Страница:
Гурджиев выполнял работу гораздо более высокого уровня. Он нашел простой способ остановки ума. Люди на Востоке на протяжении столетий старались концентрировать ум, увидеть его, остановить его, - а Гурджиев нашел для этого способ, основанный на физиологии. Но это было не его открытием, он просто нашел то, что делали кочевники.
Гурджиев кричал: «Остановись!» — и все замирали. А когда тело неожиданно замирает, ум чувствует себя немного странно: что случилось? Ведь ум не имеет ассоциации с замершим телом, он просто шокирован. Они находятся в сотрудничестве, в глубокой гармонии, движутся вместе. И вот тело полностью замерло, что делать уму? Куда ему деться?
На мгновение наступает полная тишина; и даже этого единственного мгновения тишины достаточно, чтобы дать вам почувствовать вкус медитации.
Гурджиев разрабатывал танцы, и во время таких танцев внезапно кричал: «Остановись!» В танце вы не знаете, в какой позе окажетесь. Люди просто падали на пол. Но даже если вы падаете, упражнение продолжается. Если ваша рука находится в неудобном положении, прижата телом, вы не должны устраивать ее поудобнее, потому что это означает, что вы не даете уму шанса остановиться. Вы все еще слушаетесь ума. Ум говорит: «Неудобно, устройся поудобнее». Вы же не должны ничего делать.
В Нью-Йорке, когда он демонстрировал свой танец, Гурджиев выбрал очень странную ситуацию. Все танцоры стояли в ряд, и на определенной стадии танца, когда они, танцуя, двигались вперед и стояли вслед за первым танцором на краю сцены, Гурджиев сказал: «Остановись!». Первый человек упал, упал второй, упал третий, - весь ряд упал друг на друга. Но стояла мертвая тишина, никто не двинулся.
Один из зрителей, видя все это, впервые испытал переживание медитации. Он не делал этого упражнения, он просто видел его. Но видя, как такое множество людей внезапно остановились и упали, упали как мертвые, без малейшего усилия изменить позу или что-нибудь еще... Похоже было на то, что всех их парализовало.
Этот человек сидел в первом ряду, и, не зная того, он остановился, замер в позе, в которой находился: его глаза перестали мигать, дыхание прекратилось. Видя эту сцену, - он пришел, чтобы посмотреть на танец, но что же за танец это был? - внезапно он почувствовал, как энергия нового вида поднимается в нем. И это было так тихо, он настолько наполнился осознанностью, что стал учеником. В ту же ночь он пришел к Гурджиеву и сказал: «Я не могу ждать».
Быть учеником Гурджиева было очень трудно; он делал почти невозможное. Он был изобретателем тяжелых задач. Можно допустить какие-то вещи, если виден хотя бы какой-то их смысл, но с Гурджиевым была та проблема, что не было очевидного смысла.
Имя этого человека было Николл. Гурджиев сказал: «Не так-то просто стать моим учеником».
Николл сказал: «Так же не просто отказать мне. Я пришел, чтобы стать учеником, и я стану им. Вы можете быть трудным Учителем, я знаю; я трудный ученик!» Оба человека посмотрели в глаза друг другу и поняли, что они из одного племени. Этого человека нельзя было упустить.
Николл сказал: «Я не уйду. Я буду просто сидеть здесь всю жизнь, пока вы не примете меня как ученика», - и этот случай с Николл ом был единственным случаем, в котором Гурджиев принял ученика, не напакостив ему; в других случаях он был очень тяжелым человеком. Даже с таким человеком, как П.Д.Успенский, который сделал Гурджиева всемирно известным, - даже с ним Гурджиев был тяжелым.
Успенский вспоминает, как они путешествовали из Нью-Йорка в Сан-Франциско на поезде и Гурджиев посреди ночи начал делать нечто отвратительное. Он не был пьян, он не пил даже воды, но вел себя как пьяный, - ходил от одного купе к другому, будил людей, разбрасывал их вещи. Успенский, следуя за ним, сказал: «Что вы делаете?» - но Гурджиев не слушал его.
Кто-то остановил поезд стоп-краном: «Похоже, этот человек сошел с ума!» Потом пришел кондуктор и полицейский. Успенский извинился и сказал: «Он не сошел с ума и не пьян, но что делать? Мне очень трудно объяснить вам, что он делает, потому что я и сам не знаю». И вот прямо перед кондуктором и полицейским Гурджиев выбросил чей-то чемодан в окно!
Полицейский и кондуктор сказали: «Ну это уже слишком.
Держите его в своем купе, мы дадим вам ключ. Закройтесь изнутри, иначе мы вас обоих выбросим на следующей станции».
Естественно, Успенский, с одной стороны, чувствовал смущение, и, с другой стороны, он был взбешен, - почему этот человек ведет себя так отвратительно. Он подумал: «Я же знаю, что он не сумасшедший, я знаю, что он не пьяный, но...» Гурджиев вел себя дико, кричал что-то по-русски, вопил по-русски, по-кавказски, — он знал много языков, — но в тот момент, когда дверь закрылась, он тихо сел и улыбнулся. Он сказал Успенскому: «Ты как?»
Успенский сказал: «Это вы меня спрашиваете: "Ты как?"! Вас могли бы засадить в тюрьму, и меня тоже, - ведь я не мог бы оставить вас в таком положении. В чем цель всего этого?»
Гурджиев сказал: «Тебе нужно понять это. Все это я делал для тебя, а ты спрашиваешь меня, в чем цель? Цель в том, что не нужно реагировать, не надо смущаться, не надо беситься. Какой смысл испытывать смущение? Что из него получишь? Ты теряешь хладнокровие, не выигрывая ничего».
«Но, - сказал Успенский, - вы выбросили тот чемодан в окно. Как быть с тем человеком, чей чемодан вы выбросили?»
Гурджиев сказал: «Не беспокойся - это твой чемодан!»
Успенский посмотрел вниз и увидел, что его чемодана нет. Что делать с таким Учителем! Успенский пишет: «Я почувствовал желание сойти на следующей станции и вернуться назад в Европу... что еще будет вытворять этот Гурджиев?»
А Гурджиев сказал: «Я знаю, о чем ты думаешь, - ты думаешь о том, чтобы сойти на следующей станции. Храни хладнокровие!»
«Но, - сказал Успенский, - как я могу оставаться хладнокровным теперь, когда мой чемодан выброшен, а вместе с ним и вся моя одежда?»
