Страница:
Все мои слова являются такими «толчками».
Они ничего не имеют общего с ответами на ваши вопросы.
Я хочу, чтобы вы все это испытали на себе.
А блаженство - это такое ощущение, такой жизненный опыт, что, ощутив его, вы потеряете дар речи.
Вы знаете это, вы ощущаете это, вы и есть это. Но вы не можете сказать, что же это такое.
Это нельзя определить вербально, но экзистенциально это передать можно.
Да, я могу дать это вам.
Мои руки не пустые, они наполнены этим.
Но чтобы принять это, вы должны быть пустыми.
Я помню известный рассказ о Нан Ине. Один из университетских преподавателей философии поехал повидать Нан Ина, великого Учителя. Всю дорогу от университета до того места, где в храме жил Нан Ин, профессор обдумывал свои вопросы. Всю дорогу он мрачно размышлял и размышлял. Вопросов так много, о чем же спросить? Этот профессор очень много слыхал о Нан Ине, такого человека редко кто может встретить.
Когда он вошел, первое, что ему сказал Нан Ин, было: «Пожалуйста, входи, но оставь толпу за дверью».
Преподаватель оглянулся - рядом никого не было. Толпу? Он был один. Нан Ин сказал: «Не смотри по сторонам, посмотри в себя: толпа там. Она была там все время».
Профессор был шокирован. Но профессор, в конце концов, это профессор. Он сказал: «Вы правы. Там толпа, но ведь я профессор, я постоянно имею дело с этой толпой. Это моя профессия. Извините меня, но я не могу оставить эту толпу за дверью. Она будет со мной, но я буду сидеть здесь молча. Не обращайте внимания на нее».
Нан Ин ответил: «Но ты устал, вспотел. Садись, остынь, а я в это время приготовлю для тебя чашку чая». Нан Ин приготовил чашку, принес ее, подал пустую чашку и блюдце профессору и стал лить чай из своего чайника в эту чашку. Пока чашка медленно наполнялась, профессор наблюдал. Чашка наполнилась до краев, но Нан Ин продолжал лить в нее чай.
Чай стал вытекать на блюдце. Профессор очень старался быть терпеливым, потому что он пообещал, что его толпа будет сидеть молча, но эта толпа была в нем, и она говорила: «Этот человек сощел с ума! Разве это способ?» А японцы очень серьезно относятся к чаю. Это часть их культуры и этикета, поэтому такого они никогда не совершают. Но Нан Ин продолжал лить и лить. Когда блюдце наполнилось и чай должен был политься на одежду профессора, профессор воскликнул: «Подождите! Что вы делаете? Чашка полна, в ней больше не поместиться ни единой капельки».
Нан Ин сказал: «Ты понял правильно. Можешь ли ты оставить для меня немного свободного пространства в себе? Можешь ли ты впустить в себя хотя бы одну мою капельку? Ты наполнен до краев, как эти чашка и блюдце, но ты умный человек: ты понимаешь, что если продолжать лить чай в чашку, то он просто выльется. Но видел ли ты, сколько чая. выливается из твоего тела? Все мое жилище уже намокло. Когда ты придешь сюда в следующий раз, приноси с собой пустую чашку; тогда я охотно поделюсь с тобой всем, что имею. Но ты так переполнен сейчас, что это бесполезно: я не могу войти в тебя ниоткуда. Я смотрю на тебя со всех сторон — в тебе огромная толпа. Там нет никакого свободного пространства, ни единого дюйма».
Вот что значит искусство быть учеником: превратитесь в пустую чашку и позвольте Учителю влить в вас все то, что находится в нем.
Учитель не станет от этого беднее, потому что он делит с вами свое блаженство. Это сокровище, которое постоянно растет, но самым трудным на свете является умение впустить это блаженство в себя, принять его, потому что к этому вы должны заранее подготовиться. Вы должны очиститься; за вашу чистоту будет приниматься внутренняя пустота.
На Западе говорят: «Чистота стоит рядом с божественностью».
Но так как Бога нет, то нет и разговора об этом.
Я вам говорю: «Чистота стоит рядом с пустотой».
По сути чистота является лишь другим названием для внутренней пустоты.
Выбросьте всю старую мебель и хлам.
Чего вы только не насобирали!
Однажды я жил с человеком... Он был очень богатый, но очень несчастный, очень. Он был одинок - ни детей, ни жены. Он никогда не женился по той простой причине, что это было дорого. Он рассказывал мне: «Я видел всех своих друзей: как только они женились, они теряли все, что у них было до этого. Иметь женщину слишком дорого, я не могу позволить себе этого. Одно следует за другим: появится женщина, пото'м появятся дети, и они разрушат все, что я так долго копил».
Действительно, он был человеком-собирателем. Однажды я шел на утреннюю прогулку и он спросил меня: «Можно я пойду с тобой?»
Я ответил: «Ты можешь пойти со мной, но что ты будешь делать? Ведь в утренней прогулке нет ничего, что приносит доход». Он всегда делал только то, что было экономически выгодно. Я сказал ему: «В утренней прогулке нет никакой экономической выгоды. Ты зря потратишь свое время. Лучше сделай что-нибудь еще».
Но он сказал: «Нет, я вижу, что когда ты идешь на утреннюю прогулку каждый день, ты выглядишь таким счастливым, и когда возвращаешься, ты тоже выглядишь счастливым. И я подумал, что в этом, может быть, что-нибудь есть, поэтому всего лишь один раз...»
Я сказал: «Хорошо, пойдем. Может быть, ты сможешь кое-что найти». И он нашел. Как вы думаете, что? Руль от велосипеда! Кто-то выбросил его на обочину дороги. Он увидел его и немедленно поднял. Я спросил: «Что ты делаешь?»
Он сказал: «Вы не знаете, у меня есть два колеса, которые я тоже подобрал. Когда-нибудь вы увидите своими глазами весь велосипед».
И, действительно, ему удалось это сделать. Ему потребовалось много лет, но он все-таки показал мне этот велосипед, он позвал меня и сказал, что хочет мне что-то показать. Да, это был велосипед - без шин, без звонка, просто два колеса; без цепей, без педалей, без сидения. Был еще руль и одна несущая деталь.
Он сказал: «Все самое важное есть, велосипед почти готов. Мне нужно достать сидение, шины, рулевую колонку, цепь, и у меня будет новый велосипед».
Я сказал: «Он лучше, чем новый. Он - уникален!»
Таких вещей было очень много в его доме. Войти туда, не споткнувшись о что-нибудь уникальное, античное, что он не купил, а просто подобрал где-то, было невозможно. У него было по крайней мере десять домов и он получал очень большую ренту, но жил как бедняк. Ходил он пешком, так как ждал, когда сможет собрать свой велосипед.
