Страница:
Он преподавал нам аристотелеву логику; он был профессором логики и философии. В Индии два первых года нужно учить логику, поэтому два этих года, начальных года, посвящены Аристотелю и его логике. И я сказал ему, что даже Аристотель не был всезнающим, он был таким же невежественным, как и всякий другой. Он пишет в своей книге, что у женщины на один зуб меньше, чем у мужчины.
Вот посмотрите на дурака. У него было две жены; он мог бы сказать миссис Аристотель Один или миссис Аристотель Два: «Открой-ка ротик». А на самом деле женщины всегда держат свои рты открытыми; не нужно говорить им об этом. Если он боялся, то мог бы пересчитать зубы ночью, когда они спали. Но нет, в Греции верили, верили по традиции, что женщина во всем должна быть меньше мужчины, ниже мужчины. Как она может иметь в точности такое же число зубов, как и мужчина? Но он ни разу не побеспокоился проверить это.
Поэтому я сказал Шриваставе: «Вы говорите, что этот человек логик, отец логики? Это такая простая вещь, что даже самый посредственный человек подумал бы об этом: первым делом пересчитать зубы. И что вообще он делал с этими двумя женами? Только после подсчета следовало бы писать об этом. Без подсчета их зубов он всего лишь доверился общественному мнению. На протяжении тысяч лет таковым было общественное мнение в Греции - никто не побеспокоился подсчитать. Но это просто странно, что ни один мужчина, и ни одна женщина не побеспокоились об этом. По крайней мере, несколько женщин могли бы пересчитать их и сказать, что все это абсолютный абсурд и чепуха».
Но он сказал: «Довольно, я не хочу больше слушать. Я пойду к вице-канцлеру, чтобы подать в отставку; или вы будете изгнаны, или я подаю в отставку».
Он не приходил три дня, поэтому вице-канцлер вызвал меня. Я спросил его: «В чем моя вина? Выгоняйте меня - в этом нет никакой проблемы, - но, пожалуйста, скажите мне, в чем моя вина? Задал ли я хотя бы один вопрос, который не относился бы к логике? И если я пришел изучать логику, я должен задавать вопросы, поскольку мои сомнения должны быть развеяны. В противном случае человек должен сказать, что он не знает, я это допускаю. Коль скоро он скажет: "Я не знаю", - я не стану поднимать этого вопроса вновь. У него же не хватает смелости сказать: "Я не знаю". И теперь эта угроза отставки».
«Он знает, что он ценный профессор. Если он уйдет в отставку в середине года, где вы возьмете человека такого масштаба? Он знает, что в конфликте со студентом, который в университете всего лишь три месяца, будет принято решение в его пользу. Но, - сказал я, -это не будет так просто. Тогда борьба, которую я веду с С.Н.Л.Шриваставой, начнется и с вами. Я каждый день буду являться в вашем кабинете. Вы должны будете изложить мне в письменной форме причины, по которым я изгнан».
Он был по-настоящему добрым и разумным человеком. Он сказал: «Я не вижу никакой причины, по которой вы должны бы были быть выброшены, и я буду последним человеком, кто станет изгонять вас. Но, пожалуйста, поймите и мою ситуацию: мы не можем потерять этого профессора. Поэтому сделайте одно... Я не выгоню вас; я все устрою в другом колледже. Вам ничего не нужно делать, предоставьте все мне: я все устрою в другом колледже, и вы перейдете туда. В университете Джабалпура есть по крайней мере двадцать колледжей, поэтому можете выбрать любой колледж, какой захотите».
Я сказал: «Нет вопроса о выборе мною любого колледжа. Позвоните всем этим руководителям, чтобы посмотреть, готовы ли они принять меня, ведь теперь каждый знает о деле этого С.Н.Л.Шриваставы, знает о том, что лучший профессор философии в университете готов подать в отставку. Кто же тогда примет меня? Попытайтесь; я готов». Из двадцати колледжей, только один руководитель был готов принять меня, - на том условии, что я никогда не приду в класс. Он даст мне необходимый процент, но я не должен никогда появляться в классе.
Я сказал: «Прекрасно. Я сам не люблю ходить в университет и находить здесь идиотов, которые не знают, что они делают, чему они учат. Так что это прекрасно; так можно устроить. Но помните, я не буду вносить плату за обучение. Я сделаю, как вы хотите, а вы устройте все с оплатой за эти два года. Я никогда не приду в этот колледж; вы все устроите с оплатой и позаботитесь обо всем. После двух лет я приду к вам. Если что-то будет не так, отвечать будете вы».
Он сказал: «Я приму всю ответственность на себя», - и он принял всю ответственность.
Через два года я пришел к нему и сказал: «Дайте мне мою карточку допуска, чтобы я пошел на экзамены. Я не пойду в этот колледж; я даже не видел его».
Вот путь общих масс - даже образованные люди принадлежат к этим общим массам - в них нет целостности, разума или даже смелости сказать: «Я не знаю». То условие, я знаю, исходило от одного профессора. Руководитель колледжа спросил этого профессора: «Можем ли мы принять этого студента? Есть проблема...»
И профессор сказал: «Я не хочу никаких проблем в моем классе. Я могу принять его только при условии, что он никогда не появится в классе».
И вот как раз перед тем, как я покинул Индию, я прочитал статью, подписанную тем же профессором, его имя Солери, в которой он с гордостью сообщает, что я был его студентом. Я не видел его лица, он не видел моего; я никогда не был в его классе, или в его колледже, или где-нибудь поблизости. А теперь он гордится, что я был его студентом и что он всегда знал, что я стану кем-нибудь особенным. Эти дураки! Они так легко лгут. Но и все их жизни полны лжи.
Простые массы, между прочим, невинны. Но школьные учителя, священники, политики - эти люди постоянно отравляют простые массы и держат их на уровне толпы.
То, что мы называем демократией, еще не пришло к той точке, когда оно становится демократией. Оно еще, и повсюду, всего лишь толпократия, потому что избирающая масса является толпой; она еще не стала осознающей и бдительной.
Как раз несколько дней назад здесь были президентские выборы. Я слышал, что перед выборами шестого ноября, в ночь на пятое ноября, перед судом округа Васко собрались все христианские конгрегации. Все священники - все враги друг другу, постоянно сражающиеся друг с другом, спорящие о том, кто прав, кто не прав, и кто ближе к Христу и Богу, а кто не ближе, кто действительно православен, а кто блуждает в потемках, - все они собрались вместе. Все священники, со всеми их конгрегациями, перед зданием окружного суда... для чего? Чтобы помолиться против Антихриста, чтобы спасти округ Васко.