Гурджиев сказал: «Не волнуйся, - твой чемодан был пустым. Твою одежду я переложил в свой чемодан. Ну, теперь-то остынь».
В другой раз, когда он был на Кавказе, а Успенский был в Лондоне, Гурджиев послал Успенскому телеграмму: «Приезжай немедленно!» А когда Гурджиев говорит «Немедленно», это означает немедленно/
Успенский был занят какой-то работой, но тут же оставил ее, собрался немедленно, покончил со всеми делами и отправился на Кавказ. В те дни в России была революция, и поездка на Кавказ была опасным делом, абсолютно опасным. Люди бежали из России, чтобы спасти свои жизни, так что въезд в Россию такому известному человеку, как Успенский, хорошо известному математику, всемирно известному... Он был также хорошо известен как антикоммунист, он не был за революцию. Так что вызывать его в Россию и, кроме того, так далеко, на Кавказ...
Чтобы добраться до Гурджиева, нужно было проехать через всю Россию, а тот находился в маленьком местечке; в Тифлисе, но если Гурджиев звал... Успенский отправился. Когда он приехал, он по-настоящему кипел, ведь ему пришлось проезжать мимо горящих поездов, станций, зарезанных людей и трупов на платформах. И как это ему удалось - он сам не мог поверить тому, что ему удалось добраться до Гурджиева. И что же сказал ему Гурджиев? Он сказал: «Ты приехал, теперь можешь уезжать: цель была в исполнении. Увидимся позже в Лондоне».
Вот такой человек... У него есть цель - в этом нет сомнения, - но странные у него способы работы. Он не считался даже с Успенским. Успенский так рассердился, что после этого инцидента прекратил все отношения с Гурджиевым, ведь этот человек втянул его в самую пасть смерти без всякого смысла! Но Успенский упустил смысл. Если бы он уехал так же тихо, как приехал, он стал бы просветленным ко времени прибытия в Лондон, - но он упустил смысл.
Такой человек, как Гурджиев, может иногда совершать поступки очевидно лишенные смысла, но они всегда осмысленны.
Николл стал его учеником и был вынужден пройти через многие странные задания, странные во всех отношениях. Ни один Учитель до Гурджиева не пробовал такие странные способы. Например, он заставлял учеников есть; есть все время; он постоянно заставлял: «Ешьте!» Учителю нельзя сказать нет. До слез на ваших глазах он повторял: «Ешьте!»... и эти специи, кавказские специи — индийские специи ничто по сравнению с ними! Все ваше горло горит, вы чувствуете, что ваш живот, ваши кишки в огне, а он говорит: «Ешьте! Все время ешьте, пока я не скажу остановиться».
Он имел во всем этом некоторый скрытый смысл. Есть некоторая точка для вашего тела... Как раз на днях я говорил вам, что для тела наступает некоторый момент, когда, если вы поститесь, через пять дней тело изменяет свою систему. А именно, тело начинает поглощать свой собственный жир и больше не испытывает чувства голода. Это один из использованных им методов. Есть еще один подобный метод, но в противоположном направлении.
Есть состояние, при котором вы уже не можете есть, но учитель говорит: «Продолжайте». Он пытается подвести вас к пределу возможностей всей вашей физиологии, которых вы сами никогда и не касались. Мы всегда где-то посредине. Мы и не постимся, и не пируем, как Гурджиев; мы всегда где-то посредине. Тело пребывает в установившейся рутине; отсюда и ум тоже устанавливается в своем способе движения. Пост разрушает это движение.
Вот почему пост оказывается таким важным во всех религиях. Через пятнадцать дней он подводит вас к тому моменту, когда вы просто начинаете забывать мысли. Начинают появляться все большие провалы; на протяжении часов не возникает ни одной мысли, а спустя двадцать один день ваш ум совершенно пуст. Странно, что когда живот совершенно пуст, то он вызывает синхронную реакцию и в уме - и ум становится совершенно пустым.
Пост не является сам по себе целью. Только идиоты следуют посту как цели в себе. Пост — всего лишь метод приведения вас к той ступени, когда вы можете испытать состояние не-ума. Когда такое состояние испытано, вы можете вернуться обратно к пище. Тогда больше нет проблем, вы узнали путь. И потом, нормально питаясь, вы можете снова возвращаться в это состояние в любое желаемое для вас время.
Гурджиев делал прямо противоположное, ведь именно этому он выучился у кочевников. То были люди совершенно иного рода. У них не было никаких священных писаний. У них не было никаких людей, подобных Будде, Махавире или любым другим, но они передавали из поколения в поколение, устно, определенные методы, которые отец передавал сыну. Гурджиев выучился этим методам у кочевников. Они едят очень много, и едят, и едят, и едят. Наступает момент, когда больше есть невозможно, - и это та точка, когда Гурджиев заставляет вас есть!
Если даже тогда вы говорите «да», то внезапно наступает состояние не-ума, потому что в вас разрывается весь ритм тела и ума. Теперь для ума оказывается невозможным ухватить, что же происходит. В этой ситуации ум не может больше работать. Он не знал этого раньше, потому что — всегда помните это — ум в точности подобен компьютеру. Это биокомпьютер, он действует в соответствии со своей программой. Вы можете осознавать это, вы можете не осознавать этого, но ум действует в соответствии со своей программой. Прервите где-нибудь программу... А прервать программу можно только на концах, только на границе, когда вы останавливаетесь перед пропастью.
Гурджиев заставлял людей выпивать так много алкоголя, - все виды алкогольных напитков, - что люди почти сходили с ума; они были настолько пьяны, что полностью забывали, кто они. А он продолжал давать им алкоголь. Если они падали, он тряс их, сажал их и вливал им еще, ведь есть момент, когда человек подходит к такой точке, когда все его тело, все его сознание полностью повержено интоксикацией. В этот момент начинает говорить подсознание.
Чтобы проделать это, Фрейду требовалось три, четыре, пять лет. Гурджиев же проделывал это за одну ночь! Начинает говорит ваше бессознательное, оно дает все ключи к вам, такие ключи, которых вы даже и не осознаете. А вы и не узнаете, что сами отдали эти ключи Гурджиеву, - но он-то знает. И он будет работать в соответствии с этими ключами: какие упражнения подойдут вам, какие танцы окажутся подходящими для вас, какая вам нужна музыка.