Я сказал: «В этой жизни, а может быть в следующей жизни... а я надеюсь, что ты сумеешь родиться еще раз в том же самом доме, так как вы оставляете здесь так много вещей. По индуизму, когда вы привязаны к такому большому количеству вещей, ваша душа притягивается к тому месту, где находятся эти вещи».
Он ответил: «Нет, в этойжизни. Я не пессимист. Это вы, вероятно, пессимист. Я же оптимист, я надеюсь».
В 1969 году я посетил его дом в последний раз. У него добавилось еще несколько деталей к велосипеду. Я спросил: «Много еще недостает?»
Он ответил: «Очень мало, всего лишь шины и рулевой колонки. Но их очень трудно найти».
Я сказал: «Сделай хотя бы одно: купи шины и рулевую колонку. Ведь тебе удалось найти почти все остальное».
Он сказал: «Это слишком дорого, особенно сейчас; цены так быстро растут. Я обязательно найду их... Я оптимист».
Я сказал: «Хорошо, будь оптимистом и ищи их».
Он не позволил бы даже мневыбросить что-нибудь.
Мне приходилось выбрасывать вещи, когда его не было в доме, иначе он немедленно собрал бы их и сказал: «Не выбрасывайте этого, никогда не знаешь, как полезно это может оказаться. Прямо сейчас я не знаю, на что это годится, но для чего-то, где-то это может пригодиться».
Можете смеяться над ним, можете жалеть его, но так обстоит дело в жизни каждого человека, если иметь в виду его сознание. Что вы накопили? Все это мусор, отбросы. И когда я говорю вам, чтобы вы отбросили это, освободили свой мозг, я ведь не советую вам выбросить ваши бриллианты и рубины, ваши драгоценности - у вас нет этих драгоценных камней. Вам нужна сущая чепуха: слова, все заимствованные, а не какое-то единственное слово, представляющее ваш жизненный опыт в связи с чем-нибудь.
Что вы знаете о любви?
Что вы знаете о красоте?
Что вы знаете о доброте?
Что вы знаете о благодарности?
Что вы знаете о себе, о том, кто вы?
Ничего!
Но вы знаете все обо всем мире, всю географию, всю историю мира. Вы знаете все о таких исторических личностях, как Чингисхан, Тамерлан, Надиршах, Александр Македонский, Наполеон Бонапарт, Иван Грозный.
Мой профессор по истории... Я не учил историю. Такова была моя практика в университете - я никогда не ходил на свой собственный предмет, потому что я знал его намного лучше, чем люди, которые его преподавали, а в университете была библиотека. Поэтому я посещал другие занятия. История не была моим предметом. Этот профессор был так углублен в историю, так хорошо знал ее, что вы могли задать ему любой абсурдный вопрос и немедленно получить ответ.
Вы могли спросить: «Сколько лет было Сократу, когда он женился? » Разве это такой вопрос, на который можно ответить сразу же? Но он мог. Вы могли ему задать такой вопрос: «В каком месте, кем, когда была выпущена первая пуля?» И немедленно следовал ответ! Он был как компьютер.
Когда я однажды пришел на его занятия, он сказал: «Я вам уже неоднократно говорил, что это не ваш предмет, но вы продолжаете приходить».
Я ответил: «Но это и не ваш предмет тоже».
Он спросил: «Что вы имеете в виду? Я заведую кафедрой истории, а вы говорите, что это не мой предмет».
Я сказал: «Да, это не ваш предмет. Ответьте, пожалуйста, на один единственный вопрос: кто вы? Какое значение имеет, когда женился Сократ? В понедельник, вторник? Он мог жениться в любой из семи дней недели. А вот что он получил от этой женитьбы? Женщина по имени Ксантиппа была как и ее имя очень трудной». Я не знаю, как произнести ее имя, оно нe похоже на греческое, скорее оно похоже на нечто из далекого далека, с какого-нибудь восточного Фиджи-острова... Ксантиппа - и она терзала его всю жизнь.
Я сказал: «А вас волнует вопрос о том, когда он женился. Меня же волнует вопрос, почему он вообще женился! Это не мой предмет, но и не ваш тоже. Мой предмет - это ваш предмет».
Он спросил: «Какой же предмет ваш?»
Я ответил: «Мой предмет — моя собственная субъективность. История может быть объектом, но она никогда не станет субъектом. Существует только один субъект - ваша субъективность. Если вы не знаете этого, все ваши знания ничего не стоят».
Не спрашивайте меня: «Что такое блаженство?»
Спросите меня: «Как я могу быть участником этого процесса?»
Задайте мне правильный вопрос.
Я дам вам правильный ответ. Меня не очень волнует то, является ли ваш вопрос верным или неверным, так как я всегда даю верйые ответы.
Вы просите у меня определение. Это вербально.
Блаженство экзистенциально.
Блаженство - это вкус, это ощущение, оно такое интенсивное и всепоглощающее, что как только вы получите его, вы не сможете понять, как же жили без него: «Я не могу описать его, потому что оно просто присутствует. Оно всегда присутствовало; как же я мог пропустить его в тёчение многих своих жизней?» Как только вы получаете его, сразу же возникает проблема: как же вы могли пропустить его?
Блаженство - это нахождение в самом центре своей сущности, в состоянии готовности к тому, чтобы о тебе вспомнили.
Блаженство нельзя найти, но о нем могут напомнить.
Слово «remember (вспоминать)» очень важно. Оно просто означает: сделайте это вновь частью своей сущности. Слово «remember» не означает «вспомнить»; нет, оно просто означает - сделать что-то частью вашей сущности опять. Оно здесь. Вы абсолютно забыли про это. Вспомните: где вы забыли это, куда вы положили это?
В смысле необходимости вспомнить, это слово прекрасно. Но в смысле «re-membering» (member - член, часть чего-то) -то есть восстановление этого, как вашей существенной части, оно приобретает очень большое значение. Я бы хотел, чтобы вы поняли значение слова «грех» приблизительно в таком же смысле. Корень, из которого это слово пришло, означает забывчивость. Это кажется очень странным: грех означает забывчивость.
Тогда вся религия имеет только одно значение: вспоминание.
Существует только один грех — забыть свою сущность.
И существует только одна добродетель - помнить это.
И в тот момент, когда вы узнаете, кто вы, мгновенно, немедленно, все блаженство всего бытия станет вашим. Вы будете так наполнены блаженством, что вы сможете одарить этим блаженством всех, все существование, и его никогда не убудет.
Беседа 27.
Они ничего не имеют общего с ответами на ваши вопросы.
Я хочу, чтобы вы все это испытали на себе.
А блаженство - это такое ощущение, такой жизненный опыт, что, ощутив его, вы потеряете дар речи.
Вы знаете это, вы ощущаете это, вы и есть это. Но вы не можете сказать, что же это такое.
Это нельзя определить вербально, но экзистенциально это передать можно.
Да, я могу дать это вам.
Мои руки не пустые, они наполнены этим.
