Страница:
— И… Что это значит?!
— Все. Со временем — разберешься. Прощай, князь. Ты — интересный собеседник, но мне, к сожалению, пора уходить.
— Стой! Скажи, куда мне идти? Кайлит!
Королева змей не ответила на вопрос. Как всегда, сказала лишь то, что считала важным. Мягкое и гибкое тело легко проскользило по песку, столь быстро, что Леди волн погрузилась в пену волн раньше, чем новоявленный князь успел сдвинуться с места.
— Вода всегда умела хранить свои секреты в глубине, — Мирон мрачно улыбнулся нахлынувшей на берег волне и, закинув на плечо мешок с нехитрыми пожитками, двинулся на восток. Он знал, что где-то за его плечами, в небольшой бухте к западу от Маскара только что выбросило на берег женщину средних лет. Морской народ напитал ее тело силой, так что при пробуждении она должна была почувствовать себя свежей и бодрой, несмотря на перенесенное невольно путешествие среди волн и валов.
Юноша не знал, что ждет его на востоке, зато точно понимал, что оставляет позади себя. Маскар стал его прошлым, также как и рушащийся на глазах Иезекиль. Только вот теперь он уже не мог сказать с уверенностью, что Леди волн принесла в империю хаос: всего лишь уничтожила несколько высокомерных городов, считающих себя великими. Но, по сути, что значит разрушение "священных оплотов", если будущее мира живет в городах «вольных»? Которые, как она выразилась?… "Не столь ограничены". Да, именно так, не столь ограничены во взглядах и мыслях!
Над смыслом предсказаний Кайлит сын старшего судьи решил подумать в дороге, а пока его интересовало лишь расстояние до ближайшего поселения. Естественно, он не смог как следует запастись в Маскаре продуктами, опасаясь толпы безумных фанатиков, преследующих его, а нынешних запасов хватило бы только на пару дневных переходов. От силы — на три дня. Дальше его ждала неизвестность…
Расселина, Зал Совета легионов.
— Саддон к'хара, Афранташ!
— К'хара, Викторис Тарведаш.
Викторис, единственная дочь верховного демона Астерота Тарведаша, прошла в зал, принадлежащий советнику Люциферу Афранташу, с истинно царственным спокойствием и благородством. Вообще, Викторис мало чем напоминала демона: разве что парой черно-алых кожистых крыльев за спиной. Впрочем, и те были закрыты волнистыми темно-русыми волосами, ниспадающими с плеч демонессы до самого пояса. Эти волосы имели тот самый, очаровательный, темный с серебристым отблеском цвет, заставляющий забыть о красоте пламени и наблюдать лишь за сверкающим водопадом отраженного в серебре Истинного Огня.
Лорд Тарведаш не отличался статью или, тем более, красотой, но мамой демонессы была светлая воительница, потому Ви могла поразить красотой не только слуг и воинов легиона, но и стражей Светлейшего мира. Странно, но светлые признавали в Викторис равную себе, хотя опасались ее в тысячу раз больше, чем самого лорда Тарведаша. Не зря девушка, если это слово применительно к демонам, носила имя Викторис, на древнем языке миров Светлого кругаозначающее "Побеждающая".
Девушка с многообещающей улыбкой, передвигающаяся плавным шагом тигрицы, в любой момент готовой совершить рывок и схватить добычу. С широко расправленными острыми плечами и ловкими руками… Нет, никто из демонов не мог поверить, что эти аристократично тонкие ладони с длинными, на вид хрупкими, пальцами могут такорудовать мечом! Само изящество: легкий клинок порхал перед лицом противника, жаля и кусая его ежесекундно, полет меча просто невозможно заметить до самого момента удара. Ловкость! В Викторис непостижимым образом слились упругая сила воды, свойственная светлым, и завораживающая гибкость пламени, отличающая демонов. Особым «украшением» демонессы стали широкие овальные глаза, слегка прикрытые верхними веками, что нисколько не умаляло пронзительности и проницательности взгляда. Демоны боялись этих очаровательных серо-голубых глаз, потому что немало наслышаны были о хитрости и изобретательности дочери верховного лорда. Картину дополнял острый вздернутый нос, упрямый треугольный подбородок и ядовитая улыбка полных розовых губ. Красива?… Нет, Викторис блистала даже не красотой, в привычном смысле этого слова, — в первую очередь, ее отличали сила, воля, характер, стремительность и напор, взрывоопасная смесь, подкрепленная к тому же острым умом и природной хитростью.
В виду своего двойственного наследия, она редко испытывала волны слепой ненависти, ярости или гнева, частенько захлестывающие обитателей Расселины, но в то же время добродушием и миролюбивостью блистала Ви отнюдь не всегда. Однако девушка унаследовала от обоих родителей своеобразное благородство каждого, соединив их в своей душе необычайным образом: о чести демонессы уже слагали легенды и в Светлейшем, и среди легионов Расселины. Слово, однажды данное Викторис, являлось самым крепким договором, по меркам Расселины, превосходя по надежности даже клятву на крови! Она просто физически не могла его нарушить, возможно, потому что и не желала нарушать. В этом она удивительно походила на отца: возможности Астерота ограничивали исключительно его желания — других препятствий для владыки демонов не существовало. Вот и Викторис выполняла обет или клятву, даже если это стоило ей обожженных крыльев или очередного обвинения в предательстве. А обвинений таких скопилось немало, потому что раздражение среди советников она вызывала уже одним только происхождением. В отличие от лорда Тарведаша, его «последователи» не могли принять даже малую толику света, считая подобный поступок даже не преступлением — безумием, сумасшествием. Помнится, едва заслышав шепоток о своем безумии, Астерот с плутоватой улыбкой просто пожимал плечами и бросал куда-то через плечо фразу об "ограниченности несчастного, обделенного мозгами создания". Как правило, "несчастное создание" при этом хваталось за меч, размышляло секунды три, а потом набрасывалось на ближайшего демона в стороне, противоположной местонахождению владыки… Все же, несмотря на все насмешки и шепотки, демоны хорошо помнили волнистый клинок Тарведаша, который можно было заметить лишь однажды — в момент удара. Первого и последнего.
