Наверное, Тамара имела на этот счет свое мнение, потому что с явной брезгливостью холодно произнесла:
   — Вы заблуждаетесь, милочка, теперь это и моя проблема. Товар слишком ценен, чтобы подвергать его необоснованному риску. Диктуйте адрес, я пришлю за вами своего человека.
   Клавка, слушавшая разговор, приложив ухо к трубке, вытаращила глаза и интенсивно замотала головой из стороны в сторону. Должно быть, это означало категорический отказ. Впрочем, я и сама понимала, что дать Тамаре адрес, значит, подписать себе смертный приговор. Оттого я поспешно воскликнула:
   — Не надо! В смысле, пускай ваш человек встретит нас где-нибудь в другом месте. Скажем, возле Театра на Таганке.
   — Хорошо, — согласилась Тамара. — В полдень возле театра. Черный «Сааб», водителя зовут Тимур. Он глухонемой, так что беседовать с ним бесполезно. До встречи, детка.
   Последние слова Тамары прозвучали несколько зловеще.
   — Ох, Афанасия, чует мое сердце, не вернемся мы оттуда живыми! — Клавдия схватилась за сердце, только оно почему-то оказалось справа. Впрочем, меня это не удивило, потому как мое сердце колотилось от страха где-то в области пяточного нерва. Клавка судорожно всхлипнула:
   — Ишь чего удумала, змеюка подколодная, на опушке леса встречаться. Там-то нас и закопают. А по весне, когда снежок сойдет, какой-нибудь грибник-любитель найдет наши молодые, но обезображенные тела.
   От отчаяния Клавдия даже не сообразила, что весной грибники в лесу — большая редкость.
   — Подожди реветь, — одернула я сестру. — Никто нас не убьет. По крайней мере, сегодня.
   — Почему это? — насторожилась Клавка.
   Кажется, она была даже немного разочарована.
   — Потому что мы девочки умные, и ампулу Тамаре сегодня не отдадим. То есть мы ее вообще не отдадим, но Тамаре знать об этом вовсе не обязательно.
   — Что-то больно мудрено. Я своей раненой головой никак не докумекаю. Можешь объяснить? Только, пожалуйста, слова попроще выбирай, а то у меня после твоей вчерашней речи до сих пор мозги враскорячку.
   — Можно и попроще, — согласно кивнула я. — Пока ампула у нас, мы живы и можем диктовать свои условия. Поняла?
   — Поняла, — моргнула Клавдия. — А какие у нас условия?
   — Тут надо хорошенько подумать, — загадочно молвила я и отправилась думать к себе в комнату.
   Там, забравшись под одеяло, я прикрыла глаза с намерением предаться размышлениям.
   Однако Клавдия решила взять этот процесс под личный контроль. Она приперлась следом за мной, остановилась в дверях и, уперев руки в бока, грозно спросила:
   — Это ты так думаешь?
   — Угу.
   — Другого места не нашла, — Клавка нервничала, а оттого сделалась ворчливой и нудной.
   — Какая разница, где думать, главное, додуматься до чего-нибудь стоящего.
   Клюквина кивнула, но комнату покидать не торопилась. Вместо этого она принялась деловито сновать из угла в угол, наводя порядок.
   Старая мудрость гласит: можно бесконечно смотреть на огонь, на воду и на то, как работают другие, поэтому я с удовольствием наблюдала за Клавдией. Сперва я честно пыталась придать мыслям нужное направление, но броуновское движение Клюквы мешало сосредоточиться.
   Пришлось оставить эту затею. Единственное, до чего удалось додуматься, так это до того, что на сегодняшний день мы остались без мужской поддержки. Ведь Филиппок освободится с дежурства только после двенадцати, а глухонемой Тимур будет нас ждать именно в полдень. Вот еще подарочек — глухонемой шофер! Впрочем, вполне возможно, Тамара обманула, чтобы усыпить нашу бдительность. Следует проявить осторожность и больше помалкивать во время поездки, особенно это актуально по отношению к Клавке: на почве стресса она становится болтливой до чрезвычайности.
