Страница:
Эти художники, поэты, музыканты обогащают человеческий ум тем, что не уничтожают тайну существования.
Вначале и наука двигалась по тем же направлениям, что и так называемые религии. В восемнадцатом веке наука занималась теми же глупостями, может быть, потому, что был только один прецедент - религии. Она пыталась устранить тайну существования, но вскоре поняла, что чем глубже входишь в существование, тем дальше проникаешь в тайну.
Вскоре наука поняла великое высказывание Сократа: «Человек, который знает меньше, думает, что он знает больше; а человек, который знает больше, знает, что он знает меньше. Человек, который просто идиот, думает, что он знает все, а человек, который по-настоящему мудр, знает только одно: что он совсем ничего не знает».
По мере того, как ваш разум становится все более и более зрелым и вы входите в существование с различных направлений и начинаете чувствовать, жить и любить его, оно становится все более поэзией, живописью, музыкой, танцем, любовью, - но не теологией. Оно мало-помалу становится настолько более таинственным, что вы никогда раньше и не представляли себе, на каком богатстве тайны вы сидите. Религии же дают вам ответы, готовые для употребления.
Существование есть, и естественно возникает вопрос: «Кто создал его?» Оставайтесь с этим вопросом. Не принимайте ничьего ответа... ведь вокруг так много коробейников - христиане, мусульмане, индусы, буддисты, джайны, иудеи - коробейники всех видов ищут себе клиентов, пытаются продать вам что-то такое, что есть просто яд и ничто иное.
Они скажут: «Бог создал это» или «Аллах создал это». Да, они дали ответ, но знаете ли вы, какой вред они причинили при этом? Если вы принимаете их ответ, ваш вопрос умирает - теперь вы никогда не будете в поиске. Если вы искали, я могу сказать со всем моим авторитетом... а мой авторитет не основывается на Ведах, или Библии, или Коране, он основывается лишь на моем переживании, на моем поиске.
Я говорю со всем моим авторитетом, что если вы продолжаете спрашивать, не принимая ничьи ответы, включая и мои, то мало-помалу вы найдете, что ответ не обнаруживается, но вопрос исчезает.
И это то самое мгновение, когда ощущается тайна.
Видите ли вы разницу? Так называемые религии подавляют ваш вопрос; они сверху накладывают свой ответ, чтобы полностью закрыть его, - они дают ответ так, как если бы Сам Бог дал его. Индусы говорят, что Веды написаны Богом... Чистый бред! Ведь в Ведах так много вещей, оказавшихся абсолютным абсурдом. Если весь этот абсурд написан Богом, то Его надо сбросить с трона.
Они сделают свой ответ важным, значительным, непогрешимым, как бы исходящим от Самого Бога, или от сына Божьего, или от Его посланника.
Все эти стратегии используются для того, чтобы внедрить их ответ в ваше бытие и обусловить вас так глубоко, чтобы ваш ответ исчез в вашем подсознании.
Функция истинной религии - выбросить все эти ответы, выбросить все эти авторитеты и вынести на поверхность ваши подлинные вопросы, ваши сомнения, ваш поиск, помочь вам отправиться в поиск в неизвестное, в непредначертанное. Это опасное путешествие.
Религии дали вам комфортабельную жизнь, удобные пути для жизни. Но нет иного пути жить, если только не решить жить в опасности, если не быть готовым идти во тьме, искать и находить себя.
И я говорю вам, вы не найдете ответа.
Никто еще не нашел ответа.
Все ответы ложны.
Да, вы найдете реальность, но реальность — это не ответ на ваш вопрос. Реальность будет смертью для вашего вопроса.
А когда ваш вопрос исчезает и нет ответа, то это пространство есть тайна.
Истинная религия - это таинственность.
Вначале наука пыталась следовать по хорошо протоптанным путям старых религий. Но наука не могла идти долго этими путями, потому что наука вынуждена соприкасаться с реальностью, а религия, так называемая религия, есть вымысел. Поэтому религия может продолжать жить в своих вымыслах, но наука вынуждена рано или поздно столкнуться с реальностью. И одного столетия не смогла она продержаться с идеей: «Скоро мы устраним тайну всей вселенной, скоро мы придем к тому, что будем знать все».
Теперь же спросите Альберта Эйнштейна и лорда Резерфорда, спросите тех людей, которые проникли в глубочайшую тайну материи, - и их высказывания будут выглядеть как высказывания мистиков. Теперь они стали очень смиренными; старый эгоизм восемнадцатого столетия, ученый девятнадцатого столетия исчезли из мира. Теперь ученый - самый смиренный человек в мире, потому что знает, что знать невозможно.
Мы можем сделать так, чтобы жить лучше, мы можем сделать так, чтобы жить дольше, мы можем сделать так, чтобы жить комфортнее, - но мы не можем знать, что есть жизнь. Этот вопрос останется вопросом до самого конца.
Все мои усилия здесь направлены на то, чтобы помочь вам снова стать невежественными.
Религии сделали вас знающими, осведомленными, и в этом их вред, который они причинили вам. Они легко и просто протянули вам христианский катехизис, который можно выучить наизусть за час и потом повторять как попугай. Но так вы не познаете истину, реальность, то, что окружает вас и внутри и вовне. Тот катехизис не даст вам этого.
Но отбросить знание - одна из величайших проблем, поскольку знание дает питательную среду для эго.
Эго хочет обладать всем знанием, которое находится в пределах его власти. И когда я говорю вам, что вы должны отбросить свое стремление к знанию и снова стать детьми, я имею в виду, что вы должны начать с той точки, на которой раввин и священник отвлекли вас. Вам нужно вернуться обратно к этой точке.
Вы снова должны стать невинными, невежественными, не знающими ничего, чтобы снова могли начать возникать вопросы. Снова поиск становится живым, а когда поиск становится живым, вы уже не можете жить как растение.
Тогда жизнь становится разведкой, приключением.
Тогда все приобретает аромат таинственности.
Тогда вы не сможете пройти мимо, когда цветок розы зовет вас. Что такое его благоухание, как не призыв? Это его язык: «Пожалуйста, хотя бы на мгновение побудь со мною. Здесь так холодно, так одиноко». Вы не сможете пройти мимо, ни один ребенок не сможет пройти мимо.
Но раввин, брамин, маулви, ученый муж так нагружены книгами, их ум так загроможден всяким хламом, — все эти люди собирают антиквариат, мертвые скелеты, - что розу они и не услышат. И почему-то они знают все. Знают даже, кто создал Бога, знают, кто создал мир, знают, кто создал душу. Причем здесь эта несчастная роза?