И все же советник Афранташ выгодно отличался от остальных демонов, входящих в совет при владыке легионов. Он никогда не отрицал возможности смешения мрака со светом, более того, Афф с искренней заботой относился и к Викторис, и к остальным полукровкам, коих жило здесь, правда, очень мало. В принципе, всех их можно пересчитать по пальцам одной руки: сама Викторис, а также Альфадар и Тассан — сыновья Вильфарадеи, демонессы, связавшей себя однажды со светлым воителем. Воителя, правда, через пару десятилетий превратили в горсть пепла, но он был счастлив уже оттого, что его детям ничего не грозило. Так звучал договор, единственный, заключенный между Светлейшим и Расселиной с момента их создания: дети от смешанных браков неприкосновенны.
Сделано это было, впрочем, из чисто меркантильных интересов обеих сторон: законы наследственности никто не отменял и для демонов, и для светлых воителей, несмотря на то, что жили они куда дольше, нежели обитатели человеческих миров. Обычные люди назвали бы их бессмертными, хотя такое определение не исчерпывало сути дела. Просто смерть оставалась своеобразным понятием для тех, кто никогда не жил в человеческом смысле этого слова. Но высшие — и демоны, и светлые — могли исходить из этого мира в иныепросторы после гибели, и если это можно назвать смертью, то иногда они умирали.
— Советник Афранташ, я пришла к вам с просьбой о помощи.
— Я к вашим услугам, дочь владыки.
Люцифер отличался редкостной для демона дипломатичностью. Невысокий, но не в силу низкого роста, а из-за странной сгорбленности, демон, славившийся в легионе, несмотря на свою нескладность, молниеносной реакцией и особыми навыками в деле убийства, Афранташ выглядел, словно ожившая горгулья. Хотя часто Викторис ловила себя на мысли, что нынешний облик Афранташа — лишь плод некоего преображения в недалеком прошлом. Слишком многое в его поведении и привычках говорило о том, что некогда советник был именно статным красавцем, да и эти непривычно светлые, золотистого цвета волосы…
Его крылья значительно превосходили в размахе крылья прочих воинов легионов, кроме, разве что, самой Викторис, унаследовавшей размах от мамы. Сразу ясно, что предназначены они для маневренного полета, изобилующего фигурами высшего пилотажа и обманными приемами. Впрочем, эти же крылья, после первого взгляда на Викторис, вызывали у демонов ассоциацию со светлыми. Вот и самому Афранташу приписывали родство с ними, чего он, впрочем, никогда не стремился оспаривать. Одна лишь Викторис, ну и, конечно, ее отец, знали, что родителями советника были чистокровные демоны. Хотя, где-нибудь в десятом колене… В конце концов, все бывает, все случается… А законы наследия не обмануть. Да и путь душ не проследить, а в этом-то самом пути и заключается суть принадлежности к той или иной силе.
— Афранташ, ты, конечно, знаешь историю лорда Тарведаша, прозванного некогда Звездным, вернее, Астеротом, — моего отца и последнего из владык демонов?…
— Угу, и советника Афранташа, некогда названного Светоносным, вернее, Люцифером, за размах крыльев и чрезмерно мягкий нрав… Ви, с чего вдруг так официально? — На этот раз глаза советника как никогда светились теплотой и насмешливостью. Возможно, он уже знал, зачем пришла красавица. А может, просто пребывал в благодушном настроении и не желал чем-либо его омрачать, пусть даже отсутствием улыбки на лице. Да… Несмотря на внешне «опаленный» облик, лицо Афранташа оставалось каким-то слишком уж не демоническим: этакий мудрый «старикан» с пронзительными серыми глазами, в которых время от времени пробегали небесно-голубые искорки. Викторис искренне любила «старика», в основном, потому что тот по-своему любил и ее отца, и ее саму.
Мысли демонессы вдруг снова перескочили на родителей. Тарведаш, пока он еще пребывал в Расселине, нечасто видел свою любимую, хотя, по меркам местных миров, десяток лет не являлся огромным сроком. Кроме того, Астерот знал, что и здесь он не навек — его (да и той самой Светлой, мамы Викторис, — Эллионы) судьбой оставалось стремление ввысь, пробивание все новых и новых небес, путешествие между мирами. Вечный поиск, вечная дорога, в конце которой лежало нечто совершенно неясное юной демонессе. Да и как вечная дорога может иметь окончание? Слишком это сложно, слишком непонятно, чтобы с ходу взять и разобраться. А ведь так хотелось понять!
Однажды он покинул Расселину, не оставив даже следа. Наверняка, вместе с мамой, которую Викторис не видела ни разу в жизни — как это несправедливо, нечестно! Но так было суждено… Глупая фраза! "Суждено-не суждено — чушь какая! Разве кто-то имеет право решать за меня?!" — эта мысль частенько непрошенной гостей приходила в голову юной демонессе.
Они ушли… А что делать ей?! Если ей нет места ни среди демонов, ни среди светлых, — что тогда делать? Почему он не забрал с собой собственную дочь?! Ответов на эти предательские вопросы Викторис найти никак не могла, хотя усилия прилагала титанические, перевернув вверх дном личную библиотеку отца. Они ушли в определенный момент, когда оба в своей силе достигли значимой отметки… Вот и все, что девушка смогла понять из разрозненных записей. Ви чувствовала, что надежды на новую встречу с ними в Расселине у нее не осталось. С другой стороны, Викторис также знала, что они никогда полностью не оставят ее: родители вольны были перемещаться среди миров и нашли бы дочь даже за тридевять небес. Но вот вопрос: захотят ли они ее искать? Не надеется ли отец, что Ви сама научится скользитьмежду мирами? Но как, как это делать?! Как?!!
Когда-то давно, в Расселине она родилась. А может, не родилась, и может, не в Расселине — никак не разобрать. Будто при рождении вдохнула слишком глубоко и на мгновение забылась. Смешно звучит, не правда ли? Но только этими словами Ви и могла выразить свои ощущения при появлении на свет. Да, все рождаются, но души разумных существ появляются ведь и в иных мирах! Да и в мирах ли? Кто на самом деле знает, где они рождаются? "Они рождаются в момент поцелуя двоих искренне любящих друг друга мужчины и женщины. А о ком речь идет — не важно, души ведь у всех одинаковые. Будь то светлые или темные, или мрачные, или хаотические создания, тени или Творцы — не важно! Важна только связь между двоими — она поднимает их на высоту, с которой границы между силами не видны". Так любил повторять отец. Правда, при этом всегда допускал оговорку, что, быть может, речь идет не о рождении, а перерождении души. На вопрос о том, как вечная, по легенде, душа может переродиться, он задумчиво почесывал голову и пожимал плечами: мол, сам не знаю, в голову пришло — и все тут. И вообще, он просил особо не распространяться об этой истине — по всей видимости, знание не являлось общеизвестным. "Так, логические умопостроения нагловатого владыки демонов, только и всего".
