелен, - иронически засмеялась Любочка.
   - Смеется тот, кто смеется последним, - ударом на удар ответила Вера.
   - Ты можешь смеяться, - сказала Любочка, - но Владимир еще не скоро соберется на тебе жениться.
   - А этого я совсем не понимаю.
   - Уж не объяснился ли он тебе в любви? - недоверчиво спросила Любочка.
   Вера промолчала. Любочка выдержала паузу и продолжала:
   - Мне трудно поверить, что единственный сын могущественного графа Островского, любимец царя, отдаст тебе руку и сердце. Он может подыскать себе партию получше.
   Словесная перепалка становилась все резче и угрожала принять рискованный оборот. Ольга, преодолев себя, наконец, вмешалась и, как старшая, своим авторитетом установила непрочный мир.
   - Ну, хватит! Я сыта по горло вашими ссорами, - сказала она. - Больше ни слова о Борисе Ивановиче и Владимире Николаевиче. Ты, Вера, уже вышла из малолетнего возраста для подобных детских дразнилок. Время покажет, кто из вас прав. А теперь, ради Бога, давайте наслаждаться прекрасной природой и сменим тему разговора.
   Между тем девушки подошли к воротам монастыря. Эти ворота, как и увещевания Ольги, дали их мыслям другое направление. Наступило перемирие, и остаток пути они провели за спокойной беседой. Монастырский сад в этот день им, видимо, очень понравился, так как прошло много времени, прежде чем они вернулись к воротам. Ольга посмотрела на часы.
   - Уже поздно, - сказала она. - Мы можем опоздать к обеду, а маме мы не сказали, что пошли сюда, и она, конечно, беспокоится.
   Обратно они шли быстрее. На последнем повороте дороги они увидели сад своей дачи, а на шоссе - высокую фигуру женщины. Она стояла неподвижно и, не сводя глаз, смотрела в их сторону.
   - В самом деле, это мама, - засмеялась Вера. - Она испуганно ищет своих цыплят. Бежим ей навстречу!
   И с разбега Вера упала в руки матери.
   Мария Дмитриевна Громова хоть и была уже не первой молодости, но сохранила черты былой необыкновенной красоты. Добросердечная, умная, но немного слабохарактерная женщина, она с радостью жила жизнью детей, позволяя им себя тиранить.
   Ее муж, Петр Модестович, один из многих царских генерал-адъютантов, занял этот пост по счастью и протекции. Человек добродушный, мухи не обидит, он ни в чем не отказывал ни жене, ни детям. Отдыхая от службы в кругу семьи, он проживал дни, похожие один на другой, куря табак из длинного чубука и выпуская
   в воздух облака дыма. И этот образ жизни был пределом его желаний.
   - Где вы пропадали, дети? - спросила госпожа Громова. - Я уже о вас беспокоилась.
   - И напрасно, мама, - ответила Ольга. - Мы ходили в монастырский сад, и нам там очень понравилось.
   - Я рада это слышать, но сейчас идемте быстрее переодеваться.
   Дамы поднялись на веранду, направляясь во внутренние комнаты, но вдруг громкий стук копыт рысцой бежавшей лошади заставил их остановиться на лестнице. С чисто женским любопытством им хотелось разузнать, кто бы это мог быть. Вместо того чтобы проскакать вдоль дороги, всадник повернул коня к воротам дачи и въехал в сад. К удивлению дам, еще не узнавших его, он проскакал галопом через сад и у самой лестницы остановил вспененного коня. Красивый кавалерийский офицер соскочил с седла и, поклонившись, поцеловал руку хозяйке.
   - Ах, Владимир Николаевич, - сказала госпожа Громова. - Какой приятный для нас сюрприз. Мы полагали, вы еще в городе. Что вас привело сегодня в Стрельню?
   - Прекрасная погода и жаркое солнце убедили моих родителей не оставаться больше в пыльной столице, - ответил юный граф Островский. - Так как двор неожиданно быстро переселяется в Петергоф, то и мы переезжаем сегодня на дачу. И вот я снова здесь, на даче, чтобы передать вам привет.
   Говоря это, граф Владимир по-братски поклонился юным дамам. Как старый друг, он многие годы ежедневно бывал в этом доме.
   Две сестры приветствовали его, каждая по-своему, соответственно характеру и окрылявшим их чувствам. В то время как Ольга Петровна встретила юного друга спокойно и с достоинством, Вера одним прыжком соскочила с лестницы и сердечно пожала графу руку. Ее живое лицо светилось радостью.