Но спросите поэта, и поэт скажет: «Роза есть роза, которая есть роза». Разве это ответ? Разве это вопрос? Это и не вопрос, и не ответ. Это просто описание, рефлексия, отражение; он просто говорит о том, что видит. Он не цитирует священных писаний. Но есть люди, которые продолжают...
Когда я был в Калькутте около десяти лет назад, ко мне пришел человек - знаменитый ученый, профессор философии доктор Бхаттачарья, хорошо известное имя в философских кругах мира. Он спросил меня: «Можете ли вы сказать что-нибудь, - а этот вопрос очень сильно беспокоит меня: есть ли такая вещь, как святой язык, отличный от обыкновенного языка?»
Я сказал: «Странный вопрос - у меня он никогда не возникал. Язык есть язык; какое отношение язык может иметь к святому или не святому? Но я понимаю ваш вопрос, потому что индусы говорят, что санскрит - святой язык, божественный язык». Брамины, священники поэтому держат на него монополию.
Большинство в индийском обществе отлучено от знания санскрита. Изучать санскрит не позволяется ни одной женщине. Для женщин созданы другие священные писания, которые представляют собой лишь истории, религиозные истории, не имеющие никакого значения. Их не стали изводить настоящими священными писаниями, но что-то все-таки должно быть дано и женщинам.
Эти настоящие священные писания не хотят публиковать, не хотят печатать, потому что, когда они будут напечатаны, очень трудно будет удержать на них монополию. Поэтому прошли столетия с тех пор, как стала доступна печать, а Веды еще не были опубликованы. Они были опубликованы с большим трудом. Потом начали говорить, что их не следует переводить на другие языки, потому что тогда уйдет вся их святость. Поэтому столетия ушли на борьбу за их перевод, но брамины все еще верят, что в переводах теряется качество святости. Как могут быть Веды написаны по-английски, или по-немецки, или по-французски? Эти языки для индусов не являются божественными.
Но то же самое относится и ко всем остальным дуракам — они не отличаются по своей дурости. Для евреев языком Бога является древнееврейский. Когда Он говорит с Моисеем, Он говорит на древнееврейском. Одним из грехов Иисуса было то, что он использовал арамейский язык, а не древнееврейский. Арамейский был языком людей низшего класса, так что этот человек - сын плотника, а не единственный рожденный сын Божий; иначе он знал бы древнееврейский. Даже с Богом он говорил на арамейском, и это нарушение святости - разговаривать на языке обыкновенных людей.
Поэтому я сказал доктору Бхаттачарье: «Я понимаю ваш вопрос; это глупость, но это и ученость».
Он сказал: «Глупость и ученость одновременно?»
Я сказал: «Здесь нет противоречия. Это те же самые люди. Некоторые люди называют их глупыми, некоторые называют их учеными, ведь если не глупец, то кто пойдет в ученые? Для чего? »
«Когда доступно существование, когда повсюду вибрирует жизнь, вы размышляете над книгой!»
Мне вспоминается... но об этом немного позже. Сначала позвольте закончить с профессором Бхаттачарьей. Я сказал ему: «Да, вы можете провести различие между святым языком и не святым языком». Вас не должно вводить в заблуждение имя профессора Бхаттачарьи. Бхаттачарья - это фамилия браминов высокого класса в Бенгалии, но его отец был нищим, поэтому он принял христианство. И с помощью христианства этот человек получил воспитание в монастырских школах, был послан в лучшие колледжи, послан на Запад. Он был христианином, поэтому я сказал ему: «Просто похоже вот на что: обыкновенные люди говорят: "Вы сукин сын"».
Он сказал: «Это вы меня так называете?»
Я сказал: «Нет, я вас так не называю, я просто привожу вам пример. Люди говорят: "Вы сукин сын". Это может быть переведено на святой язык: "Вы сын Святого Духа", — вот и вся разница. Но я думаю, что первое хотя бы по-человечески, истинно, возможно. Второе не по-человечески, неистинно, невозможно».
Теперь позвольте мне рассказать вам, о чем мне вспомнилось... Одним из величайших поэтов в Индии был Рабиндранат Тагор. Он единственный индийский поэт, которому была присуждена Нобелевская премия. Причина заключается не в том, что нет других поэтов; на самом деле есть много таких, которые являются гораздо более великими, чем Рабиндранат Тагор, но они писали на своих собственных языках.
В Индии имеются тридцать основных языков настолько красивых, что с переводом с них на английский язык справиться невозможно. Рабиндранат получил Нобелевскую премию по той простой причине, что он писал по-английски. В самом начале он писал на бенгали, а потом начал писать на английском - вот и вся причина.
А так, в Индии прямо сейчас можно найти сотню поэтов, которые заслуживают Нобелевской премии, но их имен никто и не слышал, а причина этого заключается в том, что Нобелевская премия недоступна тем языкам, на которых они пишут.
Рабиндранат же был сыном очень богатого человека, воспитывался в Англии, получил образование в Англии - для него это было просто. Хотя сам он никогда не чувствовал, что написанное им на бенгали может быть по-настоящему выражено на английском, он все же получил Нобелевскую премию за одну из своих книг Гитанджали: подношение песен. Когда он писал Гитанджали, он жил на реке в маленьком плавучем домике, плавал по реке в одиночестве и останавливал лодку там, где ему нравилось. То были дни, когда он сочинял свои стихи.
Однажды в полнолуние он писал о полной луне, о красоте полной луны... сидя в маленькой комнатке своего плавучего домика, не осознавая, что полная луна как раз светила снаружи. Он находился в одном из самых прекрасных мест реки - на мили вокруг не было ничего, кроме безмолвия. Лишь изредка речной поток нарушал тишину, но после его всплеска безмолвие становилось еще глубже.
Он ничего этого не осознавал; при свете свечи он писал о полной луне, о ее красоте. Посреди ночи, почувствовав усталость, он задул свечу, и когда он задул свечу, — он пишет об этом в своем дневнике, — «случилось чудо. Я был потрясен, потому что, когда свечи не стало, из каждого уголка, из каждого закоулка...» Хижина его плавучего домика была построена из бамбука, как это делается в Бенгалии. Поэтому из каждой щели между бамбуками начала изливаться внутрь луна.