Викторис раздраженно встряхнула гривой серебрящихся волос. Сейчас важен лишь предстоящий разговор и действия. Решительные, точные, однозначные. Решение Ви уже приняла, но теперь необходимо было понять, каким образом его воплотить в жизнь…
Расселина, Зал Совета легионов.
Лорд Астерот Тарведаш и Князь Люцифер Афранташ, звучные имена которых надолго остались в памяти демонов Расселины и воинов Светлейшего, были далеко не столь жуткими, какими стали рисовать их в последствии полуслепые последователи и непримиримые фанатики. Да и времена, когда на эти имена упадет позорная серая тень, еще даже не маячили на горизонте. Два демона, каждый по-своему мудрый и выдающийся, — не более того.
Люцифер, мечта демонессы, обладатель широких крыльев и роскошных золотых волос, остроумный и величественный. Всегда утопающий во внимании поклонниц, наслаждающийся собственной выразительностью и красотой: в нем постоянно присутствовало нечто пижонское, почти высокомерное — как раз в его растрепанных золотых волосах и округлом, но твердом подбородке, в ленивом взгляде из под бровей, даже в саркастической улыбке. Однако при этом Светоносный оставался в глубине души сильным и холодным демоном, расчетливым, стремительным, опасным.
Астерот, спокойный, из тех, о которых за глаза говорят "не холоден и не горяч, ах, если бы только был холоден, если бы только был он горяч!", словно высеченный из гранитной скалы. На деле всегда добродушный и открытый. Вот только открытость эту заметить никак не получалось — не для всех она предназначалась, большинство демонов видели лишь холодного и неприступного, презрительного владыку.
Между высшими демонами существовали странные отношения: с одной стороны, они ни оставались вечными соперниками, потому что сферы их влияния слишком часто пересекались, с другой, давно уже стали друг для друга едва ли не братьями — настолько сильной оказалась нежданно сложившаяся между ними дружба. Потому соперничество Астерота и Люцифера, как правило, вырождалось в спортивное состязание, происходящее всякий раз, когда «братья» не могли поделить между собой некую вещь. Вещь! Души, демонов и территории они никогда не делили: это казалось им обоим делом бесчестным и недостойным.
Но в тот день они встретились не за шахматной доской и даже не за пиршественным столом. Нет, демоны не поссорились и не простерли свои амбиции на неприкосновенные сферы, не планировали они и совместной атаки на боевое крыло светлых. Разговор на этот раз вышел до боли тягостный и печальный. Их дружбе-сотрудничеству-конкуренции, по всей видимости, приходил конец. Окончательный и бесповоротный — это понимали оба. И оба были огорчены таким исходом дела, но выбора не оставалось.
— Я ухожу.
Слова Тарведаша разлились по залу тягучим туманом. Он затопил помещение, вышел за его пределы и на секунду окутал всю огненную Расселину. Даже черное пламя в вечной Бездне грустно притухло, выражая соболезнования навек покидающему успевший стать родным мир лорду. И как только вечный бродяга умудрился привязаться к Расселине? Загадка — по иному и не скажешь…
— Почему именно сейчас?
— Ты сам знаешь. Для меня не существует момента, как нет и самого времени. Только внутреннее понимание сроков. Я чувствую — здесь дела мои завершены, кроме того, есть и иные причины, которыми я не хочу забивать тебе голову. Вот уж действительно, не время и не место!
Эта позиция всегда кардинально различала Астерота и Люцифера. Тарведаш не имел за душой якоря времени. Еще во времена начала своей жизни, затерянной в самых истертых, а скорее давно уж истлевших страницах истории, он нашел ключ к множеству разномастных истин, новых и чрезмерно полных даже для Расселины и Светлейшего вместе взятых. С таким знанием он не мог надолго оставаться в одном мире — слишком тесно становилось здесь. Да еще эта его привычка рассуждать о том, что — ко времени, а что — не вовремя. Честь по чести, Афранташа такая позиция друга нервировала, даже злила, но изменить характер побратима ему так и не удалось. Только сам Астерот мог менять себя, иных умельцев он посылал по самым неприглядным адресам, вплоть до Белых гор в Светлейшем. Демоны оскорблялись такой непочтительности к общепринятым нормам безнравственности, объявляли владыке гражданскую войну, вызывали на дуэль — но, в конечном счете, отправлялись по назначенным адресам, только уже ускоренные пинком "самого доброго владыки последних тысячелетий".
— Значит, ты уходишь во внешние миры?
— Нет. Меня пока интересуют миры Круга. Скажем так, я кое-что про них знаю и хочу узнать еще больше, чтобы понять некоторые непонятные вещи.
Астерот ехидно усмехнулся, прекрасно понимая, что Афранташ все равно не найдет в этом высказывании и капли смысла, тогда как в нем заключались все причинно-следственные связи, движущие владыкой.
Люцифер с удивлением и недоверием посмотрел на Тарведаша. Много чего он мог ожидать от побратима, но такого поворота событий не предусмотрел. При этом раскладе, Тар мог уйти только в три возможных мира, и любое из решений стало бы шоком для Люцифера. Так все-таки север, восток или запад?…
— Что, собрался обратно к людям? Расширять границы разума? Насколько я помню, об этом мире ты не особенно лестно отзывался…
— Мой разум, Люций, всегда со мной. Чтобы расширять его пределы, мне не требуется пребывать в каком-то конкретном мире, тем более, в Ликари-Орос. Еще то место для тренировок — право слово. Если уж речь идет об эстетических предпочтениях, я бы с большим удовольствием отправился в «западном» направлении — эльфы всегда задевали в моей душе самые чистые ее струны. Полюбоваться на этих прелестных созданий, многие из которых способны превзойти и самих себя, и демонов, и светлых, и многих иных разумных существ нашего мироздания. Пожить среди них сотню-другую лет, наслаждаясь неповторимыми песнями и стихами, чистой и открытой природой. Да… Однако, — Тар задумчиво накрутил на палец длинный локон черных волос. В последнее время у него появилась раздражающая Люцифера привычка накручивать волосы на палец. Бесила она демона по одной простой причине: через пару часов общения с другом уже сам Афранташ с гневом замечал, что, задумавшись, накручивает золотистые нити на указательный палец. Такие жесты казались Люциферу недопустимыми для взрослого, уважающего себя демона, хотя Тара, кажется, никакие безусловные нормы и правила не волновали, — Однако, у эльфов мне пока делать нечего. По крайней мере, нужных мне кусочков головоломки там появиться никак не могло. Не сейчас. На данный момент мой путь лежит вверх, условно говоря, "севернее".