   Клавдия, по всему видать, думала примерно о том же, потому что после непродолжительного молчания, давшегося ей с огромным трудом, заявила:
   — Ты извини, Афонь, что отвлекаю… Не нравится мне этот глухонемой шофер.
   — Хорошо, не слепой, — пошутила я.
   — Очень, ха-ха. Так вот что я хотела сказать: когда поедем, ты поменьше болтай.
   — Ты тоже..
   На том и порешили.
* * *
   На площади возле театра мы с Клавдией появились за пятнадцать минут до назначенного срока. Стоянка была забита автомобилями, в основном иномарками. В породах иноземных машин я разбираюсь слабо, поэтому пришлось нам внимательно читать надписи на корме каждого железного коня.
   — Я с ума сойду! — неизвестно кому сообщила Клавка. — Четыре «Сааба», все черные и ни в одном нет водителя. Как мы этого Тимура узнаем?
   — Подождем, — пожала я плечами, — до двенадцати еще есть время. Может, он сам нас узнает.
   Чтобы как-то скрасить ожидание и немного унять волнение, мы с Клавкой купили по мороженому и, приплясывая на месте от холода, его съели.
   Ровно в двенадцать возле одного из «Саабов» появился невысокий худощавый мужчина явно кавказской национальности. Одет он был во все черное: джинсы, кожаная куртка, расстегнутая, несмотря на мороз, и свитер того же мрачного цвета. В машину мужчина не торопился садиться. Он крутил головой, всматриваясь в народ, тусующийся возле театра. Мы с Клавкой испуганно переглянулись.
   — Ох, только черножо.., в смысле, кавказцев нам не хватает, — клацнула зубами Клавдия.
   Тут взгляд мужчины остановился на нас.
   — Мама… — слабо простонала я, чувствуя, как немеет все тело. У этого типа был взгляд хладнокровного убийцы. Мне страшно захотелось убраться отсюда как можно дальше. Я уже открыла рот, чтобы предложить это Клюквиной, но мужчина направился к нам, и все слова застряли в горле.
   — Пресвятая Дева Мария, матушка-заступница, спаси и сохрани нас! — поспешно перекрестилась Клавдия, закатывая глаза. — Честное слово, я больше не буду грехам предаваться, поститься начну, в церковь по воскресеньям ходить стану, только пусть нас минует чаша сия!
   Однако Дева Мария не обратила внимания на Клавкину молитву, или сестрица слишком много пообещала, и святая ей не поверила. Я как загипнотизированная наблюдала за приближением кавказца. Он подошел почти вплотную и засунул руку во внутренний карман куртки. Мне тут же представился пистолет, который, несомненно, сейчас появится, и я в страхе зажмурилась, мысленно желая себе и Клавдии быстрой и легкой смерти.
   Секунды тянулись невыносимо долго, а выстрелов все не было. Я приоткрыла один глаз, чтобы выяснить причину задержки. Мужчина стоял буквально в полуметре от нас и нагло ухмылялся. Вместо пистолета в руках у него белел клочок бумаги. Мы с Клавдией вытянули шеи.
   «Я Тимур, — гласила корявая надпись. — Тамара ждет вас». Убедившись, что с содержимым записки мы ознакомились, Тимур кивнул в сторону машины. Вцепившись друг в друга, мы с Клюквиной под пристальным взглядом мужчины на негнущихся ногах поковыляли в указанном направлении. Не знаю, как у сестрицы, а у меня было стойкое ощущение, что я добровольно поднимаюсь на эшафот.
   — Афоня, ты должна срочно что-нибудь придумать! — еле слышно прошелестела Клавка. — Мне моя жизнь дорога как память! А судя по выражению лица этого Тимура, жить нам осталось несколько часов.
   — Крепись, Клава, — одними губами ответила я. — И помни, пока ампула у нас, нам ничего не угрожает.