На мгновение он онемел. Никогда он не видел так много безмолвия. Он вышел, увидел луну и заплакал. Он вернулся в хижину и изорвал свои стихи, написанные о луне, о ее свете и ее красоте, и записал в своем дневнике: «Я был очень несправедлив по отношению к луне, к безмолвию ночи. Моя поэзия была просто хламом; она не могла выразить и тысячной доли. Луна была снаружи, прямо стучалась в мою дверь, а я был так увлечен своей книгой, что не услышал этого стука. В своих стихах я говорил о тишине, а тишина снаружи была так глубока, - я никогда раньше не сталкивался с таким безмолвием, и потом тоже. Я упустил бы все это, если улегся бы спать, не загасив свечи. Этой маленькой свечи было достаточно, чтобы воспрепятствовать луне войти внутрь».
Эти люди полны книг и слов, которые не являются их переживаниями. А если что-то не является вашим переживанием, не обманывайте себя. Осведомленность может быть очень обманчивой; религии эти отвечают за то, что сделали людей осведомленными, знающими.
Религии должны помогать людям становиться невинными, они должны помогать им становиться невежественными; они должны помогать им искать, находить.
Но, вместо этого, они всем вам дали, предложили вам на тарелочке все ответы, которые вы должны были найти сами. И вы даже не осознаете того, что потеряли, принимая их подарок.
Вы потеряли все.
Ваша жизнь - это заимствованная жизнь, потому что это они сказали вам, как жить. Они сказали вам, как упорядочить свою жизнь. Они сказали вам, как контролировать свое поведение, свое естество, и вы слепо следуете за ними, не понимая простого принципа: Гаутама Будда рождается лишь однажды. На протяжении двадцати пяти веков миллионы людей старались стать Гаутамой Буддой - ни один не преуспел.
Простой факт... и я говорю, что это удача, что ни один не преуспел; было бы несчастьем, если бы кому-нибудь это удалось. Преуспеть не удастся никому, поскольку каждое существо имеет в себе нечто уникальное: Гаутама Будда имеет свою уникальность, у вас своя уникальность. Ни он не следует за вами, ни вам не нужно следовать за ним. Следование создает имитаторов.
В тот момент, когда вы становитесь имитатором, вы теряете контакт с вашей жизнью. Вот что я имею в виду, когда говорю, что вы начинаете жить как растения. Вы играете чью-то роль, вы полностью забыли свою настоящую жизнь.
В моей деревне каждый год разыгрывается представление из жизни Рамы. Однажды в моем присутствии произошло вот что - это было так весело, и вместе с тем так значительно... Согласно рассказу Ситу, жену Рамы, крадет Равана. Рама и его брат Лакшмана собирают армии и идут сражаться. Они начинают сражение спустя три года после того, как Сита была увезена на Шри Ланку. Равана был великим воином. Рама и его брат Лакшмана тоже были великими воинами; но они были молодыми. Равана был очень опытным; его первая же стрела попала в Лакшману... а было известно, что всякий, в кого попадет его первая стрела, выжить не сможет.
Немедленно был вызван великий врач, чтобы сделать что-нибудь. Он сказал: «Есть только одна возможность. На юге Индии есть гора Аруначал. На этой горе растет маленькое растение сандживани, растение, дающее жизнь. Если можно будет доставить это растение сюда за двадцать четыре часа, тогда шанс есть; иначе, через двадцать четыре часа ничего уже нельзя будет сделать, яд распространится повсюду», - он уже был в коме.
Один из учеников Рамы, Хануман, который сам был великим воином, сказал: «Я отправлюсь немедленно и найду это растение, но дайте мне какое-нибудь указание, ведь к тому времени, как я доберусь туда, наступит ночь, - как я найду это сандживани, растение, дающее жизнь?»
Врач сказал: «Это очень просто, особенно ночью. Днем его найти трудно, но ночью это растение дает свет, поэтому его легко найти везде, где оно есть. Вы найдете его окруженным лучами, как будто оно в огне».
Хануман, согласно истории, был царем обезьян и сам был обезьяной - все индусы говорят, что это реальный факт. Хануман полетел - обезьяны умеют это, может быть, понемногу прыгая с ветки на ветку. Я не знаю, как это у него получилось, но он полетел. Как это делается на представлении, я знаю; к Хануману привязывают веревку; веревку тянут, и так он показывается перед публикой, летящим.
Когда он добрался до горы, возникла одна проблема. Проблема состояла в том, что гора, вся гора, пылала светом. Теперь Хануман растерялся: что же делать? Какое из этих растений сандживани? Ведь вокруг было так много растений, подобных пламени, - неужели все они сандживани? Он попробовал разглядеть их; растения были разными... что теперь делать? Но он был предан до безумия - он взял с собой всю гору!
В религиозных историях все возможно. Иисус ходит по воде, обращает воду в вино, обращает камни в хлеб - все возможно. Так что он вернулся обратно вместе с горой... А как это происходит на представлении?
Он появляется вместе с горой - гора сделана из картона, -и он несет гору, сам будучи подвешенным на веревке. Как-то раз веревка застряла, и он остался висеть в воздухе! Люди, - по меньшей мере пятьдесят тысяч человек, они ведь пришли на представление издалека, - все они вопят и кричат. Здесь стоит Рама, Лакшмана лежит в коме, с ним сидит врач. Суфлер продолжает подсказывать Раме, что ему следует по роли, поэтому Рама продолжает говорить: «О, Хануман, где ты? - а он как раз у него над головой. - Куда ты ушел? Возвращайся скорее; иначе, если ты не вернешься до восхода солнца, мой брат умрет!»
Режиссер представления не имел, что делать. Он выбежал на сцену, попытался как-нибудь освободить веревку, но ничего не работало. Он был в таком нервном состоянии, что взял и обрезал веревку! Хануман, вместе со своей горой, упал сверху на Лакшману! Лакшмана вскочил, но Рама все еще продолжал говорить то, что ему подсказывали: «О, Хануман, ты прибыл вовремя...»
Хануман сказал: «Заткнись! Идите к черту вы со своим братом! Сначала скажите мне, кто обрезал веревку. Я сначала займусь им, представление продолжим потом». А он был известен как борец города, поэтому режиссер попросту сбежал, испугался, что ему что-нибудь переломают!
Я наблюдал за всем этим и увидел одну вещь: хотя этот человек и играл Ханумана, когда он упал с веревки, как раз в этот самый момент, он забыл все о представлении. Он сказал: «Иди к черту, - он говорил "иди к черту" своему Богу! - и иди к черту вместе со своим братом! Сначала скажите мне, где этот режиссер! Кто обрезал веревку? Сначала это дело - представление подождет немного». Конечно, все его слышали, и все пятьдесят тысяч человек смеялись над ним.