   - Вы как раз пришли вовремя, к обеду, Владимир Николаевич, - сказала хозяйка. - Я надеюсь, по меньшей мере, что вы не сразу нас покинете.
   - С благодарностью принимаю приглашение. Я сказал родителям, что направляюсь к вам, чтобы они скоро меня не ждали.
   Между тем прибежавший слуга отвел лошадь графа на конюшню, а дамы ушли в дом, чтобы переодеться к обеду.
   В тот момент, когда Вера последней проходила в двери, она почувствовала, как кто-то тронул ее за платье. Удивленная, она остановилась и увидела, как ее друг незаметно пытается вложить в ее руку записку. Лишь секунду она колебалась, принять ли записку, переданную столь необычным путем. Любовь победила. Покраснев, она приняла письмо и с большой ловкостью спрятала его в складках платья. В отличие от Веры, граф соблюдал при этом полное хладнокровие.
 

Глава вторая

 
   Со всех ног бросилась Вера в свою комнату, закрыла дверь и дрожащими руками вытащила письмо. Отгадала ли она заранее его содержание? Возможно, да, так как не торопилась сломать печать. Она смотрела на письмо, и глаза ее радовались неожиданному подарку. Со всех сторон Вера рассмотрела письмо, крутила его в руках, смотрела на просвет, тщетно пытаясь в него проникнуть. Потом поднесла к губам, быстро поцеловала и, прелестно улыбаясь, посмотрела на него, как будто хотела сказать: сейчас ты - мой, Владимир Николаевич!
   Наконец, ждать стало невмоготу. Она судорожно вскрыла письмо. Волнуясь, узнала хорошо знакомый почерк. Затем начала читать:
   «Моя горячо любимая Вера! Не сердитесь на меня за это обращение. Простите, что я вообще осмеливаюсь писать эти строчки, передать их в Ваши руки. Но мое сердце переполнено. Досель незнакомая мне сила любви, которую я к Вам испытываю, не дает мне более молчать. Да, Вера. Это - сладкая тайна, которую я долго хранил в себе, которую оберегал и прятал, как скупой прячет свое сокровище. Я не могу более хранить его в своей душе. Я должен шепнуть Вам, сказать Вашему сердцу, что я Вас люблю так, как никто еще не любил на свете. Понимаете ли Вы, что значат эти слова? В состоянии ли Вы проникнуть в их смысл? Человеческий язык выразить это не может, если только Ваше сердце не поймет. Потому что наш язык слишком холоден, слишком скуден, чтобы в звуке хоть в малой степени передать то, что переживает моя душа. Но я не боюсь быть непонятым Вами. Я знаю, мое небесное дитя, что Вы любите меня так же, как я люблю Вас, что нами движут, в нас живут одни мысли и чувства. Я уверен, что мы понимаем друг друга, что моя тайна принадлежит и Вам. Слишком часто и глубоко я заглядывал в Ваши прекрасные синие глаза, зеркало Вашей чистой души, в ее свет, чтобы не быть в этом убежден. Один, без Вас, я жить долее не могу. Лишь связанным с Вами навеки я чувствую себя в силах идти по жизни. Хотите ли Вы быть Моей? Доверить свое будущее счастье моей любви и защите? Скажите «да», Вера. Ответ «нет» я не перенесу. Он будет мне смертным приговором.
   Более сегодня сказать я не могу, моя горячо любимая Вера. Моя судьба - в Ваших руках. В ожидании Вашего приговора, навсегда Вас искренне любящий и почитающий Владимир Островский».
   Кончив читать, она бессильно опустила руки. В том, что произошло, не было сомнений. Ее глаза засияли, ее охватило небывалое блаженство. Дитя в ней умерло. Волшебное слово любви родило молодую женщину. Его соблазнительный звук нашел отзыв в ее сердце. И она сама удивилась этому неожиданному превращению и тому новому свету, в котором ей предстал Владимир. С раннего детства она знала юного Островского, они виделись почти ежедневно. Они выросли вместе, как брат и сестра. Он был ее помощником, ее доверенным другом. Рано развившись, Вера, подобно распустившейся почке, обещала превратиться в прекрасный цветок. Владимир не мог больше медлить с признанием. И Вера была счастлива, так как сейчас знала то, что раньше предчувствовала и на что надеялась.