Так кто же Антихрист в округе Васко? И почему нужно спасать округ Васко от Антихриста? Я по-настоящему наслаждался этим, все они молились по поводу меня - поскольку я не думаю, что есть кто-либо другой, кого объявили бы Антихристом. Но это я немного сумасшедший. Говорят, что я анти-Христос, анти-Будда, анти-Махавира, анти-Кришна, антисемит... Все, что угодно, - только поставьте перед этим приставку «анти», и это подойдет ко мне. А в действительности я просто за себя и не против никого. Меня нисколько не беспокоит Христос, поэтому, почему я должен быть анти-Христом? Меня не беспокоит никто! Они никогда не заботились обо мне, почему я должен беспокоиться о них?
Эти люди продолжают... Журналисты спросили священников: «Кто Антихрист?» - и они даже не осмелились произнести мое имя. Отвечая, они все ходили вокруг да около: «Мы вот молимся, чтобы округ был спасен от злых сил». Но почему только округ Васко? Что, все злые силы собрались здесь в округе Васко? Они должны были бы отправиться в Белый Дом в Вашингтоне и молиться там, ведь если злые силы и собрались где-нибудь, так только в двух местах - в Кремле и в Белом Доме. И если мир будет страдать, источником страдания будут эти два места: Кремль - и Белый Дом.
Но странное дело с этими священниками: во время второй мировой войны в Англии они молились Богу, христианскому Богу, за победу Англии, за безопасность Уинстона Черчилля; а христиане в Риме, где пребывает папа в Ватикане, молились за безопасность Муссолини и его победу - тому же самому христианскому Богу. Не только это, Адольф Гитлер был благословлен христианскими епископами, они молились за его победу - именем того же христианского Бога. Так что же случилось с этим Богом? Он, наверное, покончил с собой! Как Ему решать? Все они Его люди, молятся ведь Его агенты. В чью пользу будет Его решение?
И христиане не улавливают проблемы в том, что когда Адольф Гитлер у власти, тогда христианский священник молится за Адольфа Гитлера. Он просто трус. Он не может сказать: «Я не буду молиться за вас и за вашу идеологию, которую вы отстаиваете. Я буду молиться за то, чтобы вы были побеждены». Но нет, смелые люди не становятся священниками; у них есть другие, лучшие дела для занятий. Священники же трусы. И эти трусы продолжают отравлять умы других людей; они делают других людей трусами. Они уничтожили все человечество и поместили его в сумасшедший дом.
Поэтому если массы против меня, то этого можно было ожидать. Не могло быть иначе, это естественно.
Что неожиданно, так это то, что по всему миру есть немного людей, которые способны встать рядом со мной, которые достаточно смелы для того, чтобы отложить в сторону свои предубеждения и выслушать меня, которые настолько разумны, чтобы узнать истину, когда они встречаются с нею, - какова бы ни была цена, и каковы бы ни были последствия.
На самом деле, никто до меня не имел таких разумных людей, каких я имею по всему миру, людей такого масштаба, таких восприимчивых, таких желающих пройти через испытание огнем.
Да, когда вы направляетесь к истине, это хождение в огонь.
Вы сгорите, вы сгорите полностью. И тогда то, что останется несгоревшим, живым, и есть ваша реальность. Все остальное, что сгорело, было хламом, излитым на вас другими.
Никто не может сжечь истину, но чтобы достигнуть истины, вам нужно отбросить слишком многое, очень много лишнего.
Но я счастлив тем, что, по крайней мере, один процент человечества почти готов прыгнуть и создать первую религию мира - религию истины, сознания - без лжи о Боге, небесах, аде, дьяволе - только чистейшую истину достоинством в двадцать четыре карата.
Даже один процент по всему миру - это потрясающая сила. Вы не должны думать, что это всего лишь один процент против девяносто девяти. Нет, те девяносто девять процентов - это ничто, поскольку в них нет их собственного огня. Они мертвы раньше смерти; они лишь ходячие трупы.
Этот один процент потрясающе силен, потому что эти люди живы.
Их огонь преобразует весь мир. А эти девяносто девять процентов вовсе не считаются.
Поэтому меня не беспокоит, что эти массы думают обо мне. Я озабочен только этим одним процентом разумных людей - тем, что они думают обо мне.
Беседа 5.
Вот посмотрите на дурака. У него было две жены; он мог бы сказать миссис Аристотель Один или миссис Аристотель Два: «Открой-ка ротик». А на самом деле женщины всегда держат свои рты открытыми; не нужно говорить им об этом. Если он боялся, то мог бы пересчитать зубы ночью, когда они спали. Но нет, в Греции верили, верили по традиции, что женщина во всем должна быть меньше мужчины, ниже мужчины. Как она может иметь в точности такое же число зубов, как и мужчина? Но он ни разу не побеспокоился проверить это.
Поэтому я сказал Шриваставе: «Вы говорите, что этот человек логик, отец логики? Это такая простая вещь, что даже самый посредственный человек подумал бы об этом: первым делом пересчитать зубы. И что вообще он делал с этими двумя женами? Только после подсчета следовало бы писать об этом. Без подсчета их зубов он всего лишь доверился общественному мнению. На протяжении тысяч лет таковым было общественное мнение в Греции - никто не побеспокоился подсчитать. Но это просто странно, что ни один мужчина, и ни одна женщина не побеспокоились об этом. По крайней мере, несколько женщин могли бы пересчитать их и сказать, что все это абсолютный абсурд и чепуха».
Но он сказал: «Довольно, я не хочу больше слушать. Я пойду к вице-канцлеру, чтобы подать в отставку; или вы будете изгнаны, или я подаю в отставку».
Он не приходил три дня, поэтому вице-канцлер вызвал меня. Я спросил его: «В чем моя вина? Выгоняйте меня - в этом нет никакой проблемы, - но, пожалуйста, скажите мне, в чем моя вина? Задал ли я хотя бы один вопрос, который не относился бы к логике? И если я пришел изучать логику, я должен задавать вопросы, поскольку мои сомнения должны быть развеяны. В противном случае человек должен сказать, что он не знает, я это допускаю. Коль скоро он скажет: "Я не знаю", - я не стану поднимать этого вопроса вновь. У него же не хватает смелости сказать: "Я не знаю". И теперь эта угроза отставки».