Гора развалилась на кусочки, и Лакшмана уже поправился, так что уже не нужно было... Врач попросту выскользнул через заднюю дверь. Больше не нужно было никакого сандживани - Лакшмана уже стоял и смотрел на то, что произошло. Пришлось немедленно опускать занавес и удалять всех этих людей со сцены. Сменили Ханумана, и когда занавес поднялся, это был уже другой человек, потому что тот Хануман настолько рассердился, что сказал: «Если я не увижу этого режиссера, я не буду играть. Я найду его, где бы он ни был».
Всего один удар, и что же, - вы можете играть роль Будды, Христа, Кришны, - все это исчезает, просто от одного удара по голове. Имитация не может пройти до вашего бытия, она останется лишь на поверхности. Вы можете упражняться в ней тридцать лет, сорок лет...
Есть монахи, которые упражнялись на протяжении пятидесяти лет. Есть монастыри, католические монастыри, в которые монах, раз войдя, никогда не выходит оттуда; в таких монастырях живут тысячи людей. Что они делают? Непрерывно пытаются, предпринимают все усилия к тому, чтобы стать как-нибудь немного похожими на Христа; если не на всего Христа, то и части Христа будет достаточно. Но эта имитация не поможет. Она даст вам фальшивую маску, псевдо, но поскребите ее немного, и вы найдете, что ваша настоящая личность все еще здесь. С помощью имитации вам не удастся обмануть существование; вы можете обмануть только себя.
Эти религии, давая вам идеалы, - что делать, как думать, кем быть, - предоставили вам все. Они ничего не оставили вам самим, вы просто должны слепо следовать за ними. И если все человечество действует так слепо, то нечему удивляться.
Но кто отвечает за это?
Отвечают за это все эти религии, которые сделали вас фальшивыми, пластмассовыми.
Они детально рассказали вам, что есть, чего не есть; когда отправляться спать, когда вставать, - вы абсолютно под контролем. Вас превратили в роботов, и чем больше вы робот, тем большим праведником вы являетесь. Тогда вам надо поклоняться, тогда вы пользуетесь уважением своей религии. Чем более вы ненастоящие, тем больше вас уважают. А если в какой-то момент вы показываете свою настоящую реальность, то тут же все уважение исчезает.
Когда я был в Хайдерабаде, случилось так, что один джайнский монах, слушая меня, настолько заинтересовался, что отбросил свое монашество. Он пришел в то место, где я остановился, и я сказал моему хозяину: «Этот человек предпринял великий шаг, будьте осторожны; теперь джайны будут стремиться убить его. Этого самого человека - они годами припадали к его ногам, но сейчас хотят убить его, поэтому будьте осторожны. Через три дня я уезжаю и возьму его с собой, пошлю его куда-нибудь, где он сможет прожить несколько месяцев так, чтобы его не беспокоили джайны».
Но в тот самый день я собирался проводить беседу в зале Корпораций города Хайдерабада, и этот джайнский монах настаивал: «Я хотел бы пойти с вами». Я не видел проблем и поэтому сказал: «Хорошо, можешь пойти».
Но когда я прибыл в городской зал, я понял, что там находится вся джайнская коммуна. Услышав, что я собираюсь выступать с речью в городском зале, они догадались, что тот монах тоже придет сюда - «и это будет наш шанс».
Видя ситуацию, я сказал монаху: «Пойдем со мной на сцену, садись на сцене позади меня. Тогда посмотрим, что случится ».
Мэр представил меня, но не успел он закончить, как сотни людей встали и начали говорить: «Мы хотим, чтобы того джайнского монаха убрали со сцены».
Мэр был в затруднении. Я был его гостем, и монах пришел со мной; он был моим гостем. Поэтому я сказал мэру: «Садитесь и позвольте мне самому справиться с проблемой».
Я спросил у этих людей: «Вы хотите снова припасть к его ногам?»
Они сказали: «К ногам! Мы отрежем ему голову!»
Я сказал: «Посмотрите сюда. Сколько лет он был монахом? Двадцать лет. Он стал монахом, когда ему было всего лишь двадцать, теперь ему сорок. На протяжении двадцати лет вы припадали к его ногам, вы спрашивали его советов, - а теперь всего через несколько часов вы хотите отрезать ему голову. Что произошло? Человек-то тот же самый. Вы не позволяли себе даже сидеть рядом с ним на одном полу, а теперь говорите, что его нужно сбросить со сцены и заставить сидеть на полу, где сидит каждый. Какое изменение вы увидели? Можете вы мне сказать, что изменилось?»
Они сказали: «Все изменилось - он больше не джайнский монах».
Я сказал: «Это верно; он больше не носит одежды джайнского монаха, но разве вы поклонялись одеждам? Я принес их с собой».
Я принес его одежды в мешке; даже он не знал об этом. Я вынул одежды, положил их на платформу и сказал: «Вы можете припасть к ногам этих одежд - вот ваш монах. Этот человек не имеет к вам никакого отношения, потому что вы никогда не припадали к его ногам. Вам не нужно так злиться и хотеть отрезать ему голову. Вы никогда не припадали к его ногам, вам не нужно отрезать ему голову. Этот человек вам абсолютно незнаком, но его одежды и его кувшин для сбора подаяний, вот они здесь. Вы можете делать все, что хотите: если хотите, можете припасть к его ногам. Если хотите отрезать голову, отрежьте голову».
Я сказал им: «Видите ли вы простую вещь: те двадцать лет следования порядку жизни...» Джайнов обмануть невозможно, ведь пять монахов должны жить вместе. Ни одному монаху не дозволяется жить в одиночку, потому что одному монаху доверять нельзя; он может найти какой-нибудь способ делать что-нибудь, не соответствующее правилам. Четверо шпионят за пятым - они все шпионят друг за другом.
Им не полагается останавливаться ни в чьем доме, они могут останавливаться только в храме, поскольку в доме может быть всякое. Там будут женщины, там будет пища - а эти люди изголодались по пище, по женщинам, по всему. Они совершенно голодны.
Они должны есть только один раз в день, и им нельзя прикасаться к женщине. Что говорить о прикосновении, им не разрешается даже смотреть на женщину. На тот случай, чтобы не посмотреть, есть инструкция, согласно которой они должны ходить, глядя в землю на два шага перед собой, в точности на два шага; их глаза постепенно фиксируются на этом расстоянии. Вот так они должны ходить, поэтому если им и случится увидеть женщину, то они увидят только ее ноги, ничего больше.