   — Ты сама-то в это веришь?
   — Не очень, — призналась я.
   Возле машины Тимур остановился и снова полез в карман куртки. На этот раз он достал сотовый телефон. Тимур показал его нам, потом ткнул пальцем сперва в меня, затем в Клавку и себе в грудь.
   — Чего надо этому Герасиму кавказского розлива? — побледнела сестра.
   — По-моему, ему нужны наши мобильники, — предположила я, извлекая из рюкзачка телефон Виктора.
   Тимур его взял, выключил и вопросительно посмотрел на Клавдию. С глубоким вздохом она рассталась со своим аппаратом, бормоча под нос что-то невнятное. Наконец с формальностями было покончено. Тимур сел за руль, мы с Клюквиной устроились на заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, и там затихли. Едва слышно заработал двигатель дорогой машины, щелкнул центральный замок, и мы оказались в буквальном смысле заперты внутри салона. Теперь выйти наружу даже при наличии огромного желания было невозможно.
   Время для поездки, как оказалось, выбрали не совсем удачно, я бы даже сказала, совсем неудачно: такого скопления машин на улицах города мне не доводилось наблюдать давно. Пришлось даже простоять минут сорок в «пробке» на Волгоградском проспекте.
   Клавдия с тоской смотрела в окно и беспрестанно вздыхала. Проделывала она это столь жалобно, что я в конце концов не выдержала.
   — Перестань сейчас же! — зашипела я на сестру. — Все нервы вымотала своими вздохами, ей-богу. Без тебя тошно!
   — Да как же не вздыхать-то, Афонюшка, — заныла Клюквина. — На верную гибель едем, а знаешь, как не хочется умирать в молодом возрасте! И пистолет, как назло, дома забыли.
   Да, эту непростительную ошибку мы совершили. Не уверена, что нам предоставили бы возможность его применить, но уверенности в собственных силах оружие, несомненно, могло бы прибавить.
   — Ты посмотри на Тимура, — продолжала изливать душу сестра. — Форменный бандит, клейма ставить негде! Если у Тамары все люди такие, то боюсь даже думать, что с нами будет.
   Кто, скажем, помешает им засадить нас в какой-нибудь жуткий каземат и пытать до тех пор, пока мы не сообщим о местонахождении ампулы?
   А когда сообщим — под пытками что угодно расскажешь! — убьют, расчленят и прах по ветру разбросают…
   Перспектива, нарисованная Клюквиной, не радовала, скорее наоборот, угнетала и заставляла задуматься о целесообразности затеянного дела. «Нужно было сразу звонить Брусникину и каяться, — запоздало посетила меня светлая мысль. — Теперь уж поздно. Придется самим как-нибудь выкручиваться». Как это сделать, виделось мне неясно. Время от времени я бросала взгляд на зеркало заднего вида над лобовым стеклом и непременно натыкалась на холодный взгляд Тимура. От его взгляда сердце у меня на мгновение останавливалось, а потом начинало колотиться с утроенной силой.
   "Клавка права, приходится это признать, — с тоской думала я. — С этих субчиков станется!
   Я ужасно боюсь щекотки. Если меня пощекотать, расскажу все, чего знаю и чего не знаю. Жаль, мне неизвестно, куда Клавдия спрятала ампулу на этот раз — агония продлится дольше"…
   Городской пейзаж как-то незаметно сменился деревенским, и вскоре мы уже катили среди бескрайних полей Подмосковья, занесенных снегом. Странное дело, но по мере приближения к месту встречи с Тамарой я немного успокаивалась, чего не скажешь о Клавдии. Кажется, она запугала себя страшными картинами пыток и теперь находилась в состоянии, близком к коматозному. Мне стало жаль сестру, и я поспешила ее хоть как-то успокоить.
   — Клавка, ты погоди нас хоронить, — прошептала я, — может, все обойдется…
   Клюквина слабо дернулась, но волноваться не перестала.