Но чтобы принять это, вы должны быть пустыми.
Я помню известный рассказ о Нан Ине. Один из университетских преподавателей философии поехал повидать Нан Ина, великого Учителя. Всю дорогу от университета до того места, где в храме жил Нан Ин, профессор обдумывал свои вопросы. Всю дорогу он мрачно размышлял и размышлял. Вопросов так много, о чем же спросить? Этот профессор очень много слыхал о Нан Ине, такого человека редко кто может встретить.
Когда он вошел, первое, что ему сказал Нан Ин, было: «Пожалуйста, входи, но оставь толпу за дверью».
Преподаватель оглянулся - рядом никого не было. Толпу? Он был один. Нан Ин сказал: «Не смотри по сторонам, посмотри в себя: толпа там. Она была там все время».
Профессор был шокирован. Но профессор, в конце концов, это профессор. Он сказал: «Вы правы. Там толпа, но ведь я профессор, я постоянно имею дело с этой толпой. Это моя профессия. Извините меня, но я не могу оставить эту толпу за дверью. Она будет со мной, но я буду сидеть здесь молча. Не обращайте внимания на нее».
Нан Ин ответил: «Но ты устал, вспотел. Садись, остынь, а я в это время приготовлю для тебя чашку чая». Нан Ин приготовил чашку, принес ее, подал пустую чашку и блюдце профессору и стал лить чай из своего чайника в эту чашку. Пока чашка медленно наполнялась, профессор наблюдал. Чашка наполнилась до краев, но Нан Ин продолжал лить в нее чай.
Чай стал вытекать на блюдце. Профессор очень старался быть терпеливым, потому что он пообещал, что его толпа будет сидеть молча, но эта толпа была в нем, и она говорила: «Этот человек сощел с ума! Разве это способ?» А японцы очень серьезно относятся к чаю. Это часть их культуры и этикета, поэтому такого они никогда не совершают. Но Нан Ин продолжал лить и лить. Когда блюдце наполнилось и чай должен был политься на одежду профессора, профессор воскликнул: «Подождите! Что вы делаете? Чашка полна, в ней больше не поместиться ни единой капельки».
Нан Ин сказал: «Ты понял правильно. Можешь ли ты оставить для меня немного свободного пространства в себе? Можешь ли ты впустить в себя хотя бы одну мою капельку? Ты наполнен до краев, как эти чашка и блюдце, но ты умный человек: ты понимаешь, что если продолжать лить чай в чашку, то он просто выльется. Но видел ли ты, сколько чая. выливается из твоего тела? Все мое жилище уже намокло. Когда ты придешь сюда в следующий раз, приноси с собой пустую чашку; тогда я охотно поделюсь с тобой всем, что имею. Но ты так переполнен сейчас, что это бесполезно: я не могу войти в тебя ниоткуда. Я смотрю на тебя со всех сторон — в тебе огромная толпа. Там нет никакого свободного пространства, ни единого дюйма».
Вот что значит искусство быть учеником: превратитесь в пустую чашку и позвольте Учителю влить в вас все то, что находится в нем.
Учитель не станет от этого беднее, потому что он делит с вами свое блаженство. Это сокровище, которое постоянно растет, но самым трудным на свете является умение впустить это блаженство в себя, принять его, потому что к этому вы должны заранее подготовиться. Вы должны очиститься; за вашу чистоту будет приниматься внутренняя пустота.
На Западе говорят: «Чистота стоит рядом с божественностью».
Но так как Бога нет, то нет и разговора об этом.
Я вам говорю: «Чистота стоит рядом с пустотой».
По сути чистота является лишь другим названием для внутренней пустоты.
Выбросьте всю старую мебель и хлам.
Чего вы только не насобирали!
Однажды я жил с человеком... Он был очень богатый, но очень несчастный, очень. Он был одинок - ни детей, ни жены. Он никогда не женился по той простой причине, что это было дорого. Он рассказывал мне: «Я видел всех своих друзей: как только они женились, они теряли все, что у них было до этого. Иметь женщину слишком дорого, я не могу позволить себе этого. Одно следует за другим: появится женщина, пото'м появятся дети, и они разрушат все, что я так долго копил».
Действительно, он был человеком-собирателем. Однажды я шел на утреннюю прогулку и он спросил меня: «Можно я пойду с тобой?»
Я ответил: «Ты можешь пойти со мной, но что ты будешь делать? Ведь в утренней прогулке нет ничего, что приносит доход». Он всегда делал только то, что было экономически выгодно. Я сказал ему: «В утренней прогулке нет никакой экономической выгоды. Ты зря потратишь свое время. Лучше сделай что-нибудь еще».
Но он сказал: «Нет, я вижу, что когда ты идешь на утреннюю прогулку каждый день, ты выглядишь таким счастливым, и когда возвращаешься, ты тоже выглядишь счастливым. И я подумал, что в этом, может быть, что-нибудь есть, поэтому всего лишь один раз...»
Я сказал: «Хорошо, пойдем. Может быть, ты сможешь кое-что найти». И он нашел. Как вы думаете, что? Руль от велосипеда! Кто-то выбросил его на обочину дороги. Он увидел его и немедленно поднял. Я спросил: «Что ты делаешь?»
Он сказал: «Вы не знаете, у меня есть два колеса, которые я тоже подобрал. Когда-нибудь вы увидите своими глазами весь велосипед».
И, действительно, ему удалось это сделать. Ему потребовалось много лет, но он все-таки показал мне этот велосипед, он позвал меня и сказал, что хочет мне что-то показать. Да, это был велосипед - без шин, без звонка, просто два колеса; без цепей, без педалей, без сидения. Был еще руль и одна несущая деталь.
Он сказал: «Все самое важное есть, велосипед почти готов. Мне нужно достать сидение, шины, рулевую колонку, цепь, и у меня будет новый велосипед».
Я сказал: «Он лучше, чем новый. Он - уникален!»
Таких вещей было очень много в его доме. Войти туда, не споткнувшись о что-нибудь уникальное, античное, что он не купил, а просто подобрал где-то, было невозможно. У него было по крайней мере десять домов и он получал очень большую ренту, но жил как бедняк. Ходил он пешком, так как ждал, когда сможет собрать свой велосипед.
Я сказал: «В этой жизни, а может быть в следующей жизни... а я надеюсь, что ты сумеешь родиться еще раз в том же самом доме, так как вы оставляете здесь так много вещей. По индуизму, когда вы привязаны к такому большому количеству вещей, ваша душа притягивается к тому месту, где находятся эти вещи».
Он ответил: «Нет, в этойжизни. Я не пессимист. Это вы, вероятно, пессимист. Я же оптимист, я надеюсь».
В 1969 году я посетил его дом в последний раз. У него добавилось еще несколько деталей к велосипеду. Я спросил: «Много еще недостает?»
Он ответил: «Очень мало, всего лишь шины и рулевой колонки. Но их очень трудно найти».