Вначале и наука двигалась по тем же направлениям, что и так называемые религии. В восемнадцатом веке наука занималась теми же глупостями, может быть, потому, что был только один прецедент - религии. Она пыталась устранить тайну существования, но вскоре поняла, что чем глубже входишь в существование, тем дальше проникаешь в тайну.
Вскоре наука поняла великое высказывание Сократа: «Человек, который знает меньше, думает, что он знает больше; а человек, который знает больше, знает, что он знает меньше. Человек, который просто идиот, думает, что он знает все, а человек, который по-настоящему мудр, знает только одно: что он совсем ничего не знает».
По мере того, как ваш разум становится все более и более зрелым и вы входите в существование с различных направлений и начинаете чувствовать, жить и любить его, оно становится все более поэзией, живописью, музыкой, танцем, любовью, - но не теологией. Оно мало-помалу становится настолько более таинственным, что вы никогда раньше и не представляли себе, на каком богатстве тайны вы сидите. Религии же дают вам ответы, готовые для употребления.
Существование есть, и естественно возникает вопрос: «Кто создал его?» Оставайтесь с этим вопросом. Не принимайте ничьего ответа... ведь вокруг так много коробейников - христиане, мусульмане, индусы, буддисты, джайны, иудеи - коробейники всех видов ищут себе клиентов, пытаются продать вам что-то такое, что есть просто яд и ничто иное.
Они скажут: «Бог создал это» или «Аллах создал это». Да, они дали ответ, но знаете ли вы, какой вред они причинили при этом? Если вы принимаете их ответ, ваш вопрос умирает - теперь вы никогда не будете в поиске. Если вы искали, я могу сказать со всем моим авторитетом... а мой авторитет не основывается на Ведах, или Библии, или Коране, он основывается лишь на моем переживании, на моем поиске.
Я говорю со всем моим авторитетом, что если вы продолжаете спрашивать, не принимая ничьи ответы, включая и мои, то мало-помалу вы найдете, что ответ не обнаруживается, но вопрос исчезает.
И это то самое мгновение, когда ощущается тайна.
Видите ли вы разницу? Так называемые религии подавляют ваш вопрос; они сверху накладывают свой ответ, чтобы полностью закрыть его, - они дают ответ так, как если бы Сам Бог дал его. Индусы говорят, что Веды написаны Богом... Чистый бред! Ведь в Ведах так много вещей, оказавшихся абсолютным абсурдом. Если весь этот абсурд написан Богом, то Его надо сбросить с трона.
Они сделают свой ответ важным, значительным, непогрешимым, как бы исходящим от Самого Бога, или от сына Божьего, или от Его посланника.
Все эти стратегии используются для того, чтобы внедрить их ответ в ваше бытие и обусловить вас так глубоко, чтобы ваш ответ исчез в вашем подсознании.
Функция истинной религии - выбросить все эти ответы, выбросить все эти авторитеты и вынести на поверхность ваши подлинные вопросы, ваши сомнения, ваш поиск, помочь вам отправиться в поиск в неизвестное, в непредначертанное. Это опасное путешествие.
Религии дали вам комфортабельную жизнь, удобные пути для жизни. Но нет иного пути жить, если только не решить жить в опасности, если не быть готовым идти во тьме, искать и находить себя.
И я говорю вам, вы не найдете ответа.
Никто еще не нашел ответа.
Все ответы ложны.
Да, вы найдете реальность, но реальность — это не ответ на ваш вопрос. Реальность будет смертью для вашего вопроса.
А когда ваш вопрос исчезает и нет ответа, то это пространство есть тайна.
Истинная религия - это таинственность.
Вначале наука пыталась следовать по хорошо протоптанным путям старых религий. Но наука не могла идти долго этими путями, потому что наука вынуждена соприкасаться с реальностью, а религия, так называемая религия, есть вымысел. Поэтому религия может продолжать жить в своих вымыслах, но наука вынуждена рано или поздно столкнуться с реальностью. И одного столетия не смогла она продержаться с идеей: «Скоро мы устраним тайну всей вселенной, скоро мы придем к тому, что будем знать все».
Теперь же спросите Альберта Эйнштейна и лорда Резерфорда, спросите тех людей, которые проникли в глубочайшую тайну материи, - и их высказывания будут выглядеть как высказывания мистиков. Теперь они стали очень смиренными; старый эгоизм восемнадцатого столетия, ученый девятнадцатого столетия исчезли из мира. Теперь ученый - самый смиренный человек в мире, потому что знает, что знать невозможно.
Мы можем сделать так, чтобы жить лучше, мы можем сделать так, чтобы жить дольше, мы можем сделать так, чтобы жить комфортнее, - но мы не можем знать, что есть жизнь. Этот вопрос останется вопросом до самого конца.
Все мои усилия здесь направлены на то, чтобы помочь вам снова стать невежественными.
Религии сделали вас знающими, осведомленными, и в этом их вред, который они причинили вам. Они легко и просто протянули вам христианский катехизис, который можно выучить наизусть за час и потом повторять как попугай. Но так вы не познаете истину, реальность, то, что окружает вас и внутри и вовне. Тот катехизис не даст вам этого.
Но отбросить знание - одна из величайших проблем, поскольку знание дает питательную среду для эго.
Эго хочет обладать всем знанием, которое находится в пределах его власти. И когда я говорю вам, что вы должны отбросить свое стремление к знанию и снова стать детьми, я имею в виду, что вы должны начать с той точки, на которой раввин и священник отвлекли вас. Вам нужно вернуться обратно к этой точке.
Вы снова должны стать невинными, невежественными, не знающими ничего, чтобы снова могли начать возникать вопросы. Снова поиск становится живым, а когда поиск становится живым, вы уже не можете жить как растение.
Тогда жизнь становится разведкой, приключением.
Тогда все приобретает аромат таинственности.
Тогда вы не сможете пройти мимо, когда цветок розы зовет вас. Что такое его благоухание, как не призыв? Это его язык: «Пожалуйста, хотя бы на мгновение побудь со мною. Здесь так холодно, так одиноко». Вы не сможете пройти мимо, ни один ребенок не сможет пройти мимо.
Но раввин, брамин, маулви, ученый муж так нагружены книгами, их ум так загроможден всяким хламом, — все эти люди собирают антиквариат, мертвые скелеты, - что розу они и не услышат. И почему-то они знают все. Знают даже, кто создал Бога, знают, кто создал мир, знают, кто создал душу. Причем здесь эта несчастная роза?