— Ты — сумасшедший, — придав речи нейтральный тон, Светоносный, однако, эмоционально вспыхнул, как Сверхновая. Подумать только, его друг собрался уходить к светлым! Политические последствия, которые мог вызвать переход высшего демона в число светлых, казались чудовищными. Ему-то легко бродяжничать, а как быть советнику Афранташу, когда откроется правда? Хорошо, если в Расселине просто поднимется еще одна гражданская война, а ведь возмущение может вылиться и в безумный рейд к вратам Светлейшего! Далеко не все демоны оставались холодными и беспристрастными при упоминании светлых: как правило, столкновения случались если не в каждом первом, то в каждом втором случае, точно. И шаг Тарведаша иначе как страшное предательство, по крайней мере, половиной нижнего мира, расценен быть не мог.
— Ты окончательно утвердился в своем выборе? — Голос Люция прозвучал как-то сипло и невыразительно. Ну да, демон прекрасно понимал, что иного от побратима ожидать не следовало. Однако его решение тяготило сына Арна, прежнего правителя Расселины, пропавшего как раз около сотни тысяч лет назад.
— Да. Иного выбора я сделать не мог. А ты, Люцифер, сдается мне, думаешь о вещах совершенно незначительных. Когда же ты наконец сумеешь взглянуть на демонов со стороны?! Покипят-покипят, повоюют за восстановление безнравственности пару лет — и успокоятся. Сущие дети, если задуматься. Афф, пойми, я ведь открываю двери между мирами, распределяю знания между ними, а это требует понимания и близости всех сил, действующих в самых разных мирах. Их ведь, на самом деле, тысячи, если не миллионы! Я могу понять свет, могу понять мрак, но мне необходимо осознать их глубже, полнее. И это только две малых силы — а сколько их всего! Слишком ограниченно мыслишь, друг, слишком узко. Если бы я загнал себя в столь жесткие рамки, я просто потерял бы самого себя, увлекся какой-нибудь из сторон силы разума или души. Так поступать глупо — слишком ценно для всех миров то, что я знаю и о чем могу рассказать. Да и вообще, миры разграничены между собой, исходя из необходимости их разделения, но никак из-за целесообразности их полной изоляции!
— А еще, ты соскучился по Светлой, философ несчастный?! По Эллионе, Лазурит? Не правда ли? Уж не помню, какие там еще у нее есть имена, но готов поспорить на свои крылья, что дело в ней!
Люцифер нагло ухмыльнулся. На этот раз, он чувствовал, что угадал хотя бы часть подоплеки действий побратима. Вопрос, между тем, повис в воздухе. Астерот не спешил ответить на него. Вернее, смаковал сказанное и обдумывал формулировку, в которой выдать ответ любознательному другу. В конце концов, Тар решил не растекаться мыслью по скале и коротко, чуть насмешливо ответил:
— Да.
Еще с минуту демоны сосредоточенно изучали зрачки друг друга. Прозрачные, словно сине-зеленый хрусталь, глаза Астерота застыли в насмешке, а тяжелые серые очи Люцифера с любопытством изучали обратный взгляд побратима. Он словно пытался понять, что сумел-таки утаить Тарведаш на дне своего многомерного сознания. Казалось, такое невозможно, потому что, — ясное дело, — высшие общались не только с помощью слов. Однако, едва ощутив стороннее мысленное прощупывание, Астерот всегда ставил монолитные барьеры, пробить которые не смогло бы и пушечное ядро. Уж куда там тягаться с продуктом неуклонно стремящегося к вершинам разума одногранному мысленному жалу Люцифера. В конечном счете, князь понял бессмысленность попыток и сдался:
— Хорошо, я понял. Может, еще хоть пару слов мне скажешь? На память.
— Скажу. Но лучше — на будущее, а не на память. Моя дочь, Викторис, остается под твоей опекой. Только, прошу, не надо делать из нее гениального политика и манипулятора — я прекрасно знаю все твои стремления, хитросплетения и уловки. И не хочу, чтобы моя дочь превратилась в ограниченного какими-то нелепыми системно-стратегическими рамками демона. Кроме того, думаю, ты и без того никогда ей не навредишь. На то есть свои причины…
— Ты и меня считаешь ограниченным? И какие еще причины?! - С легким раздражением, всегда появляющимся при руководящем тоне побратима, спросил Люцифер. Не то, чтобы слова его задели, но слишком уж раздражал его этот всезнающий тон, который любил использовать Тарведаш в своих речитативах.
— В меньшей мере, чем прочие демоны и особенно светлые, но… да. Ты циклишься на повелевании и управлении меньшими силами, и это не дает тебе доступа к силам более сложным и интересным. Они бы приняли тебя и поделились своим наполнением, причем сделали бы это с радостью, но беда в том, что ты их попросту не видишь. Проще говоря, лезешь в бутылку и завинчиваешь за собой пробку. Потому, кстати, ты и не можешь заметить причины моего исхода — они почти все "за бутылочным стеклом", для тебя — искаженные, размытые. Погряз в мелочах, мой друг, слишком глубоко, чтобы мгновенно научиться замечать тонкие вещи. Видишь только одну-две грани там, где их — десятки, а то и сотни.
— Но эти самые силы и так выше меня. Как можно управлять тем, что превосходит тебя на порядок? Скорее уж, они мной управляют. И эти тонкие материи… Они слишком сложны и запутаны. Мне кажется, их вообще невозможно понять, — князь пребывал скорее в смятении, нежели в ярости, которую мастерски попытался изобразить. Столь мастерски, что Тар даже искренне похлопал в ладоши и улыбнулся ему.
— Незачем пытаться ими управлять: это попахивало бы манией величия, да и небезопасно. Могут сплющить в лепешку, разжать, раскатать в тоненький-тоненький листик и самолетиком запустить в черно-пламенную Бездну. Если бы ты научился просто принимать часть каждой из сил в дар… Ты бы понял, что все эти тонкости, на самом деле, просты до крайности. Настолько, что привыкший к стратегическим хитросплетениям разум считает их безмерно сложными либо вовсе не замечает.