«Он знает, что он ценный профессор. Если он уйдет в отставку в середине года, где вы возьмете человека такого масштаба? Он знает, что в конфликте со студентом, который в университете всего лишь три месяца, будет принято решение в его пользу. Но, - сказал я, -это не будет так просто. Тогда борьба, которую я веду с С.Н.Л.Шриваставой, начнется и с вами. Я каждый день буду являться в вашем кабинете. Вы должны будете изложить мне в письменной форме причины, по которым я изгнан».
Он был по-настоящему добрым и разумным человеком. Он сказал: «Я не вижу никакой причины, по которой вы должны бы были быть выброшены, и я буду последним человеком, кто станет изгонять вас. Но, пожалуйста, поймите и мою ситуацию: мы не можем потерять этого профессора. Поэтому сделайте одно... Я не выгоню вас; я все устрою в другом колледже. Вам ничего не нужно делать, предоставьте все мне: я все устрою в другом колледже, и вы перейдете туда. В университете Джабалпура есть по крайней мере двадцать колледжей, поэтому можете выбрать любой колледж, какой захотите».
Я сказал: «Нет вопроса о выборе мною любого колледжа. Позвоните всем этим руководителям, чтобы посмотреть, готовы ли они принять меня, ведь теперь каждый знает о деле этого С.Н.Л.Шриваставы, знает о том, что лучший профессор философии в университете готов подать в отставку. Кто же тогда примет меня? Попытайтесь; я готов». Из двадцати колледжей, только один руководитель был готов принять меня, - на том условии, что я никогда не приду в класс. Он даст мне необходимый процент, но я не должен никогда появляться в классе.
Я сказал: «Прекрасно. Я сам не люблю ходить в университет и находить здесь идиотов, которые не знают, что они делают, чему они учат. Так что это прекрасно; так можно устроить. Но помните, я не буду вносить плату за обучение. Я сделаю, как вы хотите, а вы устройте все с оплатой за эти два года. Я никогда не приду в этот колледж; вы все устроите с оплатой и позаботитесь обо всем. После двух лет я приду к вам. Если что-то будет не так, отвечать будете вы».
Он сказал: «Я приму всю ответственность на себя», - и он принял всю ответственность.
Через два года я пришел к нему и сказал: «Дайте мне мою карточку допуска, чтобы я пошел на экзамены. Я не пойду в этот колледж; я даже не видел его».
Вот путь общих масс - даже образованные люди принадлежат к этим общим массам - в них нет целостности, разума или даже смелости сказать: «Я не знаю». То условие, я знаю, исходило от одного профессора. Руководитель колледжа спросил этого профессора: «Можем ли мы принять этого студента? Есть проблема...»
И профессор сказал: «Я не хочу никаких проблем в моем классе. Я могу принять его только при условии, что он никогда не появится в классе».
И вот как раз перед тем, как я покинул Индию, я прочитал статью, подписанную тем же профессором, его имя Солери, в которой он с гордостью сообщает, что я был его студентом. Я не видел его лица, он не видел моего; я никогда не был в его классе, или в его колледже, или где-нибудь поблизости. А теперь он гордится, что я был его студентом и что он всегда знал, что я стану кем-нибудь особенным. Эти дураки! Они так легко лгут. Но и все их жизни полны лжи.
Простые массы, между прочим, невинны. Но школьные учителя, священники, политики - эти люди постоянно отравляют простые массы и держат их на уровне толпы.
То, что мы называем демократией, еще не пришло к той точке, когда оно становится демократией. Оно еще, и повсюду, всего лишь толпократия, потому что избирающая масса является толпой; она еще не стала осознающей и бдительной.
Как раз несколько дней назад здесь были президентские выборы. Я слышал, что перед выборами шестого ноября, в ночь на пятое ноября, перед судом округа Васко собрались все христианские конгрегации. Все священники - все враги друг другу, постоянно сражающиеся друг с другом, спорящие о том, кто прав, кто не прав, и кто ближе к Христу и Богу, а кто не ближе, кто действительно православен, а кто блуждает в потемках, - все они собрались вместе. Все священники, со всеми их конгрегациями, перед зданием окружного суда... для чего? Чтобы помолиться против Антихриста, чтобы спасти округ Васко.
Так кто же Антихрист в округе Васко? И почему нужно спасать округ Васко от Антихриста? Я по-настоящему наслаждался этим, все они молились по поводу меня - поскольку я не думаю, что есть кто-либо другой, кого объявили бы Антихристом. Но это я немного сумасшедший. Говорят, что я анти-Христос, анти-Будда, анти-Махавира, анти-Кришна, антисемит... Все, что угодно, - только поставьте перед этим приставку «анти», и это подойдет ко мне. А в действительности я просто за себя и не против никого. Меня нисколько не беспокоит Христос, поэтому, почему я должен быть анти-Христом? Меня не беспокоит никто! Они никогда не заботились обо мне, почему я должен беспокоиться о них?
Эти люди продолжают... Журналисты спросили священников: «Кто Антихрист?» - и они даже не осмелились произнести мое имя. Отвечая, они все ходили вокруг да около: «Мы вот молимся, чтобы округ был спасен от злых сил». Но почему только округ Васко? Что, все злые силы собрались здесь в округе Васко? Они должны были бы отправиться в Белый Дом в Вашингтоне и молиться там, ведь если злые силы и собрались где-нибудь, так только в двух местах - в Кремле и в Белом Доме. И если мир будет страдать, источником страдания будут эти два места: Кремль - и Белый Дом.
Но странное дело с этими священниками: во время второй мировой войны в Англии они молились Богу, христианскому Богу, за победу Англии, за безопасность Уинстона Черчилля; а христиане в Риме, где пребывает папа в Ватикане, молились за безопасность Муссолини и его победу - тому же самому христианскому Богу. Не только это, Адольф Гитлер был благословлен христианскими епископами, они молились за его победу - именем того же христианского Бога. Так что же случилось с этим Богом? Он, наверное, покончил с собой! Как Ему решать? Все они Его люди, молятся ведь Его агенты. В чью пользу будет Его решение?