Но спросите поэта, и поэт скажет: «Роза есть роза, которая есть роза». Разве это ответ? Разве это вопрос? Это и не вопрос, и не ответ. Это просто описание, рефлексия, отражение; он просто говорит о том, что видит. Он не цитирует священных писаний. Но есть люди, которые продолжают...
Когда я был в Калькутте около десяти лет назад, ко мне пришел человек - знаменитый ученый, профессор философии доктор Бхаттачарья, хорошо известное имя в философских кругах мира. Он спросил меня: «Можете ли вы сказать что-нибудь, - а этот вопрос очень сильно беспокоит меня: есть ли такая вещь, как святой язык, отличный от обыкновенного языка?»
Я сказал: «Странный вопрос - у меня он никогда не возникал. Язык есть язык; какое отношение язык может иметь к святому или не святому? Но я понимаю ваш вопрос, потому что индусы говорят, что санскрит - святой язык, божественный язык». Брамины, священники поэтому держат на него монополию.
Большинство в индийском обществе отлучено от знания санскрита. Изучать санскрит не позволяется ни одной женщине. Для женщин созданы другие священные писания, которые представляют собой лишь истории, религиозные истории, не имеющие никакого значения. Их не стали изводить настоящими священными писаниями, но что-то все-таки должно быть дано и женщинам.
Эти настоящие священные писания не хотят публиковать, не хотят печатать, потому что, когда они будут напечатаны, очень трудно будет удержать на них монополию. Поэтому прошли столетия с тех пор, как стала доступна печать, а Веды еще не были опубликованы. Они были опубликованы с большим трудом. Потом начали говорить, что их не следует переводить на другие языки, потому что тогда уйдет вся их святость. Поэтому столетия ушли на борьбу за их перевод, но брамины все еще верят, что в переводах теряется качество святости. Как могут быть Веды написаны по-английски, или по-немецки, или по-французски? Эти языки для индусов не являются божественными.
Но то же самое относится и ко всем остальным дуракам — они не отличаются по своей дурости. Для евреев языком Бога является древнееврейский. Когда Он говорит с Моисеем, Он говорит на древнееврейском. Одним из грехов Иисуса было то, что он использовал арамейский язык, а не древнееврейский. Арамейский был языком людей низшего класса, так что этот человек - сын плотника, а не единственный рожденный сын Божий; иначе он знал бы древнееврейский. Даже с Богом он говорил на арамейском, и это нарушение святости - разговаривать на языке обыкновенных людей.
Поэтому я сказал доктору Бхаттачарье: «Я понимаю ваш вопрос; это глупость, но это и ученость».
Он сказал: «Глупость и ученость одновременно?»
Я сказал: «Здесь нет противоречия. Это те же самые люди. Некоторые люди называют их глупыми, некоторые называют их учеными, ведь если не глупец, то кто пойдет в ученые? Для чего? »
«Когда доступно существование, когда повсюду вибрирует жизнь, вы размышляете над книгой!»
Мне вспоминается... но об этом немного позже. Сначала позвольте закончить с профессором Бхаттачарьей. Я сказал ему: «Да, вы можете провести различие между святым языком и не святым языком». Вас не должно вводить в заблуждение имя профессора Бхаттачарьи. Бхаттачарья - это фамилия браминов высокого класса в Бенгалии, но его отец был нищим, поэтому он принял христианство. И с помощью христианства этот человек получил воспитание в монастырских школах, был послан в лучшие колледжи, послан на Запад. Он был христианином, поэтому я сказал ему: «Просто похоже вот на что: обыкновенные люди говорят: "Вы сукин сын"».
Он сказал: «Это вы меня так называете?»
Я сказал: «Нет, я вас так не называю, я просто привожу вам пример. Люди говорят: "Вы сукин сын". Это может быть переведено на святой язык: "Вы сын Святого Духа", — вот и вся разница. Но я думаю, что первое хотя бы по-человечески, истинно, возможно. Второе не по-человечески, неистинно, невозможно».
Теперь позвольте мне рассказать вам, о чем мне вспомнилось... Одним из величайших поэтов в Индии был Рабиндранат Тагор. Он единственный индийский поэт, которому была присуждена Нобелевская премия. Причина заключается не в том, что нет других поэтов; на самом деле есть много таких, которые являются гораздо более великими, чем Рабиндранат Тагор, но они писали на своих собственных языках.
В Индии имеются тридцать основных языков настолько красивых, что с переводом с них на английский язык справиться невозможно. Рабиндранат получил Нобелевскую премию по той простой причине, что он писал по-английски. В самом начале он писал на бенгали, а потом начал писать на английском - вот и вся причина.
А так, в Индии прямо сейчас можно найти сотню поэтов, которые заслуживают Нобелевской премии, но их имен никто и не слышал, а причина этого заключается в том, что Нобелевская премия недоступна тем языкам, на которых они пишут.
Рабиндранат же был сыном очень богатого человека, воспитывался в Англии, получил образование в Англии - для него это было просто. Хотя сам он никогда не чувствовал, что написанное им на бенгали может быть по-настоящему выражено на английском, он все же получил Нобелевскую премию за одну из своих книг Гитанджали: подношение песен. Когда он писал Гитанджали, он жил на реке в маленьком плавучем домике, плавал по реке в одиночестве и останавливал лодку там, где ему нравилось. То были дни, когда он сочинял свои стихи.
Однажды в полнолуние он писал о полной луне, о красоте полной луны... сидя в маленькой комнатке своего плавучего домика, не осознавая, что полная луна как раз светила снаружи. Он находился в одном из самых прекрасных мест реки - на мили вокруг не было ничего, кроме безмолвия. Лишь изредка речной поток нарушал тишину, но после его всплеска безмолвие становилось еще глубже.
Он ничего этого не осознавал; при свете свечи он писал о полной луне, о ее красоте. Посреди ночи, почувствовав усталость, он задул свечу, и когда он задул свечу, — он пишет об этом в своем дневнике, — «случилось чудо. Я был потрясен, потому что, когда свечи не стало, из каждого уголка, из каждого закоулка...» Хижина его плавучего домика была построена из бамбука, как это делается в Бенгалии. Поэтому из каждой щели между бамбуками начала изливаться внутрь луна.