— Все. Со временем — разберешься. Прощай, князь. Ты — интересный собеседник, но мне, к сожалению, пора уходить.
— Стой! Скажи, куда мне идти? Кайлит!
Королева змей не ответила на вопрос. Как всегда, сказала лишь то, что считала важным. Мягкое и гибкое тело легко проскользило по песку, столь быстро, что Леди волн погрузилась в пену волн раньше, чем новоявленный князь успел сдвинуться с места.
— Вода всегда умела хранить свои секреты в глубине, — Мирон мрачно улыбнулся нахлынувшей на берег волне и, закинув на плечо мешок с нехитрыми пожитками, двинулся на восток. Он знал, что где-то за его плечами, в небольшой бухте к западу от Маскара только что выбросило на берег женщину средних лет. Морской народ напитал ее тело силой, так что при пробуждении она должна была почувствовать себя свежей и бодрой, несмотря на перенесенное невольно путешествие среди волн и валов.
Юноша не знал, что ждет его на востоке, зато точно понимал, что оставляет позади себя. Маскар стал его прошлым, также как и рушащийся на глазах Иезекиль. Только вот теперь он уже не мог сказать с уверенностью, что Леди волн принесла в империю хаос: всего лишь уничтожила несколько высокомерных городов, считающих себя великими. Но, по сути, что значит разрушение "священных оплотов", если будущее мира живет в городах «вольных»? Которые, как она выразилась?… "Не столь ограничены". Да, именно так, не столь ограничены во взглядах и мыслях!
Над смыслом предсказаний Кайлит сын старшего судьи решил подумать в дороге, а пока его интересовало лишь расстояние до ближайшего поселения. Естественно, он не смог как следует запастись в Маскаре продуктами, опасаясь толпы безумных фанатиков, преследующих его, а нынешних запасов хватило бы только на пару дневных переходов. От силы — на три дня. Дальше его ждала неизвестность…
* * *
1 472 180 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".Расселина, Зал Совета легионов.
— Саддон к'хара, Афранташ!
— К'хара, Викторис Тарведаш.
Викторис, единственная дочь верховного демона Астерота Тарведаша, прошла в зал, принадлежащий советнику Люциферу Афранташу, с истинно царственным спокойствием и благородством. Вообще, Викторис мало чем напоминала демона: разве что парой черно-алых кожистых крыльев за спиной. Впрочем, и те были закрыты волнистыми темно-русыми волосами, ниспадающими с плеч демонессы до самого пояса. Эти волосы имели тот самый, очаровательный, темный с серебристым отблеском цвет, заставляющий забыть о красоте пламени и наблюдать лишь за сверкающим водопадом отраженного в серебре Истинного Огня.
Лорд Тарведаш не отличался статью или, тем более, красотой, но мамой демонессы была светлая воительница, потому Ви могла поразить красотой не только слуг и воинов легиона, но и стражей Светлейшего мира. Странно, но светлые признавали в Викторис равную себе, хотя опасались ее в тысячу раз больше, чем самого лорда Тарведаша. Не зря девушка, если это слово применительно к демонам, носила имя Викторис, на древнем языке миров Светлого кругаозначающее "Побеждающая".
Девушка с многообещающей улыбкой, передвигающаяся плавным шагом тигрицы, в любой момент готовой совершить рывок и схватить добычу. С широко расправленными острыми плечами и ловкими руками… Нет, никто из демонов не мог поверить, что эти аристократично тонкие ладони с длинными, на вид хрупкими, пальцами могут такорудовать мечом! Само изящество: легкий клинок порхал перед лицом противника, жаля и кусая его ежесекундно, полет меча просто невозможно заметить до самого момента удара. Ловкость! В Викторис непостижимым образом слились упругая сила воды, свойственная светлым, и завораживающая гибкость пламени, отличающая демонов. Особым «украшением» демонессы стали широкие овальные глаза, слегка прикрытые верхними веками, что нисколько не умаляло пронзительности и проницательности взгляда. Демоны боялись этих очаровательных серо-голубых глаз, потому что немало наслышаны были о хитрости и изобретательности дочери верховного лорда. Картину дополнял острый вздернутый нос, упрямый треугольный подбородок и ядовитая улыбка полных розовых губ. Красива?… Нет, Викторис блистала даже не красотой, в привычном смысле этого слова, — в первую очередь, ее отличали сила, воля, характер, стремительность и напор, взрывоопасная смесь, подкрепленная к тому же острым умом и природной хитростью.
В виду своего двойственного наследия, она редко испытывала волны слепой ненависти, ярости или гнева, частенько захлестывающие обитателей Расселины, но в то же время добродушием и миролюбивостью блистала Ви отнюдь не всегда. Однако девушка унаследовала от обоих родителей своеобразное благородство каждого, соединив их в своей душе необычайным образом: о чести демонессы уже слагали легенды и в Светлейшем, и среди легионов Расселины. Слово, однажды данное Викторис, являлось самым крепким договором, по меркам Расселины, превосходя по надежности даже клятву на крови! Она просто физически не могла его нарушить, возможно, потому что и не желала нарушать. В этом она удивительно походила на отца: возможности Астерота ограничивали исключительно его желания — других препятствий для владыки демонов не существовало. Вот и Викторис выполняла обет или клятву, даже если это стоило ей обожженных крыльев или очередного обвинения в предательстве. А обвинений таких скопилось немало, потому что раздражение среди советников она вызывала уже одним только происхождением. В отличие от лорда Тарведаша, его «последователи» не могли принять даже малую толику света, считая подобный поступок даже не преступлением — безумием, сумасшествием. Помнится, едва заслышав шепоток о своем безумии, Астерот с плутоватой улыбкой просто пожимал плечами и бросал куда-то через плечо фразу об "ограниченности несчастного, обделенного мозгами создания". Как правило, "несчастное создание" при этом хваталось за меч, размышляло секунды три, а потом набрасывалось на ближайшего демона в стороне, противоположной местонахождению владыки… Все же, несмотря на все насмешки и шепотки, демоны хорошо помнили волнистый клинок Тарведаша, который можно было заметить лишь однажды — в момент удара. Первого и последнего.