И христиане не улавливают проблемы в том, что когда Адольф Гитлер у власти, тогда христианский священник молится за Адольфа Гитлера. Он просто трус. Он не может сказать: «Я не буду молиться за вас и за вашу идеологию, которую вы отстаиваете. Я буду молиться за то, чтобы вы были побеждены». Но нет, смелые люди не становятся священниками; у них есть другие, лучшие дела для занятий. Священники же трусы. И эти трусы продолжают отравлять умы других людей; они делают других людей трусами. Они уничтожили все человечество и поместили его в сумасшедший дом.
Поэтому если массы против меня, то этого можно было ожидать. Не могло быть иначе, это естественно.
Что неожиданно, так это то, что по всему миру есть немного людей, которые способны встать рядом со мной, которые достаточно смелы для того, чтобы отложить в сторону свои предубеждения и выслушать меня, которые настолько разумны, чтобы узнать истину, когда они встречаются с нею, - какова бы ни была цена, и каковы бы ни были последствия.
На самом деле, никто до меня не имел таких разумных людей, каких я имею по всему миру, людей такого масштаба, таких восприимчивых, таких желающих пройти через испытание огнем.
Да, когда вы направляетесь к истине, это хождение в огонь.
Вы сгорите, вы сгорите полностью. И тогда то, что останется несгоревшим, живым, и есть ваша реальность. Все остальное, что сгорело, было хламом, излитым на вас другими.
Никто не может сжечь истину, но чтобы достигнуть истины, вам нужно отбросить слишком многое, очень много лишнего.
Но я счастлив тем, что, по крайней мере, один процент человечества почти готов прыгнуть и создать первую религию мира - религию истины, сознания - без лжи о Боге, небесах, аде, дьяволе - только чистейшую истину достоинством в двадцать четыре карата.
Даже один процент по всему миру - это потрясающая сила. Вы не должны думать, что это всего лишь один процент против девяносто девяти. Нет, те девяносто девять процентов - это ничто, поскольку в них нет их собственного огня. Они мертвы раньше смерти; они лишь ходячие трупы.
Этот один процент потрясающе силен, потому что эти люди живы.
Их огонь преобразует весь мир. А эти девяносто девять процентов вовсе не считаются.
Поэтому меня не беспокоит, что эти массы думают обо мне. Я озабочен только этим одним процентом разумных людей - тем, что они думают обо мне.
Беседа 5.
ЭКСТАЗ СЕЙЧАС -ЗАЧЕМ ЖДАТЬ?
3 декабря 1984 года
Бхагаван,
Что такое самоотречение? Каково его место в Вашей религии?
Идея самоотречения является одной из самых фундаментальных во всех псевдорелигиях. Суть этого явления должна быть понята очень глубоко.
Все религии проповедуют разделение между этим миром и миром, лежащим по ту сторону смерти, - между душой и телом. Тело принадлежит этому миру, душа принадлежит тому миру; поэтому, если вы хотите достичь мира, лежащего по ту сторону смерти, вечного мира... счастье там бесконечно, счастье здесь не стоит того, чтобы называться счастьем; оно мимолетно, оно соткано из сновидений. Оно приходит и до того, как вы сможете ухватить его, уходит. Оно иллюзорно, оно как мираж в пустыне.
Далеко от себя вы видите озеро, наполненное водой. Вы испытываете жажду, и великая надежда возникает в вас. Озеро, как вы его видите, абсолютно реально, ведь, как доказательство его реальности, вот вода, вот деревья, отражающиеся в этой воде. Если рядом есть гора, то и гора отражается в озере, отражается солнце. Какое еще доказательство вам нужно? Без воды такие отражения невозможны. Вы кидаетесь с великой надеждой, но когда вы подходите ближе, то обнаруживаете, что озеро отступает; расстояние между вами и озером остается тем же самым.
Это просто иллюзия, созданная отражением солнечных лучей от горячего песка пустыни. Когда солнечные лучи отражаются, они движутся подобно волнам, и их движение издалека создает иллюзию воды. И этим волнообразным движением солнечные лучи достигают эффекта отражения; они становятся подобными зеркалу. Это одна половина явления миража.
Другая половина - ваша жажда. Если бы вы не испытывали жажды, то, возможно, вы не смогли бы и обнаружить, что был какой-то мираж. Вы видели миражи раньше, вы знаете, что миражи могут казаться почти реальными, - но у вас жажда.
Физическое явление отражения солнечных лучей дает половину реальности явлению миража. Другую, и гораздо более важную половину, вносите вы и ваша жажда. Вы хотите поверить, что мираж - это правда. Даже если бы был кто-нибудь, кто попытался бы доказать вам, что это не реальность, вы рассердились бы на этого человека: у вас жажда, и вот она вода, а он пытается доказать, что эта вода - иллюзия. Он не знает, что такое жажда! Может быть, сам он не испытывает жажды. Нет никакой возможности убедить испытывающего жажду в том, что то, что он видит, - нереально. Все, что вы видите, обязательно является реальным. Внешнее проявление не означает реальности.
Миллионы лет религии говорили людям, что счастье в этом мире имеет ту же природу, что и мираж в пустыне. Вот почему вам никогда не удается ухватить его. Вам не удается удержать счастье в своем кулаке; оно приходит и уходит. Вы можете почувствовать его как легкий ветерок, но в то мгновение, когда вы осознаете, что вот оно, оно уже исчезает. Может быть, оно еще более нереально, чем мираж. Мираж, по крайней мере, имеет какую-то реальность: отраженные солнечные лучи вносят половину, а ваша жажда - другую половину. Но в вашем так называемом счастье этого мира вы сами вносите все сто процентов. Нет ничего, что давало бы еще какой-нибудь вклад.
И вы знаете это. Сегодня одна женщина кажется вам столь прекрасной, что вы скажете, что Клеопатра - ничто по сравнению с ней. Она кажется вам самой прекрасной женщиной в мире. Не только сейчас - вы не можете представить себе, что когда-либо была или когда-либо будет женщина, красивее ее. Это ваше представление, поскольку для других та же женщина ничего не значит; и та же женщина завтра ничего не будет значить для вас. И вы будете удивляться, поражаться - что же случилось? Что случилось с этой женщиной? Ничего с ней не случилось - она та же самая - что-то случилось с вами.