Все эти ключи были даны вашим подсознанием. Вы не осознавали этого, потому что вы были полностью в интоксикации. Вас не было, когда он работал над вашим подсознанием и убеждал его отдать ему все ваши ключи. Они были вашими секретами, - и эти ключи попали ему в руки. Поэтому, если кто- -нибудь отказывался: «Я не могу больше пить», — он выбрасывал его. Он говорил: «Тебе здесь не место».
Закон кармы - это нечто психологическое: не законное, не социальное, не моральное, но что-то психологическое. Он не работал подобным образом до настоящего времени.
Что бы вы ни делали, все несет в себе свое следствие.
Не имеет значения, называете вы это хорошим или плохим, ведь то, как вы называете это, - хорошим или плохим, - будет зависеть от вашей обусловленности.
Если вы едите мясо и являетесь мусульманином, христианином или евреем, то нет вопроса о том, что это «плохо». Другие могут совершать то же самое действие, но их моральная интерпретация будет совершенно иной. Если вы джайн, буддист или брамин, - то, прежде всего, вы не можете есть мяса, а если вы едите его, то совершаете то же самое действие, но ваша интерпретация заключается в том, что вы совершаете плохое действие, плохой акт.
Вот джайн ест мясо, и христианин ест мясо - действия одинаковые, но для христианского сознания это хорошее действие, для джайнского сознания - плохое. Действие в точности одно и то же, но сознание разное, потому что это вопрос психологии, а не вопрос природы. В противном случае последствия были бы теми же самыми.
Их психологии различны; у них разные умы, разные обусловленности. Джайн будет испытывать чувство вины, будет испытывать великий страх. Он впадет в самообвинение, будет чувствовать себя совершенно недостойным, выпавшим из благодати. Вот оно следствие, но это не следствие действия: это всего лишь следствие действия, преломленного в его психологии.
Христианин не почувствует в этом ничего плохого, фактически он будет весьма счастлив, - то была хорошая еда, и он наслаждался ею. И вот теперь он сидит в своем кресле для отдыха с сигарой в руках, наслаждаясь собой, получая удовольствие от того, какая вкусная была пища. Вы думаете, это было последствием его действия? Нет, это не так. Это просто другая психология.
Если вы действительно хотите знать, что приносит действие, то вы должны отбросить вашу психологию; тогда вы познаете закон кармы - не раньше. До этого вы будете знать только то, что этот закон работает посредством вашего ума, а ваша психология полностью изменяет его.
Для джайна это грех, и он отправится в ад; для христианина же нет никаких проблем. Иисус ел мясо, Моисей ел мясо, я полагаю, что Бог тоже должен есть мясо, особенно еврейский, христианский и мусульманский Бог. Нельзя лишать Его такого питания, такой изысканной пищи. Или вы полагаете, что можно все время держать его вегетарианцем?
Однажды передо мною жил доктор, бенгальский доктор, доктор Датта. Бенгальцы не являются вегетарианцами. Время от времени, когда я был болен или что-нибудь такое, - он был очень по-дружески расположен ко мне и приходил навестить меня. Моя тетя, которая жила вместе со мною, спрашивала его: «Доктор Датта, что-нибудь о еде, — что он должен есть, чего есть не должен?»
И Датта отвечал: «Не нужно беспокоиться. Вы же едите траву. Что еще выкинуть из вашей диеты? Вы и так постоянно на диете. Так что я не могу дать вам никаких предложений. Мы можем садиться на диету; мы можем начать есть траву, совсем как вы, — вот это для нас будет диетой. Для вас же это будет... Если вы сядете на диету, то с вами будет покончено; ничего не останется для еды, - так что не надо беспокоиться по этому поводу».
Джайнам совершенно невозможно представить себе, что Иисус мог быть просветленным человеком: он же ест мясо, пьет вино. И самое удивительное, он не только пьет вино, он обращает в вино воду. Для джайна настоящим чудом будет, если кто-нибудь превратит в воду все вино, имеющееся в мире. Вот это будет настоящим чудом, религиозным чудом. Вы называете это чудом - превращение воды в вино? Это преступление!
Ваша психология, если вы не отбросите ее... Например, для меня, человека, лишенного психологии, - между мною и моею жизнью нет ума: я нахожусь в непосредственном и прямом контакте с моею жизнью. Если я ем мясо, то это не отправит меня в ад. Нет, это же глупость.
Прежде всего, нет ада. Во-вторых, нет такого закона природы, что если вы будете есть мясо, то отправитесь в ад, ведь если это так, то все животные и почти все люди должны отправляться в ад; небеса же будут совершенно пустыми. И из-за того, что все животные едят мясо, для них закрыта возможность роста к высшему сознанию.
Я, бывало, говорил джайнским монахам: «Вы проповедуете глупости. Вы говорите, что животные продолжают расти, двигаться выше; они, в конце концов, станут людьми. Как же они могут стать людьми? Если поедание мяса отбрасывает людей в ад, то как могут поедающие мясо животные расти в своем сознании и становиться людьми? А если животные, поедая мясо, растут и становятся людьми, то человек, поедая мясо, будет тоже расти и станет Богом. Нет проблем, ничто не мешает росту».
И эти джайны говорили мне: «С вами спорить невозможно. Откуда вы берете эти идеи? Мы всю свою жизнь читали священные писания, мы читали в них, что животные растут и становятся людьми, но эта идея никогда не приходила к нам. Да, это верно: если они едят мясо и при этом растут в своем сознании, то что же плохого в поедании мяса?»
«И, кроме того, - говорил им я, - поедание мяса растущих животных, растущих вверх, окажет огромную помощь для эволюции». Действительно, это именно то, что говорят мусульмане. У них есть одна очень странная идея - именно та, о которой я рассказываю вам. Они говорят, что нужно есть животных, потому что, только поедая их, вы преобразуете их и даете им возможность роста вверх. Ведь вы поглощаете их тело и их душу, и душа идет вверх: так вы освобождаете столько животных, сколько можете. И в Коране Бог совершенно ясно разъясняет, что он создал животных для того, чтобы человек ел их. Что еще, какой еще авторитет нужен?
Я не джайн, не еврей, не мусульманин, потому что у меня нет никакой психологии. Все это психологии, созданные различными религиями ради их собственных целей.
Я отбросил всякую психологию.
Я не ем мяса, потому что сам этот акт для меня безобразен.
И дело не в том, что в будущей жизни я буду страдать. Нет, сам этот акт, сама идея о том, что нужно уничтожать жизнь ради удовлетворения ваших вкусовых клеток, которых не так много, — где-то на обратной стороне вашего языка, может быть два дюйма... Если ваш язык немного почистить бритвой, весь ваш вкус исчезнет.