   Между тем мы свернули с шоссе на едва заметную среди девственно-нетронутых сугробов дорогу. Собственно, назвать дорогой снежную колею можно было с очень большой натяжкой.
   Прямо по курсу я увидела темную стену леса, однако сказать, есть там машины или нет, было затруднительно по причине дальности расстояния.
   Понадобилось около получаса, чтобы достичь лесной опушки. Тимур снизил скорость и медленно поехал вдоль кромки леса, изредка подавая звуковой сигнал. Еще через пятнадцать минут я наконец увидела две машины. Одна точно «Мерседес» черного цвета, а вот марку второй мне распознать не удалось. Именно из нее вышла высокая стройная женщина в длинной норковой шубе нежно-голубого цвета. Дорогая шуба великолепно оттеняла черные кудри дамы, собранные сзади в обычный хвост. Но подобная прическа совсем не простила Тамару (это, несомненно, была она), а, наоборот, делала ее утонченной и.., какой-то аристократичной. В некотором отдалении от Тамары возвышались два монумента, волею случая наделенные руками, ногами, мощными шеями и головами, украшенными солнцезащитными очками, — в общем, Церетели отдыхает.
   Мы остановились, и я получила возможность рассмотреть Тамару вблизи. Природа оказалась на редкость щедрой по отношению к ней, благодаря чему я теперь знала, как выглядит роковая женщина: безукоризненно правильные черты лица, зеленые глаза, великолепные ровные зубы. Возраст определить не берусь — даме с одинаковым успехом могло быть и двадцать пять, и сорок пять лет. Впрочем, допускаю, что царская внешность женщины — результат высокого профессионализма пластических хирургов и дантистов.
   Тимур первым вышел из машины, обменялся взглядом с Тамарой и присоединился к двум монументам, на фоне которых казался маленьким беззащитным кузнечиком.
   Тамара сделала еще один шаг в направлении «Сааба», где мы с Клавкой отсиживались, трясясь от страха, и призывно улыбнулась, отчего сделалась похожей на молодую сильную волчицу.
   — Ox, — закатила глаза Клавдия, намереваясь немедленно скончаться.
   — Чего уж теперь… — вздохнула я тоскливо. — Пошли, что ли…
   — Добрый день, милочки, — поздоровалась Тамара, когда мы, еле передвигая непослушными ногами, приблизились к ней. — Товар у вас?
   — А деньги у вас? — балдея от собственной смелости, просипела я.
   Тамара усмехнулась:
   — У вас деловая хватка, Афанасия.
   Прозвучало это как приговор, не подлежащий обжалованию.
   — Она нас знает! — — простонала Клюквина, соревнуясь в белизне со снегом.
   В отличие от сестры, меня совсем не удивило, что Тамаре известны наши имена. Во-первых, я имела несчастье ей представиться, а во-вторых, она женщина со связями, с деньгами, а наличие этих двух составляющих делает человека если не всесильным, то могущественным точно.
   "Однако… — подумала я невесело. — Интересно, как много этой ведьме удалось о нас узнать?
   Известно ли ей, что мой муж служит в ФСБ?"
   Этот факт мог сыграть как за нас, так и против.
   Пока я решала новую головоломку, Тимур достал из серебристой машины кожаный кейс и передал его Тамаре.
   — Вот ваши деньги, — с нехорошей улыбкой сообщила она.
   — Покажите… — оживилась Клавдия, розовея буквально на глазах. Я покачала головой: упоминание о деньгах всегда заставляло сестрицу волноваться.
   — Вы мне не доверяете? — тонкие брови Тамары удивленно взметнулись вверх.
   — Нет, — хором ответили мы с Клавкой.
   Неожиданно женщина рассмеялась:
   — А вы, девочки, не промах! Впрочем, я вас понимаю — в наше время доверие дорогого стоит. Но вы мне не ответили на вопрос. Учитывая ваше.., м-м.., взволнованное состояние, я вас прощаю и повторяю вопрос еще раз: товар у вас?