Вчера вы испытывали жажду - вы воображали, что у вас страсть. Сегодня эта страсть удовлетворена; больше нет биологического основания для воображения. Эта женщина - самая обыкновенная женщина, и счастье, которое вы обрели, было всего лишь вашим воображением - вы сами создали всю эту игру. Эта женщина, самое большее, играла роль бездействующего участника; она позволила вам представлять себя в ней. Может быть, она тоже представляла себя в вас - так что это было воображением с обеих сторон. Рано или поздно оно исчезнет, поскольку воображаемое не может длиться долго, коль скоро его основная причина упущена.
Основная же причина лежит в вашей биологии; а биологию не тревожит любовь, поэзия, романтика или что-нибудь в этом роде - биология означает бизнес!
Биология не интересуется игрой предварительной и игрой завершающей; все это пустая трата времени. Биологию интересует воспроизведение потомства.
Когда биология завершила свою работу, она отступает; воображаемое исчезает. Тогда вот стоите вы, стоит та же самая женщина, - но ничто не осталось уже тем же самым. Куда исчезло ваше счастье?
Вы чувствовали себя, словно на вершине Эвереста, и вот вы пали в глубины Тихого океана. Эта женщина обманула вас, а женщина думает, что это вы обманули ее; вы оба пытаетесь все свалить друг на друга. Никто никого не обманывал, обоих обманула биология. Но биология - это не нечто вне вас, она присуща вашему телу. Вы являетесь представлением двух других биологии, биологии вашего отца и матери; и они были представлением двух других биологии - вот она неразрывность, поток, подобный реке.
Религии старались эксплуатировать эту фундаментальную истину. Это истина, что романтика и поэзия... и так называемые любовные дела - все просто тень биологии. Так что все не очень трудно: определенная инъекция определенных гормонов прямо сейчас создаст всю поэзию, всю романтику... Другая инъекция - и вы падаете в Тихий океан! Теперь мы знаем, что мужчина может стать женщиной, женщина может стать мужчиной; лишь незначительное изменение гормонов, лишь незначительное изменение химии тела.
Религии эксплуатировали эту простую истину. Это истина, но вместо того, чтобы объяснить ее вам, они эксплуатировали ее.
Они говорили: «Это мимолетное счастье. Не гоняйтесь за ним; вы напрасно потратите время. Настоящий мир начинается после смерти». Почему после смерти? Ведь смерть уничтожит всю вашу биологию, физиологию, химию; смерть отнимает прочь все материальное. После нее остается только духовное, и это духовное познает вечность. Материальное, физическое знает только мимолетность.
Все это кажется очень логичным; первая часть верна, но вторая часть - вымысел. Да, верно, что моменты счастья в этой жизни очень быстротечны, но это не означает, что есть другая жизнь после смерти, в которой эти моменты становятся вечностью. Тому нет свидетельств. Такие моменты хотя бы есть здесь, их переживает каждый. Хотя и малые и быстротечные, но они существуют. Никто не может отрицать их существования. Вы можете сказать, что они сделаны из того же вещества, что и сны, - но они все же есть. Даже сны имеют свою собственную реальность. Они есть, они влияют на вас; а когда что-то воздействует на вас, оно становится реальностью.
Например, вы голодны. За целый день вам не удалось ничего съесть; вы устали, засыпаете. Сейчас тело голодно и хочет пищи. Ум сотворяет красивое сновидение, что вы гость на богатом пиршестве. Ум обслуживает вас, ведь если ум не создаст такого сновидения, ваш сон будет беспокойным - голод даст о себе знать. Каким-то образом вас нужно убедить, что вы едите, что вы не голодны. Ваш сон остается не потревоженным. Сновидение делает что-то реальное. Как нечто нереальное может делать что-то реальное? Это невозможно, - но у сновидения есть его собственное существование. Да, оно отличается от скалы, но и цветок розы отличается от скалы. Сновидение отличается еще сильнее; но оно воздействует на вас, оно влияет на вашу жизнь, влияет на стиль вашей жизни - и эти изменения реальны.
Поэтому нужно запомнить одну вещь: в этой жизни есть мгновения удовольствия, быстротечные переживания счастья, внезапные взрывы радости, - но за них невозможно ухватиться.
Вы не можете хранить их в своем безопасном хранилище. Вы не можете сделать их постоянными. Религии эксплуатировали вас именно потому, что вы не можете сделать их постоянными. Это была очень хитрая стратегия. Вы хотите сделать мгновения счастья постоянными; ваше глубочайшее желание — оставаться счастливыми всегда, не знать боли, печали, муки -всегда. Постоянно пребывать в раю - вот ваше желание.
Религии эксплуатировали это желание. Они говорили: «Есть такое место, но вы ничего не получите, не заплатив за это». Выглядит совершенно математически, экономически. Религии начали учить вас тому, что вы должны пожертвовать этой жизнью, если хотите достичь постоянного райского мира, что после смерти. И это очень недорого, поскольку то, чем вы жертвуете, всего лишь мимолетное быстротечное переживание, которое случается лишь иногда.
Если собрать все ваши мгновения счастья за всю вашу семидесятилетнюю жизнь, то, может быть, не найдется и семи мгновений, относительно которых можно быть совершенно уверенными, что они имели природу экстаза.
За семьдесят лет жизни не будет и семи мгновений? Тогда что же вы делали здесь? Мучили себя и других? Да, вы не найдете и семи мгновений счастья, поскольку природа этих мгновений такова, что когда они есть, они целиком завладевают вами, они владеют вами - да, вот правильное слово - они полностью владеют вами. Но когда они проходят, они оставляют вас так же полно, как полно они владели вами, остается только память. А как долго вы сможете жить воспоминаниями, оказавшимися столь обманчивыми?
Через несколько дней вы начнете сомневаться, было ли это, или это просто ваше воображение? Ведь то мгновение так сильно противоречит всему вашему жизненному переживанию: проходят годы, и лишь одно мгновение, может быть... И оно не в вашей власти; когда и где случится это мгновение, не вам решать. Поэтому годами вы влачите свое существование, и лишь одно мгновение остается в памяти... Медленно, медленно даже дымка памяти начинает исчезать.
Поэтому, если спросить человека даже семидесяти лет, он не назовет и семи мгновений. И когда вы становитесь старше, для таких мгновений все меньше и меньше возможностей. Все больше и больше разочарований, больше и больше развеянных иллюзий. В будущем только смерть и тьма, а в прошлом ничего кроме обмана.