Я сказал: «Сделай хотя бы одно: купи шины и рулевую колонку. Ведь тебе удалось найти почти все остальное».
Он сказал: «Это слишком дорого, особенно сейчас; цены так быстро растут. Я обязательно найду их... Я оптимист».
Я сказал: «Хорошо, будь оптимистом и ищи их».
Он не позволил бы даже мневыбросить что-нибудь.
Мне приходилось выбрасывать вещи, когда его не было в доме, иначе он немедленно собрал бы их и сказал: «Не выбрасывайте этого, никогда не знаешь, как полезно это может оказаться. Прямо сейчас я не знаю, на что это годится, но для чего-то, где-то это может пригодиться».
Можете смеяться над ним, можете жалеть его, но так обстоит дело в жизни каждого человека, если иметь в виду его сознание. Что вы накопили? Все это мусор, отбросы. И когда я говорю вам, чтобы вы отбросили это, освободили свой мозг, я ведь не советую вам выбросить ваши бриллианты и рубины, ваши драгоценности - у вас нет этих драгоценных камней. Вам нужна сущая чепуха: слова, все заимствованные, а не какое-то единственное слово, представляющее ваш жизненный опыт в связи с чем-нибудь.
Что вы знаете о любви?
Что вы знаете о красоте?
Что вы знаете о доброте?
Что вы знаете о благодарности?
Что вы знаете о себе, о том, кто вы?
Ничего!
Но вы знаете все обо всем мире, всю географию, всю историю мира. Вы знаете все о таких исторических личностях, как Чингисхан, Тамерлан, Надиршах, Александр Македонский, Наполеон Бонапарт, Иван Грозный.
Мой профессор по истории... Я не учил историю. Такова была моя практика в университете - я никогда не ходил на свой собственный предмет, потому что я знал его намного лучше, чем люди, которые его преподавали, а в университете была библиотека. Поэтому я посещал другие занятия. История не была моим предметом. Этот профессор был так углублен в историю, так хорошо знал ее, что вы могли задать ему любой абсурдный вопрос и немедленно получить ответ.
Вы могли спросить: «Сколько лет было Сократу, когда он женился? » Разве это такой вопрос, на который можно ответить сразу же? Но он мог. Вы могли ему задать такой вопрос: «В каком месте, кем, когда была выпущена первая пуля?» И немедленно следовал ответ! Он был как компьютер.
Когда я однажды пришел на его занятия, он сказал: «Я вам уже неоднократно говорил, что это не ваш предмет, но вы продолжаете приходить».
Я ответил: «Но это и не ваш предмет тоже».
Он спросил: «Что вы имеете в виду? Я заведую кафедрой истории, а вы говорите, что это не мой предмет».
Я сказал: «Да, это не ваш предмет. Ответьте, пожалуйста, на один единственный вопрос: кто вы? Какое значение имеет, когда женился Сократ? В понедельник, вторник? Он мог жениться в любой из семи дней недели. А вот что он получил от этой женитьбы? Женщина по имени Ксантиппа была как и ее имя очень трудной». Я не знаю, как произнести ее имя, оно нe похоже на греческое, скорее оно похоже на нечто из далекого далека, с какого-нибудь восточного Фиджи-острова... Ксантиппа - и она терзала его всю жизнь.
Я сказал: «А вас волнует вопрос о том, когда он женился. Меня же волнует вопрос, почему он вообще женился! Это не мой предмет, но и не ваш тоже. Мой предмет - это ваш предмет».
Он спросил: «Какой же предмет ваш?»
Я ответил: «Мой предмет — моя собственная субъективность. История может быть объектом, но она никогда не станет субъектом. Существует только один субъект - ваша субъективность. Если вы не знаете этого, все ваши знания ничего не стоят».
Не спрашивайте меня: «Что такое блаженство?»
Спросите меня: «Как я могу быть участником этого процесса?»
Задайте мне правильный вопрос.
Я дам вам правильный ответ. Меня не очень волнует то, является ли ваш вопрос верным или неверным, так как я всегда даю верйые ответы.
Вы просите у меня определение. Это вербально.
Блаженство экзистенциально.
Блаженство - это вкус, это ощущение, оно такое интенсивное и всепоглощающее, что как только вы получите его, вы не сможете понять, как же жили без него: «Я не могу описать его, потому что оно просто присутствует. Оно всегда присутствовало; как же я мог пропустить его в тёчение многих своих жизней?» Как только вы получаете его, сразу же возникает проблема: как же вы могли пропустить его?
Блаженство - это нахождение в самом центре своей сущности, в состоянии готовности к тому, чтобы о тебе вспомнили.
Блаженство нельзя найти, но о нем могут напомнить.
Слово «remember (вспоминать)» очень важно. Оно просто означает: сделайте это вновь частью своей сущности. Слово «remember» не означает «вспомнить»; нет, оно просто означает - сделать что-то частью вашей сущности опять. Оно здесь. Вы абсолютно забыли про это. Вспомните: где вы забыли это, куда вы положили это?
В смысле необходимости вспомнить, это слово прекрасно. Но в смысле «re-membering» (member - член, часть чего-то) -то есть восстановление этого, как вашей существенной части, оно приобретает очень большое значение. Я бы хотел, чтобы вы поняли значение слова «грех» приблизительно в таком же смысле. Корень, из которого это слово пришло, означает забывчивость. Это кажется очень странным: грех означает забывчивость.
Тогда вся религия имеет только одно значение: вспоминание.
Существует только один грех — забыть свою сущность.
И существует только одна добродетель - помнить это.
И в тот момент, когда вы узнаете, кто вы, мгновенно, немедленно, все блаженство всего бытия станет вашим. Вы будете так наполнены блаженством, что вы сможете одарить этим блаженством всех, все существование, и его никогда не убудет.
Беседа 27.
ИЩИ – И ТЫ ПОТЕРЯЕШЬ; РАССЛАБЬСЯ - И ТЫ НАЙДЕШЬ
25 января 1985 года
Бхагаван,
Кажется, что Вы собирались поговорить об упоминаемой в американской конституции идее поиска счастья, как о праве, данном человеку от рождения, но Вы забыли об этом. Пожалуйста, вернитесь к этому вопросу.
Я вспомнил сейчас одну историю. В парке сидели три старика. Одному было семьдесят пять лет, второму - восемьдесят, а третьему - восемьдесят пять.-Первый старик сказал: «Кажется, я старею, потому что сейчас самым большим удовольствием для меня является хорошая прогулка в утреннее время. Я могу сказать, это лучше, чем сексуальный оргазм».
Два других старика рассмеялись. Самый старый сказал: «Твое представление об оргазме удивит и шокирует даже таких людей, как Вильгельм Райх, Зигмунд Фрейд и Хавилок Эллис. Сынок, ты не стареешь, ты просто становишься оригинальным ».