И все же советник Афранташ выгодно отличался от остальных демонов, входящих в совет при владыке легионов. Он никогда не отрицал возможности смешения мрака со светом, более того, Афф с искренней заботой относился и к Викторис, и к остальным полукровкам, коих жило здесь, правда, очень мало. В принципе, всех их можно пересчитать по пальцам одной руки: сама Викторис, а также Альфадар и Тассан — сыновья Вильфарадеи, демонессы, связавшей себя однажды со светлым воителем. Воителя, правда, через пару десятилетий превратили в горсть пепла, но он был счастлив уже оттого, что его детям ничего не грозило. Так звучал договор, единственный, заключенный между Светлейшим и Расселиной с момента их создания: дети от смешанных браков неприкосновенны.
Сделано это было, впрочем, из чисто меркантильных интересов обеих сторон: законы наследственности никто не отменял и для демонов, и для светлых воителей, несмотря на то, что жили они куда дольше, нежели обитатели человеческих миров. Обычные люди назвали бы их бессмертными, хотя такое определение не исчерпывало сути дела. Просто смерть оставалась своеобразным понятием для тех, кто никогда не жил в человеческом смысле этого слова. Но высшие — и демоны, и светлые — могли исходить из этого мира в иныепросторы после гибели, и если это можно назвать смертью, то иногда они умирали.
— Советник Афранташ, я пришла к вам с просьбой о помощи.
— Я к вашим услугам, дочь владыки.
Люцифер отличался редкостной для демона дипломатичностью. Невысокий, но не в силу низкого роста, а из-за странной сгорбленности, демон, славившийся в легионе, несмотря на свою нескладность, молниеносной реакцией и особыми навыками в деле убийства, Афранташ выглядел, словно ожившая горгулья. Хотя часто Викторис ловила себя на мысли, что нынешний облик Афранташа — лишь плод некоего преображения в недалеком прошлом. Слишком многое в его поведении и привычках говорило о том, что некогда советник был именно статным красавцем, да и эти непривычно светлые, золотистого цвета волосы…
Его крылья значительно превосходили в размахе крылья прочих воинов легионов, кроме, разве что, самой Викторис, унаследовавшей размах от мамы. Сразу ясно, что предназначены они для маневренного полета, изобилующего фигурами высшего пилотажа и обманными приемами. Впрочем, эти же крылья, после первого взгляда на Викторис, вызывали у демонов ассоциацию со светлыми. Вот и самому Афранташу приписывали родство с ними, чего он, впрочем, никогда не стремился оспаривать. Одна лишь Викторис, ну и, конечно, ее отец, знали, что родителями советника были чистокровные демоны. Хотя, где-нибудь в десятом колене… В конце концов, все бывает, все случается… А законы наследия не обмануть. Да и путь душ не проследить, а в этом-то самом пути и заключается суть принадлежности к той или иной силе.
— Афранташ, ты, конечно, знаешь историю лорда Тарведаша, прозванного некогда Звездным, вернее, Астеротом, — моего отца и последнего из владык демонов?…
— Угу, и советника Афранташа, некогда названного Светоносным, вернее, Люцифером, за размах крыльев и чрезмерно мягкий нрав… Ви, с чего вдруг так официально? — На этот раз глаза советника как никогда светились теплотой и насмешливостью. Возможно, он уже знал, зачем пришла красавица. А может, просто пребывал в благодушном настроении и не желал чем-либо его омрачать, пусть даже отсутствием улыбки на лице. Да… Несмотря на внешне «опаленный» облик, лицо Афранташа оставалось каким-то слишком уж не демоническим: этакий мудрый «старикан» с пронзительными серыми глазами, в которых время от времени пробегали небесно-голубые искорки. Викторис искренне любила «старика», в основном, потому что тот по-своему любил и ее отца, и ее саму.
Мысли демонессы вдруг снова перескочили на родителей. Тарведаш, пока он еще пребывал в Расселине, нечасто видел свою любимую, хотя, по меркам местных миров, десяток лет не являлся огромным сроком. Кроме того, Астерот знал, что и здесь он не навек — его (да и той самой Светлой, мамы Викторис, — Эллионы) судьбой оставалось стремление ввысь, пробивание все новых и новых небес, путешествие между мирами. Вечный поиск, вечная дорога, в конце которой лежало нечто совершенно неясное юной демонессе. Да и как вечная дорога может иметь окончание? Слишком это сложно, слишком непонятно, чтобы с ходу взять и разобраться. А ведь так хотелось понять!
Однажды он покинул Расселину, не оставив даже следа. Наверняка, вместе с мамой, которую Викторис не видела ни разу в жизни — как это несправедливо, нечестно! Но так было суждено… Глупая фраза! "Суждено-не суждено — чушь какая! Разве кто-то имеет право решать за меня?!" — эта мысль частенько непрошенной гостей приходила в голову юной демонессе.
Они ушли… А что делать ей?! Если ей нет места ни среди демонов, ни среди светлых, — что тогда делать? Почему он не забрал с собой собственную дочь?! Ответов на эти предательские вопросы Викторис найти никак не могла, хотя усилия прилагала титанические, перевернув вверх дном личную библиотеку отца. Они ушли в определенный момент, когда оба в своей силе достигли значимой отметки… Вот и все, что девушка смогла понять из разрозненных записей. Ви чувствовала, что надежды на новую встречу с ними в Расселине у нее не осталось. С другой стороны, Викторис также знала, что они никогда полностью не оставят ее: родители вольны были перемещаться среди миров и нашли бы дочь даже за тридевять небес. Но вот вопрос: захотят ли они ее искать? Не надеется ли отец, что Ви сама научится скользитьмежду мирами? Но как, как это делать?! Как?!!
Когда-то давно, в Расселине она родилась. А может, не родилась, и может, не в Расселине — никак не разобрать. Будто при рождении вдохнула слишком глубоко и на мгновение забылась. Смешно звучит, не правда ли? Но только этими словами Ви и могла выразить свои ощущения при появлении на свет. Да, все рождаются, но души разумных существ появляются ведь и в иных мирах! Да и в мирах ли? Кто на самом деле знает, где они рождаются? "Они рождаются в момент поцелуя двоих искренне любящих друг друга мужчины и женщины. А о ком речь идет — не важно, души ведь у всех одинаковые. Будь то светлые или темные, или мрачные, или хаотические создания, тени или Творцы — не важно! Важна только связь между двоими — она поднимает их на высоту, с которой границы между силами не видны". Так любил повторять отец. Правда, при этом всегда допускал оговорку, что, быть может, речь идет не о рождении, а перерождении души. На вопрос о том, как вечная, по легенде, душа может переродиться, он задумчиво почесывал голову и пожимал плечами: мол, сам не знаю, в голову пришло — и все тут. И вообще, он просил особо не распространяться об этой истине — по всей видимости, знание не являлось общеизвестным. "Так, логические умопостроения нагловатого владыки демонов, только и всего".