Религии нашли прекрасное поле, на котором эксплуатировать вас, - и все они по всему миру хорошо делают это.
За тысячи лет они открыли колоссальный бизнес - больше, чем всякий другой: они продают вам рай; и почти даром.
Все, что они просят: «Отрекитесь от этой мимолетной жизни, и вечный мир восторга ваш».
Поэтому самоотречение становится фундаментальным верованием: чем от большего вы отрекаетесь, тем более достойными вы становитесь и тем более вы можете быть уверенными, что подходите ближе. Поэтому люди пытались отрекаться от всего.
Махавира собирался стать царем. Его отец был стар, и он постоянно спрашивал Махавиру: «Позволь мне уйти сейчас, я устал; а ты готов, ты молод, хорошо образован - я совершенно удовлетворен тобой. Где я найду сына лучшего, чем ты? Будь готов заменить меня».
Но у Махавиры были другие идеи. Пока его обучали священники, монахи, они отравили его ум. Они сказали ему, что если он сможет отречься от царства, то: «Тогда царство Божье твое». Чем больше отречение, тем больше, естественно, и награда. Вот почему все двадцать четыре великих Учителя джайнов были царями.
Я спрашивал джайнских монахов: «В чем здесь секрет? Разве не было никого другого в этой стране, кто мог бы достичь, стать великим Учителем - воин, брамин, ученый, кто-нибудь - почему только цари?» Они не давали никакого ответа. Я, бывало, говорил им: «Я не спрашиваю у вас ответа, поскольку ответ у меня есть. Я задаю вам этот вопрос только для того, чтобы вы начали думать об этом».
Ответ прост: поскольку они отрекались от царств, то и награда им полагалась самая большая. Бедный человек может отречься от всего, что имеет, - но что он имеет? Он не может стать тиртханкарой, верховным Учителем. Даже в раю он будет жить где-то там, за городом. Его не допустят в город, поскольку у него спросят: «От чего ты отрекся? Прежде всего, что ты имел такого, от чего отрекаться?»
Поэтому, конечно, цари очень близки к дворцу Божьему; потом идут самые богатые, сверхбогатые люди; потом люди среднего класса; потом нижние слои, и потом пойдут те, кому не от чего отрекаться - у них уже ничего нет. На самом деле, именно они должны были бы быть рядом с Богом вследствие того, что у них ничего нет. Но они будут за пограничной линией рая; они не смогут показать, каков их банковский счет в другом мире.
Все аватары индусов - цари: Рама, Кришна... Будда - царь. Странно, что эти люди происходят только из царей, но если вы понимаете структуру, стратегию священника, то все становится ясным: они отреклись от самого большего, естественно, им и обещалось большее. Никто не знает, получили ли они что-нибудь после смерти, или нет, но идея так укоренилась по той простой причине, что в ней есть зерно истины: в этой жизни все мимолетно.
Для меня, если что-то мимолетно, оно не является неверным. На самом деле, именно благодаря своей мимолетности оно так волнует, оно так восторгает. Сделайте его постоянным, и оно умрет.
Утром открывается цветок розы, такой свежий, со свежими каплями росы на лепестках, такой ароматный. Невозможно представить себе, что уже вечером эти лепестки упадут в пыль и роза исчезнет.
Вам хотелось бы, чтобы цветок оставался постоянным, но тогда вам нужен искусственный, пластиковый цветок; настоящий цветок не подойдет.
Настоящий цветок должен быть мимолетным. Он должен быть мимолетным, чтобы быть настоящим; только пластиковые вещи могут быть постоянными.
Пластик - вот новое открытие. Он не был известен Будде, Махавире, Мухаммеду, Иисусу, но я могу сказать вам, что рай сделан, должно быть, из пластика.
Если и есть какой-либо рай, он может быть только пластиковым, поскольку пластик имеет качество неумирания, он бессмертен.
Ученые сейчас обеспокоены - особенно беспокоятся специалисты по охране окружающей среды - ведь пластик так дешев, что вы все время разбрасываетесь им. Стекло не так дешево; вы сохраняете бутылки или сдаете их, чтобы получить обратно их залоговую стоимость. Пластик же так дешев, что все сделанное из него, разбрасывается: используется один раз и выбрасывается. Но вы не знаете, куда денется эта вещь. Она попадет в океан, в реку, осядет на дне озера, и у природы нет средств растворить ее, поскольку природа не готова к таким вещам, не предназначена для поглощения пластика.
Бхагаван,
Что такое самоотречение? Каково его место в Вашей религии?
Идея самоотречения является одной из самых фундаментальных во всех псевдорелигиях. Суть этого явления должна быть понята очень глубоко.
Все религии проповедуют разделение между этим миром и миром, лежащим по ту сторону смерти, - между душой и телом. Тело принадлежит этому миру, душа принадлежит тому миру; поэтому, если вы хотите достичь мира, лежащего по ту сторону смерти, вечного мира... счастье там бесконечно, счастье здесь не стоит того, чтобы называться счастьем; оно мимолетно, оно соткано из сновидений. Оно приходит и до того, как вы сможете ухватить его, уходит. Оно иллюзорно, оно как мираж в пустыне.
Далеко от себя вы видите озеро, наполненное водой. Вы испытываете жажду, и великая надежда возникает в вас. Озеро, как вы его видите, абсолютно реально, ведь, как доказательство его реальности, вот вода, вот деревья, отражающиеся в этой воде. Если рядом есть гора, то и гора отражается в озере, отражается солнце. Какое еще доказательство вам нужно? Без воды такие отражения невозможны. Вы кидаетесь с великой надеждой, но когда вы подходите ближе, то обнаруживаете, что озеро отступает; расстояние между вами и озером остается тем же самым.
Это просто иллюзия, созданная отражением солнечных лучей от горячего песка пустыни. Когда солнечные лучи отражаются, они движутся подобно волнам, и их движение издалека создает иллюзию воды. И этим волнообразным движением солнечные лучи достигают эффекта отражения; они становятся подобными зеркалу. Это одна половина явления миража.
Другая половина - ваша жажда. Если бы вы не испытывали жажды, то, возможно, вы не смогли бы и обнаружить, что был какой-то мираж. Вы видели миражи раньше, вы знаете, что миражи могут казаться почти реальными, - но у вас жажда.