Но второй старик молчал и серьезно думал о чем-то. Потом он сказал: «Может быть, он прав. Я тоже чувствую, что становлюсь старее. Вот уже три ночи подряд я не занимаюсь любовью со своей женой».
Самый младший из этих трех был очень удивлен. Он воскликнул: «Как! Три ночи ты не занимаешься любовью с женой?»
Но самый старый из них продолжал громко смеяться, а потом сказал: «Не принимай его всерьез - ведь ты не знаешь, что он имеет в виду под словом "любовь''. Это похоже на твой оргазм. Перед тем как лечь спать, он пожимает руку своей жене; это для него и означает "заниматься любовью". Я говорил ему: "Не делай много шума из ничего; это не любовь. Даже, если ты не будешь делать этого три ночи подряд, беды не будет"».
Потом он сказал: «То, что вы оба говорите о своем старении, заставляет меня думать, что я тоже старею; конечно, мне уже восемьдесят пять. Сегодня утром, когда я хотел заниматься любовью со своей женой, она сказала: "Как! Что ты собираешься делать?" А я ответил: "Разве это что-то, что нужно объяснять тебе? Я собираюсь заниматься с тобой любовью"».
«И тогда моя жена сказала: "Ты уже дважды занимался этой гадостью сегодня ночью". А я совершенно об этом забыл! Вот почему мне кажется, что я старею».
Ваш вопрос напомнил мне эту историю, а эта история напоминает мне о бедном раввине в Англии. Мне жаль его, но я ощущаю и некоторое чувство ревности: я бы очень хотел оказаться на его месте и быть исключенным. То, что его лишили права быть раввином, - такое острое ощущение. А меня никто не может исключить - я не принадлежу ни к какой организации.
Я не принадлежу своей собственной религии, поэтому никто не может меня исключить. Это единственная радость, которую я намерен избежать.
Но я не должен забывать об этом вопросе. Фактически - это не забывчивость; я просто дрейфую, медленно уплываю в даль. Я не старею, я никогда не постарею. Да, я буду продолжать становиться взрослее, но взросление - это не старение. До самого последнего дыхания я буду оставаться таким же молодым и свежим, как всегда. Но то, что я называю дрейфом, является совершенно другим явлением.
С каждым своим утверждением я оказываюсь как бы на перекрестке.
От этого утверждения я могу двигаться в любом направлении. У меня нет никакого представления о том, какое направление меня привлечет. Решить вопрос, куда мне направляться, я предоставляю полностью своему сознанию - пусть ведет туда, куда хочет. И снова на каждом этапе у меня перекресток. Люди, которые являются ораторами или спикерами, заранее определяют свой путь. Они знают, о чем они будут говорить, с чего они начнут, что будет в середине, чем они закончат, какова их цель.
У меня же, прежде всего, нет цели.
Я не утилитарист.
Я просто наслаждаюсь тем, что делю себя и свой жизненный опыт с вами, без всякой цели.
На всей земле вы не найдете другого такого занятого человека, как я, но без всякого дела. Дела нет, но я занят всю свою жизнь. Я наслаждаюсь этим; следовательно, у меня нет заранее выбранного конкретного направления, я ничего не решаю заранее.
Вот почему вопроса о забывчивости вообще не возникает. Вы не имеете представления о тех перекрестках, к которым я подхожу много раз. Если мне придется выбирать, то вы не увидите, что ячто-то Пропустил, это будет что-то искусственное.
Я не решаю заранее.
Я просто плыву по течению, куда бы оно меня ни привело.
Двигаться в неизвестное - огромная радость... Ну вот, мне приходится возвращаться к этому вопросу. Давайте закончим с ним. Да, я собирался поговорить об этой глупой идее в американской конституции о том, что человек имеет от рождения право на поиск счастья. Я называю эту идею глупой, потому что никто не может быть в поисках счастья. А если вы и находитесь в поисках счастья, то одно я могу сказать с уверенностью: «Вы не найдете его».
Счастье всегда побочный продукт.
Оно не является результатом прямого поиска.
Оно случается, когда вы совсем не думаете о нем, не говоря уже о поиске. Оно приходит внезапно из ниоткуда, когда вы делаете что-то совсем другое.
Например, вы можете колоть дрова. Конечно, это совсем не поиски счастья - колоть дрова, но когда вы делаете это ранним утром, при восходящем солнце, когда еще прохладно, а в лесу раздаются звуки вашего топора и куски дерева летят во все стороны, производя своеобразный шум и отгоняя тишину... Вы начинаете потеть, а холодный ветерок приносит вам ощущение прохлады еще более приятное, чем прежде... И внезапно вы понимаете, что это счастье, вас переполняет радость. Но вы ведь просто кололи дрова; а рубка дров не упоминается в конституции как право от рождения, так как тогда сколько же вам надо будет внести в этот перечень?
Я не могу забыть один день... Существуют некоторые вещи, которые не имеют логического смысла, но каким-то образом остаются в вашей памяти. Вы не можете понять, по какой причине они хранятся в вашей памяти, потому что было многое другое, более важное, более значительное, но оно исчезло. А остались в вашей памяти какие-то незначительные вещи, и вы не знаете, почему, но они остались; они оставили после себя след.
Одну такую вещь я помню. Я шел из школы домой, а моя школа была почти в одной миле от дома. Как раз на полдороги росло огромное дерево. Я проходил мимо этого дерева каждый день, по крайней мере четыре раза в день: когда шел в школу, затем в середине дня, когда шел домой на ленч, затем по дороге в школу снова и когда возвращался домой в конце дня. Так проходил я мимо этого дерева тысячи раз, но однажды что-то произошло.
Был жаркий день, и когда я приблизился к дереву, я очень вспотел. Я проходил под деревом, а там было так прохладно, что без всякой определенной мысли я остановился, сам не зная, почему. Я просто подошел к стволу дерева, сел и прижался к стволу. Я не могу объяснить, что произошло, но я чувствовал себя таким неимоверно счастливым, как будто что-то происходило между мной и этим деревом. Просто прохлада не могла быть причиной, так как много раз, когда я был потный, я проходил под кроной этого дерева, где была прохлада. Я останавливался там и раньше, но никогда прежде я не подходил, и не прикасался к дереву, и не сидел там, как если бы я встретился со старым другом.
Этот момент оставил в моей памяти сияние, подобное звезде. В моей жизни произошло очень много событий, но я не вижу, чтобы то мгновение стало исчезать из моей памяти: оно все еще хранится в ней. Всякий раз, когда я оглядываюсь, я вижу его. Ни тогда, ни сейчас я ясно не понимаю того, что случилось. Но с того самого дня у меня возникла какая-то родственная связь с этим деревом, которого я не чувствовал раньше, даже более тесная, чем с каким-либо человеком. Я стал более близок с этим деревом, чем с кем-либо еще в целом мире. У меня появился обычай: когда я проходил мимо дерева, я, как правило, садился под ним на несколько секунд или минут, чтобы почувствовать его. До сих пор я могу видеть - что-то продолжает расти между нами.