Так случилось во время Второй мировой войны, что один человек был ранен выстрелом в шею. Медицинская наука спасла его, но трубку, по которой проходит пища в желудок, пришлось закрыть. Так возникла проблема, и поэтому ему в животе сделали небольшое отверстие, к которому подвели трубку. Он клал в эту трубку пищу, и она работала совершенно прекрасно, но он был очень несчастен, потому что не испытывал никакого вкуса. В трубку можно было положить что угодно, никаких проблем, но он очень злился: «Это не решение; нет же никакого вкуса. Жизнь бессмысленна - без пищи половины жизни как не бывало ».
Поэтому в конце концов доктор решил: «Делайте вот что: сначала пожуйте пищу, а потом кладите ее в трубку, так вы почувствуете вкус», - ведь язык у него был в полном порядке; только пищевод был закрыт, и он не мог глотать непосредственно. И идея сработала. После этого случая этот человек прожил еще лет двадцать, жуя пищу. И он наслаждался едой даже больше, чем вы, потому что жевал дольше вас. Это была его единственная радость, так зачем же прожевать и сразу же глотать?
Вы никогда не пережевываете пищу полностью, потому что ваше глотание очень близко расположено к жеванию. Если хотите прожевывать полностью, то нужно жевать сорок два раза. Я пытался, но двадцать, двадцать один, двадцать два... Это становится таким скучным делом, - забудьте этот научный закон, - я просто проглатываю. Но если прожевывать ровно сорок два раза, вот тогда цища будет пережевываться полностью.
Этот же человек жевал даже и по восемьдесят четыре раза - с этим у него не было проблем, - а потом клал пищу в свою трубку. Мы делаем так же, но наша трубка подсоединена; у него трубка была отдельно. Он прожил двадцать лет и наслаждался всеми видами изысканных блюд.
Но ради этих маленьких клеток вашего языка убивать, отнимать чью-то жизнь, - это просто не эстетично. Речь не идет о морали, о религии, это вопрос эстетики: вашего чувства прекрасного, вашего уважения к жизни. И если не есть мяса, это не приведет вас прямо на небеса, - ведь и небес тоже нет.
В том, что касается меня, просто достичь такого эстетического чувства — это и значит быть на небесах. Человек, лишенный такого эстетического чувства, ниже человечности. Он все еще животное - ходит, конечно, на двух ногах, но то, что ходит он на двух ногах, а не на четырех, не создает большой разницы. Или, может быть, вы думаете, что это создает какую-то разницу? Если в этом единственное различие между человеческими существами и животными, - что одни ходят на четырех ногах, а другие на двух, что одни ходят горизонтально, а другие вертикально... Вы полагаете, что разница между вами и животными заключается в геометрии?
А когда-то ведь вы были точно такими же горизонтальными, как и остальные животные. Вот почему, когда вы спите, вы чувствуете, что отдыхаете, ведь тогда вы возвращаетесь в первобытное состояние, горизонтальное состояние; и ум ваш возвращается к коллективному бессознательному, далеко назад, к тем временам, когда вы двигались на четырех ногах.
Животные, если всмотреться в их лица, изящны. Видели ли вы какое-нибудь животное в тех же состояниях, которые отражаются на меняющихся человеческих лицах? Нет, потому что у них нет эмоций, нет чувства, их лица остаются одними и теми же. Ваше же лицо непрерывно меняется - в вас есть чувство. Ваше чувство — вот основное качество, отличающее вас от животных.
По моему мнению, если ваше эстетическое чувство допускает для вас какое-то действие, вы немедленно почувствуете его полностью исполненным.
Я не беру с вас никаких долговых расписок с обещаниями. Все религии делали это. Я работаю только за наличные! Я не верю в долговые расписки, я верю в наличность. Моя религия - это религия наличности.
Вы действуете, и согласно вашим действиям вы получаете результат немедленно, неразрывно; нет разрыва между действием и результатом. Вот он мой закон кармы.
Это совершенно отличается от всех философий закона кармы, которые проповедовались в прошлом, особенно на Востоке. Но мой закон кармы имеет и иное измерение: он эстетичес-кий. Чем больше оживает ваше эстетическое чувство, тем больше вы испытываете благодарности к жизни, - так обязательно случится. Приобретая чувство, вы становитесь настолько уважительными к жизни, что даже сорвать цветок с растения будет для вас безобразным актом.
Один великий художник, не очень известный на Западе, хотя сам он и был западным человеком, жил в Гималаях. Он был русским, Николай Рерих, и принадлежал он царской фамилии. Когда произошла революция и девятнадцать членов царской семьи были вырезаны, включая даже шестимесячного ребенка, - иногда эти революции так омерзительны, - Николай Рерих бежал; в то время он был еще совсем мальчиком.
Он жил в Гималаях. Он был художником, но не тем художником, который работает на галереи и на продажу. Он никогда не продавал свои картины, - и не потому, что люди не хотели покупать их, но потому что он сам не хотел их продавать. Он говорил: «Это не товар, это я на этих холстах. Как можно их продавать?» Он умер, и все его картины оставались в его доме.
Я бывал в его доме,.- в то время он был уже очень старым человеком, - и видя, что он вегетарианец, я спросил: «Вы русский, почему же вы вегетарианец?»
Он ответил: «Из-за моих картин. Я не могу уничтожить даже картину, не живую. Как я могу уничтожить живое существо ради своей пищи? А если я могу уничтожить льва или тигра, то почему бы не уничтожить и человека?»
Ведь человеческое мясо будет более питательным, более подходящим вам, так что же плохого в каннибализме? Почему все настроены против каннибализма? Только потому, что они поедают человеческие существа? Но каннибалы говорят, что человеческое мясо намного нежнее. Они говорят, что нет на земле ничего более вкусного, чем человеческое мясо, особенно мясо маленьких детей. Если решающим является вкус и изысканность... И, может быть, они правы, потому что они едят и другую пищу, так что если они говорят так, - и все каннибалы соглашаются на этом... Но вы не можете и помыслить о том, чтобы есть человека. Так как же вы можете думать о том, чтобы есть тигра? Как же вы можете думать о том, чтобы есть оленя?
Если в вас нет ума, данного вам вашим прошлым или если вы можете отложить его в сторону и посмотреть прямо, то вы просто удивитесь тому, что же творят люди.