Физическое явление отражения солнечных лучей дает половину реальности явлению миража. Другую, и гораздо более важную половину, вносите вы и ваша жажда. Вы хотите поверить, что мираж - это правда. Даже если бы был кто-нибудь, кто попытался бы доказать вам, что это не реальность, вы рассердились бы на этого человека: у вас жажда, и вот она вода, а он пытается доказать, что эта вода - иллюзия. Он не знает, что такое жажда! Может быть, сам он не испытывает жажды. Нет никакой возможности убедить испытывающего жажду в том, что то, что он видит, - нереально. Все, что вы видите, обязательно является реальным. Внешнее проявление не означает реальности.
Миллионы лет религии говорили людям, что счастье в этом мире имеет ту же природу, что и мираж в пустыне. Вот почему вам никогда не удается ухватить его. Вам не удается удержать счастье в своем кулаке; оно приходит и уходит. Вы можете почувствовать его как легкий ветерок, но в то мгновение, когда вы осознаете, что вот оно, оно уже исчезает. Может быть, оно еще более нереально, чем мираж. Мираж, по крайней мере, имеет какую-то реальность: отраженные солнечные лучи вносят половину, а ваша жажда - другую половину. Но в вашем так называемом счастье этого мира вы сами вносите все сто процентов. Нет ничего, что давало бы еще какой-нибудь вклад.
И вы знаете это. Сегодня одна женщина кажется вам столь прекрасной, что вы скажете, что Клеопатра - ничто по сравнению с ней. Она кажется вам самой прекрасной женщиной в мире. Не только сейчас - вы не можете представить себе, что когда-либо была или когда-либо будет женщина, красивее ее. Это ваше представление, поскольку для других та же женщина ничего не значит; и та же женщина завтра ничего не будет значить для вас. И вы будете удивляться, поражаться - что же случилось? Что случилось с этой женщиной? Ничего с ней не случилось - она та же самая - что-то случилось с вами.
Вчера вы испытывали жажду - вы воображали, что у вас страсть. Сегодня эта страсть удовлетворена; больше нет биологического основания для воображения. Эта женщина - самая обыкновенная женщина, и счастье, которое вы обрели, было всего лишь вашим воображением - вы сами создали всю эту игру. Эта женщина, самое большее, играла роль бездействующего участника; она позволила вам представлять себя в ней. Может быть, она тоже представляла себя в вас - так что это было воображением с обеих сторон. Рано или поздно оно исчезнет, поскольку воображаемое не может длиться долго, коль скоро его основная причина упущена.
Основная же причина лежит в вашей биологии; а биологию не тревожит любовь, поэзия, романтика или что-нибудь в этом роде - биология означает бизнес!
Биология не интересуется игрой предварительной и игрой завершающей; все это пустая трата времени. Биологию интересует воспроизведение потомства.
Когда биология завершила свою работу, она отступает; воображаемое исчезает. Тогда вот стоите вы, стоит та же самая женщина, - но ничто не осталось уже тем же самым. Куда исчезло ваше счастье?
Вы чувствовали себя, словно на вершине Эвереста, и вот вы пали в глубины Тихого океана. Эта женщина обманула вас, а женщина думает, что это вы обманули ее; вы оба пытаетесь все свалить друг на друга. Никто никого не обманывал, обоих обманула биология. Но биология - это не нечто вне вас, она присуща вашему телу. Вы являетесь представлением двух других биологии, биологии вашего отца и матери; и они были представлением двух других биологии - вот она неразрывность, поток, подобный реке.
Религии старались эксплуатировать эту фундаментальную истину. Это истина, что романтика и поэзия... и так называемые любовные дела - все просто тень биологии. Так что все не очень трудно: определенная инъекция определенных гормонов прямо сейчас создаст всю поэзию, всю романтику... Другая инъекция - и вы падаете в Тихий океан! Теперь мы знаем, что мужчина может стать женщиной, женщина может стать мужчиной; лишь незначительное изменение гормонов, лишь незначительное изменение химии тела.
Религии эксплуатировали эту простую истину. Это истина, но вместо того, чтобы объяснить ее вам, они эксплуатировали ее.
Они говорили: «Это мимолетное счастье. Не гоняйтесь за ним; вы напрасно потратите время. Настоящий мир начинается после смерти». Почему после смерти? Ведь смерть уничтожит всю вашу биологию, физиологию, химию; смерть отнимает прочь все материальное. После нее остается только духовное, и это духовное познает вечность. Материальное, физическое знает только мимолетность.
Все это кажется очень логичным; первая часть верна, но вторая часть - вымысел. Да, верно, что моменты счастья в этой жизни очень быстротечны, но это не означает, что есть другая жизнь после смерти, в которой эти моменты становятся вечностью. Тому нет свидетельств. Такие моменты хотя бы есть здесь, их переживает каждый. Хотя и малые и быстротечные, но они существуют. Никто не может отрицать их существования. Вы можете сказать, что они сделаны из того же вещества, что и сны, - но они все же есть. Даже сны имеют свою собственную реальность. Они есть, они влияют на вас; а когда что-то воздействует на вас, оно становится реальностью.
Например, вы голодны. За целый день вам не удалось ничего съесть; вы устали, засыпаете. Сейчас тело голодно и хочет пищи. Ум сотворяет красивое сновидение, что вы гость на богатом пиршестве. Ум обслуживает вас, ведь если ум не создаст такого сновидения, ваш сон будет беспокойным - голод даст о себе знать. Каким-то образом вас нужно убедить, что вы едите, что вы не голодны. Ваш сон остается не потревоженным. Сновидение делает что-то реальное. Как нечто нереальное может делать что-то реальное? Это невозможно, - но у сновидения есть его собственное существование. Да, оно отличается от скалы, но и цветок розы отличается от скалы. Сновидение отличается еще сильнее; но оно воздействует на вас, оно влияет на вашу жизнь, влияет на стиль вашей жизни - и эти изменения реальны.
Поэтому нужно запомнить одну вещь: в этой жизни есть мгновения удовольствия, быстротечные переживания счастья, внезапные взрывы радости, - но за них невозможно ухватиться.
Вы не можете хранить их в своем безопасном хранилище. Вы не можете сделать их постоянными. Религии эксплуатировали вас именно потому, что вы не можете сделать их постоянными. Это была очень хитрая стратегия. Вы хотите сделать мгновения счастья постоянными; ваше глубочайшее желание — оставаться счастливыми всегда, не знать боли, печали, муки -всегда. Постоянно пребывать в раю - вот ваше желание.