В тот день, когда я закончил школу и поехал в другой город, чтобы поступить в университет, я простился с моим отцом, моей матерью, со всей семьей. Я не тот человек, который легко плачет. Даже когда меня сильно наказывали, кровь могла литься из моих рук, но слезы никогда не появлялись на моих глазах.
Мой отец, бывало, спрашивал: «Есть ли у тебя слезы?»
Я отвечал: «Ты можешь заставить кровоточить мои руки, но ты не сможешь заставить меня плакать и рыдать. А почему я должен плакать? Ведь все, что ты делаешь - абсолютно правильно. Я сделал что-то, хорошо зная, что это повлечет за собой определенные последствия. Я никогда не лгу, поэтому я не могу избежать наказания. Зачем же плакать?»
Но когда я пошел попрощаться к своему дереву, я стал плакать. Это был единственный раз в моей жизни; других случаев я не помню. В детстве у меня умерла одна из моих сестер, которую я любил больше других своих братьев и сестер. В Индии у нас насчитываются до дюжины братьев и сестер. Я часто подкалывал своего отца: «Как это тебе не удалось сделать дюжину детей? Ведь у тебя их только одиннадцать. Надо было лучше считать, не хватило одного ребенка».
А он отвечал: «Ты мой сын, но ты даже пытаешься шутить со мной».
Я отвечал: «Я не шучу; я просто говорю, что говорить кому-то "одна дюжина" - так легко, что я именно это и делаю. Если кто-нибудь спрашивает меня, сколько у нас детей, я отвечаю -"одна дюжина". Это проще. Ты без всякой необходимости все усложнил: одиннадцать! Тебе следовало бы остановиться на десяти — это число кажется законченным, либо на двенадцати — это число также кажется законченным, но одиннадцать? Что это за число вообще?»
Из всех десяти сестер и братьев больше всего я любил одну сестру, которая умерла, когда я был очень маленький. Должно быть, мне было лет пять, а ей три года. Но даже тогда я не плакал. Я был удивлен и потрясен. Плакали все, и все думали, что я потрясен, потому что я любил эту сестру больше всех. Все в семье знали, что я любил ее больше всех, и она меня любила больше всех. Все думали, что я не плакал, потому что был сильно потрясен, но на самом деле это было не так.
Когда умер мой дедушка по материнской линии, я не плакал, а ведь он воспитал меня. Он был мне ближе, чем мой отец, так как первые семь лет своей жизни он был рядом со мной, а это был очень ранимый возраст. Он умер на моих руках. Моя бабушка потеряла полный контроль над собой: она рыдала, выкрикивала какие-то слова и бессвязные предложения. Они всю жизнь прожили вместе, и у них был только один ребенок -моя мать. Когда она вышла замуж, они жили одни и делили между собой свое одиночество. Моя бабушка, должно быть, чувствовала себя действительно покинутой: дедушка был ее целым миром. Для меня он был не просто дедушкой по материнской линии.
Мне очень трудно определить, что он значил для меня. Он часто называл меня Раджа (слово раджаозначает король); в течение семи лет, которые я провел рядом с ним, ему удалось сделать мою жизнь похожей на жизнь короля. В мой день рождения он обычно приводил слона из соседнего города... В те дни слоны в Индии были либо у королей, так как уход, питание и обслуживание слонов требовало больших денег, либо у святых.
Обычно слонами владели две группы людей. Святые могли иметь слонов, потому что у них было много учеников. И когда
эти последователи заботились о своем святом, они заботились и о его слоне. Недалеко от нас жил святой, у которого был слон, поэтому мой дедушка приводил слона на мой день рождения. Он сажал меня на слона с двумя мешками, наполненными серебряными монетами.
В то время рупии были из чистого серебра; банкноты в Индии не использовались. Банкноты не являются чем-то новым; в Китае они существуют тысячи лет. Китай во многом опередил другие страны. Марко Поло, когда он вернулся из Китая, привез с собой печатные банкноты. Однако ему не поверили. Его позвали к священнику и сказали: «Не пытайся выдумывать фантастические и глупые история. Кто поверит, что кусок бумаги можно использовать как деньги?»
И священник подбросил вверх золотую монету, она упала на пол с громким звоном, а он сказал: «Это деньги». Затем он сжег банкноту со словами: «А это твоя выдумка».
В моем детстве банкнот в Индии не было; для изготовления рупий все еще использовали чистое серебро. Мой дедушка обычно наполнял два мешка, два больших мешка, которые висели на боках слона, серебряными монетами, и я ездил по деревне и разбрасывал эти монеты. Вот как он отмечал мой день рождения. Как только я отправлялся в путь, он присоединялся в своей повозке, запряженной быками и наполненной рупиями; он обычно повторял: «Не будь жадным — у меня достаточно рупий. Ты можешь бросать столько рупий, сколько есть у меня. Не останавливайся, бросай!»
Естественно, вся деревня следовала за слоном. Наша деревня была не очень большая, не более двухсот-трехсот человек, поэтому я кружил по деревне, по ее единственной улице, разбрасывая рупии. Дедушка всячески старался внушить мне мысль, что я принадлежу к королевскому семейству.
Он так меня любил, что заболеть для меня было практически невозможно. Если у вас нет силы преодолеть болезнь, вы можете постараться ничего о ней не говорить. Он обычно впадал в панику: если у меня была лишь небольшая головная боль, он впадал в такую панику, что садился на лошадь и ехал к ближайшему врачу, а потом отвозил его назад. Это было хуже, Чем головная боль, поэтому я просто молчал, ничего не говорил об этом. Даже, когда дедушка умер у меня на руках, слезы у меня не появились. Я стал подозревать, что у меня нет слезных желез. Но в тот день, прощаясь со своим деревом, я рыдал первый и последний раз в жизни. Это всегда оставляет очень светлое пятно. Когда я плакал, я был абсолютно уверен в том, что в глазах дерева тоже были слезы, хотя я не мог видеть его глаз, я не мог видеть его слез. Но я мог чувствовать, - когда я прикасался , к дереву, я мог чувствовать печаль, я мог чувствовать блаженство, я мог чувствовать прощание. А это оказалось моей последней встречей с деревом, так как когда я вернулся через год, то по какой-то глупой причине дерево было срублено.
Бхагаван,
Кажется, что Вы собирались поговорить об упоминаемой в американской конституции идее поиска счастья, как о праве, данном человеку от рождения, но Вы забыли об этом. Пожалуйста, вернитесь к этому вопросу.
Я вспомнил сейчас одну историю. В парке сидели три старика. Одному было семьдесят пять лет, второму - восемьдесят, а третьему - восемьдесят пять.-Первый старик сказал: «Кажется, я старею, потому что сейчас самым большим удовольствием для меня является хорошая прогулка в утреннее время. Я могу сказать, это лучше, чем сексуальный оргазм».