Вегетарианство не должно связываться ни с моральным, ни с религиозным. Это вопрос эстетики: вашего чувства, вашего уважения, вашей благодарности перед жизнью.
Гурджиев кричал: «Остановись!» — и все замирали. А когда тело неожиданно замирает, ум чувствует себя немного странно: что случилось? Ведь ум не имеет ассоциации с замершим телом, он просто шокирован. Они находятся в сотрудничестве, в глубокой гармонии, движутся вместе. И вот тело полностью замерло, что делать уму? Куда ему деться?
На мгновение наступает полная тишина; и даже этого единственного мгновения тишины достаточно, чтобы дать вам почувствовать вкус медитации.
Гурджиев разрабатывал танцы, и во время таких танцев внезапно кричал: «Остановись!» В танце вы не знаете, в какой позе окажетесь. Люди просто падали на пол. Но даже если вы падаете, упражнение продолжается. Если ваша рука находится в неудобном положении, прижата телом, вы не должны устраивать ее поудобнее, потому что это означает, что вы не даете уму шанса остановиться. Вы все еще слушаетесь ума. Ум говорит: «Неудобно, устройся поудобнее». Вы же не должны ничего делать.
В Нью-Йорке, когда он демонстрировал свой танец, Гурджиев выбрал очень странную ситуацию. Все танцоры стояли в ряд, и на определенной стадии танца, когда они, танцуя, двигались вперед и стояли вслед за первым танцором на краю сцены, Гурджиев сказал: «Остановись!». Первый человек упал, упал второй, упал третий, - весь ряд упал друг на друга. Но стояла мертвая тишина, никто не двинулся.
Один из зрителей, видя все это, впервые испытал переживание медитации. Он не делал этого упражнения, он просто видел его. Но видя, как такое множество людей внезапно остановились и упали, упали как мертвые, без малейшего усилия изменить позу или что-нибудь еще... Похоже было на то, что всех их парализовало.
Этот человек сидел в первом ряду, и, не зная того, он остановился, замер в позе, в которой находился: его глаза перестали мигать, дыхание прекратилось. Видя эту сцену, - он пришел, чтобы посмотреть на танец, но что же за танец это был? - внезапно он почувствовал, как энергия нового вида поднимается в нем. И это было так тихо, он настолько наполнился осознанностью, что стал учеником. В ту же ночь он пришел к Гурджиеву и сказал: «Я не могу ждать».
Быть учеником Гурджиева было очень трудно; он делал почти невозможное. Он был изобретателем тяжелых задач. Можно допустить какие-то вещи, если виден хотя бы какой-то их смысл, но с Гурджиевым была та проблема, что не было очевидного смысла.
Имя этого человека было Николл. Гурджиев сказал: «Не так-то просто стать моим учеником».
Николл сказал: «Так же не просто отказать мне. Я пришел, чтобы стать учеником, и я стану им. Вы можете быть трудным Учителем, я знаю; я трудный ученик!» Оба человека посмотрели в глаза друг другу и поняли, что они из одного племени. Этого человека нельзя было упустить.
Николл сказал: «Я не уйду. Я буду просто сидеть здесь всю жизнь, пока вы не примете меня как ученика», - и этот случай с Николл ом был единственным случаем, в котором Гурджиев принял ученика, не напакостив ему; в других случаях он был очень тяжелым человеком. Даже с таким человеком, как П.Д.Успенский, который сделал Гурджиева всемирно известным, - даже с ним Гурджиев был тяжелым.
Успенский вспоминает, как они путешествовали из Нью-Йорка в Сан-Франциско на поезде и Гурджиев посреди ночи начал делать нечто отвратительное. Он не был пьян, он не пил даже воды, но вел себя как пьяный, - ходил от одного купе к другому, будил людей, разбрасывал их вещи. Успенский, следуя за ним, сказал: «Что вы делаете?» - но Гурджиев не слушал его.
Кто-то остановил поезд стоп-краном: «Похоже, этот человек сошел с ума!» Потом пришел кондуктор и полицейский. Успенский извинился и сказал: «Он не сошел с ума и не пьян, но что делать? Мне очень трудно объяснить вам, что он делает, потому что я и сам не знаю». И вот прямо перед кондуктором и полицейским Гурджиев выбросил чей-то чемодан в окно!
Полицейский и кондуктор сказали: «Ну это уже слишком.
Держите его в своем купе, мы дадим вам ключ. Закройтесь изнутри, иначе мы вас обоих выбросим на следующей станции».
Естественно, Успенский, с одной стороны, чувствовал смущение, и, с другой стороны, он был взбешен, - почему этот человек ведет себя так отвратительно. Он подумал: «Я же знаю, что он не сумасшедший, я знаю, что он не пьяный, но...» Гурджиев вел себя дико, кричал что-то по-русски, вопил по-русски, по-кавказски, — он знал много языков, — но в тот момент, когда дверь закрылась, он тихо сел и улыбнулся. Он сказал Успенскому: «Ты как?»
Успенский сказал: «Это вы меня спрашиваете: "Ты как?"! Вас могли бы засадить в тюрьму, и меня тоже, - ведь я не мог бы оставить вас в таком положении. В чем цель всего этого?»
Гурджиев сказал: «Тебе нужно понять это. Все это я делал для тебя, а ты спрашиваешь меня, в чем цель? Цель в том, что не нужно реагировать, не надо смущаться, не надо беситься. Какой смысл испытывать смущение? Что из него получишь? Ты теряешь хладнокровие, не выигрывая ничего».
«Но, - сказал Успенский, - вы выбросили тот чемодан в окно. Как быть с тем человеком, чей чемодан вы выбросили?»
Гурджиев сказал: «Не беспокойся - это твой чемодан!»
Успенский посмотрел вниз и увидел, что его чемодана нет. Что делать с таким Учителем! Успенский пишет: «Я почувствовал желание сойти на следующей станции и вернуться назад в Европу... что еще будет вытворять этот Гурджиев?»
А Гурджиев сказал: «Я знаю, о чем ты думаешь, - ты думаешь о том, чтобы сойти на следующей станции. Храни хладнокровие!»
«Но, - сказал Успенский, - как я могу оставаться хладнокровным теперь, когда мой чемодан выброшен, а вместе с ним и вся моя одежда?»
Гурджиев сказал: «Не волнуйся, - твой чемодан был пустым. Твою одежду я переложил в свой чемодан. Ну, теперь-то остынь».