Викторис раздраженно встряхнула гривой серебрящихся волос. Сейчас важен лишь предстоящий разговор и действия. Решительные, точные, однозначные. Решение Ви уже приняла, но теперь необходимо было понять, каким образом его воплотить в жизнь…
* * *
1 469 217 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".Расселина, Зал Совета легионов.
Лорд Астерот Тарведаш и Князь Люцифер Афранташ, звучные имена которых надолго остались в памяти демонов Расселины и воинов Светлейшего, были далеко не столь жуткими, какими стали рисовать их в последствии полуслепые последователи и непримиримые фанатики. Да и времена, когда на эти имена упадет позорная серая тень, еще даже не маячили на горизонте. Два демона, каждый по-своему мудрый и выдающийся, — не более того.
Люцифер, мечта демонессы, обладатель широких крыльев и роскошных золотых волос, остроумный и величественный. Всегда утопающий во внимании поклонниц, наслаждающийся собственной выразительностью и красотой: в нем постоянно присутствовало нечто пижонское, почти высокомерное — как раз в его растрепанных золотых волосах и округлом, но твердом подбородке, в ленивом взгляде из под бровей, даже в саркастической улыбке. Однако при этом Светоносный оставался в глубине души сильным и холодным демоном, расчетливым, стремительным, опасным.
Астерот, спокойный, из тех, о которых за глаза говорят "не холоден и не горяч, ах, если бы только был холоден, если бы только был он горяч!", словно высеченный из гранитной скалы. На деле всегда добродушный и открытый. Вот только открытость эту заметить никак не получалось — не для всех она предназначалась, большинство демонов видели лишь холодного и неприступного, презрительного владыку.
Между высшими демонами существовали странные отношения: с одной стороны, они ни оставались вечными соперниками, потому что сферы их влияния слишком часто пересекались, с другой, давно уже стали друг для друга едва ли не братьями — настолько сильной оказалась нежданно сложившаяся между ними дружба. Потому соперничество Астерота и Люцифера, как правило, вырождалось в спортивное состязание, происходящее всякий раз, когда «братья» не могли поделить между собой некую вещь. Вещь! Души, демонов и территории они никогда не делили: это казалось им обоим делом бесчестным и недостойным.
Но в тот день они встретились не за шахматной доской и даже не за пиршественным столом. Нет, демоны не поссорились и не простерли свои амбиции на неприкосновенные сферы, не планировали они и совместной атаки на боевое крыло светлых. Разговор на этот раз вышел до боли тягостный и печальный. Их дружбе-сотрудничеству-конкуренции, по всей видимости, приходил конец. Окончательный и бесповоротный — это понимали оба. И оба были огорчены таким исходом дела, но выбора не оставалось.
— Я ухожу.
Слова Тарведаша разлились по залу тягучим туманом. Он затопил помещение, вышел за его пределы и на секунду окутал всю огненную Расселину. Даже черное пламя в вечной Бездне грустно притухло, выражая соболезнования навек покидающему успевший стать родным мир лорду. И как только вечный бродяга умудрился привязаться к Расселине? Загадка — по иному и не скажешь…
— Почему именно сейчас?
— Ты сам знаешь. Для меня не существует момента, как нет и самого времени. Только внутреннее понимание сроков. Я чувствую — здесь дела мои завершены, кроме того, есть и иные причины, которыми я не хочу забивать тебе голову. Вот уж действительно, не время и не место!
Эта позиция всегда кардинально различала Астерота и Люцифера. Тарведаш не имел за душой якоря времени. Еще во времена начала своей жизни, затерянной в самых истертых, а скорее давно уж истлевших страницах истории, он нашел ключ к множеству разномастных истин, новых и чрезмерно полных даже для Расселины и Светлейшего вместе взятых. С таким знанием он не мог надолго оставаться в одном мире — слишком тесно становилось здесь. Да еще эта его привычка рассуждать о том, что — ко времени, а что — не вовремя. Честь по чести, Афранташа такая позиция друга нервировала, даже злила, но изменить характер побратима ему так и не удалось. Только сам Астерот мог менять себя, иных умельцев он посылал по самым неприглядным адресам, вплоть до Белых гор в Светлейшем. Демоны оскорблялись такой непочтительности к общепринятым нормам безнравственности, объявляли владыке гражданскую войну, вызывали на дуэль — но, в конечном счете, отправлялись по назначенным адресам, только уже ускоренные пинком "самого доброго владыки последних тысячелетий".
— Значит, ты уходишь во внешние миры?
— Нет. Меня пока интересуют миры Круга. Скажем так, я кое-что про них знаю и хочу узнать еще больше, чтобы понять некоторые непонятные вещи.
Астерот ехидно усмехнулся, прекрасно понимая, что Афранташ все равно не найдет в этом высказывании и капли смысла, тогда как в нем заключались все причинно-следственные связи, движущие владыкой.
Люцифер с удивлением и недоверием посмотрел на Тарведаша. Много чего он мог ожидать от побратима, но такого поворота событий не предусмотрел. При этом раскладе, Тар мог уйти только в три возможных мира, и любое из решений стало бы шоком для Люцифера. Так все-таки север, восток или запад?…
— Что, собрался обратно к людям? Расширять границы разума? Насколько я помню, об этом мире ты не особенно лестно отзывался…
— Мой разум, Люций, всегда со мной. Чтобы расширять его пределы, мне не требуется пребывать в каком-то конкретном мире, тем более, в Ликари-Орос. Еще то место для тренировок — право слово. Если уж речь идет об эстетических предпочтениях, я бы с большим удовольствием отправился в «западном» направлении — эльфы всегда задевали в моей душе самые чистые ее струны. Полюбоваться на этих прелестных созданий, многие из которых способны превзойти и самих себя, и демонов, и светлых, и многих иных разумных существ нашего мироздания. Пожить среди них сотню-другую лет, наслаждаясь неповторимыми песнями и стихами, чистой и открытой природой. Да… Однако, — Тар задумчиво накрутил на палец длинный локон черных волос. В последнее время у него появилась раздражающая Люцифера привычка накручивать волосы на палец. Бесила она демона по одной простой причине: через пару часов общения с другом уже сам Афранташ с гневом замечал, что, задумавшись, накручивает золотистые нити на указательный палец. Такие жесты казались Люциферу недопустимыми для взрослого, уважающего себя демона, хотя Тара, кажется, никакие безусловные нормы и правила не волновали, — Однако, у эльфов мне пока делать нечего. По крайней мере, нужных мне кусочков головоломки там появиться никак не могло. Не сейчас. На данный момент мой путь лежит вверх, условно говоря, "севернее".