   Я нашла в себе силы улыбнуться. Подозреваю, что улыбка получилась так себе, но ведь мы здесь собрались не политесы разводить! Придав голосу некоторую небрежность, я заговорила, тщательно подбирая слова:
   — Как вы уже успели заметить, глупость нам не свойственна. Таскать с собой столь специфический товар, по меньшей мере, неразумно и даже опасно. Ампула в надежном месте, и получите вы его только тогда, когда мы благополучно вернемся домой. Повторяю, благополучно.
   Вам, наверное, известно, что мой супруг имеет некоторое отношение к спецслужбам. Наше неожиданное исчезновение ему вряд ли понравится, а он и его коллеги, в отличие от нашей родной милиции, работать умеют и покладистым нравом не отличаются. Муж, разумеется, не в курсе моего, так сказать, маленького бизнеса, но… Он очень любит жареную картошку с квашеной капустой, нам надо вовремя вернуться домой, чтобы успеть приготовить ужин. Да, забыла предупредить: ваш Тимур отобрал у нас сотовые телефоны. Он, наверное, не знал, что у меня их два, и один из аппаратов оборудован какой-то хреновиной, благодаря которой можно определить место моего пребывания в любой момент. Как видите, о своей безопасности мы позаботились, а вы? Ну, два бэтээра с ногами и Тимура в расчет не берем…
   За время выступления я краем глаза заметила, как преображается и оживает Клюквина, а вот превращение Тамары из утонченной аристократки в злобную фурию произошло после первых же моих слов.
   — Я вас недооценила, — сузила глаза Тамара. — Кто бы мог подумать, простая учительница и какая-то маникюрша…
   — Стилист широкого профиля, — робко подсказала Клавдия и обиженно нахохлилась.
   — Ваши условия, — проигнорировала подсказку Тамара.
   Я открыла рот, чтобы поделиться своими соображениями, но неожиданное событие заставило умолкнуть и даже сжать зубы как можно крепче, чтобы не завопить во всю силу легких.
   Откуда-то из глубины леса появились два джипа, из них вывалились люди с автоматами и принялись палить в разные стороны, не жалея патронов.
   — Ух, е мое! Афоня, ложись! — скомандовала Клюква.
   Совет оказался очень своевременным, и я с готовностью шлепнулась лицом в снег, на всякий случай прикрыв голову руками. Рядом судорожно всхлипывала Клавдия. Прикрываясь рукой, я наблюдала за развитием событий, и ощущение, что мы принимаем участие в съемках крутого боевика, усиливалось с каждой минутой.
   Из черного «Мерседеса» выскочили крепкие парни и тоже начали стрелять куда ни попадя.
   Тамара упала, издав негромкий крик, дорогая шубка стала набухать кровью.
   — Клавка, отползай к лесу! — крикнула я и энергично заработала руками и ногами.
   К счастью, увлеченный перестрелкой народ не обратил внимания на наш отход.
   Передвижение по-пластунски — малоприятное и нелегкое занятие, оно становится еще более трудным, когда ползешь по сугробам, а под пулями, свистящими над головой, и вовсе смертельно опасным. Впрочем, как раз ощущение опасности придало нам с Клавкой сил, и мы преодолели расстояние до леса в рекордно короткие сроки. Признаюсь честно, я чувствовала себя героем-разведчиком времен Второй мировой войны, случайно оказавшимся в тылу врага.
   Тем временем события приняли совсем скверный оборот: потери с обеих сторон были весьма значительными. Из восьми человек, затеявших стрельбу, четверо лежали на снегу в совершенно неестественных позах, еще двое пытались доползти до своих машин, вяло отстреливаясь. Им помогали пока еще целые приятели. Людей Тамары тоже здорово покосило: глухонемой Тимур, оба телохранителя и сама Тамара были, несомненно, мертвы. Пассажиры «Мерседеса» продолжали вести огонь, но как-то неохотно. Конец их страданиям положила чья-то пуля, угодившая в бензобак. Бабахнуло, что и говорить, здорово, «Мерседес» приказал долго жить, так же как и бедолаги, использовавшие его в качестве прикрытия. Наступившую тишину нарушало только потрескивание горевшего автомобиля и стоны раненых бойцов. Уцелевшие бандиты перетащили своих приятелей в джип и окинули поле боя суровым взглядом. Вероятно, исход сражения их удовлетворил, они кивнули друг другу, загрузились в свои джипы и убрались восвояси.