В другой раз, когда он был на Кавказе, а Успенский был в Лондоне, Гурджиев послал Успенскому телеграмму: «Приезжай немедленно!» А когда Гурджиев говорит «Немедленно», это означает немедленно/
Успенский был занят какой-то работой, но тут же оставил ее, собрался немедленно, покончил со всеми делами и отправился на Кавказ. В те дни в России была революция, и поездка на Кавказ была опасным делом, абсолютно опасным. Люди бежали из России, чтобы спасти свои жизни, так что въезд в Россию такому известному человеку, как Успенский, хорошо известному математику, всемирно известному... Он был также хорошо известен как антикоммунист, он не был за революцию. Так что вызывать его в Россию и, кроме того, так далеко, на Кавказ...
Чтобы добраться до Гурджиева, нужно было проехать через всю Россию, а тот находился в маленьком местечке; в Тифлисе, но если Гурджиев звал... Успенский отправился. Когда он приехал, он по-настоящему кипел, ведь ему пришлось проезжать мимо горящих поездов, станций, зарезанных людей и трупов на платформах. И как это ему удалось - он сам не мог поверить тому, что ему удалось добраться до Гурджиева. И что же сказал ему Гурджиев? Он сказал: «Ты приехал, теперь можешь уезжать: цель была в исполнении. Увидимся позже в Лондоне».
Вот такой человек... У него есть цель - в этом нет сомнения, - но странные у него способы работы. Он не считался даже с Успенским. Успенский так рассердился, что после этого инцидента прекратил все отношения с Гурджиевым, ведь этот человек втянул его в самую пасть смерти без всякого смысла! Но Успенский упустил смысл. Если бы он уехал так же тихо, как приехал, он стал бы просветленным ко времени прибытия в Лондон, - но он упустил смысл.
Такой человек, как Гурджиев, может иногда совершать поступки очевидно лишенные смысла, но они всегда осмысленны.
Николл стал его учеником и был вынужден пройти через многие странные задания, странные во всех отношениях. Ни один Учитель до Гурджиева не пробовал такие странные способы. Например, он заставлял учеников есть; есть все время; он постоянно заставлял: «Ешьте!» Учителю нельзя сказать нет. До слез на ваших глазах он повторял: «Ешьте!»... и эти специи, кавказские специи — индийские специи ничто по сравнению с ними! Все ваше горло горит, вы чувствуете, что ваш живот, ваши кишки в огне, а он говорит: «Ешьте! Все время ешьте, пока я не скажу остановиться».
Он имел во всем этом некоторый скрытый смысл. Есть некоторая точка для вашего тела... Как раз на днях я говорил вам, что для тела наступает некоторый момент, когда, если вы поститесь, через пять дней тело изменяет свою систему. А именно, тело начинает поглощать свой собственный жир и больше не испытывает чувства голода. Это один из использованных им методов. Есть еще один подобный метод, но в противоположном направлении.
Есть состояние, при котором вы уже не можете есть, но учитель говорит: «Продолжайте». Он пытается подвести вас к пределу возможностей всей вашей физиологии, которых вы сами никогда и не касались. Мы всегда где-то посредине. Мы и не постимся, и не пируем, как Гурджиев; мы всегда где-то посредине. Тело пребывает в установившейся рутине; отсюда и ум тоже устанавливается в своем способе движения. Пост разрушает это движение.
Вот почему пост оказывается таким важным во всех религиях. Через пятнадцать дней он подводит вас к тому моменту, когда вы просто начинаете забывать мысли. Начинают появляться все большие провалы; на протяжении часов не возникает ни одной мысли, а спустя двадцать один день ваш ум совершенно пуст. Странно, что когда живот совершенно пуст, то он вызывает синхронную реакцию и в уме - и ум становится совершенно пустым.
Пост не является сам по себе целью. Только идиоты следуют посту как цели в себе. Пост — всего лишь метод приведения вас к той ступени, когда вы можете испытать состояние не-ума. Когда такое состояние испытано, вы можете вернуться обратно к пище. Тогда больше нет проблем, вы узнали путь. И потом, нормально питаясь, вы можете снова возвращаться в это состояние в любое желаемое для вас время.
Гурджиев делал прямо противоположное, ведь именно этому он выучился у кочевников. То были люди совершенно иного рода. У них не было никаких священных писаний. У них не было никаких людей, подобных Будде, Махавире или любым другим, но они передавали из поколения в поколение, устно, определенные методы, которые отец передавал сыну. Гурджиев выучился этим методам у кочевников. Они едят очень много, и едят, и едят, и едят. Наступает момент, когда больше есть невозможно, - и это та точка, когда Гурджиев заставляет вас есть!
Если даже тогда вы говорите «да», то внезапно наступает состояние не-ума, потому что в вас разрывается весь ритм тела и ума. Теперь для ума оказывается невозможным ухватить, что же происходит. В этой ситуации ум не может больше работать. Он не знал этого раньше, потому что — всегда помните это — ум в точности подобен компьютеру. Это биокомпьютер, он действует в соответствии со своей программой. Вы можете осознавать это, вы можете не осознавать этого, но ум действует в соответствии со своей программой. Прервите где-нибудь программу... А прервать программу можно только на концах, только на границе, когда вы останавливаетесь перед пропастью.
Гурджиев заставлял людей выпивать так много алкоголя, - все виды алкогольных напитков, - что люди почти сходили с ума; они были настолько пьяны, что полностью забывали, кто они. А он продолжал давать им алкоголь. Если они падали, он тряс их, сажал их и вливал им еще, ведь есть момент, когда человек подходит к такой точке, когда все его тело, все его сознание полностью повержено интоксикацией. В этот момент начинает говорить подсознание.
Чтобы проделать это, Фрейду требовалось три, четыре, пять лет. Гурджиев же проделывал это за одну ночь! Начинает говорит ваше бессознательное, оно дает все ключи к вам, такие ключи, которых вы даже и не осознаете. А вы и не узнаете, что сами отдали эти ключи Гурджиеву, - но он-то знает. И он будет работать в соответствии с этими ключами: какие упражнения подойдут вам, какие танцы окажутся подходящими для вас, какая вам нужна музыка.
Все эти ключи были даны вашим подсознанием. Вы не осознавали этого, потому что вы были полностью в интоксикации. Вас не было, когда он работал над вашим подсознанием и убеждал его отдать ему все ваши ключи. Они были вашими секретами, - и эти ключи попали ему в руки. Поэтому, если кто- -нибудь отказывался: «Я не могу больше пить», — он выбрасывал его. Он говорил: «Тебе здесь не место».