— Ты — сумасшедший, — придав речи нейтральный тон, Светоносный, однако, эмоционально вспыхнул, как Сверхновая. Подумать только, его друг собрался уходить к светлым! Политические последствия, которые мог вызвать переход высшего демона в число светлых, казались чудовищными. Ему-то легко бродяжничать, а как быть советнику Афранташу, когда откроется правда? Хорошо, если в Расселине просто поднимется еще одна гражданская война, а ведь возмущение может вылиться и в безумный рейд к вратам Светлейшего! Далеко не все демоны оставались холодными и беспристрастными при упоминании светлых: как правило, столкновения случались если не в каждом первом, то в каждом втором случае, точно. И шаг Тарведаша иначе как страшное предательство, по крайней мере, половиной нижнего мира, расценен быть не мог.
— Ты окончательно утвердился в своем выборе? — Голос Люция прозвучал как-то сипло и невыразительно. Ну да, демон прекрасно понимал, что иного от побратима ожидать не следовало. Однако его решение тяготило сына Арна, прежнего правителя Расселины, пропавшего как раз около сотни тысяч лет назад.
— Да. Иного выбора я сделать не мог. А ты, Люцифер, сдается мне, думаешь о вещах совершенно незначительных. Когда же ты наконец сумеешь взглянуть на демонов со стороны?! Покипят-покипят, повоюют за восстановление безнравственности пару лет — и успокоятся. Сущие дети, если задуматься. Афф, пойми, я ведь открываю двери между мирами, распределяю знания между ними, а это требует понимания и близости всех сил, действующих в самых разных мирах. Их ведь, на самом деле, тысячи, если не миллионы! Я могу понять свет, могу понять мрак, но мне необходимо осознать их глубже, полнее. И это только две малых силы — а сколько их всего! Слишком ограниченно мыслишь, друг, слишком узко. Если бы я загнал себя в столь жесткие рамки, я просто потерял бы самого себя, увлекся какой-нибудь из сторон силы разума или души. Так поступать глупо — слишком ценно для всех миров то, что я знаю и о чем могу рассказать. Да и вообще, миры разграничены между собой, исходя из необходимости их разделения, но никак из-за целесообразности их полной изоляции!
— А еще, ты соскучился по Светлой, философ несчастный?! По Эллионе, Лазурит? Не правда ли? Уж не помню, какие там еще у нее есть имена, но готов поспорить на свои крылья, что дело в ней!
Люцифер нагло ухмыльнулся. На этот раз, он чувствовал, что угадал хотя бы часть подоплеки действий побратима. Вопрос, между тем, повис в воздухе. Астерот не спешил ответить на него. Вернее, смаковал сказанное и обдумывал формулировку, в которой выдать ответ любознательному другу. В конце концов, Тар решил не растекаться мыслью по скале и коротко, чуть насмешливо ответил:
— Да.
Еще с минуту демоны сосредоточенно изучали зрачки друг друга. Прозрачные, словно сине-зеленый хрусталь, глаза Астерота застыли в насмешке, а тяжелые серые очи Люцифера с любопытством изучали обратный взгляд побратима. Он словно пытался понять, что сумел-таки утаить Тарведаш на дне своего многомерного сознания. Казалось, такое невозможно, потому что, — ясное дело, — высшие общались не только с помощью слов. Однако, едва ощутив стороннее мысленное прощупывание, Астерот всегда ставил монолитные барьеры, пробить которые не смогло бы и пушечное ядро. Уж куда там тягаться с продуктом неуклонно стремящегося к вершинам разума одногранному мысленному жалу Люцифера. В конечном счете, князь понял бессмысленность попыток и сдался:
— Хорошо, я понял. Может, еще хоть пару слов мне скажешь? На память.
— Скажу. Но лучше — на будущее, а не на память. Моя дочь, Викторис, остается под твоей опекой. Только, прошу, не надо делать из нее гениального политика и манипулятора — я прекрасно знаю все твои стремления, хитросплетения и уловки. И не хочу, чтобы моя дочь превратилась в ограниченного какими-то нелепыми системно-стратегическими рамками демона. Кроме того, думаю, ты и без того никогда ей не навредишь. На то есть свои причины…
— Ты и меня считаешь ограниченным? И какие еще причины?! - С легким раздражением, всегда появляющимся при руководящем тоне побратима, спросил Люцифер. Не то, чтобы слова его задели, но слишком уж раздражал его этот всезнающий тон, который любил использовать Тарведаш в своих речитативах.
— В меньшей мере, чем прочие демоны и особенно светлые, но… да. Ты циклишься на повелевании и управлении меньшими силами, и это не дает тебе доступа к силам более сложным и интересным. Они бы приняли тебя и поделились своим наполнением, причем сделали бы это с радостью, но беда в том, что ты их попросту не видишь. Проще говоря, лезешь в бутылку и завинчиваешь за собой пробку. Потому, кстати, ты и не можешь заметить причины моего исхода — они почти все "за бутылочным стеклом", для тебя — искаженные, размытые. Погряз в мелочах, мой друг, слишком глубоко, чтобы мгновенно научиться замечать тонкие вещи. Видишь только одну-две грани там, где их — десятки, а то и сотни.
— Но эти самые силы и так выше меня. Как можно управлять тем, что превосходит тебя на порядок? Скорее уж, они мной управляют. И эти тонкие материи… Они слишком сложны и запутаны. Мне кажется, их вообще невозможно понять, — князь пребывал скорее в смятении, нежели в ярости, которую мастерски попытался изобразить. Столь мастерски, что Тар даже искренне похлопал в ладоши и улыбнулся ему.
— Незачем пытаться ими управлять: это попахивало бы манией величия, да и небезопасно. Могут сплющить в лепешку, разжать, раскатать в тоненький-тоненький листик и самолетиком запустить в черно-пламенную Бездну. Если бы ты научился просто принимать часть каждой из сил в дар… Ты бы понял, что все эти тонкости, на самом деле, просты до крайности. Настолько, что привыкший к стратегическим хитросплетениям разум считает их безмерно сложными либо вовсе не замечает.