   Еще минут десять мы с Клавдией лежали, уткнувшись лицом в сугроб и стуча зубами от страха. Однако больше ничего интересного не происходило.
   — Что это было, Афанасия? — дрожащим голосом пропищала Клавка.
   Я приняла сидячее положение и охотно пояснила:
   — В современном русском языке это называется простым, но очень емким словом «разборка».
   — И что, она уже закончилась?
   — Как тебе сказать? Для Тамары и ее людей — определенно…
   — А для нас? — нетерпеливо перебила Клавдия.
   В ответ я лишь пожала плечами:
   — Хотелось бы верить, что и для нас тоже.
   Пойдем, надо выбираться отсюда.
   Мы с Клюквиной помогли друг другу подняться и, отряхнувшись, потопали по уже проложенным нами дорожкам.
   — Ни фига себе! — присвистнула Клавдия, когда мы добрались до места перестрелки.
   — Да-а, впечатляет, — согласилась я. — Налетели разбойники лесные и перебили супостатов. Правда, некоторые из разбойников тоже головушки сложили, но это уже издержки их профессии…
   — Хорошо бы еще знать, кто поедал этих разбойников.
   — Не берусь утверждать, но, по-моему, Клава, это и есть та самая третья сторона, о которой я тебе говорила.
   — А она за нас или как?
   — Прекрати болтать! — разозлилась я, потому что толкового ответа на этот вопрос сама не знала. Но Клавка выглядела такой несчастной, что моя злость куда-то испарилась, и я, погладив ее по плечу, миролюбиво произнесла:
   — Как там дальше все обернется, не знаю, но сегодня эта третья сторона появилась очень вовремя.
   Мы поравнялись с серебристой машиной, на которой приехала Тамара. Как ни странно, но на ней не было ни единой царапины, я имею в виду машину, разумеется. Я обошла вокруг автомобиля и, убедившись, что на нем можно передвигаться, открыла дверцу со стороны водителя. Ключи болтались в замке зажигания.
   — Садись, Клавдия, — пригласила я сестру. — Нынче удача на нашей стороне. Грех этим не воспользоваться.
   — Угу, я щас… — бросила Клавка и куда-то скрылась.
   Вернулась она довольно быстро, бережно прижимая к груди заветный чемоданчик, которым еще недавно соблазняла нас Тамара.
   — Ох, Клава, — покачала я головой, — жажда наживы тебя когда-нибудь погубит.
   — Сама говорила, грех удачу упускать, — напомнила Клюквина, ковыряясь с замками. — Эти денежки теперь как бы ничейные. Разве ж это правильно? У капитала должен быть хозяин, который сумеет им правильно распорядиться…
   — На себя, что ли, намекаешь? — я усмехнулась.
   Такая черта характера, как бережливость, Клавдии несвойственна. Она работает в одном очень престижном салоне красоты, получает хорошую зарплату и примерно раз в месяц озвучивает свою заветную мечту: начать копить деньги на загородный домик. Время идет, мечта остается мечтой, а деньги на ее осуществление никак не желают копиться, потому что Клавке все время необходимо чего-нибудь срочно приобрести. Самой нелепой покупкой Клавдии стала огромная клетка для попугаев. Птичками сестрица так и не обзавелась, зато клетка почти полгода занимает половину балкона.
   Мы уже выезжали на шоссе, когда Клюквина огласила салон истошным воплем:
   — Вот падла, твою мать!!!