Закон кармы - это нечто психологическое: не законное, не социальное, не моральное, но что-то психологическое. Он не работал подобным образом до настоящего времени.
Что бы вы ни делали, все несет в себе свое следствие.
Не имеет значения, называете вы это хорошим или плохим, ведь то, как вы называете это, - хорошим или плохим, - будет зависеть от вашей обусловленности.
Если вы едите мясо и являетесь мусульманином, христианином или евреем, то нет вопроса о том, что это «плохо». Другие могут совершать то же самое действие, но их моральная интерпретация будет совершенно иной. Если вы джайн, буддист или брамин, - то, прежде всего, вы не можете есть мяса, а если вы едите его, то совершаете то же самое действие, но ваша интерпретация заключается в том, что вы совершаете плохое действие, плохой акт.
Вот джайн ест мясо, и христианин ест мясо - действия одинаковые, но для христианского сознания это хорошее действие, для джайнского сознания - плохое. Действие в точности одно и то же, но сознание разное, потому что это вопрос психологии, а не вопрос природы. В противном случае последствия были бы теми же самыми.
Их психологии различны; у них разные умы, разные обусловленности. Джайн будет испытывать чувство вины, будет испытывать великий страх. Он впадет в самообвинение, будет чувствовать себя совершенно недостойным, выпавшим из благодати. Вот оно следствие, но это не следствие действия: это всего лишь следствие действия, преломленного в его психологии.
Христианин не почувствует в этом ничего плохого, фактически он будет весьма счастлив, - то была хорошая еда, и он наслаждался ею. И вот теперь он сидит в своем кресле для отдыха с сигарой в руках, наслаждаясь собой, получая удовольствие от того, какая вкусная была пища. Вы думаете, это было последствием его действия? Нет, это не так. Это просто другая психология.
Если вы действительно хотите знать, что приносит действие, то вы должны отбросить вашу психологию; тогда вы познаете закон кармы - не раньше. До этого вы будете знать только то, что этот закон работает посредством вашего ума, а ваша психология полностью изменяет его.
Для джайна это грех, и он отправится в ад; для христианина же нет никаких проблем. Иисус ел мясо, Моисей ел мясо, я полагаю, что Бог тоже должен есть мясо, особенно еврейский, христианский и мусульманский Бог. Нельзя лишать Его такого питания, такой изысканной пищи. Или вы полагаете, что можно все время держать его вегетарианцем?
Однажды передо мною жил доктор, бенгальский доктор, доктор Датта. Бенгальцы не являются вегетарианцами. Время от времени, когда я был болен или что-нибудь такое, - он был очень по-дружески расположен ко мне и приходил навестить меня. Моя тетя, которая жила вместе со мною, спрашивала его: «Доктор Датта, что-нибудь о еде, — что он должен есть, чего есть не должен?»
И Датта отвечал: «Не нужно беспокоиться. Вы же едите траву. Что еще выкинуть из вашей диеты? Вы и так постоянно на диете. Так что я не могу дать вам никаких предложений. Мы можем садиться на диету; мы можем начать есть траву, совсем как вы, — вот это для нас будет диетой. Для вас же это будет... Если вы сядете на диету, то с вами будет покончено; ничего не останется для еды, - так что не надо беспокоиться по этому поводу».
Джайнам совершенно невозможно представить себе, что Иисус мог быть просветленным человеком: он же ест мясо, пьет вино. И самое удивительное, он не только пьет вино, он обращает в вино воду. Для джайна настоящим чудом будет, если кто-нибудь превратит в воду все вино, имеющееся в мире. Вот это будет настоящим чудом, религиозным чудом. Вы называете это чудом - превращение воды в вино? Это преступление!
Ваша психология, если вы не отбросите ее... Например, для меня, человека, лишенного психологии, - между мною и моею жизнью нет ума: я нахожусь в непосредственном и прямом контакте с моею жизнью. Если я ем мясо, то это не отправит меня в ад. Нет, это же глупость.
Прежде всего, нет ада. Во-вторых, нет такого закона природы, что если вы будете есть мясо, то отправитесь в ад, ведь если это так, то все животные и почти все люди должны отправляться в ад; небеса же будут совершенно пустыми. И из-за того, что все животные едят мясо, для них закрыта возможность роста к высшему сознанию.
Я, бывало, говорил джайнским монахам: «Вы проповедуете глупости. Вы говорите, что животные продолжают расти, двигаться выше; они, в конце концов, станут людьми. Как же они могут стать людьми? Если поедание мяса отбрасывает людей в ад, то как могут поедающие мясо животные расти в своем сознании и становиться людьми? А если животные, поедая мясо, растут и становятся людьми, то человек, поедая мясо, будет тоже расти и станет Богом. Нет проблем, ничто не мешает росту».
И эти джайны говорили мне: «С вами спорить невозможно. Откуда вы берете эти идеи? Мы всю свою жизнь читали священные писания, мы читали в них, что животные растут и становятся людьми, но эта идея никогда не приходила к нам. Да, это верно: если они едят мясо и при этом растут в своем сознании, то что же плохого в поедании мяса?»
«И, кроме того, - говорил им я, - поедание мяса растущих животных, растущих вверх, окажет огромную помощь для эволюции». Действительно, это именно то, что говорят мусульмане. У них есть одна очень странная идея - именно та, о которой я рассказываю вам. Они говорят, что нужно есть животных, потому что, только поедая их, вы преобразуете их и даете им возможность роста вверх. Ведь вы поглощаете их тело и их душу, и душа идет вверх: так вы освобождаете столько животных, сколько можете. И в Коране Бог совершенно ясно разъясняет, что он создал животных для того, чтобы человек ел их. Что еще, какой еще авторитет нужен?
Я не джайн, не еврей, не мусульманин, потому что у меня нет никакой психологии. Все это психологии, созданные различными религиями ради их собственных целей.
Я отбросил всякую психологию.
Я не ем мяса, потому что сам этот акт для меня безобразен.
И дело не в том, что в будущей жизни я буду страдать. Нет, сам этот акт, сама идея о том, что нужно уничтожать жизнь ради удовлетворения ваших вкусовых клеток, которых не так много, — где-то на обратной стороне вашего языка, может быть два дюйма... Если ваш язык немного почистить бритвой, весь ваш вкус исчезнет.