Два других старика рассмеялись. Самый старый сказал: «Твое представление об оргазме удивит и шокирует даже таких людей, как Вильгельм Райх, Зигмунд Фрейд и Хавилок Эллис. Сынок, ты не стареешь, ты просто становишься оригинальным ».
Но второй старик молчал и серьезно думал о чем-то. Потом он сказал: «Может быть, он прав. Я тоже чувствую, что становлюсь старее. Вот уже три ночи подряд я не занимаюсь любовью со своей женой».
Самый младший из этих трех был очень удивлен. Он воскликнул: «Как! Три ночи ты не занимаешься любовью с женой?»
Но самый старый из них продолжал громко смеяться, а потом сказал: «Не принимай его всерьез - ведь ты не знаешь, что он имеет в виду под словом "любовь''. Это похоже на твой оргазм. Перед тем как лечь спать, он пожимает руку своей жене; это для него и означает "заниматься любовью". Я говорил ему: "Не делай много шума из ничего; это не любовь. Даже, если ты не будешь делать этого три ночи подряд, беды не будет"».
Потом он сказал: «То, что вы оба говорите о своем старении, заставляет меня думать, что я тоже старею; конечно, мне уже восемьдесят пять. Сегодня утром, когда я хотел заниматься любовью со своей женой, она сказала: "Как! Что ты собираешься делать?" А я ответил: "Разве это что-то, что нужно объяснять тебе? Я собираюсь заниматься с тобой любовью"».
«И тогда моя жена сказала: "Ты уже дважды занимался этой гадостью сегодня ночью". А я совершенно об этом забыл! Вот почему мне кажется, что я старею».
Ваш вопрос напомнил мне эту историю, а эта история напоминает мне о бедном раввине в Англии. Мне жаль его, но я ощущаю и некоторое чувство ревности: я бы очень хотел оказаться на его месте и быть исключенным. То, что его лишили права быть раввином, - такое острое ощущение. А меня никто не может исключить - я не принадлежу ни к какой организации.
Я не принадлежу своей собственной религии, поэтому никто не может меня исключить. Это единственная радость, которую я намерен избежать.
Но я не должен забывать об этом вопросе. Фактически - это не забывчивость; я просто дрейфую, медленно уплываю в даль. Я не старею, я никогда не постарею. Да, я буду продолжать становиться взрослее, но взросление - это не старение. До самого последнего дыхания я буду оставаться таким же молодым и свежим, как всегда. Но то, что я называю дрейфом, является совершенно другим явлением.
С каждым своим утверждением я оказываюсь как бы на перекрестке.
От этого утверждения я могу двигаться в любом направлении. У меня нет никакого представления о том, какое направление меня привлечет. Решить вопрос, куда мне направляться, я предоставляю полностью своему сознанию - пусть ведет туда, куда хочет. И снова на каждом этапе у меня перекресток. Люди, которые являются ораторами или спикерами, заранее определяют свой путь. Они знают, о чем они будут говорить, с чего они начнут, что будет в середине, чем они закончат, какова их цель.
У меня же, прежде всего, нет цели.
Я не утилитарист.
Я просто наслаждаюсь тем, что делю себя и свой жизненный опыт с вами, без всякой цели.
На всей земле вы не найдете другого такого занятого человека, как я, но без всякого дела. Дела нет, но я занят всю свою жизнь. Я наслаждаюсь этим; следовательно, у меня нет заранее выбранного конкретного направления, я ничего не решаю заранее.
Вот почему вопроса о забывчивости вообще не возникает. Вы не имеете представления о тех перекрестках, к которым я подхожу много раз. Если мне придется выбирать, то вы не увидите, что ячто-то Пропустил, это будет что-то искусственное.
Я не решаю заранее.
Я просто плыву по течению, куда бы оно меня ни привело.
Двигаться в неизвестное - огромная радость... Ну вот, мне приходится возвращаться к этому вопросу. Давайте закончим с ним. Да, я собирался поговорить об этой глупой идее в американской конституции о том, что человек имеет от рождения право на поиск счастья. Я называю эту идею глупой, потому что никто не может быть в поисках счастья. А если вы и находитесь в поисках счастья, то одно я могу сказать с уверенностью: «Вы не найдете его».
Счастье всегда побочный продукт.
Оно не является результатом прямого поиска.
Оно случается, когда вы совсем не думаете о нем, не говоря уже о поиске. Оно приходит внезапно из ниоткуда, когда вы делаете что-то совсем другое.
Например, вы можете колоть дрова. Конечно, это совсем не поиски счастья - колоть дрова, но когда вы делаете это ранним утром, при восходящем солнце, когда еще прохладно, а в лесу раздаются звуки вашего топора и куски дерева летят во все стороны, производя своеобразный шум и отгоняя тишину... Вы начинаете потеть, а холодный ветерок приносит вам ощущение прохлады еще более приятное, чем прежде... И внезапно вы понимаете, что это счастье, вас переполняет радость. Но вы ведь просто кололи дрова; а рубка дров не упоминается в конституции как право от рождения, так как тогда сколько же вам надо будет внести в этот перечень?
Я не могу забыть один день... Существуют некоторые вещи, которые не имеют логического смысла, но каким-то образом остаются в вашей памяти. Вы не можете понять, по какой причине они хранятся в вашей памяти, потому что было многое другое, более важное, более значительное, но оно исчезло. А остались в вашей памяти какие-то незначительные вещи, и вы не знаете, почему, но они остались; они оставили после себя след.
Одну такую вещь я помню. Я шел из школы домой, а моя школа была почти в одной миле от дома. Как раз на полдороги росло огромное дерево. Я проходил мимо этого дерева каждый день, по крайней мере четыре раза в день: когда шел в школу, затем в середине дня, когда шел домой на ленч, затем по дороге в школу снова и когда возвращался домой в конце дня. Так проходил я мимо этого дерева тысячи раз, но однажды что-то произошло.
Был жаркий день, и когда я приблизился к дереву, я очень вспотел. Я проходил под деревом, а там было так прохладно, что без всякой определенной мысли я остановился, сам не зная, почему. Я просто подошел к стволу дерева, сел и прижался к стволу. Я не могу объяснить, что произошло, но я чувствовал себя таким неимоверно счастливым, как будто что-то происходило между мной и этим деревом. Просто прохлада не могла быть причиной, так как много раз, когда я был потный, я проходил под кроной этого дерева, где была прохлада. Я останавливался там и раньше, но никогда прежде я не подходил, и не прикасался к дереву, и не сидел там, как если бы я встретился со старым другом.