На мгновение он онемел. Никогда он не видел так много безмолвия. Он вышел, увидел луну и заплакал. Он вернулся в хижину и изорвал свои стихи, написанные о луне, о ее свете и ее красоте, и записал в своем дневнике: «Я был очень несправедлив по отношению к луне, к безмолвию ночи. Моя поэзия была просто хламом; она не могла выразить и тысячной доли. Луна была снаружи, прямо стучалась в мою дверь, а я был так увлечен своей книгой, что не услышал этого стука. В своих стихах я говорил о тишине, а тишина снаружи была так глубока, - я никогда раньше не сталкивался с таким безмолвием, и потом тоже. Я упустил бы все это, если улегся бы спать, не загасив свечи. Этой маленькой свечи было достаточно, чтобы воспрепятствовать луне войти внутрь».
Эти люди полны книг и слов, которые не являются их переживаниями. А если что-то не является вашим переживанием, не обманывайте себя. Осведомленность может быть очень обманчивой; религии эти отвечают за то, что сделали людей осведомленными, знающими.
Религии должны помогать людям становиться невинными, они должны помогать им становиться невежественными; они должны помогать им искать, находить.
Но, вместо этого, они всем вам дали, предложили вам на тарелочке все ответы, которые вы должны были найти сами. И вы даже не осознаете того, что потеряли, принимая их подарок.
Вы потеряли все.
Ваша жизнь - это заимствованная жизнь, потому что это они сказали вам, как жить. Они сказали вам, как упорядочить свою жизнь. Они сказали вам, как контролировать свое поведение, свое естество, и вы слепо следуете за ними, не понимая простого принципа: Гаутама Будда рождается лишь однажды. На протяжении двадцати пяти веков миллионы людей старались стать Гаутамой Буддой - ни один не преуспел.
Простой факт... и я говорю, что это удача, что ни один не преуспел; было бы несчастьем, если бы кому-нибудь это удалось. Преуспеть не удастся никому, поскольку каждое существо имеет в себе нечто уникальное: Гаутама Будда имеет свою уникальность, у вас своя уникальность. Ни он не следует за вами, ни вам не нужно следовать за ним. Следование создает имитаторов.
В тот момент, когда вы становитесь имитатором, вы теряете контакт с вашей жизнью. Вот что я имею в виду, когда говорю, что вы начинаете жить как растения. Вы играете чью-то роль, вы полностью забыли свою настоящую жизнь.
В моей деревне каждый год разыгрывается представление из жизни Рамы. Однажды в моем присутствии произошло вот что - это было так весело, и вместе с тем так значительно... Согласно рассказу Ситу, жену Рамы, крадет Равана. Рама и его брат Лакшмана собирают армии и идут сражаться. Они начинают сражение спустя три года после того, как Сита была увезена на Шри Ланку. Равана был великим воином. Рама и его брат Лакшмана тоже были великими воинами; но они были молодыми. Равана был очень опытным; его первая же стрела попала в Лакшману... а было известно, что всякий, в кого попадет его первая стрела, выжить не сможет.
Немедленно был вызван великий врач, чтобы сделать что-нибудь. Он сказал: «Есть только одна возможность. На юге Индии есть гора Аруначал. На этой горе растет маленькое растение сандживани, растение, дающее жизнь. Если можно будет доставить это растение сюда за двадцать четыре часа, тогда шанс есть; иначе, через двадцать четыре часа ничего уже нельзя будет сделать, яд распространится повсюду», - он уже был в коме.
Один из учеников Рамы, Хануман, который сам был великим воином, сказал: «Я отправлюсь немедленно и найду это растение, но дайте мне какое-нибудь указание, ведь к тому времени, как я доберусь туда, наступит ночь, - как я найду это сандживани, растение, дающее жизнь?»
Врач сказал: «Это очень просто, особенно ночью. Днем его найти трудно, но ночью это растение дает свет, поэтому его легко найти везде, где оно есть. Вы найдете его окруженным лучами, как будто оно в огне».
Хануман, согласно истории, был царем обезьян и сам был обезьяной - все индусы говорят, что это реальный факт. Хануман полетел - обезьяны умеют это, может быть, понемногу прыгая с ветки на ветку. Я не знаю, как это у него получилось, но он полетел. Как это делается на представлении, я знаю; к Хануману привязывают веревку; веревку тянут, и так он показывается перед публикой, летящим.
Когда он добрался до горы, возникла одна проблема. Проблема состояла в том, что гора, вся гора, пылала светом. Теперь Хануман растерялся: что же делать? Какое из этих растений сандживани? Ведь вокруг было так много растений, подобных пламени, - неужели все они сандживани? Он попробовал разглядеть их; растения были разными... что теперь делать? Но он был предан до безумия - он взял с собой всю гору!
В религиозных историях все возможно. Иисус ходит по воде, обращает воду в вино, обращает камни в хлеб - все возможно. Так что он вернулся обратно вместе с горой... А как это происходит на представлении?
Он появляется вместе с горой - гора сделана из картона, -и он несет гору, сам будучи подвешенным на веревке. Как-то раз веревка застряла, и он остался висеть в воздухе! Люди, - по меньшей мере пятьдесят тысяч человек, они ведь пришли на представление издалека, - все они вопят и кричат. Здесь стоит Рама, Лакшмана лежит в коме, с ним сидит врач. Суфлер продолжает подсказывать Раме, что ему следует по роли, поэтому Рама продолжает говорить: «О, Хануман, где ты? - а он как раз у него над головой. - Куда ты ушел? Возвращайся скорее; иначе, если ты не вернешься до восхода солнца, мой брат умрет!»
Режиссер представления не имел, что делать. Он выбежал на сцену, попытался как-нибудь освободить веревку, но ничего не работало. Он был в таком нервном состоянии, что взял и обрезал веревку! Хануман, вместе со своей горой, упал сверху на Лакшману! Лакшмана вскочил, но Рама все еще продолжал говорить то, что ему подсказывали: «О, Хануман, ты прибыл вовремя...»
Хануман сказал: «Заткнись! Идите к черту вы со своим братом! Сначала скажите мне, кто обрезал веревку. Я сначала займусь им, представление продолжим потом». А он был известен как борец города, поэтому режиссер попросту сбежал, испугался, что ему что-нибудь переломают!
Я наблюдал за всем этим и увидел одну вещь: хотя этот человек и играл Ханумана, когда он упал с веревки, как раз в этот самый момент, он забыл все о представлении. Он сказал: «Иди к черту, - он говорил "иди к черту" своему Богу! - и иди к черту вместе со своим братом! Сначала скажите мне, где этот режиссер! Кто обрезал веревку? Сначала это дело - представление подождет немного». Конечно, все его слышали, и все пятьдесят тысяч человек смеялись над ним.