Так случилось во время Второй мировой войны, что один человек был ранен выстрелом в шею. Медицинская наука спасла его, но трубку, по которой проходит пища в желудок, пришлось закрыть. Так возникла проблема, и поэтому ему в животе сделали небольшое отверстие, к которому подвели трубку. Он клал в эту трубку пищу, и она работала совершенно прекрасно, но он был очень несчастен, потому что не испытывал никакого вкуса. В трубку можно было положить что угодно, никаких проблем, но он очень злился: «Это не решение; нет же никакого вкуса. Жизнь бессмысленна - без пищи половины жизни как не бывало ».
Поэтому в конце концов доктор решил: «Делайте вот что: сначала пожуйте пищу, а потом кладите ее в трубку, так вы почувствуете вкус», - ведь язык у него был в полном порядке; только пищевод был закрыт, и он не мог глотать непосредственно. И идея сработала. После этого случая этот человек прожил еще лет двадцать, жуя пищу. И он наслаждался едой даже больше, чем вы, потому что жевал дольше вас. Это была его единственная радость, так зачем же прожевать и сразу же глотать?
Вы никогда не пережевываете пищу полностью, потому что ваше глотание очень близко расположено к жеванию. Если хотите прожевывать полностью, то нужно жевать сорок два раза. Я пытался, но двадцать, двадцать один, двадцать два... Это становится таким скучным делом, - забудьте этот научный закон, - я просто проглатываю. Но если прожевывать ровно сорок два раза, вот тогда цища будет пережевываться полностью.
Этот же человек жевал даже и по восемьдесят четыре раза - с этим у него не было проблем, - а потом клал пищу в свою трубку. Мы делаем так же, но наша трубка подсоединена; у него трубка была отдельно. Он прожил двадцать лет и наслаждался всеми видами изысканных блюд.
Но ради этих маленьких клеток вашего языка убивать, отнимать чью-то жизнь, - это просто не эстетично. Речь не идет о морали, о религии, это вопрос эстетики: вашего чувства прекрасного, вашего уважения к жизни. И если не есть мяса, это не приведет вас прямо на небеса, - ведь и небес тоже нет.
В том, что касается меня, просто достичь такого эстетического чувства — это и значит быть на небесах. Человек, лишенный такого эстетического чувства, ниже человечности. Он все еще животное - ходит, конечно, на двух ногах, но то, что ходит он на двух ногах, а не на четырех, не создает большой разницы. Или, может быть, вы думаете, что это создает какую-то разницу? Если в этом единственное различие между человеческими существами и животными, - что одни ходят на четырех ногах, а другие на двух, что одни ходят горизонтально, а другие вертикально... Вы полагаете, что разница между вами и животными заключается в геометрии?
А когда-то ведь вы были точно такими же горизонтальными, как и остальные животные. Вот почему, когда вы спите, вы чувствуете, что отдыхаете, ведь тогда вы возвращаетесь в первобытное состояние, горизонтальное состояние; и ум ваш возвращается к коллективному бессознательному, далеко назад, к тем временам, когда вы двигались на четырех ногах.
Животные, если всмотреться в их лица, изящны. Видели ли вы какое-нибудь животное в тех же состояниях, которые отражаются на меняющихся человеческих лицах? Нет, потому что у них нет эмоций, нет чувства, их лица остаются одними и теми же. Ваше же лицо непрерывно меняется - в вас есть чувство. Ваше чувство — вот основное качество, отличающее вас от животных.
По моему мнению, если ваше эстетическое чувство допускает для вас какое-то действие, вы немедленно почувствуете его полностью исполненным.
Я не беру с вас никаких долговых расписок с обещаниями. Все религии делали это. Я работаю только за наличные! Я не верю в долговые расписки, я верю в наличность. Моя религия - это религия наличности.
Вы действуете, и согласно вашим действиям вы получаете результат немедленно, неразрывно; нет разрыва между действием и результатом. Вот он мой закон кармы.
Это совершенно отличается от всех философий закона кармы, которые проповедовались в прошлом, особенно на Востоке. Но мой закон кармы имеет и иное измерение: он эстетичес-кий. Чем больше оживает ваше эстетическое чувство, тем больше вы испытываете благодарности к жизни, - так обязательно случится. Приобретая чувство, вы становитесь настолько уважительными к жизни, что даже сорвать цветок с растения будет для вас безобразным актом.
Один великий художник, не очень известный на Западе, хотя сам он и был западным человеком, жил в Гималаях. Он был русским, Николай Рерих, и принадлежал он царской фамилии. Когда произошла революция и девятнадцать членов царской семьи были вырезаны, включая даже шестимесячного ребенка, - иногда эти революции так омерзительны, - Николай Рерих бежал; в то время он был еще совсем мальчиком.
Он жил в Гималаях. Он был художником, но не тем художником, который работает на галереи и на продажу. Он никогда не продавал свои картины, - и не потому, что люди не хотели покупать их, но потому что он сам не хотел их продавать. Он говорил: «Это не товар, это я на этих холстах. Как можно их продавать?» Он умер, и все его картины оставались в его доме.
Я бывал в его доме,.- в то время он был уже очень старым человеком, - и видя, что он вегетарианец, я спросил: «Вы русский, почему же вы вегетарианец?»
Он ответил: «Из-за моих картин. Я не могу уничтожить даже картину, не живую. Как я могу уничтожить живое существо ради своей пищи? А если я могу уничтожить льва или тигра, то почему бы не уничтожить и человека?»
Ведь человеческое мясо будет более питательным, более подходящим вам, так что же плохого в каннибализме? Почему все настроены против каннибализма? Только потому, что они поедают человеческие существа? Но каннибалы говорят, что человеческое мясо намного нежнее. Они говорят, что нет на земле ничего более вкусного, чем человеческое мясо, особенно мясо маленьких детей. Если решающим является вкус и изысканность... И, может быть, они правы, потому что они едят и другую пищу, так что если они говорят так, - и все каннибалы соглашаются на этом... Но вы не можете и помыслить о том, чтобы есть человека. Так как же вы можете думать о том, чтобы есть тигра? Как же вы можете думать о том, чтобы есть оленя?
Если в вас нет ума, данного вам вашим прошлым или если вы можете отложить его в сторону и посмотреть прямо, то вы просто удивитесь тому, что же творят люди.
Вегетарианство не должно связываться ни с моральным, ни с религиозным. Это вопрос эстетики: вашего чувства, вашего уважения, вашей благодарности перед жизнью.