Этот момент оставил в моей памяти сияние, подобное звезде. В моей жизни произошло очень много событий, но я не вижу, чтобы то мгновение стало исчезать из моей памяти: оно все еще хранится в ней. Всякий раз, когда я оглядываюсь, я вижу его. Ни тогда, ни сейчас я ясно не понимаю того, что случилось. Но с того самого дня у меня возникла какая-то родственная связь с этим деревом, которого я не чувствовал раньше, даже более тесная, чем с каким-либо человеком. Я стал более близок с этим деревом, чем с кем-либо еще в целом мире. У меня появился обычай: когда я проходил мимо дерева, я, как правило, садился под ним на несколько секунд или минут, чтобы почувствовать его. До сих пор я могу видеть - что-то продолжает расти между нами.
В тот день, когда я закончил школу и поехал в другой город, чтобы поступить в университет, я простился с моим отцом, моей матерью, со всей семьей. Я не тот человек, который легко плачет. Даже когда меня сильно наказывали, кровь могла литься из моих рук, но слезы никогда не появлялись на моих глазах.
Мой отец, бывало, спрашивал: «Есть ли у тебя слезы?»
Я отвечал: «Ты можешь заставить кровоточить мои руки, но ты не сможешь заставить меня плакать и рыдать. А почему я должен плакать? Ведь все, что ты делаешь - абсолютно правильно. Я сделал что-то, хорошо зная, что это повлечет за собой определенные последствия. Я никогда не лгу, поэтому я не могу избежать наказания. Зачем же плакать?»
Но когда я пошел попрощаться к своему дереву, я стал плакать. Это был единственный раз в моей жизни; других случаев я не помню. В детстве у меня умерла одна из моих сестер, которую я любил больше других своих братьев и сестер. В Индии у нас насчитываются до дюжины братьев и сестер. Я часто подкалывал своего отца: «Как это тебе не удалось сделать дюжину детей? Ведь у тебя их только одиннадцать. Надо было лучше считать, не хватило одного ребенка».
А он отвечал: «Ты мой сын, но ты даже пытаешься шутить со мной».
Я отвечал: «Я не шучу; я просто говорю, что говорить кому-то "одна дюжина" - так легко, что я именно это и делаю. Если кто-нибудь спрашивает меня, сколько у нас детей, я отвечаю -"одна дюжина". Это проще. Ты без всякой необходимости все усложнил: одиннадцать! Тебе следовало бы остановиться на десяти — это число кажется законченным, либо на двенадцати — это число также кажется законченным, но одиннадцать? Что это за число вообще?»
Из всех десяти сестер и братьев больше всего я любил одну сестру, которая умерла, когда я был очень маленький. Должно быть, мне было лет пять, а ей три года. Но даже тогда я не плакал. Я был удивлен и потрясен. Плакали все, и все думали, что я потрясен, потому что я любил эту сестру больше всех. Все в семье знали, что я любил ее больше всех, и она меня любила больше всех. Все думали, что я не плакал, потому что был сильно потрясен, но на самом деле это было не так.
Когда умер мой дедушка по материнской линии, я не плакал, а ведь он воспитал меня. Он был мне ближе, чем мой отец, так как первые семь лет своей жизни он был рядом со мной, а это был очень ранимый возраст. Он умер на моих руках. Моя бабушка потеряла полный контроль над собой: она рыдала, выкрикивала какие-то слова и бессвязные предложения. Они всю жизнь прожили вместе, и у них был только один ребенок -моя мать. Когда она вышла замуж, они жили одни и делили между собой свое одиночество. Моя бабушка, должно быть, чувствовала себя действительно покинутой: дедушка был ее целым миром. Для меня он был не просто дедушкой по материнской линии.
Мне очень трудно определить, что он значил для меня. Он часто называл меня Раджа (слово раджаозначает король); в течение семи лет, которые я провел рядом с ним, ему удалось сделать мою жизнь похожей на жизнь короля. В мой день рождения он обычно приводил слона из соседнего города... В те дни слоны в Индии были либо у королей, так как уход, питание и обслуживание слонов требовало больших денег, либо у святых.
Обычно слонами владели две группы людей. Святые могли иметь слонов, потому что у них было много учеников. И когда
эти последователи заботились о своем святом, они заботились и о его слоне. Недалеко от нас жил святой, у которого был слон, поэтому мой дедушка приводил слона на мой день рождения. Он сажал меня на слона с двумя мешками, наполненными серебряными монетами.
В то время рупии были из чистого серебра; банкноты в Индии не использовались. Банкноты не являются чем-то новым; в Китае они существуют тысячи лет. Китай во многом опередил другие страны. Марко Поло, когда он вернулся из Китая, привез с собой печатные банкноты. Однако ему не поверили. Его позвали к священнику и сказали: «Не пытайся выдумывать фантастические и глупые история. Кто поверит, что кусок бумаги можно использовать как деньги?»
И священник подбросил вверх золотую монету, она упала на пол с громким звоном, а он сказал: «Это деньги». Затем он сжег банкноту со словами: «А это твоя выдумка».
В моем детстве банкнот в Индии не было; для изготовления рупий все еще использовали чистое серебро. Мой дедушка обычно наполнял два мешка, два больших мешка, которые висели на боках слона, серебряными монетами, и я ездил по деревне и разбрасывал эти монеты. Вот как он отмечал мой день рождения. Как только я отправлялся в путь, он присоединялся в своей повозке, запряженной быками и наполненной рупиями; он обычно повторял: «Не будь жадным — у меня достаточно рупий. Ты можешь бросать столько рупий, сколько есть у меня. Не останавливайся, бросай!»
Естественно, вся деревня следовала за слоном. Наша деревня была не очень большая, не более двухсот-трехсот человек, поэтому я кружил по деревне, по ее единственной улице, разбрасывая рупии. Дедушка всячески старался внушить мне мысль, что я принадлежу к королевскому семейству.
Он так меня любил, что заболеть для меня было практически невозможно. Если у вас нет силы преодолеть болезнь, вы можете постараться ничего о ней не говорить. Он обычно впадал в панику: если у меня была лишь небольшая головная боль, он впадал в такую панику, что садился на лошадь и ехал к ближайшему врачу, а потом отвозил его назад. Это было хуже, Чем головная боль, поэтому я просто молчал, ничего не говорил об этом. Даже, когда дедушка умер у меня на руках, слезы у меня не появились. Я стал подозревать, что у меня нет слезных желез. Но в тот день, прощаясь со своим деревом, я рыдал первый и последний раз в жизни. Это всегда оставляет очень светлое пятно. Когда я плакал, я был абсолютно уверен в том, что в глазах дерева тоже были слезы, хотя я не мог видеть его глаз, я не мог видеть его слез. Но я мог чувствовать, - когда я прикасался , к дереву, я мог чувствовать печаль, я мог чувствовать блаженство, я мог чувствовать прощание. А это оказалось моей последней встречей с деревом, так как когда я вернулся через год, то по какой-то глупой причине дерево было срублено.