Гора развалилась на кусочки, и Лакшмана уже поправился, так что уже не нужно было... Врач попросту выскользнул через заднюю дверь. Больше не нужно было никакого сандживани - Лакшмана уже стоял и смотрел на то, что произошло. Пришлось немедленно опускать занавес и удалять всех этих людей со сцены. Сменили Ханумана, и когда занавес поднялся, это был уже другой человек, потому что тот Хануман настолько рассердился, что сказал: «Если я не увижу этого режиссера, я не буду играть. Я найду его, где бы он ни был».
Всего один удар, и что же, - вы можете играть роль Будды, Христа, Кришны, - все это исчезает, просто от одного удара по голове. Имитация не может пройти до вашего бытия, она останется лишь на поверхности. Вы можете упражняться в ней тридцать лет, сорок лет...
Есть монахи, которые упражнялись на протяжении пятидесяти лет. Есть монастыри, католические монастыри, в которые монах, раз войдя, никогда не выходит оттуда; в таких монастырях живут тысячи людей. Что они делают? Непрерывно пытаются, предпринимают все усилия к тому, чтобы стать как-нибудь немного похожими на Христа; если не на всего Христа, то и части Христа будет достаточно. Но эта имитация не поможет. Она даст вам фальшивую маску, псевдо, но поскребите ее немного, и вы найдете, что ваша настоящая личность все еще здесь. С помощью имитации вам не удастся обмануть существование; вы можете обмануть только себя.
Эти религии, давая вам идеалы, - что делать, как думать, кем быть, - предоставили вам все. Они ничего не оставили вам самим, вы просто должны слепо следовать за ними. И если все человечество действует так слепо, то нечему удивляться.
Но кто отвечает за это?
Отвечают за это все эти религии, которые сделали вас фальшивыми, пластмассовыми.
Они детально рассказали вам, что есть, чего не есть; когда отправляться спать, когда вставать, - вы абсолютно под контролем. Вас превратили в роботов, и чем больше вы робот, тем большим праведником вы являетесь. Тогда вам надо поклоняться, тогда вы пользуетесь уважением своей религии. Чем более вы ненастоящие, тем больше вас уважают. А если в какой-то момент вы показываете свою настоящую реальность, то тут же все уважение исчезает.
Когда я был в Хайдерабаде, случилось так, что один джайнский монах, слушая меня, настолько заинтересовался, что отбросил свое монашество. Он пришел в то место, где я остановился, и я сказал моему хозяину: «Этот человек предпринял великий шаг, будьте осторожны; теперь джайны будут стремиться убить его. Этого самого человека - они годами припадали к его ногам, но сейчас хотят убить его, поэтому будьте осторожны. Через три дня я уезжаю и возьму его с собой, пошлю его куда-нибудь, где он сможет прожить несколько месяцев так, чтобы его не беспокоили джайны».
Но в тот самый день я собирался проводить беседу в зале Корпораций города Хайдерабада, и этот джайнский монах настаивал: «Я хотел бы пойти с вами». Я не видел проблем и поэтому сказал: «Хорошо, можешь пойти».
Но когда я прибыл в городской зал, я понял, что там находится вся джайнская коммуна. Услышав, что я собираюсь выступать с речью в городском зале, они догадались, что тот монах тоже придет сюда - «и это будет наш шанс».
Видя ситуацию, я сказал монаху: «Пойдем со мной на сцену, садись на сцене позади меня. Тогда посмотрим, что случится ».
Мэр представил меня, но не успел он закончить, как сотни людей встали и начали говорить: «Мы хотим, чтобы того джайнского монаха убрали со сцены».
Мэр был в затруднении. Я был его гостем, и монах пришел со мной; он был моим гостем. Поэтому я сказал мэру: «Садитесь и позвольте мне самому справиться с проблемой».
Я спросил у этих людей: «Вы хотите снова припасть к его ногам?»
Они сказали: «К ногам! Мы отрежем ему голову!»
Я сказал: «Посмотрите сюда. Сколько лет он был монахом? Двадцать лет. Он стал монахом, когда ему было всего лишь двадцать, теперь ему сорок. На протяжении двадцати лет вы припадали к его ногам, вы спрашивали его советов, - а теперь всего через несколько часов вы хотите отрезать ему голову. Что произошло? Человек-то тот же самый. Вы не позволяли себе даже сидеть рядом с ним на одном полу, а теперь говорите, что его нужно сбросить со сцены и заставить сидеть на полу, где сидит каждый. Какое изменение вы увидели? Можете вы мне сказать, что изменилось?»
Они сказали: «Все изменилось - он больше не джайнский монах».
Я сказал: «Это верно; он больше не носит одежды джайнского монаха, но разве вы поклонялись одеждам? Я принес их с собой».
Я принес его одежды в мешке; даже он не знал об этом. Я вынул одежды, положил их на платформу и сказал: «Вы можете припасть к ногам этих одежд - вот ваш монах. Этот человек не имеет к вам никакого отношения, потому что вы никогда не припадали к его ногам. Вам не нужно так злиться и хотеть отрезать ему голову. Вы никогда не припадали к его ногам, вам не нужно отрезать ему голову. Этот человек вам абсолютно незнаком, но его одежды и его кувшин для сбора подаяний, вот они здесь. Вы можете делать все, что хотите: если хотите, можете припасть к его ногам. Если хотите отрезать голову, отрежьте голову».
Я сказал им: «Видите ли вы простую вещь: те двадцать лет следования порядку жизни...» Джайнов обмануть невозможно, ведь пять монахов должны жить вместе. Ни одному монаху не дозволяется жить в одиночку, потому что одному монаху доверять нельзя; он может найти какой-нибудь способ делать что-нибудь, не соответствующее правилам. Четверо шпионят за пятым - они все шпионят друг за другом.
Им не полагается останавливаться ни в чьем доме, они могут останавливаться только в храме, поскольку в доме может быть всякое. Там будут женщины, там будет пища - а эти люди изголодались по пище, по женщинам, по всему. Они совершенно голодны.
Они должны есть только один раз в день, и им нельзя прикасаться к женщине. Что говорить о прикосновении, им не разрешается даже смотреть на женщину. На тот случай, чтобы не посмотреть, есть инструкция, согласно которой они должны ходить, глядя в землю на два шага перед собой, в точности на два шага; их глаза постепенно фиксируются на этом расстоянии. Вот так они должны ходить, поэтому если им и случится увидеть женщину, то они увидят только ее ноги, ничего больше.