   Я вздрогнула, хотела остановить машину, но с перепугу перепутала педаль газа с педалью тормоза, и мощный автомобиль, взревев многосильным мотором, рванулся вперед. Какое-то время ушло на его укрощение, однако я блестяще справилась с этой нелегкой задачей, съехала на обочину и набросилась на Клавдию:
   — Ты чего орешь, ненормальная?! Смерти нашей хочешь? Так нужно было под автоматную очередь бросаться…
   — Афоня, она нас подставила… — хлюпнула носом Клавка.
   Тут я заметила, что в руках она держит какие-то бумажки.
   — Что это? — кивнула я на них.
   — Это наши деньги.
   Всегда думала, что доллары выглядят несколько иначе. Я присмотрелась повнимательнее, но ни портретов президентов, ни прочих опознавательных знаков американских денег не обнаружила.
   — Конечно, — кивнула Клюквина после того, как я поделилась с ней итогами своих наблюдений, — потому что эта гадина Тамара подсунула вместо денег «куклу». Смотри, вот пачка, — продемонстрировала аккуратную стопку купюр, перетянутую резинкой. — Сверху и снизу настоящие сто долларов. А теперь — ап, ахалай-махалай, ляськи-масяськи…
   Сестрица сняла резинку и развернула деньги веером. Между первой и последней купюрой лежали обычные листы ровно нарезанной бумаги.
   — Здорово! — присвистнула я. — Значит, мы были правы, не доверяя Тамаре. Она и не собиралась платить. Думаю, если бы мы сегодня передали ей ампулу, то утро завтрашнего дня встретили бы уже в охлажденном состоянии. Ты, Клавка, не горюй, — попыталась я успокоить Клюквину. — Главное, мы живы и относительно здоровы. Тамаре в этом плане повезло меньше…
   — И поделом ей, — буркнула Клавка. — Господь не дурак, всем по заслугам воздает. Вот только денег жалко, я ведь уже прикинула, что на них купить можно…
   — Но ведь сколько-то там все же есть?
   — Две тысячи всего. Разве это деньги? Слезы одни! Да и неизвестно, вдруг они фальшивые.
   Посоветовав сестре философски отнестись к страшному удару судьбы, я тронулась в путь.
   Впрочем, Клавка совету не вняла, и всю дорогу то злобно ругалась, то Сокрушенно вздыхала, а пару раз даже всплакнула. Меня же мучило какое-то неясное предчувствие, и это здорово нервировало. Кроме того, не давал покоя вопрос, удалось ли Степке продать ампулу и кто выступал в роли покупателя?
* * *
   Фортуна сегодня была явно на нашей стороне, поэтому до дома мы добрались без происшествий и в рекордно короткие сроки. Зато по прибытии нас ожидал неприятный сюрприз: во всех окнах нашей квартиры горел свет. Оставить его включенным мы не могли по той простой причине, что уходили засветло. Значит, в доме находился кто-то посторонний.
   — Господи! — испуганно хрюкнула Клавдия.
   — Вряд ли это он, — клацнула я зубами.
   — Как быть? Может, милицию вызовем?
   — Можно, — кивнула я, — только потом.
   Сначала сами посмотрим, кто к нам пожаловал.
   Клавка задумчиво почесала за ухом, а потом согласно моргнула:
   — Оно, конечно… Только неплохо было бы обезопаситься. Ты, Афоня, ступай к дверям квартиры и подожди меня там, а я к Михалычу загляну.
   На мой взгляд, пенсионер Михалыч не мог выступать гарантом нашей безопасности, но своих идей у меня не было, поэтому пришлось последовать Клавкиным инструкциям. Я поднялась на третий этаж и замерла перед дверью.
   Выглядела она как обычно, следов взлома не носила, и даже замок оказался на месте. Однако мне было известно, что искусство проникновения в чужие квартиры нынче находится на довольно высоком уровне и отсутствие видимых повреждений на двери еще ни о чем не говорит.