Религии эксплуатировали это желание. Они говорили: «Есть такое место, но вы ничего не получите, не заплатив за это». Выглядит совершенно математически, экономически. Религии начали учить вас тому, что вы должны пожертвовать этой жизнью, если хотите достичь постоянного райского мира, что после смерти. И это очень недорого, поскольку то, чем вы жертвуете, всего лишь мимолетное быстротечное переживание, которое случается лишь иногда.
Если собрать все ваши мгновения счастья за всю вашу семидесятилетнюю жизнь, то, может быть, не найдется и семи мгновений, относительно которых можно быть совершенно уверенными, что они имели природу экстаза.
За семьдесят лет жизни не будет и семи мгновений? Тогда что же вы делали здесь? Мучили себя и других? Да, вы не найдете и семи мгновений счастья, поскольку природа этих мгновений такова, что когда они есть, они целиком завладевают вами, они владеют вами - да, вот правильное слово - они полностью владеют вами. Но когда они проходят, они оставляют вас так же полно, как полно они владели вами, остается только память. А как долго вы сможете жить воспоминаниями, оказавшимися столь обманчивыми?
Через несколько дней вы начнете сомневаться, было ли это, или это просто ваше воображение? Ведь то мгновение так сильно противоречит всему вашему жизненному переживанию: проходят годы, и лишь одно мгновение, может быть... И оно не в вашей власти; когда и где случится это мгновение, не вам решать. Поэтому годами вы влачите свое существование, и лишь одно мгновение остается в памяти... Медленно, медленно даже дымка памяти начинает исчезать.
Поэтому, если спросить человека даже семидесяти лет, он не назовет и семи мгновений. И когда вы становитесь старше, для таких мгновений все меньше и меньше возможностей. Все больше и больше разочарований, больше и больше развеянных иллюзий. В будущем только смерть и тьма, а в прошлом ничего кроме обмана.
Религии нашли прекрасное поле, на котором эксплуатировать вас, - и все они по всему миру хорошо делают это.
За тысячи лет они открыли колоссальный бизнес - больше, чем всякий другой: они продают вам рай; и почти даром.
Все, что они просят: «Отрекитесь от этой мимолетной жизни, и вечный мир восторга ваш».
Поэтому самоотречение становится фундаментальным верованием: чем от большего вы отрекаетесь, тем более достойными вы становитесь и тем более вы можете быть уверенными, что подходите ближе. Поэтому люди пытались отрекаться от всего.
Махавира собирался стать царем. Его отец был стар, и он постоянно спрашивал Махавиру: «Позволь мне уйти сейчас, я устал; а ты готов, ты молод, хорошо образован - я совершенно удовлетворен тобой. Где я найду сына лучшего, чем ты? Будь готов заменить меня».
Но у Махавиры были другие идеи. Пока его обучали священники, монахи, они отравили его ум. Они сказали ему, что если он сможет отречься от царства, то: «Тогда царство Божье твое». Чем больше отречение, тем больше, естественно, и награда. Вот почему все двадцать четыре великих Учителя джайнов были царями.
Я спрашивал джайнских монахов: «В чем здесь секрет? Разве не было никого другого в этой стране, кто мог бы достичь, стать великим Учителем - воин, брамин, ученый, кто-нибудь - почему только цари?» Они не давали никакого ответа. Я, бывало, говорил им: «Я не спрашиваю у вас ответа, поскольку ответ у меня есть. Я задаю вам этот вопрос только для того, чтобы вы начали думать об этом».
Ответ прост: поскольку они отрекались от царств, то и награда им полагалась самая большая. Бедный человек может отречься от всего, что имеет, - но что он имеет? Он не может стать тиртханкарой, верховным Учителем. Даже в раю он будет жить где-то там, за городом. Его не допустят в город, поскольку у него спросят: «От чего ты отрекся? Прежде всего, что ты имел такого, от чего отрекаться?»
Поэтому, конечно, цари очень близки к дворцу Божьему; потом идут самые богатые, сверхбогатые люди; потом люди среднего класса; потом нижние слои, и потом пойдут те, кому не от чего отрекаться - у них уже ничего нет. На самом деле, именно они должны были бы быть рядом с Богом вследствие того, что у них ничего нет. Но они будут за пограничной линией рая; они не смогут показать, каков их банковский счет в другом мире.
Все аватары индусов - цари: Рама, Кришна... Будда - царь. Странно, что эти люди происходят только из царей, но если вы понимаете структуру, стратегию священника, то все становится ясным: они отреклись от самого большего, естественно, им и обещалось большее. Никто не знает, получили ли они что-нибудь после смерти, или нет, но идея так укоренилась по той простой причине, что в ней есть зерно истины: в этой жизни все мимолетно.
Для меня, если что-то мимолетно, оно не является неверным. На самом деле, именно благодаря своей мимолетности оно так волнует, оно так восторгает. Сделайте его постоянным, и оно умрет.
Утром открывается цветок розы, такой свежий, со свежими каплями росы на лепестках, такой ароматный. Невозможно представить себе, что уже вечером эти лепестки упадут в пыль и роза исчезнет.
Вам хотелось бы, чтобы цветок оставался постоянным, но тогда вам нужен искусственный, пластиковый цветок; настоящий цветок не подойдет.
Настоящий цветок должен быть мимолетным. Он должен быть мимолетным, чтобы быть настоящим; только пластиковые вещи могут быть постоянными.
Пластик - вот новое открытие. Он не был известен Будде, Махавире, Мухаммеду, Иисусу, но я могу сказать вам, что рай сделан, должно быть, из пластика.
Если и есть какой-либо рай, он может быть только пластиковым, поскольку пластик имеет качество неумирания, он бессмертен.
Ученые сейчас обеспокоены - особенно беспокоятся специалисты по охране окружающей среды - ведь пластик так дешев, что вы все время разбрасываетесь им. Стекло не так дешево; вы сохраняете бутылки или сдаете их, чтобы получить обратно их залоговую стоимость. Пластик же так дешев, что все сделанное из него, разбрасывается: используется один раз и выбрасывается. Но вы не знаете, куда денется эта вещь. Она попадет в океан, в реку, осядет на дне озера, и у природы нет средств растворить ее, поскольку природа не готова к таким вещам, не предназначена для поглощения пластика.